– Ну хватит! Что ты тут устроил? – строго сказал он и встряхнул меня, будто тряпичную куклу. В его больших ладонях я казался не более чем игрушкой.
На одном дыхании я выдал ему всю информацию, что знал: о священнике, судье, смерти Робин, об Амалии, которая спрятана в темной, сырой комнате, похожей на пещеру. Закончил рассказ тем, что она еще жива, и нужно немедленно спасти ее. Констебль терпеливо меня выслушал, и пару раз я заметил едва уловимые признаки любопытства, когда он прищуривал глаза и морщил лоб на словах о судье и гибели Робин. Он явно не считал мои слова полной чушью, но и не доверял мне.
– Это очень серьезные обвинения, сынок, – тихим низким голосом ответил констебль, будто не хотел быть услышанным кем-то еще. – Ты утверждаешь, что мистер Фредерик Пуч, почетный слуга закона, судья Королевского суда Великобритании – убийца. Ты осознаешь это?
– Да, сэр, – пролепетал я.
– Я могу посадить тебя за лжесвидетельство. Это значит за клевету. Ты понимаешь значение этого слова? Врунишки должны сидеть в тюрьме.
Сейчас это кажется мне до безумия глупой провокацией, но в 9 лет я испугался до усрачки. Они посадят меня, как дядю Билла, или казнят, как папу Тимми! Но если я могу спасти Амалию…
– Кто рассказал тебе все это? – не дожидаясь ответа спросил он.
Конечно, я не сказал ему всей правды. Интуитивно чувствовал, что ту часть моей жизни нужно держать в тайне, по крайней мере, пока. Я уже понимал, что другие люди не обладают таким же даром.
– Священник сказал мне, – в принципе, так и было, хоть я не уточнил каким образом.
До этих пор Кэтрин не вмешивалась, а теперь нетерпеливо вскричала:
– Так вот почему эта скотина сбежала! Аманда видела, как Рахель второпях уехал со своими скромными пожитками, включая золотые кресты, конечно же, коими он недавно украсил церковь.
– Стоп, стоп, стоп. Во-первых, почему сразу не сообщили, что один из подозреваемых покинул деревню? Во-вторых…
– Мы должны быть в курсе, кто у вас водится в подозреваемых, мистер Дерман? – прервала его Кэтрин. – Давайте вспомним, чем закончились истории ваших бывших подозреваемых. Найджел, вроде бы, лежит в могиле, а бедный Билл отдувается в тюрьме за чужие преступления.
Сэму не понравился этот упрек, он угрожающе нахмурил брови, стукнул кулаком по столу. Кэтрин не дернулась.
– Нет никаких оснований полагать, что эти дела взаимосвязаны! – вскричал он.
– Так уж никаких? Не нужно делать из меня дуру, мистер Дерман, – Кэтрин сохраняла хладнокровие, хотя голос звучал с надрывом. Мне казалось, она готова заплакать сию минуту. – Я по вашему лицу прекрасно вижу: что-то тут нечисто. Видимо, мне вы не расскажете. Тогда выслушайте мальчика.
Они одновременно обернулись в мою сторону, словно вдруг вспомнили о присутствии несуразного маленького мальчика.
– Значит, говоришь, священник сам рассказал тебе? – недоверчиво спросил констебль. – Интересно, зачем ему это?
За меня ответила Кэтрин. Она снова встала на мою защиту, возможно, из-за слабой надежды, что я прав и Амалия жива, но мне кажется, Кэтрин просто не могла по-другому.
– Вероятно, его наконец заела совесть? Да и какая к черту разница!? У вас есть признание, вы можете найти мою дочь!
– Все не совсем так. У меня есть только слова мальчика, который ссылается на слова другого человека.
– Не порите чушь! Вы должны обыскать дом судьи!
– Вам не следует указывать мне, что делать, миссис…
– В любом случае мы отыщем вашего местного священника и выбьем из него показания. Если ему что-то известно, мы это выясним.
– Да, выбивать вы умеете, это я знаю, – сказала Кэтрин осуждающе, и было ясно, что констебль прекрасно понял суть упрека. – Но сколько времени вы планируете потратить впустую, пока моя дочь будет в лапах этого маньяка!?
