Истории из жизни

Лет пять назад влюбился в девушку ангельской внешности. Хотел жениться. Впустил не только в квартиру, в свою жизнь, но и в душу, сердце.

Родным и друзьям представил. Держал за руку, притягивал к себе, целовал в щечку.

- Солнышко мое.

Вроде даже заявление в ЗАГС подали…

Лапушка была выпускницей детского дома…

Юра не просто так звал ее Солнышком. Вся золотая, дивная. Ох и ах.

Врала, пила и курила.

Воровала.

Закатывала истерики.

Не хотела делать ничего. Даже постирать свои колготки, вымыть за собой же чашку.

Исчезала без предупреждения. Уезжала к «друзьям». Таким же выпускникам, которые сдали полученные от государства квартиры, а сами кучей съехались в одну. И пили, пили, существовали на деньги от аренды.

Смотрели сериалы, спали до обеда, не работали. Загаживали пространство вокруг.

Дрались… Мирились. Ревновали. Изменяли. Сходились и расставались. Мечтали «срубить бабла по скорому».

Смеялись над единственным из их выпуска парнем, который пошел в армию, а потом вроде как решил продолжать службу, стать военным. Еще бы. Дурак в погонах. Ходит строем. Что взять с идиота?

Они-то умные. Десять человек в двушке. Они победят этот мир, он прогнется под их хотелки…

Зависть и ненависть к «домашним», к «богатеньким», вот что излучали близкие приятели Солнышка. И она сама, когда не притворялась лапочкой.

Юра был по их понятиям из вражеского лагеря. Тот самый хороший мальчик, которому все досталось от рождения. Просто потому, что повезло…

Юра боролся.

Водил девушку к психологам, учил ее готовить, обслуживать себя. Реально был сильно влюблен. И думал, что вместе они справятся. Все преодолеют.

Но никакого «вместе» не получалось. Солнышко не умела сочувствовать. Просто эта опция в душе была выключена.

Не могла понять, пожалеть. Не была способна сосредоточиться, выслушать, вникнуть. И психовала, если ее просили хоть что-то сделать… Самую малость? После долгих уговоров? Да.

Но на… отвалите! Т. е. поспешно, криво и тяп-ляп, лишь бы отвязались.

Зато она виртуозно придумывала оправдания своей лени, хамству, неряшливости. И явно сочиняла ужасы, и рассказывала реальные страшные вещи из системного житья…

Но…

Лень. Воровство. Грязь. Измены. Снова и снова.

Когда Юра подхватил очередную венерическую инфекцию от любимой, то не выдержал.

Выставил за дверь. Поменял замки.

В ушах звучали прощальные оскорбительные фразы.

Солнышко не жалела, била словами, что есть силы.

Юра чувствовал себя, как спустившееся колесо. Можно сказать проще - сдулся. Хотя в его случае правильнее будет другое сравнение. Наскочил на железку, распоровшую жизнь насквозь.

И словно воздух из груди вытек. Не дышалось нормально. Морда серая. Губы побелели…

Прабабушка увидела внука и заплакала, что погубили, прокляли. Сам Юра ни в какие порчи и колдовство не верил. Но понимал, что слоняющуюся у его дома Солнышко запросто может пожалеть, впустить обратно.

И это его точно доконает…

Так что он попросил о помощи друга по армии. Сурового и циничного Валентина.

- Валя.

- Че?

- Если встретим, пока чемодан пакую, ты меня бей по башке. На плечо тушкой и тащи прочь. Но одного с ней не оставляй…

Валентин плечиками широкими, как у родного брата Ильи Муромца пожал. Потом кивнул.

- Не боись. На съедение не брошу.

Кстати, парням повезло, в два дня сбора вещей и документов девушка не появилась.

Юра решил рвать связи полностью. Жечь мосты. Менять реальную географию, а не только пароли в социальных сетях…

Уехал на Север. На подработку, от которой раньше отбивался. На год или полтора, уже не помним. Не суть.

Забыть Солнышко сразу не смог, но перестал страдать до перебоев в сердце. Боль притупилась. Стала привычной, немного сгладилась.

