Нет я не ошибся, поместив статью в этот раздел. Первоначально, действительно, это была "книжная" статья, но в дальнейшем я написал еще несколько статей о судьбе этого героя, и таким образом тема стала исторической и вышла далеко за рамки тематики первой статьи.
книжные полки в деревне.
Частенько среди обзоров различной литературы мелькают заголовки вроде "книга (или книги) изменившие меня." По большей части это различные психологические тренинги, как, например, обще известные произведения Дейла Карнеги. В свое время я не без интереса их читал, но сказать, чтобы они как-то существенно изменили меня не могу. Разумеется, каждая прочитанная книга остается в тебе, даже если она тебя на "защепила", и ты крепко забыл о ней.
Но все же история знает людей, чью жизнь изменили книги. Вот о двух таких книгах и пойдет дальше речь. Вернее не о книгах, как таковых, ибо я о них не знаю ничего кроме названий, а о первых шагах судьбы человека , которого они изменили. Дата рождения нашего героя неизвестна, одни говорят что это 1491 г., другие готовы побиться об заклад что 1443 или 1495. Эту путаницу внес сам герой рассказа, который в своей "Автобиографии" дает разные цифры.
Но для нашего повествования это не имеет ровно никакого значения. Наш герой был одним из 13 законных детей в семье басконского дворянина. Первой ступенью в карьере была должность пажа при дворе великого казначея дона Хуана Веласкеса-и-Квеллара в Кастилии. Двор был блестящ и элегантен, служил рассадником всяческой куртуазности и рыцарских доблестей, но как вы сами понимаете, образ жизни, что процветал в замке, не сильно способствовал тому, чтобы юный паж почувствовал тягу к аскезе и святой жизни.
Повзрослев наш герой стал офицером, не слишком занятым по службе и без каких либо перспектив на то, чтобы в будущем получить хорошую должность. Обилие свободного времени и пылкость характера способствовали совершению нашим героем подвигов отнюдь не духовного содержания, был он скорее всего бабник и дуэлянт, так что в 1515 светские и духовные власти Памплоны жарко спорили о том, кому из них достанется честь наказать нашего героя за "ряд серьезных преступлений" во время карнавала.
"До двадцати шести лет он был человеком, преданным мирской суете, и прежде всего ему доставляли удовольствие ратные упражнения, ибо им владело огромное и суетное желание стяжать славу."
Но все изменилось в 1521 году, когда французские войска неожиданно перешли Пиренеи. В цитадели Памплоны оставался маленький гарнизон, который, впрочем, вовсе не стремился овеять себя славой. Против сдачи был только один человек - наш герой. И - о чудо - ему удалось уговорить своих товарищей оказать сопротивление французам под командованием Фуа-Леспара. Кончилось все очень быстро и совсем не героично. Первый же залп французских пушек обрушил часть стены, а одно из ядер попало в правую ногу нашему герою. Простите за плохой каламбур, но наш герой пал, а вместе с ним пала и крепость. Французский военноначальник оценил храбрость молодого офицера, велел перевязать его и доставить в замок отца. Скоро выяснилось, что первая обработка раны была произведена плохо, пришлось заново сломать правую ногу и в перебинтовать ее. Состояние нашего героя после этого ухудшилось настолько, что его причастили. Но неожиданно, в день Святого Петра, которого особо почитал наш молодой человек, наступило улучшение. Кости начали срастаться, как вдруг наш герой, с ужасом заметил, что его правая нога стала короче, а на колене появилась опухоль. Он настоял на проведении еще одной операции, еще более мучительной, чем прежние. Как помнит читатель, анестезии в ту пору не знали, поэтому мужеству и терпению пациента не не было границ.
"И снова устроили эту резню (camecería), в которой он —равно как и во всех прочих, каковые ему довелось претерпеть и и впоследствии — не вымолвил ни слова и ничем не высказал своих страданий, разве что крепко сжимал кулаки."
Однако все это не привело к желаемому результату, нога осталась короче и долгое время отказывалась служить. Восстановление длилось долго, и так как наш герой был обучен не только искусству владения шпагой, но и премудрости чтения, он попросил дать ему книги. А надо сказать, что любил наш герой рыцарские романы, и тому подобные сочинения. Вот мы и добрались до книг. Однако всех книг в замке оказалось только две, и те несколько другого содержания. Эти книги были : Сборник легенд о святых, и "Жизнь Христа" Лудольфа Саксонского. ( Полное заглавие этой книги, впервые напечатанной в Страсбурге в 1474 году, было таким: Жизнь Господа нашего Иисуса Христа, тщательно составленная из четырёх Евангелий и Учителей, одобренных Католическою Церковью. Интересно, что в этой книге, написанной задолго до основания Общества Иисуса, впервые встречается слово «иезуит» (Iesuita) в следующим контесте: «...в небесной славе сам Иисус назовёт нас иезуитами, то есть спасёнными Его именем» )
Сначала молодой человек с энтузиазмом принялся за чтение толстенных фолиантов, но скоро ему это надоело, и он отложил их в сторону. Но лежать неподвижно целыми днями было тяжело, не спасали даже грезы о чудесной даме сердца, прекрасной Жермене де Фуа. Скука заставила его вновь обратиться к этим двум книгам. Постепенно он с удивлением начал замечать что они воздействуют на него определенным образом : за картинами светских развлечений следовали тревога и печаль, мечты о духовном будущем вызывали радость. В одну из бессонных ночей ему явилась Мадонна с младенцем; с этих пор Мадонна стала его единственной дамой.
"Как-то ночью он бодрствовал и ясно увидел образ Богоматери со Святым Младенцем Иисусом. Это видение длилось в течение значительного срока и принесло ему самое живое утешение, оставив его с таким отвращением ко всей прошлой жизни, особенно же к делам плоти, что ему показалось, будто из души его стёрлись все образы, до того в ней напечатленные."
Весной 1522 года он навсегда покинул родительский замок, приняв решение отправиться в Иерусалим. Однако судьба, в виде непослушного мула, распорядилась иначе. Мул привез его в одно из святых мест Каталонии - Монтсеррату. Здесь наш герой исповедовался в течении трех дней, затем , 24 марта, снял с себя рыцарское одеяние, надел одежду странника, повесил шпагу и кинжал у алтаря Богоматери и заперся в церкви.
Здесь начинается путь духовного служения нашего героя, ему предстоит пережить много превратностей на пути к цели, но это уже другая история и к двум книгам отношения не имеет. Те, кто согласил потратить свое время на чтение моего писания, уже знают о ком велась речь. Да, этого человека звали дон Иниго Лопес де Рекальде де Оназ и Лойола, основатель Общества Иисуса, больше известного как орден иезуитов.
