Три поросёнка
Картинка взята отсюда - Источник🚨
Картинка взята отсюда - Источник🚨
Жили-были 3 поросенка:наркоман Нюх-Нюх, жадина Них-Них и грубиян Нах-Нах!!
Жадина Них-Них отобрал всю заначку у Нюх-Нюха и умер от передоза. Нюх-Нюх испытывая ломку пошел к волку за дозой и был сьеден. А грубиян Нах-Нах остался цел и невредим, потому что Наху было Пох до всего этого, он был самым блатным из братьев и жил в каменном домишке... и потому Нах мог послать кого угодно НАХ, а теперь еще получил в наследство шалаши своих братьев.
Мораль? А морали нет, просто поросенку повезло, что выбрал себе такую позицию в жизни.
В одном абсалютно несказачном лису, а я даже сказалбы в сильно запущенном колхозном предприятии жили-были, паживали, и свинаматак па чуть ибали, три хряка (выросшие парасята) Звали их вот так: Пед-Пед (в децтви был Лох-Лох, но увличение западнай культурай и папсней сделали его патом таким), Бык-Бык и Чувак-Чувак. Пачиму их так назвали ? Скажу честна - хуй его знаит - наверное так сложилось истаричиски или еше па каким причинам, мне неизвестным.
Завязка етай истории началась 15 лет взад - кагда три маленьких, но невъебна атважных, и верящих в светлое каммунистическое будущее, парасенка сдали Савецкаму суду (самому справедливому и гуманному) расхитителя народного хазяйства, алкоголика , савратителя малолетних и вканце канцов самогоноварильщика и тунияцца, Серого Волчару Пазорную.
Тагда ему па добраму впиздохали 15 годов без права пириписькь, переёбки и перехавки. Были канечна и те кто желал осудить его не подоброму - а поправильну и предалгали натянуть его подлое ачко имуже на ибло и нахуй пустить на римни и хозяйственое мыло, но наш суд был гуманен.
Все ети 15 годов Серый капил злобу и как ета не пративно опыт педерастического ислользования сваиго анального атверстия, причем не посвоей воле.
И вадин прикрасный день, его уже привыкшые с свету в решоточку глаза, увидили свободное ,как гавно в палете ,нежное голубое небо. И все его радовало акромя цвета неба - какиета неприятные и непонятные чуства тирзали его ушлую душонку при воспаминании етого цвета...
Каварный план мести сазрел уже давно, аставалось толька дабрацца до радимого пгт.Кислопиздовка и воплатить иго в жызнь. Турьма нахадилась в пригороде города Хуйбадан-Ойшкар-Йобала, шо на северо-юге чуркистанской савецкой риспублики.
Путь предстоял долгий и тирнистый. Палучив заработанные за 15 лет 273,91 коп. совецкими рублями и капейками, Волчара с удивлением заметил шо их неоченьто хотят принимать к оплате. Точнее их непринимали ваабще, требовали манаты, и абистчали набить ибло.
Жисть дала первую трещину, и даже более болезненную чем первая трещина на анусе после первого опыта любови на зоне. "Ну и хуй с етим всем, в жысти бывает и хуйовее" сказал Серый и добавил "Настаящие мужики легких путёв не ищут", но в етот момент чтото сильно кальнуло в области старой, покрытой седыми волосами, жопы. "Отбля казлота..." какбы ойкнув сказал Серый и зло сплюнул через передние выбитые зубы, припомнив былое.
Перед ним стаяли две проблемы - первая - на кой хуй и куда деть имеющийся капитал и где заиметь новый, более подходящий к новым рыночным отношнениям, и вторая - гдеб пажрать, потому как пайок выдатый на зоне давно уже представлял из себя абсолютно несьедобную, как по запаху так и по внешнему виду субстанцию. Бабло онтаки смог втюхать старой пизде-тарговке абсолютно неславянской наружности в абмен на китель выпуска 1951 года и 2 лаваша, судя по всему тогоже года выпуска. Чуство голода немного притупилось, после того как Серый при помощи булыжника и лужи смог разломать а затем и размягчить славные лаваши.
