555bi

Автор Илья Латыпов

Унижение входит в категорию переживаний, которых мы стараемся избегать. Это вполне понятно. Быть униженным или делать что-то унизительное – значит, соприкасаться с чем-то, что роняет наше человеческое достоинство, снижает самоуважение и, в крайних случаях, бросает человека на самое социальное дно. Не зря разного рода деспотические цари/правители/директора, удерживающиеся у власти за счет подавления инакомыслящих, очень часто стараются не просто "обезвредить" своих жертв, но и унизить их – как в их собственных глазах, так и в глазах окружающих. В уголовной среде крайняя степень унижения – быть "опущенным", ниже статуса в иерархии тюрем нет.

Цель оскорблений, которыми часто бросаются люди в реальной и виртуальной жизни – унизить, то есть показать, что тот, кого я оскорбляю – хуже, ниже меня. А на противоположном от унижения полюсе располагается высокомерие – тоже отвергаемое многими людьми переживание и связанное с ним поведение. В общем, очень неприятный ряд выстраивается вокруг унижения – оскорбление, презрение, отвержение, отвращение, высокомерие…

И поэтому довольно странным будет, возможно, утверждение, что переживание унижения – это часто неотъемлемая составляющая подлинного развития человека, без которого продвижение вперед нередко крайне проблематично. Я, разумеется, не предлагаю унижать людей, но хочу поразмышлять по поводу этого моего утверждения.

В чем суть унижения – действия и переживания, теснейшим образом связанного с чувством стыда? Я думаю, лучше всего его выражает следующая фраза, обращенная к самому себе: "я не так хорош, как я верил и чувствовал" (а если кто-то нас унижает, то он сообщает нам: "ты не так хорош, как ты сам о себе воображаешь" – и мы верим). Не "так хорош" в целом или в каких-то отдельных сферах жизни. У всех нас есть несколько образов самих себя. Есть "я-идеальный", к которому стремимся, который может ощущаться как недосягаемый образец – или же как простой ориентир в своей жизни, с которым мы сверяем свои поступки и решения. Есть "я-реальный" – то, какими мы являемся "на самом деле". "На самом деле" – это не в объективной реальности, разумеется, а то, какими мы чувствуем себя сейчас. И большинство из нас осознанно или неосознанно ощущает себя как пусть относительно, но все же хороших людей. На этом "в целом я хороший" – основано чувство собственного достоинства, способность видеть свою ценность, самоуважение. Несколько старомодное – но от этого не ставшее менее актуальным – слово "честь" тоже базируется на восприятии себя как "в целом хорошего". Основой чести является, насколько я понимаю, соответствие личностных качеств и поведения человека образцу, который принят им или обществом за достойный. Это право оценивать себя и свое существование в категории самоуважения. Честь определяет наличие у человека допустимых и недопустимых для него слов и действий, и совершение последних роняет человека в его же собственных глазах.

На переживании "я нынешний – в целом хороший" основаны и наши многочисленные самооправдания, когда мы совершаем какие-либо поступки или с нами делают нечто, явно нарушающее то, что мы сами считаем допустимым. Например, заставляют лгать там, где мы лгать не хотим, или под угрозой увольнения делать то, что для нас "вроде бы" неприемлемо… Там, где не работает самооправдание, успокаивающее совесть, нередко работают вытеснение, расщепление и многие другие защитные механизмы, оберегающие нас от непереносимого стыда.

Важно разграничить унижение как намеренное действие по отношению к другому человеку и унижение как действие, совершаемое внутри нас самих (я, в основном, здесь пишу о внутреннем действии). Например, играют две хоккейные команды, и одна беспощадно разгромила другую. Унизила ли она соперника самим фактом разгромной победы? Нет, но проигравшие могут чувствовать себя униженными: "мы ощущали себя достойными сразиться с ними, но они указали нам наше место". И победители могут с сочувствием отнестись к побежденным, а могут – оскорблять. Сам факт их победы унижением не является.

Так вот, унижение – это не просто обнаружение того, что твои действия (мысли, чувства, качества, умения, способности…) полностью противоречат образу "хорошего настоящего Я", а разрушение этого "Я" (или, что чаще – его части). Это переживание падения с пьедестала, на который сам же себя и вознес. Часто унижение возникает во время учебы и в профессиональной сфере. Например, вы считаете себя отличным профессионалом в своем деле – и тут вас направляют на учебу в какой-то центр, и вы обнаруживаете, во-первых, профессионалов намного лучше себя, и их много, и они не уникальны. И осознаете, что то, чем вы гордились и что считали вершиной своего мастерства – это лишь первая ступенька, начальный уровень. И, что хуже всего – окружающие тоже заметили, что вы.. ну… не очень по сравнению с ними. Нет, они не издевались, не смеялись – но увидели… И как вы отреагируете?

