Всем привет. Недавно увидел пост о фишках Данелия(Марусенька, Хобуа) в фильмах.
На этой волне вспомнил, что всегда интересно было, почему в одном из любимейших советских фильмов "Полеты во сне и наяву" несколько раз(а может и больше) мелькает одна и та же картинка. Тоже фишка какая или что? Может быть кто в курсе - было бы интересно.
Вот пара кадров:
Раз. На стене.
Два. На тенте или что это.
Сам спросил, наверное, сам и разгадал. Весело живём)
23 февраля исполнилось 80 лет со дня рождения одного из самых популярных советских и российских актеров – Олега Янковского, человека стиля и ума, меры и душевной тонкости.
«Служили два товарища», «Тот самый Мюнхгаузен», «Полеты во сне и наяву», «Ностальгия» – где бы Янковский ни снимался, он привносил в фильмы особую глубину, избегая внешних эффектов. Кого бы он ни играл – аристократа или токаря, рецидивиста или митрополита, царя или Ленина, – его герои, казалось, всегда таили в себе нечто большее, чем требовала роль.
Советское детство
Янковский появился на свет в Казахстане, где его отец во время войны работал на Джезказганском медном комбинате. Потомок польских помещиков, штабс-капитан лейб-гвардии Семеновского полка и георгиевский кавалер, после революции Ян Янковецкий несколько раз сидел в лагерях, отбывая наказание за свое офицерское прошлое и дружбу с бывшим однополчанином, опальным маршалом Тухачевским, расстрелянным в 1937 году в ходе большой сталинской «чистки» вооруженных сил. В процессе этих испытаний «переплавилась» и его фамилия: он стал Иваном Янковским.
В последний раз за отцом пришли, когда Олег был маленьким, актер помнил сцену ареста, но мама и бабушка, боясь, что дети станут изгоями в советском обществе, старались всячески избегать разговоров о репрессиях.
Помалкивала мама и о своем дворянском происхождении, которое могло не понравиться неистовым строителям коммунизма. И хотя Янковский говорил, что у него было совершенно советское детство, все, знавшие актера, отмечали присущий ему аристократизм. «Такое ощущение, что он окончил Пажеский корпус. Он был особенный: идеально воспитан, всегда держался, как лондонский денди», – вспоминает актриса Людмила Максакова.
Разглядеть отца Олег смог лишь в семь лет, когда в 1951-м семья воссоединилась и переселилась в Саратов. Прошло немногим больше года, и Янковский-старший, изнуренный лагерями и последствием тяжелого ранения при Брусиловском прорыве, умер.
Забыть о футболе
Все три сына Ивана и Марины Янковских стали людьми театра. Старший, Ростислав, служил в Минском драмтеатре, снялся в шести десятках фильмов. Он получил звание народного артиста СССР раньше Олега, и его дети пошли по его стопам. Средний, Николай, работал в саратовском театре кукол «Теремок». А вот Олег поначалу планировал поступать в медицинский институт, чтобы освоить прибыльную профессию стоматолога и помогать маме: после смерти отца семья еле сводила концы с концами.
Была у него и страсть к футболу – в Минске, куда Олег на время переехал к старшему брату, чтобы снять с матери часть забот, он играл в одной команде с будущим нападающим сборной СССР Эдуардом Малофеевым. Но строгий Ростислав пресек спортивную карьеру, так как она сильно мешала школьной успеваемости Олега. Об упущенной возможности актер не жалел и впоследствии иронизировал: «Быть может, наш футбол стал бы еще хуже, если бы я задержался в нем подольше».
В Минске же Олег с подачи брата впервые вышел на сцену, сыграв мальчика Эдика в спектакле «Барабанщица» вместо внезапно заболевшей актрисы. По словам нашего героя, театральная атмосфера его «буквально заворожила» и «выбор был сделан – только театр!» При этом Ростислав полагал, что из Олега никогда не получится артиста.
Как мы знаем, он ошибся: вернувшись в Саратов, Олег вместо медицинского училища поступил в театральное, где уже учился брат Николай.
«Человек с умным лицом»
Поначалу молодой актер находился в тени своей яркой жены, актрисы Людмилы Зориной, с которой он познакомился на втором курсе. В Саратовском драмтеатре, где супруги работали после окончания училища, Янковского в ту пору знали как «мужа Зориной». Теперь широкому зрителю Людмила Зорина знакома прежде всего по роли жены главного героя «Полетов во сне и наяву».
В 23 года жизнь Янковского резко изменилась. Кто-то скажет: случай, кто-то: перст судьбы. Режиссер Марк Захаров, проработавший с Янковским полжизни, говорил о его удачливости: «Слово "везение" у меня всегда под вопросом. Когда это самое "везение" не укладывается в одну-единственную встречу – возможно, речь должна идти об особой природной интуиции, которая приводит такого человека к необходимым для него людям».
Саратовский драмтеатр гастролировал во Львове, где в это время Владимир Басов готовился к съемкам эпопеи «Щит и меч» (1968). Однажды в ресторане он и Янковский оказались за соседними столиками. Команда Басова обсуждала кандидатов на роль молодого немецкого офицера Генриха Шварцкопфа, и жена режиссера Валентина Титова, заметив Олега, сказала супругу: «Вот этот бы отлично подошел». Басов согласился, но посчитал, что человек со столь умным лицом, скорее всего, «какой-нибудь физик или филолог», а никак не профессиональный артист.
Он не знал, что незадолго до этого его ассистенты побывали в саратовском театре, и Янковский за компанию с приятелем пробовался на роль Шварцкопфа. Благодаря этому его данные попали в картотеку «Мосфильма», и спустя несколько дней помощница Басова, присутствовавшая при разговоре во львовском ресторане, заметила фото Янковского и сообщила мэтру, что тот самый «физик» – о чудо! – на самом деле актер.
