Орочий оракул
Оракул тудэй
Оракул тудэй
"Книга должна быть дорогой. И первое свидетельство любви к ней — готовность ее купить. Книгу не надо «давать читать». Книга, которую «давали читать», — развратница. Она нечто потеряла от духа своего и чистоты своей. Читальни и публичные библиотеки суть публичные места, развращающие народ, как и дома терпимости. "
Цитата из "Вальпургиева ночь, или Шаги Командора"
Книжный
«В данный момент есть один только интересный в самом деле государственный деятель Европы. Имя его — Ленин.
Если будущее будет таким, каким его предвидел Ленин, тогда мы все можем улыбаться и смотреть в будущее без страха. Однако если эксперимент его будет сорван и кончится неудачей, если мир будет упорствовать в сохранении капиталистического развития, тогда я должен с большой грустью проститься с вами, мои друзья ....
Мы, социалисты, завоевав немного удобств и комфорта, готовы ждать, но люди, желающие в самом деле что-нибудь сделать, как Ленин, не ждут.»
©Бернард Шоу
«Это был человек, вся жизнь и все мысли которого были посвящены научным поискам и борьбе за лучший общественный строй и который в конце концов получил величайшую возможность, какую когда- либо имели апостолы прогресса, — возможность руководить огромным, но угнетенным и отсталым государством.
...Нужно было не только свергнуть старый, деспотический режим, но и найти среди этих масс, в этой стране людей и средства для создания такого социального строя, который был бы и справедлив и в то же время практически осуществим. Ибо, удовлетворяя насущные потребности масс, нужно было в то же время преодолевать все порожденные тиранией предрассудки, страхи и религиозные суеверия, еще довлеющие над людьми. Еще труднее было заставить этих людей почувствовать все значение для них самих того, что он от них требовал.»
©Теодор Драйзер
«Величие Ленина, как продолжателя Маркса и Энгельса, в том именно и состоит, что он не был никогда рабом буквы в марксизме. В своих исследованиях он следовал указанию Маркса, неоднократно говорившего, что марксизм есть не догма, а руководство к действию. Ленин знал это и, строго различая между буквой и сутью марксизма, никогда не считал марксизм догмой, а старался применить марксизм, как основной метод, в новой обстановке капиталистического развития. В том именно и состоит величие Ленина, что он открыто и честно, без колебаний, поставил вопрос о необходимости новой формулы о возможности победы пролетарской революции в отдельных странах, не боясь того, что оппортунисты всех стран будут цепляться за старую формулу, стараясь прикрыть именем Маркса и Энгельса свое оппортунистическое дело».
©Иосиф Сталин
«Ленин был человеком громадного значения. Только история будет иметь возможность его оценить. Он был великим государственным деятелем и великим человеком. Я считаю честью, что я мог быть его другом!
Ненависть мировой буржуазии к нему обнаженно и отвратительно ясна, ее синие, чумные пятна всюду блещут ярко. Отвратительная сама по себе, эта ненависть говорит нам о том, как велик и страшен в глазах мировой буржуазии Владимир Ленин — вдохновитель и вождь пролетариев всех стран.»
©Максим Горький
«Ленин —
прoлетариев вожак.
Понаобещает либерал
или эсерик прыткий,
сам охочий до рабочих шей, —
Ленин
фразочки
с него
пооборвёт до нитки,
чтоб из книг
сиял
в дворянском нагише.»
©Владимир Маяковский
«Природное», «естественное» и «органичное» – это когда умирающий от рака медведь жрет хромого волка, давящегося напоследок золотушным зайцем. Это просто синонимы слова «страдание». Все проблески и симулякры счастья существуют в нашем мире исключительно для того, чтобы его обитатели успели оставить потомство.
(Виктор Пелевин, «Непобедимое солнце»)
Глава VII. Конрад снова начальник генерального штаба
...Оговариваясь, что высказывает «только свои личные взгляды», Мольтке переходит к оценке современной политической ситуации. Указав на то, что ныне, после того как Сербия пошла на уступки, укрепилось мнение, особенно в Германии, о быстром окончании австро-сербского конфликта, Мольтке продолжает: «Вообще ожидали, что предложение России об одновременной демобилизации разрядит политическое напряжение, которое тяжело отражается на общей жизни; в частности, в Германии оно чем дальше, тем сильнее дает себя чувствовать. Это ожидание не оправдало надежд».
«Вы знаете, что война, в которой защищается бытие государства,— продолжает Мольтке, — требует готовности к жертвам и воодушевления народа. Чувство верности союзу с Австрией в Германии сильно и живо и, без сомнения, выявится самым обычным порядком, если целости Австрии будет грозить нападение со стороны России. Но было бы очень тяжело найти действительные лозунги, если ныне последует война с австрийской стороны, для которой в германском народе трудно найти отклик».
