За Правду

Как известно, конституция является основным законом страны, регулирующим отношения личности и общества в категориях права. Конституционные уложения не могут быть произвольны, они исходят из общественного согласия, общепринятого образа жизни и господствующих производственных отношений. В своей этической основе любой закон должен иметь целью общественное благо, гарантировать равные права каждому гражданину. Рассмотрим с этих позиций Статью 2 Конституции РФ, принятой при известных обстоятельствах в декабре 1993 года. То, что статья помещена в Раздел I, Главу 1, под номером 2, говорит об исключительной важности, которую законодатель придавал её положениям. Статья провозглашает:
«Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства».

Что здесь может вызывать сомнение? Даже в таком бастионе «демократии» как США в конституции нет такого определения. Американский законодатель, «народ Соединенных Штатов», пошел по пути детальной правовой регламентации и ограничения деятельности органов власти, а то, что можно отнести к «правам личности», были приняты и ратифицированы позднее в виде поправок в соответствии с пятой статьей конституции США.

И всё же, в Статье 2 российской Конституции заключено серьезное противоречие. Провозглашение человека высшей ценностью означает, что человеку нет меры в мире вещей, что он сам есть мера всего сущего. Следовательно, если стоять на почве реальности, наполнение подобной декларации практическим смыслом возможно лишь с признанием фактического равенства людей. Действительно, все люди равны в том, что каждый живет лишь одну, свою единственную и неповторимую жизнь. Все люди равны в том, что никто в здравом рассудке не отдаст свою жизнь ни за какие материальные блага. Все люди в равной степени являются общими наследниками всего того материального, научного, культурного наследия, без которого немыслимо существование современного человека. Все люди объединены общественным характером производства, как работники одного гигантского предприятия, солидарно занятых общим делом – общественно-необходимым трудом, регулированием отношений обмена веществ между человеком и природой.

Но необходимый труд не может быть привилегией, так же как, и подавно, не может быть привилегией праздность. Поэтому, фактическое равенство людей может быть установлено только с равенством трудового участия и равенством в удовлетворении рациональных, разумных человеческих потребностей. Равенство трудового участия заключается в равном для всех времени, отдаваемого на общественно полезную деятельность. Это справедливо, так как если жизнь каждого человека бесценна, то бесценно и его время, независимо от должности, таланта, способностей или амбиций. Нельзя закон подчинять шантажу некой «сильной личности», которая устанавливает предпочтение для себя якобы в силу свой большей «ценности» или «важности» или «трудолюбия», навязывая обществу правила игры в своих интересах. С обществом не торгуются. Либо живешь как все и работаешь как все, либо не живешь. Никто не неволит. Как говорится, торг в этом случае неуместен.

Внимательный читатель наверняка заметил, что логическим следствием из определения человека высшей ценностью является принцип коммунистического общества: «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Так в чём же дело? Где же коммунизм в России?

Дело в том, что означенные «права и свободы», устанавливаются произвольно, исходя из корыстных интересов господствующих классов, без оглядки на «высшую ценность». Это все равно, что декларировать: «Человек есть высшая ценность. Его право иметь рабов защищено государством». «Право» иметь рабов превращает положение о человеке, как высшей ценности в фиговый листочек, камуфлирующий последующее законодательное неприличие. Права и свободы человека не должны распространяться до посягательств на равенство, не должны затрагивать права и свободы другого человека. Это и есть этическая основа конституции в обществе, претендующим на цивилизованность.

Кстати, сам принцип равноправия исходит из признания равенства людей, как и было отмечено в Декларации независимости, единогласно принятой представителями тринадцати штатов Америки 4 июля 1776 года в заседании Второго Континентального конгресса в Филадельфии:
«Мы считаем самоочевидными следующие истины: что все люди созданы равными, что они наделены Создателем неотъемлемыми правами, среди которых имеется право на жизнь, свободу и на стремление к счастью...»

Буржуазными конституциями совершается лукавая подмена: фактическое равенство людей подменяется «равноправием», «равными возможностями», что на деле означает узаконивание неравенства, подавление прав и свобод подавляющего большинства граждан.

Каковы условия практической реализации общественного устройства на основе признания человека высшей ценностью, а, следовательно, на основе равенства? Реально ли это?

Да, реально, поскольку существование такого общества не противоречит никаким известным физическим законам. Более того, такая форма общественных отношений есть единственно возможное условие достойного человека бесконфликтного существования среди себе подобных. Такое общество исключает «свободу» преследования частного интереса, направленного на нарушение равенства в свою пользу. Такое общество не может быть построено на обмене, на принципе: ты – мне, я – тебе. Такое общество не нуждается во лжи, как средстве извлечения односторонней выгоды, оно не нуждается в насилии, как способе обеспечения «прав собственника» и не нуждается в «справедливом» распределении, так же как и в «чиновниках»-распределителях.

