Если говорить про умных людей, то нужно понимать, что большинство из них оценивают себя неадекватно оптимистично.
Был у нас Коля, администратор от бога: *nix, Oracle, DB2, ClickHouse и др. Опираясь на свои профессиональные знания, он с легкостью поучал в остальных областях мирозданья… Да пошел он в жопу! Пусть у истории будет другое начало!
Однажды к нам на стажировку пришла Катя, та от которой мужики задыхаются и забывают божественный вкус маминой еды. Влюбляясь на ходу. Так вот. Была у Кати блузка, прости господи, которая не скрывала, а подчёркивала. Особенно, когда Катерина ничего не надевала под неё. А ничего под блузку не надевала Катерина строго во время совещаний, которые проходили по четвергам. На которых присутствовал Коля. Тот самый.
Он глупел на совещаниях от созерцания Катиной красоты. Он не столько говорил по делу, сколько хвастал своим интеллектом, перебивая и мешая остальным. Не реагируя на мои тактичные замечания. Я вызвал Катерину «на ковёр», похвалил её внешность, попросил в четверг одеваться, чуть приличней. Объяснил, что её красота вызывает всплеск напыщенности у Коли, тем самым снижая производительность подразделения.
Катя растерялась, искренне промямлила извинение и убежала. Она стала носить строгий пиджак после этого разговора, скрывая красоту. Коля перестал на совещаниях отвлекаться, от него возник толк.
Но ненадолго. Внезапно Катя стала приходить ко мне в кабинет в демонстративно манящем виде. Без пиджака. Я терялся. Мужчины могут представить моё смятение, женщины могут представить себя мужчинами.
Коля стал одержимым, как подросток-нигилист. Осмеливаясь критиковать начальство. Видимо, ревнуя. Производительность оказалась под угрозой. Я решительно вызвал Катерину, беспрецедентно похвалил её внешность и попросил не нервировать Колю. Ради производительности.
—Он меня дурой тупорылой назвал, когда я сюда устроилась, пусть извиняется,— сказала Катя.
—Он влюбился в тебя и сам дурак, прости его,—сказал я.
—Нет. Он—не мужчина. Имею право бесить,—ответила Катя.
Я вызвал Колю и послал его матом. Я попросил прекратить эмоции на работе и приказал извиниться перед Катей.
—А причём тут я? Она влюбилась в меня и с ума сходит, дурра тупорылая,—сказал Коля.
—Она тебя за мужчину не считает,—психанул я.
—Она врёт. Я же говорю, что влюбилась. Очевидно же, что я —лучший! Не буду извиняться,—дерзко пошел «на принцип» Коля.
—Сегодня я придумаю причину, а завтра уволю по статье,— пошел «на принцип» я.
—Увольняйте,— сказал Коля опять дерзко. Но не убедительно.
Катерина приходила ко мне реже, не подчёркивая красоту. Она стала задумчивой, погруженной в свои мысли, рассеянной. Иногда её глаза вспыхивали какой-то мыслью и она улыбалась. Однажды Катя пришла ко мне в кабинет и сказала.
—Коля извинился, спасибо!
—Ты изменилась. Влюбилась что-ли?—спросил я.
—В кого?—спросила Катя.
—Не знаю, в Колю, к примеру,— сказал я.
—Нет. Я решила уйти в ИТ и учу Java. Мне нравится. Человек, который учится похож на влюблённого, видимо. А про Колю… Я же говорила, что он —не мужчина. А вот вы ничего такой, настоящий мужчина,—сказала Катя и вышла.
«В смысле ничего такой, настоящий мужчина?— с досадой подумал я.—Очевидно же, что я—лучший!»
Иногда работа принимала довольно причудливые формы и местами становилась опасной.
Половину второго этажа административного здания занимал планово-экономический отдел, усиленный остатками недобитой бухгалтерии, целиком состоящий из слабого пола и напоминавший серпентарий. Эволюционный внутриконторский отбор сделал своё дело, старая, видавшая виды кобра руководила стаей гадюк помельче, в кою я и попал, спроваженный начальством составлять какие-то никому не нужные графики по переоценке и списанию основных производственных фондов.
Смысл сей работы во времена, когда цены кардинально менялись в большую сторону раз в два-три месяца, а списание чего-либо, дороже банки солидола в силу особенностей отечественного бухучета было делом решительно невозможным, вызывал большие сомнения, но инструкции босса звучали четко: «Саша, помоги им», велел он, а кто я такой, чтобы спорить с шефом? По утвержденному графику я приступил к работе в самом кубле разномастных ядовитых змеюк в качестве специалиста, уверенно отличающего болт от винта.
Сидящие по своим кабинетам холеные офисные сучки разницы между винтом и болтом не ощущали, зато все как одна отличались стервозным характером и не любили ни конфет, ни чая. Работу свою они тоже не любили, обожали шипеть, трещать погремушками и жаловаться друг на друга, расхаживая передо мной в одинаковых дефицитнейших югославских сапогах со здоровенными блестящими пряжками, выбитых на весь отдел по большому блату.
