ШАТУН-2

История вторая: СОН В ЗИМНЮЮ НОЧЬ


Первая история здесь: https://pikabu.ru/story/shatun_6461076


«...давным-давно на одну деревню напали жестокие враги. Сельчане укрылись в горных пещерах. И заблудились в бесконечных подземных переходах. Враг давно ушёл, а сельчане блуждали и блуждали в полной темноте, не в силах найти выход... Пока не научились видеть в непроглядном мраке и не стали меняться. Они потеряли человеческий облик, зато приобрели сверхчеловеческие силы и знания. Отныне разбрелись они по всему миру. Прячутся они в тёмных местах и подземельях, пугают людей и питаются страхами. Иногда дарят знания и способности обычным смертным, но всегда требуют взамен жертву, подобно злым богам. Ночь – их время, а в новолуние, когда над миром простирается непроглядный мрак, сила их становится безмерной».

Из архива ОРКА, пересказ дакийской легенды, I век до н. э.

I


Если вы считаете, что у вас проблемы, поскольку вы не сдали экзамен с первого раза, или вас выгнали с работы, или вы вовремя не оплатили кредит и вас достают коллекторы, или начальство вконец оборзело, – то знайте: это не проблемы, а мелкие неприятности. Настоящие проблемы – это когда вы объявлены во всероссийский розыск за убийство трёх человек (двоих ровесников и престарелой опекунши), совершённое с особой жестокостью, вы в бегах в обществе полусумасшедшего наркомана и – страшно сказать – настоящего манкурта, и за вами охотятся люди со сверхъестественными способностями.


И никого не волнует, что ты не виноват, ну, или почти не виноват, да и тётка на самом деле вовсе не тётка; всем наплевать, потому что для всех ты – отмороженный маньяк. Вот это я называю настоящими проблемами.


Станислав Шанин по прозвищу «Шатун» намекнул, что Ромку и Артёма убил именно я – под воздействием ментального паразита, который искажает восприятие и сводит с ума. Как ни странно, я по этому поводу особо не переживал, хотя ожидал, что буду переживать: никаких угрызений совести, ужаса, ночных кошмаров и прочих беспокойств в том же роде испытывать мне не пришлось. И Ромка с Артёмом ни разу не приснились, как можно было бы ожидать. С одной стороны, я понимал, что во всём виноват ментальный паразит, а не я. С другой, уж слишком много событий навалилось за последние дни, мои сенсорные каналы, если можно так выразиться, оказались переполненными, было не до переживаний и самокопания. Мой родной город, где всё и случилось, остался далеко за кормой. И возвращаться туда я не собирался.


Скорее всего, реакция наступит в будущем, кто знает. Лучше бы не наступала, конечно, – что сделано, то сделано. Всё уже в прошлом.


Между тем событий и впечатлений в моей жизни меньше не становилось. Мы с Шаниным (и манкуртом Геной, но он не в счёт) были кем-то вроде дальнобойщиков, только вместо фуры у нас имелся микроавтобус «Мерседес сплинтер». Жили, ели, спали мы в машине и всё ехали, ехали на восток, от города к городу, по бесконечным просторам нашей необъятной страны. В Екатеринбурге меня пронесло от несвежего пирожка, в Тюмени я чуть не вывихнул ногу, когда спрыгнул с кузова грузовика, – помогал владельцу СТО разгрузить машину. За эту услугу владелец СТО почти бесплатно «переобул» наш автобус.


Возле Новосибирска у нас «полетел» бензонасос, и Шанину пришлось добираться до магазина автозапчастей и обратно на попутках. А мы с манкуртом сидели тихо в нашем автобусе, не привлекая ненужного внимания.


В Кемерово наша компания не попала. Ехали по объездной дороге – дальше, на восток, постепенно забирая к северу, почти вдоль реки Обь, в сторону Центрального Сибирского заповедника.


– Получается, раньше в Сибирь ссылали за убийства и разные преступления, а мы туда едем сами? – спросил я, глядя, как за окном мелькают деревья. С каждым днём их становилось всё больше.


– Есть разница, – хмыкнул Шанин. – Мы не просто в сибирскую тайгу едем, мы едем к друзьям в гости. Там спрячемся до весны. К тому времени тебя, глядишь, объявят без вести пропавшим. А если не объявят, пыла у полиции явно поуменьшится. И у людей нашего Великого Пана, кем бы он ни был.


Я задумался.


– Слушай, а если инсценировать мою смерть? Чтоб поиски прекратили? Я в одной книге читал.


– У Марка Твена, что ли? – догадался Шанин. Он потянулся к приборной панели и включил печку: в кабине похолодало. – Сейчас двадцать первый век, кровь поросёнка за свою не выдашь. На то есть экспертиза. Без тела тебя мёртвым не признают. А тела не подделать, если у тебя нет запасного, ха-ха!..


Я не ответил, но продолжать думать. Идея интересная, можно ведь что-нибудь сообразить! Если меня признают мёртвым, розыск прекратят, и мне не придётся дёргаться при виде человека в форме. Родственников у меня нет, пьяница-отец не считается, ему по барабану, жив я или сдох давно.


Считанные разы мы ночевали в придорожных гостиницах. Больше в самой машине, в которой две раскладные койки, походная плита, запас жрачки, спальные мешки и шанинская химическая минилаборатория в большущем чемодане. С помощью этой лаборатории он готовил специальный раствор для Гены, чтобы обновлять его ткани. И какую-то дурь для себя, чтобы впрыскивать себе в ноздри и балдеть. Шанин когда-то здорово утеплил машину, нигде ничего не дует, внутри тепло даже в морозные ночи. Ещё у нас была крохотная керамическая чудо-печь, которая согревает небольшие помещения и работает только на одной свечке или спиртовке.


За две недели стирку мы устроили лишь один раз – как и подобает брутальным вонючим мужикам. Стирались в речке солнечным днём с помощью стиральной доски. Полезная оказалась штука, я и не подозревал, что на ней стирать куда легче и приятнее, чем просто на руках. Мы перестирали всё, что только можно, высушили на ветвях деревьев, прямо на пожухлой траве и поскорей свалили, пока нами всерьёз не заинтересовались жители ближайшей деревни.


То, что мы практически не бывали в городах, встречающихся на пути, меня устраивало. Меньше риска, что кто-нибудь не в меру глазастый опознает. Шанин, похихикивая, предложил замаскировать меня под девчонку. Я отказался, естественно. Ограничился тем, что надел очки-пустышки, со стёклами без диоптрий, и начал отращивать волосы.


Стражей ПДД мы не страшились. Где-то в конце сентября нас остановили гаишники на трассе – у нас перегорела одна фара, а мы и не заметили. Шанин остановился, смирно дождался, пока гаишник до нас дотопает, а когда тот подошёл, с ходу брызнул ему из баллончика своим фирменным зельем «Послушный сын».


Гаишник начал было ругаться, но умолк на полуслове. Вид у него был бестолковый, как у склерозника, который забыл, о чем хотел поговорить. Шанин, как джедай Оби Ван Кеноби, «подсказал» гаишнику, что тот только что получил денежку, чтобы погасшая фара не сильно печалила стражей дорог. Гаишник, довольный, отвалил.


Я наблюдал за этим спектаклем с отвисшей челюстью. На моих глазах случилось то, о чём мечтает каждый владелец авто.


– А почему ты не сказал, чтобы он просто пошёл на х..? – полюбопытствовал я.


– Потому что у него есть напарник, – ответил Шанин, засовывая баллончик обратно в карман, – который удивится, куда это пошёл его приятель. А сейчас напарник будет думать, что они слупили бабло с очередных лохов. Раскошеливаться придётся тому, кто понюхал «Послушного сына». Он даже не поймёт, что в кошельке у него денег не прибавилось.


– С этим «Послушным сыном» можно мир завоевать!


– Действует на одного человека только один раз, – остудил Шанин моё воображение.


– Этого хватит, если действовать с головой, – пробормотал я.


Между тем холодало всё больше, часто шли ледяные дожди, а ветер пронизывал до костей. Чувствовалось приближение долгой в этих краях зимы. Мы купили тёплую одежду, причём Шанин честно заплатил продавцу магазина, хотя и мог бы снова воспользоваться «Послушным сыном».


Станислав вообще меня удивлял. Странный он был человек, даже если не принимать в расчёт ту дурь, которую он использовал. Он мало разговаривал; если ни о чём не спрашивать, то молчал целыми часами, крутя баранку и таращась на бесконечное полотно дороги. Во время «привалов» часто сидел со скрещёнными ногами и полузакрытыми глазами. Медитировал? Торчал от дури? И то, и другое? Я не знал, а спрашивать побаивался. Всё-таки я полностью от него зависел, он спас меня от огромных проблем. А ведь я ему практически никто. Не хотелось портить с ним отношений навязчивыми вопросами.


От скуки и безделья (ни нормального собеседника, ни телика, ни интернета) я завёл дневник. У Тамары читал книгу об искусстве конспектирования, где описывались принципы сокращений: до одних согласных, до одного значка, до первых двух слогов длинного слова; с помощью этой книги я натренировался так сокращать текст, что описание целого дня занимало у меня минуты три или чуть больше.


Я записал в общую тетрадь всё, что произошло со мной с того момента, как мы с Ромкой и Артёмом вошли в заброшенную общагу Химпоселка. Когда добрался до описания того, как Тамара заперла меня в комнате, вспомнилось кое-что важное.


– Стас, что такое кёро?


Мне почудилось, или Шанин слегка вздрогнул? Скорее всего почудилось, дорога была неровная, мы то и дело подскакивали на ухабах.


– Как ты сказал?


– Кёро.


– Понятия не имею. А где ты слышал это слово?


Взгляд, который он бросил на меня, был абсолютно искренний и открытый, как у младенца.


– От Тамары. Она сказала кому-то по телефону, когда заперла меня, что, если я впаду в кёро, она не сможет меня удержать.


– Возможно, она так называла побочные эффекты от ментального паразита. Если б ты начал психовать, у неё силёнок не хватило бы тебя удержать.


Я поджал губы. Ответ меня не устраивал. Тут подразумевалось что-то совсем другое.


– Интересно, зачем я всё же понадобился этим Жутким? Я же обычный человек, верно? У меня нет никаких способностей.


Шанин пожал плечами.


– А вдруг у тебя редкая группа крови, из которой можно приготовить супермощное зелье? А?


Он захохотал. А я подумал, что Жуткие узнали обо мне больше года назад, когда, собственно, объявилась Тамара и оформила надо мной опеку по приказу неведомого Великого Пана. Играла она роль прекрасно, но что-то в ней меня всегда отталкивало. Из-за этого я старался поменьше бывать дома и побольше шариться по заброшкам.


– А что за друзья у тебя? К которым мы едем? – сменил я тему.


– Когда-то они спасли меня от смерти, приютили, веселили, хотя мне было не до веселья, – охотно разоткровенничался Шанин. – Это маленькое племя в тайге, вроде эвенкийской родоплеменной общины. Только про них мало кто знает... Они Жуткие.


Я подскочил.


– Как???


– Они на светлой стороне, мой юный падавант, – фыркнул Шанин. – Умеют отводить глаза, маскироваться покруче ниндзь каких-нибудь, находить общий язык с животными. Особенно с медведями. Они вроде радикальных староверов с паранормальными способностями. Их вера запрещает менять природу под себя, строить города, заводы, вырубать лес. Этакие Жуткие экологи. Люди-Беры. На зиму они ложатся в самую настоящую спячку с помощью специальных зелий, которые замедляют метаболизм в десятки раз.


– И мы заляжем в спячку с ними? – со страхом спросил я.


– Ага! Круто же! Лёг спать, проснулся – весна на дворе! Я уже впадал в спячку вместе с ними в племенной берлоге. Но я зимой выходил из берлоги пару раз, уезжал по делам. Поэтому меня и прозвали Шатуном.