Нетрудно заметить, что противодействующим разумному общественному построению фактором является наличие производственных отношений основанных на частной собственности, на стихии товарного обмена. Поскольку на современном уровне развития производительных сил все народное хозяйство монополизировано и являет собой единый организм, противоестественно расчлененный из соображений частной выгоды, то интересы общественной пользы требуют обобществления собственности,  устранения противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения и распоряжения. Превращения всего общества, по выражению В. И. Ленина в «одну контору и одну фабрику с равенством труда и равенством платы».

Представим себе крупный завод, производящий, к примеру, автомобили. Его цеха и подразделения не торгуют, не обмениваются между собой товарами, вся его  производственная деятельность определяется технологическими планами и графиками. Один цех произвел кузова, другой – амортизаторы, третий – двигатели, согласованно поставили изделия на сборку и получили на выходе готовый автомобиль безо всяких «рыночных» шаманств. Завод этот принадлежит всем работающим в нем на равных правах. Все равно заняты, имеют равные жилищные условия и равную степень удовлетворенности своих потребностей. На одном из собраний эти работники посовещались и решили присоединить к себе в качестве цеха сельскохозяйственное производство. Как и прочие цеха, оно было включено в плановый технологический цикл на общих основаниях. Затем, в качестве «цехов» были подключены учреждения образования, медицины, науки, культуры и т. д. Работники получили бесплатное питание, образование, жилье, здравоохранение, коммунальные услуги, отдых, обеспеченную, достойную старость. В конечном итоге, вся страна становится единым производственным комплексом с равенством трудового участия и равенством в потреблении.

Именно так построена социалистическая экономика. Никаких «оплат по труду», премий, налогов и прочих виртуальностей, совершенно ненужных в реальном деле. Расчет себестоимости, анализ оптимальности тех или иных технических решений производится из оценок трудозатрат, временной мерой, но не рублями или долларами.

У каждого члена социалистического общества с самого рождения есть всё необходимое для полноценной жизни, для профессионального и культурного роста, а чего нет – равно доступно в общем пользовании. Для удовлетворения индивидуальных потребностей служит начисляемая всем поровну плата. Расчеты на потребительском рынке обеспечиваются при помощи персональных «денег» («трудовых квитанций», по Марксу), физически представляющих собой обычные персональные кредитные карточки. В этих условиях ликвидируется сама экономическая основа неравенства, обессмысливается «материальный интерес», а наёмный труд обращается в осознанную необходимость, т. е. становится свободным занятием свободных людей.

Аргументы невежественных «экономистов» об «отсутствии стимулов», «уравнивании ленивых и трудолюбивых», о «незаинтересованности в результате труда» в силу очевидной своей несостоятельности даже опровергать неохота. Скажу лишь, что эти вопросы находятся вне пределов компетенции «рыночников», выдающих себя за «ученых» и не имеют никакого отношения к «инвестициям», «инфляциям», «валютным курсам» и прочим хитростям обменных технологий паразитических перераспределительных процессов, позволяющих одним присваивать результаты труда других. Плановая экономика так же не нуждается в «экономистах», как компьютерные программы не нуждаются в финансистах, а электронные схемы – в юристах. Потребности общества известны с достаточной точностью и легко прогнозируемы. Технологические возможности и ресурсные ограничения также известны. Всех дел – свести баланс, оптимизировать исполнение, предусмотреть развитие. Не слишком сложная задача для аналитиков, программистов, инженеров, ученых-отраслевиков и прочих людей реального производства, а не наперсточных дел мастеров…

Х.ф. "Поезд вне расписания", Одесская киностудия.

Так вот хотелось бы упорядочить мысли по поводу этой самой "природы". Персонаж из отрывка голословно утверждает - "... ну так устроен человек, понимаешь, устроен так!". Подобным образом выглядят практически все такие заявления, когда стоит начать обсуждать любые социальные проблемы, несуразность современного капитализма и прочее. Уже даже в голове сформировался образ некого деда-правдоруба, который задирая палец вверх вещает истину в последней инстанции. Примерно такого:

Изображение из Интернета.

Так вот хотелось бы задать пару вопросов:

1) Имеются ли конкретные доказательства того, что человек на фундаментальном уровне имеет установки, которые вынуждают его стремиться к увеличению индивидуального потребления? Ну на уровне с дыханием, питанием, жаждой, половым влечением.

2) Люди которые не исповедуют "природу человека" и не принимают модель увеличения потребления ради увеличения - являются людьми со сломанной "природой", если доказательства таковой имеют место быть?

Вера Павловна перестала сопеть, внезапно замолчал радиоприёмник, и наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь плеском капель воды из плохо закрученного водопроводного крана в ванной. Серафим Вячеславович медленно обернулся и, увидев полные злобы глаза своей жены, ойкнул и выронил сигарету изо рта. Сигарета упала на диван и немедленно принялась прожигать в нём дыру.