Или, например, я считаю себя умным и критично настроенным человеком – и тут вдруг обнаруживаю, что в важном для меня вопросе я не просто не прав, но допустил ряд откровенно глупых допущений или ошибок, характерных как раз для тех, кого я считал хуже себя. Как я отреагирую? Сразу скажу "да, я неправ, здесь допустил ошибку" – или сначала постараюсь увильнуть от унижения, найти оправдание для себя и попытаться запрыгнуть обратно на пьедестал "всегда умного и критично настроенного человека", с которого только что слетел?

С унижением плохо справляются и целые нации. Побежденные в войнах и противостояниях с трудом признают "похоже, мы не так уж хороши, раз проиграли" – нередко они начинают говорить про "пятые колонны", предателей, коварство врагов и так далее. Национальное унижение немцев в Первую мировую взрастило нацистов, которые предложили немцам броситься в другую крайность – расистское высокомерие: "вы хуже нас". С трудом переживает унижение после распада СССР и пост-советские страны, и это касается не только России.

Для переживания унижения требуется не только внутреннее ощущение, что "я не так хорош, как верил". Почувствовать себя ниже можно только по сравнению с кем-то. Например, долго воображаешь себе, что ты лучше других людей в чем-то, и потом что-то происходит – и ты осознаешь, что такой же или даже хуже. Что лжешь так же, как "они"; что пьешь водку в таких же количествах и с такими же последствиями, что и "последний алкаш".

Дополнительные оттенки унижению добавляет разочарование других людей в нас. "Мы думали, что ты такой, а ты...". В переживание вливаются нотки вины: "вы на меня надеялись, а я… подвел, обманул". Но разочарование других людей в нас становится почти непереносимым, когда мы сами собой были очарованы. В общем, в этом и есть источник нашего унижения, на мой взгляд – очарованность собой, когда вместо тыквы (возможно, даже очень хорошей и красивой) видишь карету. И разочарование в себе – это необходимый этап для того, чтобы вернуться в реальность.

Возвращение в реальный мир, в котором ты не стоишь на шатком основании, а опираешься ногами на широкую землю – одно из возможных следствий унижения. Чем выше постамент, чем сильнее очарованность собой – тем больнее падать и тем непригляднее картина, когда с глаз спадает пелена. По словам одного алкоголика, он осознал всю глубину своей деградации тогда, когда увидел в глазах своего школьного друга, с которым не виделся много лет, отвращение. И тогда печальный принц-философ, переживающий несовершенство этого мира, превратился в дурно пахнущего алкоглика, пропившего всю мебель, потерявшего жену и работу. Самое настоящее отрезвление.

Правда, моменты трезвости могут быть очень краткими. Часто люди бросаются в одну из крайностей.

1. Вернуть очарование. Для этого есть богатый арсенал защит, направленный на претворение в жизнь лозунга "я принц, меня просто подвели и грязью вымазали". Это не мы проиграли, это нас предали. Это не я некомпетентен в тех или иных вопросах, это критикан завидует мне. Я психотерапевт/коуч/учитель – универсал, а то, что с некоторыми клиентами не получается работать – так это клиенты/ученики неготовые, бездари и без мотивации. В хоккее мы проигрываем не потому, что деградирует под нашим руководством хоккей, а потому, что не тех игроков взяли, вот если бы вместо Баранова и Большего взяли бы Козлова и Гигантова – вот было бы дело!

Можно объявить среду, в которой мы постоянно сталкиваемся с внутренним унижением, "дискомфортной, не подходящей для меня" – и уйти туда, куда полегче. Речь, конечно, не идет о среде, где нас реально другие люди стараются унизить и разоблачить – из такой среды нужно уходить. Но, кстати, начать усиленно унижать окружающих, впасть в высокомерие – это тоже способ заново собой очароваться. Высокомерный человек берет себе статус, выше которого нет – статус судьи. "Я лучше вас, не подходите ко мне".

2. Вторая крайность – унизить себя еще больше. Высокомерие, обрушенное на самого же себя. Памятник себе-хорошему глядит на нас, лежащих у его подножия, и с неприятной гримасой твердит: ты не справился, ты – это не я, отойди от моего пьедестала, не марай своими соплями мой постамент! Самые яркие примеры шатания от высокомерия до самоуничижения я регулярно наблюдаю у наших спортивных болельщиков, которые в моменты побед кричат эту набившую оскомину "мы лучшие! мы всех порвем!", а в моменты поражений – "мы дни-и-и-ще, все плохо!". От сеанса самовозвеличивания к сеансу саморазоблачения и самобичевания.

