GrooseG

Вчера смотрели с ребенком «Братца медвежонка» - полнометражный диснеевский мультфильм середины нулевых, с совершенно чудной анимацией и очень даже насущным смыслом. Увы, не обойдусь без спойлера концовки – иначе не было бы поста. Мать медвежонка Кода, погибшая в ходе схватки с главным героем (она защищала медвежонка, он – себя), вместе с почившим братом героя, сперва нисходят к ним в форме духов на вершине горы, а затем – навсегда исчезают за радугой.

Сыну без пяти минут четыре года. До того он смотрел и другие мультфильмы, всегда представляя себя героем оных (ну, Симбой например, или Иккингом), но никогда прежде я не видел его таким. По окончании душещипательной сцены, он разрыдался, попытавшись спрятаться от нас с женой за диваном, ни в какую не желая успокаиваться.

Обычно, детские слезы у нас – следствие капризов, и лечатся довольно просто. Но тут – мы не могли успокоить его добрых полчаса, пытаясь по очереди и совместно найти должный подход. Я уже трижды пожалел, что вообще показал этот мультфильм (хотя он определенно стоящий), впредь пообещав себе включать только проверенное творчество.

В конце концов, сработал давний метод – отвлечение. Ребенка удалось увлечь горячо любимой им (и нами) «Школой семи гномов», складыванием циферок и детской прописью. Убедившись, что сын успокоился, я решился на разговор:

- Тебе понравился мультфильм?

- Понравился, - утвердительно кивнул ребенок, - только он неправильно кончился. Медвежонок теперь пропадет.

- Ну почему же? Ведь у него остался старший брат. Понимаешь, сынок, - настроился было я на серьезный философский диспут о жизни о смерти, как он вероломно перебил меня:

- Этот старший брат ни на что не годится. Они столько шли, а он его ни разу не накормил. А мне мама вкусности готовит. И вообще, маленьким надо еще кашу давать, и Витамин Д (любит он его).

Я, мягко говоря, растерялся.

- Сынок, ну у медведей другой рацион, ты же знаешь… Я думаю, старший брат справится, смотри какой он сообразительный!

- Не знаю, - вздохнул ребенок, и задумчиво, скептически так посмотрев на меня, пробормотал:

- Придется им, наверное, к бабушке идти жить. А то голодные будут гулять.

Да, братец-медвежонок, современные дети растут куда большими прагматиками, чем их отцы!

Сербские Приключения, часть первая

Проснулись мы довольно рано, но как выяснилось, внизу уже ждали. Целая толпа разношерстно одетых мужичков, едва завидев нас, начавших наперебой предлагать свою продукцию. Некоторые принесли полностью упакованный товар, один представитель даже имел при себе несколько видов: крупную фракцию, и под фильтр пакет. Другие же, будто едва вышли из леса со свеженайденными сборами – ароматными, на весь отель запах стоял.

И у первых, что у вторых сырье было великолепного качества – я такое только у себя на Алтае видел, но там, на самом деле, в больших масштабах трав произрастает не так много, как принято считать, и по большей части встречаются эндемики. А у сербов даже элементарная душица была на два порядка лучше той, что мы закупали.

Что говорить, заблестели глазки, ручки зачесались. При вопросе о прайс-листах мужички смущенно поглядывали на представителя мэра, который пришел вместе с ними. Стало понятно – вопросы реально придется решать только через него.

А значит, инвестиции в Сербию. Мы даже желаемый мэром масштаб слабо представляли, не говоря уж об организационной составляющей. Блеск в глазах чуть потускнел.

В это время в холле материализовался Лазо. Помахал нам рукой, и крикнул:

- GrooseG, не спеши у них ничего покупать! Мы сейчас поедем к Желько, у него тоже есть, что предложить.

Нелирическое отступление. Что с Лазо, что с Желько мы познакомились в Российском Экономическом Обществе, когда они делегацией приехали для обсуждения неких вопросов (по-моему, побухать). Они производили совершенно разное впечатление – Лазо, веселый здоровяк, душа компании и вообще душка, а Желько – худой, с густыми усами, болезненного вида человек, напоминающий тень. Во время нашей презентации, он очень заинтересовался сиропом из чаги, взволновался и принялся через Лазо просить меня продать ему «хоть пару бутыльков». Я ему их и отдал, бесплатно – как образцы. Никогда еще меня так не благодарили – оказалось, у него онкология (Лазо объяснял это последствиями войны, но я не обнаружил прямой взаимосвязи), и чага ему помогает снизить болевые ощущения, но в Сербии ее днем с огнем, а уж в форме сиропа – и подавно.

В общем, набрали мы образцов, визиток, представитель мэра пообещал прислать нам коммерческие со своими условиями. Загрузившись в уже знакомый фольксваген Йована, мы отправились к Желько.

Ну, как оказалось, не совсем.

Лазо, в этот раз поехавший с нами, радостно сообщил:

- Мы только по пути в одно место заскочим, ненадолго. У нас там мероприятие запланировано. А следом – сразу к Желько.

При слове «мероприятие» мы напряглись – и не зря. Славная, чистенькая Ягодина осталась позади, и мы оказались в куда менее приятной взгляду части Сербии. Низенькие, кряжистые хибарки вдоль пыльных дорог, кривые, как мои руки, улочки, редкие прохожие. Повсюду не разруха, нет – скорее, какое-то запустение, и на лицах людских тоска и усталость.

Но зелено кругом – не земля, а сказка. Цвета такие сочные, что съесть хочется.

К своему стыду, название городка, в который мы приехали, я не запомнил. Но он был совсем небольшой, аккуратный, и безлюдный. Остановившись перед неким административным зданием, мы обнаружили на входе уже знакомых нам Квадратного, мужчину из Абхазии и сербских сотоварищей. Последние торжественно облачились в береты, крапового цвета – даром, что военную форму не надели. Оказалось, тут у них собрание, посвященное какой-то годовщине чего-то героического – опять-таки, не запомнил, чего.

- А здесь-то мы зачем? – задал я вполне логичный, по собственным меркам, вопрос Лазо, на что получил вполне логичный, по меркам сербов, ответ:

- Да мы ненадолго!

Нас провели на второй этаж, в помещение, напоминающее конференц-зал, с длинными деревянными скамьями вместо кресел (удобство воинам чуждо) и небольшой трибуной. В зале было пара журналистов, преисполненная нездорового энтузиазма ведущая, и толпа ветеранов, что вчера пила с нами у мэра Ягодины. Увидев нас, двух парней, явно не соответствующих местному колориту, ведущая нахмурилась, и спросила о нас Лазо. Получив некий ответ, чрезвычайно воодушевилась, и принялась быстро что-то говорить. Серб сперва отнекивался, а потом повернулся к нам:

- Говорит, вам надо выступить.

- Чего?

- Ну, с трибуны. Пару слов сказать о единении России и Сербии, дескать, братья навек и все дела, будем делать общий бизнес.

Мы переглянулись. Чем дальше в лес, тем глубже…

- Лазо, мы даже точно не знаем, что у вас тут за праздник. Толпа ветеранов, которым выступление двух пороху не нюхавших русских как мертвому припарка. Давай мы лучше в уголке посидим, или вообще на улице покурим, а?

- Не, - замотал головой наш добрый друг, - обязательно надо выступить. Ведущая говорит, будет очень хорошо.

Ага, хорошо, черта лысого. Ничего в этом хорошего навскидку не обнаруживалось. Ладно, господа, хотите песен – есть у нас.

Сперва выступал главный из Беретов – очень долго говорил на сербском, я не понимал ни слова, но очень хотелось сопереживать. Потом пригласили абхаза и Квадратного – те уже на великом-могучем, в духе истинного патриотизма, сказали все то, что хотели сказать и мы – про дружбу, братство и прочие приятности.

Все громко хлопали и благосклонно качали головами – согласны, мол, буде дружить.

А потом – настал наш черед. Объявили нас, как бизнесменов из России. Ну тех самых, влиятельных, ага.

У друга язык подвешен получше моего – отдуваться пришлось ему. Откашлявшись, он веско и проникновенно рассказал о взаимовыручке наших народов в тяжелую годину, не забыв упомянуть важный для сербов аспект – религиозную общность. Они действительно народ очень верующий – Лазо и поныне поздравляет меня со всеми православными праздниками, половину из которых я не знаю.

Сербы растрогались и хлопали, ведущая умилялась, Лазо одобрительно показал большой палец. Глава ветеранов вручил нам пакеты с памятными подарками – как позже выяснилось, там был местный мед (неплохой) и красное вино со звучным названием «Истина». При всем уважении к сербам – очень плохое вино, и это не точно не та истина, коею следует искать.

Ну что, теперь к Желько? Ага, щас.

Что следует после торжественной части? Правильно, банкет. Теперь хотя бы стало понятно, к чему собирались.

Пешком мы дошли до соседнего здания, двухэтажного дома, как выяснилось – ресторана. Там-то мы и расположились – в одном из залов, заняв его полностью.

Надо отметить, что к тому моменту в России уже пару лет как нельзя было курить в общественных местах. Но тут вам не Россия – сербы курят везде, всегда, что хотят и когда хотят. Помножьте этот факт на обилие людей, помещение практически без доступа воздуха и (куда без нее) горячо любимую грушовицу, источающую зловонный аромат – и получите ту чудную атмосферу, где нам довелось очутиться.

Меня хватило минут на тридцать. После, выдернув Лазо, к тому моменту уже немного подпившего, я спустился с ним на воздух:

- Ну что, когда поедем к Желько?

- К Желько не поедем, - отрицательно покачал головой Лазо, - он сам приедет вечером в Белград. Поедем к Милану.

Твою мать. Да хоть к Ювентусу, лишь бы уже ехать.

- Лазо, а вот эти все ребята тоже с нами поедут? Милан – он из ветеранов?

- А, не, эти не поедут. Вы, да я, да Йован. Милан – серьезный бизнесмен, у него элеватор свой.

- А травы-то есть у него? Мне элеватор до фонаря, если честно.

- Есть, у Милана все есть.

Ну, что ж. Едем к Милану, у которого все есть.

Лазо клятвенно пообещал покинуть заведение в течение получаса. За это время абхазский военный успел позвать нас на озеро Рица, Квадратный пообещал увидеться в Москве (как-то не захотелось), а все присутствующие сербы – едва ли не со слезами проститься, и пожелать удачи.

Душевный народ, искренний такой. Не знать бы, что жестокий – цены б им не было.

Мы покинули сабантуй, и двинулись к Милану, у которого было все. Ну, вернее, почти все.

Трав у Милана не было в помине.

Жил магнат в довольно большом доме с огромным яблочным и сливовым садом, и занимался, как и стоило ожидать, зерном и фруктами. Услышав про бизнесменов из России, он сразу повел нас на экскурсию. Вот там-то мы и познали вкус настоящих сербских яблок – и это вам, друзья, не грушовицу пить. Яблоки были совершенно бесподобными, мы даже начали думать о том, чтобы реально импортировать их в Россию.

В отличие от несведущих вояк, опытный Милан сразу понял, что бизнесмены мы вовсе не того пошиба, который зачем-то приписал нам Лазо. В итоге и разговор пошел в правильном русле – мы озвучили свои скромные интересы, он пообещал найти нам поставщиком «без всяких сопутствующих инвестиций». Взамен мы договорились обсудить возможность поставки его фруктов в Россию – тем паче санкции, на тот момент еще бывшие в новинку, вроде как располагали. Попили чаю, хлопнули по рукам. И поехали в Белград.