Обращаясь к балканскому союзу, Мольтке предвидит его быстрый конец и полагает, что Австрии полезно иметь на своей стороне Болгарию, которая, к тому же, стремится освободиться от русского влияния. Если Сербия будет связана Болгарией, тогда Австрия окажется против одной только России. Огорчает Мольтке румыно-болгарский спор, разрешение которого, при обоюдном согласии этих государств, было бы для Германии и Австро-Венгрии выгодно.
«Вы будете читать, — продолжает начальник германского генерального штаба, — эти рассуждения с удивлением. Им не место в переписке двух чисто военных лиц. Я также не политик, но наши дружеские отношения дают мне смелость высказываться перед Вами с полным доверием частным образом, также и об этих вещах. Политика и война все же находятся во внутреннем взаимодействии. Как уже сказано выше я имею в виду, что европейская война рано или поздно должна быть, и в ее основе в конечном счете лежит борьба между германизмом и славянством. Поэтому хорошо подготовиться к ней — составляет обязанность всех государств, которые являются носителями германской духовной культуры, Но нападение должна исходить от славян. Тот, кто ожидает этой войны, тот должен отчетливо сознавать, что для нее необходимо объединение всех усилий и, прежде всего, полное согласие народа на мировое историческое решение».
Если вспомним примечание Людендорфа к докладу от 12 декабря 1912 года о боязни Мольтке, как бы не зарвалась венская дипломатия, та станет ясно, что начальник германского генерального штаба, «с выражением искреннего уважения и уверениями в товарищеском отношении», «имел честь» поучать своего коллегу в Вене, преподнося ему правила сдержанности и выдержки.
15 Февраля Конрад через военного агента в Берлине отправил ответ своему другу.
Начиная письмо с указания, что им усвоена лойяльная позиция Италии, он отмечал, что в Вену пока что не прибывала итальянская военная миссия для выработки военно-морской конвенции.
Благодаря за выделение сил на помощь Австрии в борьбе с Россией, Конрад не соглашается с точкой зрения Мольтке, что все усилия должны быть направлены на запад, ибо если Россия и балканские государства достигнут территориального и политического успеха, то победа во Франции в значительной мере ослабится. Доказывая затем необходимость выделения достаточных сил для действий против русских армий, начальник австрийского генерального штаба думает, что общие интересы требуют действий против России с начала войны с достаточными силами, дабы обеспечить выигрыш сражения».
Затем начальник австрийского генерального штаба считает нужным высказать «исключительно свои личные взгляды» на общее политическое положение.
«Конечно, — пишет Конрад, — нет ничего труднее и ответственнее, как правительственному учреждению принять решение о «войне» или «мире».
«Опыт, теория и размышления хорошо вкоренили в каждом из нас ясное представление о глубине трагедии войны и изменчивости ее течения и последствий, и никто из нас, без всесторонней оценки обстановки, легкомысленно не пойдет на это решение. Однако, кто занимает ответственное место, тот не имеет права отбросить от себя это решение и должен его принять с полным игнорированием личных интересов».
«Вся трудность для ответственного лица прежде всего лежит в том, что решение «за» войну пли «против» нее может быть чревато очень тяжелыми последствиями, так как отказ от ведения войны в слагающейся благоприятной обстановке поведет к потере преимуществ, которых затем не удастся уже достигнуть».
Обращаясь затем к предположениям Мольтке о грядущей европейской войне, в основе которой лежит борьба германизма со славянством, начальник австро-венгерского генерального штаба считает необходимый прежде всего указать, что если дело до этого дойдет, то едва ли можно рассчитывать на воодушевление в борьбе со своими единоплеменниками тех славян, которые составляют 47% населения Австро-Венгрии. «Ныне еще сильны чувство исторической солидарности и дисциплина в армии, по будет ли это налицо в предусматриваемом случае, — это вопрос. Таким образом, монархия не должна допускать национальной войны, но ей необходимо стремиться к политическому и культурному отделению южных и западных славян от восточных и к освобождению первых от влияния России».
Прежде всего, по мнению Конрада, — нельзя давать увеличиваться и крепнуть Сербии, в которой Россия видит своего главного помощника в разрушении монархии.
...Военный агент писал, что начальник германского генерального штаба с большим интересом прочитал письмо, указав, что в нем он находит поддержку в желательности оттяжки начала мировой войны. Ближайшее будущее, по мнению Мольтке, еще покрыто мраком неизвестности и трудно сказать, удастся ли ликвидировать войну на Балканах без европейской войны. Желательно было бы, несмотря на травлю Франции, избежать ъойны. Англия, связанная с Францией военной конвенцией, будет на стороне последней, хотя нужно указать, что противоречия Англии с Россией и Францией велики. Положение турецкой армии — печальное. Для Австрии было бы выгодно разрешить румыно-болгарский спор к обоюдному согласию. Антагонизм между Сербией и Болгарией был всегда и ныне снова обостряется.
