garik23

Начало- Авантюрист, придворный, дворянин и превосходный моряк.Ч.1

Корсарство в Северном море

В 1688 году англичане свергли Якова II и пригласили на царствование штатгальтера Голландии Вильгельма Оранского. Людовик XIV решил вмешаться в этот конфликт и поддержать Якова, поскольку тот был родственником короля Франции и католиком.

Началась война Аугсбургской лиги, в ходе которой корсары Людовика попытались уничтожить торговый флот Англии.

Форбэн прибыл в Дюнкерк в начале 1689 года. К этому времени он купил патент на корсарство и получил под командование 26-пушечный фрегат «Серпент». Уже в январе «Серпент» вместе с линкорами «Дьяман», «Модэ», «Солид», «Эмпорт», а так же фрегатами «Жье», « «Релльез», «Тампет» и «Сорсиэ» вышли на коммуникации англичан и голландцев.

Первый бой закончился для Форбэна удачно — он столкнулся с четырьмя маленькими голландскими тендерами из Остенде, которые быстро захватил и привел в Дюнкерк в качестве призов.

Следующее задание свело нашего героя с Жаном Баром — легендой французских корсаров. Согласно указанию короля, Бар и Форбэн должны были провести из Кале в Брест два транспорта, наполненных порохом, ядрами и фитилями для Флота Океана.

В феврале этого же года 16-пушечный «Релльез» Бара и 26-пушечный «Серпент» вышли в море. По дороге в Брест они были атакованы в районе Плимута сначала 6 голландскими фрегатами под командованием вице-адмирала Ван дер Путтена, а позже 6 английскими кораблями. Искусное маневрирование помогло корсарам избежать столкновения с сильно превосходящим противником. В районе Уэссана Бар и Форбэн атаковали 14-пушечный голландский приватир, взяли его на абордаж и привели в гавань Бреста вместе с транспортами.

Корсары обратились к военному интенданту Дюнкерка Патуле с просьбой добавить в их эскадру при конвоировании ценных грузов еще один корсарский фрегат. Бар, который был инициатором данного предложения, доказывал, что чаще всего голландские конвои ходят в сопровождении двух военных кораблей, поэтому наличие у каперов трех кораблей дало бы им, в свою очередь, решающее преимущество при схватке.

Дело в том, что даже гибель или захват охранения отвлекали корсаров от самой главной цели — уничтожения торгового тоннажа противника, поэтому чаще всего, при равном количестве сил у противников, торговые суда успевали уйти. Дошло до рассмотрения ходатайства морским министром Сеньелэ, который, внимательно изучив доводы сторон, отказал Бару и Форбэну.

5 мая 1689 года из Дюнкерка в Брест вышли 20 транспортов с порохом в сопровождении 16-пушечного «Релльез» и 26-пушечного «Серпент». Груз предназначался для кораблей Флота Океана и береговых батарей порта. В районе острова Уайт караван атаковал 48-пушечный «Нонсач» кэптена Румкойла. Бар и Форбэн решили защищаться. Три самых больших грузовых судна вооружили пушками (благо пороха было более чем достаточно), и соединили их друг с другом, организовав что-то типа подвижного бона.

Англичане пошли в атаку. Море было неспокойным, дул устойчивый норд-вест. «Релльез» и «Серпант» так же повернули на противника.

Корсарам удалось взять «Нонсач» в два огня, и тот понес существенные потери: 7 пушек было сбито с лафетов, 120 человек убито, 40 — ранено.

Команды вооруженных торговых судов испугались столкновения и не поддержали атаку охранения, поэтому в ответ «Нонсач» буквально засыпал их ядрами и книппелями.

После ожесточенной схватки корабли Бара и Форбэна были взяты на абордаж, а сами главари, оба раненные, попали в плен и были препровождены в плимутскую королевскую тюрьму.

Захват в плен кораблей Жана Бара и Клода Форбэна

В тюрьме в Форбэна влюбилась смазливая девочка — дочь тюремщика. Она передала Бару и Форбэну в буханке хлеба две пилки и им удалось бежать из тюрьмы, спилив решетку на окне.

В гавани их ждала маленькая рыбацкая шхуна, которая сразу же отчалила в сторону Дюнкерка. На переходе к берегам Франции судно остановил английский сторожевой шлюп, но Бар на чистейшем английском языке сообщил капитану, что они — дуврские рыбаки, которые промышляют сельдь в этих водах. Удовлетворенный англичанин не стал проводить тщательный осмотр шхуны.

Беглецам удалось подойти к Сен-Мало. Бар отправился в Дюнкерк, а Форбэн — в Версаль, засвидетельствовать королю свое почтение после чудесного освобождения.

В это время Сеньелэ как раз испрашивал у Его Величества разрешения обменять двух знаменитых корсаров на кого-нибудь из попавших в плен англичан.

Каково же было изумление Людовика и Сеньелэ, когда один из тех, кого они собирались спасать, появился в дверях кабинета.

Форбэн, однако, не был бы Форбэном, если бы не устроил очередной скандал.

Он объявляет себя при дворе самым умелым и удачливым корсаром!

Людовик, посмеиваясь, удостоил его очередной аудиенции, где пожаловал наглецу чин капитана и пенсион в 400 экю. Корсар был взят на военную службу и получил в командование 52-пушечный линейный корабль «Фидель».

Вскоре Форбэн смог доказать, что как моряк он стоил многого. Снаряженный им для каперства фрегат «Марсельез» попал в страшную бурю у Уэссана. Сильный ветер отнес корабль к побережью Ирландии, где «Марсельез» попал на мель.

Из-за повреждений корпуса все люди, находившиеся в трюме, утонули, однако корсар с 65 уцелевшими матросами сумел поставить оставшиеся паруса и сняться с банки. Он подошел к Кинсейлу, загрузил на верхнюю палубу товара на 12000 лир и 27 июня вошел в гавань Бреста к изумлению портовой публики. Все давно уже считали его погибшим.

В 1690 году Форбэну довелось поучаствовать в битве при Бичи-Хэд. Во время преследования остатков англо-голландского флота «Фидель» вместе с 50-пушечным «Нептуном» (которым командовал его брат — шевалье де Форбэн-Гардан) пытались догнать 64-пушечный «Мазе» Шнеллена, однако голландец, пользуясь безветрием, сумел в устье Темзы соорудить небольшую береговую батарею из уцелевших орудий. Когда же французы приблизились, Шнеллен открыл частый огонь и заставил преследователей повернуть обратно.