Добравшисьна своих двух на жд вокзал Серый пытаяся давить на чуства людей папытался безплатно добратся до места назначения. Палучилося хуйово. Хотя он и не распевал гнидно-педерастичиским голоском, шо он не местный а пачпарт спиздили в ристаране кагда был на фуршете в честь 791 съезда ухо-горло-гинекологов, народ к иму все равно отнесся настроженно и даже агриссивно-активна...
Мда...Сколько изминилося с тех давнихславных пор как Серый был на свободе. Люди верили во всяку хуйню, велись как стадо лохов, бабло можна было касить мешками - мечтательно вспаминал волк, свернувшись калачиком в заплеванном и засыпаном бычками тамбуре.
Перед отпавлением поизда он сумел спиздить у бабули таргующщэй пиражками, кульок с 7 пирагами с какойто мерзостью, но и ето ему паказалось весьма приятной пистчей.
Мерное постукивание колес, легкое колебание, и сытосьт в области впалого жилутка сморили Серого в сон. Вначале ему снилась свобода - то время когда он низнал куда девать бабло, и тока шо и деал - минял телак вертящихся резво на его хуе...
Дверь в тамбур с грохотом открылась от удара ноги, волк встрепинулся. Хоть в тамбуре и отцутствавал свет, волк таки разглядел что на перекур вышли пару падпитых в гавно трахтаристав. Как и положенно ани были абуты в замичательные сандали китайских мастеров, грязные, нимного рванные, и много дурно пахнущщие носки, от коих у волка заслезилися глаза и полностью пропал нюх. Их гардероб завершали классичиские спартивные штаны адидас, на завязках и с отянутыми коленями, и желтые застиранные майки огромных размеров, но не имеющие возможнасти прикрыть выпадающие жывоты работников полей. Постояв пару минут в тамбуре переодичиски затягиваясь прекрасной ватрой, и сплевывая в угол где лижал волк, трахтаристы попиздели о проблемах сила и почиму доярка Глаша не ибется вжопу. Закончив интелектуальный базар, адин из бараздителей полей ат души посцал в темный угол....
"Ладна-ладна" думал Серый, вытирая абосцанное ибало, - "прийдет еше мае время, сцуки галимые..."Он попробывал опять задремать и увидить еше адин прикрасный сон, но теперь ему пачимуто постоянно снилась камера, и етат урюк-Бигимот, коего, как и егож хуя баялася вся зона. Вспомнив пра его хуй, волк опять встрепенулся... "Я вам за ета сцуки кишки на хуй наматаю" решительно сказал Серый, вспомнив парасят, после чего забылся в тяжолом, в психологическом плане, сне.
Путь домой оказался быстрее и удачнее чем он предпологал - он лишился всеголишь кителя и еще пары зубов. Но чуство мести подгоняло его, добавляло сил как еловые шишки безногому летчику Маресьеву (ув. маленький падонак - прочти на дасуге книгу аб этом атважнам чилавеке!)
Родной пгт.Кислопиздовка, встретил ветерана нар и параши промозглой погодой, лужами с футбольное поле, стадом ибанных цыган с их выводком, и аблупленной известью на стенах некогда шикарного Кислопиздовского вокзала. На сгорбленого старика, с впалым животом и выпадающим дуплом никто не обратил внимания - щас така хуета штефхаецца кругом. Вот и чудна - пра себя думал Серый - ну ниче - скора вы о мне вспомните тирпилы...
Типерь он пачимуто ненавидил всех в етом селе - и главного агронома который раньше втихарика пиздил удабрения а теперь живет в 3-х этажном асабняке, и бывшего комсомольского активиста, каторый предавал анафеме таких как Серый, а типерь гаденыш вечно вхлам пьяный лазит по кабакам и блядям, и даже сторожа колхозного агорода, который под шумок суда спиздил у Серого паследнюю буренку...