Я переходил из кабинета в кабинет, пил змеиный чай, ел свои конфеты, ковырялся в никому не нужных бумагах и вежливо слушал очередную медузу Горгону в боевой раскраске, вышагивающую туда-сюда, сверкая разрезом, и клянущую почём зря нелюбимую работу, безвкусный чай, портящие фигуру конфеты и плюющую ядом в завистливых товарок.
Работать в подобной атмосфере с бумагами или решать неразрешимые производственные вопросы было решительно невозможно, о чем я и уведомил руководство. Юрий Семенович похмыкал, задумчиво пошевелил сплетенными пальцами и честно ответил, что смысл порученных нам обязанностей он не понимает сам, но подозревает, что переоценка затеяна, дабы занять делом бездельничающий персонал, а я там нужен для систематизации процесса и сглаживания острых углов.
Как должен выглядеть финальный результат наших трудов не представлял никто, поэтому с работой не задалось сразу, я временно плюнул на безнадежную первую часть порученного дела и сосредоточился на второй.
Офисная креветка в засаде
Избалованные сколопендры, насобачившиеся в боях без правил против себе подобных, поголовно сидели на диетах и сахарозаменителе и грызлись между собой наперебой демонстрируя острые углы испорченных характеров.
Разговорный жанр – моя сильная сторона. Я активно работал над отношениями в коллективе и постепенно дело пошло на лад, работа сдвинулась с мертвой точки, террариум полюбил чай с конфетами и несколько подобрел характером, но, несмотря на усиленную дрессуру разницу между болтом и винтом так и не уловил, хотя постичь очень старался, а мои пояснения, что и то и другое есть крепежное изделие и по сути одно и то же, только усугубили путаницу, грозившую пустить насмарку всю проделанную работу.
Сроки выполнения бессрочной работы неумолимо поджимали, приходилось задерживаться допоздна и работать дополнительно с отстающими участками переоценки производственных фондов, расписанными утвержденным графиком по кабинетам ответственных за них конторских крысок. Вести счёт – не мой стиль, но номера кабинетов шли в возрастающем порядке, так что все получалось само собой.
Целая бухгалтерия и планово-экономический отдел, одни женщины! Серпентарий. Ужас какие сучки
Длинными темными зимними вечерами, выполняя присовокупленные обязанности, подобно бесстрашному Одиссею я лавировал узкими проходами среди острых углов канцелярских столов, напоминающих рифы в открытом море, полном опасной фауны, но, в отличие от хитроумного грека, не избежал притаившихся среди них голодных Сцилл и Харибд, оплетавших меня цепкими, вооруженными острым маникюром, щупальцами. С громким стуком они скидывали одинаковые дорогущие импортные сапоги, с легким шелестом сбрасывали разноцветные шкурки, томно изгибались, заново одевали сапоги, что считалось в те времена особым шиком и из жутких чудовищ оборачивались в прекрасных лебедей.
Зачарованный плавными извивами молочно-белых тел, загипнотизированный калейдоскопом ярко подведенных глаз, убаюканный мелодичными голосами, я терял бдительность и неосторожно приближался к их логовищам, обустроенным среди инвентарной заводской мебели.
Сказочные девы превращались в когтистых гарпий, с победным клекотом бросались на меня, душили в объятиях, подобно прожорливым анакондам обвивали гладкими упругими телами. Как легендарный Лаокоон в холодной тиши обезлюдевших кабинетов я сражался с опасными противницами и без устали шурудил палкой в самом змеином гнезде.
Типичная советская контора, как её видит ИИ. Немного помпезно, но похоже
Шатались скрипучие офисные столы, острые пряжки, больше похожие на шпоры, одетых прямо на босую ногу проклятых сапог, больно царапали мне спину, раздирая не успевающие подживать порезы. Я берег спину, прядая крупом как породистый жеребец, тогда пряжки скребли мне поясницу и задницу, я взлягивал задом как дикий мустанг и сапоги взлетали на плечи, грозя отхватить уши отточенными как бритва полумесяцами из нержавеющей стали. Сапоги носил весь отдел, спасения не было.
Разговорный жанр моя – сильная сторона. Я щупал голенища, вслух восторгаясь выделкой дорогой кожи, перебирал пальцами коротко стриженый натуральный зимний мех, поражался его теплоте, густоте и несомненной избранности владелицы, сумевшей достать такой модный прикид и, улучив момент, срывал кровожадный план изрезать меня смертоносной обувью на ломти и потом сожрать с кровью, ловко переворачивая очередную убаюканную льстивыми речами хищницу на живот.
Один из способов наладить отношения в коллективе
Те издавали негодующий клекот и выгибались дугой, демонстрируя рифленые пластиковые подошвы с иностранными буквами по волнистому клейму и мстительно норовили ткнуть меня стальными набойками острых шпилек. Отработанным движением я ловил кожгалантерейные изделия когда-то братской страны бывшего соцлагеря за голяшки и разводил в стороны.