Со смертью морского министра Сеньелэ корсарские операции продолжились с новой силой. Форбэн был одним из активнейших участников крейсерской войны, и его имя зазвучало наравне с Жаном Баром и Дюгэ-Труэном. Однако в следующей войне он заслужил действительно немеркнущую славу.

«Заноза в заднице» принца Евгения

После смерти короля Испании Карла II в Европе началась новая война. Франция, Испания, Португалия и Бавария выдвинули на опустевший трон внука Людовика XIV — Филиппа Анжуйского, а Голландия, Англия, Савойя и Австрия — эрцгерцога Карла.

На самом деле, хотя обе стороны и прикрывались вопросами династических родословных, все хотели поучаствовать в дележе «испанского наследства» — земель в Америке, Италии и Франш-Конте.

Испания и Франция заключили союз. Боевые действия начались на территории современной Бельгии, в Германии и Северной Италии. Если на севере французам, баварцам и испанцам противостоял английский полководец герцог Мальборо, то на юге им пришлось сражаться с австрияком принцем Евгением Савойским. Одной из важнейших задач, поставленных перед маршалами Франции, был удар по снабжению армий противника.

Именно поэтому в 1702 году из Тулона к Венеции отплыли малый 50-пушечный корабль «Перль» и 8-пушечная шебека под командованием Клода де Форбэна. Ему было приказано нападать на конвои с войсками и боеприпасами, идущие к Евгению Савойскому.

На тот момент армия австрийского главнокомандующего находилась в Ломбардии и снабжалась через порты Фиуме, Триеста, Баккарди и Сиены.

Форбэн прибыл к берегам Италии в очень сложный момент — формально часть государств Апенинского полуострова была нейтральна, однако негласно каждый выбрал чью-то сторону. Уже 1 февраля 1702 года французские войска под командованием герцога Виллеруа потерпели поражение под Кремоной.

Виллеруа сменил герцог де Вандом, который, несмотря на удачное августовское сражение при Луццаре и существенное численное преимущество, продемонстрировал свою неспособность выбить Евгения Савойского из Италии.

Корсар избрал своей базой Бриндизи, принадлежавший тогда Испании, и поднял на своих кораблях флаги Арагона. Клерон, командир шебеки из отряда Форбэна, подошел к острову Кеше, который контролировали венецианцы, и подвергся нападению австрийских войск.

В результате стычки было убито 30 имперских солдат, а из команды корабля в живых осталось только 6 моряков. Поскольку Венеция ранее объявила нейтралитет, Форбэн был возмущен случившимся — он подает протест дожу, а также обращается к послу Франции в Венецианской республике графу де Кармону и кардиналу де Эстрэ. Кардинал в приватной беседе ответил корсару, что спустит этот инцидент на тормозах, поскольку в Венеции закупают хлеб не только австрияки, но и французы.

Форбэн со свойственной ему горячностью заявил, что в таком случае он будет топить и венецианские суда, поскольку Его Величеством был дан четкий приказ — прервать снабжение войск Евгения Савойского в Ломбардии.

Обещание свое Форбэн выполнил — за два месяца он пустил ко дну 15 торговых судов, схватился с двумя австрийскими фрегатами, причем один из них взял на абордаж, а второй обратил в бегство. Венецианцы, напуганные таким размахом крейсерской войны у себя под боком — в Адриатическом море — запретили снабжать корабли Франции, однако Форбэн давно уже кормил и снабжал себя сам, за счет захваченных призов, поэтому ему было плевать на указы и эдикты Серениссима.

Не удовлетворившись своими действиями корсар двинулся к Анконе, которая служила одной из главных перевалочных баз Евгения Савойского.

А дальше случилось немыслимое в военно-морской истории дело — ОДИН ЛИНЕЙНЫЙ КОРАБЛЬ объявил о блокаде морского порта!

Курьез этот так бы и остался курьезом, если бы Форбэн не выполнил свое обещание — он атакует неприятельские суда, причем топит всех имперцев, невзирая на тоннаж и количество пушек, с венецианцами же поступает хитрее, заставляя капитанов выкидывать в воду товар и следовать в Анкону.

Тех же, кто пытается выйти из Анконы, пушечные залпы убеждают вернуться обратно в порт. В результате гавань блокированного города была забита порожними судами, в крепости быстро уменьшались запасы продовольствия, испуганный дож под давлением императора Священной Римской Империи обрушили шквал протестов на действия Форбэна.

Последней каплей послужила атака двух венецианских барков, груженых солью и шедших под конвоем имперского фрегата. Корсар взял австрийское судно на абордаж, а венецианцам приказал выкинуть груз за борт, что им и пришлось выполнить.

Людовик XIV, дабы окончательно не портить отношения с Венецией, выпустил эдикт, порицающий действия «шевалье де Форбэна в водах венецианских», однако в письме каперу выражал восхищение действиями его фрегата.

Окрыленный письмом корсар теперь уже начал не только опустошать трюмы неприятельских судов, но и сжигать их. Поскольку основные поставки австрийцы перенесли в Триест, он блокировал и этот порт.

Терпение Савойского лопнуло. Именно в этот момент он пишет письмо к дожу с просьбой «Splitter aus meinem Hintern aufzurДumen» (убрать эту занозу из моей задницы).

Австрийский посол в Венеции нанимает случайно оказавшийся в порту 50-пушечный английский приватир «Тартар» для охоты за наглецом Форбэном, к нему присоединяется 26-пушечный венецианский фрегат.

На тот момент у корсара был 50-пушечный «Перль», 12-пушечный галиот и 10-пушечный тендер. Прознав о силах, выделенных для охоты, Форбэн отошел к Бриндизи и попросил подмоги.

Из Тулона на помощь был отправлен 50-пушечный корабль под командованием шевалье Рено де Шиана. После соединения с тулонцем у Мессины Форбэн отослал галиот и тендер к берегам Франции, а сам вернулся к побережью Северной Италии.

Около Баккарди он столкнулся с австрийским караваном из 20 транспортов, доверху груженных пшеницей для войск принца Евгения. Охранение у конвоя отсутствовало, поэтому к вечеру корсар захватил 8 судов, которые отправил в Бриндизи в качестве призов.

На следующий день он смог захватить и остальные транспорты, ссадил их команды на шлюпки, а суда сжег. На помощь гибнущему конвою подошел 26-пушечный венецианский фрегат, который был взят на абордаж и также сожжен.

Подошедший «Тартар» смог наблюдать только гибнущие корабли. Разъяренный английский капитан пообещал, что «отрежет уши этому наглецу». Зная характер нашего героя, можно с уверенностью сказать, что такие слова корсар никогда бы не спустил на тормозах. Так и вышло.

