Эти сволочи из военкомата прислали мне повестку на 6 июня, а пока я морально готовился, прислали вторую - на 28 мая. И я пошёл служить в День пограничника.
Но попал в связисты.
Городок был невелик и провинциален. Держал курорт минеральных вод и две воинские части. В нашей, Россия была представлена жителями Москвы, Ленинграда и почему-то Калуги. Однажды я что-то красил в казарме. Получалось не очень красиво и я сказал: "Я что - Сальвадор Дали?". Мой сержант, москвич, уточнил: "А ты откуда?". "Из Севастополя", - ответил я. "И там у вас знают Дали?! О!"
На весь полк - один солдат азиатской внешности, невысокий и щуплый.
Он был из Белоруссии.
Мы приехали из Крыма, а кроме нас ещё были выходцы с Центральной и Западной Украины. И те и другие говорили по-украински, но ребята из центральных областей не понимали языка "западенцев".
Крымчане не понимали ни тех ни других.
Шёл 1991 год.
Союз распался. Полк построили на плацу, из строя вышли призвавшиеся из РСФСР, закинули на плечи вещмешки и уехали. Нас стало меньше. Через несколько дней разъехались белорусы.
А я и мои земляки поняли, что Боря Ельцин пропил Крым и Севастополь.
Денежное довольствие выдали какими-то непонятными фантиками. Дали талоны на продукты, но нам они были ни к чему и мы писали на их оборотной стороне письма домой. С погон оторвали буквы СА и от них остались неряшливые следы клея.
На учения в сухом пайке выдавали свиную тушёнку "Великая китайская стена" с иероглифами на банке.
Потом резко кончился бензин и на учения ездить перестали.
Из офицеров кто-то перевёлся, но большинство остались. Некоторые демонстративно перешли в общении на украинский язык. На занятиях нам сказали, что наконец-то Украина перестала кормить "всю страну" и что сейчас мы "заживём".
Почему-то Украину стали называть "второй Францией".
Ребята с Запада перестали кричать "Коммуняку - на гиляку" и сменили его на "москаляку". Впрочем, в полку была старая, добрая дедовщина, а вот "землячества" и ссор на национальной почве я как-то не припоминаю. "Западенцы" украшали на Троицу казарму зелёными ветками, скандировали "Слава героям!" и пели песни:
"Лента за лентою набоi подавай,
Украiнський постанче в бою не вiступай!"
Всё это казалось театральным и несколько забавным. Как выяснилось, они нас не любили, а мы просто не знали об их существовании. "Бандеровщина" казалась чем-то далёким, из послевоенного прошлого.
Зампотех батальона - статный мужчина с суровым, приятным лицом киногероя 30-х годов в плаще и с планшетом (полевой сумкой) через плечо походил на советского военного из повестей Гайдара. И фамилия у него была словно из эпохи революции и гражданской войны - майор Серго.
Однажды он остановил меня в коридоре и, по-отечески улыбаясь, спросил как меня называют друзья. "По имени, - сказал я. - Лёха."
"А ты знаешь, что лёха - по-украински значит свинья?" - спросил он и, не дожидаясь ответа, пошёл дальше своей уверенной походкой.
За службу я заработал двадцать суток отпуска и двадцать одни сутки "губы". Из рядового стал младшим сержантом, а потом снова рядовым. За "ратные подвиги" демобилизовался в последней партии и переслужил девятнадцать дней. 28 мая, когда срок службы составил два года, сослуживцы затащили меня в умывальник и облили с ног до головы водой. Это была традиция перевода в моряки - когда солдат заходил на третий год службы.
Я достал из чемодана привезённый из дома чёрный, флотский ремень с якорем и звездой на бляхе и гордо повесил на пояс.
Тогда шла какая-то странная кампания по борьбе с кожаными ремнями и старшина просил меня не оставлять его в роте, а забрать домой.
Я уволился в "гражданке", а ремень передал своему "слону". Он был родом из Белой Церкви.
В армии было по-разному: весело, грустно, тяжёло, интересно... Я никогда не жалел, что отслужил свои два года.
Хрен такое ещё где увидишь!