Крокус… 22.03.2024
Дмитрий Кравченко - Слово поэта
Дмитрий Кравченко - Слово поэта
Знакомство начинается с «Привет».
Прощание же тянется годами.
Как жаль, что увлекательный сюжет
Написан кем угодно, но не нами.
Совсем не с теми связывает нить.
Влюбляемся «в квадрате», любим «в кубе».
Вот почему так сложно отпустить
Того, кто нас нисколечко не любит.
Как дети причитаем: «Не отдам».
На прошлое не можем насмотреться.
Букет крапивы бьет нам по рукам,
И лужа мстит и прыгает по сердцу.
Мы мучаемся ночи напролет,
И все равно кто прав, кто виновата.
Но перед тем, как человек уйдет,
Так принято, что попрощаться надо.
И пожелав счастливого пути,
Спокойно, словно диктор на вокзале,
Нам нужно развернуться и уйти,
Надеясь, что теперь-то отвязали.
ВК: https://vk.com/alex_fourth
Telegram: t.me/alexfourth44
Почему они такие заунывные, Евтушенко, Рождественский, Какая то Майя, Ахматова?
Зачему свои стишата читать или гнусаво или с наддрывом. Евтушенко вычёркиваем из этого траурного списка, но женщины...
Их что, война покороёбила, или в США резко захотелось?
Рисую тебя на облачном небе,
На озере диком в хвойном лесу.
Рисую тебя росинкой на стебле,
Я рисую тебя в холодном снегу
Рисую сквозь пальцы,
Сквозь дым и песок.
Деревья танцуют лукавые вальсы
Рисую водой, что даст мне глоток:
Рисую оазисом в мертвой пустыне,
Рисую небрежно, почти второпях.
Рисую, пока мой ум не остынет.
Рисую цветочком в знойных степях.
Я рисую тебя как картины Дали,
Полуденной стужей или пасмурным днем,
Рисую тебя, когда даже вдали
Весь мир погружается в агонический дрём.
Рисую под свисты снарядов, что падают наземь,
Рисую под свист соловьиных семей.
Рисую, когда для себя же опасен,
Рисую под шум океанов, морей
Так пишут картины из красок души
Мазок за мазком–очертание лица
Так пишут поэты в природной глуши,
Я говорила , что люблю.
Стихов под сотню накропала.
И песни даже родились,
но мне написанного мало.
Ведь если Муз всего один,
причём надолго,навечно даже.
То с вдохновением беда:
не трогают души пейзажи.
...Ни песни, ни куплета,
ни строки.
Муз есть.Прекрасен.
Но не пишутся стихи!)))
Сейчас, видимо, самое время ставить памятники. Именно так называемым писателям, именно вот юмористам-сатирикам. Вот Жванецкому поставили в Ростове-на-Дону, аж губернатор открывать приезжал. В Москве доску торжественно открыли на доме, где он жил. Непотопляемый Швыдкой приезжал...
Говорят — дата, 90 лет со дня рождения, это ж человек- эпоха. Эпоха...
А вот пулемётчику и советскому поэту Семёну Гудзенко - нет памятника. Этот тот самый, который «нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели...». Нет памятников и артиллеристу и поэту Сергею Викулову. Поэту и разведчику Павлу Когану, погибшего в 1942 году. Поэту и стрелку пулемётной роты Николаю Майорову, погибшего в том же 1942-м. Поэту и командиру миномётного взвода Михаилу Кульчицкому, погибшему в 1943 году - тоже нет.
Или вот - поэт, майор Красной армии Павел Шубин. Сегодня как раз 110 лет со дня его рождения. Не повод? Или они уже не эпоха?
Ну ладно, губернаторы со Швыдкими. Но ведь и мы забываем. Суета. Да и юмора же столько вокруг, мемосиков и видосиков, и все надо же посмотреть... И обсудить же еще надо, что там исчезло из магазинов и почему, например, яйца (или что там еще?) недавно подорожали. Как так? И ведь сколько обсуждали, сколько яиц «выели»...
Собственно, о чем я? Да о ней, о памяти. Не о памятниках.
Майор Красной армии поэт Павел Шубин.
Полмига
Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить;
Прижаться к земле и в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить ее, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,
Чтоб стало в нем пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
...Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
Павел Шубин. 3 августа 1943, юго-восточнее Мги
Сергей Орлов — поэт и танкист
Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля –
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков.
На рыжих скатах тучи спят,
Метелицы метут,
Грома тяжелые гремят,
Ветра разбег берут.
Давным-давно окончен бой...
Руками всех друзей
Положен парень в шар земной,
Как будто в мавзолей...
Сергей Орлов, 1944
Пулеметчик и поэт Семен Гудзенко
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним
идет охота.
Будь проклят
сорок первый год —
ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.
Семен Гудзенко, 1942
Аллея поросшей осенней концовки
Закрытая снегом забыта людьми.
В аллее непрошеный гость позади.
Та странная тень фигуры придатки.
Не видно лица но знаком силуэт,
Как-будто бы друг но и враг непонятный.
Смешалось всë вместе может быть бред.
Пропала фигура, пропали следы.
А может быть чудо, и я чудават.
Рассудком поехал и шагом назад.
Покинув аллею я взглядом махнул.
Опять я жалею что тебя не вернул.
Эти розы что завянут.
Этот мир что ловит тлен.
Как же мы не понимали,
Что так трудно встать с колен.
Садят нас с рожденья низко.
Мол высот не потянуть.
Ставят рядом с нами миску
И ошейник что как жгут.
Тянет, душит, держит сильно
Не уйти так далеко.
Сразу стало пахнуть псиной
Скалить зубы разве зло?
Потопили всех щенят.
Весь наш выводок утоп.
Что мы сделали не так?
Где тут смысл где тут толк?
Просто низшее сословие.
Челядь, бедный, простачок.
Невозможно жить на воле
Ты не лев а так щенок.