Освобождение
17 сентября 1943 года части 50-й армии под командованием генерала И.В. Болдина, сломив яростное сопротивление германцев, освободили город Брянск. Воины 323-й стрелковой дивизии полковника С.Ф. Украинца первыми ворвались на его улицы, встретившие освободителей пламенем пожарищ и руинами взорванных зданий. Продолжая наступление на запад, 53-й стрелковый корпус 22 сентября 1943 года освободил Почепский район. Войска шли вдоль железной дороги, разрушенной противником, их встречали дымящиеся коробки станционных построек, пепелища деревень, население которых ютилось в уцелевших домах, погребах и землянках.
Итоги оккупации германскими войсками территории Почепского района.
Начальник отдела контрразведки НКО СМЕРШ 53-го стрелкового корпуса подполковник Царьков, которому с освобождением Почепа пришлось принять участие в работе Государственной чрезвычайной комиссии по установлению злодеяний, совершенных в период оккупации района немецко-фашистскими захватчиками и созданными ими карательными формированиями из числа предателей. Им было установлено, что в Почепе действовала команда 2 ГПФ-729 ("Тайной полевой полиции" - нем. "гехаймфельдполицай") под командованием Хелинга, в подчинении у которого находились: Геллерт, Штреккер, Кениг, Виккель, Аман и целый ряд других.
Команда 2 ГПФ-729 в марте 1942 года осуществила акцию по уничтожению более двух тысяч узников лагеря для советских военнопленных, партизан, советских активистов и членов их семей, а также еврейского гетто и цыган, в чем им активно помогали бывшие надзиратели Почепской тюрьмы Г. Лябиков, Е. Понасенков и другие. (Все названные пофамильно лица позднее были разысканы брянскими чекистами, предстали перед судом и понесли заслуженное наказание).
В Почепе оккупанты создали лагерь для советских военнопленных, советских активистов, антигермански настроенных лиц, партизан и их семей, цыганское и еврейское гетто. Действовали районная и волостная тюрьмы и полиции, сформированные из предателей и изменников Родины. Часть из них не успела сбежать и теперь пряталась по чердакам, подвалам и перелескам. В связи с тим ОКР СМЕРШ 53-го стрелкового корпуса Брянского фронта, внимательно контролировал оперативную обстановку в освобожденных районах и населенных пунктах, осуществляя задержание и проверку тех, сведения о ком вызывали подозрение. Как показала действительность, эта практика оправдала себя в деле выявления предателей и изменников Родины, а также дезертиров.
Сентябрь 1943 г., деревня Шиячи Почепского района Орловской области (Брянская область была образована на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 5 июля 1944 года).
В полдень 22 сентября 1943 года, в день прибытия отдела в деревню Шиячи, комендант ОКР СМЕРШ 53-го СК лейтенант Аганцев доложил Царькову о задержании им и красноармейцами Костенко и Зверевым неизвестного мужчины, назвавшегося местным жителем Коноховым Николаем Васильевичем, 1918 года рождения, который признался, что в период немецкой оккупации служил у германских властей начальником волостной полиции. Во время обыска предъявил военный билет и паспорт на имя Н.В. Конохова. В этой связи Аганцев, руководствуясь ст. 100 УПК РСФСР, задержал его до выяснения обстоятельств, при которых тот оказался на службе у немцев, и просил дальнейших указаний.
Акт задержания был передан Царьковым старшему следователю ОКР СМЕРШ военюристу 3-го ранга Христиничу, который после обстоятельной беседы с Коноховым доложил Царькову постановления на арест Конохова по признакам совершения измены Родине и избрание в отношении него меры пресечения, которые на следующий день, 23 сентября 1943 года, были утверждены военным прокурором 53-го СК гвардии подполковником Жигачевым. Так Николай Конохов, недавний начальник полиции Супрягинской волости, гроза 17 подвластных ему деревень и поселков, оказался под стражей.