На каждого хищника найдется зверь покрупнее. Я был много крупнее, побеждал, охотница превращалась в добычу и я безжалостно вонзался в распластанной тело не особо заботясь о точности прицела. Поднятая на копьё жертва скользила животом по столу, над столом ритмично качались зажатые моими руками девичьи ножки в безопасной теперь обувке, а свешенная со столешницы голова издавала разнообразные стоны и вскрики, по которым я судил, как идут дела, корректируя по мере надобности свои действия и все шло как по маслу.
Бывало шло и не по резьбе. Я не жесток, разницу между болтом и винтом ощущаю четко, не стремлюсь сорвать резьбу там, где не надо или нарезать туда, куда не просят, но свежие раны на спине взывали к отмщению, а женское «нет», так похожее на «да», звучало подобно вызову. Я принимал вызов и тела сшибались с удвоенной силой в беспощадной битве.
Оргазм и агония – схожие эмоции, позиция всегда имеет значение, а моя была более выигрышной. Умело пользуясь позиционным преимуществом, я орудовал в беззащитном тылу противника, продавливая оборону, кряхтение и сопение обрывалось сдавленным вскриком и я безжалостно терзал прекратившее борьбу, безвольно обмякшее тело. Подобно цыганским бубнам мелодично звенели пряжки. С сытым рыком я ставил финальную точку, коварные искусительницы покорно замирали, мелко-мелко подрагивая в агонии безвкусно-пошлыми сапогами.
Обманчиво обессилевшие, они сворачивались клубками в расшатанных офисных креслах, неподвижно застывали в полумраке кабинета, сверкая красными отсветами дамских сигарет в глубине хищных глаз, копили силы и заново бросались на отважного меня.
Подобно могучему Гераклу я бился с многоглавой гидрой, головы надували щеки, возбужденно дышали, ритмично трясли сережками, качали кудряшками, покрывали меня свежими царапинами, жадно чавкая напомаженными ртами, вытягивали из меня все соки и оставляли ярко-красные следы засосов, напоминающие потеки крови. На месте каждой отвалившейся пиявки, сыто облизывающей липкие мокрые губы, тут же вырастали две новые, в порядке возрастания номера участка с еще не переоцененными основными фондами.
На работе аврал. Да-да, буду поздно.
Раздвоенные язычки оказались не только бойкими, но и излишне длинными, а все тайное становится явным. По второму этажу я стал пробираться с опаской, чисто женский коллектив – непобедимая страшная сила, мда.
Ударница соцсоревнования. Рвется в передовики производства
Совсем миновать гиблое место не удавалось, к чему, впрочем, я и не особо стремился, так как по опыту давно знал, что при известной сноровке даже самый шустрый экземпляр будучи удачно схваченным за шею, превращается из коварной ехидны в сладкоголосую сирену, старательно прячет ядовитые зубы, обвивает гибким телом и приятно обжимает тугими кольцами, освободиться из которых ой как нелегко.
Не все «присовокупленные» дела были приятны и об одном стоит рассказать подробнее.
У кого тоже есть, что рассказать, вываливайте, чего уж там. Нельзя же все время о работе да о работе.
Вообще-то это книга. Про завод. Такой сюжетный ход нечасто встречается. Для офисного работника, что про завод, что про волшебный город на колёсиках, один хрен неведомо, сойдет на праздники за фантастику.
Кому больше про буквы - сюда, можно начинать со вторника или с любого места
К примеру, Олеся—молодец, ударница и лучше всех, но беременна. По этой причине может уснуть в неподходящий момент. Даже на совещании, распластавшись на презентабельном столе. Но я приноровился, придумал, как выворачиваться перед посторонними. В периоды между сном Олеся пашет за пятерых. Не понимаю я женщин. Однажды на корпоративе, Лиза, вся из себя приличная в трезвом виде, вдруг обняла меня своей убедительной красотой и предложила уволить Олесю по причине сна в рабочее время. Не понимаю я женщин. Лиза — лучшая Олесина подруга. У мужиков, всё проще, к примеру, я часто, задолбавшись, беру у Серёги ключ от ремонтной комнаты и сплю то полчаса, то целый час. И не было такого, чтобы Серёга заложил меня, обнимая начальство. Потому, что у мужчин дружба настоящая. Не понимаю я женщин—загадочные они. Лиза не просто подруга Олеси, она сама пять раз рожала. Должна знать, что беременных по закону увольнять нельзя.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Было время, я мечтал стать бродячим коучем, путешествовать по предприятиям и рассказывать истории. Быть, как Диоген, который говорил, что думает, вызывая уважение мужчин и вздохи женщин—это вполне себе мечта, даже почти реалистичная. Мне думалось, что работа коуча—это сплошная болтовня и наслаждение. Каждый имеет право тайком помечтать о том, чтобы стать коучем.