– У нас нет никаких доказательств, что это действительно так.
– К черту доказательства! Будете ждать, пока она умрет!?
– Хочу, чтобы вы немедленно поехали в дом этого человека и обыскали его.
– Мне действительно нужно объяснять, почему я не могу без оснований завалиться в дом уважаемого судьи и требовать, чтобы он меня пустил?
Кэтрин сжалась в сидение.
– Если ему нечего скрывать, он пустит вас.
– Нет. Фредерик Пуч человек очень гордый. И высокомерный. Учитывая его положение, имеет на это право. Мой визит он воспримет как оскорбление и…
– И полетят головы, верно? Вас лишат должности. Да и к черту! Хоть бы вас всех поувольняли, дерьмоеды сраные, только бы моя дочь была еще жива! – Кэтрин уткнулась лицом в ладони и наконец дала волю слезам.
Я молчал. Мне больше нечего было добавить. Наивно было полагать, что все дружно побегут спасать Амалию. Констебль молча наблюдал за Кэтрин, она немного успокоилась, затем заговорила вновь:
– Извините. Вот бы вы знали, что творится у меня в душе. Столько злости не способно выдержать ни одно человеческое сердце!
Сэм Дерман сочувствующе посмотрел на нее, в его глазах отражалась борьба.
– Послушайте, вы в отчаянии и цепляетесь за соломинку, я понимаю, но тем не менее не хочу, чтобы вы совершили какую-нибудь глупость… Давайте так: пока наши люди объявят в розыск священника и займутся его поисками, я… что-нибудь придумаю. Найду причину попасть в дом мистера Пуча.
– Вы правда это сделаете?
– Даю вам слово. Отвезите мальчика домой, а сами, пожалуйста, не вмешивайтесь.
Я считал это победой. Мы с Кэтрин ушли из полицейского участка, полные надежд, и, честное слово, она даже поцеловала меня. Нет, расцеловала в обе щеки, ну знаете, как делают бабушки со своими внуками, когда давно их не видели. Не Мэри, конечно же, она так никогда не делала, но позже я не раз наблюдал подобное в других семьях.
– Ты всегда был нашим героем, Робин, – сказала Кэтрин на прощание. К тому времени имя Робин плотно срослось со мной, как корни тысячелетнего дуба с землей. Не знаю, что конкретно она имела в виду, свою семью или деревню в целом, да это было и неважно…»
– Значит, констебль поверил вам. Может, как раз в этом была победа?
– Не романтизируйте. Он поверил мне, потому что, как я выяснил позже, давно копал под судью. Просто не нарыл существенных доказательств.
«Дома я представлял, как радостно мы встретим Амалию. А узнав кто на самом деле спас ее (Кэтрин обязательно ей расскажет), Амалия кинется мне на шею и благодарно поцелует. Больше мы не расстанемся, и все будет забыто. Я воодушевленно бросался к окну при каждом звуке, надеясь услышать вой сирены, но к вечеру мой запал потух. В тот день я не дождался никаких новостей, да и на следующий тоже. Несколько дней я не посещал школу, так как не видел смысла, и мучился в томящем ожидании, бродяжничая по полям и вблизи леса. По деревне ползли слухи о странном побеге епископа, кое-кто даже начал намекать, что его исчезновение связано с похищением дочки Кэтрин, но не решался вслух озвучить мысль, застрявшую на языке.
Я ни с кем не общался, поэтому никто и не подумал лично сообщить мне о том, что произошло после. К сожалению, я сам прочитал эту новость, когда дед, листая газету, вдруг радостно вскричал: «Мэри, ты не поверишь! Ваш любимчик в тюрьме!». Я вырвал листы из его рук и убежал, пока дед орал ругательства мне в след. Убедившись, что за мной не следуют, я стал глазами выискивать какую-то информацию об Амалии.