После этого этапа, а он неплохо заработал на Севере, вернулся и начал строить жизнь заново. Как сейчас шутит наш герой: стартовал - не с нулей, а с минусов.

Продал старую квартиру, перебрался в другой район. Но еще какое-то время ходил такой-же выключенный. Поникший. Ничем больше не напоминающий своих неугомонных предков.

Тех, которые, как мы помним, ухитрялись отметиться на географических картах страны, оставили след в ее истории.

Скучный серый парень в хорошем костюме. С тусклым взглядом…

Таким он и столкнулся с Леной. Которая - внимание, и рассказала нам эту историю.

Реально столкнулся. Наехал на нее. Не задавил, но почти. Повезло дураку!

Вышел из машины, помог подняться. Спросил заикаясь от того, что понял, едва не стал убийцей:

- Ккуда отвезти? Надо ли в больницу?

Словил пару оплеух, потер горящую щеку (жертва била не жалея), выслушал нелицеприятное о мажорах на дорогих тачках. Согласился, что все чистая правда. Что он урод. Пообещал компенсировать и подвезти.

Достал кошелек.

Лена за руку перехватила.

Пальцы у нее были неожиданно сильными. И без маникюра. Юра отвык от таких.

- Компенсировать? Прекрасно. Завтра с девяти утра и как получится. И в воскресенье тоже. Тогда закроем тему.

- Что делать? Зачем?

- Возить. Мне надо в ста местах побывать. И кое-где мужская сила пригодится.

Юра смотрел в лицо взрослой женщины, лет на пятнадцать старше, которая давит его и строит, но не чувствовал себя использованным. Совсем нет.

Скорее, казалось, что его подхватил и тянет поток. И чтобы выплыть придется поработать руками и ногами. Да и голова пригодится.

Лена занималась помощью одиноким старикам. И невольный, вернее на тот момент - подневольный волонтер, отпахавший с ней оба выходных, понял к ночи воскресенья, что чувствует не только ломоту во всем теле, но и тепло в груди.

А Лена, угощая кофе и бутербродом, вдруг сильно толкнула острым локтем в бок.

- На человека стал похож.

- Реально?

- Ага. А то вел себя как чучело замороженное.

Лена изобразила его лицо, мимику, поджала губы. И Юра понял, что хохочет. Получилось похоже, обидно, но классно.

Он смеялся, и чувствовал, что отпускает. Физически, не образно. С каждой минутой дышалось все легче.

И за пару недель, а может за месяц общения с Леной и ее подопечными, ее друзьями, семьей, помощниками все пиджаки стали Юре малы в плечах. Разве растут в тридцать лет?

Лена это называла так: Крылышки расправил.

С ней все было просто, честно. Дал слово - держи. И Юра держал. Приезжал, помогал. Что-то покупал, что-то таскал.

Его постоянно подкалывали, не обращая внимания на попытки отгораживаться.

Дети Лены, как обезьянки, перемахивали через любые преграды. А спокойный как удав (а кто еще может выдержать рядом с ураганом столько лет?) муж нашей приятельницы предлагал помощь, если надо отбиться от банды. Просил подать знак.

- Маши, когда тебя прятать.

Имелось ввиду буквально запустить в кабинет и закрыть. Кабинет папы это святое. Туда никто без стука и разрешения доступа не имел.

Огромная квартира досталась мужу Лены по наследству. Она нуждалась в ремонте. Но, не смотря на перманентный бардак и разгром, была с чисто вымытыми полами и согревающим сердца теплом, которое излучала хозяйка.

Однажды, сам не понял, как и зачем, но Юра рассказал Лене про Солнышко.

Сидели рядом на балконе. Муж, дети, родители, все большое семейство подруги уже улеглось. Поэтому говорили тихо. Пили крепкий чай из термоса и шептались.

Лена задавала короткие вопросы. Иногда сквозь зубы коротко ругалась. Снова била локтем в бок. Или похлопывала по плечу.

Потом сказала.

- Юрка. Ты уже починил себя!

И он понял, правда. Наконец, получилось. Подтвердил.

- Да.