Родимая хатка, как не удивительно стояла, правда немного покасилася и у неё не было 3-х стен, но его заветный падвал, с тайниками, который ешо тагда не смогли найти менты паганые, вроде был цел. Налице Серого появилась улыбка и скупые слезы. Каждый новый шаг по ступенькам родимого крыла все боле наполнял душу Серого неоднозначными переживаними - это была и радасть вазвращения, и горечь патерь, и недоумение по поводу новой жызни и новых рыночных атнашений. Его любимая кравать из чеславацкого спального набору так и стаяла как 15 лет назад. Единственное что его не сильно парадавало - это высратое чьейта паскудной жопай гавно на падушку, прожжоное бычками адияло, и дохлые мышки по всей площади места проживания.
Немного прийдя в сибя и обустроившися в свойом жилистче, Серый навел справки о мести дислакации врагов. Как выяснилося парасятя жили в своем личном поместье, в пригороде Кислопиздовска. Поместье было обнесенно ахуенным забором да ешше и ва дваре на ципи завместа сабаки жил Пед-Пед. Туда его примастили братья педерастав апсалютно нелюбящих. Единственное шо их удерживало от убиения Пед-Педа - это родственные связи.
Раздабыв аружие, патроны, саблю, ятаган, нунчаки, ледоруб и почие нужные в деле наведения справедливости предметы, Серый вышел в ночь в направлении паместья хряков...
Первое что его сильно раздосадовала это была калючая провалака натянутая наверху забора, куда он залез, и в коей у него заматались адна нага и два яйца. Тут еще и начал павизгивать Пед-Пед, учуявший какоето капашение на ввереной ему территории. Пытаясь высвободить часть наружных половых органов, Серый неаккуратно уранил вниз сваё абмундирование и аружие.
Пед-Пед дика заверещал увидив кака хуйня ибанулась с верху, да ишо и то серое, агромное и пиздливое хуйло, которое както странно копошилось наверху наводило нечилавеческий страх в гадкую пидерастичискую душонку.
"Цыц шваль" решил угаманить пиздуна Серый, но тот завелся ееше круче. "Ааааааааааааа....Прааааааативный ка мне лезит......Ааааааааааа....спасите...он мне нелюб и не мил.....Ааааааааааа" - продолжал арать Пед-Пед.
"Я тя бля лох галимый бля нах чиста в пирдок заибу", нахмурив бритый лоб добавил Бык-Бык, даставая с подкравати сваю любимую бейсбольную биту с набитай в неё хуевой тучей гвоздей и протирая заспанные глаза. "Буду участвовать" - из соседней комнаты поддержал брата Чувак-Чувак дастав свой любимы винчестер.
Выйдя ва двор, как положенно разбуженным сущностям в адних симейных трусах в розочки по колено братья синхронно поинтирисавались у Пед-Педа - "Зачем вы так громко выражаете сваи негативные эмоции, гнида бля парашная, тирпила галимая, пиздарвань хуесасущая ?". "Лижать малчать чухло рванное" - по добраму предупредил,как минздрав, Бык-Бык.
Серый заметив появление ешо двух врагов тихо схватил мишок с аружием вазмездия тихо уполз в кусты крыжопника и прикинувшись веташью затих.
"Там это...Он праааативны...Страшный такой....Миня хотел....Мирзавиц....Хам..." пищщал Пед-Пед. Легкий удар мокрой ластой со всей силы по ибалу Пед-Педа, придал его ибалу философски-удивленное выражение и полность выключил звук из его пасти. "Шо ты бля гамнюк сапливый распизделся ? Ты не видишь чмо ибаннае - пацаны атдыхают ?" "Так яж эта...вон там он...мирзавиц...скацццииина...ка мне кааак прыгнул...я иво бааааюююююююсь !" "Ладна пёздын выродок - иди спать в прихожей" - сзжалобился над уебаном Чувак- Чувак - "Но если ешо раз услышу звуки - быть тваиму ачку на ремни пущщеннаму !"