* * * * * * * * * * *
Однажды моя мечта сбылась. Директор чудаковатой ИТ-фирмы, предложил мне поделиться опытом с его сотрудниками. Сначала было страшно, а потом… «Почему бы и нет?»—подумал я и представил, как вызываю внимание мужчин и даже вздохи женщин. Внимание—это приятно; вздохи—это чертовски приятно. Моей аудиторией оказалась молодёжь. Выпускники матфака, бакалавры, магистры—молодёжь. С одной стороны тут не до уважения со вздохами, с другой... «Ха!»,—нагло подумал я.
Фирма специализируется на решениях в области ИТ, невероятных и смелых. Молодёжь изобретает, делает форки открытого ПО и ворует идеи. Они, как благородные пираты, их результаты на грани гениальности, но. С точки зрения дисциплины, в фирме хаос. Бардак виден закрытыми глазами: вот парень, кодит лёжа на подоконнике, закинув ноги вверх; вот архитекторша процессных моделей, в огромных очках, сидит на полу, под фикусом, уставившись в одну точку, размахивая руками, время от времени; вот парень и девушка, вроде бы вместе, но каждый разговаривает сам с собой.
«Дисциплина отупляет. И. Она слишком дорого обходится»,—произносит шепотом, будто по секрету, странный директор: «Надо, чтобы всем было выгодно. Чтоб шито-брито». На его лице широкая, будто растянутая на гвоздях, улыбка—он похож на чеширского кота. «Я создал в фирме творческий вайб»,—гордо, с хитрецой, говорит директор. Вайб — это атмосфера, настроение, вибрации по-молодёжному. Здесь свободное посещение, отсутствия дресс-кода, бюрократии и субординации.
Директор рассказывает нюанс: платят в фирме очень по среднему, иногда чуть меньше. Гарантированная часть зарплаты составляет треть или четверть, где-то в районе двадцати тысяч. Премиальную часть выплачивают за нестандартные решения. Чтобы получить премию нужно придумать—изобретательство обесценено и поставлено на поток. И ещё: в фирме много смеются: так, как будто они богатые.
* * * * * * * * * * *
Мы собрались в конференц-зале. Я собрался говорить, но внезапно почувствовал панику.
* * * * * * * * * * *
У всех спикеров: у артистов, политиков и руководителей есть страх перед аудиторией. У каждого свой способ борьбы с ним. Я представляю себя капитаном Джеком Воробьём и мне становится плевать на провалы. Я готов плыть на мачте тонущего корабля. Вот так.
Но в этот раз был не страх, а именно унижающая Паника.
—Какой у тебя ник?—спросил меня парень с фиолетовыми волосами и пирсингом на правой брови, после того, как я представился по имени и отчеству. В коллективе все обращались друг к другу на ТЫ. —Доктор,—сказал я, вспомнив, как меня звали в студенчестве. Я мог бы настоять на том, чтобы ко мне обращались по имени-отчеству, но… —Жириновский, можно просто Желтый Жирик,—представился парень в ответ.
Я оглянулся и увидел язвительность в глазах многих. Несколько десятков взглядов смотрели со скепсисом. Я оказался среди талантливых людей— они всегда учатся сами. И только сами. А это значит…. «Господи, нахрена я здесь? Они итак всё знают или узнают… Мне нечего им сказать»,— взрывались мысли в голове.
Механически, я принялся бубнить выступление со стандартной схемой: «Здрасте», шутка, проблема, решение и далее согласно заветам Аристотеля. Я говорил фальшиво-натужно, с усилием. Не стоит выходить к людям без куража.
Меня холодно игнорировали. Стало обидно за собственное существование на сцене, я приготовился чувствовать позор.
«Ты пересказываешь интернет. Зачем нам это?»—спросил Желтый Жирик презрительно. «Хрен его знает»,—подумал я и почувствовал свою бессмысленность. Вообще-то в приличных местах нудных докладчиков не обижают, и даже аплодируют.… «Ты здесь рассказываешь потому, что на работе неудачи и карьеры не получилось?»—дезрко и заносчиво спросила меня скромно одетая девушка в очках с толстой оправой. С умными, большими любопытными глазами. Я решил, что никогда не буду коучем, от обиды, но. Нельзя обижаться, попав в неприятности, нельзя отвлекаться на пустяки. И: обиженный человек смешнее выглядит, особенно, если он психует. Внезапно я почувствовал адреналин и закрыл глаза. Наконец-то я почувствовал себя капитаном Джеком Воробьём. Мозг заговорил чокнутым тоном: «В очередной раз облажался—зато опыт. Единственное, что есть у тебя и нет у них—это твой опыт. Опыт неудач. Твоих и чужих неудач.... Это пользуется спросом в беллетристике»
Я торжествующе выругался «про себя» и начал рассказывать истории про управленческие будни, про казусы и конфликты. Чуть уделяя внимание технологиям управления рисками, непрерывностью, проблемами, требованиями. Я просто рассказывал байки, порой выдумывая их на ходу. Я добавлял юмор и чуточки любви, чтобы растопить холодный игнор. Это была аудитория социопатов—я говорил о булинге, проблемах коммуникаций на производстве и умении вписаться в пирамиду карьерных интересов. Желтый Жирик слушал, засунув палец в рот. Для остальных я так же стал интересней интернета. Девушка в очках… Она была прелестна, воспринимая меня ушами. Улыбаясь. Иногда работа коуча—это сплошная болтовня и наслаждение.
