uliss

Я помахал рукой официанту.

– Принесите нам водки, смирновской, со льда. И пива, тёмного, густого, чешского.

Глаза официанта на мгновение увеличились, но он вышколенно кивнул и бросился выполнять заказ. Психов это кафе на своём веку повидало больше, чем Канатчикова дача.

Секунд через шесть он вернулся, неся три рюмки и три бутылочки.

– Вы меня плохо поняли, друг мой, – сказал я. – Когда говорят "смирновской со льда", разумеют целую бутылку, лучше литровую. Запотевшую, со слезой.

– О-ла-ла! – обрадовался официант и добавил по-русски: – Le zapoy!

– О нет, – сказал я. – Это ещё не zapoy. Это пока ещё называется guljaem!

– Guljaem! – с ещё большим восторгом воскликнул официант и пропал.

Возвращался он, танцуя. Исполинская бутыль "столового вина №21", действительно запотевшая, была оборудована хитроумным гидравлическим устройством, позволяющим наполнять рюмки, не тревожа всего вместилища. На нас начали оглядываться.

– Галлон, – с тихим благоговением сказал Атсон. – Как давно я не видел живого галлона!

На лице Габриэля отразился экзистенциальный ужас. Должно быть, он понял в эту секунду, что выбор им уже сделан, и выбор этот роковой.

– Бесподобно, друг мой! – воскликнул я. – А теперь – не найдётся ли в вашем гостеприимном заведении хотя бы один стакан с семнадцатью гранями?

Официант выронил поднос, но успел его подхватить.

– Да, месье. Один должен быть. Но это не простой стакан. Когда месье Шаляпин демонстрировал мощь своего голоса, именно этот стакан из дюжины выдержал. Только не разбейте его.

Стакан принесли в серебряном подстаканнике. Я осторожно извлёк священный сосуд из оправы и водрузил его на середину стола.

– Друзья мои! – я встал. – Все знают, что беспричинное пьянство неизменно ведёт к распаду семьи, частной собственности и государства. Но мало кто знает, какой знаменательный день сегодня не отмечает человечество. Двести лет назад в этот день великий русский учёный Михайла Васильевич Ломоносов продемонстрировал графу Шувалову первое изделие стеклолитейной мастерской – вот точно такой же русский гранёный стакан. Граф Шувалов взял в руки тёплый стакан, прижал его к груди и произнёс исторические слова: "Сосудом сим слава России прирастать будет!" Прошу выпить за славу России!

Мы встали и выпили – ещё из тех первопринесённых маленьких рюмочек.

– А теперь, Билл, я хочу продемонстрировать вам приготовление знаменитого коктейля "Йорз"... Позвольте вашу недокуренную сигарету.

С некоторой оторопью он протянул мне дымящийся окурок. Я двумя пальцами взял этот ещё тёплый трупик и бросил на дно стакана. Все неотрывно смотрели на меня.

Окурок я залил водкой. Коротко зашипело, взлетел парок.

– Смотрите, Билл. Ровно половина объёма – водка.

– Да-да.

– Теперь берём пиво...

Я долил водку пивом – вровень с краем. Пенный ободок быстро истаял.

– Вот и всё, Билл. Теперь вам остаётся выпить это.

– С окурком?

– Можете его потом выплюнуть, это не возбраняется.

– Понятно. Хм... – он оглядел публику. Публика притихла и смотрела внимательно: что же будет. – Если сегодня вы доберётесь до Сартра, заделайте ему такой же коктейль, только вместо окурка бросьте туда муху.

Он опрокинул в себя стакан, потом деликатно нагнул голову и выплюнул окурок в горсточку.

– Долго ждать? – спросил он.

Я посмотрел на часы.

– Минут десять. Потом наступает трупное окоченение.

Атсон закурил новую сигарету и стал вместе со всеми ждать окоченения.

– Да? – сказал Габриэль. – А сами-то вы что же?

– Нет проблем, – сказал я, отнял у Атсона сигарету и повторил всю процедуру. Ксерион в организме имеет счастливое свойство сжигать алкоголь, об этом его побочном действии я не говорил Атсону, умиравшему от лучевой болезни в больнице "Маунт-Синай". Сам же Билл свою непоколебимую крепость объяснял наследием Атсона-старшего. К сожалению, весть о том, что Билл попал в плен к японцам, угробила славного старика...

Атсон всё не коченел, и Габриэль решил вступиться за честь la belle France.

<......>

– А Питер Пэн умел пить? – сказал Атсон. – Представьте себе весь ужас жизни бедного мальчонки – тебе всё время двенадцать лет, и ни одна скотина не нальёт тебе хотя бы пива, боясь потерять лицензию.

Я пустился в пространные рассуждения насчёт того, что Питер Пэн и русский Кащей Бессмертный – это один и тот же трудный подросток, поскольку слово "кащей" обозначает отрока, а бессмертный – сами понимаете...

– А вот Алиса пила непременно, и крепко пила, – сказал Атсон, всё глубже впадая в детство. – Ух, как она пила! Разве трезвой девочке могла привидеться вся эта нечисть? И Гулливер пил...

– Отнюдь! – воскликнул Габриэль, отирая пену с усов. – Гулливер, месье, принимал ЛСД. Оттого-то люди и казались ему то большими, то маленькими.

– Может быть, и Красная Шапочка пила? – спросил я, готовя новую порцию "ерша" (окурком мы решили на этот раз пренебречь – пьют же мартини без вишенки).

– Конечно! – воскликнул Атсон, принимая недобитый Шаляпиным стакан. – Топать через тёмный лес с волками – обязательно тяпнула на дорожку, и чёрт стал ей не брат...

Постепенно в этот тёмный лес с русским именем guljaem стали втягиваться и другие литературные персонажи за компанию с авторами, а там, смотри-ка, начали появляться и люди...

– Разве это ёрш, господа! – сказал высокий худой человек со щегольскими усиками. Его французский был превосходен, но я всё равно признал в нём соотечественника. – Это баловство, а не ёрш. Если здесь найдётся чай...

Чай нашёлся, а вот за спиртом пришлось послать в ближайшую аптеку. Компатриот, представившийся Виктором Платоновичем, литератором из Киева, потребовал в качестве сосуда для заварки отнюдь не традиционный пузатый чайник, но пустую консервную банку, лучше слегка заржавевшую. Я кивком подтвердил правомерность заказа. Виктор Платонович сказал, что в идеале вода должна быть вскипячена на костерке, но это было уже лютое эстетство. Довольно и того, что банка, как и полагается при заварке чифира, была накрыта сверху завалявшейся в кафе после ремонта рукавицей маляра – за неимением брезентовой верхонки.

Виктор Платонович сказал, что "Эрл Грей", конечно, не то, хотя для французов сойдёт.

Когда официант притащил с плиты банку с дымящимся деготно-чёрным напитком, литератор из Киева взял бутылочку со спиртом и стал тонкой струйкой сдабривать варево.

– Этот ёрш, господа, называется "Колымское шило", – сказал он. – После него можно трое суток не спать. Очень помогал в Сталинграде...

Андрей Лазарчук, Михаил Успенский "Посмотри в глаза чудовищ"