К этому разговору с Мольтке военный агент добавлял данные о настроении самого Вильгельма, который, будучи 30 января у австрийского посла, высказывался в мирных тонах, хотя находил, что если бы Австрия ввязалась в войну, то Германия выступила бы на поддержку. Однако, было бы, по мнению Вильгельма, очень тяжело доказать немецкому народу необходимость войны, так как вопрос о Дураццо ему ничего не говорит. Вильгельм полагал, что доводить дело до войны «ради пары албанских городов» не стоит. Военный агент объяснял такое настроение Вильгельма: 1) желанием его мирно отпраздновать 25-летний юбилей царствования и 2) опасением Англии. По поводу последней морской атташе Австрии беседовал с принцем Генрихом Прусским, который обрисовал положение германского Флота как мало удовлетворительное, так как не закончен углублением для прохода линейных кораблей Кильский канал и для соединения эскадр приходится ходить кругом Дании; кроме того, не закончены укрепления Гельголанда.
Мы более или менее подробно остановились на выяснении настроений Берлина, так как, без сомнения, они делали погоду в Вене. Зная взгляды Конрада на современное политическое положение, можно с уверенностью сказать, что он был неприятно поражен сдержанностью не только берлинской дипломатии, но и генерального штаба. Мольтке неправильно понял Конрада в суждениях об европейской войне. Начальник австрийского генерального штаба, правда, гнал от себя мысль о возможности этой войны сейчас, но не боялся ее прихода, если бы он оказался неотвратимым. Главный же свой расчет Конрад строил на возможной в данное время войне с одними Сербией и Черногорией, ибо Россия, по всей вероятности, воевать бы не рискнула, удерживаемая Францией и Англией.
Что же касается Италии, то она не была страшна, связанная своей авантюрой в Триполи, и в данное время склонялась действительно на сторону тройственного союза.
...Таким образом, воинственные намерения Конрада не находили отклика в министерстве иностранных дел. К ним не было сочувствия и выше.
Мы знаем, что Франц-Иосиф «собственноручно» предлагал Петербургу урегулировать балканские вопросы без применения оружия. На такой позиции стоял и Франц-Фердинанд — единственный человек, на которого возлагал большие надежды Конрад.
Однако, к Конраду начали поступать сведения из первых рук о миролюбивых устремлениях наследника. Начальник военной канцелярии последнего предупреждал начальника генерального штаба, что молодой Габсбург высказывается решительно против войны с Россией, а за счет Сербии не желает поживиться ни лишним сантиметром территории, ни лишней овцой. Конрад горячился, доказывал, что нужно считаться с войной, что он представит письменно свои соображения Францу-Фердинанду, но опасность мирных уклонов наследника была фактом.
26 и 27 Февраля начальник генерального штаба имел доклады у Франца-Фердинанда и мог окончательно убедиться в справедливости полученных им ранее сведений.
«В будущем, — говорил Франц-Фердинанд, — мы должны итти с Россией, и было бы хорошо, если бы и Германия усвоила это. Тогда мы могли бы обратиться против Италии и Сербии, чтобы их разбить, но в то же время не расширять территории за счет Сербии».
На испуганные вопросы Конрада, как же быть с престижем Австрии в Албании, с интересами ее па Балканах и, вообще, с юго-славянским вопросом, Франц-Фердинанд дал ответ, что это следует отложить, пока не будут улучшены внутренние отношения в государстве.
Наследник прочел в выдержках начальнику штаба письмо Вильгельма, в котором говорилось о необходимости избежать ныне войны с Россией, добавив, что он всецело разделяет такие взгляды. Причиной была опасность за прочность династии. Считая сербов «цареубийцами», Франц-Фердинанд допускал возможность их военного наказания, но отнюдь не расширения территории монархии за счет Сербии.
«Войны с Россией необходимо избежать, — говорил Франц-Фердинанд,— ибо на нее толкает Франция и особенно Французские масоны и анархисты, которые желают в свалке разрушить династию в монархии».
Указав на то, что письмо Вильгельма как раз говорит об этом, молодой Габсбург закончил словами: «никакой войны».
Начальник генерального штаба, конечно, тотчас же представил ряд доводов против таких мирных решений, но Франц-Фердинанд настойчиво заявил: «Наш главный противник — Италия, с которой мы должны вести войну и снова отобрать Венецию и Ломбардию».
Последняя инстанция, в которой Конрад надеялся найти поддержку в решении «за» войну, оказалась не на его стороне, и начальник генерального штаба вынужден был отложить свои воинственные замыслы до благоприятного времени.
В предыдущем поколении постмодернизм был не более чем интеллектуальной оппозицией грандиозным притязаниям Просвещения на успехи в познании, защите прав человека и прогрессе, то есть критикой достижений современного мира. В наше время постмодернизм стал разветвленной сетью культурных активистских движений, которые меняют журналистику, политическую и правовую дискуссию, мир искусства, сексуальность и образование на всех уровнях.
Стивен Хикс. Объясняя постмодернизм