«Ты не похож на идиота, даже не привычно»,—сказал Желтый Жирик в конце.
После любого успешного выступления возникает эйфория—ты не адекватен некоторое время. Я запомнил, вкус счастья от того, что я выжил под прицелом десятков язвительных взглядов. После я не был больше коучем, но сталкивался с куда более агрессивными аудиториями. И я справляюсь с ними—возникает скорее азарт, чем паника. Я вспоминаю Желтого Жирика, дерзкую девушку в скромной одежде и очках с толстой оправой, представляю себя капитаном Джеком Воробьём…
* * * * * * * * * * *
—Что имел в виду Желтый Жирк, когда сказал, что ему непривычно, что спикер не похож на идиота?—спросил я директора после выступления. —А я тоже считаю, что это неприлично дерзить, особенно тем, кто старей. Каждый раз одно и тоже…— сказал Директор с усмешкой. —Можно было и предупредить, что возможна агрессия со стороны сотрудников,— сказал я. —Агрессия в отношении недоразвитых мозгов —это часть творческого вайба, это—приз,— сказал Директор. С улыбкой чеширского кота. Я сморщился от такого подхода. Стало неприятно. Я представил себе несчастных над которыми глумится талантливая молодёжь. В частности Желтый Жирик. Я взбесился. —А ты не пробовал просто нормально платить, без этих всех манипулятивных извращений?—сказал я раздраженно. —Большинство из них имеет подработку и не одну. Суммарно, они существенно больше тебя получают,—сказал мне директор ласково, как недоразвитому. —То есть вместо того, чтобы работать на тебя, они работают на других и ты доволен? Может всё-таки выгодней платить нормально? —Нет,— сказал директор плутовато,— я сейчас в курсе всех инноваций на рынке ИТ и не трачусь на НИОКР. —То есть твои сотрудники воруют идеи в других фирмах и приносят тебе? Это же промышленный шпионаж!—я говорил скорее с недоверчивым восхищеньем, чем осуждая. —Нет. Это некрасивое словосочетание : «промышленный шпионаж». Я предпочитаю словосочетание «творческий вайб»,—сказал директор, похожий на чеширского кота.
P.S. Можно много рассуждать о правильности описанной оргструктуры, но. Как ИТ-шник, могу сказать, что не стоит трогать то, что работает.
Как-то на работе директор орал на менеджера: у последнего продажи шли ни шатко, ни валко. Тот оправдывался и от этого ор становился всё громче. В конце директор успокоился и выдал фразу: "Какая вообще от тебя польза? Продаж мало, да и ты не баба - тебя даже трахнуть нельзя!". Так мы узнали, что директор не голубой.
Вера Юрьевна этим утром пила коньяк с лаймом и жмурилась от удовольствия пока директор орал на подчинённое начальство в кабинете. Она работала секретаршей, на её веку было много директоров и все они орали сразу после назначения. Через какое-то время все они становились хорошими и затем уходили на повышение, оставляя после себя самые тёплые воспоминания в коллективе. Вера Юрьевна решила уволиться этим утром. Начальство вышло из кабинета директора с красными лицами, нахлебавшись неприятного. Дрожали чьи-то руки, бормотались матерные проклятья. —Тяжело тебе с ним будет,—сказал кто-то Вере Юрьевне. —Мне плевать, я к внукам, на пенсию увольняюсь. У меня вон и заявление написано. И коньяк…—ответила Вера Юрьевна с улыбкой человека, покидающего дурдом. —А он тут всё развалит,—сказал кто-то с тревожным укором. —А я в это время весело высыпаться начну. Потом снова выйду замуж и буду орать на окружающих,—мечтательно ответила Вера Юрьевна. * * * * * * * * * * * Сергею Михайловичу было двадцать девять лет, он приехал из Ростова, история его назначения была неизвестна. Это был его третий день в должности. Сергей Михайлович добирался на работу на самокате и парковал его среди шикарных машин подчинённых. После планёрки, когда руководители ушли, он появился в приёмной, любуясь своим отражением в стеклянных дверцах шкафа. Он оценивающе посмотрел на Веру Юрьевну и сказал задумчиво: —Нда… Непорядок. Фигура секретарши—это лицо фирмы. А тут… Затем Сергей Михайлович принюхался, строго нахмурился и гавкнул: —Алкоголь на рабочем месте? Уволю! —Великолепно. У меня как раз фигура местами обвисла… Можно я уйду по собственному желанию, а не за пьянку? Прошу учесть, что я имею полтора килограмма благодарностей и почётных грамот—простите мне этот вкусный коньяк. Пожалуйста-пожалуйста!—попросила Вера Юрьевна и протянула заявление об увольнении. —Отлично, с учётом веса ваших заслуг уволю вас по собственному, через две недели,—сказал Сергей Михайлович, прочитав заявление и добавил строго,—но сегодня больше не пейте. —Хорошо,—согласилась Вера Юрьевна. Однако, позже она выпила в обед и в шестнадцать ноль-восемь. Потому, что «почему бы и нет, если душа просит и плевать на всё?»