Потом последовал крик Веры Павловны: - Что ж ты делаешь, паразит? - потом последовал смачный и мокрый удар веником по голове, который свалил Серафима Вячеславовича с дивана и поверг в лёгкий шок. - Слышь, Верка, ты сдурела что ли? – наконец смог выговорить он. Пока он приходил в себя, место, где окурок упал на диван был уже обильно залит водой, а активизировавшаяся Вера Павловна сурово тёрла чёрное пятнышко, образовавшееся на обивке. Не отрываясь от своего занятия, она сварливо спросила: - Что ж ты наделал, паразит? Потом, посыпав порошка, из стоящей рядом баночки, принялась ещё усерднее тереть пятно, которое вроде бы даже начало бледнеть.

Так и не поняв, что собственно произошло, Серафим Вячеславович огляделся. В голове шумело, как после удара веником и ещё очень сильно захотелось водки. Поняв намёк организма, он решил пойти с женой на примирение. Но как оправдываться он не знал, точнее он знал, как это делать, но тут он не имел даже малейшего понятия о том, что собственно произошло. Собрав всё своё мужество в кулак, он вспомнил, как ловко и дерзко говорил мужик с огромной родинкой на голове и как гладко у него получалось складывать слова, он подошёл к жене и сказал: - Вер, ну ты чего, Вер?

Жена не обращала на него внимание, лишь тёрла пятно, уже и не надеясь на восстановление прежнего цвета. Разговор не налаживался, денег было всего двадцать копеек, а выпить хотелось всё активнее. Раздался звонок в дверь.
- Кого там ещё принесло? – спросила Вера Павловна таким голосом, что Серафим Вячеславович вздрогнул, начал медленно пятится и неловкими движениями рук нащупывать спасительную штору, за которой было так уютно и мирно, но застыл на месте, пригвожденный взглядом своей дражайшей супруги. Та, как крейсер Бисмарк, выходящий из бухты, медленно развернулась и пошла открывать. Тишина была настолько неестественная, что Серафиму Вячеславовичу стало совсем страшно и он спрятался за шторы. Не скрипнула петля, не звякнул замок и слова, только готовящиеся сорваться с языка гостя, растаяли в воздухе. «Сейчас опять что-то будет» - подумал Серафим Вячеславович и закрыл глаза.

Ему привиделся Лаокоон с сыновьями, опутанный водопроводными трубами. Потом ему снился его товарищ по работе, тоже водопроводчик - Саша, который размахивал какой-то газетёнкой и, потом прочитав оттуда с выражением:

«Он падал, пламенем объятый,
На руки мхом поросших скал,
И дождь из перьев осыпал,
Траву, деревья, склон покатый.
Стремился к солнцу - и достиг,
Но счастьем рухнул опалённый,
Познав полёта сладкий миг...»

Начал вульгарно материть современную литературу, особенно упирая на то, что по легенде Икар утонул в море от того, что расплавился воск, скреплявший перья. А потом Серафиму Вячеславовичу стало совсем плохо, и он открыл глаза.

Очень хотелось водки. И тут он увидел две пары глаз, изумлённо и даже с какой-то опаской, уставившиеся на него. Опять вздрогнув, он поспешил поприветствовать гостя, в коем узнал горячо любимого шурина. Обстановка как-то сама собой разрядилась и снова пробилась настойчивая мысль о водке. Подмигнув шурину, он сделал характерный жест. Шурин широко улыбнулся.

- Ну, как тут у вас? Давайте, рассказывайте. – сказал он. – Давненько я у вас не был. - Как сама? – подмигнул он сестре.- Да сам видишь, всё по старому – ответила Вера Павловна, – Ты проходи, давай, раздевайся.

Серафим Вячеславович повесил плащ шурина на вешалку, крепко пожал ему руку и настойчиво взглянул в глаза. Тот опять улыбнулся и попытался проследовать в комнату с пакетом, которого Серафим Вячеславович сразу не заметил, но который мелодично позвякивал.
- Опять?! – злобно осведомилась Вера Павловна. Она, конечно же, тоже услышала этот звон и теперь гневно смотрела на мужа.
- Ну, Вер, ну ты чего? – начал как всегда он – Это ж шурин любимый! Ты что? Давай, накрывай на стол, да и с нами садись, не каждый день к тебе брат приходит!
Вера Павловна вздохнула и пошла на кухню. Там она принялась греметь посудой и что-то бормотать себе под нос.

- А мы пока тяпнем за встречу – шепнул Серафиму Вячеславовичу шурин и хлопнул его по спине.
- А то! Конечно тяпнем, сейчас вот только огурчиков принесу, а ты тут пока в кресле посиди. С диваном видишь, какая история.
Войдя на кухню, он робко застыл в дверном проёме и просительно сказал:
- Вер, а Вер, я тут огурчиков возьму немножко?
- Что так горит, что и уж до стола подождать не можете? – спросила та.
– На вот – бери! - Она неожиданно сменила гнев на милость и положила на тарелку несколько крепких солёных огурчиков, несколько ломтей чёрного хлеба и пучок свежего зелёного лука. Обалдевший от такой внезапной перемены в настроении жены, Серафим Вячеславович, словно на крыльях, подскочил к своей супруге, звонко чмокнул её в щёку и сказал дрожащим от счастья голосом:
- Верка, ты у меня просто золото!
- Конечно – ворчливо согласилась она, но уже улыбнувшись.

