feldkurat

В детстве у меня была книга под названием "Пылающий факел".

Вот такая:

Это сборник стихов и прозы поэтов и писателей стран Азии и Африки. Понятно, в основном революционно-антиимпериалистического направления. Я буквально "глотал" книги, поэтому и эту зачитал до дыр. Проза была явно интереснее стихов, скорее всего из-за того, что переводчики с экзотических языков не особо шарили в поэзии, а подрядить профессиональных литераторов с подстрочником то ли не додумались, то ли пожадничали.

Но одно стихотворение мне очень понравилось. Его написал по-французски Бернар Дадье из Кот-д'Ивуара, который, как я только что выяснил, умер всего год назад на 104-м году жизни. Дело не только в содержании, этот стих просто выстреливал каким-то незнакомым африканским ритмом. Короче, я очень быстро выучил его просто "для себя".

Когда я учился, кажется, в седьмом классе, у нас в школе устроили конкурс чтецов. Никакой записи не было, просто выходи на сцену и валяй. Ну, я и прочитал - широко, размашисто, да ещё и кулаком над головой размахивал, как мне казалось - вышло просто круче не бывает. Но никакого приза мне не дали, сказали, что не подходит по содержанию: я даже не заметил, что конкурс был приурочен к Восьмому марта. Ну и фиг с ним, - сказал я себе, - на Первое мая прочитаю. Но никаких конкурсов к Первомаю у нас не проводили, кажется, вообще больше никаких не проводили. А, нет, вру: в 10 классе наша литераторша убеждала меня принять участие в фестивале поэтов, и не желала слышать мои возражения, что никаких стихов я не пишу. Потом я сообразил, что она открыла последнюю страницу моей тетради, где я записал несколько строчек из раннего Маяковского, которым тогда крепко увлекался.

Кстати, чуть не забыл. Вот оно, стихотворение:

Я вышел из мира, для них чужого,

Я человек иной породы!

Нет обо мне в их книжонках ни слова,

Потому что я — человек народа!

Но Африка в хаосе бурного века

Проснулась. Люди, не будьте слабыми!

На перекрестках, под баобабами,

В тюрьмах, в бараках рабочих окраин

Кричу я каждому человеку:

Ты — народ, значит, ты — хозяин!

Те, кто себе присвоили имя

Королей консервов, спичек и стали,

Те, кто жили трудами твоими,

Те, кто руки тебе сковали,

Те, кто душили тебя веками,

Встали над полными сундуками.

Там, они думают, погребены

Наша свобода и наше счастье.

И вот они чванятся, опьянены

Своим богатством, своею властью.

Считая прибыль ежевечерне,

Они тебя называют чернью

За то, что ты дал на себя надеть

Ярмо, непосильным трудом замаян.

И свищет, и жжет твою спину плеть,

Но ты — народ, значит, ты — хозяин!

О хозяин-народ! Сознаешь ли ты

Всю тяжесть наглого их презренья?

Бесстыдно топчут твои мечты

И рады горьким твоим мученьям;

Тебе наступили на грудь сапогом.

“Ты раб! — кричат.— Оставайся рабом!”

Боль исказила твои черты.

Так ты ли хозяин? Да! Только ты!

Ты — хозяин!

Ты кровью с этой землею спаян.

Ты сеешь рис,

Ты строишь мосты,

Ты шерсть прядешь,

И ты, только ты,

Издыхая с голоду, в рубище, нищий,

Лишенный крова, лишенный пищи,

Лежишь в пыли у тюремных ворот,

О хозяин-народ!

Я вышел из мира, для них чужого,

Я человек могучей породы,

Нет обо мне в их книжонках ни слова,

Потому что я — человек народа.

Но древняя Африка в хаосе века

Проснулась. Люди, не будьте слабыми!

На перекрестках, под баобабами,

В тюрьмах, в бараках рабочих окраин

Кричу я каждому человеку,

Кричу я людям земли моей:

Ты — царь заводов! Ты — царь полей!

Ты — народ, значит, ты — хозяин!

А вот он - Бернар Дадье.