Ночью Форбэн на двух брандерах атаковал стоящий на рейде Венеции «Тартар». После короткого абордажа он ставит простейшее взрывное устройство в крюйт-камеру корабля и навещает кают-компанию, где напоминает англичанину о его клятве.

27 полусонных моряков вместе с капитаном едва успели оплыть на шлюпке подальше, как на рейде раздался сильный взрыв. Горящие обломки раскидало в радиусе 300 метров, 50-пушечный приватир «Тартар» перестал существовать как боевая единица.

Дальше — больше. Несмотря на шквал протестов, Форбэн продолжил свою миссию «занозы». В сентябре он атаковал очередной венецианский конвой, направленный с продовольствием войскам Савойского, и все суда сжег. Кардинал де Эстрэ был вынужден обратиться с просьбой к корсару воздержаться от таких действий, так как дож пригрозил вступить в войну на стороне Австрии. Тогда Форбэн решил обстрелять Триест, один из главных портов снабжения войск принца Евгения.

Ночью его корабли открыли огонь по Триесту и выпустили около 500 ядер, несколько домов было разрушено, пострадали портовые сооружения.

На выходе корсара обстреляла небольшая береговая батарея из 14 орудий. Форбэн спустил 2 шлюпки и с 40 матросами атаковал батарею с суши.

Пушки были взорваны, канониры — перебиты. После этого он подошел к крепости Марсала в устье реки По, где находились продовольственные магазины австрийской армии.

В результате скоротечной атаки часть складов была сожжена и уничтожено множество мелких судов, загруженных продовольствием. Поскольку Марсала находилась на территории папской области, из Рима в Версаль полетели гневные послания римского папы, возмущенного действиями капера.

Но Форбэн был уже далеко — очередной своей целью он наметил Фиуме, через который войскам Савойского поставлялось оружие и боеприпасы. Ночью «Перль» проник в гавань, на берег сошли 300 моряков, которые атаковали крепость Лоренцо. Форбэн не смог или не захотел удержать своих подчиненных, которые после этого предались грабежу.

Бургомистр бросился к французскому консулу в Фиуме с просьбой о посредничестве. Форбэн принял делегацию и сказал, что если они хотят избежать бомбардировки города, то жители должны выплатить 10 тысяч экю корсарам, а поскольку граждане Фиуме сотрудничали с эмиссарами Савойского, то еще 30 тысяч экю будут платой королю Франции.

Переговоры были в полном разгаре, когда в город вошли австрийские войска, которые открыли огонь по французскому кораблю. Форбэн энергично отвечал, но был вынужден сняться с якоря и уйти восвояси.

Английский корабль на Средиземном море

В конце ноября пришел приказ возвращаться во Францию. Действия Форбэна у берегов Италии можно смело назвать выдающимися. Особенно оценил их король Испании, который вручил ему шпагу, осыпанную бриллиантами.

Согласно немецким данным, к концу 1702 года армия Евгения Савойского испытывала проблемы с продовольствием и порохом, и не последнюю роль в этом сыграл наш герой.

Отставка

В 1703 году Форбэн вернулся в Дюнкерк и теперь уже в Северном море атаковал английские и голландские корабли. 10 октября 1707 года он на пару с Дюгэ-Труэном одержал самую знаменитую победу в конвойных баталиях.

Около Уэссана отряд Дюгэ-Труэна в составе 4 линкоров и двух фрегатов столкнулся с большим английским конвоем из 5 кораблей и 130 транспортов.

К этому рандеву успел и Форбэн, командовавший эскадрой из 5 линкоров и 1 фрегата. Если Дюгэ-Труэн сразу же ринулся в атаку, то Форбэн немного замешкался, приняв крайнюю колонну торговых судов за второй отряд эскорта.

Тем не менее, в решающий момент схватки флагман Форбэна 50-пушечный «Солсбери» атаковал мощный 80-пушечный «Девоншир», и с помощью двух фрегатов сумел нанести неприятелю существенные повреждения. Вскоре огонь на «Девоншире» достиг крюйт-камеры и корабль взорвался.

Пленных английских моряков провели по улицам Бреста, где беснующаяся от восторга толпа кричала: «Смотрите, вот они, владыки морей!». Король поверил, что палочка-выручалочка по имени Форбэн может все.

Поэтому в следующем, 1708 году, король попытался помочь Джеймсу Стюарту (сыну Якова II) и приказал Форбэну высадить в Шотландии 6000 человек (12 батальонов).

Корсар пытался воспротивиться бессмысленной затее, ведь даже если бы ему удалось прорваться сквозь заслоны англичан и десантировать войска, то без снабжения и помощи они все равно были обречены на уничтожение.

Людовик попросил исполнять приказы, а не рассуждать, и Форбэн был вынужден подчиниться.

В марте 1708 года из Дюнкерка вышли 4 линейных корабля (54-пушечные «Марс» и «Огюст», а так же 52-пушечные «Блэкуолл» и «Солсбери») и 10 фрегатов, насчитывавших от 16 до 46 орудий. Эти силы сопровождали 23 войсковых транспорта, на которые загрузились 6500 человек.

Французский капитан Заус сделал попытку выхода на день раньше, англичане сняли блокаду и устремились за ним в погоню, поэтому Форбэн без помех вышел из Дюнкерка.

В середине марта корсару удалось достичь Шотландии, он бросил якорь недалеко от Эдинбурга, в заливе Ферт-оф-Форт, однако ожидаемые шотландские повстанцы так и не появились. Вместо этого на горизонте была обнаружена эскадра адмирала Джорджа Бинга в составе 40 кораблей.

Форбэн понял, что высадка уже не состоится. Он отдал приказ кораблям взять курс на Дюнкерк, поставив сзади самые сильные свои корабли — «Блэкуолл», «Марс», «Грифон», «Огюст» и «Солсбери». Бинг ринулся в погоню. На траверзе Ньюкасла часть английской эскадры сумела нагнать французов — первым огонь по замыкающим открыл 64-пушечный «Мидуэй», вскоре его поддержал «Солсбери», а потом «Антилоуп» и «Леопард».

Однако Форбэн сумел уйти.

В районе эстуария Хамбера корсара атаковало соединение кэптена Уолкера в составе 66-пушечного «Свифтшура», 70-пушечного «Орфорда», 64-пушечного «Ноттингема», а так же 54-пушечных «Свалоу» и «Уэймута». Форбэн еще раз доказал свое искусство моряка — он сумел перехватить ветер у английской эскадры и скрылся в сумерках.