И снова везение: снимаясь у Басова, Янковский узнал, что его ищет режиссер Евгений Карелов, работавший над картиной «Служили два товарища» (1968). Выяснилось, что Карелов имел в виду другого Янковского, Ростислава, чтобы предложить ему роль белого поручика Брусенцова (его в итоге сыграл Высоцкий). Но раз пришел, устроили пробы и Олегу. Наблюдая за ним, сценаристы картины Валерий Фрид и Юлий Дунский сказали режиссеру: «Ну уж нет, такие глаза мы белогвардейцу не отдадим». И молодой, практически никому не известный актер получил одну из главных ролей – красноармейца Некрасова.
Плоды успеха
Снимаясь в «Товарищах», Янковский прошел, по выражению Захарова, «второй университет», не менее важный, чем театральное училище. Этим университетом стала работа и общение с партнером по фильму Роланом Быковым, которого Янковский называл своим духовным отцом. «Он мне так много дал как актеру своим талантом, – вспоминал Олег. – Он никогда никого не поучал, это выходило у него естественно».
Не каждому актеру выпадает счастье дебютировать на экране почти одновременно в двух без преувеличения выдающихся фильмах. Янковского начали активно звать в кино, за два года он сыграл в шести картинах, в том числе главные роли в исторической ленте «Я, Франциск Скорина» (1969) Бориса Степанова, психологической драме «Расплата» (1970) Анатолия Софронова, а также небольшую, но важную роль в «О любви» (1970) Михаила Богина.
По совету Быкова актер не спешил покорять столичные театры, тем более что в Саратове его статус повысился: Янковскому дали роль князя Мышкина в «Идиоте», Мелузова в «Таланте и поклонниках», Мэшема в «Стакане воды».
Он перебрался в Москву лишь в 1973-м, через пять лет после своего успеха на большом экране – когда его позвал к себе худрук Ленкома Марк Захаров, прислушавшись к настоятельным рекомендациям Евгения Леонова, с которым Янковский снялся в «автомобильной драме» «Гонщики» (1972). «Он сказал, что работал с хорошим и умным артистом и его надо пригласить в театр», – вспоминал Захаров.
Тот самый
«Не знаю актера, который предпочел бы кино театру. Я не являюсь исключением», – писал Янковский. И все же его фильмография в два раза больше списка театральных работ, и его имя ассоциируется у зрителя прежде всего с «Полетами во сне и наяву» или «Мюнхгаузеном», а не с Лениным из спектакля «Синие кони на красной траве», не с «Гамлетом» в постановке Глеба Панфилова и даже не с Петром I из «Шута Балакирева».
Сам театр, в котором служил Янковский, и руководитель Марк Захаров располагали к тому, чтобы раскрывать таланты одновременно в двух искусствах. Захаров – редкий пример театрального режиссера, успешного и в кино, хотя, строго говоря, «Обыкновенное чудо» и другие его картины пусть и снимались на «Мосфильме», но предназначались для ТВ, а не для проката.
Режиссер Марк Захаров, драматург Михаил Шатров и Олег Янковский, 19 сентября 1979
Снявшись в восьми десятках фильмов, Янковский играл следователей и секретарей парткома, советских интеллигентов, токарей и дворян, но фильмы Захарова показали особого Янковского – сказочного, волшебного, далекого от советских или досоветских реалий.
Актер утверждал, что Захаров видел в нем больше, чем он сам в себе, – в таком признается не каждый, ведь многие, наоборот, в обиде, что их не оценили. Когда Захаров задумывал снимать «Мюнхгаузена», то и худсовет, и драматург Григорий Горин были против кандидатуры Янковского. Сам же он потом вспоминал: режиссер «разглядел во мне ту нетипичную комедийность, которой я, откровенно говоря, в себе не подозревал».
Захаров же сказал о Янковском нечто, что объясняет не только роли в его фильмах, но и многие другие роли этого актера: «Янковский очень тонко, очень трепетно аккумулировал в себе нашу общую печаль».
В результате автор пьесы, сначала «не веривший в его барона», признал в конце: «Какая была бы ошибка, возьми мы другого актера!» Ирина Купченко, сыгравшая с Янковским в семи фильмах, считает, что по своей сути он и был тем самым Мюнхгаузеном: идеалистом, романтиком и при этом очень самоироничным человеком.
Искусство молчать
Нередко бывало, что кинематографисты сомневались в том, что Янковский подходит для той или иной роли, видя в актере лишь какой-то определенный типаж. Одним казалось, что он романтический герой, другим – что он советский мачо, третьим – аристократ. Но если им хватало мудрости все же остановить свой выбор на этом актере, все бывали поражены, насколько он непредсказуем и многолик.
Некоторые режиссеры видели это сразу. Роман Балаян, снявший Янковского в «Полетах во сне и наяву» (1982), «Храни меня, мой талисман» (1986) и других фильмах, говорил: «По его лицу не видно, какой он человек. Никто заранее не знает, не в состоянии определить, плохой он или хороший. Его взгляд, я убежден, способен выразить немыслимую амплитуду: от мерзавца до святого».
В другой раз Балаян заметил: «Олег мог ничего не играть, но у него такие глаза, что видишь глубину: есть еще какая-то другая биография, кроме той, которую ты снимаешь».