«ШОКИРУЮЩАЯ НОВОСТЬ ВНОВЬ ПРИШЛА ИЗ ЭМБЕРЛИ: НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПОЙМАН КАНДИДАТ В ВЕРХОВНЫЕ СУДЬИ... В СВОЕМ ОСОБНЯКЕ НЕДАЛЕКО ОТ ПЕЧАЛЬНО ИЗВЕСТНОЙ ДЕРЕВНИ… ЕМУ БУДУТ ПРЕДЪЯВЛЕНЫ ОБВИНЕНИЯ В УБИЙСТВЕ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ!»
Значит, его обвинят в смерти Робин? А что насчет Амалии? Где же хоть слово…
«КОНСТЕБЛЬ СЭМ ДЕРМАН ПРОДЕЛАЛ КОЛЛАСАЛЬНУЮ РАБОТУ… СУДЕБНЫЙ КОМИТЕТ ТАЙНОГО СОВЕТА ДО ПОСЛЕДНЕГО СТОЯЛ НА ЗАЩИТЕ ФРЕДЕРИКА ПУЧА… РАЗРЕШЕНИЕ ОТ САМОГО ЛОРДА-КАНЦЛЕРА… СУДЬЮ ОЖИДАЕТ ПРОЦЕДУРА ИНМПИЧМЕНТА[1]…»
Много ненужной белиберды, и совсем ничего про Амалию. Каждая строчка была о нем и только о нем. Я перечитывал снова и снова, пока до меня наконец не дошло.
«ЕМУ БУДУТ ПРЕДЪЯВЛЕНЫ ОБВИНЕНИЯ В УБИЙСТВЕ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ!»
Амалия. Речь о ней, конечно же, о ней, правда никто и не подумал хотя бы упомянуть ее имя. Мы опоздали. Я ожидал этого, тем не менее мой мир раскололся надвое. Все было зря. Я потерял ее. Навсегда.
Следующие дни были полны ужаса. Журналисты атаковали нашу деревню с дьявольской силой: они преследовали Кэтрин, караулили под нашими дверями, даже кидали камни в окно моей комнаты, терроризировали родителей Энн-Мари и других жителей. Дед гонялся за ними с охотничьим ружьем, но и это не помогало. Они как звери готовы были разорвать нас на куски за любую информацию. Бабушка вела себя отстраненно, пытаясь делать вид, будто ничего не происходит, и меня учила тому же.
«Не обращай внимания, они как дикие собаки: реагируют, только если смотреть прямо в глаза».
Но вам, наверно, интересны подробности того, что произошло в следующие несколько дней после разговора с констеблем. Сэм Дерман успешно справился с задачей, поймал опасного преступника, и сейчас я понимаю, насколько это было нелегко. Теперь его ждало повышение и прочие блага. Группа полицейских окружила дом Фреда Пуча, имея на руках ордер на обыск его дома, а получить ордер в отношении судьи задача практически непосильная для скромного констебля. Так же думал Фред Пуч, что его и сгубило. В подвале дома они обнаружили свежий труп Амалии, от которого убийца, очевидно, не торопился избавиться. Она была утоплена в ведре с водой. Не стану пестрить лишними деталями, скажу лишь, что нескольких полицейских вывернуло наизнанку при виде того, что осталось от девочки. А у судьи на лице не дрогнул ни единый мускул. Полнейшее спокойствие. Они не забрали его в тот день, так как нуждались в новой бумажке, разрешающей арест, но и сбежать ему не позволили, устроив круглосуточное наблюдение. Вскоре его все же арестовали, хотя долго не могли предъявить обвинение. Каким-то образом ублюдок стал почти неуязвим перед законом.
Бог покинул Эмберли. Церковь пустовала после побега священника, бар Билли Боба стоял заброшен с момента его ареста, людям больше негде было собраться вместе и побеседовать. Им было стыдно признать, что судья и священник, кем все восхищались, обвели их вокруг пальца, а сами оказались преступниками. Теперь весь свой гнев жители направили на систему правосудия, что позволила убийце так долго гулять на свободе. Они жаждали справедливости и пристально следили, чтобы Фред Пуч получил по заслугам.
