ШАТУН-2⁠⁠

История вторая: СОН В ЗИМНЮЮ НОЧЬ

Первая история здесь: https://pikabu.ru/story/shatun_6461076

«...давным-давно на одну деревню напали жестокие враги. Сельчане укрылись в горных пещерах. И заблудились в бесконечных подземных переходах. Враг давно ушёл, а сельчане блуждали и блуждали в полной темноте, не в силах найти выход... Пока не научились видеть в непроглядном мраке и не стали меняться. Они потеряли человеческий облик, зато приобрели сверхчеловеческие силы и знания. Отныне разбрелись они по всему миру. Прячутся они в тёмных местах и подземельях, пугают людей и питаются страхами. Иногда дарят знания и способности обычным смертным, но всегда требуют взамен жертву, подобно злым богам. Ночь – их время, а в новолуние, когда над миром простирается непроглядный мрак, сила их становится безмерной».

Из архива ОРКА, пересказ дакийской легенды, I век до н. э.

I

Если вы считаете, что у вас проблемы, поскольку вы не сдали экзамен с первого раза, или вас выгнали с работы, или вы вовремя не оплатили кредит и вас достают коллекторы, или начальство вконец оборзело, – то знайте: это не проблемы, а мелкие неприятности. Настоящие проблемы – это когда вы объявлены во всероссийский розыск за убийство трёх человек (двоих ровесников и престарелой опекунши), совершённое с особой жестокостью, вы в бегах в обществе полусумасшедшего наркомана и – страшно сказать – настоящего манкурта, и за вами охотятся люди со сверхъестественными способностями.

И никого не волнует, что ты не виноват, ну, или почти не виноват, да и тётка на самом деле вовсе не тётка; всем наплевать, потому что для всех ты – отмороженный маньяк. Вот это я называю настоящими проблемами.

Станислав Шанин по прозвищу «Шатун» намекнул, что Ромку и Артёма убил именно я – под воздействием ментального паразита, который искажает восприятие и сводит с ума. Как ни странно, я по этому поводу особо не переживал, хотя ожидал, что буду переживать: никаких угрызений совести, ужаса, ночных кошмаров и прочих беспокойств в том же роде испытывать мне не пришлось. И Ромка с Артёмом ни разу не приснились, как можно было бы ожидать. С одной стороны, я понимал, что во всём виноват ментальный паразит, а не я. С другой, уж слишком много событий навалилось за последние дни, мои сенсорные каналы, если можно так выразиться, оказались переполненными, было не до переживаний и самокопания. Мой родной город, где всё и случилось, остался далеко за кормой. И возвращаться туда я не собирался.

Скорее всего, реакция наступит в будущем, кто знает. Лучше бы не наступала, конечно, – что сделано, то сделано. Всё уже в прошлом.

Между тем событий и впечатлений в моей жизни меньше не становилось. Мы с Шаниным (и манкуртом Геной, но он не в счёт) были кем-то вроде дальнобойщиков, только вместо фуры у нас имелся микроавтобус «Мерседес сплинтер». Жили, ели, спали мы в машине и всё ехали, ехали на восток, от города к городу, по бесконечным просторам нашей необъятной страны. В Екатеринбурге меня пронесло от несвежего пирожка, в Тюмени я чуть не вывихнул ногу, когда спрыгнул с кузова грузовика, – помогал владельцу СТО разгрузить машину. За эту услугу владелец СТО почти бесплатно «переобул» наш автобус.

Возле Новосибирска у нас «полетел» бензонасос, и Шанину пришлось добираться до магазина автозапчастей и обратно на попутках. А мы с манкуртом сидели тихо в нашем автобусе, не привлекая ненужного внимания.

В Кемерово наша компания не попала. Ехали по объездной дороге – дальше, на восток, постепенно забирая к северу, почти вдоль реки Обь, в сторону Центрального Сибирского заповедника.

– Получается, раньше в Сибирь ссылали за убийства и разные преступления, а мы туда едем сами? – спросил я, глядя, как за окном мелькают деревья. С каждым днём их становилось всё больше.

– Есть разница, – хмыкнул Шанин. – Мы не просто в сибирскую тайгу едем, мы едем к друзьям в гости. Там спрячемся до весны. К тому времени тебя, глядишь, объявят без вести пропавшим. А если не объявят, пыла у полиции явно поуменьшится. И у людей нашего Великого Пана, кем бы он ни был.