Через несколько месяцев признался Лене, что старики не совсем его тема. Хотя иногда будет подключаться к волонтерам.

Не бросит волонтерскую команду окончательно. Лена поняла. Она всегда понимала его лучше остальных. Лучше, чем родители и друзья. Такое мистическое родство душ.

- Это из-за Солнышка?

- Да.

- Хочешь найти ее?

- Нет. Нет. Но…

- Колись, чего придумал.

И он рассказал.

Юра собирается стать наставником. Тем, кто занимается с подростками-сиротами. Тем, кто учит банальным простым вещам. Помогает вырабатывать правильные привычки. Подсказывает. Отвечает на вопросы.

А его Краденое Солнце? Так и пропало на дне жизни…

Подробности крайне неприятны. И мы их опустим.

Сейчас Юра встречается с бывшей одноклассницей Мариной. Которая внешне (невысокая и пухленькая, с крестьянским – по словам мамы Юры лицом) и по статусу (продавец) нашему герою совершенно не подходит…

Как и Лена, она из простой семьи.

В пафосную центровую школу Юры ходила потому, что жила в соседнем доме. И в свое время страдала из-за снобизма одноклассников. Тем не менее, не озлобилась!

Добрая и светлая натура.

Была замужем. Есть сын. Собираются пожениться с Юрой. И говорят оба, наперебой, что кроме парочки своих детей - обязательно нескольких усыновят.

Марина любит Юру со школы.

Нам немножко страшно за них. Но мы в ребят верим. В конце концов, они из тех, кто не сдается.

Лена выбор Юры одобряет. Говорит о будущей жене своего друга так: «Гарная деваха, с сердцем!»

Грозится выдать невесте рабочую инструкцию по эксплуатации трудного экземпляра, который ей достался.

Со всеми секретными кнопками. И вообще, обещает Марине, как же это было сформулировано- «полное сопровождение процесса, с постоянной психологической поддержкой жены»!

- Не стесняйся звонить и советоваться, Мариночка! Я на твоей стороне!

Юра брыкается, но кто его спрашивать будет?

Пожелаем ребятам счастья.

P.S.: в семье Юры, у многочисленных Ковалевых очередные перемены в его жизни вызывают неоднозначную реакцию. Но он ни у кого советов не просит. Идет своей дорогой. Говорит, что привыкнут и успокоятся.

...

Понравилось? Авторы мы: Татьяна Чернецкая и Наталя Шумак

Telegram Натали Шумак

Опорожнив Камазик,и перецепившись,не без труда и не с первой попытки,всётаки удалось извлечь задние колёса из земляной западни.Перекурив это дело,от души поблагодарил мужиков за помощь,побрёл выгуливать коз,всё это время наблюдавших за моей экзекуцией через забор загона.

Теперь дело осталось за малым-перетаскать и уложить доски в более-менее приличные пачки,дабы их не повело.

- Мы идём в баню!

Первый раз мы решили сходить в баню на Лядовской яме – базе геологов, названной в честь того, что неподалёку от этого места провалилась в яму при переходе реки знаменитая в те времена геолог Лядова. Стояло там два домика и очень хорошая банька. Как раз в то время на Яме никого не было, поэтому можно было спокойно помыться и попариться, не опасаясь конкуренции.

Идти туда решили очень заковыристым путём: подняться на хребет Муравьиный Камень, пройти вдоль него до северного окончания, спуститься вниз, а оттуда до базы пара километров, ну и того получалось километров восемь-девять.

Особого смысла в таком сложном маршруте не было – просто всем хотелось пройтись по Муравьиному камню. Я решил отправиться в дорогу в кроссовках: по горам же пойдём, всяко там сухо. Саня радостно подтвердил мою мысль, ехидно улыбаясь в усы. Мне бы насторожиться, да куда там – очень уж надоело таскать тяжелющие болотные сапоги, основную обувь всех геологов тех лет.