Хусепе де Рибера. Игнатий де Лойола
Надеюсь вы не зря потратили свое время, во всяком случае это правдивая история о том, как книга изменила мир.
PS. Цитаты и комментарии из книги "Рассказ паломника О СВОЕЙ ЖИЗНИ, или «Ав т о б и о г р а ф и я » с в . Игнатия Лойолы, основателя Общества Иисуса."
Спасибо, что дочитали до конца. Ставьте лайки и комментируйте статью, это поможет мне лучше понимать что именно вас интересует и сделать статьи более качественными. Еще раз спасибо за внимание и до новых встреч.
Пополню коллекцию ваших фобий клаустрофобией. Место действия – Оркни, ЮАР.
Протоколы безопасности писаны кровью, что, впрочем, совершенно не мешает людям регулярно забивать на них хуй. Кто-то просто не в курсе, для чего нужны различные процедуры, кто-то экономит время (которое, как известно, деньги), кто-то считает себя самым умным, кто-то идёт на осознанный риск – но большинство просто плывёт по течению, стараясь не выделяться из толпы. При невысокой культуре производства это приводит к молчаливому игнорированию норм и правил безопасности просто в силу сложившихся традиций. Подобные системы являются одними из наиболее уязвимых, так как многоступенчатые механизмы защиты не работают одновременно на всех уровнях.
Перейдём от абстрактного теоретизирования к наглядной демонстрации действия кумулятивного эффекта на примере рудника Vaal Reefs. Итак, действие происходит в ЮАР девяносто пятого года: апартеид вроде как отменили, но лучше пока не стало. С одной стороны толпы малограмотных и нищих нигр из всяких бантустанов, которым страшно доверить что-то сложнее кувалды, с другой – белые бваны, которые к кувалдам относятся с куда большей заботой, чем к ниграм, которые ими работают. Кувалда стоит денях, а нигры, считай, бесплатные – бабы новых рожают быстрее, чем старые стачиваются.
Чтобы возвести проблему в квадрат возьмём горнодобывающую отрасль, где и в более просвещённых государствах порой творится Адъ и Израиль. Иными словами, нам надо перемножить собачью жизнь шахтера на собачью жизнь нигры в бантустане, а потом окинуть её презрительным взглядом белого офисного бваны на нормальной зарплате, который в шахту спускается в лучшем случае раз в год на полчаса в сопровождении кучи холуев – пофоткаться для отчётности. Таким образом, ситуация складывается идеальная: шахтерам не до безопасности, им план давать надо, руководству не до безопасности – ведь это не их безопасность. И пока шахта исправно дает N золота в неделю – различные мелкие инциденты не сильно влияют на квартальную отчетность. Понятно, что такая благодать не может длиться бесконечно, ведь рано или поздно количество мелких отказов, превысит некую критическую отметку и приведет к серьёзной катастрофе…
Днём десятого мая локомотивная бригада оставила неисправный (по факту, по бумагам всё было ок) электровоз №54B с прицепленным к нему пассажирским вагоном на путях недалеко от устья шахты, в которой располагался лифт, доставлявший рабочих в забой. Сменщик, пришедший вечером и обнаруживший технику в неположенном месте, начал подключать электропитание, с целью увести её туда, где ей следует находиться. Не фартануло. Сам ли он накосячил, или проблема была в электровозе, но, так или иначе, состав двинулся в сторону шахты. Ни одна из штатных систем безопасности, призванных аварийно остановить неисправный локомотив, не сработала, как не сработал и хилый барьер в конце пути, призванный не допустить падения подвижного состава в шахту. В 20:30 двенадцатитонный состав рухнул в ствол шахты (машинист успел выпрыгнуть) навстречу поднимающемуся двухярусному лифту, до отказа набитому возвращавшимися со смены горняками. В принципе, по расчётам трос лифта мог выдержать падение на него электровоза с высоты двух сотен метров, но вот крюк, на котором был подвешен лифт, не выдержал. Оборвавшаяся кабина пролетела почти полкилометра до дна шахты (не хочу даже представлять, что творилось в эти секунды там внутри), где её, наконец, догнали локомотив с вагоном, превратившие двухэтажный лифт в одноэтажный. Выживших не было. Большую часть из 104 погибших собирали буквально лопатами в течение нескольких следующих дней.
Такая мясорубка стала экстраординарным случаем даже по меркам горнодобывающей промышленности ЮАР и привела, в том числе, к принятию Mine Health and Safety Act. Проведенное расследование установило вину компании. Были выплачены компенсации семьям погибших, но я не встречал никаких упоминаний о том, чтобы кто-то из виновников понёс уголовную ответственность.
В качестве заключения хочу напомнить простую истину: ваша безопасность – дело, в первую очередь, ваших же рук. Работайте безопасно сами и ебите мозги тем коллегам, которые своими действиями создают угрозу жизни и здоровью окружающих – и вы никогда не попадёте ни в одну из моих паст. До новых встреч!
P.S. Не нашёл никаких однозначно атрибутируемых фото по этой катастрофе, прилагаемое подписано как Vaal Reefs Mine, но это не точно.
Фото это хорошо, но у Национального института антропологии и истории (INAH) есть виртуальный тур по Теотиуакану в формате 360 градусов — смотреть лучше на большом экране.
Пусть этот тур и не такой красочный, как видео полёта на воздушном шаре, но он даёт возможность зайти туда, куда туристам не позволено. Например, на вершину Храма Пернатого змея 🐍.
Впрочем, в феврале я вообще никуда не попал - всё перекрыли, подняться никуда не дали, никакого праздника. Хоть в пещере не закрыли. Так что виртуальный тур - очень даже неплохая вещь.
Как зайдёте, увидите табличку с общей информацией о Теотиуакане. Просто нажмите на неё — она исчезнет. Внизу экрана вы увидите панель управления. Нажимайте на второй значок слева (квадрат из 9 частей) — появится перечень мест для выбора.
Сцены никак не названы, поэтому если не будете понимать, где вы и что видите - вот подсказка:
1 - Вход; 2-6 - Храм Пернатого змея; 7-9, 12-16, 26-28 - Дорога Мёртвых; 10-11, 23-25 - жилые кварталы; 17-22 - Пирамида Солнца; 29-32 - Дворец Кетцальпапалотля; 33-35 - Пирамида Луны; 36 - закат в Теотиуакане.