Я задумался.

– Слушай, а если инсценировать мою смерть? Чтоб поиски прекратили? Я в одной книге читал.

– У Марка Твена, что ли? – догадался Шанин. Он потянулся к приборной панели и включил печку: в кабине похолодало. – Сейчас двадцать первый век, кровь поросёнка за свою не выдашь. На то есть экспертиза. Без тела тебя мёртвым не признают. А тела не подделать, если у тебя нет запасного, ха-ха!..

Я не ответил, но продолжать думать. Идея интересная, можно ведь что-нибудь сообразить! Если меня признают мёртвым, розыск прекратят, и мне не придётся дёргаться при виде человека в форме. Родственников у меня нет, пьяница-отец не считается, ему по барабану, жив я или сдох давно.

Считанные разы мы ночевали в придорожных гостиницах. Больше в самой машине, в которой две раскладные койки, походная плита, запас жрачки, спальные мешки и шанинская химическая минилаборатория в большущем чемодане. С помощью этой лаборатории он готовил специальный раствор для Гены, чтобы обновлять его ткани. И какую-то дурь для себя, чтобы впрыскивать себе в ноздри и балдеть. Шанин когда-то здорово утеплил машину, нигде ничего не дует, внутри тепло даже в морозные ночи. Ещё у нас была крохотная керамическая чудо-печь, которая согревает небольшие помещения и работает только на одной свечке или спиртовке.

За две недели стирку мы устроили лишь один раз – как и подобает брутальным вонючим мужикам. Стирались в речке солнечным днём с помощью стиральной доски. Полезная оказалась штука, я и не подозревал, что на ней стирать куда легче и приятнее, чем просто на руках. Мы перестирали всё, что только можно, высушили на ветвях деревьев, прямо на пожухлой траве и поскорей свалили, пока нами всерьёз не заинтересовались жители ближайшей деревни.

То, что мы практически не бывали в городах, встречающихся на пути, меня устраивало. Меньше риска, что кто-нибудь не в меру глазастый опознает. Шанин, похихикивая, предложил замаскировать меня под девчонку. Я отказался, естественно. Ограничился тем, что надел очки-пустышки, со стёклами без диоптрий, и начал отращивать волосы.

Стражей ПДД мы не страшились. Где-то в конце сентября нас остановили гаишники на трассе – у нас перегорела одна фара, а мы и не заметили. Шанин остановился, смирно дождался, пока гаишник до нас дотопает, а когда тот подошёл, с ходу брызнул ему из баллончика своим фирменным зельем «Послушный сын».

Гаишник начал было ругаться, но умолк на полуслове. Вид у него был бестолковый, как у склерозника, который забыл, о чем хотел поговорить. Шанин, как джедай Оби Ван Кеноби, «подсказал» гаишнику, что тот только что получил денежку, чтобы погасшая фара не сильно печалила стражей дорог. Гаишник, довольный, отвалил.

Я наблюдал за этим спектаклем с отвисшей челюстью. На моих глазах случилось то, о чём мечтает каждый владелец авто.

– А почему ты не сказал, чтобы он просто пошёл на х..? – полюбопытствовал я.

– Потому что у него есть напарник, – ответил Шанин, засовывая баллончик обратно в карман, – который удивится, куда это пошёл его приятель. А сейчас напарник будет думать, что они слупили бабло с очередных лохов. Раскошеливаться придётся тому, кто понюхал «Послушного сына». Он даже не поймёт, что в кошельке у него денег не прибавилось.

– С этим «Послушным сыном» можно мир завоевать!

– Действует на одного человека только один раз, – остудил Шанин моё воображение.

– Этого хватит, если действовать с головой, – пробормотал я.

Между тем холодало всё больше, часто шли ледяные дожди, а ветер пронизывал до костей. Чувствовалось приближение долгой в этих краях зимы. Мы купили тёплую одежду, причём Шанин честно заплатил продавцу магазина, хотя и мог бы снова воспользоваться «Послушным сыном».

Станислав вообще меня удивлял. Странный он был человек, даже если не принимать в расчёт ту дурь, которую он использовал. Он мало разговаривал; если ни о чём не спрашивать, то молчал целыми часами, крутя баранку и таращась на бесконечное полотно дороги. Во время «привалов» часто сидел со скрещёнными ногами и полузакрытыми глазами. Медитировал? Торчал от дури? И то, и другое? Я не знал, а спрашивать побаивался. Всё-таки я полностью от него зависел, он спас меня от огромных проблем. А ведь я ему практически никто. Не хотелось портить с ним отношений навязчивыми вопросами.