Вернувшись в комнату, Серафим Вячеславович поставил на стол тарелку с щедротами от жены и проследовал к серванту, откуда с хрустальным, мелодичным звоном были извлечены рюмки. Шурин, загадочно ухмыляясь, полез в пакет. Из пакета на свет появилась бутылка деревенского самогона, и воздух тотчас наполнился звуками сопения и причмокивания. Рюмки были отодвинуты в сторону и появились общепитовские гранёные стаканчики, которые Серафим Вячеславович с ловкостью фокусника выудил из своего рабочего саквояжа.

- Ну ты, шурин, даёшь! Откуда такое добро-то? – Спросил Серафим Вячеславович, осматривая на цветность бутылку самогона.
- Да из деревни дальняя родня жены подвезла. Сам не пробовал, как такое добро увидал, сразу к вам понёсся.
- Ну, давай, давай, разливай! Опробуем продукты природы. Шурин разлил, они выпили, дружно крякнули. Глаза их увлажнились, но на лицах появились ещё незаметные, но уже довольные улыбки. Закусили, блаженно сощурились и посмотрели друг на друга. Чувство взаимного согласия и довольства жизнью мягко заполнило комнату.

- Давно ты к нам не заглядывал, - сказал Серафим Вячеславович, - что так?
- Да жена всё. Пилит, что надо быть культурнее, на выставки ходить, в театры - тут шурин слегка поморщился.
- Вот и у меня такая же история. Бабы, что с них взять? И без них плохо, да и с ними тяжело. Кто ж нас кормить и поить-то будет? Минуту они молчали, но потом, вспомнив, что давно не виделись, разговорились о работе, футболе, но, как водится, опять вернулись к женщинам. Об излишней эмансипации и склочному характеру некоторых их представительниц.
Вздохнув, Серафим Вячеславович налил ещё.
- Добрый самогонец! Давай, шурин, бахнем за наших баб, чтобы они к нам подобрее относились.
- Да, за это стоит выпить. С бабами тяжко, а без них еще хуже... А самогонец-то, правда, диво, как хорош! Умеют же когда надо – и шурин одобрительно посмотрел на бутылку.
Серафим Вячеславович расчувствовался и зычно крикнул на кухню:
- Эй, Вер, давай к нам, за тебя пьём. Вышла Вера Павловна, расставила тарелки, поставила на стол голубоватую фаянсовую супницу с борщом, сковородку жареной картошки и благоухающее чесноком сало.

Шурин налил ей в рюмку самогона и словно невзначай спросил, хитро улыбаясь:
- Эх, Вера, Вера, зачем мужа-то третируешь, выпить не даёшь? – он ухмыльнулся, - Ну, давай, давай присаживайся, опрокинь рюмочку.
- Да и не начинай – со смешком, ответила ему Вера Павловна.

Она разлила по тарелкам нажористый борщ. Выпили. Раздалось слитное сопение и прочие столовые звуки.
- Эх, сестра, - сказал шурин, - твой борщ это воистину амброзия и нектар для богов в чистом виде! Вера Павловна от похвалы зарделась и сказала,
- Да брось, неужели твоя Светка хуже готовит?
- Да она вообще не готовит, - сказал шурин, немного помрачнел, но потом тряхнул головой, словно пытаясь стряхнуть неприятные мысли. Подмигнул Серафиму Вячеславовичу и достал два билета в местный кинотеатр.
- Вот, жена попросила тебе передать – сказал он, протягивая билеты Вере Павловне.
Осоловевший после еды и изрядной дозы спиртного, а потому чрезвычайно добрый Серафим Вячеславович, смекнув, что можно спровадить жену мягко к ней обратился:
- Сходили бы вы со Светкой в кино, развеялись.
На что шурин добавил:
- А то Светка уже давно меня теребит куда-нибудь ее сводить. А тут как раз встретитесь, небось тем для ваших бабских разговоров накопилось море.
- А мы продолжим - шепнул Серафим Вячеславович шурину. И тот залился звонким смехом. Вера Павловна подошла к брату, чмокнула того в лоб и сказала, обращаясь к мужу:
- Вот смотри, как обо мне брат заботится, не то, что ты!
- Да, я что ж... - начал было Серафим Вячеславович, но, увидев взгляд шурина, продолжать не стал и сделал покаянное лицо.
Вера Павловна их критически оглядела и сказала, - У Светки останусь после кино, но чтобы без шума. Поняли?! Серафим Вячеславович и шурин замерли. С каждым моментом проникновения в сознание этих слов, лица их светлели, глаза постепенно начинали лучиться и где-то на фоне ангелы небесные уже разминались на арфах.