Мы с бабушкой вновь давали показания, и в этот раз мой рассказ про Черного Шака слушали с бОльшим вниманием. Я смотрел на Сэма Дермана с немым укором, потому что он не спас Амалию, не сделал то, что обещал. Я доверился ему, но он позволил судье забрать мою дорогую подругу, а сам считается героем… Вероятно, он чувствовал мой гнев. Я видел в потухшем взгляде, суровом тоне и сгорбленной спине, что новое положение вовсе его не радует. Может, в нем было больше совести, чем я тогда понимал. Но все же мне важно было знать, что он сделал все, что мог, поэтому на прощание я протянул ему руку, совсем по-взрослому, понимаете? По-мужски. После секундной запинки он наклонился и пожал ее. Я крепко вцепился в большую ладонь и закрыл глаза…
…И узнал, что дождливым вечером после нашего разговора мистер Дерман действительно навещал дом судьи. Заросший сад, отсутствие фонарей на улице и света в окнах сразу смутили его. Он зарядил оружие и держал руку наготове. Долго никто не желал отпирать дверь, но констебль продолжал упорно звонить и стучать, и спустя долгих тридцать минут судья вышел на порог. Он удивился, увидев полицейского, окатил его холодным взглядом, но не выразил никакого беспокойства.
– Мистер Пуч, меня зовут…
– Я знаю, кто вы, что вам здесь нужно?
Констебль не ждал теплого приема, поэтому не удивился, тем не менее слегка растерялся.
– Я хотел бы побеседовать с вами. Позвольте войти в дом и…
– Не позволю. Это частные владения. Кто дал право входить сюда без разрешения? – судья напирал на полицейского, он сделал шаг в его сторону. Он был ниже ростом, но гораздо больше в ширину. Сэму пришлось отойти назад и спуститься на одну ступеньку. Он понял, что действовать нужно смелее и резче.
– Скажу прямо: у меня есть основания полагать, что в вашем доме находится пропавшая девочка. Если бы вы впустили меня, мы могли бы уладить это без…
Внезапно судья рассмеялся, но не весело, а скорее, как антигерой в злой комедии: громко, наиграно, демонстративно.
– Ты хоть знаешь, кто я такой, щенок? – уже серьезным тоном спросил он. Судья давил авторитетом, но констебль не испугался. Раз пришел, иди до конца.
– Сэр, давайте не будем усложнять ситуацию. Мы могли бы легко решить…
– Я могу усложнить тебе жизнь. Завтра же лишишься должности. Ты ворвался на частную территорию, нарушив…
Неожиданно полицейский услышал странный звук из дома, словно кто-то постучал по трубе, по крайней мере, такие у него возникли ассоциации.
Снова стук. Судья повысил голос.
– …сообщу твоему начальству! Прощайся с…
– Что это за звук? – повторил полицейский, сделав шаг вперед, судья не сдвинулся с места.
– Какая разница? – злобно ответил он. – Крысы.
Стук. Стук. Стук. Будто маленькая ручка медленно бьет камнем по трубе.
Констебль услышал крик, Пуч постарался заглушить его, но тот все равно прорвался. Слабый, еле слышимый, но все же Сэм различил в нем голос девочки. Он инстинктивно схватился за пистолет, встал в позу боевой готовности.
– Ты что делаешь, щенок паршивый!? – заорал судья.
– Сэр, поднимите руки так, чтобы я их видел!
Судья быстро успокоился, выдавил легкую улыбку, но рук не поднял.
– Вы не войдете в дом, констебль. Мне стоит напомнить вам, что неприкосновенность судьи включает в себя неприкосновенность его личности, жилых и служебных помещений? – его голос был тих и размерен, никакого следа гнева. – Но вы ведь и так знаете, верно?
Пуч с издевкой поднял руки, потряс ими и опустил обратно.
Сэм понял, что его загнали в ловушку. Закон не дает ему права войти в дом, несмотря на крик, что он слышал. Констебль был уверен, что нашел бы там полуживую девочку, привязанную к трубе. Он мог бы спасти ее, да, но… но тем не менее это нарушение закона. Судья неприкосновенен. До тех пор, пока нет разрешения свыше. Сэм мог бы вызвать сюда хоть бригаду полицейских, и все бы они дружно стояли и слушали крики ребенка, не имея права зайти внутрь. Такой вот идиотский механизм правовой системы! Он мог бы зайти… мог бы. Девочка будет спасена. Но ему это так не оставят. Он лишится всего, возможно, сядет в тюрьму. А если еще придется выстрелить в судью, ему точно конец… но зато девочка…
– Сэр, кто кричал? – он продолжал целиться в судью.