От скуки и безделья (ни нормального собеседника, ни телика, ни интернета) я завёл дневник. У Тамары читал книгу об искусстве конспектирования, где описывались принципы сокращений: до одних согласных, до одного значка, до первых двух слогов длинного слова; с помощью этой книги я натренировался так сокращать текст, что описание целого дня занимало у меня минуты три или чуть больше.

Я записал в общую тетрадь всё, что произошло со мной с того момента, как мы с Ромкой и Артёмом вошли в заброшенную общагу Химпоселка. Когда добрался до описания того, как Тамара заперла меня в комнате, вспомнилось кое-что важное.

– Стас, что такое кёро?

Мне почудилось, или Шанин слегка вздрогнул? Скорее всего почудилось, дорога была неровная, мы то и дело подскакивали на ухабах.

– Как ты сказал?

– Кёро.

– Понятия не имею. А где ты слышал это слово?

Взгляд, который он бросил на меня, был абсолютно искренний и открытый, как у младенца.

– От Тамары. Она сказала кому-то по телефону, когда заперла меня, что, если я впаду в кёро, она не сможет меня удержать.

– Возможно, она так называла побочные эффекты от ментального паразита. Если б ты начал психовать, у неё силёнок не хватило бы тебя удержать.

Я поджал губы. Ответ меня не устраивал. Тут подразумевалось что-то совсем другое.

– Интересно, зачем я всё же понадобился этим Жутким? Я же обычный человек, верно? У меня нет никаких способностей.

Шанин пожал плечами.

– А вдруг у тебя редкая группа крови, из которой можно приготовить супермощное зелье? А?

Он захохотал. А я подумал, что Жуткие узнали обо мне больше года назад, когда, собственно, объявилась Тамара и оформила надо мной опеку по приказу неведомого Великого Пана. Играла она роль прекрасно, но что-то в ней меня всегда отталкивало. Из-за этого я старался поменьше бывать дома и побольше шариться по заброшкам.

– А что за друзья у тебя? К которым мы едем? – сменил я тему.

– Когда-то они спасли меня от смерти, приютили, веселили, хотя мне было не до веселья, – охотно разоткровенничался Шанин. – Это маленькое племя в тайге, вроде эвенкийской родоплеменной общины. Только про них мало кто знает... Они Жуткие.

Я подскочил.

– Как???

– Они на светлой стороне, мой юный падавант, – фыркнул Шанин. – Умеют отводить глаза, маскироваться покруче ниндзь каких-нибудь, находить общий язык с животными. Особенно с медведями. Они вроде радикальных староверов с паранормальными способностями. Их вера запрещает менять природу под себя, строить города, заводы, вырубать лес. Этакие Жуткие экологи. Люди-Беры. На зиму они ложатся в самую настоящую спячку с помощью специальных зелий, которые замедляют метаболизм в десятки раз.

– И мы заляжем в спячку с ними? – со страхом спросил я.

– Ага! Круто же! Лёг спать, проснулся – весна на дворе! Я уже впадал в спячку вместе с ними в племенной берлоге. Но я зимой выходил из берлоги пару раз, уезжал по делам. Поэтому меня и прозвали Шатуном.

II

В стрёмной полузаброшенной деревушке Пёстрый Яр в глубине сибирской тайги мы оставили машину и большую часть пожитков у молчаливого похмельного мужика по имени Леонид, потому что дальше никакой вездеход не проедет. Леонид и Шанин были знакомы, но особо ни о чём не разговаривали. Леонид не задал ни одного лишнего вопроса, молча запер микроавтобус в деревянном гараже и выжидательно уставился на нас слезящимися глазками на одутловатом лице. Шанин заверил меня, что Лёня – человек верный, и за наше имущество волноваться нет причин. Я ещё подумал, что Шанин как-то закодировал его с помощью своих алхимических зелий, сделанных по рецептам Жутких преступников.

Было бы классно, подумал я ещё, если б Шанин закодировал Леонида не только на верность, но и на трезвость. Уж очень от Лёни несло перегаром. Как, бывало, от бати...