В 401 г. до н.э. произошло событие, которое, без всяких преувеличений, потрясло Европу и Азию и имело значительные последствия на ход дальнейшей истории, показав всем военную слабость Персии. Оказавшиеся на берегах Евфрата, в самом сердце Персидской империи, и лишившиеся своих командиров, греческие наемники сумели с непрерывными боями выйти к Черному морю и затем вернуться в Элладу.
Об этом беспримерном походе мы знаем, главным образом, из сочинения афинянина Ксенофонта, который волей случая, после убийства признанных вождей этой экспедиции, возглавил греческое войско.
В 401 г. до н.э. произошло событие, которое, без всяких преувеличений, потрясло Европу и Азию и имело значительные последствия на ход дальнейшей истории, показав всем военную слабость Персии. Оказавшиеся на берегах Евфрата, в самом сердце Персидской империи, и лишившиеся своих командиров, греческие наемники сумели с непрерывными боями выйти к Черному морю и затем вернуться в Элладу. Ксенофонт был современником Платона и учеником Сократа, но симпатии его всегда были на стороне Спарты. После возвращения из этого знаменитого похода, он, во главе своего отряда (на тот момент в нем насчитывалось около 5 000 человек), пришёл к спартанцу Фиброну, который собирал армию для войны с сатрапом Фарнабазом. В Малой Азии Ксенофонт сражался вместе с царем Агесилаем, за это он даже был лишён афинского гражданства (гражданство ему вернули, когда Афины стали союзником Спарты в войне с Фивами).
Ксенофонт
К огромному счастью потомков, Ксенофонт оказался талантливым писателем, который, к тому же, изобрел новый литературный жанр, написав от третьего лица (под именем Фемистоген Сиракузский) первую в мире автобиографию – знаменитый «Анабасис» («Восхождение» – первоначально этот термин означал военный поход из низменной местности в более возвышенную).
Начиналась эта история как сказка, в которой у великого царя Персии Дария II было два сына: старший Аршак и Кир Младший. Именно Кир, по мнению его матери Парисатиды, сводной сестры Дария, априори обладал всеми необходимыми качествами будущего царя, и потому она дала ему имя, которое мог носить только наследник престола: Кир — значит, Солнце. В качестве первого шага, в 407 г. до н.э. она убедила стареющего царя назначить Кира (родившегося около 432 г.) на важнейшую должность сатрапа Лидии, Фригии и Каппадокии, а заодно и главнокомандующим всех войск в Анатолии. В Элладе в это время вовсю шла Пелопонесской война, в которой Дарий в какой-то момент решил поддержать Спарту. И Кир неожиданно оказался союзником великого Лисандра. В 405 году до н. э. Дарий умер, и персидский наместник в Карии Тиссаферн, на помощь которого надеялся Кир, встал на сторону своего зятя Аршака, принявшего теперь имя Артаксеркс II, и даже донес новому царю о планах брата убить его. В результате Кир был помещен в темницу, но, слабовольный Артаксеркс испугался гнева Парисатиды, которая освободила Кира, и добилась возвращения сына в его сатрапию. Именно Кир является главным героем I Книги "Анабасиса" Ксенофонта. А в это время на сцену мировой истории вышел человек, которому суждено будет стать главным героем II Книги – небесталанный спартанский полководец Клеарх, недостатком которого было нежелание подчиняться кому бы то ни было. Несмотря на строгое спартанское воспитание, Клеарх больше был похож не на Лисандра, а на Алкивиада. Когда власти Спарты отправили его на помощь городу Византий, Клеарх, недолго думая, захватил там власть и объявил себя "тираном" (то есть, правителем, не имеющим прав царской власти). Возмущенные таким самоуправством геронты, направили к Византию новое войско, и Клеарх бежал оттуда с казной и даже каким-то отрядом: на территории Эллады появился кондотьер, готовый предложить свои услуги любому, кто заплатит. И такой человек быстро нашелся – им стал с трудом спасшийся от своего брата Кир. На блеск персидского золота явились представители почти всех государств Эллады, и в Малую Азию пришла внушительная армия в 13 000 человек: 10 400 гоплитов и 2500 пелтастов. Этот отряд присоединился к 70-тысячной персидской армии Кира. Греческие наемники ещё не знали, что их ждёт, и были уверены, что идут на войну в Малой Азии против коварного Тиссаферна. Однако весной 401 г.до н.э. их повели на юго-восток — под предлогом войны с мятежными горцами. И только когда было пройдено две трети пути, объявили об истинной цели похода – война с законным царем Персидской империи. Кир пообещал им полуторную плату, а в случае победы ещё пять мин серебра каждому. Отступать было поздно, греки пошли дальше. 3 сентября 401 г. до н.э. войско Кира встретилось у Евфрата (примерно в 82 км к северу от Вавилона) с армией Артаксеркса. Именно здесь состоялась битва при Кунаксе. В настоящее время эта местность носит название Тель Акар Кунейсе. Сражение при Кунаксе описывают Ксенофонт, Полибий и Диодор. Об армии Кира мы уже говорили. Артаксеркс привел к Кунаксу около 100 тысяч воинов из Ирана, Индии, Бактрии, Скифии. Если верить Ксенофонту, в армии Артаксеркса были также и 150 персидских серпоносных колесниц, которые были направлены именно против греков. Каждую из этих колесниц несли четыре лошади, к большой оси крепились серпы длиной около 90 сантиметров, и ещё по два вертикальных серпа крепились снизу. Такие же колесницы были использованы персами во время войны с Александром Македонским.
Дарий II
И тут у Кира и Клеарха возникли серьезные разногласия по поводу плана предстоящего сражения. Кир вполне резонно предлагал нанести главный удар по центру, где будет стоять его брат. В этой битве нужна была не военная победа, а гибель (в крайнем случае, пленение) соперника Кира: узнав о смерти царя, его армия прекратит сражение и перейдет на сторону нового законного монарха. Но это противоречило всему, чему учился Клеарх. Ведь, на самом деле, по всем правилам военной науки, необходимо было нанести мощный удар правым крылом по левому флангу вражеской армии, опрокинуть его, а потом, развернувшись, ударить по центру. Греческая фаланга за спиной Клеарха словно неслышно шептала ему: «завтра слава Павсания и Лисандра померкнет навсегда, и ты станешь первым греческим полководцем, разбившим персов в самом сердце их империи, из твоих рук получит корону великий царь. А, может быть... Но об этом потом. Перед тобой ровное поле, правый фланг будет защищён рекой, у тебя есть пельтасты и кавалеристы из Пафлагонии, которые защитят фалангу от фланговых ударов и разгонят метателей копий и дротиков. Все будет хорошо». Каждый из этих планов был по-своему хорош, и каждый сулил победу, если бы Кир и Клеарх сумели договориться. Но они не договорились. И на следующий день, под воинственное пение флейт, ощетинившаяся копьями греческая фаланга двинулась вперёд — безжалостно и неумолимо, сметая все и всех на своем пути. Эллинам противостояли персидские и египетские пехотинцы, 500 всадников во главе с Тиссаферном и знаменитые персидские серпоносные квадриги. «Ни о чем не думать, сомкнуть строй, не смотреть по сторонам, не сомневаться — персы храбры, но нет пока на свете силы, способной остановить вас. Пора переходить на бег».