Есть третий вариант, и он не совсем про "золотую середину". Упав и больно ударившись, можно встать и начать осматриваться: где я оказался? Да, я чувствую унижение, и это очень болезненно, вон, от удара синяки ноют или даже перелом в душе. Но что это за высота, с которой я свалился? Как я там оказался, на этом высоченном пьедестале? Чем был очарован? И что меня сейчас окружает?

Есть ли люди, к которым я даже в таком состоянии могу прийти за поддержкой? Которые не будут воротить нос "фу, какой ты на самом деле", а примут – и не будут петь сладкие песни о том, что ты прекрасен, а с сочувствием посмотрят на раны, и помогут их подлечить? Расскажут о своих шрамах или даже их покажут – и поделятся опытом? И будешь ли ты в состоянии их услышать, или захочешь сбежать в высокомерное "я не нуждаюсь в вашей помощи"?

А потом – на тренировку. Да, нас могут пытаться унижать совершенно незаслуженно. Начальник может быть самодуром. Унизительно может быть идти учиться у тех, кто тебя превзошел, и кого считал себе ровней (или даже ниже). Унизительно признавать, что занимался самообманом. Унизительно обнаруживать, что время твоего триумфа прошло, и что позолота уже отшелушилась, а лавры засохли. Все это точно больно, и можно пытаться эту боль ослабить, отвлечься от нее. А можно взять эту боль на вооружение, прислушаться к ней, развеять очарованность собой – и воспользоваться энергией, которую она дает, чтобы научиться делать что-то в реальности. Еще лучше, конечно, не очаровываться, а знать, в чем моя сила, и в чем моя слабость.

Но способность после провала встать, сказать себе "да, я был плох здесь", и пойти работать над ошибками без самоуничижения точно к слабостям не относится. Более того – люди такую реакцию видят и ценят, потому что в этом, на мой взгляд, одно из высших проявлений человеческого достоинства. А тот, кто не видит и норовит ударить упавшего, сам, скорее всего, не в силах справиться со своим ужасом перед унижением.

Пост в лигу психотерапии

(Юмор)

В предновогодние дни не удержалась, переношу сюда эти детские воспоминания автора (Олег Батлук).

В детстве я относился к елкам подозрительно.

Не к среднестатистическим елкам, дикорастущим на просторах нашей необъятной родины, а к тем избранным, которые нарядные на праздник к нам пришли. К тем елкам, на которые "водят".

А меня в детстве помотало по елкам. Я ходил даже в Кремль, не говоря уже о банальной елке в детском саду. Как-то меня угораздило попасть на елку в Колонном зале Дома Союзов. Не помню, каким мусорным ветром меня туда занесло. Помню только, что я сильно расплакался, испугавшись колонн. Точнее, я испугался не самих колонн, а еще более неведомых "союзов", которые, как мне казалось, должны были неизбежно войти в зал следом за колоннами.

Во всех этих колонных елках меня расстраивал елочный официоз. Я остро ощущал (и до сих ощущаю) формальный символизм символов. Елка там стояла отвратительно нарядная, вся в одинаковых игрушках. Не елка, а памятник елке. В то далекое время все живое, повинуясь какой-то нехорошей магии, почему-то моментально превращалось в памятники.

Это была елка-Брежнев. Косматая, с ненастоящими побрякушками, с одной-единственной дурацкой песенкой про рождаемость в лесу. Когда детишки вокруг меня заводили ее поставленными похоронными голосами, мне хотелось во все легкие выкрикнуть "жопа", потому что за это слово, принесенное из песочницы, меня однажды сильно поругали родители.

Елка реабилитировалась в моих глазах лишь однажды.

Дома родители елку никогда не ставили, поскольку я постоянно гастролировал по кремлям и колонным залам, не говоря уже об уездных детских садах. Но в один из годов кто-то блатной, у кого папа обычно доставал билеты на эти утренники, вдруг не смог ничего достать, и вся новогодняя нагрузка легла на стены родного дома. Так посреди моей комнаты впервые появилась настоящая новогодняя елка.

В пять часов вечера 31 декабря того первого домашнего елочного года родители отправили меня спать. Это был превентивный сон перед полночным бессонным беспределом. Свет выключили, дверь закрыли.

Я, конечно, не спал. Я лежал с открытыми настежь глазами и разглядывал елку, благо родители оставили гирлянду включенной.