К сожалению один из его кораблей — «Солсбери» — отбился от эскадры и был захвачен противником.

В плен вместе с 330 матросами попали командир экспедиционного отряда маркиз де Леви, 4 полковника и 5 рот беарнского полка.

В конце апреля Форбэн вошел в Дюнкерк. Узнав о потере «Солсбери» и провале высадки король был разъярен: он публично выразил корсару свою немилость, и тот 24 августа 1708 года подал в отставку.

С тех пор Франция не приглашала на службу Форбэна.

Униженный и оскорбленный, в 1730 году он выпускает свои мемуары, в которых безмерно восхваляет сам себя, и ругает на чем свет стоит всех остальных.

Жизнь Форбэна — это всегда смесь черного и белого. Он был человеком своего времени, в котором смешалось благородство и честолюбие, жадность и честь.

Французскому исследователю Висму удалось описать его всего в нескольких словах:

«Авантюрист, придворный, дворянин и превосходный моряк: таким был шевалье де Форбэн, чья жизнь была интереснее любого романа».

https://warspot.ru/

Судьбу шевалье Клода де Форбэна можно назвать опасной, сложной, тяжелой — но только не скучной. Отчаянный, бесстрашный и авантюристичный, граф был плотью от плоти своего времени, и его биография — одна из самых ярких иллюстраций эпохи. Потомки помнят и чтят этого человека — шесть судов военного флота Франции в разное время носили имя «Форбэн». Чем же известен этот замечательный исторический персонаж?

В 1680 году Форбэн уже при эскадре д'Эстрэ участвовал в походе к берегам Вест-Индии. Там, установив связи с местными флибустьерами и их главой — де Граммоном, он участвовал в налете на Маракайбо. Большая добыча, захваченная в ходе этой атаки, позволила Форбэну вернуться во Францию и начать безбедную жизнь.

Адмирал Сиама

Четырнадцать лет — с 1678 по 1692 год — длился период расцвета военного и торгового флотов Франции. Протекционистская политика Кольбера и Сеньелэ позволила государству Людовика XIV обрести колонии в Азии и Америке, доход от них составлял львиную долю бюджета королевства.

Практически все — сырье, украшения, золото, серебро, чай, кофе, специи, фарфор, мед, меха, редкие породы твердого дерева и многое-многое другое — вывозили из колоний.

Благодаря португальцам, разведавшим путь в Индию, и испанцам, открывшим Америку, в Старом Свете начался исключительный промышленный и торговый рост.

Это, в свою очередь, побуждало европейские государства осваивать новые источники богатства и рынки сбыта. Сильную роль здесь играли ключевые точки, где сходились торговые пути. Их контроль позволял держать в руках тот или иной сегмент морской торговли. К примеру, обладание Гибралтаром позволяло его хозяину контролировать торговлю между средиземноморскими странами и Северной Европой, Гонконг и Макао полностью взяли в свои руки торговлю с Китаем, Аден стал главным перевалочным пунктом на пути в Персидский залив и т.д.

Одним из таких ключевых городов в Азии был Бангкок. Исключительно удачное географическое расположение этого морского порта позволяло контролировать торговые пути в Индию, Малайзию, Индонезию, Вьетнам и Китай. Сиам (нынешний Таиланд), которому принадлежал Бангкок, в XVII веке был сильным, богатым рабовладельческим государством, активно торговавшим золотом, серебром, алмазами, слонами, слоновой костью, деревом, специями и другими товарами, так привлекавшими европейцев.

Французы, как и англичане, стремились создать в этих местах свою факторию, дабы избавиться от посредничества Турции и получить сверхприбыли в Старом Свете.

Тут-то на сцене и появился наш герой.

В январе 1684 года Форбэн, вернувшийся из Алжира, получил приказ следовать в Рошфор и принять под свое командование фрегат, на котором ожидалось прибытие герцога де Турси. По случаю восшествия на престол Португалии нового короля — Педро, Турси должен был передать поздравления новому монарху этой пиренейской страны от Людовика XIV. Форбэн, пользуясь случаем, взял на борт довольно большой груз шафрана и других специй, дабы провести в Лиссабоне ряд торговых операций и улучшить свое материальное положение.

Ему удалось продать свой товар со стопроцентной наценкой, и вырученные деньги он сразу же вложил в партию бразильского табака, но портовые власти наложили арест на груз. Не в правилах Форбэна было отступать — он нанял тартану «Тревезье», на которую через подставных лиц оформил вывоз всего своего табака и вышел в море.

Однако в пути «Тревезье», отбившийся от французского фрегата, был атакован пиратом Бискалья, что стало большим ударом для Форбэна. Он вернулся в Порто и за огромную сумму в 200 пистолей (около 2000 турских ливров) согласился перевезти в Сеуту семью одного еврейского купца, который сильно боялся португальской Инквизиции.

Вернувшись в Рошфор, Форбэн получил новое задание — отвезти в Сиам посланника Франции шевалье де Шомона, а так же аббата Шуази, шестерых иезуитов и 4 миссионеров для обращения заблудших таиландцев в католическую веру.

Дело в том, что еще в 1678 году из Сиама во Францию прибыл тайский посол Пхиа Пипа Коса, который имел поручение от своего владыки наладить торговые и политические связи с главным королевством Европы.

Тогдашний владыка восточной страны — Пхра Нараи — лелеял мечту сделать из своего государства не только экономически сильное, но и процветающее царство. Послы посетили Французскую Академию Наук, Обсерваторию, но больше всего их, конечно же, интересовало военно-промышленное производство.

В обратный путь представители Сиама отправились в 1680 году на фрегате «Солейл Орьян», который потерпел кораблекрушение у берегов Мадагаскара. Узнав об этом, «король-солнце» решил сделать ответный жест и разместить в Бангкоке католическую миссию.

Основной задачей посла Франции, также отправившегося в Сиам, было предоставление торговых льгот французской Ост-Индской компании и переход в католичество самого Пхра Нараи.

Вместе с миссией Людовик отсылал богатые дары. Король Франции надеялся, что это сможет расположить к нему «местного царька» и поможет его флоту обрести стоянку в Бангкоке.

Посольство Сиама во Франции на приеме у Людовика XIV

В феврале 1685 года 33-пушечные фрегаты «Уазо» и «Малин» отплыли из Рошфора к берегам Юго-Восточной Азии. Плавание было довольно легким — в августе французские корабли смогли достичь Бангкока.

Еще до начала перехода Форбэн умудрился поссориться буквально со всеми — Шомона он восстановил против себя, оспорив его старшинство в миссии; глава иезуитов — аббат Шуази — был вынужден своим авторитетом пригрозить нашему авантюристу и напомнить, что такое поведение недопустимо.

