a.viktorov

Часть 1.
Часть 2.

Перед нами редкая фотография, на которой Мирра Флёрова изображена в учебной аудитории среди сокурсников по Восточному отделению Военной академии. Много лет назад эта иллюстрация была помещена в одном из юбилейных изданий об академии. Как видно на фото, на форменном платье Флёровой имеется орден Красного Знамени и знаки отличия на петлицах, которые, к сожалению, плохо различимы из-за низкого качества снимка.

В стенах Военной академии

Бывшая Академия Генштаба РККА после назначения ее начальником М.Н. Тухачевского была переименована согласно приказа РВС Республики от 5 августа 1921 года в Военную Академию РККА (далее — ВА РККА). Восточное отделение было создано в ней решением Л.Д. Троцкого еще в составе прежней академии ГШ РККА в соответствии с приказом РВС Республики от 29 января 1920 года №137. При этом была поставлена задача приступить к занятиям с первым набором слушателей уже с 1 февраля, иными словами, спустя 3 дня после приказа. Для обучения было приказано набрать 40 слушателей. Фактически занятия начались лишь с 11 февраля.

Дело было новое и непростое, поэтому за 3 года сменилось 6 начальников Восточного отделения (позже – отдела). Ситуация стабилизировалась лишь с назначением 1 августа 1921 года на эту должность бывшего офицера императорского Морского ГШ Б.И. Доливо-Добровольского. Он почти 2 года руководил подготовкой военных специалистов и работников наркомата иностранных дел (далее – НКИД) для работы на Востоке и в других регионах. Отбор кандидатов-военнослужащих на обучение, учебный процесс и распределение выпускников курировало Разведуправление Штаба РККА.

В год поступления в академию Мирры Флёровой набор слушателей осуществлялся «из числа желающих 20 человек, выдержавших вступительный экзамен» и еще 20 человек, также после особого испытания, командировались на учебу из НКИД. Кстати, в 1921 году, когда сдавала экзамены Мирра, был упрощен порядок поступления на Восточное отделение академии проявивших себя на деле командиров РККА. Однако из полутора тысяч красных командиров, первоначально отобранных в войсках для учебы в академии, вступительные экзамены сдали лишь 248 человек. А дошло до выпуска из ВА РККА и того меньше – всего 115 человек. 

Среди слушателей, постигавших рядом с Миррой академические науки, были люди из разных слоев общества, с различным уровнем образования и боевого опыта. Так, по социальному составу среди будущих военных разведчиков и дипломатов было 28% рабочих и крестьян, а 72% были причислены к интеллигенции. Каждый десятый слушатель был беспартийным, а 90% из них состояли в партии, но имели разный партийный стаж (от кандидатского до дореволюционного). Большинство (60%) имели среднее образование, при этом каждый 10-й имел лишь низшее или домашнее образование. Остальные 30% слушателей до поступления в академию успели получить дипломы о высшем и специальном образовании. Каждый 5-й не имел вообще боевого опыта, тогда как оставшиеся 80% в разное время и на различных армейских должностях участвовали в боях на фронтах Гражданской войны.

В первое время занятия на Восточном отделении проходили в вечернее время – с 18.00 до 21.15 (по 4 учебных часа в день). Такой режим учебы позволял слушателям посещать занятия на основном факультете академии. Это поощрялось руководством. При этом для будущих дипломатов изучение военных предметов не являлось обязательным. Восточное отделение (позже – отдел) являлось обособленным подразделением академии, хотя и располагалось в том же здании. Эта структура имела свою канцелярию и свой штат из 25 человек. 

С 1922 года занятия стали проводиться в дневное время и по новым учебным программам. Основной упор делался на изучение восточных языков: китайского, турецкого, персидского и других, хотя в учебной программе были и европейские языки. Помимо этого, изучались военная география и экономическое положение государств Ближнего и Среднего Востока, политика великих держав на Востоке, торговое право, военные дисциплины и специальные предметы. Срок обучения первоначально составлял 3 года. Между 2-м и 3-м курсами у слушателей должна была быть полугодовая стажировка в изучаемой стране. Такие командировки, как правило, осуществлялись в интересах НКИД и Разведуправления Штаба РККА. Затем было решено сократить срок теоретической подготовки до 2-х лет с последующей годичной командировкой слушателей на Восток в одну из изучаемых стран. Судя по всему, Мирра Флёрова специализировалась по китайской тематике. А китайский язык слушателям преподавали его носители – Лянь Кунь и Цюи Цю Бо. Вскоре знание языка ей пригодилось на практике.

За время обучения Флёровой на Восточном отделении ВА РККА на изучение военных дисциплин отводилось совсем немного времени. Так, на 1-м курсе военное дело вообще не было включено в учебную программу. На 2-м курсе на военные дисциплины отводилось 65 учебных часов, а на 3-м курсе – еще 34 учебных часа. Иными словами, лишь около 100 учебных часов за весь период обучения. 

П. Густерин отмечает, что в 1924 году из ВА РККА было выпущено 4 женщины. Как известно, одной из них была Мирра. Кстати, в одно время с Флёровой в академии обучался известный чекист Яков Блюмкин. А на Восточном отделении учился брат Ларисы Рейснер – будущий дипломат, разведчик и ученый-историк Игорь Рейснер. В стенах академии Мирра встретилась со слушателем основного факультета Рафаилом Натановичем Сахновским, оказавшимся однополчанином по службе в 44-й стрелковой дивизии. В июле 1923 года они поженились. Так Мирра стала Сахновской-Флёровой. Вряд ли будущая разведчица могла предположить, к каким печальным последствиям приведет ее замужество в будущем. Но в те дни влюбленной молодости их совместная жизнь виделась счастливой и безоблачной. 

Через год в ее послужном списке появилась очередная запись: «Окончила курс Военной академии РККА с правами лиц, имеющих высшее военное образование, с оценкой «хорошо». А накануне выпуска приказом РВС СССР от 12 июня 1924 года она была назначена в резерв РККА для выполнения особых заданий РВС СССР. Таким заданием стала ее командировка вместе с мужем в качестве военных советников в революционный Китай.

Военный советник в Китае

В феврале 1923 года глава Китайской Республики Сунь Ятсен обратился к руководству СССР с просьбой направить на юг Китая в Кантон (Гуанчжоу) советских военных специалистов и политработников для оказания помощи китайскому революционному правительству. В марте того же года из Советского Союза в Китай была откомандирована небольшая группа военных специалистов для изучения вопроса об оказании военной помощи правительству Сунь Ятсена.

В 1924 году в Китае на I-м съезде гоминьдана было принято решение о создании революционной армии. Правительство Сунь Ятсена вновь обратилось к СССР за помощью в создании революционных вооруженных сил. Советским руководством было решено направить в Китай военных специалистов. В разное время в период с 1924 по 1927 годы в Китае работало до 135 советских военных советников. Командование РККА совместно с Разведуправлением занималось подбором советников с учетом их войсковой специализации. Среди них также были политработники, преподаватели, известные военачальники. 

В качестве опорной точки для создания современной китайской армии было решено использовать базовый учебный центр по подготовке командно-политического состава. Уже летом 1924 года на юге Китая на острове Вампу (Хуанпу на местном наречии) открылась школа по подготовке офицеров для новой армии. СССР фактически финансировал весь учебный процесс и обеспечивал слушателей школы всем необходимым вплоть до разрыва отношений с гоминьданом в 1927 году. Школа Вампу (иногда ее называют академией) стала основным центром по подготовке офицерских кадров и за годы своей работы выпустила около 4,5 тыс. офицеров. Выпускники школы Вапму составили костяк Национально-революционной армии Китая. 

Военные советники Южнокитайской группы стали прибывать в Кантон (Гуанчжоу) к лету 1924 года. Каждый советник еще в Москве вместо настоящей фамилии получил псевдоним. Так, Р. Сахновский стал П. Ниловым, М. Сахновская получила псевдоним М. Чубаревой. В июне прибыл главный военный советник комбриг П.А. Павлов (Говоров). После его случайной гибели (он утонул в р. Дунцзян 18 июля) отчеты в Центр, отправлявшиеся через полпредство, подписывал начальник штаба группы Р. Сахновский (П. Нилов). В августе главным военным советником был назначен В.К. Блюхер (Галин, Уральский).

Формально все военные советники числились в штате спецотдела. М.Ф. Сахновская (Чубарева) в отчетах указывалась как «начальник разведуправления» и руководитель агентурной работы. Она же разрабатывала план вооружения китайских рабочих. Согласно приложению к расходному расписанию для спецотдела от 12 декабря 1924 года, штат советников уже тогда предусматривал 48 должностных ставок, из которых 9 ставок предназначались для технического персонала (переводчики, машинистка и т.д.). Как вспоминала позже жена военного советника В. Акимова – В.В. Вишнякова-Акимова, большинство советских военных специалистов ходило в штатском. Однако те, кто постоянно находился в подразделениях китайской армии, «носили щеголеватую форму Национально-революционной армии из тонкого габардина защитного цвета, с плетеными коричневыми пуговицами, фуражку или пробковый шлем».