Николай Конохов родился в 1918г., в 1936 г. успел "подзалететь" на два года лагерей за хулиганство. Срок наказания отбыл, притих. Вступил в колхоз "Красный партизан". С помощью отца и брата построил большой дом - восемь на восемь метров, такую же пристройку к нему и сарай. Пришла пора жениться, он выбрал Марию Ахременко, которая была старше его на три года. Осенью 1940 года после уборки урожая заслал сватов, а затем Николай и Мария сыграли свадьбу. Началась новая, уже семейная жизнь. А через год родилась дочь, которую по общему согласию окрестили Лизой.
22 июня 1941 года, по радио выступил народный комиссар иностранных дел СССР В.М.Молотов, и все узнали о том, что фашистская Германия вероломно, без объявления войны, напала на Советский Союз по фронту от Баренцева до Черного моря, и ее авиация уже разбомбила ряд городов страны.
К началу августа фронт приблизился к западной границе Орловской области. И все-таки трудно было поверить в скорую немецкую оккупацию и победу германцев, хотя ежедневно самолеты немецких люфтваффе бомбили Унечский железнодорожный узел, города Клинцы, Почеп и Брянск, а по дорогам двигались на восток бесконечный поток беженцев и многочисленные стада колхозного скота - чтобы он не достался врагу.
В середине августа Николая Конохова, его однофамильца Конохова Александра и Коломейцева Василия вызвал к себе председатель колхоза "Красный партизан" и объявил, что по решению правления им поручается перегон колхозного скота на сборный пункт в город Елец Орловской области с целью дальнейшей эвакуации его на восток страны. До восхода солнца следующего дня они уже отправились в этот нелегкий путь. И когда через несколько дней их тройка была недалеко от цели, Николай Конохов предложил Александру и Василию распродать скот жителям лежащих на их пути деревень и, поделив между собой вырученные от продажи деньги, возвратиться домой в Шиячи. Он очень разозлился, когда приятели не поддержали его план.
В Ельце сдали скот на государственном сборном пункте, а затем отправились в обратный путь. На дорогах отступления попадались группы красноармейцев и беженцев, измученный вид которых не требовал комментариев. Осторожничали, старались идти вечером, обходя деревни. И за пару дней до прихода в Шиячи увидели на большаках колонны немецкой бронетехники, мотопехоты. К моменту их появления деревня уже была под германским сапогом, и на входе в колхозную канцелярию красовался красный флаг со свастикой в белом круге, везде по-хозяйски суетились немецкие солдаты, словно они были здесь всегда. Эти дни для Николая Конохова стали началом его карьеры и конца.
Первый допрос
Войска Брянского фронта стремительно продвигались с боями на запад. Поэтому военные контрразведчики, работая оперативно, строили свои действия по возникшему уголовному делу на Конохова в темпе, обеспечивая свидетельскую базу, что оказалось не столь сложным: Николая Конохова знали здесь как предателя все. Первый его допрос 22 сентября 1943 года провел заместитель начальника ОКР СМЕРШ майор Шумаков, и Конохов показал:
"...Примерно в начале 1942 года к нам в деревню Шиячи приехал начальник полиции Супрягинской волости Куриленко Алексей Савельевич, пришел ко мне на квартиру и предложил поступить в полицию. Недолго думая, я согласился. И с этого времени до августа 1943 года работал в волости полицейским. Моя деятельность заключалась в борьбе с хулиганством, выполнении заданий старшины волости, а также установленных немцами заданий по сбору с населения деревень налогов - мяса, хлеба, картофеля и других продуктов для поставки немецкой армии. Больше я ничего не делал. Каждый месяц мне платили 24 немецкие марки, а последние четыре месяца я, как начальник волостной полиции, получал 60 марок - с учетом наличия у меня семьи. До этого в течение двух месяцев работал становым приставом..."
Конохов все еще надеялся, что как-нибудь выкрутится, и поэтому изворачивался и лгал, скрывая свои преступления. И напрасно. Уж слишком много он наследил. Находясь в КПЗ, он еще не знал, что на бревне, что лежало вдоль фундамента дома, в котором разместился ОКР СМЕРШ, уже сидели ожидавшие своей очереди на допрос его односельчане: однофамильцы Коноховы Николай и Александр, Коломейцев Василий, Синьков Сергей, Щеголяев Алексей, Коломейцев Иван, Коломейцев Гавриил, Тризна Евдоким, Ширяев Семен, Продченко Василий и Шапилин Андрей.