II


В стрёмной полузаброшенной деревушке Пёстрый Яр в глубине сибирской тайги мы оставили машину и большую часть пожитков у молчаливого похмельного мужика по имени Леонид, потому что дальше никакой вездеход не проедет. Леонид и Шанин были знакомы, но особо ни о чём не разговаривали. Леонид не задал ни одного лишнего вопроса, молча запер микроавтобус в деревянном гараже и выжидательно уставился на нас слезящимися глазками на одутловатом лице. Шанин заверил меня, что Лёня – человек верный, и за наше имущество волноваться нет причин. Я ещё подумал, что Шанин как-то закодировал его с помощью своих алхимических зелий, сделанных по рецептам Жутких преступников.


Было бы классно, подумал я ещё, если б Шанин закодировал Леонида не только на верность, но и на трезвость. Уж очень от Лёни несло перегаром. Как, бывало, от бати...


Манкурта Гену Шанин погрузил в анабиоз и уложил в запертой машине. Тело Гены закоченело, ни дыхания, ни сердцебиения – на вид труп трупом. У меня мелькнула неприятная мысль, что мы сами, видимо, будем выглядеть не лучше, чем он, во время спячки.


В крохотном окошке дома Леонида мелькали лица женщины и детей, но никто во двор так и не вышел. А Шанин и не подумал заходить в гости. Мы заполнили два огромных рюкзака кучей жратвы, двухместной палаткой, спальными мешками, одной сменой одежды и минимумом посуды. У Леонида Шанин взял флягу непонятно с чем и две деревянные чаши, покрытые глазурью.


Идти нам предстояло около девяносто километров по тайге. Когда я узнал об этом, то, ясное дело, не обрадовался.


– Лучше б взяли манкурта! – проворчал я. – Тащил бы шмотки!


– Я не могу здесь готовить раствор для него, – спокойно ответил Шанин, взваливая походный рюкзак на спину. – А если он здесь окончательно сломается? Я не хочу терять Гену, он мне как родной! Пусть лучше полежит в анабиозе.


– Не протухнет?


– Качественно приготовленный манкурт никогда не протухнет. Я поменял большую часть его внутренних органов на специальные протезы. Так что он, считай, не совсем зомби, а полуголем.


– Что за голем?


– То есть Густава Майринка ты не читал, Валера? Жуткие умеют делать аналог роботов. Из органики и неорганики. И оживлять алхимическим образом. Их ещё называют буратинками.


В общем и целом наш поход по осенней тайге продлился три с половиной дня. Это бесконечное шествие по сырому дёрну, слежавшимся ветвям, листве и иголкам, лазание через буреломы, овраги и заросли молодой поросли – всё это путешествие запомнилось мне надолго. Вымотался я не описать как, особенно в первый день. Когда с заходом солнца поставили палатку и наскоро перекусили холодной закуской, я отрубился мёртвым сном. Закрыл глаза, открыл – уже утро, а тело ломит, и спина не сгибается.


Шанин со своей бородой и длинными волосами, в куртке и штанах цвета хаки, с рюкзаком за спиной, на фоне тайги смотрелся удивительно органично. Настоящий сибиряк в естественной среде обитания. Шагал он неутомимо и уверенно, даже на компас не смотрел. И GPS-навигатором не пользовался.


На второй день у меня открылось второе дыхание, хотя ноги одеревенели. На вторую ночь опустился необычайно густой туман. Когда я вылез из палатки отлить, было такое впечатление, будто провалился в вату. Утром от морозца деревья и землю прихватило белыми кружевами инея.


Несмотря на трудности похода, промозглый холод, вечно мёрзнущие и отваливающиеся ноги, мошкару, которая вылезала неизвестно откуда, стоило появиться солнцу, я понимал, что вокруг просто нереально прекрасная природа. Суровая, мрачная, бескрайняя тайга, пожелтевшие по осени лиственницы, зелёные ели, могучие кедры и сосны, до головокружения свежий воздух с ароматом хвои, чистейшие ручьи, мхи и бороды лишайников...


Весь третий день шёл несильный, но упорный и надоедливый дождь. Мы накинули поверх курток непромокаемые плащи с капюшонами и тащились по хлюпающему дёрну, осторожно перешагивая через корни и поваленные стволы.


– А нельзя было залечь в спячку в каком-нибудь городе? – пропыхтел я. Изо рта вырывался пар. – Сняли бы хату на три месяца, и – баиньки?


– Зелье для зимней спячки могут готовить только Беры. Даже мне они не раскрыли рецепт.


– Ещё друзья называются!


– Друзья, – подтвердил Шанин, не реагируя на мой язвительный тон. – Я за них жопу порву.


Я не стал рисковать и интересоваться, кому именно он порвёт жопу: себе или кому-то ещё. И как это поможет Берам. Вместо этого сменил тему:


– Ты говорил, что Жуткие редко кооперируются. Кроме этих Беров, Заблудших и Детей-из-Мрака. Кто они такие?


– Детей-из-тьмы, – поправил Шанин. – Понимаешь, Валера, эволюция всегда создаёт несколько вариантов любой вещи и смотрит, какая лучше. Лучше приспособленных к условиям жизни оставляет, остальных – в топку. В эпоху неолита – это каменный век, доисторический период – по земле бродило много человеческих видов. Не рас, не национальностей. Видов. Все люди сейчас, как бы ни отличались друг от друга, принадлежат к одному виду.


– Хомо сапиенс, знаю, – блеснул я знаниями.


– А были ещё неандертальцы, сильные, но туповатые, хабилисы – умелые... Так, по крайней мере, утверждает наука. Наши прямые предки пережили всех. Но ортодоксальная наука не в курсе, что выжила ещё одна ветвь человечества – они не были сильными или умными. Но они были первыми Жуткими. Из-за какой-то генетической мутации у них проявились способности, которые мы сейчас называем сверхъестественными. Они научились ими пользоваться, создавать магические артефакты. Из-за постоянных войн они ушли в подземелья и там миллионы лет совершенствовали навыки. То есть они пошли по совершенно иной линии эволюции. Представляешь, какие они в наше время? У нас в ОРКА они имели самый высокий уровень опасности для человечества – класс А.


Рассказ меня впечатлил. Шанин, когда хотел, был красноречив, как диктор новостей. Я попытался представить те первобытные времена, но в голове вертелся дурацкий мультик про дикарей. Флинстоуны? Кажется, да.


– Как они выглядят-то?


– Неизвестно. Но вряд ли они красавчики.


– И почему они за миллионы лет нас не покорили, если владели типа магией? Чего они хотят?


– Этого тоже никто не знает. Мы не в состоянии понять их мотивы. Могу сказать, что ничего для нас хорошего они не хотят. Все легенды и сказки о нежити, домовых, бугименах, кровожадных духах лесов и рек, злых языческих богах – всё это проявление их деятельности на протяжении тысяч лет. А что касается Детей-из-Тьмы, то это тайное общество Жутких убийц под эгидой Заблудших. В ОРКА мы Жуткими такого уровня не занимались. Это была прерогатива другого засекреченного отдела. Такого засекреченного, что даже «орки» о нём ничего не знают.


Темнело, а дождь и не собирался закругляться. В лесу зловеще заухала сова. Или филин, чёрт их разберёт. Под деревьями сгустилась чернильная темнота. Если долго смотреть в эту темноту, начнёт мерещиться, что там шевелятся тени...


– Стас... – понизив голос, сказал я. – А если мы их встретим, что тогда? Если они такие могущественные, у нас и шансов-то нет.


Одной рукой Шанин придерживал лямку рюкзака. Другой залез в карман, достал флакончик с дурью и впрыснул себе в ноздри.


– Весной мы возьмём Схрон! – жизнерадостно сообщил он. – Там оружие найдётся!


Я не стал ему говорить, что Схрон вряд ли так уж легко «взять», к тому же, если у ОРКА в их хранилище, Схроне, есть подходящее оружие, отчего ж они не расправились со всеми Заблудшими? Также сомнения вызывала стратегия Шанина: не приступать к активным действиям, не бороться с Жуткими, а залечь в натуральную спячку. Только страх перед полицией заставил меня придержать язык за зубами. Глядишь, к весне про меня маленько забудут, и гулять по городам будет не так страшно. В любом случае, время покажет...


Когда мы наконец-то установили палатку и приготовились отдыхать, Шанин по своему обыкновению достал из рюкзака и поставил на пол палатки небольшую баночку с притёртой крышкой. Баночку заполняла розоватая жидкость, в которой плавал пухлый, как сосиска, червяк размером с большой палец руки взрослого человека, похожий на исполинскую тихоходку (я видел их на канале ВВС и на картинках в учебнике биологии). Его кольчатое тельце обхватывала корзинка из тончайших золотых нитей. Корзинка была подвешена на золотой проволочке, которая пронизывала крышку и выходила наружу, прикреплённая к крохотному колокольчику.


Это был Индикатор Жутких. Нарисуйся вблизи Жуткий, Индикатор задёргается в корзинке, и колокольчик зазвонит хрустальным звоном. Когда-то таких червячков вырастил один Жуткий для совсем других целей. Потом «орки» схватили Жуткого, а червячков забрали. В сущности, именно благодаря Индикатору Шанин в своё время убедился, что я не Жуткий.


Рядом с Индикатором Шанин положил многогранный голубоватый кристал размером с утиное яйцо. В глубине кристалла виднелся сероватый шарик, из шарика наружу выходила металлическая трубка с кольцом на конце, похожим на чеку гранаты.


– Единственная штука, которая может остановить Заблудших – эта бомба из ангельского стекла, – поведал мне Шанин. – Её минус в том, что она одноразового действия. Как и все, впрочем, бомбы... И на людей поблизости может плохо повлиять. Кроме травм от осколков вызывает сбои в проводимости синапсов вегетативной нервной системы. То есть может вызвать спонтанную остановку сердца, например, или дыхательного центра. Разработка спецотдела, которую я успел урвать до того, как свалил из ОРКА. Она на крайний случай. Не хотелось бы её применять.


На другой день мы увидели на ветвях засохшего кедра висевшие на верёвках длинные свёртки из плотной выцветшей ткани. Свёртков было штук десять. Я потыкал пальцем нижний. Ткань была твёрдая, жёсткая, пропитанная каким-то маслянистым веществом.


– Что это за хрень?


– Воздушное захоронение Беров, – безмятежно сообщил Шанин. – Они так хоронят своих умерших. В земле хоронить для них зазорно, потому что земля принадлежит хтоническим божествам и духам, а они все состоят на службе Зла.


Я отскочил от дерева и вытер палец о штаны.


– Вот, бл..! Там мертвецы, что ли?


– Ага. Здесь граница их владений. Дальше идём медленно и осторожно.


Я притих. На душе было неспокойно. Мало того, что эти Беры – Жуткие и хоронят своих на деревьях, так мне с ними спать всю зиму! Вот влип, так влип!


Ближе к обеду, когда я нечаянно споткнулся о корень, торчащий из чёрной земли, над головой свистнуло и раздался глухой удар о ствол дерева. Я глянул – длиннющая стрела глубоко погрузилась в кору на высоте метров двух.


Я инстинктивно присел, чуть не потеряв равновесие из-за тяжёлого рюкзака. Шанин остановился и посмотрел на Индикатор. Червяк был спокоен.


– Это самострелы, – сказал Шанин.


Он смело шагнул вперёд, раздвинул ветки куста неподалёку и показал мне укреплённый на деревянном столбе, врытом в землю, арбалет. Споткнувшись, я дёрнул за верёвку, которая спустила натянутую тетиву.


– Это предупреждающий выстрел.


– Откуда ты знаешь? – прошипел я.


– Мы ведь живы? – Шанин бросил на меня удивлённый взгляд. Мол, что за дурацкий вопрос.