И пусть наша настоящая елка была искусственной, взятой (как я узнал потом через много лет), родителями напрокат у друзей. И пусть те друзья встретили с этой искусственной елкой уже добрый десяток новых годов, и некоторые ветки на ней подозрительно росли вниз, а некоторые особенно подозрительные — внутрь. И пусть псевдоиголки у нашей елки пахли как стадо немытых ежиков, а большинство игрушек на ней язык не поворачивался назвать не то, что елочными, а вообще игрушками.

Пусть.

Все равно в тот предновогодний вечер моя первая искусственная елочка-инвалид с переломами почти всех конечностей была для меня по-настоящему живой и настолько волшебной, что я, сам от себя не ожидая, тихонько запел вполголоса:

"И вот она нарядная на праздник к нам пришла..."

Пост в лигу психотерапии.

Займите удобное положение, выпрямите спину.

Закройте глаза.

Сосредоточьтесь на своем дыхании. Воздух сначала заполняет брюшную полость, а затем вашу грудную клетку и легкие.

Сделайте полный вдох, затем несколько легких спокойных выдохов.

Теперь спокойно, без специальных усилий сделайте новый вдох.

Обратите внимание, какие части вашего тела соприкасаются со стулом, полом, кроватью или землей. В тех частях тела, где поверхность поддерживает вас, постарайтесь ощутить эту поддержку немного сильнее. Вообразите, что стул / пол / кровать / земля приподнимаются, чтобы поддержать вас. Расслабьте те мышцы, с помощью которых вы сами поддерживаете себя.

Упражнение "Поплавок в океане"

Это упражнение используется, когда вы чувствуете какое-то напряжение или когда вам необходимо контролировать себя, а вы боитесь, что "выйдете из-под контроля .

Вообразите, что вы маленький поплавок в огромном океане... У вас нет цели, компаса, карты, руля, весел... Вы движетесь туда, куда несет вас ветер и океанские волны... Большая волна может на некоторое время накрыть вас, но вы вновь выныриваете на поверхность... Попытайтесь ощутить эти толчки и выныривания... Ощутите движение волны... тепло солнца... капли дождя... подушку моря под вами, поддерживающую вас... Посмотрите, какие еще ощущения возникают у вас, когда вы представляете себя маленьким поплавком в большом океане.

Упражнение "Как было бы, если бы..."

Если вы в плохом настроении, то это упражнение для вас.

Если вы чувствуете себя подавленным, вообразите, как бы вы чувствовали себя и как бы выглядело все вокруг, если бы вы были жизнерадостны.

Если вы чувствуете себя обессиленным, вообразите, каким бы вы были, если бы были полны сил.

Если вы чувствуете себя усталым, найдите в себе ту часть, которая никогда не устает. Вообразите себя активным и энергичным. Что вы делаете? Что вы чувствуете?

Упражнение "Оживление приятных воспоминаний"

Когда вы ощущаете, что вам необходима психологическая поддержка, можно проделать следующее упражнение.

1. Вспомните то время своей жизни, когда вы были уверены, что по-настоящему любимы. Выберите какой-нибудь эпизод этого периода и заново переживите его во всех деталях.

Или

Вспомните те моменты, когда вы испытывали какие-то острые переживания... были влюблены... вас озарило вдохновение... вы были захвачены чтением, работой или какой-то другой важной деятельностью... слушали музыку и т.п. Выберите один из таких высших пиков вашей жизни и постарайтесь пережить его заново.

2. Теперь попробуйте ответить самому себе, каковы самые существенные особенности этого переживания.

3. Что мешает вам испытывать такие чувства сейчас?

Упражнение «Храм тишины" можно использовать в разных ситуациях.

Попробуйте выполнить, и поймёте, где оно вам пригодится.

Вообразите себя гуляющим на окраине многолюдного и шумного города... Постарайтесь ощутить, как ваши ноги ступают по мостовой... Обратите внимание на других прохожих, выражения их лиц, фигуры... Заметьте, что некоторые выглядят встревоженными, другие спокойны и радостны... Обратите внимание на транспорт, его скорость, шум... гудят автомобили, визжат тормоза... Может быть вы слышите и другие звуки? Обратите внимание на витрины магазинов... булочную... цветочный магазин... Может быть вы увидели в толпе знакомое лицо?.. Вы подойдете и поприветствуете этого человека? Или пройдете мимо?.. Остановитесь и подумайте, что вы чувствуете на этой шумной деловой улице? Теперь поверните за угол и прогуляйтесь по более спокойной улице. Пройдя немного, вы заметите большой здание, отличающееся по архитектуре от всех других. Большая вывеска гласит: "Храм тишины". Вы понимаете, что этот храм — место, где не слышны никакие звуки, где никогда не было произнесено ни единого слова. Вы подходите и трогаете тяжелые резные деревянные двери. Вы открываете их, входите и сразу же оказываетесь окружены полной и глубокой тишиной . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда вы захотите покинуть здание, толкните деревянные двери и выйдите на улицу. Как вы себя теперь чувствуете? Запомните дорогу, которая ведет к Храму тишины, чтобы вы могли, когда захотите, вновь вернуться туда