По пути наткнулись на интересное зрелище – целая колонна беженцев из Африки, едущая по трассе в попутном с нами направлении. И стар, и млад, на средствах передвижения разной степени проржавелости, со всем своим скарбом, уложенным на крыши авто, держали путь в светлое будущее.

- Вот это счастья вам привалило, сказал я Лазо, - где же разместить всю эту ораву?

- Тю, - присвистнул серб, - они не к нам едут. Сербия – бедная страна, им у нас не интересно, тут чтобы жить, работать надо. А они едут в Германию – туда и дорога.

Такое вот, выборочное сербское гостеприимство.

Белград впечатлил – в центре он очень красивый, на мой взгляд. И разрушенное Министерство Обороны впечатлило, пусть мы и проехали мимо него, не останавливаясь.

А еще, мы попали на важнейшее спортивное событие.

Представляете футбольное дерби «Спартак» - «ЦСКА»? Градус напряженности и ненависти фанатов одной команды к сторонникам другой зашкаливает. У этого есть свой сербский аналог – матчи «Црвены Звезды» и «Партизана». Но есть еще более важное событие, не разделяющее столицу на два лагеря, а наоборот, консолидирующее воедино.

Любое спортивное событие, где в соперниках значится сборная Хорватии. И особенно – матчи в водное поло. В день нашего приезда имело место именно оно – финал чемпионата, не то Европы, не то Мира. Кстати, если мне не изменяет память, событие сие проходило в России – ирония судьбы, не иначе.

И да, сербы выиграли – причем, судя по возгласам местных фанатов, «в одну калитку».

Город стоял на ушах. Сербы обнимались, пели песни, пили и гуляли по центру – кстати, довольно мирно и культурно, хотя мы могли чего и проморгать. Счастье была всеобъемлющим – мы так радуемся, когда канадцев в хоккей побеждаем.

Желько таки приехал – ждал нас в одном из уличных кафе неподалеку от отеля, который мы забронировали по дороге в город. Он был рад, как и все, а меня так и вовсе обнял как родного, помнил про чагу. Но в делах он особенно был не помощник – его интересовали только несколько наших позиций для личного потребления, а поставщиков у него не оказалось – чего мы, признаться, уже и так ожидали. Ну, да и хрен с ним – зато посидели хорошо. А после, попрощавшись, таки побродили по Белграду – добрались до знаменитой крепости, посидели на стенах, посмотрели на Дунай (там действительно очень красиво). Даже до дискотеки какой-то добрались – о чем крепко пожалели в 5 утра, когда пришлось вставать на самолет.

---

С Миланом мы в итоге немного поработали – но совсем нерегулярно и недолго. С Лазо порой общаемся и до сих пор, но уже просто по-дружески – совместных бизнес проектов больше не строим. Желько, к сожалению, проиграл в борьбе с онкологией – единицам удается ее выиграть. А что стало с остальными сербскими участниками событий – я, увы, не знаю. Надеюсь, у них все хорошо)

Лет около шести семи тому назад, забросила нас с другом нелегкая в Сербию.

Страна сия, надо заметить, на большого любителя (уж простите, братушки). Белград красив, конечно (не считая разбомбленных НАТО зданий), и девушки там симпатичные, и Дунай широк, да могуч. Но все старенькое, проржавевшее, заплесневелым совком пахнущее – стоит только из центра города выйти. Как в родной Сибири, да и то в начале двухтысячных.

Цель путешествия была вовсе не туристической – искали мы поставщиков местных трав и сборов (лекарственных, не подумайте чего). А сербы (по крайней мере те, с кем нам общаться довелось), народ такой – еще в Москве, на встрече совместной с их делегацией, кучу всего нам интересного пообещали, и ну завтраками кормить. Мол, вот, приедем, договоримся, поработаем…

Надо сказать, климатические условия в стране близки к идеальным. Яблоки там такие – все, что на полках российских магазинов, под названием «сербские яблоки» продается, рядышком с настоящими не лежало. Растет все – только в землю посади. И травки там, особенно некоторые – ни российским, ни даже украинским не чета.

Подождали мы сербского ответа, подождали, да плюнули, и решили быка за рога брать. Набрали Лазо – контакту нашему из местных, что по-русски неплохо говорит, и поставили перед фактом: собирай травников, в пятницу будем у тебя. Тот растерялся, подумал малость, а потом выпалил:

- А знаете что, парни? Приезжайте! У нас там, правда, одно мероприятие намечается, но ничего мы совместим. Встретим вас в Белграде!

Сказано – сделано. Вылетаем из Шереметьево в аэропорт имени Николо Теслы, попутно планируя предстоящие переговоры.

Знали бы мы, что за мероприятие нам Лазо уготовил – ничего бы не планировали, остались в Москве.

---

По прилету, нас встретил Йован, на стареньком, с виду годов восьмидесятых, «фольксвагене гольф». Здоровенный, как все сербы, с глазами, в которых застыла вся горесть и честь нации, он еле уместился на водительском сидении. По-русски почти не говорит, по-английски чуть лучше. Ну да ладно, какая нам разница? Довезет поди.

Здесь стоит сделать отступление, пусть и не очень лирическое. Место проведения мероприятия Лазо нам не обозначил – но мы, по наивности своей, думали, что будет это где-то в окрестностях Белграда. Ан-нет, судари, весело трещащий с нами на смеси сербского и английского Йован, увез нас из столицы совсем в другие края – милейший городок под названием Ягодина (ударение на букву «о»).

Надо заметить, городок и вправду чудный, особенно в сравнении с тем запустением, что мы по дороге к нему видели. Как позже выяснилось, это благодаря местному мэру. Улочки аккуратненькие, ровные, дома солидные, люди хорошо одетые. Наличествуют аквапарк, городской парк с фонтанами-водопадами, и зоопарк, пусть и маленький (зато с жирафом, с коим мы впоследствии пообщались). В общем, очень и очень пристойное место. Заселили нас в гостиницу – Hill Hotel, как сейчас помню, и опять-таки – уровень очень высокий.

Обрадовались мы, расслабились. А зря.

Лазо к нам постучался спустя полчаса после приезда – торопитесь, говорит, дорогие гости, у нас там прогулка намечается совместная, а потом ужин с мэром и его администрацией.

Тут мы удивились маленько. Бизнес у нас небольшой, масштаб явно не для встреч с главой города, пусть и маленького. Но кто его знает, может, здесь так вопросы решают. Будем посмотреть, одним словом.

Едва вышли из отеля (а он как раз рядом с парком), как видим – делегация стоит, и Лазо нам рукой машет. А еще – два лица на нас уставились, явно не сербской, а совсем даже родной национальности. Один – абхаз, летя шестидесяти, с благородной сединой и выправкой армейской (как позже выяснилось, не то полковник не то генерал), а второй - русский, весь рубленный такой, будто из квадратов сделанный – челюсть, плечи, затылок, даже ноги какие-то квадратные. И тоже, судя по всему, человек служивый.

А у нас обоих, в этом компоненте, как говорится, швах.

Глядь на остальных – а там все сербы. Улыбаются, говорят что-то, руки тянут знакомиться. Но знаете, даже мне, человеку от этого всего совершенно далекому видно, что все они – тоже вояки, серьезные все мужики, повидавшие.

Тут-то я и понял, что мероприятие здесь, судя по всему, намечается несколько иного толка, чем ожидалось. Укрепил мои подозрения квадратный мужчина, который, стальным захватом зажав мою ладонь, без тени улыбки поинтересовался:

- Вы кто такие?

А мы так, погулять вышли. Стараясь не терять лица (думаю, вышло паршиво), сообщаю ему, что мы вообще травки покупать приехали, и на всякий случай уточняю, что лекарственные. Подозрение его, судя по лицу, лишь усилилось, но хоть руку разжал. А второй, абхаз, хохотнул себе в усы белоснежные, и говорит, добродушно так:

- Так что же вы, гаврики, сюда-то за ними приехали?

Мы и объясняем, мол, Лазо позвал (тот как назло, делся куда-то), а самим уже интересно – куда же нас занесла нелегкая?

Но выяснить это не удалось – оказывается, нас уже ужин ждет, с мэром.

Стол накрыли в местном кафе – длинный, человек на тридцать. Посредине – он, мэр. Сбоку от него переводчик, с другого – абхаз, а рядом с переводчиком – Квадратный. А мы – я, друг мой, и Лазо, напротив. И куча сербов по обе стороны, и все смотрят на нас, улыбаются.

Мэр – пожилой, лысоватый мужичок, взгляд пронзительный, цепкий. Поздоровался с нами, очень значительно, как радушный хозяин с важными гостями. Ну а мы что, вид приняли солидный, насколько получилось (плохо вышло). Мол, серьезные люди к тебе приехали, чем потчевать будешь?

А потчевали нас сербской едой – не запомнилась, чем именно. Зато запомнилось, чем поили.

Грушовицу пили когда-нибудь?

Нет? Не начинайте. Никогда.

Предлагали ее и виски. Дабы показать наше уважение местным, мы решили испить национального напитка. Я вообще с крепким алкоголем не дружу, а тут еще по запаху почувствовал – беде быть. Встали все, лица суровые, серьезные. И молчат, мэра ждут.

Тот тоже встал, и длинную речь на сербском толкнул – Лазо сперва переводил, но потом бросил. Что-то было про войну и про долг, потом про развитие, гостей, и почему-то Путина.

Суть да дело, все крикнули что-то наподобие «ура», чокнулись, кто с кем мог, и давай пить ее, родимую. Грушовицу, значит.

Я как глотнул, сразу понял, что с напитком этим мне не по пути. Словно сапогом в дышло ударили, из ушей пар пошел, из глаз - слезы. А послевкусие – словно машинного масло хлебнул, и касторкой полирнул сверху. Букет, в общем, стоящий.

Хорошо, официант мимо пробегал, остатки этой отравы я ему всучил, а он взамен мне пива принес. Лучший обмен в жизни, ни дать ни взять.

Тем временем, сидящий неподалеку от мэра человек встал, откашлялся, и говорит, на сносном русском:

- У нас сегодня присутствуют гости!

Представляют абхаза и Квадратного. ФИО их не помню, а если бы и помнил – не сказал бы. От греха.

- А еще - @GrooseG и его друг: влиятельные бизнесмены из России!

Влиятельные, ага. Ух, как навлияем тут сейчас!

Все хлопают, смотрят на нас так, будто мы им всем по мерседесу подарим. Ну, мы раскланялись, конечно, разулыбались. А мэр своим знак сделал – и нас к себе позвал. Даже Квадратный потеснился – шибко было интересно ему, касатику, о чем мы с местной администрацией диалоги вести будем.

Через Лазо рассказываем мэру, кто мы и зачем приехали. Тот кивает, уточняющие вопросы задает. В общем, самая деловая часть ужина. По окончании подзывает помощника, чего-то ему говорит, тот уходит. Мэр нам кивает:

- Завтра у вас будет встреча с травниками в конференц-зале вашего отеля. С теми, кого успеем собрать. Образцы привезут, все покажут. Но если будем работать – то только с вашими инвестициями в местную инфраструктуру. У меня такая политика, я так город развиваю.

Погрустнели мы, конечно – не настолько влиятельны, чтобы в Сербию инвестировать. Но мэру ничего не сказали – утро вечера мудренее, завтра по факту уж и будем решать.

Тут мэр усмехнулся, и говорит:

- Интересное вы мероприятие выбрали, чтобы с нами встретиться.