Государь Сиама приветливо встретил гостей. При дворе сиамского правителя молодого непоседу заметил главный министр — Констанс Фалькон, грек с Кефалонии. Про этого человека стоит рассказать особо. Настоящая его фамилия была Иераки, отец — кабатчик маленькой деревеньки Кустоди, мать — дворянская дочь, пустившаяся во все тяжкие.

В 12 лет мальчик завербовался юнгой на одно из судов английской Ост-Индской компании, перешел в протестантство и взял себе псевдоним — Фалькон. Юный авантюрист оказался полиглотом — за время странствий он выучился португальскому, английскому, французскому, малайскому и тайскому языкам. К 1670-му парень прочно осел на острове Ява, где занялся контрабандой оружия и драгоценностей.

Около 1680 года Констанс попал в Сиам, где смог войти в доверие к стареющему царю Пхра Клангу, отцу Пхра Нараи, который сделал его своим министром. На тот момент таиландская торговля боролась за место под солнцем с мусульманскими купцами и голландцами, поэтому опора Фалькона на французов воспринималась как очень выгодное партнерство.

Исламские страны, практически окружавшие Сиам, содействовали экспансии своей религии на новые земли, и в противовес этой напасти грек предложил договориться с католической Францией. Фалькон зародил в Людовике XIV робкие надежды, что тот сможет привести под руку папы Римского целую страну, которая добровольно примет христианство, и тот с радостью завязал контакты с новым союзником на Востоке. На деле, конечно же, никто в католичество переходить не собирался, а вот военная сила Франции была очень кстати.Фалькон предложил царю использовать способности Форбэна и назначить его главнокомандующим всеми военными и морскими силами Сиама, а так же губернатором Бангкока.

Однако этому энергично воспротивились Шомон и Шуази. Шуази вмешался и твердо сказал Форбэну, что о его поведении он ближайшие же сроки доложит Людовику, на что Форбэн попытался превратить все действо в шутку.

Однако Фалькон не шутил. На следующее же утро (как пишет Форбэн в своих мемуарах) местный царь подарил ему «36 темнокожих рабынь, 2 слона, большое количество алмазов и китайского шелка». Шустрый повеса сразу же стал гордо именовать себя адмиралом Сиама. Жизнь стала казаться занятной штукой — Форбэн успевал практически везде: ежедневные охоты на слонов, строительство крепости в порту Бангкока, несколько стычек с мусульманами, корсарство против мусульманских купцов — Клод везде был впереди. Поскольку столь взрывной молодой человек очень понравился правителю Сиама, Фалькон постепенно возненавидел этого искателя приключений. Лишь по счастливой случайности три покушения на Форбэна не удались, однако от яда умерло три рабыни. Кроме того, грек начал нашептывать царю, что от француза пора избавиться.

Вымышленные страхи, начавшие терзать Форбэна, подтверждались каждодневной работой 400 палачей Сиама, которые рубили головы без устали.

Такие казни, конечно же, не привели ни к чему хорошему, мусульмане на севере страны начали восстание, и Форбэн, как главнокомандующий, вынужден был возглавить армию.

В результате ряда карательных экспедиций ему удалось разбить бунтовщиков, более 3000 сиамцев было убито. Кроме того, Форбэн имел несчастье напасть на португальскую галеру из Макао, в результате чего высадившийся десант португальцев разорил окрестности Бангкока.

Не на шутку испугавшийся Форбэн попросил отпустить его на родину, и ему разрешили это сделать. Перед отъездом один из португальских купцов греческого происхождения — господин Мануэль Метеллополис — посоветовал Форбэну остерегаться людей Фалькона, которые получили задание опорочить его перед королем. Вообще противостояние с главным министром Сиама становилось очень опасным, поэтому наш герой был только рад своему отплытию.

Первая страница мемуаров Клода Форбэна. Здесь он изображен в наряде адмирала Сиама

Через месяц корабль прибыл в Пондишери — главную факторию французской Ост-Индской компании на Цейлоне. Здесь Форбэн совершил несколько довольно удачных торговых операций, но вскоре продолжил свой путь. Нашему герою удалось доплыть до родины, в июле 1688 года его корабль вошел в Рошфор......

Начало -Пленивший шхуну самолетом.Ч.1

М.М. Сергеев перебрался на Крайний Север, где, по предложению Отто Юльевича Шмидта, стал заместителем начальника по морской части Западно-Таймырской экспедиции Управления полярной авиации Главморсевпути.

Наряду с гидрографическими изысканиями, экспедиции предстояло отыскать места, пригодные для создания аэродромов полярной авиации. Здесь оказался одинаково востребован опыт Михаила Михайловича как моряка и как авиатора.

Во время экспедиции 1933 года шхуна "Белуха" под командованием М.М. Сергеева провела рекогносцировочную морскую и топографическую съемку острова Бухарина, на котором были установлены два навигационных знака. Второй по величине остров архипелага получил сразу два имени, так как был принят за два участка суши.

Один получил название острова Сергеева – капитана "Белухи", а другой – острова Гронского (известного советского общественного деятеля и литератора). На картах появились также пролив Белухи, остров Гаврилина (в честь старшего помощника капитана), мыс Эверлинга (по имени участника экспедиции океанолога А.В. Эверлинга, выпускника Морского корпуса 1910 года). Экспедиция находилась у берегов архипелага до 3 сентября, после чего направилась к острову Уединения.

"Белуха" дошла до пролива Фрама, архипелага островов Известий ЦИК, выполнила ряд важных научных работ. О походе Западно-Таймырской экспедиции был снят документальный кинофильм. Но в Карском море на переходе в Архангельск "Белуха" получила пробоины и затонула. Экипаж был спасен пароходом "Аркос".

Жизнь Сергеева снова оказалась на волоске: гибель судна запросто могли расценить как факт вредительства. Прецедентов хватало, и во внимание не принималось, что изученность акватории Северного Ледовитого океана оставляла желать лучшего, а арктические штормы и льды способны внести коррективы в любые планы.

Только в навигацию 1933 года погибли буксирный пароход "Руслан", возвращавшийся с земли Франца-Иосифа, и пароход "Революционный", совершавший переход с Лены на Колыму.

Но и на этот раз все обошлось.

После приключений в Арктике, в 1935 году, Михаил Михайлович Сергеев поступил на работу в группу талантливого и напористого изобретателя Леонида Васильевича Курчевского. Одним из направлений работы этого коллектива являлась разработка динамо-реактивных пушек (ДРП), прототипа безоткатных орудий.