Воины битвы при Кунаксе
Через несколько часов Кир победит и станет царем. Но Кир не хотел ждать несколько часов. В его душе кипели ненависть к брату, нетерпение и злость, он возглавил кавалерийский удар по центру, где стоял Артаксеркс, и даже лично ранил его коня — царь упал на землю. Но, дабы показать всем свою доблесть, Кир сражался без шлема. Когда бактрийцы забросали его дротиками, он получил рану в висок, а потом кто-то поразил его копьём. Мёртвому Киру отрубили голову и преподнесли Артаксерксу, затем – показали ее войску мятежника. Все было кончено, армия Кира прекратила сопротивление, но греки не знали об этом. Они продолжали делать свою работу: опрокинув стоящих против них пехотинцев, разбив боевые колесницы (часть из которых они пропустили сквозь строй, где возничих забросали копьями пельтасты), одну за другой они теперь отбивали атаки персидской конницы. В этом сражении греческие наемники продемонстрировали все качества безупречных воинов. Они хладнокровно выполняли приказы командиров, умело перестраивались и действовали в тот день, поистине, идеально. Увидев, что армия Кира перестала сражаться, фаланга развернулась и прижалась к реке – и персы уже не решались атаковать ее. Тогда греки сами двинулись вперёд, и командиры Артаксеркса, уже увидевшие мощь фаланги, не пожелали испытывать судьбу – отступили, оставив грекам поле боя. Потери армии Артаксеркса составили около 9000 тысяч человек, войск Кира – около 3000, причем потери греков были минимальными. Полибий вообще сообщает, что из них никто не погиб. Армии вернулись на исходные позиции и ситуация была крайне неприятной для обеих сторон. Вроде бы, одержавшие победу греки, оказались вдали от родины посреди враждебной страны. Победивший мятежного брата Артаксеркс не знал что делать с непобежденными греческими воинами в центре его державы. Он предложил им: "Сложите оружие и переходите ко мне". Согласно Ксенофонту, на военном совете первый из греческих военачальников сказал: "Лучше смерть". Второй: "Если он сильнее, пусть отберет (оружие) силой, если слабее, пусть назначит награду". Третий: "Мы все потеряли, кроме оружия и доблести, а они друг без друга не живут. Четвертый: "Когда побежденный приказывает победителям, это или безумие, или коварство". Пятый: "Если царь нам друг, то с оружием мы полезнее ему, если враг, то полезнее себе".
Ксенофонт сообщает, что в этой ситуации Клеарх, один из немногих, сохранил самообладание, благодаря чему в греческом войске сохранялся порядок и уверенность в благополучном исходе. Грекам предложили свободный выход из страны, "провожать" их было поручено Тиссаферну. Как ни странно, греки полностью доверились ему, Тиссаферн же им не верил и опасался, что в пути они овладеют какой-нибудь провинцией, выбить из которой их будет очень трудно. Потому в пути он пригласил на обед Клерха, четверых других стратегов и двадцать командиров меньшего ранга, схватил их и отправил в Сузы, где они были казнены. Это был самый страшный момент эпопеи: в армии чуть было не началась паника и беспорядки. И только теперь на первый план выходит Ксенофонт, который взял командование на себя и, уже не полагаясь на коварных персов, повел войско самостоятельно. Повозки, которые могли замедлить движение, были сожжены, воины выстроились в каре, внутри которого были помещены женщины и вьючные лошади. Конница Тиссаферна следовала за ними, непрерывно беспокоя. Персидские пехотинцы забрасывали их камнями и дротиками. По приказу Ксенофонта греки сформировали свой конный отряд и отряд пельгастов, которые теперь успешно отгоняли персов от походной колонны. На территории нынешней восточной Турции греки столкнулись с предками курдов – кардухами, которые посчитали имущество неизвестных пришельцев своей законной добычей. Положение греков было отчаянным: они не знали дороги в горах, со всех сторон были воинственные кардухи, забрасывавшие их камнями и стрелами. К тому же греки здесь не могли действовать в строю, что было непривычно и лишало их преимущества в боевых столкновениях. По приказу Ксенофонта в засаде были оставлены лучшие воины, которым удалось, уничтожив небольшой вражеский отряд, захватить в плен двух кардухов. Первого из них, отказавшегося говорить, тут же убили на глазах другого. Испугавшийся смерти второй кардух согласился стать проводником. Оказалось, что впереди находится гора, которую невозможно обойти — позиции горцев можно было лишь взять приступом. Добровольцы ночью, под проливным дождем, взобрались на эту гору и перебили не ожидавших их появления кардухов. Наконец, эллины добрались до речки Кентрит, отделявшей страну кардухов от Армении (земли армян тогда занимали и часть современной восточной Турции). Здесь перед войском Ксенофонта встала новая преграда: мосты контролировали отряды персидских наемников. Но грекам удалось найти брод, по которому они переправились на другой берег. В Армении их ждали другие враги – снег и мороз. Вьючные животные погибали, люди мёрзли и болели. Однако и армяне не горели желанием воевать в снегу, их натиск не был сильным. Убедившись, что странные пришельцы не претендуют на армянскую землю, они оставили их в покое. От гибели греки спаслись в подземных городах (вероятно, в Каппадокии), в пещерах которых вместе жили люди и домашние животные. Здесь эллины, видимо, впервые попробовали пиво ("настой ячменя"), которое им, привыкшим к разбавленному вину, показалось чересчур крепким. Однако здесь греки ухитрились поссориться с хозяевами, захватив лошадей, приготовленных в качестве дани для Артаксеркса, и взяв в заложники сына в общем-то дружелюбно настроенного к ним вождя. В результате, им указали неверный путь, с огромным трудом они все же вышли к речной долине, которая привела их к морю. Ксенофонт рассказывает, что, услышав крики идущих впереди, он решил, что авангард подвергся нападению, но крики "море", быстро распространившиеся по колонне, развеяли сомнения. Люди, увидевшие море, плакали и обнимались. Забыв об усталости, греки из больших камней собрали что-то вроде насыпи – дабы отметить место спасения. Первым греческим городом, в который пришли воины Ксенофонта, оказался Требизонд. Его жители были, мягко говоря, немного шокированы, увидев на своих улицах целую армию каких-то оборванцев, в порядке у которых было только оружие. Однако командиры греков все ещё продолжали поддерживать среди своих воинов дисциплину, без которой они, безусловно, не смогли бы выйти к морю.