Следственные действия, проведенные зам. начальника ОКР СМЕРШ 53-го СК майором Шумаковым и старшим следователем этого отдела военюристом 3-го ранга Христиничем в течение 22 и 23 сентября 1943 года, позволили собрать достаточные доказательства, чтобы инкриминировать Конохову факт измены Родине. На очных ставках со свидетелями и на заключительном допросе 24 сентября 1943 года он полностью признал свою вину. В этой связи Христинич составил обвинительное заключение и доложил начальнику ОКР СМЕРШ 53-го СК Царькову, который утвердил его и обратился за санкциями к военному командованию и к прокурору.
Так, 25 сентября 1943 года на обвинительном заключении появилась резолюция командира 18-й Краснознаменной стрелковой дивизии генерал-майора Заводовского: "Конохова Николая Васильевича предать военно-полевому суду". А военный прокурор дивизии гвардии майор Кришевич начертал: "обвинительное заключение по обвинению Конохова утверждаю по части I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года".
Буквально через час секретарь военного трибунала 18-й гв. КСД гвардии лейтенант Валентина Есипова объявила Н.В. Конохову обвинительное заключение под расписку.
Суд
Утро 25 сентября 1943 года выдалось сухим и солнечным. Кроны деревьев пылали золотом осени. Но здесь, в прифронтовой полосе, чувствовалась напряженность. Отдаленная артиллерийская канонада, гул пролетавших в небе самолетов, передвижение войск... А вскоре из дома в дом, из землянки в землянку прошел слух о том, что в середине дня в деревне состоится суд над их односельчанином - недавним начальником полиции Супрягинской волости предателем Николаем Коноховым. Это военное командование стрелкового корпуса обратилось к местному населению с призывом прийти на заседание военно-полевого суда.
В полдень в центре села собралось почти все население Шияч. В доме, где должен был состояться суд, солдаты охраны ОКР СМЕРШ поставили столы для его состава и скамьи для присутствующих граждан и свидетелей. Через полчаса под конвоем автоматчика и коменданта ОКР лейтенанта Аганцева был доставлен Николай Кононов, затравленно озирающийся по сторонам, и усажен на табурет перед судейским столом. На армейском "виллисе" подъехала группа офицеров, и каждый занял свое место. Началось судебное заседание военно-полевого суда 18-й гвардейской ордена Красного Знамени стрелковой дивизии в составе: председательствующего - гвардии капитана юстиции Чупракова, членов суда - гвардии подполковника Холода и гвардии майора Беляева, а также прокурора гвардии майора юстиции Кришевича и секретаря гвардии лейтенанта Есиповой.
Председательствующий согласно ст. 277 и 278 УПК РСФСР разъяснил Н. Конохову его права, предупредил свидетелей об ответственности за дачу ложных показаний и объявил состав суда, после чего притупил к судебному следствию. Зачитал обвинительное заключение, по которому Николай Конохов признал себя виновным, и предложил ему рассказать о себе и службе у немцев. Конохов показал:
"...В 1941 году, когда пришли немцы, я решил добровольно поступить к ним на службу. Ходил по деревням и силой оружия заставлял местных жителей выполнять необходимые для немцев работы и поставки. А когда крестьяне оказывали сопротивление и не отдавали скот и хлеб, я иногда толкал их и бил. Более того, тех, кто оказывал сопротивление, доставлял в волость, где с ними расправлялось гестапо. Такие поборы были ежемесячными, в том числе в 1943 году. Все это я делал по приказу находившегося в волости немецкого командования. В августе 1942 года после двух месяцев пребывания на курсах в Клинцах меня назначили становым приставом, а в 1943 году - начальником волостной полиции. В этот период я отдавал подчиненным распоряжения, о выполнении которых они мне докладывали. Партийных работников я действительно знал: Тризна работал счетоводом, Сашенко - секретарем РК ВКП(б), Молчанов - председателем сельсовета, Трипутин - заведующим сапожной мастерской. Я, как начальник полиции, и немцы относились к ним, как к советским работникам, считая их врагами. Все они в разное время были арестованы и расстреляны. Списки на членов партии я не составлял, но видел такой список. Признаюсь также в том, что в 1943 году отобрал корову у Тризны и передал ее своему родственнику Конохову Леонтию Тихоновичу. В 1942 году по приказу станового пристава отбирал имеющиеся у населения велосипеды и передавал их немецким властям, чтобы они могли ездить на облавы против советских партизан. Когда работал начальником полиции, власовцы благодаря мне высекли и затем расстреляли гражданку Горяничую за то, что она ничего не сказала о партизанах".