Леонид Курчевский

Курчевскому, пользовавшемуся расположением маршала М.Н. Тухачевского, были предоставлены почти диктаторские полномочия и неограниченные средства.

Для него создается Особое конструкторское бюро № 1 Артуправления РККА, ему передается в полное распоряжение завод №38 в Подлипках, под Москвой, на котором с 1936 года до начала Великой Отечественной войны трудился инженер по авиационному вооружению Сергеев.

Михаил Михайлович активно включился в работу, связанную с испытанием ДРП. Настройка прицела велась в Переславле Залесском, на Плещеевом озере. Стрельбы с самолетов выполнялись по цели, в качестве которой использовалась тень от дирижабля "В-1" на поверхности озера. Впоследствии на истребителях "И-4" установили орудия калибром 67 мм, а на "И-12" – 102 мм.

Маршал настолько уверовал в пушки Курчевского, что решил перевооружить ими всю артиллерию Красной Армии, ВВС и ВМФ!

При этом во внимание не были приняты серьезные конструктивные недостатки и ограниченные возможности применения этого оружия в боевых условиях.

Авантюризм Тухачевского и Курчевского дорого обошелся стране. Предприимчивый изобретатель был арестован и обвинен в том, что он с 1933 года по заданию Тухачевского создавал неперспективные образцы вооружения.

Практически одновременно с конструктором были арестованы Тухачевский и почти все руководство Артуправления РККА во главе с комкором Ефимовым.Волна репрессий не обошла стороной и простых инженеров, но и на этот раз Сергеев не пострадал. Судьба по-прежнему хранила бывшего лейтенанта Императорского флота. В конце 1930-х образцы ДРП были сняты с вооружения.

С началом Великой Отечественной войны "комдив" в отставке подал рапорт на имя Наркома ВМФ СССР о возвращении на службу. Просьба была удовлетворена, но аттестационная комиссия вместо заслуженного звания старшего офицера присвоила ему чин лейтенанта.

Хорошо еще, что, принимая во внимание знания и опыт артиллерийского специалиста, 50-летнего Михаила Михайловича не отправили с винтовкой на фронт, а назначили инспектором артиллерии Волжской военной флотилии в Сталинград. Там ему суждено было встретиться с сыном, Константином, получившим то же звание после окончания Высшего военно-морского инженерного училища имени Ф.Э. Дзержинского. Там же, рядом с ними, работала медсестрой во фронтовом госпитале жена Михаила Михайловича – Наталья Николаевна.

Бронекатера Волжской военной флотилии. 1942 г.

Состав Волжской военной флотилии выглядел пестрым: кроме тральщиков, вооруженных 7,62-мм пулеметами и тралами, в нее входили переоборудованные из буксиров мониторы, баржи, доставлявшие в осажденный город бензин, нефть и мазут.

На них устанавливали артиллерийские установки калибром 100, 120, а то и 150 мм. В качестве транспортных средств использовались фанерные речные трамвайчики.

Самыми грозными боевыми кораблями считались бронекатера.

Их вооружение отличалось крайним разнообразием: тут были и танковые башни, и зенитные орудия Лендера, и крупнокалиберные ДШК, не считая пулеметов винтовочного калибра. На некоторых устанавливались даже легендарные реактивные установки залпового огня "Катюша" – М8 и М13. Все ракетно-артиллерийское вооружение флотилии находилось в заведовании лейтенанта Сергеева, отлично знавшего свое дело. Артиллеристы искренне уважали инспектора и берегли как зеницу ока.

Корабли флотилии вели траление, сопровождали и перевозили в Сталинград войска, вели обстрел вражеских позиций. Иной раз совершали за ночь до 12 рейсов через Волгу, и каждый мог оказаться последним. Но и на левом берегу было небезопасно.

В небе царила немецкая авиация, от которой невозможно было укрыться в землянках и щелях, вырытых в степи. Особенно памятным стал налет 23 августа 1942 года, когда Сталинград еще жил как тыловой прифронтовой город, не готовый к отражению массированных воздушных налетов.

Вражеская авиация за считанные часы превратила город в руины, при этом погибло более 40 тысяч человек. Горели не только здания, горели земля и Волга, поскольку были разрушены резервуары с нефтью. На улицах от пожаров стояла такая жара, что возгоралась одежда на людях, бежавших в укрытия.

Константин Михайлович, вспоминая те дни, не мог сдержать слез.

Сергеевы уцелели в этом аду. В один день отец, сын и мачеха получили медали "За оборону Сталинграда".

После Сталинградской битвы Михаил Михайлович Сергеев, стал районным инженером управления, занимался вопросами применения авиационного вооружения, был награжден орденом Красной Звезды, закончил войну в звании подполковника.

Константин Михайлович рассказал, как 19 ноября 1944 года, в День артиллерии, в годовщину начала Сталинградской битвы, его отпустили на две недели в Москву.

Отец и сын – М.М. Сергеев и капитан 1 ранга К.М. Сергеев. 1966 г.

Долгие годы он преподавал в МВТУ им. Н. Баумана, принимал активное участие в работе московской ветеранской организации и умер в 1974 году в возрасте 83 лет. На могиле первого командующего морской авиацией Азовского и Черного морей на столичном Ваганьковском кладбище летчики-черноморцы установили гранитный валун, специально доставленный ими из Крыма.

По стопам Михаила Михайловича пошли сын и внуки – Андрей и Кирилл. Все они после окончания Высшего военно-морского инженерного училища Ф.Э. Дзержинского стали инженер-механиками.

Жизнь и заслуги капитана 1 ранга Константина Михайловича Сергеева заслуживают отдельного рассказа.

Авторы:Марк Владимирович Коновалов, Игорь Витальевич Козырь

http://flot.com/2016/История17/

17 июля (4 июля по старому стилю) 1916 года российскими морскими летчиками на отечественных гидросамолетах была одержана первая победа в воздушном бою над морем. Четыре гидросамолета М-9 с авианосного судна "Орлица" Балтийского флота сбили два германских самолета, а два других обратили в бегство.

Этот день принято считать днем рождения морской авиации российского Военно-морского флота.

Один из них – Михаил Михайлович Сергеев, моряк, авиатор, ученый, исследователь Арктики.

Приход в авиацию лейтенанта флота Сергеева можно считать в какой-то степени случайным.

Выпускник Морского корпуса 1913 года, окончивший учебу тринадцатым по списку, выбрал для дальнейшей службы Черноморский флот.

Можно представить честолюбивые мечты молодого способного офицера, связанные с предстоящим назначением, и глубину постигшего его разочарования.