—так думала Вера Юрьевна, предвкушая предстоящее расставание с работой, на которой прожила жизнь. * * * * * * * * * * * Спустя несколько дней, находясь в нервном состоянии, Сергей Михайлович разбил стеклянную дверцу шкафа де-то в одиннадцать сорок пять, попросил Веру Юрьевну убрать осколки. Он ходил по кабинету и размахивал руками. Иногда показывал кому-то неприличные жесты куда-то вдаль. Иногда он по-детски взвизгивал обзывательства. —Все козлы: ненавидят, и не слушаются?—предположила Вера Юрьевна. —Не ваше дело,—сказал Сергей Михайлович. —А ты сделай людям что-нибудь хорошее, к примеру спортзал,—предложила Вера Юрьевна. —Какой блин спортзал? Почему вы мне тыкаете? —Вместо сауны, которая в подвале. Для людей. В сауне сейчас начальство купается, а людям завидно. Сделаете там спортзал—люди вас полюбят. Сейчас начальство людей против вас настраивает, малолетним дурачком называет,—Вера Юрьевна смотрела на Сергея Михайловича снисходительно, с усталой грустью, как воспитательница на детсадовца. —Это не ваше дело. И не тыкайте мне пожалуйста,—сказал Сергей Михайлович. —А начальству поляну накрой для взаимопонимания и чтобы от потери сауны не расстраивался,—сказала Вера Юрьевна, подумала и добавила чуть грустно, с усмешкой,—Я тыкаю потому, что я старше и мне четыре дня до увольнения. * * * * * * * * * * * Вскоре начался демонтаж сауны и организация спортзала. Начальство пригласили на пиршество в кабинете директора для повышения взаимопонимания. В обеденное время, чтобы не нарушать дисциплину. Длинный стол Сергея Михайловича был покрыт тарелками с замысловатой пищей, Вера Юрьевна работала последний день, в отделе кадров оформлялась новая секретарша с фигурой, достойной лица фирмы. — Картофельные зразы с начинкой из солёных огурцов и моркови — это невероятно аппетитно, сытно и... Я сам готовил. Поджаристая, хрустящая картофельная котлетка и солоноватая начинка вместе представляют замечательное блюдо… —Сергей Михайлович говорил с гордостью. —Я правильно понимаю, ни мяса ни водки не будет?—уточнила Вера Юрьевна. —Вегетарианская пища очень вкусная. А алкоголь вреден так же, как и мясо. Попробуйте,—сказал Сергей Михайлович искренне. Вера Юрьевна схватилась ладонью за лоб. Жадно вздохнула. Попробовала зразу. С вежливым наслаждением. —Очень вкусно. У вас великолепный стол. Удачного пиршества,—сказала она, улыбнувшись с усилием. Через полчаса, во время обеда, Сергей Михайлович увлечённо шутил у в кабинете, подчинённое начальство усердно смеялось. Тщательно пережевывались овощные котлеты, вегетарианская пища запивалась овсяным молоком. Некоторые хвалили растительную пищу и Сергея Михайловича. Остальные недоуменно ожидали завершения. Все облегчённо заторопились в конце обеда. Директор сиял довольный от комплиментов. —Приходите сегодня в бар «Пианино» буду праздновать уход на пенсию,—пригласила уходящих Вера Юрьевна. —Ну хоть там оторвёмся,—сказал кто-то заговорщицки. —На кого ты нас бросаешь. Пропадём ведь: траву вместо мяса жрать будем, молоко овсяное вместо водки…—сказал кто-то ещё. —Нетушки—фигушки,— сказала Вера Юрьевна,—дурных директоров много, а жизнь одна. Хочу просыпаться, когда захочу. И скандалить с кем захочу. Она помахала рукой и ушла подписывать обходной лист. Наступила гнетущая пауза. Давящая. —А чего происходит?—проговорил Сергей Михайлович неуверенно,— Ну увольняется секретарша—новую возьмём. Чего страшного-то? —Тут не всё так просто. Вера Юрьевна знает всех и все её знают. Она незаметно решала огромную часть вопросов так, что всё вертелось… Даже производственных. Она всех своих директоров продвигала на повышение. В Москву потому, что очень хотела всю жизнь уехать. С кем нибудь из директоров. А никто её с собой не брал. Видишь, как бывает-то,—сказал кто-то достал фляжку виски и предложил Сергею Михайловичу. Тот отказался. —Не повезло тебе, так бы тоже в Москву уехал, сказал кто-то и выпил. — А где находится бар «Пианино»?—спросил Сергей Михайлович, взял фляжку с виски и тоже выпил. Его глаза заблестели авантюризмом. * * * * * * * * * * *
Половину второго этажа административного здания занимал планово-экономический отдел, усиленный остатками недобитой бухгалтерии, целиком состоящий из слабого пола и напоминавший серпентарий. Эволюционный внутриконторский отбор сделал своё дело, старая, видавшая виды кобра руководила стаей гадюк помельче, в кою я и попал, спроваженный начальством составлять какие-то никому не нужные графики по переоценке и списанию основных производственных фондов.