К тому же у них имелась кое-какая добыча, выгодно (для жителей Требизонда) сбыв которую, они сумели заплатить за свое пребывание. Тем не менее, горожане, безусловно, были очень рады, когда никем не званые "гости" отбыли, наконец, на родину. Жителям других городов, оказавшихся на пути "10 000", повезло меньше: денег у большинства солдат уже не осталось, дальнейшее их продвижение зачастую сопровождалось насилием и грабежами. Год и три месяца понадобилось греческим наемникам Кира Младшего, чтобы дойти от Эллады до Вавилона и вернуться обратно. Около 5000 из них (под командованием Ксенофонта) приняли участие в войне Агесилая против Фарнабаза в Малой Азии. Ксенофонт разбогател, получив большой выкуп за богатого перса, захваченного в одном из сражений и, хоть и продолжал воевать, больше ни в чем не нуждался. А вот 400 его соратникам не повезло: за самовольные действия в Византии, спартанские командиры продали их в рабство. Примерно через 30 лет Ксенофонт написал свой знаменитый труд, который историки считают одним из основных источников по истории военного дела в античной Греции. Кроме того, в "Анабасисе" он описал обычаи персидского двора (на примере двора Кира Младшего), религиозные воззрения различных народов, а также климат в различных странах, их флору и фауну. Более того, в "Анабасисе" приводятся данные о расстояниях, которые его армия проходила за день (правда, только там, где войско шло по большим дорогам).
Рассказывая обо всем этом, Ксенофонт различает события, очевидцем которых был лично он, от передаваемого с чужих слов (в этом случае обычно указывается источник). В IV и V книгах имеются описания племен, обитавших в северо-восточных областях Малой Азии и на южном берегу Черного моря в V в. до н.э. Исследователи Закавказья считают, что эти сведения "Анабасиса" имеют не меньшую ценность, чем IV книга Геродота для истории юга СССР, "Германия" Тацита для Средней Европы и "Записки" Юлия Цезаря для галльских стран.
Вторая половина 2 века до н.э. вообще выдалась для Рима не самой удачной. И дело тут не только в мутивших италийскую воду Гракхах. С одной стороны было триумфальное окончательное завоевание Греции. С другой стороны - позорная и изматывающая Нумантинская война в Испании. Потом щелкнули по носу великий Рим восставшие рабы на Сицилии. Были болезненные поражения на Балканах. А венчал все позор Югуртинской и Кимвро-Тевтонских войн. Никогда более Рим не вел столь бесславные войны. Некомпетентность, высокомерие, коррумпированность и глупость привели Республику к поражениям, которые серьезно пошатнут не только стабильность внутри самого Рима, но и его репутацию у собственных союзников. Просто представьте, с каким удивлением италики наблюдали за тем, как царь Нумидии Югурта в открытую похвалялся, что может скупить весь римский сенат. Как его воины проводят славных легионеров под ярмом. Как в это же самое время орды варваров разбивают одну консульскую армию за другой. Как меняются командующие, а победы все нет и нет и только новые волны мобилизации прокатываются по Италии.
Если война с Югуртой продемонстрировала наглядно ту гнильцу, что притаилась в самом сердце Рима, то война с кимврами и тевтонами вызвала к жизни эффект в моменте мало кем замеченный - италийский патриотизм. Общины северной и центральной Италии на время угрозы вторжения варваров впервые за долгие годы начали чувствовать собственное единство. И не только из-за страха перед вторжением варваров, но и из-за боли многочисленных потерь и нежелания римлян прислушиваться к голосам италиков в вопросах войны. Римские легионы той эпохи наполовину комплектовались из италиков. Они несли на себе бремя равное римскому, они с таким же, если не большим, рвением хотели защитить свой дом от варварской угрозы. А самонадеянные римские нобили раз за разом вели их на убой. Как тут было не появиться мысли, что система прогнила изнутри и пора её менять. Особенно после катастрофического разгрома при Араузионе.
Марий, перевернувший ход обеих войн, был довольно многим обязан италикам - они массово записывались в его легионы. Тем не менее италийский вопрос его не волновал, если речь не шла о его ветеранах. Ведь ветераны - это мощнейший политический актив. Война рано или поздно закончится и недруги великого полководца попытаются выкинуть его из политики. Сделать это будет тем сложнее, чем больше будет его группа поддержки. Поэтому Марий добивался для своих воинов, как римлян, так и италиков, наделение землей в Африке, Галлии и Италии.
Будь на то воля Мария - он бы выдал римское гражданство всем своим ветеранам неримлянам, чтобы эта толпа заряженных на поддержку своего командира солдат, чисто из чувства долга в нужный момент появлялась в Риме и голосовала как нужно. Но приходилось обходиться красивыми жестами с выдачей гражданства отдельным группам воинов и аграрным законом по которому в каждой ветеранской колонии трое италиков имели право получали римское гражданство.
С одной стороны это был прогресс для союзников. С другой - интересы Мария были в большей степени связаны с римским всадничеством. А италики и римские всадники были, как ни странно, конкурентами в бизнесе. Уравнивание в правах италиков поставило бы всадничество в неудобное положение, ведь пришлось бы делиться сверхприбылями от откупных операций в провинциях. А делиться никто не хотел, поэтому Марий не предпринимал никаких шагов для дальнейшего расширения прав италиков. Оптиматы в сенате тоже были не заинтересованы в этом, равно как и популяры. Все усиленно делали вид, что ничего не произошло. Наоборот, даже закручивали гайки в отношении латинов, ставших римлянами, учредив по закону Луция Лициния Красса специальный суд по делам о незаконном приобретении римского гражданства. А тем временем центральная и северная Италия постепенно закипали: недовольные элиты италиков вели тайные переговоры друг с другом, суть которых сводилась к объединению усилий в борьбе за права.
Сенаторы, когда им говорили, что италики недовольны ситуацией с их правами
Критический момент наступил во время трибуната 91 года до н.э. Марка Ливия Друза. Сведения о событиях этого знакового для Рима года носят фрагментарный характер, а потому их интерпретации в значительной степени дискуссионны. Есть множество вариантов реконструкции событий, каждая из которых обоснована. Если у вас при чтении возникнет желание ознакомиться со всем многообразием точек зрения, то рекомендую прочитать статью в вики и вот эту статью с Киберленинки. В дальнейшем повествовании я буду придерживаться трактовки, которая кажется наиболее вероятной лично мне.