- А мы не выбирали, говорим. И на Лазо смотрим. А тот виновато разводит руками, и говорит:

- Ну, у нас тут слет воинов-ветеранов. Эти вот - с вашей стороны, а с нашей – бывшие служащие сербской армии.

- Той самой войны? – спрашиваю, хоть уже понимаю, что ее - Югославской?

- Да вы не бойтесь, - улыбается Лазо, а в глазах – все та же горесть, что и у Йована давеча, - мы здесь добрые все. За Родину же сражались.

Я тут пожалел, что грушовицу на пиво сменял – сейчас бы ко двору пришлась. А друг мне шепчет на ухо, вкрадчиво так:

- Здесь, по ходу, только мы с тобой никого не убивали.

Предыдущие главы:

Жанна из Преисподней. Глава третья - о том, как принести Ее Величеству сменную обувь

Жанна из Преисподней. Глава вторая - о том, как вообразить себе платье (и не только его)

Жанна из Преисподней. Глава первая - о том, к чему приводит лазанье по деревьям

Внутри было многолюдно. Или многодушно - это как посмотреть на вещи.

Кафе было сплошь заставлено крошечными, будто кукольными столиками, предназначенными для двоих, и все они за исключением одного, на вид самого неказистого, приткнувшегося как придется в самом дальнем уголке кафе, были заняты людьми, вернее, душами. Терпко и ароматно пахло кофе, сваренным очевидно, в турке, с восточными пряностями. А еще – выпечкой. Ее аромат напомнил мне о маминых «завитушках» - булочках-улитках, щедро промазанных смесью сахарной пудры и корицы, запеченных до легкой, хрустящей на зубах корочки, а внутри горячих и таящих на зубах. Она готовила их на праздники – и не было на земле лакомства лучше, разве что мороженое из «Сказки» могло с ними сравниться.

Из-за узкой, но высокой стойки показался внушительного вида человек. Более всего он походил на медведя Балу из старого мультфильма про Маугли: грушевидную фигуру с солидно выпиравшим животом венчала небольшая голова, сидящая на мясистых плечах. Залысины на висках, сальное лицо, покрытое щетиной, громадные, волосатые руки с толстенными пальцами-сардельками – я определенно не могла сказать, что внешний вид, избранный мужчиной, внушал аппетит. Но зато, он улыбался – и не как алчущий денег базарный торгаш, а как радушный хозяин, искренне и открыто:

- Доброго денечка вам, душеньки! – мне показалось, он так обрадовался нам, что вот-вот заключит в объятия, - заказывали столик?

- Конечно, Джузеппе! – утвердительно кивнул Джек.

- Мы знакомы? – удивился хозяин, и поскреб правую щеку коротенькими, на вид напрочь сгрызанными, ногтями, - не припомню.

- Ну конечно, - улыбнулся Джек, - но разве не это ли есть повод заново представиться? Ты не слышала, Жанна, - подмигнул он мне, - с хорошим человеком принято знакомиться дважды. Ведь так?

- Разумеется, - подыграла я, сама не знаю зачем. Джузеппе просиял, схватил нас за руки, Джека за правую, меня за левую, и начал энергично трясти:

- Очень, весьма и премного приятно! Я – Джузеппе, а вас как зовут?

- Меня Жанна, - ответила я, а это Чер…

- Черчилль, - перебил меня Джек и, сделав гримасу, пожал плечами, - так уж меня зовут. Спасибо матушке с отцом.

- Слыхал где-то, - наморщил лоб Джузеппе, но тут же снова расплылся в улыбке, и махнул рукой, - а, знаете, я мало чего помню. Пройдемте, вон тот столик в углу вас заждался.

Едва мы уселись, как у Джузеппе в руках, будто из воздуха, материализовался блокнот.

- Что желаете, милейшие?

- Я, разумеется, желаю яблочный пирог, - Джек расслабленно откинулся на спинку стула, довольный, словно кот на солнцепеке, - и кофе. Тот, что издает этот чудный запах.

- Самый популярный заказ! – воскликнул Джузеппе, и повернулся ко мне:

- А вам, душенька? То же самое?

Я задумалась. Конечно, Джек очень вкусно рассказывал о пироге, но эти воспоминания о маминой выпечке…

- Скажите, а вы делаете булочки с корицей?

Все проводники, то бишь различные «виды» Чертова Джека, до того оживленно беседовавшие со своими подопечными, резко замолкли, оборвав речь на полуслове. Сам он удивленно уставился на меня, и медленно произнес:

- Но дорогуша, яблочный…

- С корицей? Это те, что булочки-улитки? Ну надо же! – восторженно вскричал Джузеппе, хлопнул себя здоровенной рукой по лбу, и едва ли не подпрыгнул вверх всем своим грузным телом, - как же я мог про них позабыть! Вы знаете, нет, вы точно должны быть уверены, - он наклонился ко мне, для большего убеждения качая головой, - что я специалист по этим булочкам, ничем не хуже, чем по яблочным пирогам! И вы, душенька, вы только что напомнили мне об этом! Будут вам булочки с корицей, лучшие во всем Соулбурге!

Пританцовывая, он ушел в сторону барной стойки. Разговоры в зале возобновились, но теперь я нет-нет, но чувствовала на себя внимательные взгляды.

- Отчего не пирог? – спросил меня Джек. Удивление вроде бы исчезло из его взгляда, но было ясно, что я сделала что-то не так.

- Просто запах напомнил мне о них, вот и решила спросить. Не стоило?

- Ну что ты, - махнул рукой проводник, - не переживай! Ты ведь не знала, а я не предупредил. Думал, что после моей настойчивой рекламы пирога, ты не сможешь от него отказаться. Но, - он вздохнул, с напускным расстройством, - видимо, я уже не тот убедительный малый, что прежде.

- Не знала? Что не знала?

- Да ерунда, в общем-то, не бери в голову. Просто, у Джузеппе непростая судьба. Помнишь, я говорил тебе, что у него нелады с памятью?

- Ну да, было дело.

- Так вот, все это неспроста. Дело в том, что в душе у нашего пекаря полным-полно темной примеси, самой черной, что можно себе представить. Ее настолько много, что Джузеппе не разрешается покидать Соулбург, его душа не доступна для драфта. Пробыв здесь чересчур долго, он позабыл практически все, за исключением того, где он находится, и что умеет печь чудесные яблочные пироги, да варить кофе по-турецки. Он не запоминает ни меня, ни иных посетителей. Но есть несколько вещей, напомнив ему о которых, можно вызвать у него знакомые ассоциации, которые ему вовсе не нужны. Поэтому, я никогда не называя своего имени, каждый раз представляясь по-разному, дабы он не запомнил меня и всегда заказываю – и убеждаю других – заказывать один и тот же яблочный пирог.

- Но при чем тут пироги?

- Наверное, мы слегка перегибаем палку, - вздохнул Джек, - но не пойми нас неправильно: лучше, как известно, перестраховаться. Мы не хотим, чтобы Джузеппе связал какую-то конкретную душу с определенным видом угощения, так как не знаем, к чему это может привести, поэтому я никогда не повторяю имени и всегда заказываю одно и то же. И других подговариваю делать то же самое, вот только с тобой вышел прокол.

- Но что может случиться, если он вспомнит?

- Кто знает? Может, ничего особенного, а может – все особенное, в том числе и не слишком приятное. Лучше не выяснять, верно, милочка?

Я пожала плечами. Решительно ничего не выдавало в этом добродушном толстяке злого, пусть и в далеком прошлом, человека. И, хоть убей, я никак не могла осознать взаимосвязи между его воспоминаниями и булочками с корицей.

Ну и ладно. В конце концов, это не мое дело.

Не успела я додумать свою мысль, как с невероятной ловкостью для столь внушительной комплекции, маневрируя между столикам, к нам приблизился Джузеппе. Под нос себе он напевал какой-то незатейливый мотивчик, а на подносе, который он с очевидной легкостью нес в руке, дымились две чашки ароматного кофе, большущий кусок яблочного пирога, и…

Булочки. Точь-в-точь такие, как пекла мама.

На меня тотчас нахлынула целая буря, цунами из воспоминаний, но в конкретную форму почему-то оформилось одно. Вот, мне девять лет: мои первый соревнования по плаванию (едва не ставшие последними). За мгновение до старта я поскальзываюсь на тумбочке, вместо красивого, грациозного прыжка в воду, исполняю дикий кульбит и, наглотавшись воды, пытаюсь, изо всех сил стараюсь догнать своих более удачливых соперниц. У меня не выходит, никак не выходит, я приплываю последней, и начинаю рыдать, еще будучи в воде, пока плывшая по четвертой, соседней дорожке девчонка, радуется победе.

После я выхожу из раздевалки, и меня встречает мама. Она сосредоточена, спокойна, обнимает меня за плечи, берет за руку, и мы идем на улицу, где я, раздосадованная глупым поражением, заявляю ей, что ноги моей в бассейне больше не будет. Мама слушает меня, едва заметно кивает, а потом говорит мне:

- Ты сама-то понимаешь, что ты почти их догнала? Просто дорожка была капельку короче, чем следовало бы. В другой раз ты будешь готова к этому. А пока, пойдем домой – я приготовила твои любимые булочки.

Я ушла с плавания, но не тогда, а много позже, так и не познав радости побед – но никогда больше не проигрывала с треском.

Она не жалела меня попусту, не сюсюкала, не поддакивала – никогда. Спокойно утешала, была рядом. Была моим другом.

А дорожка снова оказалась короткой – и теперь мне уже точно никого не догнать.

- Что с тобой, душенька? – Джузеппе испуганно смотрел на меня, плачущую, все еще держа в руках поднос, - я сделал что-то не так?

- Не переживайте! – я хотела было вытереть слезы рукавом платья, но потом вспомнила, что несмотря на факт, что я его нафантазировала, стоило оно чертовски дорого, и передумала, - я просто подумала, кое о чем грустном.

- Грустном? – удивленно переспросил Джузеппе, - но разве есть повод грустить?

- Мне кажется, - сквозь вновь подступившие слезы, улыбнулась я, - что повод для грусти всегда можно найти, было бы соответствующее настроение.

---

- Ну, как тебе?

Мы только что вышли от Джузеппе, и я благодарно зажмурилась, погладив себя по животу:

- Божественно. Будто тысячу лет этих булочек не ела. Спасибо, Джек.

- Всегда рад, - раскланялся мой проводник, снял шляпу и обнажил свою лысую голову, - ты понравилась Джузеппе. Еле уговорил, чтобы он не ходил с тобой. Так расстроился, что ты заплакала.

- Мне очень неловко. Странное состояние – будто бы память о жизни у меня где-то в запасном отсеке рюкзака, я знаю, что она там есть, но не трогаю ее. Однако стоит кому-нибудь – или чему-нибудь, напомнить мне об этом, как я тотчас ее вынимаю. Понимаешь, о чем я?

- Разумеется. Все через такое проходят, дорогуша. И вот, что я тебе скажу – покуда можешь, береги свой рюкзак. С каждым мгновением здесь память прячется в самые дальние его уголки, и настанет тот час, когда внезапно обнаружится, что больше ничего за спиной у тебя нет. Но самое обидное будет в том, что ты этого даже не поймешь – ведь к тому моменту будешь пребывать в святой уверенности, что никакого рюкзака у тебя и не было.

- Меня это пугает.

- Не волнуйся, - он похлопал меня по плечу, и вздохнул, - ты справишься, я уверен. Кстати, справляться тебе придется прямиком с этой минуты. Я дальше идти не могу.

- Что? – я уже настолько привыкла к обществу Джека, что мне было трудно осознавать, будто он мог куда-то уйти, - но как же я… Куда мне идти?