по материалам книги Дж. Рейноутер «Это в ваших силах»

Милова Лариса Владимировна

Пост в Лигу психотерапии.

Автор Л. Петрановская.

Что же, собственно, такого особенного происходит при работе с психологом, чего нельзя и самому, по книжкам, достичь? И не опиум ли это для народа, когда на самом деле нужно просто не раскисать, мало ли что травмы, все равно справляться самому, а не заводить себе "друга за деньги".

Окончательно меня вдохновил неделю назад полученный комментарий, вот такой:

А что делать, если с довольно обширным багажом самоанализа и знаний по психологии, которые были почерпнуты, чтобы развиться в полноценную личность, я, девочка из неполной семьи с разными родительскими проблемами, в итоге когда стала создавать семью, оказалась по уши в психологических переживаниях, да настолько, что если я начну их прорабатывать и осмыслять, я просто буквально начну выть, и буду выть довольно долго, пока не расслабится какой-то комок внутри, от того, что я не имею права так выть, потому что никто в общем-то не виноват.

И со стороны все хорошо, и в реальности все, слава Богу, хорошо, и у меня все молодцы и умницы, просто я хожу, вроде тоже с виду хорошая, а внутри, кажется, если начать хотя бы думать на эту тему, я развалюсь на кусочки. Просто я простила, приняла, почитаю родителей, стараюсь быть хорошей мамой, женой, дочерью. Это все роли какие-то для меня новые и не имеющие того, что я могу соотнести с ними. То есть я теоретизирую в них. ... Но иногда бывает все равно такое чувство, что я вытеснила проблему, такую от которой хочется рычать и швырять предметы, но сил на это нет и скорее всего, я осознав ее и втеснив обратно - тресну и развалюсь.

Собственно, вот так оно обычно и бывает. С этим примерно обычно и приходят, хотя не всегда могут так точно и ярко описать. Кто сам справился, те не придут. Кто даже не попробовал справиться, тоже не придут, сначала попробуют. Кто даже не знает, что болит, тем более не придут. Приходят именно люди, осознавшие, что есть внутри боль, которую они сами не могут оттуда вынуть, сколько книжек не читай. Вот почему так и почему с этим надо к психологу, собственно?

Ну, начнем с того, что работа с психологом очень разная бывает.

Есть психологическое консультирование, есть психотерапия. Где грань -- тоже есть разночтения.

По одной версии, она проходит там, где заканчиваются "разговоры" и начинается лечение, то есть ставится диагноз, выписываются лекарства, применяются специальные методы воздействия (гипноз, например). Это все имеет право делать только клинический психолог или врач-психотерапевт, а просто психолог если сталкивается с проблемой, требующей именно лечения, обязан перенаправить клиента к соответствующему коллеге.

По другой версии (более распространенной) психотерапия -- в отличие от консультирования -- это все, что работает не только с сознанием, но и с подсознанием, используя образы, ассоциации, разыгрывание по ролям, арт-техники, особым образом организованную беседу, работу в группе, телесные и дыхательные практики и еще всяко разно для того, чтобы ослабить контроль сознания и защит и "вытащить" из подсознания то, что вытеснено.

А консультирование, оно, соответственно, строго в здравом уме и трезвой памяти проводится.

Человек пришел с внятным вопросом, психолог вник в ситуацию, сказал, что про это думает. Считается, что в психотерапии советов не дают, человек должен разобраться в себе сам, а при консультировании они вполне возможны.

Как вы понимаете, на практике все немного смешивается и перетекает, хотя задача психолога насколько возможно иметь с клиентом внятный контракт про то, что это у нас: консультация или психотерапия. Иногда в ходе консультации становится понятно, что нужна терапия, тогда контракт перезаключается. Иногда, наоборот, в ходе терапии отдельные части могут проходить в жанре консультации.

С консультацией все понятно, это мало отличается от консультации, например, с адвокатом или педиатром про ребенка. Поэтому дальше только про психотерапию.