Он не спеша снял рюкзак, вытащил из него флягу Леонида и две деревянные чаши. Поставил чаши прямо на землю. Налил из фляги тягучую янтарного цвета массу. Мёд!


– На сегодня хватит, – сказал Шанин, засунув флягу на место. – Пошли назад, отдохнём.


Мы отошли шагов на сто и установили палатку возле едва заметной тропы.


– Что это было? – шёпотом спросил я. – Типа подношения?


– Ага. Только так их можно убедить, что мы друзья. Две чаши от двух посетителей.


Я шмыгнул носом. От постоянных холодов и сырости у меня из носа постоянно текло.


– А они тебя не узнают, что ли?


– Жуткие способны менять обличья, забыл? Вдруг я их враг с личиной друга?


– Как у них всё сложно, – пробормотал я.


Шанин не ответил. Уселся на поваленное дерево и уставился в чащу. Медитирует, догадался я.


Пока совсем не стемнело, я принялся заполнять дневник. Позже мы развели маленький костёр из найденных сухих веток, разогрели консервы и вскипятили воду в крохотном чайнике. Несмотря на дожди и сырость, питьевую воду в тайге следует экономить. Хорошо хоть, что сейчас не лето, и жажда особо не мучает.


После скромного ужина мы завалились в спальные мешки в палатке. Тело у меня зудело и чесалось от грязи и пота. Надеюсь, у беров есть где помыться. За эти три дня я даже толком не умывался. А зубы вообще не чистил...


Утром я проснулся от тихого звона Индикатора. Не успел продрать глаза, как Шанин уже выхватил пистолет. Мы расстегнули входной клапан и вылезли из палатки.


Я охнул и отшатнулся. Вокруг палатки молча и неподвижно стояли люди в меховых парках – человек восемь. И – фантасмагорическое зрелище! – три гигантских бурых медведя, которые так же молча и неподвижно стояли бок о бок с людьми.


– О! – обрадовался Шанин. – Наше медовое подношение было принято! Знакомься, Валера, это мои друзья – Беры! Люди-медведи!


«Я так и понял», – подумалось мне. Но вслух я, понятное дело, ничего не сказал.


Продолжение в комментариях

CreepyStory

10.6K постов35.7K подписчика

Добавить пост

Правила сообщества

1.За оскорбления авторов, токсичные комменты, провоцирование на травлю ТСов - бан.

2. Уважаемые авторы, размещая текст в постах, пожалуйста, делите его на абзацы. Размещение текста в комментариях - не более трех комментов. Не забывайте указывать ссылки на предыдущие и последующие части ваших произведений.  Пишите "Продолжение следует" в конце постов, если вы публикуете повесть, книгу, или длинный рассказ.

3. Посты с ютубканалов о педофилах будут перенесены в общую ленту. 

4 Нетематические посты подлежат переносу в общую ленту.

5. Неинформативные посты, содержащие видео без текста озвученного рассказа, будут вынесены из сообщества в общую ленту, исключение - для анимации и короткометражек.

6. Прямая реклама ютуб каналов, занимающихся озвучкой страшных историй, с призывом подписаться, продвинуть канал, будут вынесены из сообщества в общую ленту.

27
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

№3


Километрах в пяти от деревни, сразу за рекой, начинались невысокие горы, сплошь поросшие лесом. В одном из склонов Беры устроили себе берлогу на всю деревню – глубокую пещеру со специальной системой вентиляции. Племя Сонгок-Лу впадало в спячку всегда в этой пещере. У других племён были отдельные берлоги – либо пещеры вроде нашей, либо яма в земле, устланная брёвнами и закрытая сверху навесом. Берлоги, как ни странно, отапливались печами в виде вырытых рядом с берлогой колодцев с поддувалом, выходящим в саму пещеру. Печи топились торфом, и следить за ними полагалось дежурным, которые дежурили сутки через месяц. Дежурные будили друг друга по очереди. Мы с Шаниным, как гости, от необходимости бдеть возле печи целые сутки были освобождены, и нам предстояло продрыхнуть месяцев пять без перерыва.


За неделю до спячки мы перестали есть мясо и орехи, перешли на кашу с мерзким вкусом лекарства. Эта каша напрочь отбивала аппетит, переваривалась очень долго, так что ели мы раз в день, не чаще. Мы стали спать по двенадцать часов в сутки, да и оставшееся время постоянно клевали носом. Вскоре каша-зелье должна была ввергнуть нас в многомесячный сон, похожий на смерть...


За день до спячки Шанин, Сонгок-Лу и я сидели возле костра на «площади». Денёк выдался ясный, на земле лежал хрусткий снег полуметровой толщины, близился вечер, и заходящее солнце окрасило западный небосвод в золотисто-кровавые цвета. Мне вспомнилась Синильга. Пойти, что ли, к ней? Просто повидаться перед зимним анабиозом?


Я встал. Шанин и старик не отреагировали. Сидели с закрытыми глазами и слегка покачивались взад-вперёд. Я прошмыгнул к шатру Синильги, чувствуя, что тело с трудом отзывается на сигналы мозга. Сонное состояние не покидало меня уже неделю, окружающий мир воспринимался как-то неважно, словно я тяжело заболел.


Синильга сидела в шатре, заплетала косички сестрёнке и – плакала. Я не сразу заметил, что по её щекам текут слезы и она изо всех сил сдерживается от всхлипов.


– Ты чего? – Я так поразился, что на какое-то время взбодрился.


Она торопливо вытерла слёзы, дёрнула головой.


– Он хочет отдать Ухтан!


– Кто хочет отдать? Кому хочет отдать?


– Сонгок-Лу! – Синильга замолкла, потом решительно сказала: – Он хочет очистить племя от мулли, поэтому отдаёт их тому, кто приходит раз в год и требует жертву!


На меня накатило раздражение.


– «Тому, кто приходит...», «он», «ему»!.. – передразнил я. – Ты можешь ясно сказать, кому Сонгок-Лу отдаёт мулли? Кто приходит раз в год и требует жертву? Дух медведя, что ли?


Ухтан смотрела на меня испуганно и выжидательно. Похоже, она не совсем понимала, о чём речь. Может, не понимала по-русски. Синильга поёжилась, как от холода.


– Заблудший!.. – прошептала она. – Вот уже несколько лет примерно в это время к нам приходит Заблудший!


V


– Стой-стой! – сказал я. Проклятая магическая каша не позволяла голове работать на прежних скоростях, и я стал страшным тугодумом. – Сюда приходит Заблудший?


Синильга кивнула. На её заплаканном личике появилось выражение надежды.


– Да! Сегодня последний день, он обязательно придёт. Сонгок-Лу сказал: прощайся с Ухтан!..


– Чёрт! – сказал я. Вообще, я сказал не совсем это, но смысл от этого не поменяется. – Так! Подожди здесь!


Я выскочил из шатра. Вернее, мне почудилось, что я выскочил; на самом деле двигался как черепаха. Или ленивец из «Зверополиса». Я рассказал о нашем разговоре Шанину в присутствии шамана. Дурацкий поступок, ведь если Сонгок-Лу имеет какие-то отношения с Заблудшими, то лучше скрыть от него, что мы что-то об этом знаем. Но сонное зелье делало своё недоброе дело – соображал я из рук вон плохо.


Шанин повернулся к шаману.


– Так вот о каком духе ты говорил, Сонгок-Лу! – произнёс он спокойно. – Ты заключил договор с Заблудшими!


Шаман ничуть не смутился. Пробормотал:


– Всем хорошо... Заблудшие нас не трогают, мы избавляемся от мулли...


– Ты договорился с самим дьяволом, – заключил Шанин. – Или даже хуже. Когда он придёт?


К нам подошёл Такулча – толстогубый парень со скверным характером. Он держал чашу со знакомой дёгтеподобной массой.


– Скоро, Шатун, – отозвался Сонгок-Лу. Он принял из рук Такулчи чашу и подал Шанину. – На, выпей. Вам страшиться нечего. Вы хоть и мулли, но не из нашего племени.


Стас бросил на него пронзительный взгляд, но чашу принял и выпил.


– Так когда это «скоро»? – спросил он. – Если Заблудший один, у меня есть кое-что для его встречи. Я с ним справлюсь и избавлю вас от того, чтобы жертвовать кем-то.


При этих словах его свободная рука как бы невзначай скользнула к карману меховой парки. Я вспомнил кристаллическую бомбу, которую показывал мне Шанин на пути сюда.


Несмотря на действие зелья, я чувствовал волнение и что-то вроде страха. Уж слишком я был наслышан о чудовищных Заблудших. А тут, как снег на голову, на нас обрушилась новость, что одно из этих существ бродит где-то рядом. Больше не буду гулять один по лесу!


– Я признателен тебе, Шатун, за предложение, но твоя помощь нам не нужна. Заблудшие никогда не бывают одни, и ты это прекрасно знаешь.


– Как пацаны с соседнего района, – проворчал я под нос. – Они тоже толпой ходят. Ссыкуны.


Мне никто не ответил. Возможно, потому что не расслышал – уж очень тихо я говорил.


До меня вдруг дошло, что вокруг стало удивительно тихо. Ни голосов, ни треска веток в лесу, ни карканья вездесущих ворон. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, небо синело, темнело, на нём высыпали первые звёзды. Внезапно заурчал медведь, отиравшийся поблизости, и, вскидывая толстый зад, побежал прочь из деревни.


– Он уже здесь! – сказал Такулча – не со страхом, а с каким-то злобным торжеством.


На меня напал мандраж. Шанин посмотрел в сторону, противоположную той, куда свалил медведь, и с ожесточением потёр лицо ладонью. Я запалил факел в костре и развернулся в том же направлении.


Под деревьями, в сероватом полумраке стояла высокая фигура в лохмотьях. Слишком высокая для нормального человека и тем более Бера – выше двух метров. Она плавно, словно и не передвигая ногами под лохмотьями, двинулась прямо к нам.


Я стоял и не мог шелохнуться. В животе болезненно сжалось, сердце стучало быстро и слабо, будто боялось привлечь нежелательное внимание. Меня захлестнул ужас и овладел полностью.


Голова Заблудшего под капюшоном была чёрная, но сначала я увидел лицо – мёртвое, высохшее лицо с дырами вместо глаз и рта. Не сразу дошло, что мёртвая кожа была содрана с человека и натянута на Заблудшего, как маска, чтобы скрыть его истинный облик. Не с воздушного ли кладбища взял это лицо-маску Заблудший? Не следует ли из этого, что настоящее лицо монстра ещё ужаснее, чем этот жуткий маскарад?


Остановившись в трёх-четырёх метрах от костра, Заблудший проговорил фразу на неведомом языке. Судя по звучанию, это не был язык Беров. Шаман, тем не менее, его понял и отдал команду. Через минуту связанных Ухтан и Аранкона вывели на площадь. Где-то вдали раздался крик Синильги и увещевающие голоса Беров.


Шанин встал, доставая из кармана кристаллическую бомбу. Постоял словно бы в недоумении. И упал навзничь. При падении задел ногой чашу с наркотическим дёгтем, и чёрная жидкость разлилась под утоптанному снегу.


– Ты меня опоил, сволочь! – прохрипел он.

раскрыть ветку (1)
46
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

№4


– Прости, Шатун, но перед такой силой мы не властны, – сказал Такулча. – Я знал, что ты попытаешься помешать жертвоприношению. – И он низко поклонился Заблудшему. Шаман тоже согнулся в поклоне.


Такулча ехидно улыбался, полагая, видимо, что на него никто не смотрит. Я перевёл взор с него на Заблудшего. Огромный, в рваном плаще и отвратительной маске, он выглядел кошмарно, как воплощение смерти, но для современного человека, пересмотревшего кучу фильмов ужасов, это всё фигня. Конечно, Заблудший был настоящий, а не киношный, однако страх меня частично покинул. Меня точно что-то толкнуло – то ли упрямство, то ли дурость. А, может быть, ухмылочка Такулчи, он-то мне не понравился с первого встречи.