Манкурта Гену Шанин погрузил в анабиоз и уложил в запертой машине. Тело Гены закоченело, ни дыхания, ни сердцебиения – на вид труп трупом. У меня мелькнула неприятная мысль, что мы сами, видимо, будем выглядеть не лучше, чем он, во время спячки.

В крохотном окошке дома Леонида мелькали лица женщины и детей, но никто во двор так и не вышел. А Шанин и не подумал заходить в гости. Мы заполнили два огромных рюкзака кучей жратвы, двухместной палаткой, спальными мешками, одной сменой одежды и минимумом посуды. У Леонида Шанин взял флягу непонятно с чем и две деревянные чаши, покрытые глазурью.

Идти нам предстояло около девяносто километров по тайге. Когда я узнал об этом, то, ясное дело, не обрадовался.

– Лучше б взяли манкурта! – проворчал я. – Тащил бы шмотки!

– Я не могу здесь готовить раствор для него, – спокойно ответил Шанин, взваливая походный рюкзак на спину. – А если он здесь окончательно сломается? Я не хочу терять Гену, он мне как родной! Пусть лучше полежит в анабиозе.

– Не протухнет?

– Качественно приготовленный манкурт никогда не протухнет. Я поменял большую часть его внутренних органов на специальные протезы. Так что он, считай, не совсем зомби, а полуголем.

– Что за голем?

– То есть Густава Майринка ты не читал, Валера? Жуткие умеют делать аналог роботов. Из органики и неорганики. И оживлять алхимическим образом. Их ещё называют буратинками.

В общем и целом наш поход по осенней тайге продлился три с половиной дня. Это бесконечное шествие по сырому дёрну, слежавшимся ветвям, листве и иголкам, лазание через буреломы, овраги и заросли молодой поросли – всё это путешествие запомнилось мне надолго. Вымотался я не описать как, особенно в первый день. Когда с заходом солнца поставили палатку и наскоро перекусили холодной закуской, я отрубился мёртвым сном. Закрыл глаза, открыл – уже утро, а тело ломит, и спина не сгибается.

Шанин со своей бородой и длинными волосами, в куртке и штанах цвета хаки, с рюкзаком за спиной, на фоне тайги смотрелся удивительно органично. Настоящий сибиряк в естественной среде обитания. Шагал он неутомимо и уверенно, даже на компас не смотрел. И GPS-навигатором не пользовался.

На второй день у меня открылось второе дыхание, хотя ноги одеревенели. На вторую ночь опустился необычайно густой туман. Когда я вылез из палатки отлить, было такое впечатление, будто провалился в вату. Утром от морозца деревья и землю прихватило белыми кружевами инея.

Несмотря на трудности похода, промозглый холод, вечно мёрзнущие и отваливающиеся ноги, мошкару, которая вылезала неизвестно откуда, стоило появиться солнцу, я понимал, что вокруг просто нереально прекрасная природа. Суровая, мрачная, бескрайняя тайга, пожелтевшие по осени лиственницы, зелёные ели, могучие кедры и сосны, до головокружения свежий воздух с ароматом хвои, чистейшие ручьи, мхи и бороды лишайников...

Весь третий день шёл несильный, но упорный и надоедливый дождь. Мы накинули поверх курток непромокаемые плащи с капюшонами и тащились по хлюпающему дёрну, осторожно перешагивая через корни и поваленные стволы.

– А нельзя было залечь в спячку в каком-нибудь городе? – пропыхтел я. Изо рта вырывался пар. – Сняли бы хату на три месяца, и – баиньки?

– Зелье для зимней спячки могут готовить только Беры. Даже мне они не раскрыли рецепт.

– Ещё друзья называются!

– Друзья, – подтвердил Шанин, не реагируя на мой язвительный тон. – Я за них жопу порву.

Я не стал рисковать и интересоваться, кому именно он порвёт жопу: себе или кому-то ещё. И как это поможет Берам. Вместо этого сменил тему:

– Ты говорил, что Жуткие редко кооперируются. Кроме этих Беров, Заблудших и Детей-из-Мрака. Кто они такие?

– Детей-из-тьмы, – поправил Шанин. – Понимаешь, Валера, эволюция всегда создаёт несколько вариантов любой вещи и смотрит, какая лучше. Лучше приспособленных к условиям жизни оставляет, остальных – в топку. В эпоху неолита – это каменный век, доисторический период – по земле бродило много человеческих видов. Не рас, не национальностей. Видов. Все люди сейчас, как бы ни отличались друг от друга, принадлежат к одному виду.