Серый увидив скопление врагов в одном месте решил действовать - такого шанса нельзя было упускать - взял гранатамет, дастал нунчаки одел танкистский шлём, летчикавые ачки и ришил правести на пративника психичиску атаку а за одно и произвести неизгладимое, дажи утюгом "Филипс", впечатление. Резко выпрыгнув из кустов крыжопника, Серый слихка расцарапал сибе сваё балезненное очко в кровь и на налоскуты, и запутался патлатым хвастом в кусте. К его заранее запланираванному крику "Банзай" добавился абсолютно не запланированный вой "Абляяяя".
Троица хряков на секунду замерла...Пед-Пед моментально облегчил свой мочеточник и прямую кишку и начал визжать как сирена в пажарниковой машине. Бык-Бык задумчиво сказал "Ото бля шо за пиздец нах ?"
"В укрытие !" скомандывал Чувак-Чувак, заметив у нежданного гостя в руках оружие. Вся троица бегом метнулась к спасительным дверям жилища. Закрыв за собой дверь Чувак-Чувак риальна сказал "Сцука! Нас жывими невзять!" , "Врагу не здаецца наш гордый варяг..." - задумчива, не то пропел, не то подвел итог, немного нервничающщий от происходящего, Бык-Бык. Гневно пидирастичиским голосом падхватил и Пед-Пед - "Нас ни дааагоняяяят..." за шо палучил армейским сапагом в ибло и притих.
"Ну шо сцуки апущенные - неждали бляди пазорные ? А я вернулся - пиздец вами биконы хуевы...Я павырываю вам ваши оЧки выибу их и скармлю их вамже...Ваши глотки захлебнуцца моей кончиной, вы бля гандоны вспонмите Серого, вы петушары на каленях будете меня умалять ибать и ибать вас...Вам пизда с крылышками от Олвейс" - говорил и наслаждался каждым словом своей речи Серый.
"Ну бля парашники прабитые - диржите оЧки - я иду" - подвел итог Серый, вскинут на плечо гранатамет. Откинув предохранитель он посмотрел в прицел. Палец безвариантно нажал на кнопку пуска...Первое что удивило Серого - это полная беззвучнось выстрела. Второе - то что он не почуствавал отдачи и не увидил вспышки выстрела...Третье, что его больше всего насторожило - наличие полного отсутствия взрыва как такового при поражении цели...
"Педорасы!" - громко выразился Серый в сторону продавцов абсолютно несловянской наружнасти, прадавших иму сей гранатамет. Он понял шо его лоханули как последнего лоховатого лоха. Отступать было некуда. Одна надежда была на нунчаки...С диким криком Серый бросился в сторону бронированной двери за которой находились враги.
"Так эта дык - може его переебать ? А?" спрасил у Чувака-Чувака Бык-Бык. "Его не переибать - его распиздохать нада мля" четко сказал Чувак-Чувак и открыл дверь. Серце Серого ёокнуло когда в 5 метрох от него нарисавалса Чувак-Чувак с винтярой в руках и Бык-Бык са сваей, буть она неладна, битой...
"Нада унасить ноги", делая резкий азворот на 180 градусов подумал Серый. Чтото грохотнуло сзади. В этотже момент пачимуто перестали двигатся конечности и напрочь пропало чуство наличия сзади собственной жопы. Чтото теплое потекло по ногам. "Хочитца надеятся что я просто усрался" с надеждой подумал Серый. Надежда покинула его как и задница оторванная разрывным зарядом из винтовки Чувака-Чувака.
Подбижавший к упавшиму телу Чувак-Чувак хотел было пальнуть еше пару раз, но увидил своего брата бигущего и с интузиазмом размахивающего битой. Позже в найденном, но так и не индентефицированном теле, милиционеры насчитают 34 пулевых атверстия от крупнокалиберной винтовки, и около 2178 дырочек от гвоздей - что и поставило весь Кислопиздовский ОБОП в тупик на века.