Эта глубина, это второе или третье измерение, которое чувствуется в персонаже, – характерная особенность героев Янковского. Поражает то, что актеру, для того чтобы сыграть совершенно разных персонажей, словно не требовалось никакого преображения, кроме почти незаметного переключения внутренних настроек. «Он поразительно точен в психофизике героев, которых играет на каких-то тонких, неуловимых нюансах», – говорил Никита Михалков.
Многие отмечали способность Янковского играть без слов: его лицо, его взгляд сообщали что-то, что не может передать никакая реплика. «Я обратил внимание на то, как он умеет молчать, – говорил Захаров. – Ему вовсе не обязательно говорить слова, он умеет излучать нервную энергию».
Григорий Горин облек эту мысль в наилучшую форму: «Молча смотреть на этот мир не может никто лучше Янковского».
Искусство летать
Герой одного из главных фильмов Янковского «Полеты во сне и наяву» накануне своего 40-летия оказывается в полном разладе с собой и окружающим миром, а сам артист в этом возрасте проживал лучшее время своей жизни. «По-настоящему меня распирало от восторга только однажды – в 1983 году. Тогда я всерьез боялся захлебнуться от счастья», – вспоминал он.
Снимаясь в Италии у Тарковского, Янковский звонил жене домой и получал от нее новости одна лучше другой: премьера «Полетов» прошла с невероятным успехом, вскоре после этого с еще большим успехом прошла премьера «Влюблен по собственному желанию».
Но в отличие от многих других удач в жизни нашего героя эта была не случайной: с середины 1970-х он утверждал себя в статусе одного из главных актеров страны, практически ежегодно снимаясь в отменных, значительных фильмах: «Зеркало» (1974) Тарковского, «Чужие письма» (1975) Авербаха, «Сладкая женщина» (1976) Фетина, «Мой ласковый и нежный зверь» (1978) Лотяну, «Поворот» (1978) Абдрашитова, не говоря уже о сказках Захарова.
Особенно полюбился Янковский женской аудитории: аристократизм и ум, какая-то хранимая внутри тайна не могли не располагать к себе, даже когда он играл мерзавцев.
И все же «самый счастливый год» не обошелся без благоволения Фортуны, ведь в «Полетах во сне и наяву» главную роль должен был играть Никита Михалков, в «Ностальгии» – Анатолий Солоницын, да и во «Влюблен по собственному желанию» пробовали многих других. С Тарковским актер был в ссоре, на «Полеты» согласился не сразу – режиссер неизвестный, и студия Довженко не самая престижная. А уж по поводу успеха «Влюблен по собственному желанию» были такие сомнения, что даже соавтор сценария Виктор Мережко просил не указывать свое имя в титрах, чтобы не портить репутацию. И вот наперекор всему этому – триумф.
Герой «Полетов» Сергей Марков был из тех персонажей, что задевают за живое. У одних вызывают крайнее раздражение своими никому не нужными хохмами и безответственным образом жизни, у других – сострадание своей потерянностью. Кто-то узнавал в нем себя. То была целая плеяда фильмов о поколении запутавшихся, утративших себя интеллигентов в кризисе среднего возраста – в «Отпуске в сентябре» по «Утиной охоте» Вампилова такого играл Олег Даль, в «Осеннем марафоне» Данелии – Олег Басилашвили.
Пока горит свеча
Роль в «Ностальгии» Тарковского – едва ли не главная в жизни Янковского. Помимо всего прочего, она обеспечила ему узнаваемость на Западе. А сцену со свечой он считал одним из своих наиболее значимых достижений.
До этого артист сыграл в «Зеркале» (1974) отца главного героя. Снимался там и его пятилетний сын Филипп, будущий актер и режиссер.
На съемках Тарковский поделился с Янковским идеей поставить «Гамлета» в театре – и посулил ему главную роль. Вдохновленный артист принялся уговаривать Захарова устроить этот спектакль в Ленкоме – и уговорил. Но к этому времени Тарковский передумал и отдал роль Гамлета Солоницыну, а Янковского, как, по его мнению, ярко выраженного романтического героя, убеждал сыграть Лаэрта. Такой расклад обидел Олега, и он вышел из игры. «Гамлета» Тарковский поставил, но после двух десятков показов спектакль убрали как творческую неудачу.
Спустя пять лет Тарковский позвонил Янковскому: «Если не держишь зла на меня, приезжай». Это было приглашение сниматься в «Ностальгии» вместо ушедшего из жизни альтер эго Тарковского Солоницына, и актер принял его.
Может быть, продолжая чувствовать вину за историю с «Гамлетом», Тарковский пообещал Янковскому сделать фильм по Шекспиру и снять его наконец в этой сакраментальной роли. Вообще шла речь о дальнейшем сотрудничестве, но, после того как режиссер попросил политическое убежище на Западе, советские чиновники мелко мстили беглецу. «Меня перестали выпускать к нему на съемки, от моего имени сообщали ему, будто бы я занят. Я узнал об этом уже позже, после его смерти», – писал Янковский.
Американский друг
Янковский дружил с Робертом Де Ниро. «Он был важным человеком в моей жизни. Между нами была духовная связь», – говорил американский актер. Они познакомились в 1982 году в Италии: Олег снимался в «Ностальгии», а Де Ниро – у Серджо Леоне в «Однажды в Америке». Эта заграничная командировка и без того была для Янковского потрясением: «На полгода шикарные отели, Рим, Флоренция», а тут еще Роберт Де Ниро, звезда «Таксиста» и «Крестного отца», каждый вечер тянет то в ресторан, то на экскурсию.
Вообще-то, сначала американец хотел познакомиться с самим Тарковским, но погруженный в работу нервный гений на контакт не шел. Тогда Де Ниро сблизился с более общительным Янковским. Русский актер не возражал, тем более что стиль Де Ниро был ему близок: «Он изнутри все делает. И мне тоже не надо клеить усы и бороду, чтобы почувствовать себя другим человеком».