Уральские горы очень необычные: они не такие сверкающие и высокие, как Тянь-Шань или Гималаи; не настолько молодые и яркие, как Кавказ, Алтай или Саяны. Зато от них веет какой-то запредельной мощью и древностью, как будто они вышли из какой-то древней легенды. И вдруг окажется, что это не останцы, а древняя крепость стоит на вершине горы, и ещё чуть-чуть, и выйдут из неё древние вогульские богатыри, которые настолько срослись с горами, что сами превратились в камень.

Если честно, то практически всю дорогу по Муравьиному Камню я шёл с раскрытым ртом – настолько красиво было вокруг, да и погода как специально расщедрилась на яркое солнце, разукрасившее всё вокруг яркими цветами.

Недалеко от Хусойка – главной вершины Муравьиного Камня и второй по высоте горы в Пермском крае после Тулыма, мы наткнулись на старый шурф. Кто-то в давние времена раскопал кварцевую жилу – в отвале лежали осколки кварца с кристаллами горного хрусталя. Мы с Андрюхой набили ими карманы так, что с трудом продолжили путь.

- Расстояние – лучший сортировщик! – хмыкнул Саня. И правда, пройдя ещё с полкилометра, мы начали потихоньку избавляться от набранных камней – тащится по горам с подобным грузом не очень-то легко и удобно. Зато я шёл в кроссовках, а не как всякие дурни в сапогах. Пока мы не спустились с горы и не оказались на болоте. Тут уж я совершенно неожиданно для себя стал дурнем. Сначала я ещё пытался перепрыгивать с кочки на кочку и обходить мокрые места, а потом пошёл напрямик, потому что болото в кроссовках преодолеть можно только так. Впрочем, нас ждала баня, ради этого можно и потерпеть!

Наконец мы дошли до Лядовской ямы. База представляла из себя два небольших бревенчатых домика на берегу Большого Ниолса. На дверях одного из домов красовался огромный отпечаток медвежьей лапы.

- Прошлой зимой шатун безобразничал, - махнул рукой Саня. – Здесь проходчики жили, так он пытался дверь выломать, до них добраться. Целые сутки в осаде продержал, пока не ушёл. По весне ещё его видели, а сейчас ушёл куда-то.

Шатун – медведь, по какой-то причине проснувшийся среди зимы, и поэтому весьма злой и недовольный. А ещё он очень опасен для людей, поскольку зимой есть ему особо нечего. Хотя все мы бываем недовольными, злыми и опасными для людей, когда не выспимся.

Честно говоря, после такого рассказа ночевать в домике было страшновато. Ну а пока мы пошли топить баню. Ох и шикарная на Яме баня! Хоть и по-чёрному топится, да чистенькая и аккуратная, а в предбанник вынесен над ручьём, да в нём лючок сделан: хочешь – воду набирай, хочешь – сам туда ныряй прямо из парилки!

Наверное, не все знают, что такое баня по-чёрному. На самом деле эта такая же самая баня с каменкой, полками для людей и чаном с горячей водой – вот только трубы у неё нет, поэтому дым выходит через дверь и отверстие в стене под потолком. А очаг у неё расположен прямо в каменке. Стены у неё обычно закопчённые, поэтому она и называется «по-чёрному».

Я остался топить баню, а Саня с Андреем убежали на рыбалку. Часа через полтора они вернулись и притащили с десяток здоровых хариусов. Так что после бани у нас был настоящий пир: малосольные хариусы на первое и уха на второе. Вы знаете, что такое малосольный хариус? Это рыба, которую едят практически сразу после засолки, в лучшем случае подождав полчаса: нежнейшее мясо с лёгким привкусом соли тает во рту, по пальцам и подбородку стекает вкуснейший сок, а ты уже тянешься за новой рыбиной, не успев толком прожевать предыдущую. Ещё, ещё! И пусть весь мир подождёт!

На следующий день мы возвращались обратно другим путём, через Ниолсовскую базу, заскочив по дороге к промывальщикам, которые попросили нас перегнать туда лошадь. Так что мне таки удалось добраться обратно с сухими ногами – поскольку болото между лагерем промывальщиков и базой я проехал на лошади.

Так закончилась наша первая банная эпопея. Начиналась новая трудовая неделя.