Сделав сваё дело, Чувак-Чувак и Бык-Бык вывезли то что раньше было Серым в лесопосадку, прикинули листьями и поехали с чистой душой спать.
(из серии «недеццкие сказки для перешкольного возраста»)
– Так, стопэ! – Нуф-Нуф поднял лапку, призывая братьев помолчать, – фея сказала, что вот эту штуку, – постучал лапкой по железному кругляшу, – нужно прикопать на тропинке к домику, метров за сто. А значит, никуда мы ее перепродавать не будем.
Будучи младшим из братьев и проигрывая им в габаритах, Нуф-Нуф отличался какой-то несвинской тягой к решению любых конфликтов агрессивными методами. Именно он нашел фею, и красочно расписав все невзгоды, которые свалились на него и братьев, уговорил поделиться с ним одной единственной противопехотной миной и объяснить, что нужно сделать для того, чтобы устройство сработало.
Старшие же были более трусоваты и склонны к мирному решению конфликтов, даже если это было не в их пользу. «Тише едешь» – обычно говорил Наф-Наф, «Дальше будешь» – подхватывал Ниф-Ниф. А еще, в некоторых ситуациях, например, после очередного визита волка, отдав ему причитающееся, старшие братья могли хором сказать «Нас ебут, а мы крепчаем». Младший же предпочитал другую интерпретацию: «Все что нас не убивает – делает сильнее».
Мысль Наф-Нафа о том, что мину можно продать, а на вырученные деньги откупиться от волка, подхватил Ниф-Ниф. Но Нуф-Нуф был непреклонен. Как показывала практика, волк обязательно возвращался за «добровольными пожертвованиями на недобровольной основе».
– Страшно же, – говорил Наф-Наф. – А вдруг не сработает. Нам тогда точно хана. Волк нас живьем съест. А так хоть месяц спокойно поживем.
– Так и будем жить от месяца к месяцу, работая на какого-то серого урода? – Нуф-Нуф выдержал паузу, и видя, что никто не стремится спорить, продолжил: – Ты думаешь, мне от феи противопехотная мина запросто так досталась?
Братья канючили и причитали до самого вечера. Ниф-Ниф уговаривал, рассматривал вслух варианты развития событий, которые, по его мнению, как один оборачивались неприятностями. Наф-Наф же давил на жалость, расписывая, на что способен волк, если его ослушаться. Все это только больше злило Нуф-Нуфа, добавляя ему решимости.
– Братцы, мы уже лишились двух домов. Вас это не пугает?
– Так это ты ж ему отказался деньгами платить. Вот он тебе дом и сломал, – возразил Ниф-Ниф. А в моем домике, сказал, что только до весны поживет. А потом опять в лес уйдет. Потому что ему в лесу привычнее.
– Ты сам-то в это веришь?
– Тут потерпеть-то, до весны... – канючил Наф-Наф.
Нуф-Нуф, рисовавший маскировочные полоски вдоль лица, отложил комок грязи в сторону и сказал раздраженно:
– Были б мы не от одной свиноматки, плюнул бы давно. Да жалко ж вас, дурачков.
К вечеру, когда братья смирились с затеей младшего, попутно отметив, что, мол, если вдруг чего пойдет не по плану, они и слыхом не слыхивали о его приготовлениях, Нуф-Нуф обозвал их «хрюшками-пидорюшками», порекомендовал открыть собственный гей-клуб и никого туда не приглашать.
– Ну, брат, это ты лишнего сейчас наговорил, – обиделся Ниф-Ниф.
– Двери можете закрывать на все засовы, – игнорируя упрек старшего брата, ответил Нуф-Нуф, беря мину под мышку и закидывая лопату на плечо. – Как там вы говорите... «Вас ебут, а вы крепчаете...»
И выйдя за дверь, прокричал из темноты:
– Голубая свинка!