Олег Янковский и Роберт Де Ниро, 29 июля 1997
Де Ниро так проникся «русским духом», что через несколько месяцев прибыл в Москву – небывалое событие для времен железного занавеса, – планируя сниматься в международном проекте «Анна Павлова» Эмиля Лотяну. В этот фильм он в итоге не попал – советские партийные бонзы сочли его политически неблагонадежным, – но зато через Янковского познакомился со многими советскими коллегами: Михаилом Казаковым, Никитой Михалковым и другими.
Де Ниро вспоминал: «Я любил Олега. Он всегда был очень великодушным, добрым и достойным человеком. Я сразу почувствовал в нем эти качества. Каждый раз, когда я приезжал в Россию, всегда встречался с ним. И не только я, но и моя семья, мои дети. В прошлый раз, когда мой старший сын приехал в Москву, они встретились с Олегом».
Однако полушутливое пожелание Янковского сняться с Де Ниро в одном фильме так и не реализовалось. Американец, когда его спросили о причинах такой «несостыковки», вежливо объяснил, что они, дескать, играют в фильмах разного типа.
В эпоху новых русских
«Начиная с 1967 года я поступательно двигался вверх. 1983 год – мой пик и выход на европейское кино с Тарковским. Открывались другие возможности, перспективы иного масштаба», – утверждал актер. Однако перемены, начавшиеся в стране во второй половине 1980-х, нарушили эту траекторию неуклонного восхождения.
«Очень быстро я понял, что мой герой остался в прошлом», – признался Янковский. Он не видел себя в «кооперативном кино» времен перестройки: «У нас стали снимать огромное количество картин – больше, чем в Индии. Принимать в этом участие было немыслимо». И в 1990-м он согласился стать президентом фестиваля «Кинотавр».
«Меня часто спрашивали: "Зачем вам это надо? Вы же такой артист". Я отвечал: "А что мне остается? Вы же смотрите это кино! Неужели я должен участвовать в нем?" После того, что мне посчастливилось сыграть, я просто не мог. Лучше уж играть роль президента фестиваля».
И все же нельзя сказать, что в «кооперативную эпоху» Янковский бездействовал как актер. В 1990 году он снялся в режиссерском дебюте своего друга Александра Адабашьяна, замечательной мелодраме «Мадо, до востребования», и в «Паспорте» у Георгия Данелии. В 1991-м сыграл Николая II в «Цареубийце» Карена Шахназарова. Была и работа за границей: одна из главных ролей в картине «Мой ХХ век» (1989) Ильдико Эньеди – спустя десятилетие этот фильм вошел в «Будапештскую дюжину», список из 12 лучших фильмов в истории венгерского кино. Во Франции Янковский играл в театре у знаменитого Клода Режи в постановке «Падение» по пьесе Грегори Мортона.
В декабре 1991-го Олегу Янковскому присвоили звание народного артиста СССР, а через несколько дней Советский Союз прекратил существование. Так он стал последним народным артистом в истории этого государства. Напоминая, что первым был Станиславский, актер шутил в своем духе: «Посмотрите, с кого начали и кем закончили!»
«Мастер-класс жизни»
Устав ждать достойных предложений, в 2000 году Янковский вместе с Михаилом Аграновичем снял собственный фильм: новогоднюю мелодраму «Приходи на меня посмотреть», «незатейливое сентиментальное кино», по определению самого актера. Он играл бизнесмена, по случайности попавшего в семью старых русских: пожилой интеллигентной женщины и ее одинокой дочери.
Это была попытка синхронизироваться с новыми временами, и довольно успешная. Янковский понял, что его персонаж – это повзрослевший герой «Полетов»: «Макаров, который не стал бомжом, преодолел инфантилизм, сохранив способность к непредсказуемым поступкам и чувствам».
В том же году произошло самое заметное – и все же довольно скромное – голливудское приключение Янковского: Салли Портер, поклонница «Ностальгии», позвала его в свой фильм «Человек, который плакал», где русский актер играл вместе с Джонни Деппом, Джоном Туртурро и Кристиной Риччи.
В нулевых разборчивость «постсоветского» Янковского была вознаграждена: российского кино, за которое не стыдно, становилось все больше, и актер получил возможность сниматься в проектах, соответствующих его таланту. Тому пример «Любовник» (2002) Валерия Тодоровского и сериал «Доктор Живаго» (2006) Александра Прошкина, в котором Янковский удивил зрителей ролью Комаровского: однозначно отрицательный персонаж у Пастернака стал в его исполнении гораздо более сложным человеком. Как и Каренин в версии Янковского в «Анне Карениной» (2009) Сергея Соловьева – совсем не тот сухой, скучный и опостылевший муж, каким его традиционно воспринимают.
Последней ролью Янковского стала роль святого – митрополита Филиппа в «Царе» Лунгина, человека, восставшего против кровавой политики Ивана Грозного и убитого за это. Игравший царя Петр Мамонов позже вспоминал: «Мы с ним жили три месяца на съемках. Он был удивительный человек. Ни разу я от него не услышал ни одной жалобы, ни разу не увидел в плохом настроении. Он дал такой мастер-класс жизни! Вокруг него всегда было всем хорошо, светло, чисто, умно, весело».
Премьера фильма прошла на Каннском фестивале за три дня до смерти актера. В конце 2008 года у Янковского обнаружили рак поджелудочной железы. Это одна из самых сложных для диагностики и лечения форм рака, и терапия в немецкой клинике не помогла. В апреле актер сыграл свой последний спектакль, а 20 мая 2009-го скончался в возрасте 65 лет.