– Хомо сапиенс, знаю, – блеснул я знаниями.

– А были ещё неандертальцы, сильные, но туповатые, хабилисы – умелые... Так, по крайней мере, утверждает наука. Наши прямые предки пережили всех. Но ортодоксальная наука не в курсе, что выжила ещё одна ветвь человечества – они не были сильными или умными. Но они были первыми Жуткими. Из-за какой-то генетической мутации у них проявились способности, которые мы сейчас называем сверхъестественными. Они научились ими пользоваться, создавать магические артефакты. Из-за постоянных войн они ушли в подземелья и там миллионы лет совершенствовали навыки. То есть они пошли по совершенно иной линии эволюции. Представляешь, какие они в наше время? У нас в ОРКА они имели самый высокий уровень опасности для человечества – класс А.

Рассказ меня впечатлил. Шанин, когда хотел, был красноречив, как диктор новостей. Я попытался представить те первобытные времена, но в голове вертелся дурацкий мультик про дикарей. Флинстоуны? Кажется, да.

– Как они выглядят-то?

– Неизвестно. Но вряд ли они красавчики.

– И почему они за миллионы лет нас не покорили, если владели типа магией? Чего они хотят?

– Этого тоже никто не знает. Мы не в состоянии понять их мотивы. Могу сказать, что ничего для нас хорошего они не хотят. Все легенды и сказки о нежити, домовых, бугименах, кровожадных духах лесов и рек, злых языческих богах – всё это проявление их деятельности на протяжении тысяч лет. А что касается Детей-из-Тьмы, то это тайное общество Жутких убийц под эгидой Заблудших. В ОРКА мы Жуткими такого уровня не занимались. Это была прерогатива другого засекреченного отдела. Такого засекреченного, что даже «орки» о нём ничего не знают.

Темнело, а дождь и не собирался закругляться. В лесу зловеще заухала сова. Или филин, чёрт их разберёт. Под деревьями сгустилась чернильная темнота. Если долго смотреть в эту темноту, начнёт мерещиться, что там шевелятся тени...

– Стас... – понизив голос, сказал я. – А если мы их встретим, что тогда? Если они такие могущественные, у нас и шансов-то нет.

Одной рукой Шанин придерживал лямку рюкзака. Другой залез в карман, достал флакончик с дурью и впрыснул себе в ноздри.

– Весной мы возьмём Схрон! – жизнерадостно сообщил он. – Там оружие найдётся!

Я не стал ему говорить, что Схрон вряд ли так уж легко «взять», к тому же, если у ОРКА в их хранилище, Схроне, есть подходящее оружие, отчего ж они не расправились со всеми Заблудшими? Также сомнения вызывала стратегия Шанина: не приступать к активным действиям, не бороться с Жуткими, а залечь в натуральную спячку. Только страх перед полицией заставил меня придержать язык за зубами. Глядишь, к весне про меня маленько забудут, и гулять по городам будет не так страшно. В любом случае, время покажет...

Когда мы наконец-то установили палатку и приготовились отдыхать, Шанин по своему обыкновению достал из рюкзака и поставил на пол палатки небольшую баночку с притёртой крышкой. Баночку заполняла розоватая жидкость, в которой плавал пухлый, как сосиска, червяк размером с большой палец руки взрослого человека, похожий на исполинскую тихоходку (я видел их на канале ВВС и на картинках в учебнике биологии). Его кольчатое тельце обхватывала корзинка из тончайших золотых нитей. Корзинка была подвешена на золотой проволочке, которая пронизывала крышку и выходила наружу, прикреплённая к крохотному колокольчику.

Это был Индикатор Жутких. Нарисуйся вблизи Жуткий, Индикатор задёргается в корзинке, и колокольчик зазвонит хрустальным звоном. Когда-то таких червячков вырастил один Жуткий для совсем других целей. Потом «орки» схватили Жуткого, а червячков забрали. В сущности, именно благодаря Индикатору Шанин в своё время убедился, что я не Жуткий.

Рядом с Индикатором Шанин положил многогранный голубоватый кристал размером с утиное яйцо. В глубине кристалла виднелся сероватый шарик, из шарика наружу выходила металлическая трубка с кольцом на конце, похожим на чеку гранаты.