P.S. Читать ещё не устали? Продолжать рассказ?

В общем, пишите, критикуйте, спрашивайте - я всегда рад с вами общаться!

Старушка осмотрела меня с ног до головы, неодобрительно качая головой. Вошёл в комнату мой муж, и она выдала ему, мотнув в мою сторону головой: "Деньги зря переводишь". Юрий Иванович сначала вытаращил глаза, а потом загоготал: "Умная вы, тётя Пана". Смысл загадочных слов бабы Паны выяснился позже: женщина, занятая утром только своей причёской, не иначе как сидит у мужа на шее и тянет с него деньги на наряды. А нужно: платок на голову - и на кухню, на огород, в стайку к скоту.

Виктории, в доме которой мы гостили, баба Пана приходилась свекровью. Викин муж трагически погиб, но баба Пана по-прежнему являлась каждое утро наставлять невестку, то есть халду. Халда ко всему привыкла и внимания на боевую старушку не обращала. Зато мою растерянность баба Пана приняла за знак доверчивого послушания и комментировала каждый шаг. Надела джинсы, чтобы пойти с ребятишками в лес - шлепок ниже спины и новая приговорка:

- Кругла попа как орех, так и просится на грех.

Всего-навсего намёк на то, что джинсы слишком тесны. Накрасила глаза - раздаётся ехидное:

- Фроська очень рада, не нужно ей мыло, есть пудра да помада.

Встала из-за стола во время застолья, вслед несётся:

- Ой, вика-чечевика, чечевика с викою, подержи мой макинтош, я пойду посикаю.

Баба Пана, Прасковья Короткова по паспорту, прожила со своим дедом шестьдесят четыре года. Схоронила его вслед за младшим сыном, мужем Вики. Вырастила четверых сыновей из шестнадцати детей.

О ребятишках знала всё: как унять ночной плач, вылечить опрелость, заговорить грыжу и устранить диатез, когда нужно первый раз волосы стричь, что сказать при первой улыбке малыша, первых шагах, первых зубках. По животу беременной матери умела пол ребёнка определить; пощупав грудь, срок родов с точностью до часа предсказывала.

А уж травок разных от потнички, от лихорадки, от испуга хранила немерено. Все к ней за помощью шли. Местный фельдшер с удовольствием отдыхал на своём хозяйстве, пока баба Пана врачевала население.

Только с родами баба Пана не связывалась. Потому что пила водочку и ела мясо. По её представлениям, все, кто помогает роженицам, спиртного в рот брать не должны. И мясо употреблять нельзя -" кровь всегда кровь ищет". Об истинном значении этих слов можно было только догадываться.

"Нерожих" женщин, то есть не имеющих детей, баба Пана не любила. Меня, мать единственного сына, отругала: "Чего мужа позоришь?" Когда я ей пыталась объяснить, что любимая работа отнимает много времени, понять не захотела: нарожай детей и сиди дома, своих учи, раз уж так учить нравится.

Баба Пана знала тьму сказок, притч, бывальщин и небылиц. Только жизнь её гораздо причудливей. Как знак будущей судьбы "знаткой", над ней витала тайна. Где и от кого родилась, неизвестно. Приёмные родители говорили, что у цыган на базаре мужики отняли рыженькую голубоглазую девочку. По всему было видно, краденый ребёнок. Однако родители не объявились, и сердобольные Коротковы взяли малышку.

Сразу же девочка заболела, почернела личиком, задыхаться стала. Привели деревенскую знахарку. Она велела дитя три раза вокруг печки обнести. Пока приёмная мать протискивалась за печкой, ребёнок дышать перестал. Положили на лавку, стали гадать, нужно ли звать батюшку. А от лавки в это время "агушки" послышались. Глянули - живёхонька девочка, лежит и улыбается. Так с улыбкой и прожила в приютившем её доме до шестнадцати лет. Потом замуж вышла за сверстника Леонида Короткова. В деревне почти все Коротковы были. Хорошо это и плохо одновременно. С одной стороны, если беда случится - всем миром помогут. С другой - за этот мир иногда отвечать одному приходится. Вот и Пане ответ держать пришлось.