Вместо боевого корабля он оказался командиром батареи спущенного на воду в 1889 году, но безнадежно устаревшего к началу Первой мировой войны броненосца "Синоп", которому была уготована роль брандвахтенного судна, охраняющего вход в Севастопольскую бухту.

Возможно, такому обескураживающему началу карьеры мичман Сергеев был обязан своему происхождению. Со времен царя Алексея Михайловича, когда пращур семьи Сергеевых, отец Михаил, нес послушание в Троице-Сергиевой лавре, несколько поколений его потомков были священниками.

Вот и отец нашего героя был простым сельским батюшкой, настоятелем храма в селе Сретенском Вятской губернии.

А на Черноморском флоте, как правило, служили целые морские династии, связанные друг с другом многолетними родственными и дружескими связями.

К ним, в частности, можно отнести и командира "Синопа" – барона Петра Ивановича Паттон-Фантон-де-Веррайона, из обрусевших бельгийцев, заслуженного моряка, участника русско-японской войны, ставшего контр-адмиралом Российского флота в 1915 году.

Мимо "Синопа" проходили, отправляясь в море и возвращаясь из походов, корабли, на которых служили друзья мичмана Сергеева. Некоторые успели отличиться в боях, продвинуться по службе, заслужить знаки отличия, а на брандвахте тянулись дни, заполненные рутинными делами и обязанностями артиллерийского офицера.

Броненосец "Синоп"

С начала войны ускоренным порядком шло формирование авиационных частей флота. В составе Черноморской эскадры появились два гидрокрейсера: "Император Николай I" и "Александр I"; а позднее еще один – "Румыния". Они могли нести 6–8 самолетов.

В ходе боевых действий становилось ясно, что авиаторы способны взять на себя выполнение многих ответственных задач в интересах флота.

Первый опыт использования морской авиации состоялся 24 марта 1915 года, когда Черноморская эскадра, в составе которой находился гидрокрейсер "Николай I", совершила поход к берегам Румелии. Самолеты, поднявшиеся с палубы авиаматки, нанесли бомбовый удар по позициям противника. А уже 3 мая русские гидросамолеты совершили налет на столицу Османской империи – Стамбул.

Всего несколько лет назад, осенью 1910 года, воспитаннику Морского корпуса Михаилу Сергееву довелось побывать на Всероссийском празднике воздухоплавания, проводившемся на Комендантском аэродроме, вблизи Черной речки. В тот день показывали мастерство пилоты Ульянин, Руднев и Горшков на бипланах и "Фарманах", а также Мациевич, Ермаков и Уточкин на "Блерио". А здесь, на Черноморском флоте, Сергеев впервые поднялся в воздух, в качестве пассажира, на учебном двухместном моноплане типа "Моран-Ж", пилотируемом командиром авиационного отряда станции Бельбек, штабс-капитаном Карачаевым.

Михаил Михайлович принял решение стать морским летчиком и подал рапорт командованию просьбой отправить его на учебу. Просьба молодого офицера была удовлетворена, и в начале 1916 года мичман Сергеев был зачислен в школу морских летчиков, располагавшуюся на Гутуевом острове в Петрограде, где учили летать на гидросамолетах "М-2". После ее окончания в декабре 1916 года Михаил Михайлович, ставший к этому времени лейтенантом, вернулся на Черноморский флот уже морским летчиком.

К началу 1917 года силы морской авиации Черноморского флота выросли до 110 самолетов. Была сформирована воздушная дивизия Черного моря: в 1-ю бригаду входили четыре корабельных отряда (затем шесть), во 2-ю бригаду – 13 отрядов сухопутного базирования. Примечательно, что практически все гидросамолеты были отечественного производства, конструкции Д.П. Григоровича: М-5 (разведчик, корректировщик артогня), М-9 (тяжелый гидросамолет для нанесения бомбовых ударов по береговым объектам и кораблям), М-11 (первый в мире гидросамолет-истребитель).

Гидросамолеты М-9 Черноморского флота, захваченные немцами в 1918 г.

В приказе по флоту на 1917 год перед воздушной дивизией ставился широкий спектр задач, свидетельствующий о признании роли и значения морской авиации:

1) атака вражеских кораблей, его баз и береговых укреплений;

2) борьба с воздушными силами противника;

3) противолодочная борьба;

4) наблюдение и воздушная разведка;

5) охрана флота в море от авиации противника и его подлодок;

6) корректировка артиллерийского огня кораблей.

Основными целями морских летчиков в этот период стали военные объекты в Варне и Констанце, а также береговые укрепления в районе Босфора.

12 (25) марта 1917 года 8-му гидроотряду Черноморского флота, в котором служил лейтенант Сергеев, было приказано погрузиться на корабли и отправиться в район Босфора. Пилотам наряду с выполнением задач разведки и аэросъемки береговой полосы предстояло уничтожить бомбами артиллерийские батареи противника, установленные на мысе Кара-Бурун.

Это был один из самых фантастических полетов в истории морской авиации.

Вот как описаны эти события в "Боевой летописи русского флота": "Гидросамолет авиации Черноморского флота под командой летчика лейтенанта Михаила Сергеева и при наблюдателе унтер-офицере Феликсе Тур, получив при обстреле вовремя воздушной разведки над Босфором пулевую пробоину в бензиновом баке, из которого вытек бензин, вынужден был спланировать на воду в районе Деркоса (румелийский берег) вне видимости сопровождавших русских судов. Подобрав вернувшиеся самолеты и считая самолет лейтенанта Сергеева сбитым или захваченным, корабли ушли в Севастополь.

Тем временем Сергеев и Тур, увидев невдалеке от себя турецкую шхуну, пользуясь остатками бензина, пошли на нее в атаку и, открыв огонь из пулемета, вынудили турок спешно оставить шхуну и на шлюпке бежать на берег. Захватив шхуну, летчики уничтожили самолет, предварительно сняв с него все ценные части, пулемет и компас, и, подняв паруса, пошли в Севастополь.

После шестисуточного плавания, выдержав шторм, без провизии и почти без воды, летчики прибыли к Джарылгачской косе, где, дав о себе знать через пост СНиС, были приняты на высланный за ними миноносец".

Михаил Михайлович был уверен, что выдержать сильнейший шторм и благополучно прийти к Крымскому побережью ему помогла подготовка в Морском корпусе, во главе которого тогда стоял отличный моряк и артиллерист Воин Петрович Римский-Корсаков, прививший молодым людям любовь к морю и парусному делу.