Сегодня у совсем молодых людей фамилия Янковский ассоциируется скорее с Иваном, внуком нашего героя, также ставшим кинозвездой, в первую очередь благодаря недавним сериалам «Топи», «Фишер» и, конечно же, самому обсуждаемому – «Слово пацана».
Уловить что-то от деда в Иване сложно: это совсем другой актер и совсем другое кино. Вообще аналогов Олега Янковского не видно, и поэтому фильмы с ним едва ли будут забыты. Тем более что не только на экране, но и в жизни «тип Янковского» очень редок, как бы ни хотелось, чтобы таких людей было больше.
Она - настоящий пример для женщин, которые хотят великолепно выглядеть в любом возрасте
Кадр из фильма "Обыкновенное чудо"
Вчера вечером решил посмотреть фильм "Приходи на меня посмотреть"...
И даже в нём, через 22 года (!) после великолепно сыгранной роли жены Волшебника, Ирина выглядит просто шикарно!
Фильм - сказка для взрослых. Простая, наивная, добрая и светлая. Игра актёров из "Обыкновенного чуда" (Олег Янковский, Екатерина Васильева и Ирина Купченко) - прекрасная!
Мне он запомнится не только чудесными, всем знакомыми песнями к мультфильмам о приключениях Бременских музыкантов, но и не менее чудесными вокальными и инструментальными сочинениями к большинству фильмов Марка Захарова.
В частности, его "Песня актёров" к "Дому, который построил Свифт" на стихи Юлия Кима занимает в моём сердце совершенно особенное место.
Брызнет сердце то ли кровью, То ли тертою морковью, Ах, поверьте, все равно! Все равно жестокой болью - То ли гневом, то ль любовью - Наше сердце пронзено.
И слезами плачут куклы, И огнем пылают буквы, И взорвался барабан! И пошла под гром оваций Перемена декораций: Здравствуй, новый балаган!
Но сквозь годы и румяна Незаметно и упрямо, Никогда не до конца, То ли светлый, то ль печальный Проступает изначальный, Чистый замысел Творца!
Превращенья и обманы, Лилипуты, великаны - Кто придумал, чья вина? Вот опять линяет краска, И опять спадает маска, А под ней еще одна, А под ней еще одна, А под ней еще одна, А под ней еще одна, А под ней еще, еще, еще, Еще, еще, еще, еще, еще...
Благодаря книге серии ЖЗЛ можно узнать, что фильм Марка Захарова сокращали не только в советское время, но и в наши дни — уже по религиозным соображениям.
Имя барона Мюнхгаузена, неисправимого лгуна, выдумщика и фантазера, известно каждому с детства. Многие знают и о том, что человек с таким именем — подлинный Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен — действительно жил в Германии в XVIII веке и оставил о себе память в России, где проходила его военная служба.
Но каким этот человек был на самом деле? Какие события истинной биографии послужили основой его веселых историй? И какую роль в создании легендарного образа сыграли авторы первых печатных сочинений, написанных от его имени, — немецкие писатели Р. Э. Распе и Г. А. Бюргер?
Чтобы ответить на эти и множество других вопросов, автор книги писатель Сергей Макеев прошел земными дорогами настоящего Мюнхгаузена в Германии и России, а затем и фантастическими путями вымышленного барона. И выяснилось, что попытки отделить одного от другого удаются лишь отчасти и лишь на короткое время, ибо эти два персонажа по странному закону взаимного притяжения вновь и вновь сливаются в нерасторжимое единство, продолжая и по сей день удивлять нас все новыми и новыми гранями своей необыкновенной личности.
Отдельное внимание биограф барона уделил экранизациям его приключений. Мы публикуем избранные отрывки из книги, посвященные экранным приключениям Мюнхгаузена.
1. «Видения барона Мюнхгаузена» (1911)
Открывателем кинотемы был один из зачинателей кинематографа, французский кинорежиссер Жорж Мельес. В 1911 году он поставил фильм «Приключения барона Мюнхгаузена», известный также под названием «Видения барона Мюнхгаузена». Мельес, выдающийся киноэкспериментатор, воспользовался образом Мюнхгаузена, чтобы поразить зрителей фантастическими превращениями.
После веселого застолья захмелевший барон видел сны, начинавшиеся как прекрасные грезы, но скоро превращавшиеся в кошмары. Он просыпался и засыпал вновь, чтобы оказаться в иной кинореальности: переносился во дворец фараона; потом в античную Элладу, где три грации вдруг превращались в оборотней, которые набрасывались на него; Мюнхгаузен попадал в ад, где его терзали бесы. Проснувшись, барон хватался то за голову, то за бока. В общем, Мельес поиздевался над бедным Мюнхгаузеном всласть. Но зрители были потрясены этим зрелищем.
2. «Похождения Мюнхгаузена» (1929)
В 1929 году появилась первая отечественная «киномюнхгаузиада» — мультфильм «Похождения Мюнхгаузена», снятый на киностудии «Межрабпомфильм». Его сценарий написали Наталия Сац, создательница детского музыкального театра, и режиссер картины Даниил Черкес; художниками были Иван Иванов-Вано и Владимир Сутеев — все будущие классики отечественной мультипликации. Восемнадцатиминутный фильм был черно-белым, без звука, с титрами.