Она тоже может быть очень разной и вовсе не всегда подразумевает и требует "погружения в глубины". Например, вы можете в современном аэропорту найти кабинет психолога по работе с аэрофобией, и он ничего не будет спрашивать про "любила ли вас мамочка", а просто научит техникам аутотренинга для расслабления в полете.

Есть множество состояний, таких, как фобии, тревожные расстройства, некоторые депрессии, некоторые навязчивости и зависимости, при которых работа с симптомом может оказаться гораздо более эффективной, чем бесконечные поиски первопричины и "той самой травмы". Которой, вполне возможно, вовсе и не было, а был гормональный сбой или еще какой физиологически обусловленный взбрык лимбической системы, и она зациклилась в своей неадекватной стимулу реакции. И цель работы в том, чтобы ослабить, а в идеале вовсе прекратить этот бег по кругу. Тут как раз помогают всякие техники осознавания, самоконтроля, произвольного дыхания и т. п., а иногда и таблеточки.

Лечение обычно очень струкутрированно, не предусматривает особо глубоких отношений с терапевтом и нацелено на конкретный результат. Если вы хотите помощи в том, чтобы бросить курить, из вас не будут пытаться вытянуть ваши сложные младенческие чувства по поводу материнской груди и ее доступности, а просто научат лучше справляться с позывами закурить. Если вы до потери пульса боитесь пауков, никто не станет предполагать, что сие членистоногое чем-то похоже на вашего папу или директора школы, а просто покажут его сначала на картинке, потом на фото, потом в виде игрушки и так пока коленки трястись не перестанут. Не то чтобы всегда, но довольно часто помогает.

На кушетке же психоаналитика или в приятных беседах с экзистенциальным психотерапевтом такое можно лечить годами и получить много побочного профита, но с основной проблемой так и не расстаться. Самостоятельно такие штуки преодолеть довольно трудно, ибо перед своей лимбической системой мы обычно бессильны, она нами крутит как хочет, зараза. Но иногда само проходит -- с возрастом или непонятно почему, что-то внутри налаживается.

Еще бывает, что у человека острая травма: шоковое переживание, внезапная потеря близкого, только что перенесенное насилие. Тут обычно работа направлена на то, чтобы, во-первых, по возможности предотвратить острые соматические реакции (инфаркт, инсульт, психогенный паралич и т. п.), а во-вторых, чтобы не развился посттравматический синдром, то есть как раз на то, чтобы боль не ушла в подсознание и не застряла там, а была прожита и отреагированна здесь и сейчас. Суть в том, чтобы не возникло "отрезания" чувств, диссоциации, а то и реактивного психоза, не нарушился контакт с телом (поэтому много телесных техник), дыхание, чтобы не были перекрыты слезы. Это сложная и очень напряженная работа, тоже довольно сильно структурированная, краткосрочная (потому что нужна быстрая помощь) и без особых личных отношений, человек, получивший такую помощь, может потом и лица психолога не помнить. Тут могу только пожелать не попадать в такие ситуации, а если попадете, пусть психологи, имеющие соответствующую подготовку, сами вас найдут.

В случаях, подобных описанному в комменте, речь идет о старой травме или не о конкретной травме, а о длительном страдании в прошлом, с которым человек (обычно ребенок) ничего не мог поделать, кроме как отложить в дальний угол души и постараться сделать вид, что его не было и или оно совсем не мешает.

Давайте разберемся, почему такое происходит. Ведь те или иные травматические события были в жизни каждого ребенка, от чего зависит, останется ли "комок внутри"?

Сравним две ситуации.

Обе они начинаются с того, что ребенок переживает сильный стресс, например, к нему пристал в лифте незнакомый человек, очень напугал и обидел, ребенок еле вырвался и убежал.

В первом случае он прибежал домой, там была, например, мама. Увидев, в каком состоянии ребенок, она немедленно спросила, что случилось, крепко обняла, позвонила в милицию и папе. Нападавшего вскоре задержали. Родители были весь вечер с ребенком, обнимали, дали выплакаться, поили чаем, налили теплую ванну, укачали на руках. При этом, что важно, сами, хоть и переживали, но не разваливались, не падали с сердечным приступом, не теряли голову и самообладание. После этого некоторое время ребенка провожали в школу и из школы, пока он не успокоился, обсудили подробно, что делать в подобных случаях, потребовали установить камеру в подъезде или еще как-то позаботились о его безопасности.