Марк Ливий Друз принадлежал к той группе сенаторов-оптиматов, которая началась с кружка Сципиона Эмилиана, и считала, что Республике нужны реформы, но не слом порядка, как это делали гракханцы и прочие популяры. К 91 году до н.э. нужно было быть совсем слепым, чтобы не заметить, что Республика постоянно балансирует на грани политического кризиса. “Согласие сословий”, которое многие римские авторы считали залогом могущества Рима, было безнадежно разрушено. Власти сената теперь бросали вызов не только популяры из числа уважаемых людей, опиравшиеся на плебс, но и всадники, за которыми, вероятнее всего, стоял Марий.
Хотя, конечно же, всадники и без Мария столкнулись бы в в борьбе с сенатом. Но уж больно подозрительно, что активизация этой борьбы началась ровно после того, как Мария выпнули из политики
Хотя в предыдущие годы большей угрозой были популяры-гракханцы, в 90-е годы до н.э. благодаря реализации законов Гая Гракха значительно усилилась оппозиция всадников. По этим законам всадники получили под свой полный контроль суды по делам о вымогательствах, занимавшиеся разбирательством дел о превышении полномочий римских наместников и откупщиков в провинциях. Благодаря полученной безнаказанности они раскрутили на полную машину ограбления провинций, чему очень были не рады сенаторы. Да, среди сенаторов было немало тех, кто отправлялся на должности в провинции чтобы поправить свое положение. Некоторые из них даже вступали в сговор с откупщиками за долю в доходах.
Но нередко с обнаглевшими всадниками, обчищавшими провинции до нитки, наместники не могли найти общего языка. То предлагаемая доля была мала, то откупщики политическими оппонентами крышевались или действительно уже переходили всякие границы. В общем возникал конфликт, который по идее должен был решаться в суде. И он там решался - откупщики тащили незадачливого борца с коррупцией в суд и своим междусобойчиком его судили. Чуете чем пахнет? Горящим афедроном сенаторов при виде такого, даже не смотря на то, что далеко не всегда всадники шли до конца.
А теперь представьте себе ситуацию, только не смейтесь, пожалуйста, честного и достойного сенатора, который отправился в провинцию чтобы бороться там с коррупцией, а не воровать. Не смогли представить? А такие были. Публий Рутилий Руф имел безукоризненную карьеру и репутацию. Он был легатом при проконсуле Азии Квинте Муции Сцеволе, тоже достойном человеке, чье наместничество потом будут приводить в пример как образцовое. Оба они боролись с жесточайшими злоупотреблениями всадников при сборах налогов в провинции Азия. В 92 году до н.э. весь Рим был шокирован тем, как вернувшегося в город Руфа, тут же потащили в суд по делам о вымогательствах, обвиняя… в КОРРУПЦИИ!!! Те циники у которых челюсть не упала от первого факта, таки уронили её, когда суд, не имея ни малейших доказательств вины Руфа, приговорил его к изгнанию из Рима.
Ну вот примерно так могли слушать мотивацию судей уважаемые сенаторы
Теперь понимаете ощущения сенаторов, которые вроде как и формально главные в республике, а фактически их могут в любой момент потащить в суд всадники и сами же там осудить. На Друза этот суд произвел неизгладимое впечатление, как и на многих сторонников реформ, убедившихся, что если ничего не изменить, то впереди будут очень тяжелые времена. Поэтому, когда Марк Ливий Друз шел на выборы трибунов на 91 год до н.э., за ним стояла внушительная фракция сенаторов во главе с двумя цензориями (бывшими цензорами, это самые уважаемые из уважаемых людей) Марком Эмилием Скавром (его в 92 году до н.э. тоже всадники потащили в суд) и Луцием Лицинием Крассом (патриций, дальний родственник Красса-триумвира) с конкретной программой изменений.
Мы не знаем точно был ли изначально вопрос италиков частью этой программы реформ или появился потом, но он там появился. В последний раз дав Республике шанс избежать худшего развития событий. Шанс, который уважаемыми сенаторами будет упущен…
Крах надежд…
На сегодня в исторической науке существует консенсус, что ключевой реформой, ради которой вся деятельность Друза и затевалась реформистами, была реформа судов. Сенаторы очень хотели вырвать суды по делам о вымогательствах из лап всадников. Но чтобы что-то отнять и сохранить при этом стабильность системы нужно дать что-то взамен - qui pro quo. Поэтому отбирая суды обратно в руки сенаторов Друз (по наиболее распространенной версии) хотел ввести в сенат 300 всадников, тем самым увеличив его состав вдвое.
Но такой размен был не то чтобы приятен и сенаторам, и всадникам, вызвав у обеих сторон серьезное недовольство. Сенаторы из старых родов боялись, что увеличение числа сенаторов еще сильнее ослабит их позиции. Всадники были недовольны тем, что из тысяч всадников в судах будут иметь право заседать лишь 300 да ещё и непонятно каким образом отобранные. Т.е. в случае принятия закона никакого окончательного разрешения противоречий между всадничеством и сенатом не произошло бы, но они хотя бы могли быть ослаблены.
В сенате фракция реформаторов имела твердые позиции и была способна мобилизовать нужное число голосов чтобы защитить данную реформу. Но закон должен был быть проведен через комиции, а для этого требовалось заручиться поддержкой народа. Соответственно прежде чем провести главную реформу Друз вынужден был выдвинуть дополнительные законопроекты, которые усиливали позиции реформаторов в комициях, пойдя на ряд популистских мер.
А теперь просто вдумайтесь в иронию ситуации. Ради спасения главенствующего положения сената в римском обществе Друз и его сторонники решили выдвинуть пакет законопроектов, который был крайне созвучен идеям Гракхов!
Подозрительно!
Чтобы задобрить городской плебс, предлагался закон о регулировании цен на хлеб. Эта мера била одновременно по заработкам части всадничества и сенаторов, наживающихся на хлебных поставках.
Чтобы задобрить сельский плебс и пролетариев Друз выдвинул аграрный закон с целью выведения колоний в Италию, Сицилию, возможно, Галлию. Для чего он предлагал переделить весь ager publicus!!!
Сенаторы ловят флэшбеки Тиберия Гракха и часть из них, естественно, начинает очень сильно негодовать. Те же чувства испытывают и многие италики. Но, в продвижении этого закона были заинтересованы те сенаторы, что хотели расселить своих ветеранов, в том числе и Красс.
