Портрет с натуры (миниатюра)
Автор Волченко П.Н.
Жанр у произведения не совсем понятный, но, теоретически, приближен к мистике, поэтому публикую в этой группе.
Портрет с натуры
«За что они так со мной? Почему?» - то и дело повторял он в мыслях, но понимание не шло к нему, не приходило. Одни лишь обрывки мыслей, лоскуты воспоминаний, окрашенные багрянцем боли, - ничего вразумительного, и вопросы возвращались вновь: «За что? Почему? За что?». И так до бесконечности.
Путь был долгий, а может быть ему просто казалось, что долгий. Дорога бесконечной змеей вилась вверх, в гору, и босые ноги не хотели ступать по ней, они отказывались чувствовать острый жар прожаренного солнцем песка, они устали, они больше не хотели оставлять красных следов на желтых песчинках. Но его подталкивал, давил вперед и вниз тяжелый крест, его тянул вверх по дороге взрезающий кожу волосяной аркан на шее и он шел, переставлял ноги, и в голове одни и те же вопросы.
Усталость… Уже ничего не осталось, даже вопросов, только усталость и даже боль не так страшна, как эта усталость.
Пришли, дернули сильно и резко, - в жаркий песок всем телом и тяжестью вдоль спины крест. Теперь все, теперь можно отдыхать, уже в который раз можно отдыхать и проклинать, но не хочется ни того и ни другого. Закрыть глаза, дышать, отдать безвольное свое тело им всем, и пусть делают что хотят.
Перевернули, одну руку в сторону, вверх, туго, до чего туго перетягивают петлями веревок, жмут к занозистому кресту, другую руку… Удар, один за одним и тело воет, тело кричит, а в голове ничего, даже отзвука от мыслей не осталось, только воет долго и протяжно дикое А-А-А-А. И так, пока не вгонят гвозди в запястья – боль.
«Это не со мной, не со мной» - где то кричит подсознание, оно еще пытается трепыхаться, оно еще живет. Крест поднимают, ставят медленно и скрипуче, он толчками, словно тупой нож в непокорную плоть, входит глубоко в яму – стоит.
Тело – струна, тело натянуто, оно не хочет боли, оно стоит пока есть силы на тонкой жердочке внизу, оно не хочет срываться и рвать пронзенные гвоздями руки. И только нет сил, чтобы поднять голову, но надо, он знает, что надо, он помнит, что надо…
В сторону, из последних сил, в сторону и вверх, туда, где чужие стоны, - они. Их двое: один, подальше, лысый с жарким солнечным бликом на круглой потной голове– не тот, другой. Другой – тот, что с перебитым носом, с бородой и усами, длинными волосами – венок, острые переплетения длинных шипов. Глаза в белое жаркое небо, к белому жаркому солнцу и губы, сухие, вспоротые черными трещинами губы, шепчут неслышно и слезы, застывшие в высохших глазах. Он, - это он.
Ноги срываются, и мысль гаснет в черно-кровавом мраке боли и сиплого вскрика… Тьма… Мрак… Освобождение…
Он открыл глаза, тихо застонал, посмотрел на руки – кровят стигматы. Глупо, пусто и глупо. И больно. Губы сухие, измученные, стопы будто истертые до костей, обожженные. Опять уснул в кресле. Встать, тяжелым шагом прочь, туда, где его крест, - к холсту. Рука находит кисть, палитра с другой стороны, холст натянут на подрамник: набросок, подмалевок – все готово: безжалостное, прокаленное белизной небо, черное дерево креста позади, и лицо, портрет с натуры, икона Иисуса Христа в профиль…