По сюжету хитрая лиса утащила курицу с баронского двора, Мюнхгаузен бросился за плутовкой. В этот основной сюжет преследования вставлено несколько других эпизодов: про лошадь, разделенную пополам (в фильме ее перерубило упавшее дерево), про уток на бечевке, про оленя с вишневым деревом на голове. В погоне участвовала и собака барона, тоже наделенная оригинальным характером. Наконец барон верхом на половине лошади хватал лисицу за хвост, а она выпрыгивала из собственной шкуры. Сам Мюнхгаузен был представлен в фильме как забавный незадачливый герой. В картине много остроумных трюков, хотя, конечно, чувствовалось влияние ранних мультфильмов Уолта Диснея. Но в целом фильм удался, его и сегодня можно посмотреть с интересом, а главное, с улыбкой.
3. «Мюнхгаузен» (1943)
В 1943 году в Германии вышел кинофильм «Мюнхгаузен». Он готовился специально к 25-летию главной киностудии страны UFA. Заказчиком постановки было министерство пропаганды, за ходом работы присматривал лично Йозеф Геббельс. На картину был выделен щедрый бюджет, изготовлены роскошные костюмы, декорации и бутафория; использовались передовые кинотрюки, натурные съемки проводились в том числе в Венеции. Были привлечены известные режиссер и актеры. И только имя сценариста ничего не говорило публике — какой-то Бертольд Бюргер. Под этим псевдонимом выступил известный немецкий писатель Эрих Кёстнер. Убежденный демократ, противник милитаризма, Кёстнер оказался если не врагом нацистского режима, то явно не его сторонником. Его книги, в том числе и детские, жгли на кострах, и впредь ему было запрещено печататься в рейхе. Уехать он не успел или не пожелал, иногда ему удавалось что-то опубликовать за границей. И вдруг этого скрытого диссидента пригласили на работу по госзаказу, но не афишируя своего имени. Кёстнер составил свой псевдоним из имени любимого драматурга Брехта и фамилии автора первой немецкой книги о приключениях барона Мюнхгаузена.
Над сценарием он работал полгода, ему хотелось отойти от заказного плакатного образа, показать нового Мюнхгаузена, действительно вечного героя. Естественно, персонаж, переживший свое время, должен был стать мыслителем, философом. Поскольку образ был вписан в канву веселых приключений, то сценарий не вызвал особых нареканий. Фильм удался, это была крепкая работа, которую и сегодня можно посмотреть с интересом и удовольствием, иногда с улыбкой, иногда и с грустью — в картине есть драматические и лирические сцены. Россия и русские представлены, конечно, в карикатурном виде, но наиболее гротескно были изображены турки. И это странно, ведь в это время Германия была очень заинтересована в том, чтобы союзная Турция вступила в войну. Однако фильм «Мюнхгаузен» вышел на экраны в неудачное для Германии время — после разгрома под Сталинградом и перехода Красной армии в наступление на нескольких направлениях. Финальную сцену, в которой вечный Мюнхгаузен отказывался от своего дара «сверхчеловека», можно было воспринять как некое предчувствие катастрофы. После 1945 года фильм почти не демонстрировался; он был известен только киноведам и лишь в конце столетия стал доступен в видеозаписи и в интернете.
4. «Приключения Мюнхгаузена» (1974—1975)
В 1974—1975 годах был снят сериал из четырех мультфильмов «Приключения Мюнхгаузена». Сценарии и тексты песен написал известный детский поэт, писатель и драматург Роман Сеф. Две серии поставил режиссер Анатолий Солин, еще две — режиссер Натан Лернер. Фильмы «Чудесный остров» и «Павлин» являются фактически «мюнхгаузиадами», почти не связанными с классической книжкой. Но и оставшиеся две сильно переработаны. Так, в фильме «Меткий выстрел» барон Мюнхгаузен на Северном полюсе стреляет вишневой косточкой не в оленя, а в белого медведя, но последствия те же.
Сериал часто демонстрировали по телевидению. Спустя почти 20 лет режиссер Солин поставил еще один мультфильм, «Волк в упряжке», но уже с другой съемочной группой, поэтому пятая серия отличается по стилю от предыдущих. Дети, не читавшие книжку, представляют барона Мюнхгаузена таким, каким он изображен в этом мультсериале.
5. «Тот самый Мюнхгаузен» (1979)
В последний вечер уходящего 1979 года на телеэкранах страны состоялась премьера двухсерийного фильма «Тот самый Мюнхгаузен». Лучшие телефильмы всегда приберегали, а иногда и специально планировали для новогоднего эфира. И вот люди, забыв о застолье, погрузились в «комическую фантазию», как обозначили авторы жанр телефильма. Но эта лучшая «киномюнхгаузиада» имела свою предысторию.
В 1974 году Театр Советской армии заказал сатирику и драматургу Григорию Горину пьесу о бароне Мюнхгаузене. Инициатором будущей постановки был выдающийся артист Владимир Зельдин — ему хотелось сыграть Мюнхгаузена. Зельдину в ту пору было почти 60 лет — возраст реального Иеронима фон Мюнхгаузена, когда тот прославился своими рассказами; при этом Владимир Михайлович молодо выглядел и прекрасно двигался. Вероятно, в театре ждали жизнерадостной приключенческой комедии. Выбор пал на драматурга Горина, потому что его пьесы на историческом и литературном материале были у всех на слуху — спектакли «Забыть Герострата!» в Ленинградском театре им. В. Ф. Комиссаржевской и «Тиль» в Московском театре им. Ленинского комсомола (сейчас Ленком) шли с большим успехом с начала 1970-х годов.
Григорий Израилевич Горин готовился, перечитал классического «Мюнхгаузена», в общих чертах ознакомился с биографией реального прототипа. В пьесе и в фильме угадываются некоторые мотивы из «мюнхгаузиад» прежних лет, но знал ли эти произведения Горин, доподлинно неизвестно. Можно утверждать лишь, что он прочитал роман Карла Иммермана «Мюнхгаузен»: в нем герой, внук барона Мюнхгаузена, называет имя своего отца — Феофил. В пьесе и фильме именно так зовут сына «того самого Мюнхгаузена». Есть и другие указания на то, что Горин читал книгу Иммермана.