Советская колония Южной группы в Дуншане жила дружно и сплоченно. Почти все советники выписали свои семьи. Все были при деле. Жены, даже с маленькими детьми на руках, обязательно где-нибудь работали: в аппарате группы, в столовой, клубе, библиотеке или в детском саду. Некоторые давали уроки русского языка китайской молодежи, которая была отобрана для учебы в СССР. 

Детей было много и все больше маленьких. Некоторые из них родились в Китае, например, у Мирры Сахновской. Мирра Сахновская в то время была начальником штаба группы и преподавателем академии Вампу. «Мужская профессия, — отмечала в своей книге В. Вишнякова-Акимова, — привычка носить мужскую одежду наложили на нее неизгладимый отпечаток. Она говорила низким голосом, много курила, ходила большими шагами, женское платье сидело на ней кое-как, и было видно, что она досадует на то, что вынуждена его носить. Стриглась она под скобку, у нее были пышные вьющиеся волосы золотистого оттенка. При редкой ее улыбке было видно, что многих зубов у нее недостает. На мой вопрос она как-то рассказала, что в гражданскую войну у нее часто болели зубы, а лечить было некогда, так она их попросту выдергивала». 
Советники иногда добродушно подтрунивали над Сахновской, когда она «во всей характерной особенности своего положения», читала лекции в Вампу. Китайские слушатели офицерской школы к необычной ситуации относились с пониманием.

Сахновская, по воспоминаниям знавших ее людей, была нежной матерью двух детей. Но у нее не всегда была возможность выказывать им всю свою любовь. Например, та же Вишнякова-Акимова вспоминала такую картинку. Под окнами штаба нерешительно бродит нянька с грудным Павликом на руках. Время от времени она подходит к окну и умоляюще говорит, что ребенок хочет кушать. Из окна высовывается Мирра и велит ей уйти, поскольку она занята. Кстати, Вишнякова-Акимова и некоторые другие в своих публикациях указывали имя Сахновской как Мира, хотя правильно оно пишется с двумя буквами «р» — Мирра.

Вишневская-Акимова упоминает и другой эпизод, когда по приказу Чан Кайши китайские военные окружили территорию, где располагались советские военные советники. Первой на враждебные действия отреагировала начальник штаба группы Мирра Сахновская. «Переводчик, — требует она, — сейчас же скажи, чтобы они сию минуту вернули отобранные у часовых маузеры». 

Садик перед штабом и разведотделом был занят отрядом китайских солдат во главе с гоминдановским офицером. Возле штаба и разведотдела был выставлен усиленный караул — два десятка солдат с винтовками. 

В штабе группы тотчас сформировалась делегация для переговоров с Чан Кайши. В нее вошли Мирра Сахновская и еще кто-то. Делегаты вернулись только после обеда. Стало известно, что Чан Кайши требует немедленного возвращения главного военного советника Блюхера, который пользовался большим авторитетом среди китайских руководителей и военных.

В целом советско-китайские отношения стали ухудшаться после смерти марте 1925 года Сунь Ятсена. Летом 1926 года часть военных советников была отозвана на родину. Путь до Москвы в то время занимал более месяца долгой дороги домой. Впереди их ждали новые испытания, перемены в службе и жизни в связи с развернутой в СССР борьбой с троцкистской оппозицией. 

Продолжение следует...

Источник

Часть 1.

Извилистый путь в ряды большевиков

Судьба М.Ф. Флёровой сложилась непросто даже для тех бурных лет конца XIX - начала XX веков. До сих пор остается неясным, как девушка из еврейской семьи к 20 годам оказалась в Петрограде в круговороте революционных событий 1917 года.

Сама она в автобиографии и в разных анкетах тех лет писала о том, что после окончании обучения в гимназии работала учительницей, а затем – корректором. При этом ни периоды времени, ни места работы она не указывала. Однако упоминание о работе корректором позволяет предположить, что трудилась она либо в издательстве, либо в типографии. Этот факт ее биографии хоть как-то объясняет, каким образом молодая девушка в октябре 1917 года могла оказаться в редакции большевистской газеты «Правда». Кстати, под таким названием газета вновь стала выходить с 27 октября – сразу же после взятия власти большевиками. До этого, после разгрома по распоряжению Временного правительства в июле типографии газеты юнкерами, она не раз меняла свое название и выходила как – «Листок «Правды», «Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий» и «Рабочий путь». Скорее всего, работала Мирра в редакции центрального органа ЦК РСДРП (б), по причине своей беспартийности и в силу возраста, на какой-то незначительной технической должности, поэтому ее фамилия не сохранилась среди сотрудников «Правды» того времени.

Возможно, что революционные события в северной столице и борьба большевиков против Временного правительства так повлияли на ее политические взгляды, что она оказалась среди них. Да и постоянная работа с текстами центральной большевистской газеты наверняка сказывалась на трансформации политических взглядов и формировании идеологических предпочтений Мирры Флёровой. Спустя пару месяцев работы в редакции «Правды» она вступила в ряды РСДРП(б).

На фронтах гражданской войны

Вступление в январе 1918 года в партию большевиков и добровольная запись в ряды только что зарождавшейся Красной Армии может свидетельствовать о смелости и решительности барышни из обеспеченной еврейской семьи. С этого времени началась ее военная дорога, полная опасностей и неожиданных поворотов судьбы. В период с 1918 по 1921 годы ей не раз приходилось брать винтовку в руки и идти в бой. Так, уже в марте 1918 года по призыву партии она пошла с отрядом красногвардейцев защищать Петроград. Позже участвовала в боях с германцами под Псковом. На фронте пробыла примерно месяц, воюя рядовым бойцом или, при необходимости, оказывая помощь раненным в качестве санитарки.

Упоминала Мирра и о своей работе в агитпоезде А.С. Бубнова в начале гражданской войны. Однако среди существовавших в период с 1918 по 1920 годы 5 советских агитпоездов в числе руководителей Андрей Сергеевич не значился. Вероятно, Флёрова имела ввиду какие-то отдельные поездки во главе с Бубновым с агитационно-пропагандистскими целями в период боев и восстановления хозяйственного порядка на Украине. Такое было вполне возможно, поскольку он имел статус комиссара железных дорог на юге России, являлся членом коллегии наркомата путей сообщения РСФСР и, одновременно, занимал партийные и хозяйственные должности в руководстве Советской Украины. 
Затем Мирру направили на не менее важную работу в воюющей стране – в Наркоминдел. А спустя некоторое время ее утвердили секретарем председателя Совнаркома в Совете обороны Украины.

Так она оказалась в команде известного революционера и политика Х.Г. Раковского, возглавлявшего в тот период на советской территории Украины и Совнарком, и наркомат иностранных дел одновременно. Являясь при этом членом ЦК партии большевиков и близким товарищем всесильного Льва Троцкого, он был наделен чрезвычайными полномочиями и пользовался доверием в Москве. Работая рядом с Христианом Раковским, 22-х летняя Мирра была участником многих важных событий, произошедших за почти 9-ти месячный период ее мирной работы на охваченной войной украинской земле. 

Однако в январе 1919 года она вновь оказалась в рядах Красной Армии. Воевала комиссаром пулеметной роты на екатеринославском направлении в составе группы войск под командованием П.Е. Дыбенко. Позже получила назначение военкомом батальона и помощником комиссара 7-го Сумского полка 2-й Украинской Советской дивизии. В апреле 1919 украинские советские войска под командованием Павла Дыбенко заняли Перекопский перешеек, затем практически весь Крым (за исключением Керчи).

Пробыв на фронте неполные 4 месяца, она вновь была откомандирована на гражданскую работу на Украине, как знавшая местную ситуацию и имевшая опыт такой работы. Так Мирра вновь оказалась в подчинении Раковского, получившего в ту пору дополнительные функции наркома внутренних дел на территории Советской Украины. На своем участке гражданской работы Мирра Флёрова трудилась до сентября 1919 года, став свидетелем ожесточенных боев с белогвардейцами, махновцами, григорьевцами и другими враждебными воинскими формированиями. 
А осенью того же года ее ждал новый поворот судьбы и возвращение в армейские ряды. Сначала Мирра воюет в составе 44-й стрелковой дивизии рядовым красноармейцем, невзирая на ее партийность, боевой опыт и командные навыки. Затем, проявив на передовой смелость и свои военные умения, она получает назначение на политические должности в ротном, а позже и в полковом звене. Спустя короткое время с должности военкома полка ее переводят на должность заместителя военного комиссара в 132-ю Пластунскую бригаду, которой командовал Л.Я. Вайнер. Как известно, пластуны в русской армии выполняли функции войсковых разведчиков. Они специально готовились для проведения разведывательных операций на линии и за линией фронта. Так Мирра Флёрова впервые оказалась в составе воинского разведывательного формирования. 