– Что, прости? – не понял Наф-Наф, высовывая пятачок сквозь щель почти закрытой двери.
– Название для бара, – ухмыльнулся Нуф-Нуф.
Сделав все, как учила фея, поросенок вернулся к дому и сел на крылечко. Достал кисет и полоску газетной бумаги. Ловко согнул, насыпал махорку на сгиб, завернул в сигарету, облизав газетный обрывок по краю, заклеил. Чиркнув зажигалкой, затянулся и выпустил облачко сизого дыма в ночное небо. До появления волка оставалось совсем немного времени.
Волк вышел из леса как раз тогда, когда Нуф-Нуф затушил окурок о крыльцо. Что-то было явно не так. Обычно шагающий мягко и неслышный до тех пор, пока сам этого не захочет, волк механически грохотал при каждом шаге. А его фигура дополнилась несуразным костюмом с металлическими трубками, железками и проводами, которые нет-нет, да искрили в разных местах.
– Какая ж ты тварь, – волк был облачен в экзоскелет, на который у поросенка не хватило денег во время его визитка к фее. – Какая ж ты сука...
Грохот шагов приближался и в конце концов достиг того места, где младший поросенок прикопал мину. Рвануло. Металлическая конструкция с волком внутри подлетела в воздух, несколько раз перевернулась и шмякнулась оземь. Нуф-Нуф с лопатой наперевес рванул к месту взрыва, чтобы добить волка, если тот еще жив. Но подбегая к месту падения, увидел встающего зверя. С лопатой против экзоскелета было очень мало шансов, но выбора не было. И поросенок ударил.
Полотно звякнуло о железный костюм, черенок вырвался из копытцев, которые вмиг онемели. Волк ударил закованной в железную раму ногой, повалив поросенка на землю. Протянул такую же, обрамленную железом, искрящуюся конечность и схватил Нуф-Нуфа за заднюю лапу. Потянул тельце к себе. Поросенок цеплялся копытцами за траву, дергал ножками, стараясь вырваться, но заканчивающаяся стальными пальцами конечность держала крепко.
***
Средний брат с содроганием наблюдал за тем, что происходило во дворе. Волк, облаченный в механический костюм, ухватил Нуф-Нуфа за заднюю лапу и, описав дергающимся поросячьим телом дугу в воздухе, ударил его об землю. После чего просто отшвырнул куда-то в сторону огорода, граничащего с лесом.
– Нам пиздец, нам пиздец, нам пиздец, – повторял Ниф-Ниф, как заведенный не в силах оторвать взгляд от шагающего в сторону домика монстра.
– А знаешь, – послышалось из-за спины, – младший прав.
Средний брат обернулся на голос и увидел старшего, обмотанного проводами со взрывчаткой.
– Если тебе страшно, можешь спрятаться в кухонном погребе, – сказал Наф-Наф. – А я устал бояться.
– О..откуда...?
– Это? – старший похлопал себя по поясу шахида. – А ты думаешь, Нуф-Нуф единственный хотел решить эту проблему?
Входная дверь содрогнулась от удара.
– Ты... ты... я сваливаю, – сообщил средний и побежал на кухню.
Дверь в этот момент, разлетаясь на щепки, впустила волка внутрь.
– Ах вы суки! – яростно взревел он, бросаясь на Наф-Нафа.
***
Размытое сознание Нуф-Нуфа, лежащего под деревом, едва отмечало, где и что болит. Ибо болело все. Ему казалось, что от удара об землю сломались не только ребра, но и все внутренности спрессовались в одно целое от удара.
– Охуительная отбивная получилась, – пробормотал поросенок и, плюясь кровью, засмеялся собственной шутке. Смеяться тоже было больно.
Раздался треск ломающейся двери. Ну еще бы. Будь экзоскелет у Нуф-Нуфа, волк сейчас валялся бы с отбитыми потрохами вместо него, а не выбивал двери. Но случилось то, что случилось.