– Единственная штука, которая может остановить Заблудших – эта бомба из ангельского стекла, – поведал мне Шанин. – Её минус в том, что она одноразового действия. Как и все, впрочем, бомбы... И на людей поблизости может плохо повлиять. Кроме травм от осколков вызывает сбои в проводимости синапсов вегетативной нервной системы. То есть может вызвать спонтанную остановку сердца, например, или дыхательного центра. Разработка спецотдела, которую я успел урвать до того, как свалил из ОРКА. Она на крайний случай. Не хотелось бы её применять.

На другой день мы увидели на ветвях засохшего кедра висевшие на верёвках длинные свёртки из плотной выцветшей ткани. Свёртков было штук десять. Я потыкал пальцем нижний. Ткань была твёрдая, жёсткая, пропитанная каким-то маслянистым веществом.

– Что это за хрень?

– Воздушное захоронение Беров, – безмятежно сообщил Шанин. – Они так хоронят своих умерших. В земле хоронить для них зазорно, потому что земля принадлежит хтоническим божествам и духам, а они все состоят на службе Зла.

Я отскочил от дерева и вытер палец о штаны.

– Вот, бл..! Там мертвецы, что ли?

– Ага. Здесь граница их владений. Дальше идём медленно и осторожно.

Я притих. На душе было неспокойно. Мало того, что эти Беры – Жуткие и хоронят своих на деревьях, так мне с ними спать всю зиму! Вот влип, так влип!

Ближе к обеду, когда я нечаянно споткнулся о корень, торчащий из чёрной земли, над головой свистнуло и раздался глухой удар о ствол дерева. Я глянул – длиннющая стрела глубоко погрузилась в кору на высоте метров двух.

Я инстинктивно присел, чуть не потеряв равновесие из-за тяжёлого рюкзака. Шанин остановился и посмотрел на Индикатор. Червяк был спокоен.

– Это самострелы, – сказал Шанин.

Он смело шагнул вперёд, раздвинул ветки куста неподалёку и показал мне укреплённый на деревянном столбе, врытом в землю, арбалет. Споткнувшись, я дёрнул за верёвку, которая спустила натянутую тетиву.

– Это предупреждающий выстрел.

– Откуда ты знаешь? – прошипел я.

– Мы ведь живы? – Шанин бросил на меня удивлённый взгляд. Мол, что за дурацкий вопрос.

Он не спеша снял рюкзак, вытащил из него флягу Леонида и две деревянные чаши. Поставил чаши прямо на землю. Налил из фляги тягучую янтарного цвета массу. Мёд!

– На сегодня хватит, – сказал Шанин, засунув флягу на место. – Пошли назад, отдохнём.

Мы отошли шагов на сто и установили палатку возле едва заметной тропы.

– Что это было? – шёпотом спросил я. – Типа подношения?

– Ага. Только так их можно убедить, что мы друзья. Две чаши от двух посетителей.

Я шмыгнул носом. От постоянных холодов и сырости у меня из носа постоянно текло.

– А они тебя не узнают, что ли?

– Жуткие способны менять обличья, забыл? Вдруг я их враг с личиной друга?

– Как у них всё сложно, – пробормотал я.

Шанин не ответил. Уселся на поваленное дерево и уставился в чащу. Медитирует, догадался я.

Пока совсем не стемнело, я принялся заполнять дневник. Позже мы развели маленький костёр из найденных сухих веток, разогрели консервы и вскипятили воду в крохотном чайнике. Несмотря на дожди и сырость, питьевую воду в тайге следует экономить. Хорошо хоть, что сейчас не лето, и жажда особо не мучает.

После скромного ужина мы завалились в спальные мешки в палатке. Тело у меня зудело и чесалось от грязи и пота. Надеюсь, у беров есть где помыться. За эти три дня я даже толком не умывался. А зубы вообще не чистил...

Утром я проснулся от тихого звона Индикатора. Не успел продрать глаза, как Шанин уже выхватил пистолет. Мы расстегнули входной клапан и вылезли из палатки.

Я охнул и отшатнулся. Вокруг палатки молча и неподвижно стояли люди в меховых парках – человек восемь. И – фантасмагорическое зрелище! – три гигантских бурых медведя, которые так же молча и неподвижно стояли бок о бок с людьми.

– О! – обрадовался Шанин. – Наше медовое подношение было принято! Знакомься, Валера, это мои друзья – Беры! Люди-медведи!

«Я так и понял», – подумалось мне. Но вслух я, понятное дело, ничего не сказал.

Продолжение в комментариях