Вера Павловна быстренько принарядилась и ушла. Шурин расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук, небрежным движением закинул его за спину и, хихикая, извлёк из пакета ещё большую бутылку. Серафим Вячеславович от радости зажмурился, и лицо его стало похоже на изюм. Шурин ещё сильнее рассмеялся и сказал:
- Сильно ты, однако, по огненной воде истосковался, я смотрю. Надо Верке внушение сделать. А то так и загнуться-то без подпитки-то можно.
- Эх, и не говори. Всю душу вымотала, а пить не даёт. Бывало, придёшь на кухню, спросишь чарочку, а в ответ: - «Тархуну» попей. Ну, разве ж это житьё, я тебя спрашиваю? И всю зарплату ей отдаю.
- Круто она тебя... Натуральное издевательство над человеком. Надо что-то делать с ней, совсем от рук отбилась. Они оба вздохнули, со смаком выпили.

А потом происходящее слилось для Серафима Вячеславовича в калейдоскоп образов, звуковых волн, потерю чувства времени и слабость мозжечка. Он смутно, как в тумане видел раскрасневшегося шурина в расстёгнутой уже совсем рубахе, который сыпал научными фразами и доказывал разницу между паром отработанным и только что запущенным. Куда запущенным, Серафим Вячеславович не знал.
- Отработанный пар, понимаешь... эт, когда он в тру..., блин, турбину попал. Ну, турбину представляешь себе? Штука такая длинная, вся фольгой обернута и гудит. Ну, так пар на входе очень силён. Случаи бывали, когда струйка пара в человечке дырку делала. А вот на выходе другое... - тут шурин громко и отчётливо икнул - дело. На выходе-то, как раз пар отработанный. Усек?

Серафим Вячеславович судорожно сглотнул, потянулся к стакану, но не смог дотянуться и завис с протянутой рукой. Это было какое-то вязкое забытье, где всё представлялось искажённым. Но он продолжал слышать настойчивый голос шурина.
- С подогревателями низкого давления у нас тут беда была недавно. Знаешь, кстати, зачем он нужен? А? Ну, эта... ща объясню. В них подогревается питательная вода котла. Подогревается паром, поступающим из регенеративных отборов. Параметры пара в регенеративном отборе выбираются таким образом, чтобы подогрев воды в подогревателе был численно равен теплоперепаду от энтальпии h ноль до h один. H ноль - начальные параметры пара, а h один - параметры пара в регенеративном отборе. При этом, кстати, у нас повышается КПД цикла.

На звонком словосочетании «КПД цикла», у Серафима Вячеславовича закружилась голова, он что-то нечленораздельно крикнул и погрузился ещё глубже в тёмные глубины алкогольных паров, которые опутали его мозг душным покрывалом. Из состояния оцепенения его вывела белая фигура снеговика, возникшая перед ним. Когда они вышли на улицу, Серафим Вячеславович не помнил.
- Белая горячка - подумал он и, протянув руки, потрогал фигуру, - Странно, холодная.
Он обтёр лицо рукавом, словно смывая какую-то пелену перед глазами. И тут сзади него раздался голос шурина.
- Вода в твердой фазе, - пробормотал тот, - Да еще и округлой формы... Масса, хм, килограммов тридцать будет наверно. Сколько ж энергии потратили на охлаждение? И спрашивается, зачем? Сейчас прикинем по эксергетическому методу... Нда... ноль точка двенадцать... а там ноль точка двадцать семь... в уме... получается столько же энергии, сколько вскипятить пятнадцать литров воды... Нда, вот что значит, людям делать – он громко икнул - нечего.

Серафиму Вячеславовичу виделось, что он стоит на какой-то площадке, окружённой низкой стеной, высоко-высоко, на самом верху какой-то странной башни. Ветер настолько сильный, что приходилось пригибаться и цепляться руками за потрескавшиеся каменные плиты пола, которые таяли в руках, и тогда ветер бросил Серафима Вячеславовича об стену, окружавшую площадку. Преодолевая страх он взобрался на неё и увидел бескрайнюю гладь воды, мириадами искр сверкавшую на солнце. Всё это великолепие нарушало лишь тёмное пятно, постепенно приближавшееся к башне. Внезапно обострившееся зрение помогло ему разглядеть этот странный предмет, качавшийся на волнах. Это была бутылка «Тархуна».

Серафим Вячеславович внезапно осознал острое и непреодолимое желание - ему нужно прыгнуть, обязательно нужно прыгнуть вниз, но он точно знал, что неминуемо влетит в ту бутылку «Тархуна» и навсегда останется в ней. От ужаса происходящего он замер. И тут, внезапно налетевший порыв ветра сдул Серафима Вячеславовича со стены и тот полетел вниз, кружась словно лист.

Потом Серафиму Вячеславовичу снилась гора водопроводных кранов, ржавых труб и обломков кирпича на которой лежал огромный сделанный из железа череп коня Вещего Олега. Взобравшись на гору и подойдя к нему, он увидел, что череп ржавый и с матерным словом, грубо намалеванным зелёной краской. Осмотрев окрестности, он увидел маленького и очень тощего человека, сидевшего на восточном склоне горы.
- Ты кто? – спросил его Серафим Вячеславович.
- Сизиф – ответил тощий человек и повернулся к нему лицом. Лицо было его коллеги, водопроводчика Саши.