Из всего прочитанного возникла одна из главных тем пьесы, послужившая завязкой сюжета: семья. Какая семья могла быть у такого необыкновенного человека? И кто вообще способен принять его, любить его таким, какой он есть? Следующий шаг — за пределы домашнего круга — вывел автора на тему отношений исключительной личности с обществом; это, по сути, расширение первой, семейной темы, до масштабов города, государства, мира. И третья тема, лично писателем выстраданная, — о взаимоотношениях творческой личности с обывателями и властью. Все, что окружало Мюнхгаузена, в разной степени пронизано лицемерием и ложью, и в этом реальном мире лжи самым правдивым оказывался фантазер и мечтатель барон Мюнхгаузен.
Пьеса под названием «Самый правдивый» оказалась неожиданной для театра, но всем очень понравилась; началась работа над спектаклем. Ставил его главный режиссер ЦТСА Ростислав Горяев, на роль Баронессы наметили Людмилу Касаткину, на роль Марты — Ларису Голубкину. Кстати, в сценическом варианте не было роли Герцога, всю власть в пьесе представлял один Бургомистр. Музыку к спектаклю сочинял композитор Алексей Рыбников, с которым Горин был хорошо знаком. Композитор присутствовал на чтении пьесы автором в Центральном доме актера, где собрались люди театра. Горин читал, интонационно выделяя особенно важные реплики, это был как бы спектакль, исполненный драматургом. Под впечатлением услышанного Рыбников вернулся домой, сел за фортепиано, и сразу родились основные музыкальные темы. Но это были грустные мелодии.
Уже на стадии подготовки будущий спектакль заинтересовал Марка Анатольевича Захарова. Как-то, встретив Рыбникова в Ленкоме, Захаров словно небрежно спросил: «Что это вы там сделали с Гришей, какой-то спектакль? Сыграй-ка темку!» Композитор сыграл, Захаров неопределенно хмыкнул. И только.
Спектакль удался, он был одобрен комиссией Главного политуправления Советской армии — руководящей инстанции театра. Рассказывали, что генералов озадачила финальная реплика Мюнхгаузена: «Серьезное лицо — это еще не признак ума», — но они решили не придираться: еще подумают, что они приняли ее на свой счет. Представления шли с аншлагом, постановка была высоко оценена критикой. Позднее телеверсию показали по Центральному телевидению. Мюнхгаузен-Зельдин был великолепен, изящен, романтичен — настоящий рыцарь фантазии! На одном из первых показов побывал Марк Захаров, увидевший в спектакле большие возможности для фильма. Режиссер предложил Григорию Горину переработать пьесу в киносценарий.
Ключевое значение для фильма имело приглашение на главную роль Олега Янковского. Сначала Захаров видел в этой роли Андрея Миронова; прекрасный артист, любимец публики, он уже снимался у Захарова — играл Остапа Бендера в «Двенадцати стульях» и министра-администратора в «Обыкновенном чуде». Если бы это назначение состоялось, мы получили бы другого Мюнхгаузена и другой фильм. Но Миронов был занят, и Захаров предложил попробовать роль Янковскому. Это было смелое решение: у Янковского другое актерское амплуа, но он обладал и комедийным талантом и во многие роли добавлял оттенок иронии, легкого комизма. Однако это была лишь грань его дарования, ему предстояло развернуть эту грань в главной трагикомической роли. Горин поначалу не рассмотрел своего героя в Янковском, были возражения у руководства, но Захаров, сделав рискованный выбор, стоял на своем.
Янковский стал своеобразным камертоном для всего актерского состава — рисунок роли, созданный артистом, скорректировал игру других исполнителей. Появилась некоторая сумасшедшинка, запредельность во всей художественной ткани фильма. Наверное, дело в том, что Мюнхгаузен в исполнении Янковского верит в свои фантазии; он живет на узкой грани между реальностью и вымыслом, это его modus vivendi, образ жизни творческой личности. Некоторые мотивы, акценты в фильме были усилены по сравнению с пьесой. Характер Мюнхгаузена и сами его фантазии показаны в развитии — от литературно-исторических мечтаний к дерзновенному научному прорыву, к познанию тайны времени.
Точка отсчета — 32-е мая — это уже не фантазия в чистом виде; «секунды неучтенного времени» реально существуют. Поэтому 32-е мая стало для Мюнхгаузена-исследователя своеобразным символом веры, иначе не стал бы он объявлять о нем в такой момент, когда решалась судьба его и Марты. Этот момент — промежуточная кульминация в драматургии пьесы и фильма: противостояние Мюнхгаузена с окружающими стало непримиримым. Ему могли простить его безобидные фантазии, могли даже согласиться на развод, но он замахнулся на весь миропорядок! Заколебалась даже Марта, усомнился верный Томас. Не случайно понятие «32-е мая» в представлении российского зрителя вобрало в себя и фильм Горина-Захарова, и образ Мюнхгаузена-Янковского. Кстати, в связи с этой датой поражает точность Горина даже в деталях: только адвокат мог заметить ошибку в дате при беглом взгляде на документ, только настоящий сутяга мог мгновенно оценить перспективы этой ошибки для исхода судебного процесса.