- Сюда, разумеется, - проводник указал рукой куда-то вправо, я проследила за его движением, и посреди широкого зала, увидела громадную квадратную трубу, вроде шахты лифта, выполненную из прозрачного стекла. Возле нее стояло несколько душ.

- Это что, лифт? – нахмурилась я, - думала, у вас современней технологии.

- Ну, если быть точным, то это скорее такси. Сперва платформа спускает души вниз, в доставочные капсулы, а затем развозит по жилым комплексам, в которые вас распределили. Подходишь, сканируешь браслет, система проводит рассадку, чтобы капсула не ездила вхолостую, и ждешь своей очереди. Все просто.

- Система, очереди, такси. Я думала, здесь волшебное место.

Джек расхохотался в голос.

- Волшебное? Ну, милочка, мы же не в сказке! Если ты ждешь, что я внезапно обернусь Финистом Ясным Соколом, или Серым Волком – вынужден тебя разочаровать. Чародеев и колдунов мы в Соулбург не берем, у них душ нет – одни заклинания.

- Нет, ну я просто не думала, что все окажется так близко к нашей реальности, - покраснела я. – Чуть более технологично, но не более. Вокзалы, кафе, такси – совсем как в жизни.

- Ладно, немного раззадорю твою фантазию, - хмыкнул Джек, - это не совсем обыкновенное такси, и едет оно не совсем по дороге. Думаю, понравится. А теперь – тебе пора, Жанна, любительница булочек с корицей. Еще увидимся, когда-нибудь.

- Спасибо тебе, - я развела руки, и заключила не ожидавшего того проводника в объятия, - благодаря тебе мне будет не так страшно.

- О, я даже тронут, - Джек растерянно улыбнулся, и слегка приобнял меня в ответ, - кстати, учти, добиться этого не просто, можно сказать, ты растопила самую черствую душу на свете.

- Самое черствое сердце. Так говорят.

- Не знаю, как там у вас говорят, но сердца у меня давно нет, - усмехнулся он, - в любом случае, наше время вышло. Удачи тебе в преисподней, какой бы она тебе не показалась.

Я кивнула ему, и, сделав пару шагов по направлению к прозрачной трубе обернулась. Там, где только что стоял Джек, уже никого не было. Ни души.

Значит, дальше сама.

В десятке метров впереди, я увидела очередной автомат – теперь я уже точно знала, что нужно отсканировать браслет. Я двинулась в его сторону, смотря по сторонам. Здание вокзала было большим, монументальным, но практически ничего необычного в нем не наблюдалось. Хотя, если прикинуть…

Я не успела додумать мысль, потому что в это мгновение в меня, на полном ходу врезался спешащий к автомату откуда-то слева мужчина. Выглядел он, надо признать, шикарно – идеально сидящий серый костюм, белоснежная рубашка, бордовый галстук, черный кожаный портфель в руке. Прямые, пшеничного цвета волосы зачесаны назад, волевой подбородок с ямочкой, ровный, без признаков морщин, высокий лоб. Моя мама любила использовать слово «холеный» - так вот, вне всякого сомнения, этот человек, вернее, эта душа, была именно такой.

Впечатление испортило лишь выражение его красивого лица – надменное, презрительное. Уголки губ опустились, глаза сузились. Он уставился на меня, и не сказал – выплюнул:

- Куда уставилась, раззява?!

Я смутилась, и замерла от неожиданности. Мне не было больно – очевидно, ее души не чувствуют, зато обидно стало – жуть. Раззява! Будто бы он по сторонам смотрел!

- Чего вытаращилась, спрашиваю? - он поправил костюм, стряхнув с него несуществующую пыль, пригладил волосы и снова посмотрел на меня. Лицо его было злым и, несмотря на идеальные черты, из красивого мигом превратилось в мерзкое. Едва я открыла рот, чтобы дать отпор грубияну, как совсем рядом услышала мелодичный, звонкий голос, преисполненный праведного гнева:

- Да как вам не стыдно! А еще мужчина, если бы он только имел честь им называться!

Я повернулась, и увидела довольно оригинального вида женщину. Кудрявые, иссиня-черные волосы, стянутые голубой лентой-ободом, лежали густой шапкой. Лицо выдавало в ней любительницу не то сверхчастого солярия, не то автозагара, но было идеально ровным и подтянутым. Громадные, будто кукольные глаза, подведенные стрелками, алые губы, над верхней из которых уютно расположилась карикатурная родинка. Стройная, точеная фигура с высокой грудью и талией, которую, казалось, можно обхватить в два пальца, была упакована в платье фасона, наверное, годов шестидесятых. Венчали все это великолепие туфли, в тон к ободу, украшенные (или испорченные), невесть зачем повязанным белым бантом.

Ни дать ни взять, Софи Лорен в лучшие годы (но не в лучший их час).

- Сколь много в человеке должно быть низости, сколь парадоксально невежественен и отвратительно бестактен он должен быть, чтобы вести себя подобным образом! – пальцем с длинным, хищным ногтем темно-синего цвета она ткнул прямо в грудь моему обидчику, да так, что тот отшатнулся, - стыд и позор!

- Слушай ты, пекинес на выгуле! – ощерился мужчина, окончательно потеряв всю свою привлекательность, став похожим на крысу, или какого еще грызуна из семейства мышиных, - тебя что, кто-то спрашивал? Вы, как оголтелые, до одежек дорвавшиеся, по сторонам не смотрите, а я того стыдись? Черта лысого! – с этими словами он, демонстративно пройдя вперед меня, ткнул браслетом в считывающий экран аппарата. Краем глаза, я успела прочесть высветившийся номер – 1866031.

- Распределение в район «Бухта времени», жилой квартал С5, блок F, этаж 36, комната 4. Прошу пройти к шахте такси, – вежливым голосом сообщил аппарат. Мужчина отдернул руку, фыркнул в нашу сторону, и пошел прочь, по направлению трубы.

- Теперь остается надеяться, что этот неотесанный болван будет коротать свои посмертные деньки где-нибудь далеко от нас, - улыбнулась моя защитница, и протянула мне руку, украшенную парой-тройкой браслетов разных материалов и форм, - меня зовут Элиза, а тебя?

- Жанна, - пожала я протянутую длань, - очень приятно познакомиться. Спасибо, что вы за меня вступились.

- Ой, да брось, радость, разве мы, девочки, не должны стоять друг за друга? – звонко рассмеялась Элиза, - говорят, мужчины правят нашими жизнями, так может, хоть после смерти удастся поставить их на место? Как считаешь? Кстати, занятный образ, и платье ничего. С кого срисовала?

- Я, ну это, я то есть я настоящая, - растерялась я, - только платье из ГУМа, видела как-то, и мне понравилось…

- Так ты совсем юная! - сочувственно вздохнула моя собеседница, - мне очень жаль, что ты так рано покинула бренный мир, бьюсь об заклад, многого застать не успела. Мне-то пожить довелось подольше, так что я знаю, о чем говорю. Кстати, всегда думала, что истории с раем и адом – та еще клюква, и что выходит?

Она будто ждала от меня ответа. Я пожала плечами:

- Что?

- Права была Элиза, вот что! – довольно тряхнула кудрями женщина, - я всем и всегда так и говорила, что все это ахинея, а мне никто не верил! И кто теперь тут умник, м?

- А вы откуда? – решила я сменить тему, попутно думая, как бы ненавязчиво обойти плотно заблокировавшую собой подход к сканеру, словоохотливую даму.

- Я – из самого чудесного места на Земле, - мечтательно закатила глаза Элиза, - Альгеро, Сардиния. Доводилось бывать?

- Нет, что вы. Я за границей никогда не была.

- А граница твоя – она где? – улыбнулась Элиза, - далеко?

- В России.

- Прилично, - присвистнула женщина, - впрочем, я ведь в ваших краях тоже не бывала. Как-то миновала меня, нелегкая. А правда, что я с тобой на чистейшем русском сейчас говорю? Суинтон сказал, тут типа переводчик встроенный!

- Суинтон? – удивилась я. – Это кто?

- Как – кто? – в свою очередь изумилась Элиза, - ну, проводник! Тот, что нас сюда привез. Ты что, его не знаешь? Импозантный такой мужчина, даром что хромой.

- Хромой, значит, - покачала головой я, - ну, скажем так, я видела несколько другую его ипостась. А по-русски вы прекрасно говорите, лучше меня.

- А ты по-итальянски щебечешь будь-здоров, радость! – рассмеялась Элиза, и сделала жест, пропуская меня к автомату, - ну что, в добрый путь. Давай посмотрим, да адресами обменяемся – может, еще и в гости друг к другу придем!

- С удовольствием, - улыбнулась я, и поднесла браслет к сканеру. Тот подумал мгновение, а потом изрек:

- Распределение в район «Площадь Нуво», жилой квартал DF11, блок C, этаж 11, комната 7. Прошу пройти к шахте такси.

- А я следом, - Элиза тут же повторила проделанную мной операцию, - а давайте меня рядом с Жанной?

- А давайте, - неожиданно произнес голос из сканера, и продолжил, - Распределение в район «Площадь Нуво», жилой квартал DF11, блок C, этаж 11, комната 8. Прошу пройти к шахте такси.

- Нет, ты видела! – восторженно воскликнула Элиза, - вот что называется – проявить инициативу! Ну, подружка, тетушка Элиза, пока хоть что-то еще помнит, научит тебя любить жизнь, пусть и после смерти. Вперед! – взяв меня под руку, она потянула меня в сторону трубы.

Я почувствовала облегчение – в компании было явно спокойней, чем одной.

Суинтон, значит. Как же тебя зовут, на самом деле?

Я из тех счастливчиков, что любят свой край, благо живу я на Алтае. Правда, это слегка размытое понятие – несведущий человек, слышащий это слово, непременно представит себе маленькую хижину у подножия седовласой горы, с водой в колонке и полным отсутствием цивилизации в округе. Я бы, кстати, с радостью в такой остановился на пару-тройку дней, но Алтай не мал, и по большому счету их два – край, и республика. До ближайших гор мне ехать часа три, да еще надо из города до пробок сбежать.

Но уж как доберешься до Долины Свободы, откуда горы уже видны невооруженным взглядом...

Я фотографировать не умею, руки у меня не из того места выросли. Страждущий - и в интернете все найдет. Алтай на многих фотографиях кажется красочной, сочной картинкой, иные называют его русской Швейцарией, однако мало снимков передают истинную ценность здешних мест.

Алтай – силен, будто древнерусский богатырь, выбравшийся нежданно-негаданно в чистое поле. Когда я смотрю на все это великолепие, я вижу нечто большее, чем просто красоту – я вижу мощь и стать одинокого, гордого воина, печать тысячелетий, умостившуюся в морщинах под белыми шапками каменых исполинов, энергию, бегущую по артериям холодных, порожистых рек, и уверенное спокойствие, прячущееся на дне прозрачных, бирюзовых озер. Когда еду по Чуйскому тракту, я ощущаю себя частью чего-то большего, чем рутинная бытность современности, по-настоящему чувствую себя живым – и вот в этом Алтай как раз отличен от Швейцарии, в которой я тоже бывал. Там бесподобно, немыслимо красиво – но внутри чувствуешь себя там иначе.

Когда мне было одиннадцать, мы поехали в самое настоящее палаточное путешествие. На третий день, добравшись до Кату-Ярыка – громадного, крутого перевала, эмоции от спуска с которого достойны отдельной истории, взвесив все за и против, мы его таки преодолели. Жженной резиной пахло - будь здоров, но оказавшись внизу, мы попали в совершенную сказку.