Не успев сообразить, что делаю, я подскочил к чудовищу и ударил его горящим факелом. Я даже не испугался собственному поступку, потому что Заблудший загорелся, как просмолённое чучело Масленицы.


Кто-то громко завопил. Это был Такулча. Шаман застыл в шоке, Шанин пытался подняться на ноги.


Горящий Заблудший попёр прямо на меня. Приклеенное лицо сгорело, как картон, под ним я разглядел пустое деревянное лицо с трубками, похожими на замёрзшие кишки, и блестящими камушками. И без признаков глаз, рта и носа.


Я не в силах был убежать. Просто стоял, как баран, и смотрел, как он идёт на меня. Неожиданно раздался звонкий удар и следом за ним – короткий вскрик. В тот же миг Заблудший повалился и уже догорал бесформенной кучей.


Оказалось, Шанину удалось-таки встать и огреть Такулчу по голове поленом. Такулча вырубился, и одновременно с ним «вырубился» и Заблудший.


– Это не Заблудший, – тяжело дыша сказал Шанин. – Это обыкновенный голем. А этот мудак, Такулча, им управлял.


VI


Вечерок выдался суматошным. За последние несколько лет с помощью голема, которого Беры не могли распознать – не обладали они такими способностями, – Такулча, как истинный фашист, проводил евгенические опыты по очистке популяции от мулли. Таким образом он уничтожил десяток маглов, а у них были, между прочим, любящие родители, братья и сёстры. И все они терпели, пока считали, что за жертвами приходит настоящий Заблудший, но когда узнали, что это происки одного из них...


Для начала его как следует отдубасили (женщины с криками царапали лицо, мужчины пинали молча и сосредоточенно), перепало даже шаману Сонгок-Лу, который попытался было вступиться за ученика. Вспомнили, видно, как шаман радовался, что Заблудший забирает мулли. Потом Такулчу выгнали из племени, предварительно поставив клеймо раскаленным стальным стержнем прямо на лицо. С этим клеймом его не примут ни в каком племени.


Меня покоробила эта вакханалия праведного гнева, хотя понять их было можно. Такулча ещё дёшево отделался – его могли бы отдать на растерзание медведям или отрезать по кусочку, пока не издохнет. Собственно, в одиночестве у него мало шансов выжить в зимней тайге. Если только он не выйдет в цивилизованные края, но без документов и денег, не понимая, как выживать в условиях города, он там тоже недолго проживёт на свободе. В крайнем случае, станет вором, с его-то умением отводить глаза... Но Шанин мне шепнул, что вряд ли Бер пойдёт в города. Не такой это народ.


После изгнания Беры ещё долго не могли успокоиться. Одна старушка заявила, что она сама мулли, но благополучно родила троих настоящих Беров, которые отлично владеют медвежьей магией. Я подумал, что, значит, не в генах дело. Уничтожая мулли, популяцию не застрахуешь от рождения новых мулли.


Сонгок-Лу клялся, что не знал о махинациях Такулчи, и, судя по шокированному выражению лица, он не врал. Однако не все в племени ему поверили. Так что по весне у Беров должны быть перевыборы на пост шамана-знахаря.


– А Такулча нас не перережет, пока мы дрыхнем в спячке? – поинтересовался я у Шанина.


– Нас будут охранять, не бойся. Дежурные за печью, они же охранники.


Он посмотрел на Ухтан и Аранкона, которые осторожно гладили медведя под присмотром Синильги.


– В любом обществе есть другие, отверженные, – тихо сказал он. – Но не бесполезные.


На следующий день, с самого утра, Беры разобрали шатры-яранги и погрузили на сани, запряжённые теми же медведями. К обеду мы добрались до пещеры-берлоги, в глубине которой даже в самые лютые морозы и без печи температура не опускается ниже -50С. Вечером шаман провёл ритуал камлания, мы все наелись каши-зелья, и нас с Шаниным в первую очередь укутали в коконы из войлока из каких-то приятно пахнущих трав. Мы лежали на деревянных «кроватях» в темноте пещеры, а снаружи, мы знали по разговорам Беров, валил удивительно густой снег, который завалил всю тайгу до горизонта.


Меня клонило в сон, и я уже ни о чём не беспокоился. Отстранённо подумал: видны ли стоянки Беров со спутников? Если да, то почему обычные люди о них ничего не знают? Или свои люди – Жуткие – есть и в правительствах разных стран, люди, которые держат массы в неведении? Чуть позже подумал о том, каково это – спать несколько месяцев? Похудею ли я, как медведь после спячки? Я и без того худой, вообще скелетом стану, наверное. Хотя Шанин мне объяснял, что спячка Беров – вроде анабиоза, метаболизм почти останавливается, температура падает, сердце едва бьётся, а дыхание не отслеживается.


– Спокойной ночи, Валера, – сказал Шанин. Он лежал рядом в таком же коконе, только нос наружу. – Впереди самая долгий в твоей жизни сон в зимнюю ночь.


У меня слипались глаза. Я через силу усмехнулся. И отозвался:


– Спокойной ночи.

33
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

№1


III


Шанин и Беры заговорили на каком-то грубоватом языке, в котором согласных было гораздо больше, чем гласных, а из гласных в основном звучали только «о» и «у». Я не отрывал глаз от медведей, стоявших в паре шагов от меня, но всё же заметил, что Беры не слишком приветливы со старым другом. Особенно недовольным и даже надменным казался паренёк чуть старше меня со смуглым азиатским лицом и толстыми губами. Капюшон парки он откинул назад, чёрные волосы заплетены в косички, и в них вплетены разноцветные побрякушки, как у индейцев в вестернах. В нашем районе ему за этот прикид хорошенько накостыляли бы. Он разговаривал с Шаниным так, что не нужно было знать языка, чтобы понять: этот таёжный гей-гопник явно наезжает и выставляет какие-то претензии.


Поначалу Шанин отвечал ему спокойно, но вскоре вышел из себя и разразился трёхэтажными матюгами на русском. Медведи глухо заворчали, и у меня сердце провалилось в живот, а желудок, наоборот, подскочил к горлу.


Тут Беры – среди них не было ни одной женщины – как по команде посторонились, пропуская вперёд старикашку, всего увешанными на вид серебряными побрякушками и с посохом, как у Гэндальфа. На посохе тоже позвякивали побрякушки.


– Это Шатун, – сказал он на чистейшем русском языке. И не стариковским голосом, а глубоким баритоном. – Не сомневайтесь. Никто так не матерится как он.


Они с Шаниным обнялись, и ситуация сразу переменилась. Все заулыбались нам, даже толстогубый задира. Медведи развернулись и беззвучно скрылись в кустах. У меня сразу отлегло от сердца.


Беры повели нас по тропинке мимо того места, где самострел сделал предупредительный выстрел. Позже я узнал, что таких самострелов и ловушек здесь пруд пруди.


По дороге я видел, как несколько из наших попутчиков свернуло в лес и растворилось среди деревьев. Они именно растворились, как бесплотные тени! Я старался особо не вертеть головой, страшновато было делать резкие движения, медведи-то шарятся где-то рядом, но разок собственными глазами увидел, как неприметный куст вдруг превратился в человека, сидевшего на корточках. Человек тут же выпрямился и без единого звука скрылся за стволами деревьев. Вспомнилось, как Шанин говорил, что Беры умеют отводить глаза. Выглядело это обалденно, как в кино, только по-настоящему.


Через четверть часа ходьбы по тропе я заметил пацана лет двенадцати, который при виде нас неумело спрятался за дерево.


– Я его увидел! – радостно заорал я. И заткнулся в испуге.


Толстогубый абориген что-то злобно зашипел. Не на меня – на пацана. Тот вышел из-за дерева с пришибленным видом и поспешил ретироваться.


Деревня Беров открылась нашим взорам внезапно. Мы вышли на пологую полянку, которую окаймлял внизу ручей; на полянке в живописном беспорядке выстроились шатры (вигвамы? яранги?) из шкур (оленьих?) – штук пятнадцать всего, не больше. Шатры были метра два в высоту, круглые, как врытые в землю огромные бурые мячи. И ни малейших признаков нормальных домов. А значит, нет бани...


– Вот, блин, у них не помоешься, – сказал я Шанину негромко. – Я от грязи с ума сойду!


Полянка с деревней с одной стороны прилегала к невысокому холму, скорее, к земляному валу, густо поросшему хвойными деревьями. Среди шатров-яранг суетились женщины и детишки. Странно, но среди Беров были личности не только с азиатской внешностью, но и с вызывающе европейской. Кое у кого глаза были голубыми, и зелёными, и светло-карими, с европеоидным разрезом.


Женщины что-то варганили в котелках, подвешенных над открытым огнём. Охренеть – каменный век!


Нас привели на «городскую площадь» – свободное от очагов и шатров место с брёвнами вместо скамеек вокруг кострища. Здесь была проведена церемония знакомства. Я узнал, что старика зовут Сонгок-Лу, и он местный шаман-знахарь; вредного толстогубика звать Такулча, и он ученик шамана, юный падавант местного разлива. Щегла, который неумело прятался за деревьями, зовут Аранкон, и он братишка Такулчи.


Имена остальных встретивших нас бойцов в памяти не задержались. Я подумал, что надо бы все имена записать потихоньку, чтобы выучить. А то можно попасть в неловкое положение.


По словам Сонгок-Лу, эта деревня не единственная, где живут Беры. На востоке, севере и западе кочевали ещё деревушки вроде этой.


Иногда в деревню заходили медведи, которые здесь были вместо домашних животных. Беры каким-то телепатическим образом общались с ними, и медведи приходили и уходили, подчиняясь неслышным командам. Детишки лазали на косолапых и катались на них, будто те были смирными пони, и матери по этому поводу ничуть не беспокоились. За полдня, проведённые в деревне, мне встретилась только одна маленькая девочка лет десяти с большими голубыми глазами, в меховой курточке, которая явно боялась и избегала медведей.


Вечером Беры организовали в нашу честь что-то вроде пира. Вся деревня чуть ли не в полном составе – человек тридцать, не считая совсем маленьких детишек, – собралась на «площади». Языки костра взметались выше верхушек деревьев. Мы ели из деревянных тарелок прямо руками (так как столовые приборы не предусматривались) варёное мясо непонятного происхождения, приправленное душистыми травами, обваренными в кипятке и политыми солёным соусом, и обжаренными кедровыми орехами. Ещё в меню была каша, довольно приличная на вкус. Я так и не понял, из какой крупы её сварили, но в ней попадались толчёные орехи. И было много жареной и копчёной рыбы.


Набив живот (я надеялся, что меня не пронесёт, как в Ёбурге), мы с Шаниным развалились на принесённых женщинами шкурах. Мне принесли чашку с травяным настоем – на вкус почти как чересчур душистый чай со вкусовыми добавками, а Шанин с шаманом и взрослыми мужиками пили какую-то густую бурду, похожую на дёготь, и курили длинную трубку по очереди. Не знаю, была ли это трубка мира или ещё что, но все они здорово окосели. Хотя, возможно, это от бурды.


Мне ни бурду, ни трубку попробовать Шанин не дал.


– Он ещё несовершеннолетний, – сообщил он Берам.


Я хотел высказаться по этому поводу, но меня перебил Сонгок-Лу, спросив что-то у Шанина на своём языке. Шанин мотнул головой и не ответил, а остальные громко заржали, хитро поглядывая на меня. Вся эта пантомима мне не то чтобы понравилась. Сонгок-Лу громко скомандовал женщинам, которые уже разошлись по шатрам. Не прошло и минуты, как из темноты возникла местная девчонка с чашкой в руках, улыбнулась мне и под сдерживаемое хихиканье мужиков-Беров уверенно села со мной рядом.