В работе над фильмом все удачным образом сложилось, случилось, срослось. Так же в свое время из пустяков и побасенок сложился классический «Мюнхгаузен». Артисты, другие участники съемок впоследствии вспоминали много забавных историй, даже приключений, но никто и никогда не рассказывал о том, как, собственно говоря, создавался выдающийся фильм. Каждый делал свою часть работы с полной самоотдачей, однако лишь часть, фрагмент мозаики, не представляя целого. Наверное, только Захаров и, может быть, Горин могли видеть всю картину в общем виде.
Фильм довольно легко прошел все начальственные инстанции. Сокращения имели, так сказать, рабочий характер, они происходили уже на стадии съемок. Так, в фильм не вошла часть диалога пастора с бароном — после того, как Мюнхгаузен показал гостю свиток Софокла с дарственной надписью:
— Извините меня, барон, — пастор откашлялся и приготовился к решительному разговору. — Я много наслышан о ваших, о ваших, так сказать, чудачествах. Но позвольте вам все-таки сказать, что этого не может быть!
— Но почему? — огорчился Мюнхгаузен.
— Потому что этого не может быть! Он не мог вам писать!
— Да почему, черт подери?! Вы его путаете с Гомером. Гомер действительно был незрячим, а Софокл прекрасно видел и писал.
— Он не мог вам написать, потому что жил в Древней Греции.
Глаза Мюнхгаузена продолжали смеяться, но сам он принял позу глубоко задумавшегося человека:
— Я тоже жил в Греции. Во всяком случае, бывал там неоднократно.
Уже в постсоветский период был сокращен еще один фрагмент — видимо, по соображениям религиозной толерантности. После того как пастор посоветовал Мюнхгаузену: «Живите как жили...» — а Мюнхгаузен возмутился: «Вы, служитель церкви, предлагаете мне жить во лжи?» — следовал такой диалог:
— Странно, что вас это пугает, — пастор вскарабкался в бричку. — По-моему, ложь — ваша стихия!
— Я всегда говорю только правду! — Мюнхгаузен невозмутимо уселся рядом с пастором.
— Хватит валять дурака! Вы погрязли во вранье, вы купаетесь в нем, как в луже.
— Вы думаете?
— Я читал вашу книжку!
— И что же?
— Что за чушь вы там насочиняли!
— Я читал вашу — она не лучше.
— Какую?
— Библию.
— О Боже! — пастор натянул вожжи.
— Там, знаете, тоже много сомнительных вещей. Сотворение Евы из ребра. Или возьмем всю историю с Ноевым ковчегом.
— Не сметь!.. Эти чудеса сотворил Бог!
— А чем же я-то хуже!.. Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию!
— Не всех!..
— Вижу!.. Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника!
Оценивая фильм «Тот самый Мюнхгаузен», очень многие в первую очередь отмечают его сатирическое звучание, притом отмечают в одинаковых выражениях: «Брежнев», «эпоха застоя», «война в Афганистане». И вот все это стало историей, а «Тот самый Мюнхгаузен» по-прежнему «тот самый» и даже «самый-самый». Думается, объекты сатиры сегодня даже больше походят на персонажей фильма: нынешние герцоги, бургомистры, пасторы, генералы и придворные у всех на слуху. Но в целом острота обличения немного притупилась, и открылись изначальная глубина и многозначность фильма. В том числе тайный смысл открытого финала: в соответствии с художественной правдой фильма полет барона Мюнхгаузена на ядре должен стать неопровержимым доказательством его правоты, торжеством творческого духа над мертвечиной обыденности. А если не по художественной, а по жизненной правде: полетит? Долетит? И вернется ли? Не означает ли этот финал метафору смерти как избавления? Ведь Мюнхгаузен уже умирал однажды, отказавшись от себя самого, приняв личину садовника Мюллера, но это была его нравственная смерть, не физическая. Может быть, ответ кроется в реплике Мюнхгаузена перед самым подъемом вверх, в неизвестность: «Господи, как умирать надоело!» Не всякий зритель задумывается над этим, финал воспринимается на эмоциональном уровне целиком, просветленно и оптимистично. Так и было задумано авторами, ну а скрытый смысл таится где-то за кадром, словно тень за спиной героя.
Пьеса «Самый правдивый» и фильм «Тот самый Мюнхгаузен» в какой-то мере подвели итог — может быть, промежуточный — художественным поискам «нового Мюнхгаузена» в русской культуре. Мюнхгаузен-Янковский стал «героем нашего времени» для нескольких поколений взрослых россиян и русскоязычных соотечественников за рубежом. Активная часть молодых людей, вступивших в жизнь в постсоветский период, была в какой-то мере воодушевлена этим героем.
Вот для меня культовым фильмом на тематику "Нового года" является фильм из темы поста. Каков сюжет, какие шикарные диалоги и реплики героев, какая игра актеров, какова их харизматичность. Определенно всем советую к просмотру в праздничные каникулы.
Динамичный, зрелищный, держащий в напряжении и это всё о фильме про... шахматы
Противостояние двух советских гроссмейстеров за звание чемпиона...
Конечно не обошлось без злого кгб и прочей, стандартной в нынешние времена, клюквы, но тем не менее, фильм удался! Киношникам удалось одновременно показать шахматистов очень профессиональными и при этом так, чтобы зритель понимал, что вообще происходит в шахматных сражениях.
Шахматы, такая игра про которую сложно снять кино, чтоб и красиво, и интересно. На мой взгляд у режиссёра данного фильма, получилось. Заметно, что углубились в материал сценаристы по линии шахмат и актёры хорошо справились, прям веришь, они понимают, что делают. Отличные решения по визуальному ряду. Процесс игры показан эффектно.
И в целом кино смотрится с интересом, поэтому советую.
Перед просмотра этого, советую в качестве предыстории: "Жертвуя пешкой"