На волне студенческих воспоминаний решил добавить капельку своих.
Сразу скажу: учился я серьёзно, ко всем предметам готовился и на халяву не надеялся. Но после четвёртого курса влетела нам с женой вожжа под хвост, и решили мы сменить скромную жизнь городских студентов на многообещающую в плане жилья карьеру сельских учителей. Правда, выбор региона был не совсем удачен: вместо относительно благополучной Кемеровской области мы перебрались в забытый богом Алтайский край. При этом, переводиться на заочное отделение я не стал: дело в том, что при таком раскладе вместо парт, доски, мела и счастливых учеников мне светили автомат, сапоги, и казарма и злые старослужащие. Поэтому я решил рискнуть, тем более, что занятия были только в первом семестре, а во втором - педагогическая и преддипломная практика. Мой друг и однокурсник Вовчик обещал помочь, чем сможет.
Уже не помню, почему я приехал в Кемерово когда зимняя сессия уже закончилась. Кажется, директриса не отпустила. Декан выслушал мои объяснения, уважительно хмыкнул и подписал продление.
Профильные предметы я сдал легко, тем более, что все преподаватели были уже хорошо знакомы, отнеслись с пониманием, но надо сказать, что я реально готовился.
Непрофильных было два: основы права и жуть под названием "философия истории", зачёт по которой даже наши суперотличники, а ныне - доктора наук, сдали не с первого раза.
Что касается права, то тут проблем не было: преподаватель, пожилой дядька, сразу сказал, что тем, кто посетит все его лекции, он поставит " автомат". Вовчик честно ходил на все занятия и не забывал меня отмечать, так что вопрос был решен. Единственное, что меня беспокоило: как я узнаю этого дяденьку, если, якобы, был у него на всех лекциях, но в глаза его не видел?
Подхожу к дверям кафедры, возле неё стоит какой-то парень.
- Слышь, дружище, ты юрист?
- Ага, юрист.
- А Пупкина (настоящую фамилию, конечно, уже не помню), знаешь?.
- Конечно, знаю, а что?
- Слушай, будь другом, загляни на кафедру, там он, или нет, а то я что-то очкую.
Парень улыбнулся, зашёл в кабинет, что то там спросил.
- Сказали, сейчас придёт, жди.
- А ты можешь мне подать знак, когда он появится?
- Договорились.
Минут через пять, когда к дверям подошёл пожилой дядька, парень легонько кивнул.
- Василий Иваныч (имя-отчество настоящие, такое не забывается), здрасьте, я у вас на всех лекциях был, а потом заболел, не смог подойти, мне бы зачёт поставить...
Дядька порылся в портфеле, достал свой кондуит, похмыкал, но зачёт поставил.
Оставалось последнее, но самое тяжёлое испытание.
Страшный преподаватель философии истории сидел на кафедре один. Лощеный такой тип лет сорока в дорогом костюме и с каменным лицом. Такого не разжалобить и не заболтать. Собственно, я пришёл, чтобы попросить вопросы и список литературы к зачёту...
- Здрасьте, Владимир Дмитриевич, я с истфака, пятый курс...
И тут произошло то, на что я никак не мог рассчитывать.
- Давай зачётку.
Он заполнял последнюю строчку, а я тупо смотрел и ничего не понимал.
Потом он открыл свой журнал.
-Так, стоп, дорогой мой. Ты что, мне зачёт, оказывается, не сдавал, что ли?
- Э-э-э, н-нет, я пришёл узнать насчёт списка литературы...
- Хм, а я подумал, что ты просто тогда зачётку забыл. И что мы будем делать?
Я пожал плечами и опустил очи долу.
Выдержав паузу, страшный препод тяжко вздохнул:
- Ладно, принципы на то и существуют, чтобы иногда их нарушать. Иди, халявщик, и больше не попадайся.
В тот вечер я вусмерть напился, а уже на следующий день отчалил на Алтай, где меня ждала любимая жена, двухлетняя, на тот момент единственная дочь, соскучившиеся ученики и долгая-долгая служба на ниве народного образования. Но это уже совсем другая история.