Для финансирования программы колонизации Друз предложил провести порчу монеты на 1/8. И тут тонкий момент - в прицнипе эта мера была выгодна сенаторам, так как их старые долги были бы в полновесной монете, а возвращались бы уже в облегченной. А вот по всадникам это был бы серьезный удар.
И наконец последнее и самое спорное. Гражданство для италиков. На счет этого закона у историков до сих пор нет единства. Согласно версии, которой придерживаюсь и я, данный закон изначально был частью инициативы Друза, но стоял в самом конце списка, так как для его принятия требовалась значительная поддержка в комициях. Данная инициатива нужна была в первую очередь для того, чтобы земельный закон не привел к возмущению или даже восстанию италийских элит.
Все эти законы шли то ли единым пакетом, то ли с минимальным разбегом во времени, так как были выдвинуты уже ближе к концу трибуната Друза в августе-сентябре. Противников законопроектов возглавил консул Луций Марций Филипп, развернувший массированную агитацию против законов и самого Друза. На трибуна сыпались разнообразные обвинения, в том числе в сговоре с италиками. Да чего уж там, сами действия Друза при продвижении законов настойчиво вызывали в памяти неугомонных братьев Гракхов - во время особо жестких прений в комициях Друз просто немного придушил консула Республики Филиппа, чтобы тот на время заткнулся! И ничего, народу это даже понравилось.
В сенате, несмотря на спорность предложений, сильны были позиции партии Красса и Скавра, а поэтому отменить законы Друза через него точно не вышло бы. И тогда консул Филипп вынужденно пошел по пути популяров - обратился к комициям, где во время одного из выступлений перед толпой в пылу заявил, что “он должен искать более разумного государственного совета, ибо с теперешним сенатом он не в состоянии управлять Республикой”.
Эта речь звучала крайне антиреспубликански, чем воспользовался Друз, собрав на чрезвычайное заседание сенат и обвинив консула в желании умалить роль этого органа власти! На этом заседании Филипп пытался заткнуть рот своим критикам, угрожая штрафами, на что Луций Красс произнес свою самую известную речь:
“Что же, раз ты счёл залоговым имуществом права всего моего сословия и урезаешь их перед лицом римского народа, ты думаешь напугать меня этими залогами? Не имущество моё надо тебе урезать, если хочешь усмирить Красса: язык мой тебе надо для этого отрезать! Но даже будь он вырван, само дыхание моё восславит мою свободу и опровергнет твой произвол!”
Эта речь поставила точку в обсуждениях - сенат проголосовал за резолюцию, осуждавшую действия консула. Но она же подорвала здоровье Красса, который вскоре скоропостижно умер. Лишившись одного из лидеров, группа поддержки Друза и его законов серьезно ослабла и Филипп, еще недавно опозорившийся в сенате, теперь нанес контрудар. Он заявил, что законы Друза приняты в нарушение дурных предзнаменований и закона Цецилия-Дидия, устанавливающего срок в 28 дней между представление проекта закона и его голосованием, а также запрещающий пакеты законов. Многие из сенаторов боялись, что Друз с помощью его законов уже приобрел слишком большую власть над плебсом, схожую с таковой у Гракхов и Сатурнина. Да и отмахнуться от слухов, активно поддерживаемых консулом Филиппом, что италики принесли клятву верности Друзу, было сложно.
Эти события, видимо, подкосили здоровье трибуна и тот слег с нервным истощением, а когда оправился попытался продвинуть сторонников реформ на магистратуры на следующий год, но все тщетно. В октябре неизвестный заколет ножом Друза у его же дома. Считается, что именно это событие стало спусковым крючком для выступления италиков.
Приведенная выше реконструкция событий не идеальна, но на мой взгляд она учитывает большую часть узких мест. Другая популярная альтернативная трактовка событий утверждает, что закон о гражданстве для италиков Друз выдвинул только после отмены его предыдущих законов. Таким образом он пытался завоевать политические очки, по примеру Гракхов. Но мне эта интерпретация кажется сомнительной.
Ключевая проблема в том, что после отмены законов реформ Друза он был сбитым летчиком. Сенат явно был не на его стороне, отмена законов выгодных плебсу рушила его поддержку и в этой части общества. В таких условиях закон о гражданстве для италиков был попросту непроходной и Друз, и италики должны были это понимать. И тем не менее историки единодушны в том, что значительная часть италиков, их элит, поддерживали Друза. Трибуна всегда окружали толпы, приехавших со всех концов Италии людей. И едва ли кто-то из них стал бы давать Друзу клятву верности, понимая, что его борьба обречена на провал.
Собственно вопрос с клятвой верности италиков вообще интересен. Обычно она идет в паре с историей о том, что Друз предупредил Луция Марция Филиппа о плане группы италиков убить консулов во время религиозной церемонии на Альбанской горе. И клятва, и история с предупреждением, подвергаются сомнению, но все же считается, что нечто подобное могло быть. Тем более, что сам текст клятвы, дошедший до нас, имеет явный проримский характер и вряд ли был подделкой для очернения Друза. Если допустить, что клятва все же имела место, то зачем она была нужна?
Враги Друза объясняли её существование стремлением трибуна к неограниченной власти. Я же допускаю, что история с заговором италиков имеет под собой определенные основания. Известно, что Друз был дружен с многими лидерами италиков. Квинт Поппедий Силон, ставший одним из главных военачальников восставших во время будущей войны, нередко гостил в доме трибуна. И если италики действительно уже в начале года были на взводе, то аграраный закон Друза должен был привести их в ярость и Друз в этих условиях мог пообещать Силону и другим лидерам недовольных добиться для них гражданства мирным образом, но при условии, что те дадут клятву не делать глупостей в этом время и быть верными Республике.
Противники подобных интерпретаций указывают на то, что едва ли Скавр и Красс, который вообще-то выдвинул тот самый закон о создании судов для лишения римского гражданства, были сторонниками гражданства для италиков. Но между законом Красса и трибунатом Друза были 3 года. За это время Скавр и Красс могли пересмотреть свои взгляды, осознав угрозу Республике в случае, если не пойти на некоторые уступки. Серьезное изменение взглядов политиков на отдельные вопросы под влиянием обстоятельств не то чтобы редкое явление и по ходу цикла мы не раз еще такое увидим. Тот же закон Друза о ценах на хлеб судя по всему повторял таковой закон Сатурнина. При этом Друз был одним из противников мятежного трибуна и активным участником подавления его выступления. Т.е. Друз вполне себе сделал то, что по идее не должен был исходя из его предыдущих поступков.