Бригада под руководством Леонида Вайнера успешно воевала в составе 44-й стрелковой дивизии. Комбриг, еврей по национальности, был членом партии с 1917 года и имел разносторонний боевой опыт. Рядом с ним Мирра чувствовала себя более уверенно в любой боевой обстановке. В одной из журнальных статей 1920-х годов был приведен ее рассказ об одном из боевых эпизодов под Черниговом на Украине. Все это произошло как раз во время ее службы в бригаде Вайнера. «Деникин захватил Чернигов. Бригада красных прижата к Днепру. – читаем на пожелтевших страницах журнала. - Нет выхода. Бригаду ждал смертельный исход. …Каждый час напоминал о неминуемой смерти, и вдруг Мирра и командир т. Вайнер увидели на Днепре небольшой торговый пароход. Если бы не критический момент, подобный рейс все встретили бы гомерическим хохотом. В Днепр летят снаряды, кругом кипит отчаянный бой, а тут, медленно, разрезая спокойную гладь реки, идет, как ни в чем не бывало, пароход с мануфактурой. Нельзя медлить. Мирра отдает приказ, и красноармейцы захватывают пароход. Всю ночь на другой берег Мирра переправляла бригаду.
Когда забрезжило утро и выстрелы раздались совсем близко, пароход пришел в последний раз за Миррой. Уже с середины реки она увидела недоумевающих белогвардейцев».

Когда Флёрову решили перевести в штаб, она категорически отказалась и ушла рядовым бойцом в 396-й полк. Она рвалась в бой, считая себя нужной именно на боевой, а не на штабной службе. Поэтому вскоре она оказалась в рядах Первой конной армии под командованием С.М. Буденного. Здесь она служила на комиссарских постах в полевой санчасти, в санитарном управлении армии, а затем в армейском автоуправлении. Благодаря своим деловым качествам, фронтовой закалке и умению ориентироваться в сложной обстановке она была назначена на должность управляющего делами в Реввоенсовете Первой конной армии. Теперь она бок о бок трудилась рядом с Буденным, Ворошиловым и другими известными военачальниками времен Гражданской войны.

Прохождение службы в период гражданской войны наглядно демонстрирует ее служение общему делу борьбы за власть Советов. Она не стремилась сделать военную карьеру, не «цеплялась» за командные должности, а была там, где было труднее. Поэтому переходы из командиров в рядовые, из политработников в санитарки для нее было привычным делом. Главное – оставаться на передней линии борьбы с противниками Советской власти. Как вспоминала позже ее знакомая В.В. Вишнякова, в годы Гражданской войны, все кто знал Мирру по фронту, отмечали, что она «была замечательно хороша собой, но с величайшим презрением относилась ко всему, что красило ее как женщину». Такое поведение среди женщин-военнослужащих в то время не было редкостью. 

В ноябре 1920 года Флёрова назначается управляющей делами Реввоенсовета Северо-Кавказского военного округа. Округ был образован декретом СНК РСФСР от 4 мая 1918 года на территории Донской, Кубанской и Терской областей, Ставропольской и Черноморской губерний и Дагестана. С этой должности она была командирована в Москву в качестве гостя Х съезда РКП(б). В ряде изданий указано, что она была делегатом партийного съезда. Однако в списках делегатов ее фамилия не значится.

Боевой орден за участие в ликвидации мятежа в Кронштадте

8 марта 1921 года в Москве начал свою работу X съезд РКП(б). Среди гостей съезда присутствовала и молодая коммунистка из фронтовых рядов Красной Армии Мирра Флёрова. Она с большим вниманием слушала политический отчет ЦК, с которым выступил Ленин. Вождь большевиков отметил, что впервые за три с половиной года на территории РСФСР нет иностранных войск и речь уже идёт о переходе от войны к миру. В своём докладе Ленин обратил внимание делегатов съезда на трудности, связанные с начавшейся демобилизацией Красной Армии. И без того тяжелая ситуация усугублялась развалом транспорта, продовольственным и топливным кризисом.

Прозвучала на съезде фраза Ленина о том, что «положение у нас в настоящий момент опаснее, чем во время Деникина, Колчака, Юденича». Скорее всего, он имел ввиду начавшиеся накануне съезда протестные выступления в гарнизоне Кронштадта. Их назовут мятежом и 7 марта, в канун открытия съезда, предпримут попытку подавить протест силой. Назначенный командовать карательной операцией М.Тухачевский свой первоначальный расчет строил на том, что стоит припугнуть стрельбой мятежников и они разбегутся. И дело завершится без кровопролития. Однако все произошло весьма трагично.

Предпринятое Тухачевским ранним утром 7 марта наступление на Кронштадт провалилось. С обеих сторон появились убитые и раненные. Продолжая концентрацию войск на кронштадтском направлении, Троцкий 10 марта сообщал в ЦК РКП(б) об опасности приближавшейся оттепели, с наступлением которой «остров станет недоступным для нас».

В связи с кронштадтскими событиями на съезде отсутствовала делегация Петроградских большевиков во главе с Г.Е. Зиновьевым. По той же причине отсутствовал наркомвоенмор Л.Д. Троцкий. Он прибыл в Москву лишь к 14 марта и принял участие в 4-х закрытых заседаниях съезда без протоколов.

Еще ранее началась мобилизация делегатов и гостей съезда на подавление выступления кронштадтского гарнизона и части моряков Балтийского флота. К исходу 14 марта, как объявил Л.Б. Каменев, в Петроград было уже отправлено 140 человек. Всего по разным источникам, было направлено от 279 до 320 делегатов. Разница в цифрах объясняется, по мнению В. Христофорова, тем, что среди лиц, отправленных в Кронштадт, были не только делегаты съезда, но и его гости.

В ночь с 16 на 17 марта было предпринято повторное наступление силами сформированных Северной и Южной групп войск и к полудню 18 марта Кронштадт был занят штурмующими войсками. В Южной группе наступавших по льду залива среди командиров и красноармейцев рядом с Ворошиловым с винтовкой в руках шла Мирра Флёрова. Она была назначена уполномоченной при санчасти Южной группы войск. Потом был приказ Реввоенсовета Республики от 23 марта 1921 года, где говорилось: «…награждаются орденом Красного Знамени нижепоименованные товарищи за то, что, участвуя в штурме фортов и Кронштадтской крепости, личной храбростью и примером вдохновляли красных бойцов, чем способствовали окончательному очищению Кронштадта от контрреволюционных банд». Под номером шесть в этом списке шла Мирра Флёрова. Она гордилась своей наградой и тем, что была среди 28 женщин, отмеченных этим высшим знаком. Но в наше время ей вряд ли зачли бы прошлые отличия за подвиг. Указом президента РФ от 10 января 1994 года № 65 «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года» все обвинения в вооруженном мятеже с репрессированных были сняты.

Но каждый герой проживает свою жизнь в рамках своего времени. Так произошло и с Миррой. Она была направлена на учебу в Военную Академию РККА, которая была недавно сформирована на базе прежней Академии Генерального штаба. Вряд ли она отчетливо понимала, куда приведут ее дороги военной службы, каких служебных высот она достигнет и как трагически в 40-летнем возрасте оборвется ее жизнь.

Продолжение следует...

Источник

«Самый красивый замок мира,
несомненно самый живописный,
из всех, которых я когда-либо видел,
просто настоящее чудо».
Т. Е. Лоуренс (Лоуренс Аравийский), 1909 г.

Крак де Шевалье (Krak des Chevaliers или Сraс des Chevaliers — «крепость рыцарей» на смеси французского и арабского). Замок возвышается на высоте приблизительно 500 м. над долиной Эль-Букейя (El-Bukeia) в Сирии и занимает стратегическую позицию вдоль единственного пути из Антиохии в Бейрут и к Средиземному морю. На востоке от него находится Хомс, на западе Антиохия, на севере — Триполи и, наконец, на юге — Бейрут. Замок — один из наиболее красивых и наиболее сохранившихся замков крестоносцев.

Первые упоминания о Крак де Шевалье мы находим в мусульманских хрониках, где она называется «Крепость Курдов» (Hisn al-Akrad). С 1031 г.по приказу эмира Алеппо в нем располагался курдский гарнизон. Во время Первого Крестового похода в 1099 г. крепость была захвачена Раймоном Сен-Жильским (фр. Raymond de Saint-Gilles), но была оставлена, когда крестоносцы продолжили свой марш к Иерусалиму. Все были настолько охвачены идеей овладеть Священным городом, что замок в итоге остался «беспризорным».

Европейцы в средневековье совершали широко известные Крестовые походы в Палестину за Гробом господним, огнем и мечом насаждая по дороге свою культуру, совершенно чуждую мусульманам. 11-13 века ознаменовались массой кровопролитных сражений между христианами и арабскими народами. И одним из главных памятников о тех суровых временах стала крепость крестоносцев Крак де Шевалье, расположенная на территории современной Сирии, к востоку от ливанского города Триполи на вершине утеса высотой более 650 метров.

До прихода европейцев замок был довольно маленький, и назывался «Замок курдов». Его занимал курдский гарнизон эмира Алеппо, охранявший земли от вторжений. В 1099 году Раймунд IV, граф Тулузский с большим трудом захватил крепость во время Первого крестового похода – осаждающих подгоняла мысль о сокровищах, скрытых за стенами. Французы не могли долго оставаться в укреплении – им нужно было продолжать свой поход к Иерусалиму. Поэтому скоро крестоносцы оставили «Замок курдов».