Серафим Вячеславович очнулся на диване. Рядом сидел шурин, с помятой, но радостной физиономией. Увидев, что Серафим Вячеславович открыл глаза, он спросил:
- Ну, что родной, пришел в себя? Я уж думал, что после братания со снеговиком тебя придётся водой отливать.
Серафим Вячеславович хотел подняться с дивана, но тошнота, головная боль и прочие похмельные симптомы навалились на него, он побелел, потом покраснел, его стало знобить, потом бросило в пот, в голове закружилось, углы комнаты приятно округлились и, Серафим Вячеславович прошептал:
- Рассольчику, литр.
- Да это, ты, я смотрю, ослабел после длительного воздержания – хихикнул шурин, протягивая ему холодную бутылку пива. Серафим Вячеславович благодарно взглянул на него и опорожнил её одним махом. Шурин усмехнулся и принёс из холодильника ещё одну. Вторая была выпита уже медленнее, а третья убрала все неприятные ощущения. И Серафим Вячеславович смог, наконец, привести мысли в порядок. Для верности помотав головой и убедившись, что фокусировка зрения и активность мозжечка в норме сказал:
- А что было-то? Какой снеговик? Ох, и дюжий у тебя самогон, шурин. Он внезапно рассмеялся, вспомнив с чего всё началось. Но голова отозвалась тревожным звоном.

После непродолжительной истерики Серафим Вячеславович и шурин прошли на кухню и плотно позавтракали. Тут Серафиму Вячеславовичу вспомнились слова шурина: «Ты, я смотрю, ослабел после длительного воздержания» и он сказал:
- Ты прав, надо срочно принимать какие-нибудь меры. А то ведь даже и не помню, что было. Да, начал, как говорится, сдавать. А вокруг-то, шурин, посмотри, хозрасчёт, новое мышление, перестройка, новый быт приходит, джинсы. А вот на дому быт всё не налаживается. Верка пилит и пилит, а выпить не даёт. Думаю принять домашнюю программу перестройки. Изменить, так сказать, сложившиеся и закостенелые устои. Что ты посоветуешь?
- Вопрос конечно интересный. Думаю, что в начале надо Верку к ногтю прижать – ответил шурин, странно ухмыльнувшись.
- Да как тут прижмёшь? Вон она, как веником здорова махать. Тут надо деликатно подойти к этому вопросу. Надо прийти к обоюдному соглашению.

Прошло восемь с половиной месяцев и на основе принятой Верой Павловной программы, в семье Пастрояревых появился цветной телевизор «Рубин», новые обои, диван сменила более семейная и уютная софа. Но Серафим Вячеславович страдал. Жена всё больше ходила довольная, приобщаясь к культуре посредством телевидения. А он тосковал, штудировал «Мифы древней Греции и Рима» по программе самообразования, придуманной его супругой, и гремел по карманам мелочью. Выпить не давали уже давно, шурин куда-то пропал. Ужасаясь собственной грамотности, Серафим Вячеславович даже начал пописывать стишки, в тайне от жены.

И вот настал вечер, обычный, субботний вечер. Серафим Вячеславович лежал на софе и смотрел телевизор, попивая «Тархун». Вера Павловна типично копошилась на кухне, откуда доносились сытные запахи, которые приятно волновали низменные инстинкты Серафима Вячеславовича. Вдруг, по телевизору, сладкий голос комментатора новостей сказал:
- И вот, наконец, ещё один прекрасный городской парк стал достоянием общественности. В парке открыты детские площадки...
Но дальше Серафим Вячеславович не слушал. Назойливо копошилась в голове какая-то мысль. Эта мысль сулила богатства, победу над женой и приятное времяпрепровождение. Наконец мысль оформилась и выстроилась в его мозгу яркой неоновой надписью: «А не сделать ли Веру Павловну достоянием общественности?». Мысль была дерзкая, смелая, как раз в духе современности, она совпадала по звучанию с набатом вечности и перестройки. Серафим Вячеславович взволновался. Нервно взъерошив волосы, он начал бродить по комнате, потом на минуту задумался и не в силах вынести переполнявших его чувств, рухнул в изнеможении на софу.

Потом он встал, налил себе ещё стакан «Тархуна», мрачно осмотрел излишне зеленоватую жидкость и осушил одним махом. И тут ему пришла в голову идея: «А не обсудить ли всё это с уважаемой женой?». И столь поспешное решение, вызванное, несомненно, пузырьками газа, содержащимися в «Тархуне», навсегда оставило свой неизгладимый след на его лице. И так не отличавшаяся красотой, его серо-красная физиономия теперь была ещё и обезображена ужасного вида шрамом от сковородки с жарящимися на ней грибами, столь умело брошенной его женой в тот самый момент, когда он задал ей этот вопрос: «Вер, хочешь стать достоянием общественности нашего дома?»

Но чёрт с ним с кофе. При слове Пятница у меня возникли некие ассоциации. Нет, не попить пива и сходить в клуб. А раб Робинзона Крузо. Раз уж я тут занимаюсь культурной повесткой, то нельзя не вспомнить и произведение «Белый Ягуар вождь Араваков». Там главный герой тоже пытался сделать из индейцев Пятницу, но потом устыдился, стал защитником тех самых индейцев и мочил рабовладельцев. Но это так, навеяло.

Александр пять чашек он не осилил, угощает кофе некоего персонажа, при том - с прекрасным описанием этого самого персонажа: «Приветливый вид, взгляд неробкий, вежливая осанка, казалось, некстати были к длинному полукафтанью и к примазанным квасом волосам. Извини меня, читатель, в моем заключении, я родился и вырос в столице, и если кто не кудряв и не напудрен, того я ни во что не чту. Если и ты деревенщина и волос не пудришь, то не осуди, буде я на тебя не взгляну и пройду мимо». Шпильку подпустил столичным. Питерцам, конечно. Вы козлы и снобы, а я со студентом кофе пью демократично. И студент очень интересный. Опять в вакууме, как тот крестьянин. Для жалости, а может и правда — идёт пешком из новгородской семинарии в Питер. Ищет знаний, но так же хочет повидаться со своим дядей — секретарём в губернаторском штате. И при этом у него уже знания такие, что мне очень сомнительно, что такие можно было получить в Новгороде. Судите сами: «- Сколь великий недостаток еще у нас в пособиях просвещения, - говорил он мне. - Одно сведение(знание) латинского языка не может удовлетворить разума, алчущего науки. Виргилия, Горация, Тита Ливия, даже Тацита почти знаю наизусть, но когда сравню знания семинаристов с тем, что я имел случай, по счастию моему, узнать, то почитаю училище наше принадлежащим к прошедшим столетиям». И опять камешек в огород власти. Вергилий это хорошо, но для развития государства нужно понимание не только античных авторов, но и практика применения, развитие именно новых знаний. Потом наше всё, но уже не corruptio, а Пушкин напишет:

«Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть».

Впрочем, о системе преподавания и Вергилии тот же Пушкин писал и такое:

“Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Как над Вергилием дремал,
А розги ум твой возбуждали?
Тогда ль, как розами венчал
Ты благосклонных дев веселья
И в буйстве шумном посвящал
Им пыл вечернего похмелья?»

В общем, можно констатировать, что все эти книжки были не самым лучшим способом образования, хотя, розги и вносили свой бодрящий вклад в общую канву учёного сообщества того времени. Макаренко ещё не родился, люди в педагогике не понимали ничего. Но как-то учились. Честь им и хвала. Но вернёмся к нашему условному студенту в вакууме.

Этот студент, так уж получается, ссылается на слова Кутейкина из произведения гражданина Фонвизина «Недоросль», в интерпретации Радищева, конечно же - «Нас учат философии, проходим мы логику, метафизику, ифику(этику), богословию, но, по словам Кутейкина в «Недоросле», дойдем до конца философского учения и возвратимся вспять.Чему дивиться: Аристотель и схоластика доныне царствуют в семинариях». Какое удачное совпадение! Радищев же так и думал!

Но всё же хочется присесть к ним за стол и сказать, - Саня, Саня, пусть разум твой успокоится. Школы надо строить, ПТУ и ФЗУ(фабзаучи) организовать! Шестиполье, теплицы, тракторы. Ты посмотри в будущее, Саш! Комбайны, поливалки, земля крестьянская будет, БАМ! Видишь! Это всё будет, Сань. И спасибо тебе тоже за это. Ну а ты, студент в вакууме, пей кофе, тобой будет говорить Александр. Тот который Радищев.

Хотите шутку? Александров во все века так развелось, хоть отстреливай. Историки поймут. Да, опять мне пришлось отступить от повествования, но Фонвизина надо было обозначить. Читать обязательно тоже. Это не то что намёк, а как сигнал три зелёных свистка в воздух. Катькино Разведывательное Управление заказало себе вторую подводу рушников чтобы утирать пот. Первую не успевали стирать и сушить.

Студен в вакууме начал с козырей, - почему мы должны учиться на иностранном языке? У нас же русский язык есть! Но тут же приводит в пример Гроция, Монтескью и Блекстона. Замечательно — голландец, француз и англичанин. Они все либо писали на французском, либо переводились на французский. Потому он и студент в вакууме, что видит причину всей это ерунды с обучением, но не может её обозначить. Для него невозможно само представление о России в отрыве от Европы. Весь свет знаний идёт оттуда. И чему учат? Вы видели. Радищев подбодрил студента, что откроются ещё три университета. И тот ушёл. Через три года университеты так и не открылись.

Тут я опять встряну не про Радищева, можете не читать, но мне очень хочется отметить этот момент, раз уж так получилось, что мы говорим про литературу и обучение. Хочу обратиться к вам, товарищи. Не надо ставить себе цель — прочитать всё. И да, я даже ересь скажу, - не надо даже всего Маркса, Ленина и Сталина читать. Важно понять сам принцип. Человечность. А это можно прочитать и у Брэдбери, Саймака, Шекли, Асприна и других писателей-фантастов, например. Тоже самое писали Чехов, Горький, Толстой, Достоевский и прочие классики. Они все писали об одном и тоже — надо оставаться человеком и не терять человечности. А уж если к этому приплюсовать знание истории, тогда у вас не останется сомнений в том, что социализм действует на благо человечности. И действие направлено не только на сейчас, но и в будущее. Если это понять - вам станет легче жить. Надо всего лишь относиться ко всем людям по-человечески.

Радищев об этом не знал, ему было очень плохо. Переживать все эти ощущения, ломать себя. Мы-то всё это знаем, нам проще, у нас есть цель. Отличная цель! Счастье для человечества. Пусть не сегодня, пусть мы не доживём, но это как толкать автобус зимой. Выбежали два человека — не работает, люди понимают, что толкать надо вместе. И вот все вывалили из автобуса. Снег идёт. В свете фонаря снежинки размером с сову. И раздаётся дружно — Ура!!!! Автобус пробуксовывает колёсами, ему не хватает немного! Откатывается назад. Люди, качаясь в унисон с автобусом, ловят момент, водитель даёт по газам, слышится крик, - навались! Наваливаются и почти на руках выносят автобус из сугроба. Почему я об этом вспомнил — потому что люди, работая вместе, получают полноценную отдачу за свой труд, признание, живут лучше чем люди поодиночке. И тут я вставлю ещё одну отсылку, но уже на нашего писателя-фантаста Сергея Снегова «Люди как боги». Как раз о том, что человек преодолеет всё. Я немного свою мысль затянул, но идея в том, что сначала надо понять что такое человечность, а дальше уже само пойдёт. И наш Александр на правильном пути. Хоть и под статью.

Студент уходит, совершенно случайно роняя некие бумаги, которые Александр, признавая себя, в некотором роде похитителем, подбирает. Привожу его аргументы: «Не обличи меня, любезный читатель, в моем воровстве; с таким условием, я и тебе сообщу, что я подтибрил. Когда же прочтешь, то знаю, что кражи моей наружу не выведешь; ибо не тот один вор, кто крал, но и тот, что принимал, – так писано в законе русском. Признаюсь, я на руку нечист; где что немного похожее на рассудительное увижу, то тотчас стяну; смотри, ты не клади мыслей плохо». Ничего рассудительного, на мой взгляд, он там не прочитал. Какая-то нелепая теория о том, что всё вокруг связано - нравственное, духовное и материальное. Вы спросите, - как? А я вам отвечу, - потому что круг. Земля и планеты вращаются, значит круг. Да, вы всё правильно поняли. Это вся теория почему всё взаимосвязано. Это то, что было написано у студента. По тем временам, вероятно, ересь. Впрочем, сейчас полно странных людей, которые верят ещё и не в такое.

Александр, матёрый «материалист», со своей стороны пишет: «Нет, мой друг! Я пью и ем не для того только, чтоб быть живу, но для того, что в том нахожу немалое услаждение чувств. И покаюся тебе, как отцу духовному, я лучше ночь просижу с пригоженькою девочкою и усну упоенный сладострастием в объятиях ее, нежели, зарывшись в еврейские или арабские буквы, в цыфири или египетские иероглифы, потщуся отделить дух мой от тела и рыскать в пространных полях бредоумствований, подобен древним и новым духовным витязям.»

И тут же пускается в столь пространные рассуждения, что проникать через них действительно сложно. Зато там всё можно растащить на цитаты, что я и сделаю, коротко, конечно. Например: «Дошед до краев возможности, вольномыслие возвратится вспять. Сия перемена в образе мыслей предстоит нашему времени. Не дошли еще до последнего края беспрепятственного вольномыслия, но многие уже начинают обращаться к суеверию». Как-то это всё очень знакомо. Дальше будет лучше и лучше. Но я не могу просто взять и привести всё. Читайте, товарищи, это просто прекрасно.

Без этой цитаты обойтись просто нельзя: «Внемли, когда в умствованиях, когда в суждениях о вещах нравственных и духовных начинается ферментация и восстает муж твердый и предприимчивый на истину или на прельщение, тогда последует премена царств, тогда премена в исповеданиях». Ферментация это по сути — брожение. Тут можно придумать шутку про то, что призрак коммунизма уже тогда ферментировался и продолжает ферментироваться(бродить) по планете.

Тут Радищев отлично шутит, что если вы и занимаетесь исследованиями, то не надо заниматься исследованиями, как правильно испражняться и какой рукой подтирать. Практически предвидел «британских учёных». Хотя, тут он шпильку в сторону арабов закинул, у которых подобным занимались. Прекрасно пишет: «Бродя из умствования в умствование, о возлюбленные, блюдитеся, да не вступите на путь следующих исследований».

И мы лезем в такси в Новгород.