garik23

Александр Сынурович Серендеев кавалер трёх орденов Красной Звезды, разведрота 173 отряд СпН ГРУ, военнослужащий срочной службы, Афганистан, 1987 г.

Люди сведущие скажут: «Это почти невозможно, чтоб простой солдат…», и будут правы, ведь очень немногие удостоены даже одной такой награды.

Александр Серендеев служил в разведроте, выполнял сложные операции по захвату караванов душманов, имеет три ранения, после последнего не один год провёл в госпиталях.

Несмотря на героическое прошлое, Саша человек очень скромный. Про свои награды говорит так: «Они не мои, это всех наших ребят, с которыми мне довелось служить».

В том страшном бою под Кандагаром, после которого началась эпопея с госпиталями, он потерял своего друга Андрея Горячева и ещё нескольких боевых товарищей.

24 октября 1987 года стал черным днем для 173-го отдельного отряда специального назначения ГРУ. 9 убитых и 17 раненых – это немыслимо для легендарного кандагарского спецназа. Отряд не только занимал ведущие места в 40-й армии по результативности, но и нес небольшие, по сравнению с другими частями спецназа, потери.

В кишлаке Кобай боевая удача отвернулась от спецназовцев, хотя «духи» потеряли в 4 раза больше. Но разве это утешение?

Вспоминает участник того боя Самир Усманов:

- Незадолго перед боем в кишлаке Кобай у спецназовцев пришёл строптивый комбат, заносчивый штабной офицер. Невзирая на отсутствие боевого опыта, он сам принимал решения, ни с кем не советуясь. Как рассказывают ветераны 173 отряда, именно он не перепроверил информацию из ХАДа (афганская служба безопасности), отправив в ловушку отряд 3-й роты. Старшим назначили майора Удовиченко (позывной «Удав»).

- При подходе к кишлаку Кобай наша группа разделилась – старший лейтенант Саша Тур закрепился на соседней горке. Мы оказались в заброшенном загоне для скота, с глиняными стенами толщиной в метр. На рассвете «тихо» сняли первый духовский дозор, затем второй, третий. Четвёртый дозор ехал на велосипедах. Здесь и произошла осечка, один из велосипедистов поднял стрельбу, которая стала сигналом к атаке основных сил.

Как потом оказалось, душманы засели в саду, и «зелёнка» открыла шквальный огонь. С криками «Аллах Акбар» 300 духов ринулись в атаку. В этой мясорубке спецназовцы не успевали прицеливаться, и просто поливали свинцом по беснующейся толпе в 20 метрах.

Спецназовцы дрались с фантастической обречённостью, зная, что их ждёт в плену (в 1986 году бойцам асадабадского батальона душманы выкололи глаза, отрезали нос и уши, мотыгами разбили головы).

- Пришлось стрелять в окна, под потолком конюшни, подняв автомат на вытянутых выше головы руках. По стенам, душманы долбили из гранатомётов. Одному бойцу граната попала в затылок, снесла полголовы. Остались лишь челюсти с зубами…

Разрывом гранаты оторвало руку пулемётчику сержанту Горобцу. Слава, в агонии, продолжал стрелять, пока не умер от потери крови. Сержант Андрей Горячев отдал свой автомат командиру, взяв его заклинивший, вскрыл банку тушёнки и смазал оружие. Через час его подстрелил снайпер. Рискуя жизнью, командир затащил Андрея в дом. Вскоре началась новая атака, в которой Агндрей Горячев погиб.

Особенно было плохо в группе майора Удовиченко. Стены саманного загона для скота душманы разрушили. «Удава» ранило двумя пулями, он умирал… А духи подкатывали к дувалу орудия.

Не могла помочь и группа прикрытия лейтенанта Саши Тура. В разгар боя подъехала «барбухайка» (афганский грузовик) с подкреплением к «духам». Спецназовцы в упор расстреляли «барбухайку» с тремя десятками душманов.

- Нас, оставшихся вчетвером из десяти в живых, стали засыпать «лимонками», которые прыгали как мячики на глиняном полу конюшни.

Душманы кричали в мегафон: «Русские, сдавайтесь». А мы их поливали свинцом с отборным матом. От сильного удара в спину падаю. Осколки посекли спину, кровь стекает на живот. И страшный жар… Я помню, что стрелял по духам, как во сне.

Сержант Самир Асанов уже не видел, как «сушки» ударили ракетами по духам, вблизи их позиции. Правда, по «грачу», уходившему с боевого курса, ударил вражеский «Стингер».

Лётчик смог посадить самолёт в Кандагаре. Как выяснилось, вернувшись с Афгана, он ушёл в монастырь.

К пятому часу боя подошла наша бронегруппа. С опозданием, но пришла. На войне, как на войне, а в армии, как в армии: от подвига до разгильдяйства – один шаг.

Поступившие из Союза новенькие БТР-80 стояли на базе спецназа – в смазке, без боекомплекта.

Пока то да сё… Говорят, что «новый комбат» дослужился до полковника. А майор Удовиченко получил от Родины клочок земли на сельском кладбище.

Вот так закончился бой в кишлаке Кобай, в котором Кандагарский спецназ потерял 9 бойцов, 11 были тяжело ранены. Но и более 100 душманов в этом бою отправились к Аллаху.

«По нам «духи» работали со всего оружия: кроме автоматов использовали гранатометы и безоткатные орудия, - описывал подробности боя Саша Серендеев в письме Станиславу Сергеевичу (отцу Андрея Горячева) в декабре 1987 года. 

Последний раз Андрея видели, когда он, расстреляв свой боезапас к автомату, пришел в другую комнату за пулеметом, который взял у погибшего товарища. По коротким очередям было ясно, что они еще живы, но потом все стихло».

В том бою Александр был ранен и контужен. О смерти Андрея он узнал только в госпитале.

Сегодня инвалид афганской войны, кавалер трех орденов Красной Звезды Александр Серендеев проживает в Самарской области.

Еще до разделения групп и начала боя он вместе с Андреем два часа находился в охранении. «Помню, была тихая октябрьская лунная ночь.

Перед нами лежал кишлак и «зеленка», - вспоминает он. – Мы тихо разговаривали с Андреем. У обоих было нехорошее предчувствие беды, хотя Андрей оставался, как всегда, спокойным и сосредоточенным. Мы знали, что у него родилась дочь, радовались за него. Человек он был справедливый и открытый, не обижал и оберегал молодых солдат. Будучи старшим разведчиком-гранатометчиком, подвергался наибольшей опасности, поскольку гранатомет АГС-17 являлся самым мощным огневым средством спецназа и «духи» стремились в первую очередь уничтожить его расчет."

Надо сказать, что инвалидность не мешает Александру Серендееву жить активной жизнью. Более 12 лет он отработал в родном колхозе механизатором. На протяжении последних восьми лет в отопительный сезон он работает машинистом тягача в Ханты-Мансийском автономном округе.

Весной и летом занимается обработкой земельного участка в 90 га, на котором выращивает зерновые культуры, разводит коров, кроликов и кур.

С 2002 года Александр Сынурович - активный участник зональных и областных паралимпийских игр. Занимает призовые места по легкой атлетике, пулевой стрельбе, армрестлингу и пауэр-лифтингу.

В 2009 г Александру СЕРЕНДЕЕВУ была вручена медаль "За службу в спецназе"

Автор : Сергей Никишкин

Сражение у Копенгагена. Слева - английские линкоры, справа - датские

2 апреля 1801 года британский флот под командованием адмирала Хайда Паркера без объявления войны напал на датскую эскадру, защищавшую столицу Дании Копенгаген.

Поводом для нападения было присоединение Дании к "Союзу вооруженного нейтралитета", выступавшего за свободу торговли против объявленной Великобританией морской блокады континентальной Европы.

Помимо Дании в Союз вошли Россия, Пруссия и Швеция, недовольные тем, что англичане топили или захватывали гражданские суда нейтральных стран, доставлявшие товары во Францию и на подконтрольные ей территории.

Подойдя к Копенгагену, Паркер направил датскому кронпринцу Фредерику ультиматум с требованием выхода из альянса и уничтожения или передачи англичанам всех датских боевых кораблей.

Получив отказ, британцы открыли огонь.

Флотилия Паркера состояла из 18 линкоров, пяти фрегатов, семи бомбардирских судов и шести мелких боевых кораблей. В сражении принимали участие 12 линкоров, фрегаты и три бомбардирских судна, остальная часть флота находилась в резерве.

Непосредственное командование операцией осуществлял заместитель Паркера, знаменитый лорд Нельсон.

Датчане могли противопоставить этой армаде семь линкоров, 10 несамоходных плавбатарей и артиллерийских барж, а также - один небольшой береговой (точнее - островной) форт "Трекронер".

При этом английские линкоры были крупнее датских, имели более толстые дубовые борта и несли больше пушек. Тем не менее, сражение получилось очень упорным.

Датчане понесли тяжелый урон, один их линкор загорелся и был оставлен командой, еще два - затонули. Однако английские линкоры тоже получили серьезные повреждения, а три из них сели на мель.

Несмотря на потери, датчане отказывались сложить оружие и бой затянулся на пять часов.

В конце концов, Паркер, находившийся на одном из резервных линкоров, разуверился в успехе и распорядился передать Нельсону сигнальными флагами приказ отступать.

Но одноглазый лорд был не менее упрямым, чем его противник. По легенде, Нельсон приложил подзорную трубу к пустой глазнице и воскликнул: "Клянусть честью, я не вижу никакого приказа!"

Однако бой для англичан становился все более кровавым. Погибли уже 264 матроса, 689 получили ранения, многие орудия вышли из строя, а паруса кораблей первой линии были изорваны в клочья.

Желая во что бы то ни стало добиться успеха, Нельсон направил кронпринцу второй ультиматум, в котором говорилось буквально следующее: "Если стрельба по нам будет продолжаться, то я буду вынужден предать огню захваченные мною датские суда и не буду иметь возможности спасти жизни тех храбрецов, которые их доблестно защищали. Храбрые датчане, вы - наши братья и не должны поступать с нами как враги!"

В переводе с "джентльменского" на обычный человеческий язык это означало прямую угрозу сжечь заживо датских военнопленных.

Во всяком случае, кронпринц, получив послание, понял его именно так. Чтобы не допустить зверской расправы над пленниками, он приказал прекратить огонь.

Однако Фредерик не знал, что Нельсон блефует: на тот момент англичане еще не захватили ни одного датского корабля и пленных датских моряков у них не было. Вечером было заключено 24-часовое перемирие, позже продленное на две недели, а потом начались переговоры об урегулировании конфликта.

Они тянулись довольно долго и безрезультатно, поскольку обе стороны не желали идти на уступки, однако, ситуация резко изменилась, когда в Копенгаген поступило известие о внезапной кончине от "апоплексического удара" табакеркой в висок русского царя Павла Первого. Его преемник Александр Первый был известен своей проанглийской ориентацией.

Понимая, что выход России из Союза теперь лишь вопрос времени, датчане приняли британские условия.

Они передали Великобритании оставшиеся у них 12 боевых кораблей и официально объявили об отказе от "вооруженного нейтралитета".

Нельсон смог записать в свой актив еще одну победу, хотя и далеко не столь блестящую, как Абукир.

Карта-схема Копенгагенской баталии. Англичане помечены красным, датчане - желтым

Датская плавбатарея ведет огонь по врагу. На заднем плане виден горящий датский линкор

Нельсон на орудийной палубе флагманского линкора "Элефант" пишет ультиматум кронпринцу

Английские парламентеры с посланием Нельсона прибывают в Копенгаген

https://vikond65.livejournal.com/

Начало : Джон Клаус Восс и его «Тиликум».Ч.1

Джон Клаус Восс и его «Тиликум».Ч.2

Большой вождь

– Меня зовут Эдвард Доннер.

Человек европейской наружности, но сплошь покрытый татуировками, как принято у канаков, стал новым напарником Джона Восса.

Доннер несколько лет прожил на южных островах, а в Австралии пробавлялся тем, что демонстрировал в ярмарочных балаганах свое татуированное тело.

– Ниже пояса только мужчинам и за отдельную плату. Не желаете взглянуть? Нет? Зря.

4 января 1902 года Восс и Доннер вышли в море. Восемьсот миль до Хобарта были пройдены ими за тринадцать дней. Там Восс посетил сестру Луи Бриджента. Из письма она уже знала о гибели брата и, будучи из семьи моряков, ни в чем не обвиняла Восса, а море обвинять было бессмысленно.

Следующей целью мореплавателей был город Инверкаргилл на южной оконечности Новой Зеландии. Там к капитану «Тиликума» явилась депутация маори, глава которой изрек:

– Ваше плавание, капитан Восс, доказало, что предания нашего народа о переходах через океан на пирогах ни в чем не лгут. И мы бесконечно благодарны вам за это. А посему вы, капитан, становитесь нашим почетным вождем!

Эдвард Доннер был настолько очарован простотой местных нравов, а также ангажементом от директора местного цирка, которого восхитил заезжий татуированный мужчина, что оставил Восса наедине с проблемой поиска нового спутника. Им стал Уильям Рассел.

– Понимаете, родные сватают меня в священники. А мне хочется острых ощущений. Думаю, путешествие с вами, капитан, обеспечит меня ими.

17 августа они проложили курс на Новые Гебриды, лежавшие в 1200 милях на север.

Тринадцать дней спустя они проходили те самые места, где волна смыла за борт Луи Бриджента, а утром второго сентября увидели остров Анейтьюм.

Зная, что здешние аборигены до сих пор балуются человечинкой, они с опаской приняли предложение подошедшего на лодке пастора Уатта, местного

миссионера, высадиться на берег.

Там мореплавателей встретили полуголые мужчины, ноздри которых были проткнуты белыми косточками, подозрительно напоминающими фаланги пальцев. Однако все оказалось совсем не страшно, и несколько дней на острове превратились в один сплошной праздник.

– А как тут с людоедством? – скорее в шутку спросил миссионера Уильям Рассел. – Представляете, в лоции написано, что здесь это весьма распространено.

– Люди склонны к преувеличениям, – смиренно молвил пастор Уатт. – Вовсе даже не «весьма». Вождей, – пастор поклонился капитану Воссу, – тут не едят.

Через два часа «Тиликум» покинул остров. Уильям Рассел был этому весьма рад.

Миновав Большой барьерный риф и Торресов пролив, они вышли к мысу Йорк. Обогнули Австралию и на несколько дней задержались на острове Четверга. Далее их путь лежал через Арафурское море к Индийскому океану.

И тут капитан Восс чуть не распрощался с жизнью, отравившись испорченными консервами. Из последних сил Восс довел «Тиликум» до островов Уэссел и сошел… выполз на берег. Он предпочитал быть закопанным, как полагается христианину, нежели быть зашитым в парусину и спущенным за борт. Призвав к себе Рассела, он прошептал:

– Билли, жаль, что ты не священник...

– Вы хотите исповедаться, капитан? Не выйдет. Но вы можете покаяться. Но прежде выпейте вот это.

Рассел протянул горшок с вонючей жидкостью. Восс влил ее в себя, и глаза его полезли из орбит. Температура тела явно зашкалила за 100 градусов, а потом все токсины бросились наутек, не разбирая имеющихся в человеческом организме отверстий.

Но стало легче. Настолько, что час спустя Рассел кормил капитана с ложечки овсяным отваром и рассказывал, как сообразил растворить в кипятке лошадиную дозу горчицы.

Острова Родригес они достигли 28 ноября. До Африки оставалось всего 1200 миль. В Дурбан они прибыли к Новому году. В кают-компании местного яхт-клуба они выпили за все хорошее, что было в минувшем году, и все то лучшее, что будет в наступающем 1904-м от Рождества Христова.

Несколько дней развеселого гуляния закончились тем, что Уильям Рассел отправился в Трансвааль, где только что нашли алмазы, а на борт «Тиликума» поднялся Гарри Гаррисон.

То был юноша бледный, тощий и зацикленный на своей неминуемой кончине от скоротечной чахотки.

Он не страдал от морской болезни, у него был другой недостаток – он молчал. Сначала это даже любопытно, через неделю начинает бесить. Привыкание наступает недели через две. Привык и Восс.

Несмотря на сильный шторм, они одолели мыс Доброй Надежды и надолго задержались в Капстаде (сейчас – Кейптаун), чтобы капитан мог пополнить судовую кассу десятком-другим лекций. Лишь 14 апреля они покинули Капстад. Оставался последний бросок – через Атлантику. Заглянув «по дороге» на остров Святой Елены, они взяли курс на Пернамбуку (ныне Ресифи).

20 мая они были там. Таким образом, за вычетом куска южноамериканской суши виток вокруг Земли был сделан. Из этого следовало, что капитан Джон К. Восс в принципе может претендовать на призовые 5000 долларов.

«Однако, дабы мои претензии были еще весомее, – писал он, – ставлю вас в известность, что намерен пройти еще 6000 миль до Лондона, чтобы принять участие в Морской выставке в Эрлс-Корт-Вестерн Гардене. Ваше решение, надеюсь, оно будет положительным, застанет меня там. С уважением...»

Гаррисон изъявил желание отправиться вместе с Воссом, хотя капитан предлагал ему покинуть «Тиликум» в каждом порту, в который они заходили, чтобы на твердой земле завершить свое бренное существование.

– Что ж, будь по-вашему, – сказал Восс, подумав, что негоже отказывать умирающему в такой малости. Правда, несмотря на все тяготы плавания, Гаррисону отнюдь не становилось хуже.

Уже 4 июня они взяли курс на Англию. У экватора их «Тиликум» оказался в плену у штиля. И тут с Гаррисоном произошло чудесное превращение.

– Я проголодался, капитан.

С этой минуты Гарри начал есть. Он ел столько, что Воссу даже пришлось завернуть на Азоры, чтобы пополнить запасы продовольствия. А на подходе к Англии с Гаррисоном произошла еще одна метаморфоза: к нему возвратилась речь. Он стал жутко разговорчив.

Настолько, что поначалу обрадовавшийся этому Восс вскоре уже жалел о прежних днях, наполненных скорбным молчанием.

23 августа Гаррисон заорал во всю глотку:

– Капитан! Маяк! Мы дошли!

Войдя в Мергейтскую гавань, они услышали обязательный вопрос от портовой вахты:

– Откуда идете?

– Виктория, Британская Колумбия.

– Сколько времени в пути?

– Три года, три месяца и двенадцать дней.

Все. Можно было спускать паруса. Большой вождь сказал – большой вождь сделал!

Кругосветное плавание капитана Восса

Последнее испытание

Географ и путешественник лейтенант Шеклтон, секретарь Шотландского географического общества, принял живое участие в судьбе Джона Восса. Например, он организовал выгодное в финансовом отношении лекционное турне, а также произнес речь на представлении «Тиликума» на выставке в Эрлс-Корте.

Поэтому лишь в 1907 году Восс принял предложение стать капитаном шхуны, ведущей промысел тюленей в Беринговом проливе, приписанной к Иокогаме и с командой сплошь из японцев.Три года спустя эта кровавая «забава» была запрещена на межгосударственном уровне, причем владельцам судов должна была быть выплачена соответствующая компенсация, равно как и членам экипажа.

Целый год японские чиновники оттягивали выплату, так что в конце концов Восс уже готов был махнуть рукой, сесть на пароход и покинуть острова Восходящего Солнца, когда к нему обратились два молодых англичанина:

– Я Фред Стоун, а это – Сэм Винсент. Мы видели вас на верфи в Камакуре.

Да, несколько раз Джон Восс бывал там.

– У нас закончились контракты, и мы отбываем в Англию. На яхте. Мы построили ее по чертежам конструктора Томаса Флеминга Дея. Но нам нужна ваша консультация касательно парусного вооружения.

Яхта называлась «Си Куин». Длина ее составляла 7,8 метра, ширина – 2,50, осадка – 1,1 метра.

Судя по обводам, она должна была обладать отменными мореходными качествами, а с парусами Восс не отказал – подсказал и помог.

После спуска судна на воду Стоун и Винсент поблагодарили Восса за помощь, а потом, переглянувшись, сказали:

– Капитан, станьте нашим капитаном! Ваши дела с японскими чиновниками может вести и консул.

– Я не против.

27 апреля 1912 года «Си Куин» направилась к берегам Америки. Течь в месте крепления киля к корпусу, однако заставила их зайти в бухту Аикава. Ремонт затянулся, и только 22 августа яхта снова отправилась в путь через Тихий океан.

«Си куин» у берегов Японии

В 200 милях от Иокогамы они поняли, что творится что-то неладное. Ветер стих, а волны становились все больше. Тучи закручивались в черные кольца. Это был тайфун, и они были где-то рядом с его сердцем.

И здесь следует дать слово самому капитану Воссу, потому что лучше не скажешь:

«Мы потеряли плавучий якорь. Судно развернуло лагом к волне. Тогда я отвязал найтовы, удерживающие руль, чтобы дать возможность судну «гулять» и дрейфовать, как ему вздумается. Оба моих помощника снова спустились в рубку, а я лежал в кокпите, вцепившись рукой в комингс. В эту минуту огромная волна обрушилась на судно и повалила его на бок; в таком положении яхта оставалась секунду-две. Я ждал, что будет дальше — встанет она на ровный киль или опрокинется. Очень скоро я почувствовал легкий рывок и понял, что судно переворачивается. Я отпустил комингс и очутился в воде. Я был уверен, что нам конец, и сделал два больших глотка, чтобы поскорей идти ко дну.

Уже хлебнув воды для балласта, я вдруг вспомнил о своих товарищах, оказавшихся в плену, и мне захотелось еще раз повидать их, сказать «прощай». Я уже пробыл под водой столько, что впору захлебнуться, но почему-то был еще жив. Вынырнув, я увидел торчащий вверх киль. Я ухватился за корму яхты, а потом решил подтянуться на днище. Как раз в ту минуту, как я туда вскарабкался, я увидел огромный вал, надвигавшийся на нас, и буквально впился в киль. Мгновение спустя вал ударил в киль сбоку. Благодаря силе удара и тяжести чугунного балласта правый борт судна начал подниматься; когда судно выпрямилось, я перелез через планширь и вскоре очутился в кокпите. Тут я увидел, как открывается люк, и услышал голос Винсента: «Вы живы, капитан?» Мои помощники вывалились из рубки и кинулись ко мне. Мы как дети радовались встрече и жизни».

Они повернули назад, и 9 сентября увидели землю, а 10-го вечером уже стояли в гавани рыбачьей деревушки близ Иокогамы.

Вот как описывает их появление в гавани Джеймс Вестон Мартир, автор книги «Плавание в Южном океане»:

«Си Куин» была так изуродована, словно побывала в угольной шахте, а вид ее экипажа только укреплял такое предположение. Я с трудом узнал Винсента; что касается Стоуна, то он был до такой степени покрыт шрамами и синяками, что походил на старый сыр… Восс бодрился, но чувствовалось, что и он отдал все силы. А что касается яхты, то я обнаружил следующее: 1) грот-мачта перебита в двух местах; 2) бизань-мачта – в трех; 3) руль сломан пополам; 4) на одном из палубных бимсов в рубке отпечаток ножки чугунного камелька».

Можно ли было восстановить «Си Куин»? Наверное. Но Винсент и Стоун даже не попытались это сделать. Они продали останки яхты и отплыли в Англию на почтовом пароходе. С них было достаточно.

Экипаж «Си куин»: Фред Стоун, Джон Клаус Восс и Сэм Винсент

О схватке «Си Куин» с тайфуном раструбили все газеты.

Восс воспользовался этим обстоятельством и в одном из интервью посетовал на проволочки с выплатой ему компенсации за утрату капитанства на «тюленьей» шхуне. Это подействовало: не прошло и недели, а ему уже отсчитывали купюры.

По расчетам Восса, этих денег должно было хватить, что открыть в Канаде какое-нибудь небольшое дело. Например, основать транспортную контору…

Капитан Джон Клаус Восс никогда не жаловался – это не пристало моряку, и никогда не жалел о сделанном – что проку? Но он до последнего дня грустил о своем «Тиликуме»….

Уже после смерти капитана, в 1926 году, «Тиликум» был перевезен из Англии в родные места, в Викторию, в город, откуда капитан Восс и его судно начали свое невероятное плавание.

Он и сейчас там, «Тиликум», и когда посетители Морского музея узнают, что это за странное кораблик и что за человек был его капитаном, они обязательно фотографируются на фоне столь славного судна. И тоже становятся частью истории.

«Тиликум» перевозят в новое здание Морского музея. 1965 г.

«Тиликум»

Длина (от кормы до резного индейского идола на штевне) – 11, 6 метра; по ватерлинии – 9,15.

Ширина – 1,68 м.

Осадка – 0,94 м.

Площадь парусов – 21 кв. метр.

Киль – свинцовая платина весом в 300 кг (в трюм в качестве балласта были уложены мешки с песком).

Джон Клаус Восс (John Claus Voss/Johannis Klaus Foss) родился в 1858 году в деревне Моордик, в Шлезвиг-Гольштейне (Дания, а с 1864 года – Пруссия).

Его родители были крестьянами, и все нажитое должны были оставить старшему сыну Генриху. Поэтому Йоханнесу был путь в батраки или моряки – он выбрал второе. Был корабельным плотником, получил диплом капитана.

Под его началом ходили многие корабли. Предпринял несколько дальних плаваний на малых судах, в том числе невероятное путешествие из Канады в Англию на оборудованной парусами индейской пироге «Тиликум».

Скончался 2 февраля 1922 года.

«Тиликум» в Морском музее Британской Колумбии

https://www.yachtrussia.com/

Начало : Джон Клаус Восс и его «Тиликум».Ч.1

Вызов принят

В Канаде его ждало предложение стать капитаном парусника, курсировавшем между Америкой и Японией, однако два года спустя Восс вновь оказался на берегу.

Причина была проста: эпоха парусных кораблей заканчивалась, им на смену шли пароходы, и шкиперы старой закалки стали никому не нужны. Так думал капитан Восс, но он ошибался.

– Меня зовут Норман Лакстон, – представился молодой человек. – Я репортер местной газеты. А вы капитан Джон Восс?

– Чем обязан?

– Вы слышали о Джошуа Слокаме? Этот смельчак обошел вокруг света в одиночку на шлюпе «Спрей». Наша газета писала о его плавании. А теперь он и книгу выпустил.

– Не слышал. Не читал.

– Вот эта книга. Посмотрите. Уверен, она покажется вам небезынтересной. И поговорим завтра.

Книгу Восс «проглотил» за ночь. Ну, что сказать? Слокам, конечно, отважный мореход, но Фортуна явно благоволила ему. Он, Джон Восс, ни за что не пустится в дальнее плавание один. Быть раздавленным сослепу каким-нибудь тупорылым пароходом – это не для него! Так он и сказал Лакстону утром, мол, он и сам бы совершил нечто подобное, но лишь в компании, не в одиночку.

– Это замечательно! – воскликнул репортер. – Я пойду с вами, но важно, чтобы наше судно было меньше, чем «Спрей», и совсем хорошо, если оно будет каким-нибудь… необычным, что ли.

В том и был секрет: на волне интереса к плаванию Слокама был назначен приз в 5000 долларов за кругосветное плавание на судне меньших размеров. Число членов экипажа при этом не оговаривалось.

– Половина призовых ваши. Плюс половина всех гонораров за статьи, которые я напишу. Плюс половина доходов от будущей книги о нашем рейсе.

Они составили договор, расписав взаимные обязательства. В частности, Джон Восс обязывался приобрести судно, оснастить его и провести вокруг света.

На следующий день капитан отправился в индейскую деревню на берегу Ванкуверской бухты. Там он купил самую большую индейскую пирогу возрастом по меньшей мере в полвека, зато сделанную из единого ствола не поддающегося гниению красного кедра.

На прощание бывший владелец пироги сделал покупателю подарок, вручив прокопченную голову своего давно умершего отца, строителя пироги.

– Это вам на счастье.

В Виктории капитан взялся оборудовать пирогу в соответствии со своим замыслом. Он нарастил борта где на 10, а где на 20 сантиметров.

Укрепил корпус шпангоутами и кильсоном. Снизу к днищу был прилажен свинцовый киль. Затем пришел черед палубы и рубки со столом, койками и шкафчиками для провизии.

Еще одну маленькую рубку Восс установил на корме; к этой рубке были проведены фалы от трех небольших мачт (трех – чтобы при сохранении площади понизить центр парусности).

Свое судно капитан Восс назвал «Тиликум»! По-индейски это означало «друг».

«Тиликум» покидает Канаду

Вперед, на Запад!

Они отчалили 7 июля 1901 года. И тут выяснилось, что Лакстон подвержен морской болезни. При очередном приступе он просто бросил руль. Пришлось Воссу вспомнить, как в годы его юности приводили в себя «травил».

Безжалостный удар по ребрам взбодрил репортера настолько, что он снова взялся за румпель.

Не мешкая, Восс достал плавучий якорь, о котором позаботился еще на берегу, соорудив его из толстого железного обруча и конического парусинового мешка.

Выпустив якорь за борт, он спустил паруса и, видя, как разворачивается по волне и успокаивается «Тиликум», задумался над тем, что ему делать со своим спутником. Ну не бить же его каждый раз, как океан вздумает показать свой норов!

Было еще одно средство, которое Восс считал не менее жестоким. Под угрозой физического насилия, перед которым поблекнут достижения испанской инквизиции, Лакстон выхлебал две кружки морской воды.

Та, естественно, тут же попросилась обратно за борт. Таким образом произошло полное очищение организма, который в дальнейшем, надо полагать, чтобы избежать мучений, уже не капризничал.

По первоначальному замыслу Восс намеревался сделать первую остановку на Маркизских островах. Однако с установившимся ветром им пришлось бы идти круто в бакштаг. Все-таки индейская пирога, пусть и модернизированная, была не самым резвым и остойчивым ходоком. Поэтому решено было идти к острову Пенрин.

До него оставалась неделя, когда ветер сначала стих, а потом задул с утроенной силой. Капитан послал Лакстона на бак, где напарник по первой же команде должен был бросить плавучий якорь.

Дождавшись пологой волны Восс повернул руль на ветер. Судно привелось… и вдруг перед «Тиликумом» поднялась водяная стена.

– Якорь на воду!

Отчаянный крик не возымел действия. Нет, репортер бросил плавучий якорь, но не в воду, а на палубу, и стал взбираться на мачту.

Волна обрушилась на «Тиликум», но отчего-то не потопила, а, напротив, спасла его. Она смыла якорь за борт, тот уперся в воду, и развернул судно носом к волне.

– Не будьте обезьяной, Лакстон, – сказал Восс. – Слезайте.

Острова Пенрин мореплаватели достигли на 59-й день путешествия. Там они задержались ровно на столько, чтобы не обидеть местного короля, в подданных которого значилось население целой деревни. В честь гостей был дан ужин, во время которого их потчевали жареной свининой, корнями ямса и экзотическими танцами.

Побывав на островах Монахиаи и Самоа, мореплаватели добрались до Фиджи. На несколько дней они задержались там – и зря, потому что Лакстон заявил:

– Я решил плыть в Австралию на пароходе и дожидаться вас там. За это время я опишу все, что нам довелось испытать, а вы потом расскажете мне об этом отрезке, и я обработаю материал. Литературно.

Против правил Джона Клауса Восса было хватать кого-либо за фалды, и он лишь буркнул:

– Бог в помощь.

Неделю спустя на борту «Тиликума» появился новый член экипажа – Луи Бриджент, который хотел навестить сестру, жившую на острове Тасмания.

Однажды вечером – в 600 милях от Сувы и в 1600 от Сиднея – Восс решил исправить подсветку компаса. Он вытащил его из нактоуза и спустился в каюту. Очистив обгоревший фитиль, капитан протянул его Бридженту.

Тот, придерживая румпель ногой, взял компасный котелок двумя руками.

Откуда взялась это проклятая волна? Она прокатилась по палубе, зашвырнув Восса обратно в каюту. Когда он вновь выбрался на палубу, кокпит был пуст. Это что же получается, Бриджент не был привязан страховочным линем? И руки у него были заняты...

Несколько часов Восс кружил вокруг места исчезновения напарника. Все напрасно. Когда взошло солнце, он вознес молитву Господу, дабы не обошел Он своим попечением упокоившегося в пучине.

Затем Восс принялся искать запасной компас. Он перерыл весь «Тиликум», и все впустую. (Впоследствии выяснилось, что Лакстон прихватил его с собой «на память».) Что ж, по крайней мере у него есть звезды и секстант.

…в Австралии

Первые дни он совсем не мог спать. И не столько из-за страха за «Тиликум» и свою жизнь, сколько из-за сновидений, в которых возникал Луи Бриджент. 30 октября, когда Восс тщетно пытался заснуть, его дрейфовавшее судно оказалось во власти шквала. Фок-мачта затрещала и повалилась за борт. И она же стала дополнительным плавучим якорем...

Восс вытащил мачту на палубу, освободил ее от снастей, накрепко принайтовил и... отправился спать. И заснул спокойным глубоким сном, потому что теперь был уверен, все страшное, что могло случиться, уже случилось.

Он вошел в гавань Сиднея, отказавшись от услуг лоцмана.

Чужое пророчество

По поводу несчастного случая с Луи Бриджентом никаких неприятностей Воссу не чинили. Австралийцы вполне удовлетворились объяснениями капитана. А вот с Норманом Лакстоном вышла закавыка. Он встретился с Воссом в присутствии брюнетки, которая была представлена как миссис Симпсон.

– Восс, дружище, миссис Симпсон медиум. Она предрекла мне гибель, если я продолжу плавание. Я и тебе советую оставить эту затею.

Джон Восс так ответил на это:

– Что бы мне ни пророчили, я поплыву дальше. К тому же у нас договор...

– Ну, договор можно и аннулировать.

В течение следующего часа капитан и репортер заполнили новые бумаги, из которых следовало, что отныне все права собственности на «Тиликум» принадлежат мистеру Джону Клаусу Воссу. Оставалось всего ничего: найти деньги для продолжения путешествия и нового партнера.

Деньги Восс заработал, выставив «Тиликум» на ярмарке для всеобщего, но не безвозмездного обозрения. Напарником же в плавании вызвался быть студент Фрэнк Хилтон.

– Пока до Мельбурна, а там посмотрим, – сказал он и не обманул, разделив компанию с Воссом до Мельбурна. А дальше…

– Нет, капитан, увольте, это не для меня». – Свои обязательства Хилтон выполнил

Джон Клаус Восс кивнул: да, пожалуй. Хилтон оказался подвержен морской болезни в столь тяжелой форме, что бить и поить забортной водой было бесполезно, это уже было бы чистым издевательством.

В Мельбурне Восс решил вновь подзаработать на демонстрации «Тиликума». Когда суденышко извлекли из воды, лопнул крюк крана, и «Тиликум» со страшным треском рухнул на камни набережной. По корпусу из красного кедра зазмеились трещины.

– Я готов возместить ущерб в размере 22 фунтов, – предложил хозяин транспортной конторы.

На это президент мельбурнского яхт-клуба, почетным членом которого стал Восс, посоветовал капитану подать в суд.

– Сколько нужно, чтобы отремонтировать ваше судно?

– Фунтов 70 будет достаточно.

– Мы вчиним иск на 500!

…на островах Полинезии

Процесс все никак не мог начаться, а начавшись, длился целую неделю.

Своим вердиктом высокий суд постановил выплатить Джону Клаусу Воссу возмещение в размере 200 фунтов.

Предвидя апелляцию, адвокат посоветовал взять 100, но сейчас. Такой компромисс Восса вполне устроил, тем более что ремонт «Тиликума» он был намерен провести своими силами.

Оставался вопрос напарника. Его доставили из портовой гостиницы в невменяемом состоянии. Очнулся он в море и по приходу в Аделаиду сразу же сбежал.

В Аделаиде Восс выступал с лекциями, за плату показывал свое судно, и все прикидывал, куда направиться дальше. Уже год он в Австралии, пора с этим кончать!

Так куда ему проложить курс? Вокруг мыса Горн на индейской пироге – это явно чересчур. Идти к мысу Доброй Надежды – это постоянно править круто к ветру, что опять-таки не для «Тиликума».

Еще можно пойти через Тасманию и Новую Зеландию, затем с пассатом обогнуть Австралии, а потом уже – к мысу Доброй Надежды.

Правда, путь удлинится на 2000 миль, зато...