Волк что-то заорал, вваливаясь в домик. Поросенок не разобрал, что именно. Но отчетливо услышал крик старшего брата.
– Аллахакбар! – провизжал тот.
И яркая вспышка разорвала домик изнутри, с неимоверным грохотом разбрасывая вокруг камни, доски, стекло.
***
Превозмогая боль, поросенок отползал в лес, в спасительную темноту. Выжить он не надеялся. Просто не хотел, чтобы его видели таким, в прямом смысле слова, разбитым. Откуда-то из леса уже доносилась песенка пожарной команды: «Тили-бом, тили-бом, загорелся свинский дом...»
***
– Понимаешь ли... – фея доглодала свиное ребрышко и отбросила его в сторону, – не то что бы я придерживаюсь какой-то особой диеты. По сути, жру все подряд. Но в основном, яблочки, морковку. Всю вот эту вегетарианскую муть, от которой особенно-то жирка на зиму и не запасешься. А тут вдруг подумалось мне, что время от времени стоит себя побаловать чем-то.
– Ну ты и зверюга, – без тени удивления или испуга сказал Карлсон, облизывая жирные пальцы. – Малыш с тебя шокировался бы. Он так сильно животных любит. С собакой своей сутки напролет. На мысли о суициде даже и не отвлекается уже...
Фея слушала и кивала, не отрываясь от мяса. А Карлсон, как это постоянно с ним случалось, ударился в воспоминания:
- Я как вспомню, как первый раз его увидел, мама дорогая! Сидит на подоконнике, ножки свесил и глазки грустные такие. Почуяло мое сердце что-то неладное. Подлетаю, говорю, мол, дай присяду рядышком. А его даже не удивило, что я с моторчиком. Окончательная стадия, понимаешь? Он бы прыгнул, если бы не я. Я его развлекал, как мог, пока ему собаку не купили. Но зато теперь малыш счастлив.
– А тебя, я так понимаю, в воображаемые друзья записали?
– Ну да. Но это не потому что я появляться там перестал. Нет, ты не подумай, не потому что собака. С собакой-то мы как раз общий язык нашли. Собака меня любит. К Малышу наведываться не хочу, потому что домомучительница там эта, Фрёкен-мать-её-за-ногу-Бок. Её никто терпеть не может. Даже собака. В тапки ж ей неспроста надудолила!?
– Собака – друг человека, – изрекла фея с набитым ртом.
– Чо, правда? – изумился Карлсон. – Не знал. А Фрёкен Бок ее веником, представляешь?
– Не любит, значит, собака эту вашу Фрёкен Бок?
– Да кто ее вообще любит! Собака эта, уж на что маленькая, а рычит на нее. Понимает, что домомучительница – коварное существо. Ну ты представляешь, я с мотором, – Карлсон запустил пропеллер в подтверждение своих слов, – и не рычит. А она без мотора и на нее рычит.
– Ну, тут... – фея прожевала кусок, – либо собака не друг, либо Бок не человек. О, кстати!
Фея отложила очередной кусок свинины, вытерла руки о край платья и, вытащив из-под стола автомат Калашникова, протянула его Карлсону.
– Ежели она человек, то после первой очереди понятно будет.
– Ух ты, красотища-то какая! – восхитился Карлсон, принимая из рук феи оружие, но осекся: – Погоди-погоди, а если не человек, то тогда что?
– Оборотень, нежить, умертвие, призрак, человек Икс. Что угодно.
– Брррр, – изобразил омерзение человек с мотором. – Чего с меня?
– Я, в принципе, Золушке его отдать планировала. Но там, чую, совершенно другой замес будет. А что касаемо цены... – Фея помолчала, собираясь с мыслями, а затем продолжила: – Когда-то, может быть, такой день никогда не придет, я попрошу тебя о какой-нибудь услуге, но до этого дня прими этот калаш как подарок, в день... В этот замечательный осенний день.
(c)VampiRUS