Она подала чашку с дегтярным пойлом, не говоря ни слова и продолжая улыбаться. Я напрягся, не понимая, что к чему. Но чашку взял и назло Шанину отпил глоток. Пойло было горькое и противное, с сильным запахом лекарства. Как и следовало ожидать, через несколько секунд перед глазами слегка поплыли и костёр, и Беры в меховых куртках, и расслабленно-отстранённый Шанин, и освещённые огнём деревья на заднем фоне, и шатры.


Я посмотрел прямо на девчонку, стараясь сфокусировать взгляд. Моего примерно возраста или на годик-другой старше. Миловидное лицо, большие глаза. Вроде голубые, в полумраке не разглядеть. Носик прямой и тонкий, на щеках ямочки. Тёмно-каштановые волосы заплетены в множество тонких косичек с цветными ленточками (интересно, откуда Беры берут эти вещи?). Её бы одеть в современные шмотки...


Я нацелился отпить пойла ещё, но девчонка беспардонно отобрала чашку, отложила её в сторону и потянула меня куда-то. Хихиканье со стороны аборигенов усилилось. Я взглянул на Шанина – он улыбался и едва заметно кивал. Глаза мутные, физиономия благостная. Обдолбался опять наш Шатун...


– Иди-иди, – сказал он, – не бойся, она тебя не укусит. Разве что чуть-чуть... Ха!


Мне было шестнадцать лет, но слабоумием я не страдал. Догадался, что к чему. Удивляло, что всё это делается так демонстративно и на виду у народа. Вероятно, я ошибался, и меня ожидало совсем не то, о чём я думал, чёрт разберёт этих Беров с их замашками, но Шанин спокоен, так что беспокоиться нечего.


Девчонка вела меня за руку в темноте между яранг, которые высились справа и слева чёрными пятнами, пальцы у неё были мягкие, но сильные. Мы остановились у крайнего шатра, за ним шумел лес. Подскочила маленькая девочка, которая боялась медведей. Моя проводница погладила её по голове и отослала куда-то.


– Моя сестрёнка Ухтан! – сообщила она. Говорила она тоже без акцента, но что-то в произношении и интонации выдавало, что русский язык не её родной.


Где-то в темноте за шатром заворчал медведь. Девчонка прикрикнула на него, и косолапый заткнулся. Она откинула полог, пропустив меня внутрь. Я шагнул вперёд и очутился в освещённой свечами симпатичной единственной «комнате», сплошь завешенной разноцветными войлочными коврами. Прямо напротив входа стоял низенький столик с деревянной посудой, левее располагалась низкая деревянная же кровать под балдахином из марли (от комаров, надо полагать), справа топилась обычная печка-буржуйка и стояла деревянная лохань, больше похожая на короткую и широкую бочку. Над лоханью в красноватом свете свечей вился пар; после «улицы» здесь было жарко и влажно.


– Как тебя зовут? – полюбопытствовала девчонка.


– Валера, – сглотнув, сказал я.


– Что значит это имя?


– Не знаю... Ничего не значит. Просто имя...


Когда-то давно мачеха Инга, заинтересовавшись значением имён, просветила нас с отцом, что моё имя значит то ли «здоровый», то ли просто пожелание здоровья. Мне не захотелось объяснять все эти тонкости аборигенке с неаборигенской внешностью.


– Так не бывает, – сказала она. – Всё в мире что-то значит. Меня зовут Синильга. Это значит «снег». Я родилась зимой, во время спячки. Моей маме не пришлось спать той зимой.


– Представляю, – пробормотал я.

показать ответы
12
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

Крайне интересно.

Единственное что я настоятельно прошу автора ориентироваться не на рейтинг, а на подписчиков и нашу цепочку призываемых - почему-то многие с удовольствием читают произведения, но не ставят плюсы.

раскрыть ветку (1)
32
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

хорошо) только тогда встречная просьба: во время призыва отмечайте хотя бы иногда, если можно, важность лайков, поскольку на Пикабу от этого зависит слишком многое. даже возможность дальнейшей публикации. я бы так не парился насчет рейтинга, если б эта "кармическая" система не являлась основополагающей на этом сайте :)

показать ответы
33
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

№1


III


Шанин и Беры заговорили на каком-то грубоватом языке, в котором согласных было гораздо больше, чем гласных, а из гласных в основном звучали только «о» и «у». Я не отрывал глаз от медведей, стоявших в паре шагов от меня, но всё же заметил, что Беры не слишком приветливы со старым другом. Особенно недовольным и даже надменным казался паренёк чуть старше меня со смуглым азиатским лицом и толстыми губами. Капюшон парки он откинул назад, чёрные волосы заплетены в косички, и в них вплетены разноцветные побрякушки, как у индейцев в вестернах. В нашем районе ему за этот прикид хорошенько накостыляли бы. Он разговаривал с Шаниным так, что не нужно было знать языка, чтобы понять: этот таёжный гей-гопник явно наезжает и выставляет какие-то претензии.


Поначалу Шанин отвечал ему спокойно, но вскоре вышел из себя и разразился трёхэтажными матюгами на русском. Медведи глухо заворчали, и у меня сердце провалилось в живот, а желудок, наоборот, подскочил к горлу.


Тут Беры – среди них не было ни одной женщины – как по команде посторонились, пропуская вперёд старикашку, всего увешанными на вид серебряными побрякушками и с посохом, как у Гэндальфа. На посохе тоже позвякивали побрякушки.


– Это Шатун, – сказал он на чистейшем русском языке. И не стариковским голосом, а глубоким баритоном. – Не сомневайтесь. Никто так не матерится как он.


Они с Шаниным обнялись, и ситуация сразу переменилась. Все заулыбались нам, даже толстогубый задира. Медведи развернулись и беззвучно скрылись в кустах. У меня сразу отлегло от сердца.


Беры повели нас по тропинке мимо того места, где самострел сделал предупредительный выстрел. Позже я узнал, что таких самострелов и ловушек здесь пруд пруди.


По дороге я видел, как несколько из наших попутчиков свернуло в лес и растворилось среди деревьев. Они именно растворились, как бесплотные тени! Я старался особо не вертеть головой, страшновато было делать резкие движения, медведи-то шарятся где-то рядом, но разок собственными глазами увидел, как неприметный куст вдруг превратился в человека, сидевшего на корточках. Человек тут же выпрямился и без единого звука скрылся за стволами деревьев. Вспомнилось, как Шанин говорил, что Беры умеют отводить глаза. Выглядело это обалденно, как в кино, только по-настоящему.


Через четверть часа ходьбы по тропе я заметил пацана лет двенадцати, который при виде нас неумело спрятался за дерево.


– Я его увидел! – радостно заорал я. И заткнулся в испуге.


Толстогубый абориген что-то злобно зашипел. Не на меня – на пацана. Тот вышел из-за дерева с пришибленным видом и поспешил ретироваться.


Деревня Беров открылась нашим взорам внезапно. Мы вышли на пологую полянку, которую окаймлял внизу ручей; на полянке в живописном беспорядке выстроились шатры (вигвамы? яранги?) из шкур (оленьих?) – штук пятнадцать всего, не больше. Шатры были метра два в высоту, круглые, как врытые в землю огромные бурые мячи. И ни малейших признаков нормальных домов. А значит, нет бани...


– Вот, блин, у них не помоешься, – сказал я Шанину негромко. – Я от грязи с ума сойду!


Полянка с деревней с одной стороны прилегала к невысокому холму, скорее, к земляному валу, густо поросшему хвойными деревьями. Среди шатров-яранг суетились женщины и детишки. Странно, но среди Беров были личности не только с азиатской внешностью, но и с вызывающе европейской. Кое у кого глаза были голубыми, и зелёными, и светло-карими, с европеоидным разрезом.


Женщины что-то варганили в котелках, подвешенных над открытым огнём. Охренеть – каменный век!


Нас привели на «городскую площадь» – свободное от очагов и шатров место с брёвнами вместо скамеек вокруг кострища. Здесь была проведена церемония знакомства. Я узнал, что старика зовут Сонгок-Лу, и он местный шаман-знахарь; вредного толстогубика звать Такулча, и он ученик шамана, юный падавант местного разлива. Щегла, который неумело прятался за деревьями, зовут Аранкон, и он братишка Такулчи.


Имена остальных встретивших нас бойцов в памяти не задержались. Я подумал, что надо бы все имена записать потихоньку, чтобы выучить. А то можно попасть в неловкое положение.


По словам Сонгок-Лу, эта деревня не единственная, где живут Беры. На востоке, севере и западе кочевали ещё деревушки вроде этой.


Иногда в деревню заходили медведи, которые здесь были вместо домашних животных. Беры каким-то телепатическим образом общались с ними, и медведи приходили и уходили, подчиняясь неслышным командам. Детишки лазали на косолапых и катались на них, будто те были смирными пони, и матери по этому поводу ничуть не беспокоились. За полдня, проведённые в деревне, мне встретилась только одна маленькая девочка лет десяти с большими голубыми глазами, в меховой курточке, которая явно боялась и избегала медведей.


Вечером Беры организовали в нашу честь что-то вроде пира. Вся деревня чуть ли не в полном составе – человек тридцать, не считая совсем маленьких детишек, – собралась на «площади». Языки костра взметались выше верхушек деревьев. Мы ели из деревянных тарелок прямо руками (так как столовые приборы не предусматривались) варёное мясо непонятного происхождения, приправленное душистыми травами, обваренными в кипятке и политыми солёным соусом, и обжаренными кедровыми орехами. Ещё в меню была каша, довольно приличная на вкус. Я так и не понял, из какой крупы её сварили, но в ней попадались толчёные орехи. И было много жареной и копчёной рыбы.


Набив живот (я надеялся, что меня не пронесёт, как в Ёбурге), мы с Шаниным развалились на принесённых женщинами шкурах. Мне принесли чашку с травяным настоем – на вкус почти как чересчур душистый чай со вкусовыми добавками, а Шанин с шаманом и взрослыми мужиками пили какую-то густую бурду, похожую на дёготь, и курили длинную трубку по очереди. Не знаю, была ли это трубка мира или ещё что, но все они здорово окосели. Хотя, возможно, это от бурды.


Мне ни бурду, ни трубку попробовать Шанин не дал.


– Он ещё несовершеннолетний, – сообщил он Берам.


Я хотел высказаться по этому поводу, но меня перебил Сонгок-Лу, спросив что-то у Шанина на своём языке. Шанин мотнул головой и не ответил, а остальные громко заржали, хитро поглядывая на меня. Вся эта пантомима мне не то чтобы понравилась. Сонгок-Лу громко скомандовал женщинам, которые уже разошлись по шатрам. Не прошло и минуты, как из темноты возникла местная девчонка с чашкой в руках, улыбнулась мне и под сдерживаемое хихиканье мужиков-Беров уверенно села со мной рядом.


Она подала чашку с дегтярным пойлом, не говоря ни слова и продолжая улыбаться. Я напрягся, не понимая, что к чему. Но чашку взял и назло Шанину отпил глоток. Пойло было горькое и противное, с сильным запахом лекарства. Как и следовало ожидать, через несколько секунд перед глазами слегка поплыли и костёр, и Беры в меховых куртках, и расслабленно-отстранённый Шанин, и освещённые огнём деревья на заднем фоне, и шатры.


Я посмотрел прямо на девчонку, стараясь сфокусировать взгляд. Моего примерно возраста или на годик-другой старше. Миловидное лицо, большие глаза. Вроде голубые, в полумраке не разглядеть. Носик прямой и тонкий, на щеках ямочки. Тёмно-каштановые волосы заплетены в множество тонких косичек с цветными ленточками (интересно, откуда Беры берут эти вещи?). Её бы одеть в современные шмотки...