Долину реки Чулышман.

Сейчас туристов там несравненно больше, а тогда те места не были избалованы человеком. Слева – высоченные горы, справа – извилистая, горная река, ледяная настолько, что мигом сводило зубы и прозрачная, как свежевымытое оконное стекло. А посредине – простор, такой простор, что хотелось просто бегать, носиться туда-сюда и кричать, орать от восторга, от той внезапно обрушившейся на тощие мальчишеские плечи бесконечной, совершенно неизмеримой и неповторимой свободы.

Мы играли в футбол, и трибуной была целая горная гряда, а воротам – сточенные течением до совершенно круглого и гладкого состояния, камни.

Варили на костре уху из хариуса, едва пойманного, почти бескостного, обжигающую гортань и согревающую нутро.

Прыгали с громадного камня прямиком в холодную реку – и тотчас выскакивали оттуда, вереща на разные лады, а потом грелись на жарком горном солнце.

Это было истинное, первозданное счастье.

На второй день нашего пребывания там, рядышком остановились два мимо проезжающих велосипедиста. Один из них ехал из Москвы, а второй – из вышеупомянутой Швейцарии. Его звали Штефан, он работал кровельщиком в Берне, и в тот год просто решил взять паузу и поездить по миру. Потом я долго думал, что кровельщики могут очень многое себе позволить.

Он ехал по России, сперва один, а потом познакомился со Славой, тем самым москвичем. С тех пор они путешествовали вместе. Штефан, по ходу пьесы, обучался русскому, и надо заметить, изрядно поднаторел в нем.

Родители и их друзья не могли – им бы не позволила совесть – не напоить забравшихся столь далеко велосипедистов, спиртом. Штефан пил его впервые, и был очень, очень весел. Он танцевал у костра, отвешивал женщинам незамысловатые комплименты и кричал, что любит Россию даже больше, чем родной Берн.

Утром ему было плохо – настолько, что он напрочь забыл весь изученный русский, и лежа в своей походной палатке, пытался познать себя сызнова. Мой дядя, человек, умудренный разного рода опытом, отправил меня, как единственного, хоть немного владеющего английским языком, поправлять здоровье незадачливого странника чаркой недопитого давеча спирта. Завидя меня с лекарством, Штефан, не имея возможности бежать, пытался спрятаться в палатке, кричал и едва ли не плакал, а я все повторял как заведенный: “Drink, medicine, drink, medicine”.

Наверное, он поверил мне потому, что я был ребенком, и сделал пару глотков. Сперва, его чуть не вывернуло наизнанку, но сдержав позыв, он уставился на меня удивленными глазами:

- It feels better…

К обеду он ожил, и вместе со мной и братом пошел прыгать в реку. Потом мы сидели на берегу, чертили палкой сложные узоры на песке и швыряли камни на дальность, а Штефан задумчиво, сосредоточено глядел вдаль, жуя травинку. Он был почти русским в тот момент.

Наконец, долго подбирая слова, он сказал:

- Здесь очень сильно потрясающе.

С тех самых пор, я не слышал комплимента лучше такой родной для себя земле.

Предыдущие главы:

Жанна из Преисподней. Глава первая - о том, к чему приводит лазанье по деревьям

Жанна из Преисподней. Глава вторая - о том, как вообразить себе платье (и не только его)

В жизни я видела не так уж много вокзалов, но Соулбургский явно был самым удивительным из всех. Огромное здание темно-синего цвета, выполненное из какого-то странного материала, по виду напоминающего пенистый мрамор, тянулось, наверное, на целый километр – поезд ехал вдоль него добрых пару минут. То был образец классической, строгой архитектуры, вроде сталинских высоток - прямоугольная коробка, ровнехонькие линии и четкие очертания, покатая крыша, покрытая темно-коричневой черепицей. В центре здания – два огромных окна, от пола до потолка, сквозь которые вовсю бил яркий, кажущийся теплым на ощупь, свет. И две двери, по обе стороны от окон, вполне обычного, человеческого размера. На одной из них было написано: «Вход есть», на второй – «Входа нет». Логично, ничего не скажешь.

- Дай угадаю? Нам сюда! - кивнула я на первую дверь, глядя на нее из уже практически остановившегося поезда, - ума не приложу, как додумалась.

- Уже шутишь? – ухмыльнулся Чертов Джек, - валяй, продолжай в том же духе. Как тебе перрон? Нравится?

- Обычный, - пожала я плечами, глядя на мощенную каменной плиткой платформу, - а что?

- А то, что он пуст. Гляди, видишь хоть одну душу?

Я присмотрелась и недоуменно хмыкнула. Снаружи действительно никого не было.

- Нет. Так и должно быть?

- Конечно. Ведь поезд еще не прибыл. Но что сейчас начнется – ух! Постарайся не потеряться, милочка. Пару мгновений спустя, здесь станет тесновато.

- Тесновато? – недоуменно переспросила я, - да он размером с Красную Площадь! Сколько же народу, вернее, сколько душ должно прибыть на поезде, чтобы заполнить такой перрон? По виду, так я вообще тут одна.

- Конечно, одна, - кивнул Джек, - в своем вагоне. Это ведь твой личный вагон, я разве не говорил? Тебе доводилось иметь свой вагон, Жанна?

- Мне даже свой велосипед иметь не доводилось, - буркнула я. – Это что, моя привилегия, или так у каждого?

- Разумеется, так со всеми. После смерти необходимо расслабиться в комфортной обстановке, знаешь ли.

- Сколько же тогда вагонов в этом поезде? – уставилась я на него, - ведь если в день погибает…

- Верно мыслишь, много, - рассмеялся Джек, - и учти: вся эта огромная толпа сейчас одновременно вывалит на перрон. Бывала в метро, в час пик?

- Доводилось, - поморщилась я.

- Тогда ты знаешь, к чему быть готовой! - он хлопнул меня по плечу, и легонько подтолкнул к выходу, - ну, ключ на старт, милочка. И не забудь чемодан, не зря же я его собирал.

Представив, что чемодан весит не больше обыкновенного женского ридикюльчика, я подхватила его, и направилась к выходу из поезда. Вагон плавно качнулся, будто выдохнув, и замер на месте, двери распахнулись, и внутрь ворвался теплый, терпкий, чуть скрипящий на губах, воздух.

И гул, безостановочный гомон тысяч голосов.

Перрон ожил во мгновение ока – не успела я моргнуть глазом, как он уже кишмя кишел людьми. Совсем юные и весьма почтенного возраста, низкие и высокие, худые и стройные, всех цветов кожи, рас и национальностей, облаченные во все возможные виды одежд, люди, вернее, их души, мигом расползались по платформе как муравьи. Они озирались, взмахивали руками, хлопали себя по лбу, не веря увиденному, вертели головами туда-сюда, и звали на помощь – кто родителей, кто самого Бога. И рядом с каждым из них – совершенно каждым, стояли проводники. Все они выглядели по-разному, но ухмылка на довольных произведенным эффектом лицах, выдавала Чертова Джека.

- Погляди на них, - шепнул мне «мой» Джек в самое ухо, - сколько растерянности! Недоумения, страха, даже обреченности. Все совсем не так, как вы того ожидали, куда прозаичнее на поверку, не так ли? Где райские кущи, или на худой конец, адские котлы? Вокзал! Люди всю жизнь гадают, что будет после смерти, не зная, что ее, по большому счету, не существует в природе. Разве не это есть главная издевка жизни, как ты думаешь?

Мне вдруг стало неуютно рядом с ним. В глазах Джека светился восторг, он получал очевидное удовольствие от происходящего, от того, какими никчемными чувствовали себя души вокруг. Они не знали, что их ждет, и были вынуждены полагаться на слово проводника, который наслаждался их беззащитностью.

И я тоже полагалась на его слово. И на дверь, с надписью: «Вход есть». Ведь если вход наличествовал, значит, хотя бы, было куда идти.

- Я думаю, что нам надо туда, - я кивнула на дверь, и пошла в ее сторону, протискиваясь сквозь толпу. Джек постоял на месте еще пару мгновений, и двинулся следом:

- Куда мы так спешим? Все равно сейчас кто-нибудь застрянет в проходе! Такова суть большинства людей, милочка – вне зависимости от того, куда ведет очередь, им необходимо быть во главе ее. Вот, полюбуйся!

В узких дверях действительно замешкались двое: чрезвычайно полный господин в сером костюме-тройке, при бабочке, в до блеска начищенных черных туфлях и высокая, статная женщина в широкополой шляпе и розовом жакете. Возмущенно шипя друг на друга, они пытались протиснуться внутрь одновременно, что есть силы напирая на своего визави.

- И так всегда, - удрученно вздохнул Джек, и легонько щелкнул пальцами. Дверь тотчас расширилась на несколько сантиметров, и не ожидавшие того соперники ввалились внутри, как кегли в боулинге.

- Вуаля! - довольно резюмировал мой проводник, - я ведь говорил, Жанна, главное для души – воображение. А уж если умеешь им пользоваться…

- Тебе проще, ведь ты здесь давно, а мы едва прибыли, - возразила я. - Мы растеряны. Тут не до фантазии.

- Ну ведь смогли же они придумать себе подобные наряды, - расхохотался Джек, - впрочем, каюсь – я был слишком жесток с ними. Такой уж у меня характер.

Влившись в поток, движущийся в сторону дверей, мы вскоре достигли их, и беспрепятственно вошли в здание вокзала. Внутри оно оказалось еще внушительнее, чем снаружи – высоченные потолки на уровне шестого (а то и выше) этажа, огромные каменные колонны с висящими на них полукруглыми светильниками, пол, выложенный мозаикой с причудливым узором. От гротескно-советского облика здание вокзала отличало обилие висящих на стенах экранов с постоянно меняющимися фамилиями и цифрами, да длиннющий ряд киосков-автоматов, по виду напоминающих регистрационные стойки, тянущийся через весь зал.

- Нам туда, - кивнул на них Джек, - нужно сообщить о прибытии. Это быстро.

- Ощущение, что мы в аэропорту, - шепнула я ему, - только не говори, что мы сейчас идем распечатывать посадочный талон!

- Ни в коем случае! – гордо заявил Джек, - никакой печати! Мы – за рациональное использование ресурсов, в Соулбурге полностью электронный документооборот!

- Но ведь бумагу можно попросту нафантазировать, не так ли? – удивилась я.

- Конечно, можно. Мне просто нравится, как звучит словосочетание: рациональное использование ресурсов. Сдается мне, я был политиком в одной из прошлых жизней, либо нефтяным магнатом. Ну, или просто лгуном – впрочем, разница невелика. Мы пришли, клади сюда руку.

Прямо передо мной был тот самый автомат, один из бесконечно длинного ряда. Джек указывал мне на странного вида зеленоватую панель, расположенную вместо экрана, по виду напоминающую желе. Мне показалось даже, что она чуть движется, словно живая.

- Куда? Вот… в это?

- Ну да, - нетерпеливо кивнул проводник, - не бойся. Это стандартная процедура идентификации.

Я глубоко вдохнула, и положила руку на панель. Зеленая субстанция тотчас плотно обволокла мою руку, как кожаная перчатка, и вовсю зашевелилась. Я скривилась.

- Неприятно.

- А, брось, - махнул рукой Джек, - это секундное дело. Смотри туда, - он указал пальцем в дальний конец зала, там было темно и невозможно было ничего рассмотреть, - три, два, один…

В том месте, куда он указывал, вспыхнул зеленый огонек. Желеобразная панель напоследок пощекотала мою руку, и выпустила ее из своих цепких объятий, вновь вернувшись на положенное ей место.