Смысл сей работы во времена, когда цены кардинально менялись в большую сторону раз в два-три месяца, а списание чего-либо, дороже банки солидола в силу особенностей отечественного бухучета было делом решительно невозможным, вызывал большие сомнения, но инструкции босса звучали четко: «Саша, помоги им», велел он, а кто я такой, чтобы спорить с шефом? По утвержденному графику я приступил к работе в самом кубле разномастных ядовитых змеюк в качестве специалиста, уверенно отличающего болт от винта.
Сидящие по своим кабинетам холеные офисные сучки разницы между винтом и болтом не ощущали, зато все как одна отличались стервозным характером и не любили ни конфет, ни чая. Работу свою они тоже не любили, обожали шипеть, трещать погремушками и жаловаться друг на друга, расхаживая передо мной в одинаковых дефицитнейших югославских сапогах со здоровенными блестящими пряжками, выбитых на весь отдел по большому блату.
Я переходил из кабинета в кабинет, пил змеиный чай, ел свои конфеты, ковырялся в никому не нужных бумагах и вежливо слушал очередную медузу Горгону в боевой раскраске, вышагивающую туда-сюда, сверкая разрезом, и клянущую почём зря нелюбимую работу, безвкусный чай, портящие фигуру конфеты и плюющую ядом в завистливых товарок.
Работать в подобной атмосфере с бумагами или решать неразрешимые производственные вопросы было решительно невозможно, о чем я и уведомил руководство. Юрий Семенович похмыкал, задумчиво пошевелил сплетенными пальцами и честно ответил, что смысл порученных нам обязанностей он не понимает сам, но подозревает, что переоценка затеяна, дабы занять делом бездельничающий персонал, а я там нужен для систематизации процесса и сглаживания острых углов.
Как должен выглядеть финальный результат наших трудов не представлял никто, поэтому с работой не задалось сразу, я временно плюнул на безнадежную первую часть порученного дела и сосредоточился на второй.
Избалованные сколопендры, насобачившиеся в боях без правил против себе подобных, поголовно сидели на диетах и сахарозаменителе и грызлись между собой наперебой демонстрируя острые углы испорченных характеров.
Разговорный жанр – моя сильная сторона. Я активно работал над отношениями в коллективе и постепенно дело пошло на лад, работа сдвинулась с мертвой точки, террариум полюбил чай с конфетами и несколько подобрел характером, но, несмотря на усиленную дрессуру разницу между болтом и винтом так и не уловил, хотя постичь очень старался, а мои пояснения, что и то и другое есть крепежное изделие и по сути одно и то же, только усугубили путаницу, грозившую пустить насмарку всю проделанную работу.
Сроки выполнения бессрочной работы неумолимо поджимали, приходилось задерживаться допоздна и работать дополнительно с отстающими участками переоценки производственных фондов, расписанными утвержденным графиком по кабинетам ответственных за них конторских крысок. Вести счёт – не мой стиль, но номера кабинетов шли в возрастающем порядке, так что все получалось само собой.
Длинными темными зимними вечерами, выполняя присовокупленные обязанности, подобно бесстрашному Одиссею я лавировал узкими проходами среди острых углов канцелярских столов, напоминающих рифы в открытом море, полном опасной фауны, но, в отличие от хитроумного грека, не избежал притаившихся среди них голодных Сцилл и Харибд, оплетавших меня цепкими, вооруженными острым маникюром, щупальцами. С громким стуком они скидывали одинаковые дорогущие импортные сапоги, с легким шелестом сбрасывали разноцветные шкурки, томно изгибались, заново одевали сапоги, что считалось в те времена особым шиком и из жутких чудовищ оборачивались в прекрасных лебедей.
Зачарованный плавными извивами молочно-белых тел, загипнотизированный калейдоскопом ярко подведенных глаз, убаюканный мелодичными голосами, я терял бдительность и неосторожно приближался к их логовищам, обустроенным среди инвентарной заводской мебели.
Сказочные девы превращались в когтистых гарпий, с победным клекотом бросались на меня, душили в объятиях, подобно прожорливым анакондам обвивали гладкими упругими телами. Как легендарный Лаокоон в холодной тиши обезлюдевших кабинетов я сражался с опасными противницами и без устали шурудил палкой в самом змеином гнезде.