В конце сороковых была какая-то история с крупным рогатым скотом. Вроде больше одной коровы держать было нельзя. Но на беду или на счастье, как орехи из дырявого подола, посыпались послевоенные ребятишки. И в каждой семье по 5-7 вечно голодных ртов. Конечно, прятали скот от проверок. Нагрянуть внезапно не удавалось. Однажды пришли в избу к Прасковье. Леонид с братом в лесу коров прятал, а Пана первыми схватками маялась. Дети у свекрови, одной заботой меньше.

Только среди проверяющих женщина была, грозная такая, ростом с мужика. Она и стала на Пану давить: скажи, как на духу, не лги, а то не разродишься в наказание. Прасковья, конечно, своих не выдала. Но и разродиться не смогла. Повитуха три дня возле неё просидела не отходя. И долго после этого встречаться с Паной боялась. Видно, почудилось ей что-то не людское в том, что женщина выжила. Десять лет после этого Пана не беременела. А потом до пятидесяти удержу не знала.

Самая удивительная история приключилась с бабой Паной в больнице. Выпить она всегда была не дура. В начале девяностых появился импортный спирт в тетрапаках, временно потеснивший родной отгон (самогон по-местному). Предлагали его молодые предприниматели, ездившие по деревням. Они три дня в доме у бабы Паны квартировали, а потом спешно уехали. Упаковку то ли забыли, то ли в счёт платы за постой оставили. Баба Пана и не удержалась. Между домашними хлопотами один тетрапак рассосался, вечером под жареную щуку второй, а потом заглянул сосед.

К утру синяя Пана чуть дышала, закатив глаза. Увезли её в Иркутск. Назначили лечение: жидкость из громадных бутылок вливали и тут же мочегонное назначали. Невестке врачи сразу сказали: помрёт старушка. Ольга велела сыну, учившемуся в Иркутске, спешно ехать домой и звать родственников - прощаться.

Родственники собрались не скоро, но когда приехали, нашли бабу Пану живой-здоровой, немного пожелтевшей, правда. Старушка, оказывается, пришла в себя и потребовала для лечения ...бутылку водки. Невестка ослушаться не посмела. Употребив лекарство и угостив четырёх соседок по палате, баба Пана выздоровела на глазах у рыдающей Ольги, уже прикидывавшей, во что одеть Пану в гробу. Только чудесное воскрешение оставило её без волос. С тех пор Прасковья Короткова ненавидит врачей. Ну что это такое - баба без волос?!

Однако самый лютый враг Прасковьи - Пётр Бадмаев. Его брат - шаман на Ольхоне. Пётр - человек грамотный и молодой, всего за пятьдесят. В способностях бабы Паны он убедился, когда она травами выходила его дочь Светку от страшной детской инфекции. Но крестить девочку, как было положено для закрепления лечебного эффекта, отказался. Светка осталась инвалидом. А Пётр всем рассказывал, что виновница бед - баба Пана. Отвёз бы дочку в область, здорова бы была.

В отместку или по убеждению баба Пана винила родственника шамана в падеже скота, в наводнениях и землетрясениях, в поздней холодной весне и бесснежной зиме. Дядя Петр, оказывается, видел, как Прасковья, обернувшись змеёй, высасывала молоко у соседской коровы. Баба Пана уверяла, что перед грозой, спалившей несколько домов, по небу катался красный шаманский бубен. А потом оказался в руках Петра, стоявшего в огороде. Никто из местных не посмел вмешаться в противостояние двух "знатких". Выдумки заклятых врагов были бесконечны, но не мешали Петру и Прасковье как следует вместе выпить на праздник.

Больше всего в то лето мне запомнились тихие прозрачные вечера, когда, угнездившись на лавке у забора, мы слушали журчащий говорок бабы Паны. Вставали из могил мертвецы, искали своих суженых утонувшие девки, требовали справедливости висельники, горели в аду злые мачехи. А тёплая вечерняя нега и ласковый голос бабы Паны, казалось, обнимали нас. И я, горожанка в трёх поколениях, ощущала сибирскую деревню своей родиной.