Я нацелился отпить пойла ещё, но девчонка беспардонно отобрала чашку, отложила её в сторону и потянула меня куда-то. Хихиканье со стороны аборигенов усилилось. Я взглянул на Шанина – он улыбался и едва заметно кивал. Глаза мутные, физиономия благостная. Обдолбался опять наш Шатун...


– Иди-иди, – сказал он, – не бойся, она тебя не укусит. Разве что чуть-чуть... Ха!


Мне было шестнадцать лет, но слабоумием я не страдал. Догадался, что к чему. Удивляло, что всё это делается так демонстративно и на виду у народа. Вероятно, я ошибался, и меня ожидало совсем не то, о чём я думал, чёрт разберёт этих Беров с их замашками, но Шанин спокоен, так что беспокоиться нечего.


Девчонка вела меня за руку в темноте между яранг, которые высились справа и слева чёрными пятнами, пальцы у неё были мягкие, но сильные. Мы остановились у крайнего шатра, за ним шумел лес. Подскочила маленькая девочка, которая боялась медведей. Моя проводница погладила её по голове и отослала куда-то.


– Моя сестрёнка Ухтан! – сообщила она. Говорила она тоже без акцента, но что-то в произношении и интонации выдавало, что русский язык не её родной.


Где-то в темноте за шатром заворчал медведь. Девчонка прикрикнула на него, и косолапый заткнулся. Она откинула полог, пропустив меня внутрь. Я шагнул вперёд и очутился в освещённой свечами симпатичной единственной «комнате», сплошь завешенной разноцветными войлочными коврами. Прямо напротив входа стоял низенький столик с деревянной посудой, левее располагалась низкая деревянная же кровать под балдахином из марли (от комаров, надо полагать), справа топилась обычная печка-буржуйка и стояла деревянная лохань, больше похожая на короткую и широкую бочку. Над лоханью в красноватом свете свечей вился пар; после «улицы» здесь было жарко и влажно.


– Как тебя зовут? – полюбопытствовала девчонка.


– Валера, – сглотнув, сказал я.


– Что значит это имя?


– Не знаю... Ничего не значит. Просто имя...


Когда-то давно мачеха Инга, заинтересовавшись значением имён, просветила нас с отцом, что моё имя значит то ли «здоровый», то ли просто пожелание здоровья. Мне не захотелось объяснять все эти тонкости аборигенке с неаборигенской внешностью.


– Так не бывает, – сказала она. – Всё в мире что-то значит. Меня зовут Синильга. Это значит «снег». Я родилась зимой, во время спячки. Моей маме не пришлось спать той зимой.


– Представляю, – пробормотал я.

раскрыть ветку (1)
31
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

№2


– Я слышала, ты хотел помыться, – без перехода заявила Синильга. – Ты сказал Шатуну, когда вы пришли сегодня в нашу деревню.


Я промямлил что-то невразумительное. Значит, она приготовила мне ванную... Интересно, она меня и мыть будет? Что же делать, блин? В свои шестнадцать я безнадёжно отстал от некоторых ровесников, которые, если выражаться по книжному, «познали таинство плотской любви». Я вот как-то не познал. Целоваться целовался, руки распускал весьма сильно, а вот до таинства так и не добрался. Не довелось. Хотя был близок.


А вдруг она ждёт от меня конкретных действий? И если я буду тормозить, пошлёт на три весёлых буквы? А, возможно, наоборот, она не ждёт никаких действий, и мыть гостя – это для Беров такой же ритуал, как для некоторых народов мытьё мужских ног женщинами? То есть без сексуального подтекста?


Пока я стоял, как столб, и мучительно раскидывал мозгами, Синильга уверенно и деловито скинула парку и потрогала воду пальцем. Под паркой на ней обнаружилась длинная жёлтая рубаха до колен, расшитая абстрактными узорами, и просторные штанишки. Несмотря на широкую рубаху, я разглядел, что фигура у неё что надо...


– Раздевайся! – скомандовала она. – Сюда никто не зайдёт. – Пауза. – До утра.


Никогда в жизни моё лицо так не горело, как тем вечером. Она же вроде не проститутка, вдруг тут подвох? Жениться заставит? И мне придётся до старости жить в шатрах из шкур, якшаться с медведями, а когда я умру, моё тело подвесят на дереве?


Но природный пофигизм плюс действие пойла сделали своё чёрное дело. Я мысленно махнул рукой – ладно, была не была! Сочту всё это безобразие за прикольное приключение, о котором будет приятно вспомнить в будущем.


С помощью Синильги я быстро разделся догола. Она не особо смотрела на моё дрищеватое тело – сама выскочила из кожаных сапожек, стянула через голову рубаху и сняла штанишки. Как оказалось, нижнего белья Беры не носили. Или носили, а Синильга специально подготовилась ко встрече с гостем. Видимо, они слишком боялась намочить одежду, пока меня моет, – вот и разделась.


Полыхая от смущения, как маков цвет, я забрался в лохань. Уселся там, согнув ноги в коленях; вода доставала мне до солнечного сплетения. Синильга принялась тереть меня жёсткой тряпкой, но прикасалась очень нежно и аккуратно. Я на неё не глядел, глаз не мог поднять, хоть убей. Зато прикосновения, тёплая вода и близость голого женского тела сделала мой, как говорили древние китайцы, «нефритовый стержень» настолько крепким, что впору было им стены ломать.


Синильга, естественно, мою реакцию прекрасно видела, но, судя по всему, не находила в этом ничего зазорного.


– Ты когда-нибудь был с девушкой? – спросила она.


Я хотел попонтоваться и уверенно сказать «да», но против воли пропищал честное «нет» неуверенным, тонким, напряжённым голосом.


– Тогда не беспокойся, – сказала она мягко, – если это случится слишком быстро. У нас вся ночь впереди.


От её доброго и мягкого голоса, от спокойствия, с котором она принимала происходящее (всё нормально, всё идёт как надо), я слегка взбодрился и выдал:


– Слушай, Синильга, это ритуал у вас какой-то?


– Какой ритуал?


– Ну, мыть гостей...


Она негромко рассмеялась.


– Да, это ритуал, Валера. Если ты откажешься, мы отдадим тебя медведю!.. Шучу! – поспешно добавила она, когда у меня от страха перекосилась физиономия.


И снова залилась серебристым смехом.


IV


Я проснулся утром после настолько крепкого сна, что не сразу понял, где нахожусь. Дома с батей? Дома у Тамары? В машине с Шаниным? В палатке посреди леса? В последнее время я где только не ночевал, и спросонья все эти места малость перемешались в голове.


Потом мозги прогрелись, и я, конечно, вспомнил, что лежу на низкой постели в шатре Синильги, под обалденно тёплым и лёгким одеялом из оленьей шерсти. Сквозь приоткрытый полог просачивался сероватый утренний свет, оттуда тянуло холодом, однако под одеялом было тепло и хорошо.


Синильги рядом не обнаружилось – ушла куда-то. Зато рядом, возле низкого столика, сидела на корточках морщинистая старуха и палочкой теребила шерсть – делала войлок.


На мгновение я испугался: Синильга – на самом деле древняя старуха и сейчас приняла свой настоящий облик? От Жутких всего можно ожидать.


На всякий случай негромко позвал:


– Синильга?


Старуха, до этого полностью меня игнорировавшая, повернула сморщенное, как горох Менделя, лицо в мою сторону.


– Какая я тебе Синильга? – проворчала она. – Слепой, что ли? Я же старуха!


Сконфуженный, я нашёл взглядом одежду – она сушилась возле печки, развешенная на конструкции из веток. Видно, Синильга ночью потрудилась постирать мои шмотки. После того, как я вырубился после «ванны» и энергичных упражнений в постели. Какая молодец! На такой и жениться не грех...


Я выскочил из-под одеяла и, всячески прикрываясь от старухи, оделся. Не попрощавшись, выскочил из шатра и пошёл на «городскую площадь». По дороге высматривал Синильгу, но она как сквозь землю провалилась. Шанин и шаман Сонгок-Лу вдвоём завтракали возле вновь разведённого костра. Когда я встал перед ними, как лист перед травой, Шанин мне подмигнул и кивнул – мол, садись рядом, похавай с нами.


– Это что за херня такая была? – прошептал я Шанину на ухо.


Он сразу догадался, о чём я говорю. Я б удивился, если бы он не догадался.


– Тебе не понравилось?


– Стас, я не об этом, блин...


– Племя Беров маленькое, и, если они не будут время от времени разбавлять кровь, то выродятся.


До меня не сразу дошло. А когда дошло, дар речи на минуту меня покинул.


– То есть она от меня хочет... родить, что ли?


– А ты не заметил, какие они тут все разные? Голубоглазые, зеленоглазые, блондины, брюнеты, шатены...


Я заматерился под нос.


– Я что же... буду папой??? Семнадцатилетним папой?


– Да не волнуйся, Валера, алименты платить не потребуется. Им от тебя вообще ничего не надо, кроме...


И он выразительно посмотрел на пряжку моего ремня. Так, во всяком случае, выглядело со стороны.


– Это свинство какое-то!


Шаман Сонгок-Лу, потягивающий во время нашего разговора длинную трубку и вроде бы не прислушивающийся, покосился на меня и снисходительно улыбнулся.


– У них своя мораль, – сказал Шанин, уже не стараясь понизить голос. – А в чужой монастырь... Ещё не факт, что она забеременела от тебя. Так что остынь. Захочешь – можешь повторить сегодня вечером.


– Ну уж нет! – вырвалось у меня.


Сонгок-Лу выпустил облако сизого дыма и хрипло рассмеялся.


В другое время и другом месте я бы тоже рассмеялся над собственными словами. Подумаешь, какой «облико морале» выискался! Симпатичная девушка в экзотических условиях всячески его ублажает, моет и стирает, а он ещё и морду воротит! Ребёнок, если он и родится, сиротой в этом дружном племени не останется, и это самое главное. Уж я-то знаю, что значит быть предоставленным самому себе. Все вокруг не переживают насчёт нас с Синильгой, спокойны, как сытые коалы, и мне тоже должно быть начхать.


Поскольку я перестал ломать трагикомедию по поводу ночных событий (но не перестал думать) и принялся за еду, Сонгок-Лу продолжил разговор, который они с Шаниным, видимо, вели до моего прихода.


– Нынче много мулли стало рождаться.


При этих словах он покосился на играющих поблизости Ухтан и Аранкона – мальчишку, который не умел отводить глаза. Откуда-то из-за шатров вышла Синильга в меховой парке, улыбнулась мне и увела за руку Ухтан. Меня поразила её улыбка – мимолётная, дежурная. Будто ничего и не было. Я привстал, расплылся было в улыбке – хотел подойти и поговорить, однако Синильга быстро удалилась с сестрёнкой. Я для неё не человек, понял я, – племенной жеребец и больше никто. Стало противно и почему-то до ужаса обидно.


– Скучные, – отозвался Шанин. – Мулли – это те Беры, которые не умеют отводить глаза и общаться с медведями. Это я тебе, Валера, говорю.


– Силе Бера можно научиться, – кивнул шаман. – Но только если учиться с самого рождения. Однако не все учатся. Есть и безнадёжные. Мулли. – Он вздохнул. – В природе всё гармонично: мулли приходят, мулли уходят.


– Куда уходят? – не понял Шанин.


– Дух этих краёв забирает их по одному.


Шанин подобрался. Лицо напряглось, глаза посуровели. Он весь изменился.


– Какой дух, Сонгок-Лу? – с нажимом спросил он. – Ты мне не говорил о духах!


Метаморфозы Шанина старика не устрашили. Он как ни в чём не бывало затянулся трубкой.


– Какая разница? Это дела нашего племени. А ты – Шатун. Весной нас покинешь и вернёшься, когда приспичит. Если вообще вернёшься.


Шанин долго буравил взглядом Сонгок-Лу, но больше ни о чём не спрашивал.