В 1102 г. Раймон вернул себе крепость, однако только Танкред (фр. Tancrede) смог взять крепость полностью под свой контроль и оставить в ней франкский гарнизон под флагом графства Триполи в 1110 г.

В 1142 г. Раймон II, граф Триполи (фр. Raymond II)передал крепость Ордену Госпитальеров имени Святого Иоанна Иерусалимского. Благодаря этому приобретению Госпитальеры (еще их называли иоанниты) смогли расширить свое влияние вплоть до Озера Хомс на востоке.

Иоанниты перестроили замок, сделав его самой крупной крепостью Святой Земли, добавив внешнюю стену толщиной 30 м. и семь сторожевых башен с толщиной стены 8–10 м. Одну из таких башен занимал Великий Магистр Госпитальеров.

Работы по укреплению замка дали толчок для строительства таких замков как Кастель Руж (фр. Chastel Rouge) и Кастель Блан (фр. Chastel Blanc). Во второй половине XII века, после падения Сельджуков, вслед за победой Зенги над крестоносцами (потерей Эдессы), неудачной осады Дамаска во время Второго Крестового похода и прихода к власти Нуреддина (Nur ad-Din) мусульмане объединили свои силы и увеличили давление на крестоносцев — а следовательно и на Крак де Шевалье.

В 1157 сильное землетрясение серьезно повредило замок, и Раймон дю Пюи(фр. Raymond du Puy), Великий Магистр Госпитальеров, решает отстроить замок заново и обращается за финансовой помощью к королю Богемии (фр. Boheme).

В 1163 г. Нуреддин атакует замок, однако его армию разбита наголову еще у подножия крепости неожиданной атакой франкской кавалерии. После победы Госпитальеры становятся самостоятельной независимой силой на границе Триполи. Повторное неудачное нападение Нуреддина на крепость пришлось на 1167 г. В 1170 г. очередное землетрясение сотрясает Крак де Шевалье и крепость вновь приходится перестраивать.

Мальтийские рыцари, или госпитальеры, приняли на себя нелегкое бремя защиты Святой земли и помощи тысячам пилигримов. Но мусульмане не без оснований считали эту землю своей, а потому 12 и 13 века в том регионе оказались обильно политы кровью обеих сторон. Становилось понятно, что крепость крестоносцев слишком слаба, чтобы выдерживать натиск нападающих, и в 1140-х годах госпитальеры начали масштабную стройку, увеличив крепость в несколько раз. По завершении колоссального самоотверженного труда, длившегося десятилетия, крепость стала самым большим оплотом крестоносцев в Святой земле. Ее назвали Крак де Шевалье (Керак по-арабски – «крепость», Шевалье по-французски – «рыцарь»).

В 1142 г. Раймон II, граф Триполи (фр. Raymond II)передал крепость Ордену Госпитальеров имени Святого Иоанна Иерусалимского. Благодаря этому приобретению Госпитальеры (еще их называли иоанниты) смогли расширить свое влияние вплоть до Озера Хомс на востоке.

Иоанниты перестроили замок, сделав его самой крупной крепостью Святой Земли, добавив внешнюю стену толщиной 30 м. и семь сторожевых башен с толщиной стены 8–10 м. Одну из таких башен занимал Великий Магистр Госпитальеров.

Работы по укреплению замка дали толчок для строительства таких замков как Кастель Руж (фр. Chastel Rouge) и Кастель Блан (фр. Chastel Blanc). Во второй половине XII века, после падения Сельджуков, вслед за победой Зенги над крестоносцами (потерей Эдессы), неудачной осады Дамаска во время Второго Крестового похода и прихода к власти Нуреддина (Nur ad-Din) мусульмане объединили свои силы и увеличили давление на крестоносцев — а следовательно и на Крак де Шевалье.

В 1157 сильное землетрясение серьезно повредило замок, и Раймон дю Пюи(фр. Raymond du Puy), Великий Магистр Госпитальеров, решает отстроить замок заново и обращается за финансовой помощью к королю Богемии (фр. Boheme).

В 1163 г. Нуреддин атакует замок, однако его армию разбита наголову еще у подножия крепости неожиданной атакой франкской кавалерии. После победы Госпитальеры становятся самостоятельной независимой силой на границе Триполи. Повторное неудачное нападение Нуреддина на крепость пришлось на 1167 г. В 1170 г. очередное землетрясение сотрясает Крак де Шевалье и крепость вновь приходится перестраивать.

Даже Саладину не удалось взять Крак де Шевалье. Во время осады в 1188 г.у стен крепости арабам удалось пленить кастеляна, хранителя ключей от дверей замка. Воины Саладина подвели его к стенам крепости и потребовали, чтобы он приказал гарнизону открыть ворота. Кастелян сначала отдал по-арабски приказ сдать крепость, но потом, уже по-французски, приказал сражаться до последнего человека. Кстати, аналогичный случай произошел и при осаде замка Бофор неподалеку.

После смерти Саладина в 1193 г. мусульманский союз распался, что дало защитникам замка небольшую передышку. Наступил «золотой век» крепости. В то время Крак де Шевалье мог вмещать 50–60 Госпитальеров и до 2000 простых солдат с запасами провианта на 5 лет автономной жизни. Он занимал площадь около 2,5 га и был защищен двумя концентрическими стенами, независимыми друг от друга.

Скромный Замок курдов разросся до настоящего укрепленного комплекса, окруженного стеной толщиной от впечатляющих трех до чудовищных тридцати метров сплошной каменной кладки. Бойницы в этой стене выглядели как длинные коридоры. Возвели несколько дозорных башен, одну из которых занимал Великий Магистр ордена Рыцарей Мальты. Замок Крак де Шевалье включал в себя внутренние дворы, резервуар с запасом воды, многочисленные хранилища, скрытые внутри скалы, в том числе грандиозный 120-метровый зал для складирования награбленного богатства. Госпитальеры сделали все, чтобы замок мог выдерживать длительные осады и обосновались в нем на века. В результате он прославился как самая неприступная крепость в мире.

Много раз мусульмане приходили под его стены, чтоб изгнать чужеземцев. Много лет они пытались взять замок Крак де Шевалье приступом. При этом погибли тысячи человек. Безрезультатно: замок невозможно было успешно штурмовать, его нельзя было разрушить. Воистину, это была твердыня, неподвластная никаким усилиям. Благодаря замку в 1188 году госпитальеры отбили атаку самого Саладина, мусульманского воителя, освободителя Иерусалима, полководца, которого считали непобедимым. Но даже легендарный Саладин ничего не мог поделать с Крак де Шевалье, уйдя от его стен ни с чем.

Мусульманские войска нанесли крестоносцам длинный ряд тяжелых поражений в регионе. На протяжении 13 века христиане снова и снова пытались пробиться к Иерусалиму, но на сей раз мусульманские защитники стояли твердо. Крестовые походы закончились бесславно, принеся огромное количество страданий целым народам. Но замок Крак де Шевалье со своим гарнизоном из двух тысяч солдат по-прежнему стоял, и госпитальеры удерживали его все так же надежно, полностью доминируя на окрестной территории. 130 лет его не могли взять приступом! Все замки христиан в регионе пали, и только эта твердыня оставалась неприступной. Мусульмане приходили в отчаяние, теряя надежду на то, что им хоть когда-то удастся изгнать христиан из этих земель.

Мальтийские рыцари удерживали крепость крестоносцев до тех пор, пока общая обстановка не стала решительно способствовать изгнанию христиан из Святой земли. Сильный правитель, султан Бейбарс, объединивший в середине 13 века Египет и Сирию, наводнил своими войсками округу, отрезал снабжение, и мусульманские поселения перестали платить дань Крак де Шевалье. Это было начало конца. Но рыцари собирались биться до последнего человека, они отказывались сложить оружие. На помощь Бейбарсу пришли Мамлюк и Ибн Шаддад, и замок, окруженный полчищами врагов, принял последний бой в 1271 году.

Осадные машины и подкопы сделали свое дело – осаждающие путем чудовищных потерь смогли пробиться за пределы внешних стен. Гарнизон бился упорно: рыцари отступили в башни, и наотрез отказывались сдаваться. Взятие внутреннего двора означало новые жертвы, и Бейбарс приказал прекратить бой. Он пошел на хитрость: оставшимся в живых защитникам замка, укрывшимся в башнях, послали подложное письмо Магистра мальтийцев из Триполи, в котором он якобы давал разрешение сдать крепость. Лишь тогда, спустя 10 дней, остатки рыцарского воинства покинули свои убежища, и сдались на милость победителей. Так пал неприступный замок Крак де Шевалье.

Бейбарс проявил великодушие – он не казнил сдавшихся, а… отпустил их! Они отправились во Францию, подвергаясь по пути бесчисленным опасностям, но некоторым все же удалось добраться до родины невредимыми. Мусульмане сделали замок своей крепостью, восстановили разрушенные башни, достроили новые. Сегодня замок представляет из себя смесь христианских и мусульманских построек.

Крепость крестоносцев считается главнейшим образцом средневековой архитектуры, она включена в Список Всемирного Наследия Юнеско. Добраться до нее нелегко, но туристы продолжают посещать это удивительное место, овеянное дыханием веков.

Во время правления Мамлюков была укреплена южная стена и были добавлены несколько строений, в том числе турецкая баня и акведук. Нашествие монголов во главе с Тамерланом (1400 — 1401) и вторжение Оттоманской империи в 1516 г. обошли крепость стороной. В дальнейшем замок служил резиденцией губернатора, а в 1920 г. крепость перешла под контроль французского мандата

Крак де Шевалье является частью объекта Всемирного Культурного Наследию ЮНЕСКО «Крак де Шевалье и Крепость Саладина» (англ. Crac des Chevaliers and Qal’at Salah El-Din).

Архитектура замка

1. Линии обороны. Система укреплений состояла из двух концентрических кругов толстых стен. Оборона внешних стен велась с территории нижнего двора, а защитники внутренних укреплений отбивались от врага из башен и из верхнего двора. Замок окружал ров с водой, а запасы питьевой воды на случай осады хранились в специальных емкостях в нижнем дворе. В 1271 году войсками египетского султана Бейбарса удалось прорвать внешнее укрепление и проникнуть в нижний двор, однако пройти дальше они не смогли. Осада длилась многие месяцы, прежде чем защитники крепости сдались.

2. Опорные башни. массивные стены укреплены опорными башнями, которые служили надежным убежищем для дозорных.

3. Внешняя стена. Скошенное утолщение у основания стены защищало ее от подкопа или подрыва.

4. Бойницы. Узкие щели бойниц, почти неуязвимые для снарядов, обычно расширялись внутрь, образуя в стене нишу. Лучники наблюдали оттуда за врагом и, прицелившись, стреляли.

5. Внутренняя коммуникация. Для связи между укреплениями, расположенными друг от друга на значительном расстоянии, крестоносцы использовали голубиную почту, которую заимствовали у арабов.

6. Акведук. Вода поступала в замок по акведуку. На случай осады в замке имелись запасы воды, хранившиеся в закрытых емкостях в подземельях.

7. Квадратная башня. Во время осады 1271 года квадратная башня сильно пострадала и была отстроена заново через 14 лет. Впрочем, круглые башни считались более надежными – с них удобнее вести круговую оборону.

8. Сводчатые галереи. Вдоль стен трапезной тянется сводчатая галерея – в ней можно укрыться от палящего солнца. Во внутреннем дворе, расположены самые красивые и удобные помещения замка – покои рыцарей. Внутренний двор служит убежищем для жителей замка в случае нападения наемников, охранивших внешнюю стену крепости.

9. Хозяйственные постройки. На башне была установлена ветряная мельница – запасы муки помогали выдерживать длительные осады. В подземельях верхнего двора располагались вместительные кладовые.

10. Верхний ярус. Оборона верхнего яруса укреплений велась с высоких башен и из внутреннего двора, где размещались дормитории (спальни), трапезная, склады, капелла, а также покои рыцарей.

11. Дополнительная страховка. Стены верхнего яруса укреплены мощным утолщением в виде ската, ширина которого в основании достигала 24,3 метра и почти равнялась высоте стены. Эта массивная конструкция, пристроенная в XIII веке, помимо своего оборонительного назначения, выполняла роль гигантского контрфорса, выдержав даже землетрясения.

12. Хитрости обороны. Он восточной надвратной башни к донжону вели пандусы, заменяющие лестничные пролеты. Петляющий тесный проход мешал стрельбе из стенобитных орудий. Даже резкая смена света и тени сбивала с толку.

Источник

Загадки биографии

Как и принято в разведке, жизнь Мирры Гетц (или Гец?) окутана загадками и тайнами. В историю военной разведки Советского Союза она вошла как Мария Филипповна Сахновская-Флёрова. Много суровых испытаний и тяжелых потрясений ей пришлось пережить. Когда кавалер ордена Красного Знамени в очередной раз, уже в 1937 году, попала под каток массовых репрессий, шансов остаться в живых у нее фактически не было. Весь ее прошлый военный путь под руководством прежних ее начальников, подвергнутых гонениям, политическим репрессиям или объявленных «врагами народа», привел ее под дуло расстрельной команды НКВД. Не помогли ни боевой орден, ни генеральское звание, ни прежние заслуги в военной разведке. Наверное, в те горестные дни в тюремной камере она не раз вспоминала прошедшие годы.

Детство за чертой оседлости

В конце XIX века в мире насчитывалось около 7,5 млн. евреев, из которых на территории Российской империи проживало более 5,2 млн. человек. В основном это были мелкие ремесленники и портные. Каждый четвертый из них в той или иной мере владел русским языком.

Как известно, черта оседлости в Российской империи появилась во 2-й половине XVIII века вследствие раздела Речи Посполитой между великими державами того времени. После 3-го передела Польши черта оседлости включала 15 губерний Российской империи, в том числе и Виленскую губернию. В пределах черты оседлости существовали различные ограничения для свободного перемещения и рода занятий для российских подданных иудейской веры. В разные годы их перечень изменялся и сопровождался либо усилением, либо смягчением тех или иных ограничений. 

Мирра родилась за чертой оседлости в 1897 году в еврейской семье в г. Вильно Виленской губернии Российской империи. К сожалению, документальных подтверждений этой даты до сих пор не выявлено. Вполне возможно, что со временем будут обнаружены метрические книги одной из 5 прежних синагог в Вильне, где должны были сохраниться сведения о точной дате ее рождения. Записи актов гражданского состояния в синагогах велись по примерно таким же схемам, как и у христиан, но с учетом религиозных особенностей (рождение, обряд обрезания, бракосочетание, смерть). Записи в метриках делал местный раввин. Еврейские метрические книги велись на двух языках: на левой странице разворота текст по-русски, на правой - тот же текст продублирован на иврите или идише. Метрические записи позволили бы выяснить не только точную дату рождения самой Мирры, но и уточнить сведения о ее родителях. В этом вопросе до сих пор сохранилось немало загадок или, возможно, просто бюрократической путаницы. 

Ситуацию могли бы прояснить ее метрика или паспорт отца. По действовавшему в то время российскому законодательству в паспорт родителей обязательно вписывали детей. С января 1895 года в империи производилась выдача новых образцов паспорта. В него, помимо данных о владельце, вносились сведения о жене, сыновьях (до 18 лет) и дочерях (до 21 года). Юноши до 17 лет и девицы до 21 года могли получать вместо паспорта вид на жительство. Выдача такого документа производилась лишь по письменной просьбе родителей. В октябре 1906 года документ, удостоверяющий личность, стал называться паспортной книжкой.

С началом Первой мировой войны западные губернии, входившие в черту оседлости, оказались в зоне военных действий. Власти вынуждены были на время упразднить ограничения в черте оседлости и начать эвакуацию евреев из прифронтовой полосы.

В период после октябрьских событий 1917 года во всех анкетах и автобиографиях Мирра, позже именовавшая себя на русский манер Марией Филипповной, писала об отце, что он был учителем в гимназии. О матери и других родственниках она практически никогда и ничего не упоминала. 

Не делилась она и детскими впечатлениями о своем родном городе. Не вспоминала о великолепных видах на город с высоты песчаных холмов - Крестовая, Замковая, Бекешова или о других достопримечательностях родного края. В литературе и источниках, вскользь упоминающих о ее детских годах жизни в Вильне, нет никаких сведений касательно ее религиозности и отношения к иудаизму. Нигде не упоминается о семейных посещениях каких-либо религиозных мероприятий в какой-либо из 5 еврейских синагог и 72 молитвенных домах в Вильне той поры. Да и про городской театр или про какие-то иные детские впечатления о праздниках, детских увлечениях и других событиях барышня никогда не упоминала. 

А ведь в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона об этом городе сказано немало. Город Вильна имел богатую и многовековую историю. Он был не только важным транспортным узлом на торговой дороге в Европу. В конце XIX века здесь работало 6 фабрик, развивалось производство чугунных изделий, обуви, табака и других товаров. Однако основной торговый оборот приходился на лес и хлеб. 
Более 20% городского населения составляли представители иудейской веры. 

В Вильне в 1890-х годах работало 127 учебных заведений, включая юнкерское училище, женскую гимназию и мариинское высшее училище с 1024 ученицами. При этом исключительно для евреев существовало 91 учебное заведение. В городе существовали целые кварталы и районы, преимущественно заселенные евреями. 

Через Вильну и Виленскую губернию пролегали все пути захватчиков с Запада, которые посягали на земли русские. Вот и в Первую мировую войну с 1915 по 1918 годы город находился в немецкой оккупации.

Тайны родового гнезда

Вполне возможно, что в советский период жизни она уже сознательно скрывала все, что было связано с ее детскими годами и семьей. Такая скудость информации о детстве и девичестве Мирры создала условия для различных предположений о ее происхождении, младых годах и родственных связях. В большей части публикаций ее девичья фамилия указывается как Гетц. Однако каких-либо достоверных сведений о ее родственниках по этой родословной линии не выявлено. Отсюда можно было предположить, что она родилась в простой, малоизвестной еврейской семье, поэтому везде она указывала, что ее отец был простым учителем в гимназии. Она не уточняла, в какой именно из вильненских гимназий (русской или еврейской – там были и те, и другие) он преподавал и какие предметы. Но читателям уже понятно, что он был человек достаточно образованный. Но, повторимся, достоверных, документально подтвержденных сведений до сих пор не выявлено. 

Такой информационный вакуум не мог существовать бесконечно и со временем появилась новая версия о происхождении Мирры и ее семействе. В этом деле особенно преуспели различные еврейские издания. Создавая ее новую биографию, они поступили предельно просто – из прежде упоминавшейся девичьей фамилии Гетц убрали только одну букву «т» и Мирра сразу обрела новую фамилию Гец. При этом она одновременно стала членом довольно известного в те годы многочисленного еврейского семейства, также проживавшего в г. Вильна.

Эту версию можно понять и принять лишь в том случае, если будет доказана ошибка, допущенная прежде в написании настоящей (девичьей) фамилии будущей военной разведчицы. Либо будут представлены достоверные документальные подтверждения. В противном случае такая трактовка фамилии может выглядеть исторической подтасовкой и искажением фактов. Простой пример по аналогии с распространенной русской фамилией Петров. Если из нее убрать ту же букву «т», то получится Перов. А это уже совсем другая фамилия. 

Запутанные ветви родословного древа

Однако в последнее время информация о другой девичьей фамилии Мирры попала и в одну из версий Википедии. В новом изложении ее биография выглядит следующим образом.

Марьям Файвелевна (Мирра Филипповна) Гец родилась в губернском городе Вильна 12 июня (по старому стилю) 1897 года, в семье коллежского советника Геца Файвеля Меера Бенцеловича (1850, Россиены - 31 декабря 1931, Рига) и Хаи Самуиловны Гец. 
По Табели о рангах, отец ее в этом случае имел гражданский чин VI класса, равный армейскому полковнику. Могла ли она не указывать эту информацию в своих анкетах после октябрьской революции, а ограничиться лишь упоминанием, что отец был учителем в гимназии? Вполне могла, поскольку «бывшие» у новой власти были не в почете. 

Возможно, что по этим же соображениям она сменила фамилию на Флёрову. Вероятно, для этого она выходила замуж, поскольку это самый простой способ для женщины сменить фамилию. Но это лишь наши предположения, поскольку документального подтверждения на данный момент такая версия не находит. Есть, тем не менее, подтвержденный документально факт, что в период с 1917 по 1923 год она носила фамилию Флёрова. Но нет собственноручных подтверждений о причинах и времени изменения фамилии и самой Марии Филипповны. Не упоминала она о братьях и сестрах, которые, согласно новой версии ее биографии, в 1917 году проживали вместе с родителями в Москве. Позже она, конечно, могла о родных не упоминать вообще, поскольку они эмигрировали за границу и проживали сначала в г. Ковно, а затем перебрались в Ригу. Эти территории уже не входили в состав РСФСР. Судьба ее матери, старших сестер и младших братьев осталась неизвестной.

Больше сведений сохранилось об отце. Он был выпускником историко-филологического отделения Дерптского императорского университета и факультета восточных языков в Санкт-Петербурге (1887). На момент рождения Мирры, ставшей третьей дочерью в семье, он являлся окружным инспектором еврейских школ Виленской губернии. Это весьма высокий пост для еврея на государственной службе в Российской империи.

У Мирры по этой линии жизни были старшие сёстры Лея (1893) и Рахиль (1894), а также младшие братья Бенцион (Беня, 1900) и Рафаил (1902). В Вильне семья проживала на Тамбовской улице, дом 8а. С началом Первой мировой войны семья эвакуировалась сначала в Могилев, а затем переехала еще дальше от фронта в Витебск. С 1917 года вся многочисленная семья жила в Москве, где отец основал еврейскую гимназию. Здесь родители по неизвестной причине развелись. Отец вторично женился на враче Амалии Борисовне Фрейдберг (1866—1932). Так у Мирры появилась мачеха, о которой она тоже нигде не упоминала.

Удивительные вещи происходят с попытками уточнить биографические сведения о жизни и семье Мирры, известной в советское время как М.Ф. Сахновская-Флёрова. Теперь и в новой версии сведений о родителях и семье появляются разночтения. Здесь возникают очередные «белые пятна» уже в новой биографии Мирры. Непонятно каким образом она оказалась в 1917 году в революционном Петрограде, когда семья проживала в Москве. Что делал ее отец с 1917 по 1920 год и в связи с чем он решил вместе с семьей эмигрировать из Советской России? Известно, что в эмиграции он оказался в 1920 году и до 1923 года являлся директором еврейской учительской семинарии в Ковно. Затем до конца жизни оставался директором еврейской гимназии «Тушия» в Риге. Умер он 31 декабря 1931 года.

На этом биографические недоразумения не заканчиваются. Так, в Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона приводится иной год рождения отца (1853), указывается, что он «слушал лекции» в Юрьевском и Петербургском университетах. При этом известно, что Дерптский императорский университет был переименован в Юрьевский лишь в декабре 1893 года. Поэтому вряд ли отец Мирры учился в нем в возрасте около 40 лет. К тому же в 1887 году он уже окончил Санкт-Петербургский императорский университет по факультету восточных языков. Получается, что учебу в Дерптском императорском университете он завершил значительно раньше.

В 1891 году он был назначен «ученым евреем при Виленском учебном округе», а с 1894 года его причислили к Министерству народного просвещения империи. С 1909 года он преподавал еврейскую историю в Виленском еврейском учительском институте. 

Гец-отец получил религиозное воспитание. Позже он активно занимался общественной деятельностью. С конца 1870-х годов начал публиковаться в различных периодических изданиях, выходивших на иврите, русском и немецком языках. Все его статьи и книги были в той или иной мере посвящены еврейскому вопросу. Новая версия сведений о семье Мирры вместе со ссылками и указателями позже была перенесена в очередную редакцию свободной энциклопедии в категорию «Женщины-разведчики». Посмертно военная разведчица обрела новую родословную.

Продолжение следует...

Источник

11 сентября 1998 года в Кольском заливе Мурманской области чуть не случился второй «Чернобыль». Матрос Александр Кузьминых захватил атомную подлодку «Вепрь» и угрожал взорвать ее. Жертвами трагедии стали 9 человек.

Атомная подводная лодка «Вепрь». 

Второй Чернобыль мог случиться 11 сентября 1998 года в открытом море. Служивший на подлодке Александр Кузьминых расстрелял своих сослуживцев. Среди погибших был и житель Набережных Челнов Ильшат Хузин.

Отец старшины Илгиз Хузин провёл своё расследование событий той ночи, когда матрос Кузьминых, как писали газеты, «держал в заложниках всю страну». О его результатах Хузин рассказал «АиФ-Казань».

«Ильшат в тот день оказался на «Вепре» случайно, ведь сам он служил на подлодке «Ак Барс». Сын должен был приехать к нам в отпуск, у него и билеты домой были куплены на 11 сентября, вещи упакованы, - отец достаёт из кармана заключение комиссии. Эту карточку он вот уже 19 лет держит при себе вместе с портретом сына. - 10 сентября он прошёл комиссию, чтобы продолжить службу по контракту. Здесь написано: «старшина первой статьи Ильшат Хузин здоров», печать стоит, подпись командира».

Подлодка «Ак Барс» в море не ходила, поэтому моряков перераспределяли по другим субмаринам. В свой последний месячный поход командир отделения трюмных Хузин как раз ходил на «Вепре», так что решил перед отпуском попрощаться с подчинёнными. Заночевал в том самом кубрике, куда спустился матрос Кузьминых с автоматом. Лежал на месте парня, который той ночью чудом остался жив. Ушёл ушивать брюки на «дембель». Одного судьба спасла, а другого сгубила.

Справка

Трагедия произошла в Кольском заливе, недалеко от г. Скалистого (ныне Гаджиево). В ночь с 10 на 11 сентября матрос Александр Кузьминых хладнокровно расстрелял сослуживцев из автомата. Сначала расправился с вахтенным, затем спустился в кубрик, где расстрелял ещё четверых. Двоих заложников он позже тоже лишил жизни. Ещё двое человек умерли в результате запуска системы пожаротушения – отсек атомохода наполнился углекислым газом. Как писали в 1998 году газеты, Кузьминых в итоге застрелился. До недавнего времени детали этого ЧП были засекречены.

Ильшат Хузин любил ромашки.

22-летний Ильшат Хузин был красавцем. С детства занимался рукопашным боем, ездил на сборы, участвовал в соревнованиях. Вылитый Брюс Ли! Родители никогда не переживали, что он не сможет за себя постоять. Он и двух сестрёнок - Лейсан и Лилию - защищал, записал младшую на рукопашный бой. Лилия до сих пор вспоминает, как брат её тренировал, учил, как вести себя на улице, работать на огороде. После школы окончил училище, работал на автозаводе токарем, потом выучился на шофёра. Родители даже не знали, что он в армию ушёл не по повестке, а по собственному желанию. Сам прошёл медкомиссию, сам попросился на Северный флот, выдержал жесточайший отбор – взяли двоих из 200 лучших.

На флоте ему доверили тренировать офицеров. Ильшат писал родителям восторженные отзывы о походах подлодок, которые длились до полутора месяцев. В семье берегут командирские часы, которые за хорошую службу Ильшату Хузину лично вручил президент Татарстана.

Расправа

«Когда парень с оружием среди ночи ворвался в кубрик, сын вскочил и начал защищаться, - рассказывает Илгиз Хузин. – В его правую руку попала пуля. Потом матрос дал автоматной очередью по телу – крест-накрест. Сын упал, но был ещё жив. Последний выстрел пришёлся в затылок. Я сам обмывал его тело, по мусульманским обычаям, всё видел. Он дрался до конца, да разве от пуль защитишься? Всё тело было ими разорвано».

Но самым опасным было то, что после похода «Вепрь» ещё не успели разгрузить, на подлодке оставались ракеты и боевое снаряжение. Расстреляв пятерых, а затем и двух заложников, Кузьминых забаррикадировался в торпедном отсеке и стал угрожать взрывом. Операцию по его обезвреживанию возглавил Герой России Герман Угрюмов, известный как Горный адмирал, за голову которого террористы в своё время обещали награду в 16 млн долларов. Под его началом были группы «Альфа» и «Вымпел». В те дни они как раз тренировались неподалёку.

«Угроза была чудовищная – ведь на атомоходе есть ракеты и 45 торпед, - вспоминает Илгиз Салихович. - Если бы они взорвались, Кольский полуостров бы, наверное, под воду ушёл. Говорят, пока наши пытались обезвредить захватчика, американцы решили отбуксировать субмарину в Баренцево море, чтобы подавить взрывную волну. Кузьминых долго уговаривали сдаться, по его требованию в торпедный отсек спустили пистолет Стечкина, выпивку, чёрную икру и шоколад. Но ликвидировать его не получалось - расстояние между ним и переговорщиком было слишком большим». 


Взорвать двери было нельзя, так как рядом находились торпеды. Хотя в газетах писали, что Кузьминых застрелился сам, на деле адмирал Угрюмов придумал комбинацию для его ликвидации, которую долго держали в секрете. «В торпедный отсек спустили телефон, где вместо батарейки было взрывное устройство малой мощности, - говорит Хузин-старший. - Его хватило, чтобы отключить мозг матроса, но не повредить торпеды. Устройство сработало примерно на 45-й минуте разговора матроса с родным братом».

Два личных дела

Вопрос, как человек, способный на такое злодеяние, оказался на атомной подлодке, долго не давал отцу Ильшата покоя.

Илгиз Хузин с женой.

«По горячности я начал своё расследование, - вспоминает он. – Ездил в Санкт-Петербург, видел дом, где жил Кузьминых, разговаривал с соседями. Я не хотел мстить, просто пытался понять, по чьему недосмотру погибли безвинные люди? Правда открылась в военкомате. Оказалось, что парень с детства стоял на учёте в психоневрологическом диспансере и был не годен к службе в армии. Но это по одному личному делу, а по второму… его призвали. Сослуживцы дали Кузьминых кличку «Угрюмый» из-за его замкнутности, соседи тоже отзывались неоднозначно. Кто-то предполагал, что его даже похоронили в безымянной могиле».

Неизвестно, за что именно матрос Кузьминых обозлился на весь мир, но захват субмарины он тщательно продумал. Илгиз Хузин говорит, что у него нашли шесть мешков сухарей, три ёмкости с водой, он выбирал удобное время, отключил систему подачи газа в торпедный отсек, чтобы его не могли отравить.

Через четыре года после трагедии отец ездил в Гаджиево (Мурманская область), был на «Вепре», сидел на месте, где спал сын во время нападения, прочёл там молитвы. Он заново пережил все события той ночи вместе с сыном. Об одном просил: чтобы ребята, которые жили в этом кубрике, не догадались, какая трагедия случилась здесь в 1998 году.

Переписывался Хузин старший и с капитаном «Ак Барса» Кукушкиным. Тот винил себя - мол, не уберёг своего старшину. «Но я никогда его не упрекал, даже на конкретных сотрудников военкоматов не хотел переводить стрелки», - говорит Илгиз Салихович.

Два года отец не мог оформить пенсию за сына, потому что в Североморске в личном деле Ильшата отчество Илгизович написали через мягкий знак. Пенсионный фонд не верил отцу, пока в дело не вмешался Комитет солдатских матерей.

Время замерло

В ту роковую ночь замерли часы: и те самые командирские, и настенные деревянные в родительском доме. Ильшат сам смастерил их за полгода до армии. Время остановилось в 3.39.

«Часы, снятые с руки сына, бескозырка и незаконченный дембельский альбом, - всё, что осталось нам на память о службе сына на подлодке, - рассказывает Илгиз Салихович. – Позже один журналист прислал видеокассету с того дня, когда сыну вручили часы. Он даёт маленькое интервью, рассказывает, как ему служится, что недавно был в отпуске, виделся с сестрёнками». Эта кассета – одно из немногих напоминаний о том, что сын служил. Суеверные родители не записывали даже проводы в армию. Фотографии из отпуска сохранились благодаря девушке Ильшата Татьяне. Родители не успели сообщить ей о гибели парня, и она узнала страшную новость из газеты. Увидела в магазине передовицу с портретом Ильшата и упала в обморок.

«После этого я год не мог выйти на работу, - вспоминает Илгиз Хузин. - Всё копил в себе переживания, пытался разобраться в причинах, обстоятельствах трагедии… В последний путь сына провожали всем городом. Гроб поставили возле дома и люди шли к нему прощаться до 10 часов вечера – знакомые и незнакомые».

Одно из писем Ильшата домой.

Похоронили Ильшата в деревне Верхние Шипки Заинского района. Каждый год 11 сентября и 12 ноября, в его день рождения, семья собирается в деревенском доме на пироги, чтобы вспомнить его и перечитать последнее письмо: «Папа, ты говоришь, можно ли мне остаться на судне? Я ещё сам не знаю. Всё будет известно позже, но скорее всего должен попасть на подводную лодку. Если получится, постараюсь продолжать службу свою старшиной. Не буду думать заранее. Поживём, увидим, как говорится...»

Источник

В данной статьях:
https://pikabu.ru/story/bordeli_vermakhta_chast_1_6251661
https://pikabu.ru/story/bordeli_vermakhta_chast_2_6251696
https://pikabu.ru/story/bordeli_vermakhta_chast_3_6251815
говорится лишь об верхматовских войсках, а тема намного сложнее. Очень интересно прочитать об этом в нынешней статье:

Военно-половые романы.

Советское и германское командования во время Второй мировой войны столкнулись с одной интимной проблемой, грозившей стать масштабным бедствием, - болезнями, передающимися половым путем. Красная армия и в этом случае победила врага, организовав более действенную профилактику и лечение, - пишет Владимир Гинда в рубрике Архив в № 9 журнала Корреспондент от 7 марта 2013 года.

Болезни - такие же неизменные спутники войны, как смерть, голод и прочие страдания. Причем во время затяжных конфликтов, как заметили специалисты, обостряется одна специфическая проблема - хвори, возникшие, как в анекдоте, не от нервов, а от удовольствия. Лишенные женского общества бойцы падки на любовные утехи, забывая о мерах предосторожности.

И верхушка вермахта, и генералитет Красной армии отлично понимали, что сифилис с гонореей- самые популярные венерические болячки того периода - могли стать масштабной проблемой
Ведь оба заболевания тогда требовали длительного лечения - 35-40 дней для сифилиса и около 25 дней для гонореи.

Чтобы предупредить временную потерю части бойцов на постельно-сексуальных фронтах, обе стороны пытались не только лечить больных, но и много внимания уделяли профилактике. Большевики оказались более эффективными венерологами, чем нацисты.

Проверено: больных нет

В советское время тема распространения венерических заболеваний среди фронтовиков замалчивалась ради поддержания светлого образа воина-красноармейца. И все же в 1951 году в Москве вышел очередной том фундаментальной книжной серии Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов, целиком посвященный кожным и венерическим болезням среди солдат.

В книге не приведены данные о том, как часто красноармейцы становились жертвами “любовных” заболеваний. Названы лишь общие данные по всем театрам боевых действий, подсчитанные американцами, согласно которым, на всех фронтах в 1942 году заболеваемость была в пределах 32 человек на 1 тыс. солдат, в 1943-м - 34, а годом позднее - 42.

Авторы отмечали, что эти болезни хоть и присутствовали в советских войсках, но встречались в разы реже, чем у немцев или американцев.

На всех фронтах в 1942 году заболеваемость была в пределах 32 человек на 1 тыс. солдат, в 1943-м - 34, а годом позднее - 42. 
Сам факт того, что проблеме посвятили целую книгу, говорит о том, что красноармейцы от венерических болезней не реже, чем союзники и немцы.