В другом случае ребенок прибежал, а дома никого нет. Он позвонил родителям, они сказали, что заняты. Или не позвонил, потому что они запрещают звонить. Или они вообще неизвестно где ходят. Он сидел один, его трясло, он пытался взять себя в руки. Когда они пришли домой, то были явно раздражены, сказали "опять из-за тебя проблемы" или вообще сказали, что сам виноват -- нечего шляться где ни попадя, лучше б уроки делал. Или у него не родители, а одна мама, такая слабая, всегда больная и несчастная, что он не стал ничего рассказывать, и постарался не плакать, чтобы ее не пугать.

Травма одна и та же, последствия скорее всего будут разные.

В первом случае ребенок получил в ситуации стресса всю возможную защиту и заботу. Выражаясь умным психологическим словом, его "контейнировали", то есть создали для него безопасный кокон, своеобразную психологическую "пещеру", где он смог отдаться чувствам. На время переживания стресса у ребенка была возможность целиком переложить на родителей заботу о своей безопасности, о своем поведении, он не должен был сканировать внешний мир и контролировать себя, смог отдаться переживанию полностью. Он не должен был "брать себя в руки" -- они его взяли в руки.

Помните, классический сюжет голливудских боевиков: юную деву похищают злодеи, ее папа или молодой человек ее спасает. Все время, пока длится фильм, дева в плену у злодеев демонстрирует чудеса стойкости, она не теряет присутствия духа, обдумывает планы бегства, или как минимум троллит негодяев. Опасность не позволяет ей "нюни распускать", в ее крови -- гормоны стресса, она борется за свою жизнь, отложив чувства на потом.

Наконец, папа или бой-френд, покрошив злодеев на винегрет, сквозь огонь, взрывы и падающие металлоконструкции пробивается к деве и заключает ее в объятия. И что же она делает, наша храбрая и стойкая героиня? Кончено, рыдает, уткнувшись в его могучую грудь и всхлипывая. Она вмиг становится беспомощным ребенком, и это очень правильно, это лучшая профилактика посттравматического синдрома. Как только появилось кому контейнировать -- сразу перестать "держать себя в руках", интенсивно выплакать стресс и размякнуть в надежных объятиях. Мощная теплая волна окситоцина смоет стресс, сосуды и мышцы расслабятся (ах, какой поцелуй в финале). Завтра дева будет как новенькая, царапины заживут, а психотерапевты ей не понадобятся.

Другое дело наш ребенок из второго случая. Он не дождался контейнирования. Ему отказали в защите и заботе. Испытывая сильный стресс, он должен был по-прежнему рассчитывать на себя, сам следить за своей безопасностью, а то и заботиться о ком-то другом (вариант с беспомощной мамой). Он не мог позволить себе расслабиться, демобилизоваться. Он должен был "держать себя в руках", но -- увы -- для него разрешения ситуации не наступило, никто его не обнял, поэтому пришлось так и продолжать "держать себя" самому. Ребенок был вынужден отодвинуть в сторону свои чувства, а вернуть их себе не смог, как если бы он так и остался в руках злодея, хотя в реальности спасся. Произошло "запечатывание" травматического опыта, он остался в психике, как невытащенная заноза. И теперь будет болеть -- иногда тихонько ныть, а иногда что-то за нее заденет (чем-то похожая ситуация, человек, роль), и станет больно так, что взвоешь.

Понятно, что травма может быть не разовой, а многократно длительно повторяющейся, например, постоянно ссорящиеся родители, или отвергающие, иливечно отсутствующие.

Так вот, если очень коротко, то суть психотерапии состоит в том, чтобы хотя бы теперь дать человеку опыт этого самого контейнирования. Чтобы он мог к своей старой занозе вернуться и вынуть ее.

Понятно, что в ситуации двух взрослых незнакомых людей -- клиента и терапевта -- да еще когда один из них с многолетним опытом "сам, все сам, никто не поможет", это не происходит так легко и быстро, как у спасенной девушки с папой. Контейнер приходится выстраивать, нужно время, чтобы человек в него поверил.

Этому служит собственно технология работ: и сеттинг (определенные время и место работы), и контракт, который задает границы и безопасность, подчеркивает уважение к клиенту, и определенная манера общения с клиентом, безопасная и поддерживающая, и сама личность терапевта, как человека, во-первых, взрослого, во-вторых, умеющего находиться в контакте со своими чувствами, не выпадать в диссоциацию, быть проводником по опасным территориям внутреннего мира. В групповой терапии контейнером служит и группа, чувство поддержки и близости других людей (часто такая работа оказывается более интенсивной и эффективной, потому что хорошо работающая группа -- ну очень мощный контейнер, удержит даже самые сильные чувства).