Шатались скрипучие офисные столы, острые пряжки, больше похожие на шпоры, одетых прямо на босую ногу проклятых сапог, больно царапали мне спину, раздирая не успевающие подживать порезы. Я берег спину, прядая крупом как породистый жеребец, тогда пряжки скребли мне поясницу и задницу, я взлягивал задом как дикий мустанг и сапоги взлетали на плечи, грозя отхватить уши отточенными как бритва полумесяцами из нержавеющей стали. Сапоги носил весь отдел, спасения не было.
Разговорный жанр моя – сильная сторона. Я щупал голенища, вслух восторгаясь выделкой дорогой кожи, перебирал пальцами коротко стриженый натуральный зимний мех, поражался его теплоте, густоте и несомненной избранности владелицы, сумевшей достать такой модный прикид и, улучив момент, срывал кровожадный план изрезать меня смертоносной обувью на ломти и потом сожрать с кровью, ловко переворачивая очередную убаюканную льстивыми речами хищницу на живот. Те издавали негодующий клекот и выгибались дугой, демонстрируя рифленые пластиковые подошвы с иностранными буквами по волнистому клейму и мстительно норовили ткнуть меня стальными набойками острых шпилек. Отработанным движением я ловил кожгалантерейные изделия когда-то братской страны бывшего соцлагеря за голяшки и разводил в стороны.
На каждого хищника найдется зверь покрупнее. Я был много крупнее, побеждал, охотница превращалась в добычу и я безжалостно вонзался в распластанной тело не особо заботясь о точности прицела. Поднятая на копьё жертва скользила животом по столу, над столом ритмично качались зажатые моими руками девичьи ножки в безопасной теперь обувке, а свешенная со столешницы голова издавала разнообразные стоны и вскрики, по которым я судил, как идут дела, корректируя по мере надобности свои действия и все шло как по маслу.
Бывало шло и не по резьбе. Я не жесток, разницу между болтом и винтом ощущаю четко, не стремлюсь сорвать резьбу там, где не надо или нарезать туда, куда не просят, но свежие раны на спине взывали к отмщению, а женское «нет», так похожее на «да», звучало подобно вызову. Я принимал вызов и тела сшибались с удвоенной силой в беспощадной битве.
Оргазм и агония – схожие эмоции, позиция всегда имеет значение, а моя была более выигрышной. Умело пользуясь позиционным преимуществом, я орудовал в беззащитном тылу противника, продавливая оборону, кряхтение и сопение обрывалось сдавленным вскриком и я безжалостно терзал прекратившее борьбу, безвольно обмякшее тело. Подобно цыганским бубнам мелодично звенели пряжки. С сытым рыком я ставил финальную точку, коварные искусительницы покорно замирали, мелко-мелко подрагивая в агонии безвкусно-пошлыми сапогами.
Обманчиво обессилевшие, они сворачивались клубками в расшатанных офисных креслах, неподвижно застывали в полумраке кабинета, сверкая красными отсветами дамских сигарет в глубине хищных глаз, копили силы и заново бросались на отважного меня.
Подобно могучему Гераклу я бился с многоглавой гидрой, головы надували щеки, возбужденно дышали, ритмично трясли сережками, качали кудряшками, покрывали меня свежими царапинами, жадно чавкая напомаженными ртами, вытягивали из меня все соки и оставляли ярко-красные следы засосов, напоминающие потеки крови. На месте каждой отвалившейся пиявки, сыто облизывающей липкие мокрые губы, тут же вырастали две новые, в порядке возрастания номера участка с еще не переоцененными основными фондами.
Раздвоенные язычки оказались не только бойкими, но и излишне длинными, а все тайное становится явным. По второму этажу я стал пробираться с опаской, чисто женский коллектив – непобедимая страшная сила, мда.
Совсем миновать гиблое место не удавалось, к чему, впрочем, я и не особо стремился, так как по опыту давно знал, что при известной сноровке даже самый шустрый экземпляр будучи удачно схваченным за шею, превращается из коварной ехидны в сладкоголосую сирену, старательно прячет ядовитые зубы, обвивает гибким телом и приятно обжимает тугими кольцами, освободиться из которых ой как нелегко.
***
Не все «присовокупленные» дела были приятны и об одном стоит рассказать подробнее.
... а также корпоративные стандарты это неплохо, но иногда всё-таки напускное.
Когда я пришел работать в новую для себя компанию у меня было много созвонов-знакомств и все такие милые, добрые, готовы помочь. Недавно общался с руководителем аналитиков и вот мы заканчиваем беседу во время которой мило поболтали, поделились своими взглядами на развитие команд, нашли общие точки соприкосновения и даже немного общего карьерного. В конце Анна мне говорит:
— В общем, Валера, если что-то будет надо — всегда обращайся.
Меня два раза просить не надо и я сразу глядя ей в глаза пусть и через камеру говорю:
— А дай косарь?
Косарь мне не дали и я решил переосмыслить своё мнение о корпоративной культуре. Но на всякий случай еще опробую пару раз, тем более ориентировочно в марте в командировке будет возможность познакомиться лично с генеральным. Но у него попробую сразу пятёру спросить.