– А кто кричал? – ублюдок стал разыгрывать дурака. Он вновь поднял руки и сделал безобидное лицо. – Пожалуйста, успокойтесь! Вам что-то послышалось, и вы можете наделать глупостей. Прежде задайте себе вопрос: вы уверены? Уверены, что не показалось? На кону слишком многое. Я правда беспокоюсь о вас.
Констебль на мгновение засомневался. Боже, если девочка вновь закричит, он выстрелит, точно выстрелит, и будь что будет…
Но она не закричала. К сожалению, нет. А если, действительно, лишь игра воображения? А если он ничего не найдет? Чтобы обыскать это здание, нужен не один час и не один человек, без ордера на обыск и команды, он будет искать девочку бесконечно. К тому времени судья сам вызовет полицию.
– Только я и крысы, черт бы их побрал. Я раскидал отраву по всему дому, и иногда они пищат слишком громко. Последний предсмертный вопль. Понимаете?
От явной провокации констебль крепче сжал рукоятку пистолета. Сейчас или никогда.
«Если услышу крик – выстрелю. Давай же, давай… почему ты молчишь?».
Может, она потеряла сознание?
– Так и быть. Я понимаю, – продолжил судья, игриво жестикулируя руками. – Начальство давит, общество давит, вы перенервничали, идете на все, чтобы найти бедное дитя. На первый раз я вас прощаю. Забудем о том, что вы нарушили пол дюжины законов, придя сюда и тыча в меня пистолетом. Но впредь без решения вышестоящих лиц чтоб я вас больше на своей территории не видел. Понятно? – и дверь захлопнулась перед лицом констебля.
Какое-то время он стоял в той же позе, целясь вперед, затем нерешительно опустил пистолет. Поняв, как ловко его обвели вокруг пальца, он ощутил приступ гнева и стал бить кулаками в дверь.
– НЕ ТРОГАЙ ДЕВОЧКУ, ПУЧ! ТЫ СЛЫШИШЬ? Я СКОРО ВЕРНУСЬ, И ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ НАВРЕДИТЬ ЕЙ! ДУМАЕШЬ, ТЕБЕ ВСЕ ДОЗВОЛЕНО? ТЫ НЕ ГОСПОДЬ БОГ, СЛЫШИШЬ? ТЫ НЕ ГОСПОДЬ БОГ!
Никто не ответил, дом снова погрузился в мертвую тишину.
«Нужно все сделать правильно», – решил он, – «да побыстрее».
Далее следовала череда событий, связанных с объяснениями перед начальством, поисками священника, выбиванием из него признания (что было самым легким из списка), сбором улик и доказательств и получением нужных документов в сложной бюрократической системе. Как бы они ни старались – быстро не получилось. Полиция потеряла три дня, этого времени оказалось достаточно, чтобы Амалия исчезла навсегда.
Судья не покидал своего дома, хотя пару раз выходил во двор, делая вид, что рассматривает заросшие кусты. Догадывался ли он о слежке? Конечно. Его прижали к стенке, но он все равно ее убил. Амалию. Как будто хотел показать всем, что ничего не боится, что и здесь сможет выйти сухим из воды. Правосудие... Не смешите меня! Он жил в этой системе, варился в ней годами и точно знал, как работает этот механизм.
Но я отвлекся. В душе мистера Дермана я нащупал сожаление, боль и стыд. Он гнил заживо из-за чувства вины перед Кэтрин, и никакие почести и повышение по службе не могли унять его страданий.
«Хорошо. Страдай. Ты заслужил», думал я.
«Она никогда тебя не простит. И я тоже».