- Идем, - позвал меня Джек, - пройдем пограничный контроль, а там наконец и яблочного пирога доберемся.

- Пограничный контроль! Мы что, вылетаем из страны?

- Бюрократия – она и после смерти бюрократия, - усмехнулся он, - я ведь говорил тебе, контроль – самое главное. Ничего нельзя упускать из виду. Конечно, процедура по большей части – самая обыкновенная формальность, и тем не менее, ее следует соблюдать. Тебе понравится, я уверен. Сейчас познакомишься с королевой Зала Прибытия, несравненной мисс Прищур одна тысяча восемьсот тридцать девятого года! Кстати, ты взяла с собой сменную обувь?

- Чего? – ошарашенно посмотрела я на него.

- Ну, сменку! Нафантазировала, надеюсь? Если нет – немедленно представляй себе, слышишь, сию секунду! Иначе проблем не оберемся, можешь и в карантин загреметь!

- Какой еще карантин? – судорожно пытаясь представить себе хоть какое-то подобие сменной обуви, всполошилась я, - а что, нельзя на входе бахилы выдавать? Или вы и этот ресурс экономите?

- Это, - личная инициатива Ее Величества, - безапелляционно заявил Джек, - не терпит она бахил. Все, ступай, пока огонек горит, твой черед. Ты предст… Что это?!

- Обувь, - смущенно пробормотала я, - сменная. Я в таких на физкультуру ходила, классе в пятом.

Проводник издал сдавленный звук, облокотился на металлическое ограждение справа, и махнул мне рукой.

- Ну ты это… иди. Классные туфли! Не забудь ей их показать!

Ничего не понимая, я вошла в белую дверь, над которой горел зеленый огонек. Джек остался снаружи, и мне показалось, будто я услышала его смех.

Уже привыкнув к большим размерам местных помещений, я была удивлена оказаться в крохотной комнате, напоминающей каморку в квартире моей бабушки – экс-кладовку, переделанную рукастым дедом под мини-спальню. Внутри Соулбургской комнатушки едва помещался стол и два стула, на одном из которых сидела женщина. Прямая как жердь, спина, аккуратная, правда несколько старомодная прическа, безупречный парфюм, макияж и крошечная брошь в виде кошки на левой стороне бежевого пиджака – Ее Величество выглядела выше всяких похвал. Не сказав мне ни слова, она уставилась на обувь в моей руке, и тут я поняла, почему Джек назвал ее Прищуром – правая бровь ее поползла высоко вверх, вовсе не намереваясь останавливаться. Она была либо чем-то удивлена, либо раздосадована. Осмотрев меня с ног до головы, она вздохнула, отвернулась, уставившись на экран компьютера на столе (самый обычный с виду ноутбук), и правой ногой аккуратно подвинула мне корзину для бумаг.

- Бросайте сюда свои несравненно чудесные физкультурные туфли. Или что это у вас?

- С-сменка. Мне сказали, что…

- Вас обманули, - ответила она ровным, не терпящим возражений тоном, - это шуточка Чертова Джека. Очередная, семьсот тысяч пятьдесят третья, и это только за год. Некоторые мужчины, знаете ли, изволят шутить, совершенно не думая об уместности данных выходок. Садитесь.

Ого. Вот теперь я поняла. Ее Величество действительно разговаривала и вела себя как особа королевских кровей. Даром, что пограничница.

- Ваше имя? – не отрывая взгляд от монитора, спросила она. Я, положив ненужные более туфли в корзину, присела на краешек стула, чувствую себя третьеклассницей перед строгим лицом директора школы:

- Жанна. Я…

- Причину смерти знаете?

- Кажется, я упала… С дерева.

Она вздохнула, и соблаговолила перевести на меня взгляд. Бровь снова поползла наверх, правда медленнее, чем в прошлый раз.

- Вы совершенно точно упали с дерева, более того, совершили оный кульбит вниз головой, допустив перелом шейных позвонков, что никоим образом несовместимо с дальнейшим продолжением жизнедеятельности. Ныне вы находитесь в Соулбурге, временном пристанище душ, и будете оставаться здесь до той поры, пока вас не выберут на драфте. Проводник объяснил вам суть, процедуры, или всю дорогу ходил вокруг да около, соблазняя яблочными пирогами?

- В общих чертах.

- Ну-ну, - криво ухмыльнулась Ее величество, - ладно, ничего сложного в этом нет, главное – никогда не снимайте этот браслет, - она протянула мне тонкий ободок с экраном, по виду силиконовый, вроде того, что я видела на руке у Джека, - оденьте его сейчас, застегните, и пусть он остается там, где положено.

- А как мне мыться? - поинтересовалась я, и тут же пожалела об этом. Ее Величество смерила меня презрительным взглядом:

- Во-первых, браслет не промокает. Во-вторых, вам необязательно мыться, как бы крамольно это не звучало – достаточно представить себе этот нехитрый процесс. У души нет тела, только представленная вами оболочка, следовательно, нет мест, способных неприятно пахнуть. Впрочем, большая часть душ остается верны своим прижизненным привычкам и принимает душ, на то ваша воля. Ну и в-третьих, разумеется, вы можете снять браслет на короткое время, сохраняя его в зоне видимости. По сути, он служит вам навигатором, помощником, путеводителем, но самая главная функция его – предупреждать о драфте. Едва он случится, браслет начнет сигнализировать, отключить его вы не сможете. Вам надлежит тотчас явиться в Кабинет Управления и Статистики, вам проведут туда экскурсию в ближайшее время. Если не придете вы – придут за вами. Это понятно?

- Да, спасибо.

- Прекрасно. У меня больше нет к вам вопросов. Вся информация касательно вашей капсулы пребывания, куратора, необходимых маршрутов и предстоящих экскурсий находится в браслете, вы разберетесь, там простой интерфейс. Что вас заинтересовало?

Я надела браслет на руку, и уставилась на экран. На нем был логотип – надкушенный с левой стороны ананас.

- Этот логотип… Он как-то связан с Эппл?

Бровь уползла куда-то в район макушки.

- Эппл? Что вы! Как-никак, мы бюджетная организация. Полагаете, можем себе позволить столь откровенное барство?

- Разве у вас тут есть деньги? – удивилась я. Впервые за время нашей беседы Ее Величество улыбнулась – быстро, коротко, но все же это была улыбка.

- У меня – нет. Ужасно для женщины это осознавать, не правда ли?

Я растерянно уставилась на нее. Бровь медленно вернулась на место.

- Я шучу, Жанна. Денег у нас нет, ибо нет в них нужды. Как нет нужды и в продукции Эппл, ее, говорят, вполне хватает в жизни. Пользуйтесь тем, что есть. Пайнэппл ничем не хуже, гарантирую. А теперь, вам пора.

Я кивнула, и встала со стула. Ее Величество чуть наклонила голову, и указала на неприметную дверь в стене справа от стола:

- Туда. Была рада познакомиться. Передайте от меня Джеку, что шутка, сказанная дважды, уже не смешна, а уж та, что упомянута в сотый раз… В общем, вы меня поняли.

- Разумеется, - учтиво кивнула я, и направилась к двери. Взявшись за ручку, я уже было распахнула ее, как меня остановил ее голос:

- Жанна, это правда, что вы пытались спасти кота?

Надо же, сколько здесь кошатников. Я обернулась к ней, и кивнула:

- Да. Соседского, Львовича. Только это оказался другой кот. Не Львович. Это довольно сложно объяснить…

Ее Величество посмотрела на свою маленькую брошь, затем снова на меня, и снова улыбнулась – на этот раз тепло, открыто.

- Я поняла. Берегите себя. Удачного вам пребывания в Соулбурге.

***

- Знаешь, кто ты?!

Чертов Джек, ждущий меня по ту сторону двери, довольно рассмеялся:

- Ну что, она была вне себя? Скажи, как ей, оценила?

- Оценила, оценила. Сказала, чтобы ты перестал вытворять глупости.

- Что, прям так и сказала? – помрачнел Джек. Мне стало его чуточку жаль.

- Ну, думаю, ей все же понравилось. У нее ведь такая мимика – не разберешься особо.

- Это да, - вздохнул проводник, - настоящая королева. Кстати, это не шутка.

- Не поняла, - удивилась я, - то есть она…

- Да. Королева. Когда-то правила Британией, а теперь – царит здесь. Подавала прошение, чтобы остаться в Соулбурге, и не поступать на драфт. Впрочем, ее там особенно и не ждали.

- То есть ты хочешь сказать, что я только что… говорила с настоящей королевой?! – воскликнула я. Почему ты мне не сказал? Я бы о стольком ее спросила!

- Ага, а она б тебя взашей выгнала, - хохотнул Джек, - если ты вдруг не заметила, Ее Величество – особа хоть и не обделенная манерами, но при этом совершенно негостеприимная. А уж проверни я шутку с автографом – ты бы точно оттуда вылетела, не успев войти.

- С автографом?

- Ну да. Раньше я говорил душам о том, что за дверью словоохотливая бывшая королева, обожающая раздавать автографы. О, как она злилась!

- Подумать только, я общалась с таким человеком, и не знала!

- С душой.

- Хорошо, с душой, - согласно исправилась я, - ладно, что дальше? Мне выдали браслет, - я помахала им перед носом у проводника, - теперь нам нужно что-нибудь задекларировать?

- Нет, - он отрицательно помотал головой, - теперь нам нужно съесть лучший в Соулбурге яблочный пирог. За сим, моя миссия кончается, меня ждут новые души. Дальше сама, милочка.

Я разом сникла. За все это время я успела привыкнуть к нему, и теперь он казался едва ли не родственником. И вот, мы расстаемся и с ним.

- Не волнуйся, - уловил мое настроение Джек, - ты не останешься одна. К тебе прикрепят куратора, он поможет в дальнейшем. Да и браслет – штука классная, не пропадешь. А вообще, привыкай – все конечно, и в жизни, и по ее окончании. Такие уж дела, дорогуша.

Он похлопал меня по плечу, и заговорщицки подмигнул:

- Скорей. Пироги не будут ждать!

- А куда нужно идти?

- Да вот же, - он сделал жест рукой, и я заметила, что мы с ним уже находимся не возле двери, а в очередном большом зале, прямо возле небольшого кафе с вывеской «Пироги дядюшки Джузеппе».

- Сразу скажу, не обращай внимания на хозяина, он малость как это, с прибабахом, - предупредил меня Джек. – Он тоже не попал на драфт, но в отличие от Ее Величества, постоянно все забывает. Кроме одного – как готовить вкуснейшие пироги, этого у него не отнять.

- Звучит заманчиво!

- Тогда вперед! – улыбнулся Джек, и распахнул передо мной дверь кафе.

Как-то по-детски радостно осознавать, что буквально за несколько часов у меня появились подписчики, аж 12 человек на текущую минуту. Значит, по крайней мере, написано не совсем уж безынтересно. Будем посмотреть, что дальше, а пока - выкладываю обещанную вторую главу.

***

- Это что, поезд?! Мы едем в Хогвартс?

Чертов Джек рассмеялся, снял свой цилиндр, и поставил на сидение возле себя. Он оказался совершенно лысым, как коленка.

- А ты с юмором, я смотрю. Нет, Гермиона, в Хогвартс поезд не идет, мы едем в другое место. Соулбург.

- Что это?

- О, это такой замечательный городок. Тебе там понравится! Там живут такие, как мы с тобой. Души.