Мы торчали в деревне Беров ещё два дня. Я обошёл окрестности от нечего делать, стараясь далеко не отходить, в тайге легко заблудиться. За ручьём наткнулся на полянку с вырезанным из дерева идолом медведя. Беры ему поклонялись. Мазали мёдом, чтобы умилостивить духа, живущего внутри идола.


Признаться, идол выглядел зловеще. Огромный, чёрный, уродливый – он нависал надо мной на фоне хмурого серого неба. Кто знает, возможно, именно этого духа имел в виду старик шаман!


С Синильгой я больше не забавлялся. Хотя мыслишка проскальзывала. Да и она вряд ли бы мне отказала, прояви я инициативу. Просто потрахаться – без проблем, но заделать детей – совсем иной вопрос. Не иначе во мне заговорил мужской инстинкт, избегающий ответственности.


На исходе второго дня неслышно повалил густой, хлопьями, снег. Ночью в деревне было светло, хоть читай, и сравнительно тепло. Зато на следующий день ударил морозец – градусов двадцать. По приказу шамана нам со Стасом дали меховые парки и сапожки – всё сшито вручную. Более удобной зимней одежды я не встречал. И тело дышит, не потеешь, и не холодно, у меня из носа перестало течь. Мы жили с Шаниным в специально отведённой для нас яранге. Я начинал чувствовать вкус к такой жизни.

показать ответы
31
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

№2


– Я слышала, ты хотел помыться, – без перехода заявила Синильга. – Ты сказал Шатуну, когда вы пришли сегодня в нашу деревню.


Я промямлил что-то невразумительное. Значит, она приготовила мне ванную... Интересно, она меня и мыть будет? Что же делать, блин? В свои шестнадцать я безнадёжно отстал от некоторых ровесников, которые, если выражаться по книжному, «познали таинство плотской любви». Я вот как-то не познал. Целоваться целовался, руки распускал весьма сильно, а вот до таинства так и не добрался. Не довелось. Хотя был близок.


А вдруг она ждёт от меня конкретных действий? И если я буду тормозить, пошлёт на три весёлых буквы? А, возможно, наоборот, она не ждёт никаких действий, и мыть гостя – это для Беров такой же ритуал, как для некоторых народов мытьё мужских ног женщинами? То есть без сексуального подтекста?


Пока я стоял, как столб, и мучительно раскидывал мозгами, Синильга уверенно и деловито скинула парку и потрогала воду пальцем. Под паркой на ней обнаружилась длинная жёлтая рубаха до колен, расшитая абстрактными узорами, и просторные штанишки. Несмотря на широкую рубаху, я разглядел, что фигура у неё что надо...


– Раздевайся! – скомандовала она. – Сюда никто не зайдёт. – Пауза. – До утра.


Никогда в жизни моё лицо так не горело, как тем вечером. Она же вроде не проститутка, вдруг тут подвох? Жениться заставит? И мне придётся до старости жить в шатрах из шкур, якшаться с медведями, а когда я умру, моё тело подвесят на дереве?


Но природный пофигизм плюс действие пойла сделали своё чёрное дело. Я мысленно махнул рукой – ладно, была не была! Сочту всё это безобразие за прикольное приключение, о котором будет приятно вспомнить в будущем.


С помощью Синильги я быстро разделся догола. Она не особо смотрела на моё дрищеватое тело – сама выскочила из кожаных сапожек, стянула через голову рубаху и сняла штанишки. Как оказалось, нижнего белья Беры не носили. Или носили, а Синильга специально подготовилась ко встрече с гостем. Видимо, они слишком боялась намочить одежду, пока меня моет, – вот и разделась.


Полыхая от смущения, как маков цвет, я забрался в лохань. Уселся там, согнув ноги в коленях; вода доставала мне до солнечного сплетения. Синильга принялась тереть меня жёсткой тряпкой, но прикасалась очень нежно и аккуратно. Я на неё не глядел, глаз не мог поднять, хоть убей. Зато прикосновения, тёплая вода и близость голого женского тела сделала мой, как говорили древние китайцы, «нефритовый стержень» настолько крепким, что впору было им стены ломать.


Синильга, естественно, мою реакцию прекрасно видела, но, судя по всему, не находила в этом ничего зазорного.


– Ты когда-нибудь был с девушкой? – спросила она.


Я хотел попонтоваться и уверенно сказать «да», но против воли пропищал честное «нет» неуверенным, тонким, напряжённым голосом.


– Тогда не беспокойся, – сказала она мягко, – если это случится слишком быстро. У нас вся ночь впереди.


От её доброго и мягкого голоса, от спокойствия, с котором она принимала происходящее (всё нормально, всё идёт как надо), я слегка взбодрился и выдал:


– Слушай, Синильга, это ритуал у вас какой-то?


– Какой ритуал?


– Ну, мыть гостей...


Она негромко рассмеялась.


– Да, это ритуал, Валера. Если ты откажешься, мы отдадим тебя медведю!.. Шучу! – поспешно добавила она, когда у меня от страха перекосилась физиономия.


И снова залилась серебристым смехом.


IV


Я проснулся утром после настолько крепкого сна, что не сразу понял, где нахожусь. Дома с батей? Дома у Тамары? В машине с Шаниным? В палатке посреди леса? В последнее время я где только не ночевал, и спросонья все эти места малость перемешались в голове.


Потом мозги прогрелись, и я, конечно, вспомнил, что лежу на низкой постели в шатре Синильги, под обалденно тёплым и лёгким одеялом из оленьей шерсти. Сквозь приоткрытый полог просачивался сероватый утренний свет, оттуда тянуло холодом, однако под одеялом было тепло и хорошо.


Синильги рядом не обнаружилось – ушла куда-то. Зато рядом, возле низкого столика, сидела на корточках морщинистая старуха и палочкой теребила шерсть – делала войлок.


На мгновение я испугался: Синильга – на самом деле древняя старуха и сейчас приняла свой настоящий облик? От Жутких всего можно ожидать.


На всякий случай негромко позвал:


– Синильга?


Старуха, до этого полностью меня игнорировавшая, повернула сморщенное, как горох Менделя, лицо в мою сторону.


– Какая я тебе Синильга? – проворчала она. – Слепой, что ли? Я же старуха!


Сконфуженный, я нашёл взглядом одежду – она сушилась возле печки, развешенная на конструкции из веток. Видно, Синильга ночью потрудилась постирать мои шмотки. После того, как я вырубился после «ванны» и энергичных упражнений в постели. Какая молодец! На такой и жениться не грех...


Я выскочил из-под одеяла и, всячески прикрываясь от старухи, оделся. Не попрощавшись, выскочил из шатра и пошёл на «городскую площадь». По дороге высматривал Синильгу, но она как сквозь землю провалилась. Шанин и шаман Сонгок-Лу вдвоём завтракали возле вновь разведённого костра. Когда я встал перед ними, как лист перед травой, Шанин мне подмигнул и кивнул – мол, садись рядом, похавай с нами.


– Это что за херня такая была? – прошептал я Шанину на ухо.


Он сразу догадался, о чём я говорю. Я б удивился, если бы он не догадался.


– Тебе не понравилось?


– Стас, я не об этом, блин...


– Племя Беров маленькое, и, если они не будут время от времени разбавлять кровь, то выродятся.


До меня не сразу дошло. А когда дошло, дар речи на минуту меня покинул.


– То есть она от меня хочет... родить, что ли?


– А ты не заметил, какие они тут все разные? Голубоглазые, зеленоглазые, блондины, брюнеты, шатены...


Я заматерился под нос.


– Я что же... буду папой??? Семнадцатилетним папой?


– Да не волнуйся, Валера, алименты платить не потребуется. Им от тебя вообще ничего не надо, кроме...


И он выразительно посмотрел на пряжку моего ремня. Так, во всяком случае, выглядело со стороны.


– Это свинство какое-то!


Шаман Сонгок-Лу, потягивающий во время нашего разговора длинную трубку и вроде бы не прислушивающийся, покосился на меня и снисходительно улыбнулся.


– У них своя мораль, – сказал Шанин, уже не стараясь понизить голос. – А в чужой монастырь... Ещё не факт, что она забеременела от тебя. Так что остынь. Захочешь – можешь повторить сегодня вечером.


– Ну уж нет! – вырвалось у меня.


Сонгок-Лу выпустил облако сизого дыма и хрипло рассмеялся.


В другое время и другом месте я бы тоже рассмеялся над собственными словами. Подумаешь, какой «облико морале» выискался! Симпатичная девушка в экзотических условиях всячески его ублажает, моет и стирает, а он ещё и морду воротит! Ребёнок, если он и родится, сиротой в этом дружном племени не останется, и это самое главное. Уж я-то знаю, что значит быть предоставленным самому себе. Все вокруг не переживают насчёт нас с Синильгой, спокойны, как сытые коалы, и мне тоже должно быть начхать.


Поскольку я перестал ломать трагикомедию по поводу ночных событий (но не перестал думать) и принялся за еду, Сонгок-Лу продолжил разговор, который они с Шаниным, видимо, вели до моего прихода.


– Нынче много мулли стало рождаться.


При этих словах он покосился на играющих поблизости Ухтан и Аранкона – мальчишку, который не умел отводить глаза. Откуда-то из-за шатров вышла Синильга в меховой парке, улыбнулась мне и увела за руку Ухтан. Меня поразила её улыбка – мимолётная, дежурная. Будто ничего и не было. Я привстал, расплылся было в улыбке – хотел подойти и поговорить, однако Синильга быстро удалилась с сестрёнкой. Я для неё не человек, понял я, – племенной жеребец и больше никто. Стало противно и почему-то до ужаса обидно.


– Скучные, – отозвался Шанин. – Мулли – это те Беры, которые не умеют отводить глаза и общаться с медведями. Это я тебе, Валера, говорю.


– Силе Бера можно научиться, – кивнул шаман. – Но только если учиться с самого рождения. Однако не все учатся. Есть и безнадёжные. Мулли. – Он вздохнул. – В природе всё гармонично: мулли приходят, мулли уходят.


– Куда уходят? – не понял Шанин.


– Дух этих краёв забирает их по одному.


Шанин подобрался. Лицо напряглось, глаза посуровели. Он весь изменился.


– Какой дух, Сонгок-Лу? – с нажимом спросил он. – Ты мне не говорил о духах!


Метаморфозы Шанина старика не устрашили. Он как ни в чём не бывало затянулся трубкой.


– Какая разница? Это дела нашего племени. А ты – Шатун. Весной нас покинешь и вернёшься, когда приспичит. Если вообще вернёшься.


Шанин долго буравил взглядом Сонгок-Лу, но больше ни о чём не спрашивал.


Мы торчали в деревне Беров ещё два дня. Я обошёл окрестности от нечего делать, стараясь далеко не отходить, в тайге легко заблудиться. За ручьём наткнулся на полянку с вырезанным из дерева идолом медведя. Беры ему поклонялись. Мазали мёдом, чтобы умилостивить духа, живущего внутри идола.


Признаться, идол выглядел зловеще. Огромный, чёрный, уродливый – он нависал надо мной на фоне хмурого серого неба. Кто знает, возможно, именно этого духа имел в виду старик шаман!


С Синильгой я больше не забавлялся. Хотя мыслишка проскальзывала. Да и она вряд ли бы мне отказала, прояви я инициативу. Просто потрахаться – без проблем, но заделать детей – совсем иной вопрос. Не иначе во мне заговорил мужской инстинкт, избегающий ответственности.


На исходе второго дня неслышно повалил густой, хлопьями, снег. Ночью в деревне было светло, хоть читай, и сравнительно тепло. Зато на следующий день ударил морозец – градусов двадцать. По приказу шамана нам со Стасом дали меховые парки и сапожки – всё сшито вручную. Более удобной зимней одежды я не встречал. И тело дышит, не потеешь, и не холодно, у меня из носа перестало течь. Мы жили с Шаниным в специально отведённой для нас яранге. Я начинал чувствовать вкус к такой жизни.