Отличившийся пилот был вызван к командующему Черноморским флотом А.В. Колчаку. Впечатлениями об этой встрече М.М. Сергеев поделился в своих воспоминаниях: "На другой же день меня вызвали к Колчаку в штаб Черноморского флота на линкор “Георгий Победоносец”. В каюте адмирала я увидел перед собой еще совсем молодого адмирала, низкого роста брюнета с орлиным носом, короткой стрижкой, с энергичными и волевыми чертами лица.

Он меня поздравил с захватом приза и внимательно выслушал рассказ о пленении шхуны самолетом – первом в истории авиации. Через неделю мне было вручено Георгиевское оружие".

Следует отметить, что до этого молодой офицер успел заслужить два ордена: Св. Станислава III степени с мечами и бантом и Св. Анны IV степени.

5 (18) мая 1917 года, во время очередного полета в районе Констанцы, Михаил Сергеев, возвращаясь с задания, был атакован тремя немецкими гидроаэропланами, один из которых сбил, но сам не смог уклониться от пулеметной очереди, был ранен и попал в плен.

Так первый раз смерть едва не коснулась его своим крылом.

На Родину он вернулся после войны, в декабре 1918 года, безоговорочно встав на сторону Советской власти.

Несмотря на то, что в Красную Армию бывший лейтенант Российского императорского флота вступил добровольно, доверием он, скорее всего, не пользовался.

Иначе трудно объяснить факт его длительного пребывания сначала в резерве авиаспециалистов Московского окружного управления Воздушного флота Красной Армии, а затем в должности младшего механика авиапоезда-мастерской ВВС Восточного фронта.

Впрочем, большинство пилотов Красной Армии были бывшими офицерами, многих из них насильно мобилизовали, поэтому переход красных военлетов на сторону белых в то время был частым явлением.

Тем удивительнее, что в мае 1919 года недавний делопроизводитель по технической части штаба ВВС Восточного фронта в одночасье стал начальником Воздушного флота 3-й армии на этом же фронте, где ему предстояло поддерживать действия красноармейцев против войск бывшего командующего Черноморским флотом адмирала А.В. Колчака, ставшего теперь Верховным правителем и Верховным главнокомандующим России.

Трудно судить, какими силами располагал начальник Воздушного флота 3-й армии. Известно, например, что во время летних боев на Белой, летом 1919 года, в распоряжении красных имелось примерно 15 машин. При этом из-за недостатка авиабомб в ход нередко пускалось такое "грозное оружие", как рельсы и булыжники.

К тому же большая часть потерь летного состава с обеих сторон была связана с техническим состоянием самолетов: аэроплан мог в буквальном смысле развалиться в воздухе, не говоря уже об отказе двигателя и средств управления.

Самолет красных, захваченный белыми в районе Перми и вновь отбитый красноармейцами. Восточный фронт, 1920 г.

В дальнейшем, вплоть до окончания Гражданской войны, М.М. Сергеев, не переставая летать, занимал высшие командные должности в воздушных армиях Юго-Западного и Южного фронтов.

Незадолго до начала операций по освобождению Крыма от войск Врангеля – Вооруженных сил Юга России, Сергееву, в качестве заместителя начальника Воздушного флота Южного фронта, довелось поработать под началом Михаила Васильевича Фрунзе, от которого он получал оперативные задания и кому докладывал о подготовке операций.

Сохранился рассказ М.М. Сергеева об этом периоде его службы:

"Во время первой встречи Фрунзе потребовал доклада о состоянии воздушных сил, очень внимательно его выслушал, потребовал немедленно провести разведку районов Александровска (ныне Запорожье), южнее Крымского перешейка с целью выяснения линии наступления противника. Разведывательный отряд, состоящий из “фарманов” и “вуазенов” с дальностью полета более 400 км, выполнил задание. На обратном пути, почти у линии фронта, пришлось организовать дозаправку самолетов горючим.

Фрунзе лично руководил подготовкой к операции против Врангеля. Его приемные часы были ночью и днем, с 0 до 4 и с 12 до 16 часов. На ночных докладах он обычно давал указания на следующий день, на основании чего составлялся подробный план действий. Воздушным силам каждой армии ставилась определенная задача. К 10 или к 11 часам утра в штаб приходили донесения о выполнении разведки. Начальник штаба систематизировал, обрабатывал донесения: данные разведок, результаты бомбометания, сведения о воздушных боях. Донесения воздушной разведки поступали в оперативный отдел штаба фронта, где сравнивались с данными других родов разведки, для уточнения расположения позиций противника. Затем командующий принимал доклады о выполнении полученных заданий".

А задачи управления воздушными силами имели теперь совсем другой характер. К сентябрю 1920 года в авиаотрядах Южного фронта насчитывалось около 80 самолетов (из них в исправном состоянии примерно 50%), включая несколько тяжелых бомбардировщиков "Илья Муромец".

Такой самолет поднимал до 16 пудов (256 кг) бомб и мог нанести противнику весьма серьезный урон. 2 сентября один из "Муромцев" под командованием красвоенлета Шкудова сбросил 11 пудов бомб на станцию Пришиб, где размещался штаб Дроздовской офицерской дивизии. На станции было ранено шесть человек, в том числе артиллерийский генерал Ползиков. Еще одной успешной операцией стало нанесение бомбового удара по немецкой колонии Фридрихсфельд, где скопилось около трех тысяч белогвардейцев.

После гражданской войны М.М. Сергеев стал первым "командующим" – начальником Воздушного флота Черного и Азовского морей, исполняя одновременно обязанности начальника школы морской авиации в Севастополе. Эти навыки пригодились ему, когда после непродолжительной службы он в 1927 году стал преподавателем Высшей военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского.

Будучи опытным авиатором и командиром, Михаил Михайлович никогда не прекращал учиться. Он закончил школу высшего пилотажа в Севастопольском районе Кача и курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Военно-морской академии им. К.Е. Ворошилова.

К моменту ухода М.М. Сергеева в "долгосрочный отпуск", как записано в его пенсионной книжке, в петлицах мундира ветерана, прослужившего в вооруженных силах 20 лет, было два ромба, что соответствовало первому "генеральскому" званию комдива. У главкома ВВС Алксниса в то время таких ромбов было три, а у будущего "красного маршала" К.Е. Ворошилова – четыре.

Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба РККА А.И. Егоров, командарм 2-го ранга командующий ВВС РККА Я.И. Алкснис, комкор Р.П. Эйдеман, командарм 2-го ранга, начальник Военной Академии РККА им. Фрунзе, А.И. Корк на Пушкинском аэродроме.1936 г

Продолжение следует ...