- Души? - удивленно переспросила я.

Он откинулся на спинку сидения:

- Так и быть, начнем наш экскурс прямиком отсюда. Что ты знаешь о жизни, Жанна? Как она устроена, по-твоему?

Я задумалась.

- Ну, люди рождаются, живут, потом умирают. На этом она и заканчивается. Жизнь.

- Да что ты! - усмехнулся Джек. - Заканчивается, значит? Ну-ну. И что, вот ты умерла, насколько я знаю, - он достал откуда-то из внутреннего кармана пиджака устройство, по виду похожее на смартфон, и потыкал в него пальцами, - упав с дерева, сломала себе шею. Ты правда полезла спасать кота?

- Да. Правда. Львовича, только это не он оказался.

- Будь реальными истории про рай, тебя бы уже встретил апостол Петр, и сразу пустил бы внутрь, даже без вступительной речи. Но увы, это - вымысел чистой воды, на деле все обстоит иначе. Для начала, после смерти носителя, говоря проще, тела, ничего не заканчивается. Дело в том, что душа, то что у тебя вот здесь - и он легонько ткнул меня в грудь, - бессмертна. Вечна, если хочешь. Даже если бы тебя переехал поезд, с ней все равно ничего не случилось бы. Но так, как тело твое более не функционирует после того, как с ним происходит что-то нехорошее, жить в нем ты больше не можешь. И тогда к тебе приходит проводник.

- Ты? - уточнила я.

- Да. Не обязательно именно в таком обличии - каждый видит меня по-разному. В мои функции входит объяснить тебе то, как все устроено, и проследить, чтобы ты в надлежащее время попала в Соулбург. Вот и все.

- Но подожди, ведь я вижу себя в таком же виде, как и раньше! - воскликнула я. - Та же девочка, пятнадцати лет, в той же одежде, что и прежде. Разве это возможно?

- Конечно, почему нет? - пожал плечами Джек. - Ты такая, какой хочешь себя представлять. Связь с носителем еще не утрачена, поэтому тебе удобнее поддерживать прежний образ. Но если ты захочешь - можешь быть кем угодно. Мной, президентом, топ-моделью, хоть Дэвидом Хассельхоффом - все зависит исключительно от твоего воображения.

- То есть, ты хочешь сказать, - уточнила я, - что можно принять какой угодно облик по своему желанию?

- Конечно, - улыбнулся Джек. - Попробуй. Представь себе образ, и закрой глаза. А потом открой, и посмотри в зеркало.

Я последовала его совету. Даже не знаю, почему, но на ум пришел герой один из моих любимых книг - ужасный клоун из "Оно" Стивена Кинга.

- Ты серьезно?! - расхохотался Джек. - Нет, это первый раз за всю мою службу! Девочки, знаешь ли, обычно представляют себя Мерилин Монро, или кем-то вроде нее, но ты, ты превзошла все ожидания! Браво, милочка!

Я открыла глаза, и посмотрела в протянутое Джеком зеркало. На меня глядел Пеннивайз. Жуткое белое лицо, рыжеватые волосы, клоунский костюм, а самое главное - зубы, острые, словно бритва, - все было на месте. Вот это номер!

- Как круто! - воскликнула я. Джек поморщился.

- Знаешь, я бы предпочел разговаривать с кем-то более приятным внешне. Я ведь не явился к тебе в образе орка. Верни мне Жанну, пожалуйста.

Я зажмурилась, и представила себе саму себя - разве что, с крохотными дополнениями.

- Ну вот! Юная мисс дорвалась до сладенького! - ухмыльнулся Джек. Отличное платье, тебе идет. В Соулбурге произведешь фурор.

- Спасибо, - кивнула я, и впервые за время нашего знакомства, улыбнулась. Платье, что я видела на витрине одного из дорогущих московских магазинов, сидело на мне идеально. Маленькие радости смерти.

- Пользуйся, пока есть возможность, - сказал Джек. - В Соулбурге не все задерживаются надолго. Такие, как ты - чистые души, с хорошей примесью, быстро разлетаются на драфте.

- На чем? - вытаращила я на него глаза. - Каком еще драфте? Что это?

- Если ты наигралась в смену имиджа, тогда я, пожалуй, продолжу, - сказал Джек. - Смерть носителя для души - это некое подобие отпуска. Ты приезжаешь в Соулбург, кутишь там до умопомрачения, ешь яблочные пироги и занимаешься прочими приятностями - но это до поры, недолго. Потом происходит драфт - и души возвращаются на работу.

- В смысле? Мы перерождаемся?

- Нет, дорогая, буддизм ближе других религий подошел к истине, но все же это не то. Душу привязывают к новому носителю, и ты начинаешь свою скучную мирскую жизнь с новой страницы.

- Но как?! - поразилась я. - Ты хочешь сказать, что меня, пятнадцатилетнюю девочку, определят в тело, например, мальчишки? Немыслимо!

- Могут, - кивнул Джек, - легко. Только ты уже не будешь той самой девочкой. После драфта тебя отформатируют, останется только примесь, и чистая, необремененная ничем, душа.

- То есть - как это? Я что, забуду все?

- Именно. Забудешь, причем, независимо от форматирования. Теряя связь с носителем, душа постепенно утрачивает воспоминания. Это не происходит по щелчку - сейчас ты можешь не вспомнить, разве что, мелочи. Но с течением времени процесс ускоряется. Называй это экстренным склерозом, если хочешь. Спустя какое-то время ты не вспомнишь даже, как тебя зовут.

- Не верю! - возмутилась я. - Я никогда не забуду маму!

Джек грустно усмехнулся.

- Наивное дитя. Конечно, забудешь, как забывала всех своих предыдущих мам. Как ты думаешь, сколько лет твоей душе?

- Судя по тому, как ты это сказал, я явно ошибалась в расчетах.

- В точку, дорогуша! - рассмеялся Джек. Твоей душе столько же, сколько и моей. Много, очень много лет. Я уже столько раз встречал тебя и провожал в Соулбург - увы, я не запоминаю души, но поверь, мы с тобой знакомы с незапамятных времен.

- Я не понимаю, - растерянно сказала я. - Как такое возможно? Я думала, что жить можно лет сто, максимум!

- Потому, что ты неверно представляла себе сам процесс. Жизнь, в глобальном смысле - это нечто большее, чем бег одного человека из роддома на кладбище. В масштабах мироздания такие отрезки ничтожны. Люди рождаются и умирают каждый день, каждую минуту, высвобождая души, которые затем очищаются, и наполняют тела новых людей. Это - непрерывный процесс, именно ему человечество обязано своим прогрессом. Грамотный драфт душ - залог того, что этот цикл никогда не прервется, потому что случись подобное, и мир рухнет. Все это - очень важно, и мы с тобой - лишь крохотные винтики в огромном механизме. Понимаешь, о чем я толкую?

- Погоди. Но ведь численность населения планеты становится больше с каждым днем. Как же тогда с душами, они тоже появляются откуда-то?

- Нет, - откашлялся Джек. - Не совсем так. Количество душ неизменно и ограниченно. Когда в мире рождается человек - мы заполняем его тело душой, когда он умирает - душа отправляется в Соулбург. За счет увеличения численности населения, количество душ в Соулбурге постоянно сокращается, но баланс очень важен. Пока что, мы справляемся, но рано или поздно приходится прибегать к мерам воздействия. И тогда на драфте выбирают множество душ с черной примесью.

- Черной примесью? Что это?

- Каждая душа изначально была девственно чиста. Но со временем, путешествуя по носителям, она впитывает в себя частички их памяти и энергии, и сохраняет в себе. Наследственная память, слыхала об этом феномене?

- Краем уха.

- Ну так вот, - Джек сцепил пальцы за головой, - представь себе ситуацию: одна душа регулярно попадает в тела людей, которые в итоге становятся добрыми. Сущность человека ведь не только от души зависит - обстоятельства вокруг тоже вносят лепту. Ну, не знаю, твоя душа, к примеру - ты ведь не просто так полезла спасать котенка. Вероятно, ты со светлой примесью, и хорошей семьей. Обычно такие души, как твои, уходят на драфте в первых номерах – ведь всем хочется, чтобы люди были добрее. Это не значит, что ты не совершила бы в своей жизни кое-каких гадостей, - но тем не менее, с большой долей вероятности можно сказать, что ты была бы неплохим человеком. Скажем так, вектор твоего развития не предопределен, но угадать его можно.

Он перевел дух, и продолжил:

- Но есть и другие. Чья-то душа была в телах диктаторов, массовых убийц, насильников, мафиози и прочих пренеприятных личностей. Души в таких людях копят черную примесь с детства, и после форматирования не избавляются от нее полностью. С каждым новым неудачным драфтом примеси становится больше, она начинает влиять на носителя, и по истечении длительного времени тот, которому достается такая душа, становится злым с рождения. И иногда - подчеркиваю, нечасто, - это используется.

- Но как? Я не понимаю.

Джек вздохнул.

- Мир в любом случае, медленно, но верно идет к концу, но мы можем влиять на этот процесс, искусственно его замедляя, освобождая большее количество душ от их носителей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

По ногам побежали мурашки – наверняка воображаемые.

- Только не говори, что вы устраиваете...

- Войны. Да, именно так. Но опосредованно, не напрямую. Мы просто повышаем процент душ с темной примесью до максимума в одном конкретном месте - и все, дальше они делают все сами. Пример идеального влияния - Первая Мировая. Типичный пример использования темной примеси в душах людей.

- Но это ужасно! - воскликнула я, покраснев от возмущения. - Вы же убили огромное количество ни в чем не повинных людей! Это геноцид!

- Нет, милочка, - поправил меня Чертов Джек. - Это - контроль. Кроме того, убийство людей в перспективе не имеет никакого смысла, ведь душа не умирает. Теперь-то ты знаешь.

- Скажи это родственникам погибших! Ты что, сам не понимаешь, насколько это подло?

- Мне нравится твоя душа, дорогая! - цокнул языком Чертов Джек. - Даже интересно было бы взглянуть на ее биографию. Такая искренность идеалов - можно лишь позавидовать. Но ты упускаешь из виду другую сторону медали. Мир - это равновесие. Нельзя, чтобы все были добрыми и сажали цветочки на грядках, тогда прогресса не будет, не станет стимула. Черная примесь нужна в мире ровно настолько же, как и светлая. Человечеству нужен контроль, он был изначально, и никуда не денется. Меры бывают разными, и даже если некоторые кажутся тебе ужасными, в итоге все идет во благо. Просто смирись с этим, и все.

Я уставилась в окно поезда, хотя смотреть там, признаться, было особенно не на что - бескрайняя пустыня с белым, зернистым песком, чем-то похожим на снег.

- Где мы едем? Это что, Антарктида?

- Скоро прибудем, - примирительно улыбнулся Чертов Джек. - Послушай, не сердись на меня. Я ведь проводник, моя задача - рассказать тебе как можно больше перед тем, как ты окажешься в Соулбурге. Больше знаешь - проще потом.

- Какой он, этот город? - спросила я, не отрывая взгляда от окна. - Я дальше Ярославля и не была ни разу.

- О, тебе там понравится, - убедительно сказал Джек. - Соулбург огромен, на Земле нет таких городов. Свободных душ пока еще достаточно, поэтому он густо заселен. Все живут в тайм-капсулах: уютных комнатах в огромных жилых комплексах. Собственно, в перерывах между драфтами ты делаешь ровно то, что тебе хочется. Очень скоро ты начнешь забывать свою жизнь - и станет легче, уйдет боль и отчаяние, придет спокойствие. Потом тебя выберут - и все, добро пожаловать в новое тело. Так все и происходит. Про город много рассказывать не стану - сама все увидишь. Поверь, это того стоит.

- А драфты? - попросила я. - Как они проходят?

- Человек наделяется душой в утробе матери, примерно на четвертом месяце беременности. Кстати, самое сложное в моей работе - забирать из мира души, которые даже не успели появиться на свет. Они не имеют облика, потому что он еще не сформирован, и их очень непросто найти. Поэтому я терпеть не могу выкидыши и аборты, это такая морока...

- Джек! - воскликнула я. - Перестань наводить на меня жуть! Я просила рассказать про драфт, а не про нерожденных детей!

- Да, да, я уже говорил, издержки службы, прости мне мой цинизм. Так, о чем мы? Ах да, драфты. В Соулбурге есть Кабинет Управления и Статистики. Там работают души, которые больше не попадают в мир людей, так сказать, административный ресурс. Раз в день они объявляют драфт. Каждой душе при попадании в Соулбург присваивается номер и вручается специальный браслет, вот такой - Джек понял руку, и я увидела на ней небольшой браслет с сенсорным экраном. Когда АРД - автоматический распределитель душ - прикрепляет душу к носителю, на него приходит сигнал, и душа должна незамедлительно явиться на драфт. Там она проходит процедуру очистки - все воспоминания о прошлой жизни окончательно удаляются, получается чистое полотно. Единственное, что нельзя полностью исключить - примеси, они останутся, так или иначе определяя направления деятельности будущего человека. Скажем так, если душа в пяти поколениях принадлежала мерзавцам, то вряд ли шестой человек будет кардинально отличаться. Конечно, встречаются исключения, но они, как известно, только подтверждают правило. Кроме того, в примеси содержится информация о том, к чему, вероятно, человек будет более предрасположен. Душа много пробыла в телах художников? Готовьтесь, ваш сын может стать новым Матиссом. А может и не стать - как я говорил, не все зависит исключительно от души, важны сопутствующие факторы.

- Как сложно! - потерла я виски пальцами. - Получается, люди будто бы берут душу в аренду?

- Типа того! - усмехнулся Джек. - Молодец! Ты схватываешь на лету!

- И сколько времени я проведу в Соулбурге? Когда случится мой драфт?

- Кто знает? - пожал он плечами. Обычно, душам дается время на отдых, но бывают экстренные случаи. Однако, прямиком с поезда в новую жизнь тебя точно никто не отправит.

- Конечно, ты ведь обещал мне яблочный пирог. Кстати, а души вообще спят, едят, учатся, смотрят кино?

Джек загадочно улыбнулся.

- Разумеется, почему нет? На самом деле ты ничего не съешь, но представить это – сможешь, и будет так, как с одеждой - разницы не заметишь. Что ты любишь есть больше всего?

Я задумалась. А действительно, что я люблю? Вообще, гурманом я не была, и по большей части отличалась всеядностью, но все же – что? Я закрыла глаза и сосредоточилась.

Что для меня - самое вкусное?

- Мороженое! - радостно воскликнул Джек, - мы с тобой очень во многом похожи, милочка! Я тоже его люблю!

Я открыла глаза. Прямо передо мной, на столике, стояла небольшая стеклянная вазочка со сливочным мороженым, щедро политым нугой и посыпанным грецкими орешками. Странно, откуда это? Я вроде бы и не думала о мороженом.

И тут я вспомнила. В раннем детстве, когда еще был жив папа, они с мамой по выходным водили меня в кафе, как сейчас помню, оно называлось "Сказка". Именно там мне всегда заказывали это мороженое - в меню оно называлось "Сладкие грезы". Никогда, нигде больше, ни в одном "Баскин Роббинсе" я не ела десерта лучше. И никогда, вот уже девять лет, мне не было так хорошо и весело, как тогда.

- Джек, можно задать тебе вопрос?

- Валяй, - взмахнул он рукой, не отрывая взгляда от моего мороженого, - что-то стряслось?

- Нет, вернее да, не важно. Скажи, а ты помнишь какие-нибудь души, что ты встречал ранее? Давно?

Он пристально посмотрел на меня, и отрицательно покачал головой.

- Конечно нет, милочка. Я каждый день встречаю тысячи душ - где же их все упомнишь? Прямо сейчас, помимо тебя, в Соулбург едет уйма народу, и во всех вагонах с ними сижу я - только в разных обличьях. Ты хотела спросить меня об отце?

Я кивнула:

- Он очень давно умер. Я даже не успела попрощаться, все произошло очень быстро. Думала, может ты его вспомнишь. Хотя да, я глупость сказала, извини.

- Ничего, - улыбнулся Джек. - Я тебя понимаю, но увы, помочь ничем не могу. Думаю, его душа уже давно в чьем-то теле. Может, вы еще встретитесь, в будущем, кто знает?

Мы замолчали. Я ела мороженое, и думала о папе. Вспомнила его веселый смех, голос, но вот лицо - будто стерлось, расплылось, истрепалось временем, и превратилось в смутный образ. Он любил жизнь, и меня с мамой любил. И мороженое с грецким орехом.

- Прекрати немедленно горевать! - Джек привстал, посмотрел в окно, и подмигнул мне, - мы подъезжаем!

Я посмотрела в окно, и почувствовала, как моя челюсть поехала куда-то вниз.

Пустыня, к однообразию которой я уже успела привыкнуть, обрывалась так резко, словно кто-то взял гигантский нож, и отрезал от нее добрый ломоть, а на его место воткнул громадный, немыслимо большой город. Сказать, что Соулбург впечатлял - значило, ничего не сказать. В Гугле я видела фото из Дубая, Нью-Йорка, китайских мегаполисов и Гонконга, но все они меркли по сравнению с тем, что открылось мне воочию. Город тянулся в ширину настолько, насколько хватало взгляда, а в длину было не разглядеть - из-за однотипных высоток, стоявших друг другу плотно, как солдаты на построении.

- Нравится? - довольно спросил Джек.

- Не знаю, - неуверенно ответила я. - Он такой... громоздкий.

- Еще бы, столько душ на метр квадратный! Знаю, снаружи он выглядит не очень-то уютно, но поверь - внутри Соулбург совсем другой. Весь этот размах, высокие здания и прочее - лишь средство достижения цели, а цель проста - вместить все души и позволить каждой чувствовать себя максимально комфортно в период, пока они отдыхают от трудов праведных. При этом, за двадцатый век город порядком опустел. Каждый день в мире рождается миллион человек, а умирает - вдвое меньше. Только представь - за год местное население редеет на шесть миллионов, и при этом - непрерывно обновляется! Слыхала про другое такое место?

- Звучит как-то фантастически неправдоподобно. А если душ станет слишком много? Город это переживет?

- Такое уже бывало, - кивнул Джек. - Чума, испанка, оспа, холера... Войны, терроризм, СПИД, голод - мало ли на земле причин, благодаря которым в определенный момент Соулбург становится похож на встревоженный улей? В средние века, во время эпидемий тут такое творилось - мама не горюй. Сейчас спокойней, но всякое бывает. Соулбург все вынесет, он вечен.

- Я думала, это Рим - вечный город.

- Ха-ха, Рим, тоже мне, колыбель античности. Нет, милочка, тут нечто большее. Вавилон, город тысячи народов.

- Кстати, раз уж ты начал про Вавилон - как быть с языками? Ведь все люди говорят на разном языке, как тогда души понимают друг друга?

- Хочешь, расскажу маленькую тайну? - заговорщицки усмехнулся Джек. - Я ведь не знаю русского. Как-то не удалось мне в свое время в теле жителя вашей большой страны побывать, а потом проводником стал, и вообще перестал к носителям привязываться.

- Что ты обманываешь? - удивилась я. - Да ты по-русски лучше меня говоришь.

- Нет, - покачал головой Джек. - Еще раз повторю - люди зашорены, чрезвычайно. За всю свою жизнь они не раскрывают возможности своей души даже на десять процентов. Но то - носители, а ты сейчас - чистая душа. Ты знаешь столько всего, что не можешь себе вообразить, в твоей примеси огромный объем наследственной информации, которую ты используешь, совершенно того не замечая! Ты даже не слышишь, что я говорю на английском - просто автоматически транслируешь мою речь на более удобный для тебя язык. Так устроены души.

- Но это же... Так круто! - восхитилась я. - То есть, я могу понимать любого человека?

- Любую душу, - поправил меня Джек. - С людьми тебе встретиться не предстоит. По крайней мере, до драфта.

- Я думала, знания и умения людей зависят от того, как работает их мозг. А ты утверждаешь, что все идет от души?

- Не совсем. Мозг человека - штука уникальная. Это - ретранслятор энергии души, и одновременно карта памяти, которая сама по себе накапливает в себе информацию. Знаешь, сравнение дурацкое, но все же - в смартфоне есть собственная встроенная память, а есть флэш-карта. Так вот, душа - это первое, а мозг - второе, и их симбиоз сделал возможным человеческую жизнь. Понимаешь?

- Да, - кивнула я головой. - Я понимаю, и это - потрясающе.

- И я о том же, дорогуша! Совершенно потрясающе. Души, которые живут в Соулбурге, зачастую не успевают понять своих собственных возможностей - их слишком быстро отправляют обратно, в мир людей. Но те, кто работают в Кабинете Управления и Статистики - другие, они действительно способны на многое.

- А ты? - поинтересовалась я. - Ведь ты тоже давно без носителя.

- Любопытство довело кошку до ручки, слыхала? А вообще, я лучше всех, разве ты еще не поняла? И главное, скромный!

Я рассмеялась, и вдруг осознала, что мне совсем не грустно, даже наоборот. А еще - я почувствовала предвкушение. Скоро начнется новая жизнь - но для начала, стоит как следует развлечься в преисподней. Ну, или Соулбурге - какая, в общем-то, разница?

Ни гудка, ни шороха тормозов я не услышала - поезд просто плавно замедлил ход, чтобы затем окончательно остановиться.

- Станция "Мертвые души", - зычным голосом объявил Джек, и засмеялся. - Ну что, готова? Яблочный пирог ждать не станет!

- А что мне готовиться? - пожала плечами я. - У меня и вещей-то нет.

- Как - нет? - нахмурился Чертов Джек. - А это что?

Он кивнул на толстенный кожаный чемодан, кое-как застегнутый лямками, который, казалось, вот-вот лопнет от обилия наполнявших его вещей. И как я его раньше не заметила?

- Так всегда с вами, девочками. Сперва говорите, что вам нечего надеть, а потом выясняется, что вы просто не можете найти нужное в ворохе шмотья!

Он поймал мой непонимающий взгляд, и вздохнул.

- Эх, ну где твое чувство юмора, милочка, забыла дома? Я собрал тебе чемодан. Негоже появляться на вокзале без багажа, не находишь? Вкус у меня, конечно, специфический, но надеюсь, тебе что-то придется ко двору.

- Постой, но зачем это мне? - удивилась я. - Ведь я могу нафантазировать себе вещи.

- Можешь, - кивнул Джек, - но на такие, что я выбрал, у тебя просто не хватит воображения! Считай это моим подарком. Только чур - несешь сама, я не приучен таскать тяжести.

- Спасибо, Джек! - улыбнулась я, и с сомнением оглядела чемодан. - Нелегко будет его утащить.

- А откуда ты знаешь, сколько он весит? - лукаво спросил он, и надел свой блестящий цилиндр. -

Помни - воображение, это твой лучший друг. Используй его, милочка, тут все так устроено.