На дополнительные вопросы членов суда Н. Конохов ответил:
"...Поступил на службу к немецким властям добровольно... Взял меня в полицию знакомый, который служил начальником полиции... За службу мне платили 246 рублей, а когда стал начальником полиции - 600 рублей... К местному населению применял меры физического воздействия, некоторых приходилось бить... К партизанам не пошел, потому что никто к этому меня не подтолкнул, а немцев было много, и я решил у них работать... Продченко Василия я ранил потому, что побоялся его агрессивности и решил расстрелять его. Но Продченко отскочил в сторону, и я ранил его в правую ногу".
Суд перешел к допросу свидетелей. Не явился из-за болезни только Андрей Степанович Шапилин. Все свидетели подробно рассказали о преступлениях, совершенных Николаем Коноховым, жестокость которого испытали лично на себе.
На вопрос Чупракова, чем он может дополнить судебное следствие, Конохов ответил, что добавить ничего не может. Обменявшись мнениями с членами суда, гвардии подполковником Холодом и гвардии майором Беляевым, Чупраков предоставил слово военному прокурору гвардии майору юстиции Кришевичу, который дал анализ преступления, совершенного Коноховым. Он обратил внимание суда, присутствующих на суде граждан и военнослужащих на тяжесть преступления и его социальную опасность и заявил, что считает данное преступление по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года доказанным, в силу чего потребовал подвергнуть Н.В. Конохова смертной казни через повешение.
После звенящей в тишине паузы председатель суда Чупраков предоставил последнее слово подсудимому Николаю Конохову, который, пребывая в пике стрессового состояния, заикаясь, обратился к суду с просьбой заменить ему смертную казнь через повешение какой-нибудь более легкой мерой наказания. В 14 часов 30 минут суд удалился на совещание.
Приговор
Судебное заседание возобновилось ровно в 15 часов. Чупраков огласил приговор: "Именем Союза Советских социалистических республик 25 сентября 1943 года военно-полевой суд 18-й ГКСД в составе председательствующего гвардии капитана юстиции Чупракова и членов суда гвардии подполковника Холода и гвардии майора Беляева при секретаре гвардии лейтенанте юстиции Есиповой с участием прокурора 18-й ГКСД гвардии майора юстиции Кришевича в открытом судебном заседании в расположении 18-й ГКСД рассмотрел уголовное дело по обвинению Конохова Николая Васильевича, 1918 года рождения, уроженца и жителя деревни Шиячи Почепского района Орловской области, установил, что подсудимый Конохов в период временной оккупации немецкими войсками Орловской области активно помогал немецким властям в выявлении советских активистов и партизан. В конце 1941 года по доносу Конохова в гестапо были расстреляны коммунисты Сашенко Василий, Молчанов Иван, Тризна Макар и Трипутин.
Войдя в доверие к немецким властям, в 1942 году Конохов был назначен становым приставом, в должности которого работал в течение двух месяцев, после чего в январе 1943 года был повышен в должности и назначен начальником полиции Супрягинской волости. Выполняя обязанности начальника полиции, Конохов учинял над мирным населением насильственные действия и грабил его. В июле 1943 года по его предложению власовцами была высечена, расстреляна и брошена в уборную гражданка Горяничая Наталья. В этом же месяце Конохов, пытаясь расстрелять гражданина Продченко, ранил его в ногу. За связи с партизанами в январе 1943 года арестовал гражданина Шапилина и его жену, которые в течение двух недель сидели под арестом в гестапо. Избил 70-летнего старика Тризну Евдокима, отобрал у него корову и передал своему родственнику. Все эти обвинения Конохова в измене Родине доказаны свидетельскими показаниями и его собственным признанием. Руководствуясь ст. 319 и 320 УПК РСФСР, приговорил Конохова Николая Васильевича на основании части I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года подвергнуть смертной казни через повешение с конфискацией всего имущества. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит".
Жена Николая Конохов присутствовала на суде. Еще совсем недавно она гордилась своим мужем-полицейским, которого все боялись. Была довольна, когда он приносил в дом взятые у других продукты, когда жили по сравнению с другими по-барски. Как муженек бил, унижал, убивал, отправил на расстрел/повинен в смерти: Макара Тризны, Василия Сашенко, Ивана Молчанова, Трипутина и несчастной Гореничей... И вот финал.
Председатель суда Чупраков, сев в "виллис", направился в штаб дивизии к командиру 18-й ГКСД генерал-майору Заводовскому, который утвердил приговор военно-полевого суда о высшей мере наказания Николаю Конохову, хотя такие решения давались ему нелегко: ведь речь шла о жизни и смерти хотя и врага, но не в бою. Но генерал всегда также помнил и о том, что изменник, предавший Родину и замаравший себя кровью сограждан, - это трижды враг.
Казнь
К моменту возвращения Чупракова из штаба дивизии солдаты взвода охраны ОКР СМЕРШ с помощью жителей деревни соорудили в центре Шияч виселицу. По команде председателя суда Чупракова комендант взвода охраны ОКР СМЕРШ лейтенант Аганцев и автоматчик доставили к виселице Николая Конохова.
И тогда военный прокурор 18-й ГКСД гвардии майор Кришевич, обращаясь к собравшимся жителям деревни и военнослужащим дивизии, объявил:
"Два часа назад закончился военно-полевой суд 18-й гвардейской Краснознаменной дивизии над изменником Родины Коноховым, который в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР за совершенные против Отечества преступления приговорен к высшей мере наказания - смертной казни через повешение. Сейчас приговор будет приведен в исполнение".
Так свершилось возмездие.
* * *
Война, фронт, экстремальная обстановка привнесли свои требования к военному судопроизводству: задержание, арест, следствие, суд и казнь состоялись в течение всего четырех дней - с 22 по 25 сентября 1943 года при строгом соблюдении норм УК и УПК РСФСР. Скорый и беспощадный в то время суд был назиданием нацистским и военным преступникам, напоминающим о неотвратимости наказания за совершенные злодеяния.
С тех пор прошло 75 лет. За эти годы в стране произошли социально-политические изменения, в силу которых она стала на путь капиталистических преобразований. В этой связи со стороны отдельных лиц послевоенного поколения наблюдается тенденция навязать новый взгляд на действия тех, кого официальная идеология и закон заклеймили как предателей, и реабилитировать их в общественном сознании.
Четкий ответ на это заблуждение дают изданные Президентом России Закон "О реабилитации жертв политических репрессий" от 18 октября 1991 года и дополнение к нему 5698-1 от 3 сентября 1993 года, в пункте "г" ст. 4 которого говорится, что не подлежат реабилитации лица, "служившие в строевых и специальных формированиях немецко-фашистских войск, полиции, если имеются доказательства их участия в разведывательных, карательных и боевых действиях против Красной Армии, партизан, армий стран антигитлеровской коалиции и мирного населения..."
Николай Конохов был одним из категории преступников, в отношении которых не существует сроков давности при решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности. Именно такой вердикт вынесла по результатам пересмотра материалов уголовного дела на него прокуратура Брянской области: РЕАБИЛИТАЦИИ НЕ ПОДЛЕЖИТ.
http://old.bryanskobl.ru/region/history/guerilla/pril3_colla...