При этом могут применяться или не применяться техники, интенсифицирующие поиск "занозы". Именно этим прежде всего отличаются краткосрочная терапия, когда поиск ведется активно и с "приемчиками", от длительной, когда строится контейнер, идет неспешное течение мыслей и чувств , и рано или поздно клиент на занозу все равно наткнется. Но главное все равно контейнер, без него хоть обсыпь клиента техниками, толку не будет. Должно возникнуть вот это самое чувство безопасности, принятия, доверия, при котором я могу быть таким, какой я есть, не бояться, не "держать себя в руках", позволить другому человеку побыть со мной, позаботиться о моей безопасности, когда мне плохо. Тогда в какой-то момент может произойти отреагирование -- с болью и слезами, иногда действительно с трудом, воем и стоном, а иногда тихо и как-то вдруг, заноза вытаскивается, запертые чувства освобождаются, узел внутри развязывается, разом или постепенно. После этого травма переходит в опыт, о нем уже можно думать и вспоминать без острой боли, анализировать, осваивать новые, недоступные прежде способы поведения, разбирать запутанные отношения, узнавать себя нового, более целого и живого.

Люди часто рассказывают, как потом, уже не в кабинете психолога, а через дни или недели, они вдруг плачут от радости, от острого чувства жизни, силы, свободы, любви к себе и к миру.

Хотя после особо больших заноз иногда остаются шрамы.

Это все, конечно, легче написать, чем прожить в реальности, потому что за годы заноза обычно обрастает всяческими еще слоями: и гневом, и виной, и обесцениванием, и всякими идеями и концепциями про "я просто такой", и бравадой "ну и что, нас бьют, а мы крепчаем", все это необходимо понемногу разгрести. Сколько уйдет времени на создание контейнера, разгребание наростов и поиск занозы -- зависит от много чего. И от того, насколько давно и умело человек занозы в себе носит, и от того, насколько его уже приперло и он больше не согласен так жить. И от умений терапевта и продуманности способов создания контейнера. И от личности терпевта, от его способности сочувствовать и от его самообладания при встрече со страданием. Иногда все получается с первых минут. Иногда нужны недели и месяцы.

Конечно, довериться, стать уязвимым перекд чужим человеком, довольно страшно и рискованно, именно поэтому существует довольно строгая этика психотерапии, правила, обеспечивающие безопасность клиента. Но без риска и уязвимости быть живым невозможно, так уж устроено.

Вот это, если коротко, самая суть, мой ответ на вопрос, почему все же не получается самому по книжкам. Потому что нужен контейнер, хоть ты как. Без него можно создать еще одну защитную корочку на занозе, иногда такую искусную, что прям почти и незаметно ничего. А вытащить -- только с контейнером.

Если заноза не очень болит, можно, конечно, и с ней жить. Совсем все до единой все равно не убрать, я не верю в "полную проработанность" и никогда не работаю с невнятным запросом типа "меня ничего особо не беспокоит, но вдруг я чего не замечаю". Не болит -- и ладно, иногда занозы сами рассасываются как-то постепенно. Если в целом все нормально с вашей способностью жить, любить, работать, управлять своей жизнью, то и нечего огород городить. Мешает ли заноза жить лично вам -- это только вам судить, нужно ли с ней что-то делать -- ваше решение, ваша отвественность.

Может ли дать контейнирование не психолог? Конечно, может, жили ж как-то раньше без психологов. Священник может, супруг иногда, друг. Но не всякий, а только тот, с кем правда безопасно, кто не будет оценивать и воспитывать, давить и обесценивать (мол, пустяки, не бери в голову), чьи чувства вы сможете не щадить в процессе, кто сам не испугается ваших сильных чувств и не скажет "возьми себя в руки", кто совершенно точно никогда, даже в шутку или с лучшими намерениями не наступит потом на вашу больную мозоль. Сами понимаете, это нечасто встречается. И вообще, с близкими все же не стоит злоупотреблять, ведь потом вы захотите дальше с ними жить и общаться. Не лучше ли оставить свою травму за дверями у чужого дяденьки (тетеньки)?

Еще на самом деле есть вариант работы с психологом не про прошлое, а про будущее, работа по поводу возрастных и экзистенциальных кризисов, а еще работа с актуальным конфликтом, а еще -- с отношениями в семье и семейной системой, это все тоже ужасно интересно, но не сейчас.

Конечно, все это не более чем мое, довольно вольное и субъективное, описание, у коллег могут быть совсем другие мнения и метафоры на этот счет.

https://ludmilapsyholog.livejournal.com/212101.html