В годы войны советскому руководству было не до условностей, поэтому тогда тема звучала открыто. Так, на всех фронтах были введены штатные должности фронтовых и армейских венерологов. Те не только контролировали работу врачей и подсчитывали число зараженных солдат, но и распределяли медикаменты, а также координировали профилактическую работу с гражданскими медучреждениями. Кроме того, венерологи проводили медосмотры, следили за лечением солдат, которое проводилось в специальных "венерических" госпиталях, а должны были выявлять источники заражения военнослужащих.

Им помогали так называемые венерологические отряды Минздрава. Эти группы медиков двигались вслед наступающим частям Красной армии, стараясь выявить среди гражданского населения возможные очаги инфекции и организовать лечение.

В армии венерологи, как правило, сталкивались с двумя недугами - сифилисом и гонореей. Оба лечились не за один день и порой требовали госпитализации.

на фото - дезинфекция солдат в походных условиях)

С сифилисом боролись медикаментозно. Гонорею в полевых условиях искореняли таблетками сульфидина, но, когда тот стал дефицитом, чаще стали использовать “молочную” методику. Для нее нужно было немного - коровье молоко и решительный доктор. Молоко кипятили десять минут, потом вводили его больному внутривенно, после чего температура тела пациента поднималась до 41 0С. Далее больного клали на стол, вчетвером удерживали его, а санинструктор с помощью зонда сдирал у “мученика” слизистую мочеиспускательного канала. После этого пациент шел на поправку, но каждый поход “по-маленькому” становился для него мукой.

Почти так же часто солдат лечили скипидаром, который очищали, растворяли в масле и вкалывали куб-полтора в больное “место”. В первые сутки после инъекции болезнь обострялась, но позже больной больше страдал от высокой температуры - до 39,5 0С - и очень сильных болей в месте инъекции, которые приковывали пациента к кровати на неделю.

Часто солдат лечили скипидаром, который очищали, растворяли в масле и вкалывали куб-полтора в больное “место”. 
Но всеми этими страданиями для красноармейцев дело и ограничивалось - иных санкций, кроме принудительного лечения, к подхватившим заразу солдатам не применяли. Даже к женщинам, ставшим источником болезней, относились схожим образом. Как вспоминал ветеран Второй мировой Сергей Соловьев, у них в дивизии служила женщина, которая часто меняла партнеров и в результате подхватила гонорею. Узнав об этом, начальство отправило даму на лечение в армейский госпиталь. Распутница выздоровела, вернулась и продолжила гулять, пока не заполучила сифилис. После этого ее вновь госпитализировали и лишь затем списали в тыл.

Другое дело – партизаны в лесу за гонорею могли и расстрелять. Так, советский командир лесных мстителей Антон Бринский, руководивший отрядом особого назначения в лесах Украины, в конце октября 1943 года написал в Украинский штаб партизанского движения о том, что среди его бойцов распространились венерические заболевания. “Источником стала некая замужняя дама Евдокия Кузнецова, “подкинувшая” проблем четырем командирам и двум рядовым партизанам. По словам Бринского, ее расстреляли с формулировкой “за измену Родине”.

Рыцарские замки

Военное руководство Германии проблему половых инфекций запустило, хоть и пыталось решать всеми методами. В итоге размах заболеваемости в армии достиг угрожающих масштабов. Немецкий историк Франц Зейдлер в своем исследовании Проституция, гомосексуализм, членовредительство, проблемы ведения немецкой санитарии в 1939-1945 годах пишет, что в целом за время войны примерно 706 тыс. солдат Третьего рейха переболели “стыдными” болезнями. Автор признает, что реальная цифра должна быть больше, но для этого нужно учесть тех, кто скрывал инфекцию и пытался лечиться самостоятельно.

А ведь немцы имели печальный опыт Первой мировой, когда из-за недостаточного внимания к вопросу лечения и профилактики венерических заболеваний в их армии насчитали 2 млн больных солдат. Поэтому еще с 1938 года командование вермахта начало создавать специальные санстанции для рядовых и офицеров в городах дислокации. Каждого солдата после каждого полового акта обязали посещать эти заведения для дезинфекции с помощью воды и мыла.

Однако идея себя не оправдала: военные всеми правдами и неправдами игнорировали посещение станций - кто из лени, кто по другим причинам.

Немецкие санитары проверяют солдат вермахта на “стыдные” болезни почти на ходу

Среди военнослужащих проводили профилактические беседы, распространяли брошюры и листовки. В одном из таких документов под названием Немецкий солдат авторы советовали настороженно относиться к женщинам легкого поведения, ведь они обычно являются носителями опасных недугов. Кроме того, звучала рекомендация вступать в половые отношения только при наличии презерватива, после секса проводить дезинфекцию и сразу после заражения обратиться к военному врачу.

Лучшей защитой в брошюре называли временное воздержание, о котором писалось, что оно “неопасно для здоровья”. Настоятельно рекомендовалось помнить, что гонорея и сифилис излечимы, если начать борьбу с ними сразу после обнаружения первых симптомов. Далее указывались эти самые симптомы и следовало резюме: распространение венерических болезней можно рассматривать как халатность или умышленное телесное повреждение.

И все равно немецкие вояки регулярно “залетали”. Лечили таких больных в спецгоспиталях, которые в шутку называли “рыцарскими замками”. Еще больные автоматически лишались возможности уехать в отпуск в Германию: при гонорее - в течение трех месяцев, при сифилисе - пока не завершится лечение. Тот же, кто попадал в спецгоспиталь повторно, мог получить уголовный срок, так как своей болезнью он, по мнению командования, подрывал боевой дух.

В конце войны, когда каждый солдат был на вес золота, немцы даже хотели создать “сифилис-отряды”. Речь идет о частях, состоящих из больных солдат, которых планировали лечить без отрыва от военных действий. Однако от идеи отказались, испугавшись, что противник использует этот факт в пропагандистских целях.

Местные проблемы

Чтобы уберечь солдат от неприятностей, немцы занимались и профилактикой половых болезней среди населения оккупированных ими территорий.

Так, во Львове они организовали дополнительную больницу по ул. Дверницкой, 4, для больных женщин. В Киеве активно работала дерматовенерологическая клиника.

Прежде чем перейти к практике лечения местных женщин, нацисты пытались пойти простым и жестоким путем - проводили аресты и расстрелы разносчиц хворей, обвиняя их в умышленном выводе из строя солдат вермахта. Применяли меры и помягче - за заражение немцев женщинам давали трехлетний тюремный срок.

Однако террор привел к тому, что дамы стали скрывать свои проблемы, а число заразившихся вояк выросло. Тогда оккупанты сменили кнут на слабое подобие пряника.

Начальник полиции безопасности и СД Киева в своем отчете руководству от 1 ноября 1942 года посвятил этой проблеме отдельный раздел - Распространение венерических болезней в Киеве и борьба с ними. В частности, он отмечал, что в столице постоянно росло число венерических заболеваний. Причинами назвал обнищание населения, имущественное расслоение общества и массовую торговлю спиртным.

Пропаганда всегда показывала немецких военных здоровыми. На деле почти 1 млн из них страдали венерическими заболеваниями

С легкой руки руководителя киевского СД в городе ввели бесплатное принудительное лечение, причем венерические отделы в больницах Киева устроили на манер тюрем - с решетками на окнах. Кроме того, при отделе здравоохранения городской управы создали должность инспектора по профилактической борьбе с венболезнями, который должен был выявлять, регистрировать и отправлять на лечение страдающих от инфекции местных жителей.

Немцы практиковали и рейды по злачным местам оккупированных городов силами служащих отделов здравоохранения. Этот метод доказал свою эффективность. Так, в Тернополе в 1941 году на принудительный осмотр были доставлены 38 “подозрительных” женщин, из которых 24 оказались инфицированы. Главный санврач Львова в марте 1942-го в отчете писал, что в городе выявили и взяли на учет 180 проституток, которых заставили проходить медосмотр дважды в неделю.

Труженицы постели всегда были в центре внимания оккупационных властей. В оперативном отчете руководителя генерального округа Николаев за май 1942-го сказано, что в городах Николаеве и Кировограде увеличилась численность венерических заболеваний среди мирного населения и солдат. Власти тут же закрыли местные публичные дома, но уже в следующем месяце поняли, что погорячились. В отчете за июль того же года говорилось, что после закрытия домов терпимости стало трудно контролировать проституток, а это, в свою очередь, приводило к новым заболеваниям. Оккупантам пришлось решать и другую проблему - доступности медикаментов для венбольных жителей. Медицина на захваченных территориях стала платной и поэтому недоступной для многих гражданских лиц.

Оккупационная администрация вынужденно начала вводить бесплатное обеспечение лекарствами для отдельных категорий населения, главным образом - больных венерическими и инфекционными кожными заболеваниями.

Но радикально снизить уровень заболеваемости как среди местных, так и среди солдат вермахта все эти меры не помогли.

Немецкие презервативы времен ВОВ.

Источник: https://korrespondent.нет/magazine/archive/578/