Судье наконец предъявили обвинения в хищении и убийстве Амалии, и Сэм Дерман активно работал над тем, чтобы устроить пересмотр дел о смерти Робин и Энн Мари и добавить их к обвинению. А также дел об издевательствах над другими девочками. В этом ему очень помогли показания Эда Финча. Я как-то упоминал о нем, вы помните? Деревенский и, можно сказать, беспризорный мальчишка, жил с неродной теткой, которую не особо заботила его судьба, и иногда подрабатывал у Пуча: таскал продукты, покупал какие-то вещи. Он выполнял и другие поручения. Например, выкрасть платье моей сестры и уйти незамеченным. Да. Ради денег он бы и не такое сделал. Правда стоило полиции прижать его к стенке, как тут же все и выдал.
Общество тем временем пришло в бешенство: если главный слуга закона оказался детоубийцей, то чем грешат остальные? Журналисты рвали и метали, на страницах газет разразился настоящий пожар, где каждая строчка пылала гневом. Они прозвали поместье судьи: «ДОМ УЖАСОВ ФРЕДДИ». Я никогда там не был, по крайней мере наяву, но почему-то мне кажется название отлично отражает действительность…
Кстати, я не упомянул одну интересную деталь. Вам она понравится, ведь это – простой ответ, а вы не любите сложностей. Среди сотен чучел животных и их миниатюрных деревянных трупиков, обнаруженных в доме Пуча, была найдена голова взрослой особи волка – черная, как смоль, и огромная, как морда льва, – с вставленными красными глазами, стилизованная под маску. Да… Загадка Черного Шака раскрыта. Как оказалось, самодельные маски из чучел зверей – еще одно увлечение Пуча. Он продавал их перед Хэллоуином, но успеха в этом не имел, главным образом из-за специфического трупного запаха, так что они просто хранились в подвале, как трофеи.
Итак, черная маска послужила одной из важных улик в деле судьи. Она же заставила Сэма Дермана понять показания детей.
Время шло, и никто не сомневался, что судья получит возмездие за все свои злодеяния. Но мы живем не в справедливом мире, а в мире правосудия, и им управляет закон, а как нам известно, Фред Пуч – и есть закон... В конце концов, ему удалось найти какую-то лазейку, несостыковку, позволяющую выйти на свободу в ближайшие несколько месяцев. Суд над ним провели быстро и строго конфиденциально, вдали от любопытных глаз, и я ничуть не сомневаюсь, что ему помогли – в их деле принято прикрывать своих. Решение было принято, и вскоре бывшего судью планировали перевести в окружную тюрьму для отбывания наказания. Общество приняло эту новость с дикой яростью, но кто бы спрашивал их мнения? Таким образом, человек разрушивший наши жизни, избежал всякой ответственности…»
– Так скажите мне, что это: ошибка закона? Огромная несправедливость? Или наглое использование своего положения? По-моему, никто не должен обладать такой властью.
– В любой системе есть изъяны, но это не значит, что вся она не работает.
– Ваша система прогнила изнутри. А вы до сих пор этого не видите?
– На месте Сэма Дермана вы бы поступили иначе?
– Я бы сделал все, чтобы спасти Амалию.
– Почему вы считаете, что ради спасения нужно нарушать закон?
– А почему сраная бумажка должна быть важнее справедливости?
– Мне бы хотелось, чтобы вы научились делать правильный выбор.
– А мне бы хотелось прожить совершенно другую жизнь, но мне не дали этого выбора. Я лишь пешка в игре, где ни на что не влияю.
– Иногда пешка меняет все. И ваша жизнь в итоге повлияла на многих.
– Еще скажите, что каждой пешке суждено стать дамкой. Пафосно и наивно.
– Не каждой, но вы изменили многое. Судьбу всех будущих жертв. Благодаря вам поймали убийцу.
– Вы выставляете меня чуть ли не героем. Но правда в том, что я никого не спас. Ни сестру, ни Амалию, ни даже себя. Я не герой, Амалия.
– Я готов рассказать, чем все закончилось.
[1] Импичмент – это название процедуры, с помощью которой законодательный орган может отстранить высокопоставленное должностное лицо или члена правительства. Цель этой процедуры увольнения – дать возможность возбудить уголовное дело в отношении уволенных высокопоставленных должностных лиц.