раскрыть ветку (1)
27
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

№3


Километрах в пяти от деревни, сразу за рекой, начинались невысокие горы, сплошь поросшие лесом. В одном из склонов Беры устроили себе берлогу на всю деревню – глубокую пещеру со специальной системой вентиляции. Племя Сонгок-Лу впадало в спячку всегда в этой пещере. У других племён были отдельные берлоги – либо пещеры вроде нашей, либо яма в земле, устланная брёвнами и закрытая сверху навесом. Берлоги, как ни странно, отапливались печами в виде вырытых рядом с берлогой колодцев с поддувалом, выходящим в саму пещеру. Печи топились торфом, и следить за ними полагалось дежурным, которые дежурили сутки через месяц. Дежурные будили друг друга по очереди. Мы с Шаниным, как гости, от необходимости бдеть возле печи целые сутки были освобождены, и нам предстояло продрыхнуть месяцев пять без перерыва.


За неделю до спячки мы перестали есть мясо и орехи, перешли на кашу с мерзким вкусом лекарства. Эта каша напрочь отбивала аппетит, переваривалась очень долго, так что ели мы раз в день, не чаще. Мы стали спать по двенадцать часов в сутки, да и оставшееся время постоянно клевали носом. Вскоре каша-зелье должна была ввергнуть нас в многомесячный сон, похожий на смерть...


За день до спячки Шанин, Сонгок-Лу и я сидели возле костра на «площади». Денёк выдался ясный, на земле лежал хрусткий снег полуметровой толщины, близился вечер, и заходящее солнце окрасило западный небосвод в золотисто-кровавые цвета. Мне вспомнилась Синильга. Пойти, что ли, к ней? Просто повидаться перед зимним анабиозом?


Я встал. Шанин и старик не отреагировали. Сидели с закрытыми глазами и слегка покачивались взад-вперёд. Я прошмыгнул к шатру Синильги, чувствуя, что тело с трудом отзывается на сигналы мозга. Сонное состояние не покидало меня уже неделю, окружающий мир воспринимался как-то неважно, словно я тяжело заболел.


Синильга сидела в шатре, заплетала косички сестрёнке и – плакала. Я не сразу заметил, что по её щекам текут слезы и она изо всех сил сдерживается от всхлипов.


– Ты чего? – Я так поразился, что на какое-то время взбодрился.


Она торопливо вытерла слёзы, дёрнула головой.


– Он хочет отдать Ухтан!


– Кто хочет отдать? Кому хочет отдать?


– Сонгок-Лу! – Синильга замолкла, потом решительно сказала: – Он хочет очистить племя от мулли, поэтому отдаёт их тому, кто приходит раз в год и требует жертву!


На меня накатило раздражение.


– «Тому, кто приходит...», «он», «ему»!.. – передразнил я. – Ты можешь ясно сказать, кому Сонгок-Лу отдаёт мулли? Кто приходит раз в год и требует жертву? Дух медведя, что ли?


Ухтан смотрела на меня испуганно и выжидательно. Похоже, она не совсем понимала, о чём речь. Может, не понимала по-русски. Синильга поёжилась, как от холода.


– Заблудший!.. – прошептала она. – Вот уже несколько лет примерно в это время к нам приходит Заблудший!


V


– Стой-стой! – сказал я. Проклятая магическая каша не позволяла голове работать на прежних скоростях, и я стал страшным тугодумом. – Сюда приходит Заблудший?


Синильга кивнула. На её заплаканном личике появилось выражение надежды.


– Да! Сегодня последний день, он обязательно придёт. Сонгок-Лу сказал: прощайся с Ухтан!..


– Чёрт! – сказал я. Вообще, я сказал не совсем это, но смысл от этого не поменяется. – Так! Подожди здесь!


Я выскочил из шатра. Вернее, мне почудилось, что я выскочил; на самом деле двигался как черепаха. Или ленивец из «Зверополиса». Я рассказал о нашем разговоре Шанину в присутствии шамана. Дурацкий поступок, ведь если Сонгок-Лу имеет какие-то отношения с Заблудшими, то лучше скрыть от него, что мы что-то об этом знаем. Но сонное зелье делало своё недоброе дело – соображал я из рук вон плохо.


Шанин повернулся к шаману.


– Так вот о каком духе ты говорил, Сонгок-Лу! – произнёс он спокойно. – Ты заключил договор с Заблудшими!


Шаман ничуть не смутился. Пробормотал:


– Всем хорошо... Заблудшие нас не трогают, мы избавляемся от мулли...


– Ты договорился с самим дьяволом, – заключил Шанин. – Или даже хуже. Когда он придёт?


К нам подошёл Такулча – толстогубый парень со скверным характером. Он держал чашу со знакомой дёгтеподобной массой.


– Скоро, Шатун, – отозвался Сонгок-Лу. Он принял из рук Такулчи чашу и подал Шанину. – На, выпей. Вам страшиться нечего. Вы хоть и мулли, но не из нашего племени.


Стас бросил на него пронзительный взгляд, но чашу принял и выпил.


– Так когда это «скоро»? – спросил он. – Если Заблудший один, у меня есть кое-что для его встречи. Я с ним справлюсь и избавлю вас от того, чтобы жертвовать кем-то.


При этих словах его свободная рука как бы невзначай скользнула к карману меховой парки. Я вспомнил кристаллическую бомбу, которую показывал мне Шанин на пути сюда.


Несмотря на действие зелья, я чувствовал волнение и что-то вроде страха. Уж слишком я был наслышан о чудовищных Заблудших. А тут, как снег на голову, на нас обрушилась новость, что одно из этих существ бродит где-то рядом. Больше не буду гулять один по лесу!


– Я признателен тебе, Шатун, за предложение, но твоя помощь нам не нужна. Заблудшие никогда не бывают одни, и ты это прекрасно знаешь.


– Как пацаны с соседнего района, – проворчал я под нос. – Они тоже толпой ходят. Ссыкуны.


Мне никто не ответил. Возможно, потому что не расслышал – уж очень тихо я говорил.


До меня вдруг дошло, что вокруг стало удивительно тихо. Ни голосов, ни треска веток в лесу, ни карканья вездесущих ворон. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, небо синело, темнело, на нём высыпали первые звёзды. Внезапно заурчал медведь, отиравшийся поблизости, и, вскидывая толстый зад, побежал прочь из деревни.


– Он уже здесь! – сказал Такулча – не со страхом, а с каким-то злобным торжеством.


На меня напал мандраж. Шанин посмотрел в сторону, противоположную той, куда свалил медведь, и с ожесточением потёр лицо ладонью. Я запалил факел в костре и развернулся в том же направлении.


Под деревьями, в сероватом полумраке стояла высокая фигура в лохмотьях. Слишком высокая для нормального человека и тем более Бера – выше двух метров. Она плавно, словно и не передвигая ногами под лохмотьями, двинулась прямо к нам.


Я стоял и не мог шелохнуться. В животе болезненно сжалось, сердце стучало быстро и слабо, будто боялось привлечь нежелательное внимание. Меня захлестнул ужас и овладел полностью.


Голова Заблудшего под капюшоном была чёрная, но сначала я увидел лицо – мёртвое, высохшее лицо с дырами вместо глаз и рта. Не сразу дошло, что мёртвая кожа была содрана с человека и натянута на Заблудшего, как маска, чтобы скрыть его истинный облик. Не с воздушного ли кладбища взял это лицо-маску Заблудший? Не следует ли из этого, что настоящее лицо монстра ещё ужаснее, чем этот жуткий маскарад?


Остановившись в трёх-четырёх метрах от костра, Заблудший проговорил фразу на неведомом языке. Судя по звучанию, это не был язык Беров. Шаман, тем не менее, его понял и отдал команду. Через минуту связанных Ухтан и Аранкона вывели на площадь. Где-то вдали раздался крик Синильги и увещевающие голоса Беров.


Шанин встал, доставая из кармана кристаллическую бомбу. Постоял словно бы в недоумении. И упал навзничь. При падении задел ногой чашу с наркотическим дёгтем, и чёрная жидкость разлилась под утоптанному снегу.


– Ты меня опоил, сволочь! – прохрипел он.

показать ответы
1
Автор поста оценил этот комментарий

крайне любопытно. ТС, подскажите это уже готовое произведение или в процессе?

раскрыть ветку (1)
20
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

готовы пять эпизодов, сейчас работаю над спин-оффом "Девушка по имени Ветер", в котором действует другой персонаж, "засветившийся" в "Шатуне", в серии №3 "Имя мне Легион". Всего планируется 12 серий, которые образуют полноценный сезон. Будет ли второй сезон, зависит от рейтинга :) В большинстве серий - "монстры недели", есть серии с "мифологией сериала". Последние серии будут объединены в единую историю противостояния ГГ (Шатуна и Валеры) с Заблудшими.

показать ответы
Автор поста оценил этот комментарий

На самом интересном месте)) Есть продолжение?

раскрыть ветку (1)
9
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

есть. Готовы пять эпизодов Шатуна, на подходе спин-офф - "Девушка по имени Ветер". Всего планирую 12 эпизодов цикла.

Автор поста оценил этот комментарий

В пещере точно -50С? Не опечатка?

раскрыть ветку (1)
8
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

изменился формат на пикабу. на самом деле было минус пять градусов цельсия. Нолик на самом деле знак градуса сверху, который "спустился". Я слишком поздно заметил.

5
Автор поста оценил этот комментарий
С нетерпением жду продолжение 😀. Если когда-то будет собраная полная книга, то покупатель у Вас уже есть)
раскрыть ветку (1)
7
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

Буду иметь в виду С:

Автор поста оценил этот комментарий

Блин, я только сейчас поняла, что гг Черной метки и Шатун это разные люди...

Иллюстрация к комментарию
раскрыть ветку (1)
7
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

Зря вы так о себе! Шатун - это один из ГГ Чёрной метки. А вот Глеб или Володя, выяснится в конце цикла С:

показать ответы
1
Автор поста оценил этот комментарий

У меня вечные проблемы с именами, как с книжными/ киношными, так и в жизни) когда читала Черную Метку была уверена, что Володя Ш. и есть Шатун) пойду частично перечитаю, не помню там Стаса))

раскрыть ветку (1)
5
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

Стаса там не было) Все эти люди анонимусы и фигурируют под вымышленными именами. Володя Шарапов и Глеб Жеглов))) Шанин - тоже не настоящая фамилия Шатуна.

показать ответы
1
Автор поста оценил этот комментарий

Блин)) всё-таки перечитывать))) но не володька же точно, да?))

раскрыть ветку (1)
4
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

не точно)))

показать ответы
1
Автор поста оценил этот комментарий

Ах вот оно что))) ладно,  тогда у меня не все потеряно)) но я все-таки уточню, Стаса там не бвло в смысле имени, или он там был под другим псевдонимом?) Хотя по описанию это не Вася, Григорий и уж точно не Мишенька)

раскрыть ветку (1)
4
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

Да, он был под другим именем ^^

показать ответы
Автор поста оценил этот комментарий
Присоединяюсь к вопросу товарища @siniy228 : есть где-то разом всё почитать?
раскрыть ветку (1)
4
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

@siniy228 @UjnP в моем сообществе vk.com/runny_stories

показать ответы
Автор поста оценил этот комментарий
Автор, не удержусь) Шерсть оленя - это хрупкие полые шерстинки, они ломаются от попыток с ними что-то сделать. Одеяло никак из шерсти не связать, но из шкуры будет классное
раскрыть ветку (1)
2
DELETED
Автор поста оценил этот комментарий

Из шкуры, да. Оленей из-за их шерсти даже погладить нельзя ;). Они дергаются и не даются.