Поэтому на мой взгляд, закон о гражданстве для италиков должен был идти вместе с остальными законами Друза, чтобы гарантировать его принятие на волне популярности трибуна. И именно отмена законов должна была стать триггером для италиков выбрать путь вооруженной борьбы. Смерть Друза в этом случае могла стать лишь поводом, но не причиной. Останься он жив, скорее всего война все равно разразилась бы. Потому что значительная часть сенаторов в принципе не считали италийский вопрос серьезным: ведь даже если восстанет часть италиков, то Рим все равно будет иметь подавляющее превосходство над ними.
Когда в Риме хоронили Друза, трибуна проигравшего борьбу за реформы, его противники торжествовали, так как вместе с ним хоронили и саму идею реформ. Торжество это будет недолгим, так как теперь война была неизбежной. Война, которая заставит сенат сделать то, что не смог Друз.
Отрезанное ухо художника Винсента ван Гога (1853–1890) — один из самых ярких символов в истории искусства. Его используют для иллюстрации безумного гения или разделительной линии между здравомыслием и безумием. История, несомненно, захватывающая и драматичная, но то, что он потерял слух, — преувеличение.
В основе мифа об отрезанном ухе лежит то, что Ван Гог уговаривал своего французского коллегу-художника Поля Гогена приехать к нему в гости в залитый солнцем город Арль на юге Франции в Провансе. Гоген прибыл туда 23 октября 1888 года, и поначалу все шло хорошо. Два коллеги обсуждали различные подходы к живописи и обменивались опытом. Однако по мере приближения Рождества отношения перед ними начали ухудшаться. Они расходились во мнениях по различным художественным вопросам, и когда накануне Рождества 1888 года Гоген заявил, что намерен покинуть Арль, Ван Гог впал в ярость. Разгорелся жаркий спор (оба предварительно как следует залились абсентом), вылившийся в драку.
Что произошло дальше – до конца не ясно, нам доступна только версия Ван Гога. По его словам, он вышел из дома, где жили художники, и отправился в ближайший бордель. То ли в доме, то ли в борделе, то ли где-то между ними он порезал себе ухо. Но он не отрезал его полностью. На самом деле речь шла только о нижней части мочки левого уха. Он положил отрезанный кусочек в конверт, который подарил девушке из борделя, и попросил ее позаботиться о нем.
Существует теория, что мочку уха Ван Гогу отрезал Поль Гоген, поскольку – и это общеизвестный факт – он был превосходным фехтовальщиком. И правда, в письмах Ван Гога есть немало намеков на то, что «сцена с ухом» была сложнее, чем можно было подумать на первый взгляд. В любом случае они больше никогда не встречались, и Гоген так и не высказал свою версию произошедшего.
Ван Гог был очень сложным человеком с букетом всевозможных болезней и склонностью к саморазрушению. Он страдал психическим заболеванием, вызванным сифилисом, которым он заразился в борделях бельгийского порта Антверпен. Кроме того, в его семье были психические заболевания, и большое количество абсента, который он выпивал, едва ли улучшило состояние его головного мозга. Ван Гог прожил печальную жизнь, которая закончилась, когда он застрелился одним летним днем 1890 года. Его искусство стало цениться только после его смерти, уже в XX веке.
Ван Гог и его потомки активно пользовались этой историей с ухом. Но, помимо «хайпа» вокруг «отрезанного» уха, Ван Гог сам по себе был очень талантливым художником и одним из предшественников экспрессионизма XX века. Не будь у него таланта, никакое ухо не помогло бы ему остаться в истории. Большинству людей, вероятно, знаком его знаменитый автопортрет, на котором у него на голове повязка. Ван Гог смотрит на нас больным и пристыженным взглядом, что соответствует его взгляду на художника как на мученика. В его взгляде мы видим, что он обвиняет себя, а не кого-либо другого. А за повязкой скрыто «отрезанное» ухо – или, по крайней мере, большая его часть. Кстати, на автопортрете у него перевязано правое ухо, а не левое, в которое он поранился. Однако, вероятно, это связано с тем, что Ван Гог смотрел в зеркало, когда рисовал себя.
Какие реалии окружали индейцев майя на Юкатане в 19 веке и как они менялись? Какие права были у индейцев и белых мексиканцев? На чём держалась экономика региона и как она изменилась к концу века? Каковы причины «Войны каст» – крупнейшего военно-этнического конфликта Латинской Америки?
Об этом рассказывает Иван Косиченко, кандидат исторических наук, старший преподаватель, научный сотрудник Мезоамериканского центра им. Ю.В. Кнорозова Исторического факультета Российского государственного гуманитарного университета.
Давайте посмотрим на прекрасно сохранившееся изображение бога Шочипилли (Xochipilli), "Господина цветов" - бога-покровителя ацтекской элиты и цветов, кукурузы, песен и плясок, игр и наслаждения, а ещё любви. В общем, он очень занятой. Он также связан с плодородием и обновлением жизни - в этом качестве он и изображён здесь.
1/3
🌷💎🌷💎🌷💎🌷💎
Скульптура буквально нашпигована символизмом. Шочипилли восседает на пьедестале, в линиях которого можно разгадать вселенную. Как? Подобно тому, как в мировоззрении ацтеков потусторонний мир противопоставляется миру небесному и одновременно дополняет его, так и монументальный цветок по центру трона Шочипилли разделяет два мира, являясь при этом плодом их союза, союза Земли и Солнца. Шочипилли рождается у бога Солнца и богини Земли. Об этом же говорит его поза, будто рвущегося из-под земли, как цветок.
На лице бога — маска. Это можно понять по фото из карусели — есть чёткая граница у подбородка. На груди Господина цветов можно различить некое существо-монстра с огромными клыками. Это древний мифический крокодил сипактли 🐊 (cipactli), из которого боги создали сушу — его шкуру и носит Шочипилли. На руках браслеты, украшенные шипами или когтями того же сипактли. Головной убор своими узорами напоминает нам о связи этого бога с Солнцем.
Что значат многочисленные рисунки на теле Шочипилли?
Долгое время считалось, что это галлюциногенные растения, а сам бог сидит в экстазе. Трудно не согласиться: посмотрите на его позу, полуоткрытый рот, широко раскрытые глаза — не кайф, а услада.
Среди растений различали (не вдаваясь в ботанику): псилоцибиновые грибы (названные, кстати, в честь ацтеков - Psilocybe aztecorum), табак, хеймию иволистную, ипомею/паслён, некий какауашочитль (cacahuaxochitl) и какой-то неопознанный цветок.
Однако новое исследование 2018 года утверждает, что "татуировки" Шочипилли просто указывают на разные цветы и растения, связанные с плодородием и жизнью. Подробный разбор скульптуры — в карусели:
