Вымь — очень красивая река на севере европейской части России. Со спокойным течением, с прозрачной водой, с высокими таёжными берегами. Идеальное место для рыбалки. Когда-то давно этот приток реки Вычегды носил другое название – Елева, а позже был переименован в Вымь. Оба эти названия образованы от корня «емынг», которое пришло из языка древних хантов и означало «священный».
Вот на этих-то «священных» берегах с 1937-го по 1960 годы и располагался Устьвымлаг – один из самых суровых лагерей НКВД СССР. Тихие воды Выми, Вишеры, Лупьи и других местных речушек наверняка помнят, как полуголодные измождённые люди более полувека сплавляли по течению заготовленный лес. Окрестности этих северных рек безмолвно приняли тысячи безымянных могил, в которых покоятся расстрелянные или замученные адским трудом заключенные и спецпоселенцы.
истории СССР Устьвымлаг известен прежде всего тем, что в нём содержалась супруга «всесоюзного старосты» Михаила Калинина Екатерина Ивановна Лорберг и один из основателей общества «Мемориал», писатель Лев Разгон, позже подробно описавший годы своего заключения. Однако первые узники появились в этих суровых местах ещё в конце 20-х годов XX века – в разгар коллективизации и борьбы с кулачеством.
Тогда в глухих и непроходимых урочищах Коми впервые раздались визг пил и стук топоров — это были высланные на поселение этнические немцы, чеченцы, татары, украинцы, зажиточные казаки, крестьяне и прочий, неугодный новой власти люд.
Впрочем, тогда это был ещё не Устьвымлаг. Собственно лагеря в Коми появились с образованием весной 1930 года Управления лагерей (УЛАГ) ОГПУ. В том же году это ведомство стало именоваться Главком — так и возникла печально известная аббревиатура ГУЛАГ. Но в отличие от большинства других советских лагерей, Усть-Вымскому ИТЛ, равно как и другим подобным «спецучреждениям» Коми, была отведена не столько экономическая, сколько геополитическая роль. Её довольно чётко сформулировал буквально за неделю до создания УЛАГа фактический глава ОГПУ Генрих Ягода в письме своим подчинённым:
«Надо превратить лагеря в колонизационные поселки, не дожидаясь окончания срока заключения. Нам надо быстрейшим темпом колонизовать Север. И вот мой проект: всех заключённых перевести на поселковое поселение до отбытия срока наказания…Женщин тоже селить и разрешать жениться. Надо это проделать сейчас же, немедленно. Тут надо найти людей, которые увлекутся этой идеей…».
Энтузиасты, разумеется, тут же нашлись. Ну а вместе с заключенными «колонизировать» северные территории тысячами отправляли спецпереселенцев — тех, кого без суда и следствия в одночасье лишали дома, имущества, почти всех прав, а потом угоняли в дремучую тайгу.
Председатель ГПУ Генрих Ягода (крайний слева в третьем ряду снизу) рядом с М.И.Калининым, И.В.Сталиным, В.М.Молотовым, своим замом И.С.Уншлихтом и Л.П.Берия. Скоро супруга Калинина с помощью Г.Ягоды отправится «осваивать» Север, а Л.Берия будет лично руководить её избиением на Лубянке.
Уже через три дня после появления ГУЛАГа секретарь Севкрайкома ВКП(б) Сергей Бергавинов (через семь лет, в ходе чисток 1937 года будет арестован и, не дожидаясь расстрела, покончит с собой прямо в камере) в письме председателю СНК СССР Вячеславу Молотову отчитывался о проделанной работе по «освоению» спецпереселенцев: «Посылаю Вам снимки наших бараков, которые мы выстроили за 35 дней свыше 1000, вместимость до 75 тысяч семей. Стоимость барака обошлась 3 рубля на человека». В этом же письме он гордо сообщал, что в Коми в ближайшее время будут отправлены 12 тысяч семей раскулаченных. Бергавинов лгал: людям, добравшимся до места высылки, чаще всего не предоставляли вообще никакого жилья — им приходилось наскоро строить бараки своими силами, а до тех пор ютиться в шалашах и землянках. А остовы бараков и по сей день высятся в лесах Коми.
Эта страница в освоении советского Севера в наши дни мало кому известна. Большинство бывших узников этих «спецпоселений» сегодня уже ушли из жизни, а их коменданты и надзиратели по понятным причинам стараются не вспоминать о своей «боевой молодости». Впрочем, и по сей день в России живут немало людей, родившихся в этих поселениях. Благодаря им мы можем узнать, например, о том, что одним из первых ещё в 1930 году – аккурат к принятию апрельского постановления СНК СССР «Об исправительно-трудовых лагерях» — в этих местах появился спецпоселок Ындин (на языке коми означает «У реки Ын»), население которого составляли в основном немцы — около 200 семей, выселенных с Поволжья. К 1951 году этот населенный пункт полностью опустел — немногих оставшихся в живых переселили в другие спецпосёлки.
В том же 30-м году на карте Коми появился спецпоселок Вежаю, где в 13 бараках поначалу размещались 113 высланных немецких семей (581 человек), работавших на лесозаготовках и сплаве за 10-25 рублей в месяц. Прожить на эти деньги было невозможно, особенно в холода, поэтому зиму 1932-33 годов не пережили около 70 жителей Вежаю. В начале 30-х в Усть-Вымском районе (самом удаленном месте спецпоселений) были образованы спецпосёлки Мещура, Ветью, Усть-Коин, Выльордым, Емельстан, Соль и Расъю. Вскоре на территориях будущего Устьвымлага появляются ещё 5 спецпосёлков — Немецкий, Велдоръя, Усть-Вель, Соръель и Чесъель. В 1933 году в них проживало 779 семей (2654 человека, в т.ч. 803 ребенка) из южных областей России и Белоруссии. А ещё были спецпоселки Видзув-Яр, Одъю, Вэръю, Крутобор, Нившера, Лева-Керос, Лопъю, Визинга, Лесной Чер, Сапыч, Веж, Певк, Рабог, Ичет-ди, Сой-ю, Горт-ель, Пивъю, Пиня-из, Песчанка, Новый Бор, Лопъю-вад, Вуктыль, Божъюдор, Шудог, Вожаель, Воквад… И ещё, ещё, ещё… Это не просто десятки непонятных, труднопроизносимых названий — за каждым из них гибель сотен людей.
Всего к октябрю 1930 года в 27 спецпоселках Коми числились около 20 тысяч человек. Практика заселения была следующей: семьи переселенцев разделялись – все трудоспособные мужчины отправлялись на строительство бараков, а их жёны и дети временно размещались в близлежащих деревнях или землянках.
Кстати, далеко не многие знают, что часть этих спецпоселков работала ещё целых 20 лет после смерти Сталина — т.е. еще почти 15 лет после ликвидации самого ГУЛАГа!
Контингент Устьвымлага был очень разнообразным – в 1938-40 годы сюда ежедневно пешим этапом гнали сотни заключенных: латышей, немцев, поляков, евреев, украинцев, московских, смоленских, ставропольских, могилевских, дальневосточных профессоров, актеров, врачей, инженеров, крестьян. Примечательно, что подавляющую часть узников составляли осуждённые по 58-й статье и лишь чуть более 9% отбывавших наказание были уголовниками. После небольшого карантина всех новоприбывших разбивали по бригадам и выводили в лес — искупать свою вину перед страной. И здесь начинался ад: дать план любой ценой было главным в работе администрации лагеря.
Количество заключенных Устьвымлага, занятых на лесозаготовках, деревообработке и дорожном строительстве, в разные годы варьировалось от 14 до 27 тысяч человек. Об условиях содержания в лагпунктах Устьвымлага, о порядках, царивших в этом месте, можно составить приблизительное представление, ознакомившись с выдержками из «Инструкции о режиме содержания заключенных в ИТЛ НКВД СССР» от 2 августа 1939 года:
1. Лагерный пункт изолируется колючей проволокой. Зона ограждения должна иметь форму прямоугольника или квадрата, обеспечивая лучший просмотр. Для наблюдения и охраны территории с внешней стороны устанавливаются пост-вышки для часовых.
2. Заключенные размещаются в бараках. Хождение заключенных из барака в барак запрещается. В зоне лагпункта допускается свободное передвижение заключенных до сигнала отхода ко сну.
3. Перед отходом ко сну до отбоя производится вечерняя поверка, для чего заключенные выстраиваются перед бараком. Поверка производится поименно дежурным по лагерному подразделению и должна занимать не более 30-40 минут.
4. За нарушение правил внутреннего распорядка, недобросовестное отношение к труду или отказ от работы, на заключенных налагаются взыскания:
- лишение свиданий, переписки, передач на срок до 6 месяцев и возмещение причиненного ущерба;
- перевод на штрафной лагпункт сроком до 6 месяцев;
- перевод в штрафизолятор сроком до 20 суток;
- перевод в худшие материально-бытовые условия (штрафной паек, менее благоустроенный барак и т.п.)
Тех, кто не хотел работать, отправляли на штрафную подкомандировку, располагавшуюся в 10 км от основного лагеря, или в штрафной лагпункт №9. Мало кто выходил из этих зон живым.
Отмучившихся хоронили в больших ямах, вырытых в окрестных лесах.
В 1990-2000 годы, когда после развала СССР стали доступны многие закрытые ранее архивные документы, в Коми потянулись многочисленные исследовательские группы, чтобы собрать более подробный материал об Устьвымлаге и окрестных спецпоселках. Некоторые поселения поисковикам не удалось найти вовсе, о других напоминают лишь полуразрушенные бараки. Обнаружили исследователи и несколько кладбищ Устьвымлага. С 1938-го до середины 1950-х годов на погосте, примыкавшем к лесозаводу, хоронили заключенных, затем его забросили. Точная численность похороненных здесь до сих пор не установлена. Лагерные захоронения и надмогильные кресты почти не сохранились — лишь ряды могильных холмов, отдельные могильные провалы, следы траншей с общими ямами.
В каждом из обнаруженных поселков и лагпунктов родственники погибших узников и поисковики установили памятные кресты или мемориальные камни. Один из памятников с 2000 года стоит на возвышенности у въезда в деревню Вогваздино Усть-Вымского района — говорят, на этом холме и расстреливали провинившихся заключенных. Надпись на монументе: «Прошедшим горе и унижения. Погребенным в безвестных могилах. Оставшимся в нашей памяти… Чтобы не повторилось. Через пересыльный пункт в Вогваздино прошли тысячи безвинно осужденных жертв ГУЛАГа…».
