"Джекпот"
Самолет дернулся, и я пролил на себя горячий чай.
Собственно, день не задался с самого утра, еще тогда, когда грузчик отдавил мне ногу тележкой через 15 минут после моего прибытия в аэропорт Дж. Кеннеди. Единственное, что более-менее скрасило поганое утро (еще с вечера лил проливной дождь) это прекрасный бейгл с лососем и сливочным сыром и чашка эспрессо, принятая как доза аккурат в семь часов утра. На коробке с завтраком я прочел: «Это лучший завтрак в вашей жизни, мы даем гарантию!» Надо сказать, для меня не проблема вставать рано - постоянные бессонницы отучили мой организм спать больше четырех часов в сутки. Но этим утром все было не так – я еле продрал глаза к половине седьмого, хотя лег рано – в одиннадцатом часу. Для меня стало какой-то традицией в последний день в Нью-Йорке просыпаться до рассвета и встречать его один на один, на балконе своей квартирки на Манхеттене, которую я периодически снимаю, когда прилетаю в Большое Яблоко. Везет, наверное, но за последние десять лет ни разу не было такого, что она была занята. Я как Джон Леннон, только без Йоко. Не могу объяснить это чувство, но в эти мгновения я ощущаю себя именно этим парнем из «Биттлов». И в этот день я тоже надеялся встретить рассвет, выкурить последнюю (ну или предпоследнюю) сигарету, позавтракать и направиться в аэропорт в бодром расположении духа. Но, как я уже сказал, этого не произошло.
Продрыхнув почти девять часов, проснулся я с тяжелой головой. Если бы она была мочевым пузырем, то я бы наверняка знал, как решить эту проблему, но, к несчастью, это не тот случай. За окном было еще темно, поэтому какое-то время я думал, что поспал совсем мало, но такая иллюзия возникла из-за стены воды, выблеванной небом. Проделав все по традиции (только на балкон не стал выходить, уж больно мокро – курил прямо в комнате как заправский холостяк средних лет), я взял вещи и вышел на улицу.
Выгодное отличие Нью-Йорка от Лондона – в такую темень такси поймать проще. Желтые пятна в общем потоке ярко выделяются, в отличие от черных лондонских «кэбов».
За рулем такси сидел толстый то ли иранец, то ли пакистанец – поди разбери. На немой вопрос карих глаз, утопающих в бровях (на мгновение мне подумалось, что это пропавший брат-близнец Брежнева) последовал короткий ответ: JFK.
В аэропорту было непривычно мало народа. Как будто все разом решили выбрать сегодняшний день свободным от полетов и остаться дома с семьей, готовится к Рождеству или Дню Святого Патрика – разницы нет, отец семейства все равно пойдет в бар и напьется там до полусмерти. И жене очень повезет, если ночью она отделается разбитой вазой, а не носом. Мне же предстоял долгий перелет через Атлантический океан.
Я не сплю в полете. Не могу. Я и ночью-то засыпаю с трудом, а тут попробуй усни на такой высоте. Я предпочитаю читать. Обычно это что-нибудь из классики беллетристики – Хайнлайн, Стивен Кинг, Р.Л. Стайн. Вот и в этот раз, усевшись и пристегнувшись в кресле А19 и обрадовавшись отсутствию маленьких детей, я достал из портфеля «Лангольеров» Стивена Кинга и принялся читать. Как правило, одной книги мне не хватало, двух было как раз, поэтому в запасе у меня лежала первая часть «Темной Башни», к которой я никак не мог приступить.
Спустя час полета раздали напитки, горячие и холодные. Самолет дернулся, и я пролил на себя горячий чай.
-Черт возьми! – воскликнул я на весь салон. – Как же горячо, твою мать!
-Сэр, просим прощения за неудобство, – миленькая стюардесса немного потупила взгляд. – Пилот только собирался объявить, что мы вошли в зону турбулентности.
-Все в порядке, - ответил я. – Высохнет, а обжегся я не так уж сильно.
Стюардесса выдавила из себя подобие милой улыбки, которая всегда должна быть на ее чертовски милом личике – таковы правила авиакомпании. Видимо, рассчитано на то, что эрекция помешает мозгу нормально думать, а значит строить коварные планы по захвату самолета или захвату бутылки виски.
За всем этим действием я упустил три вещи. Первая – самолет все еще трясло. Вторая – объявление пилота. Третья – тишина в самолете. «Зря я эту книгу читал сейчас» - подумал я про себя. – «Теперь чертовщина мерещится». И правда, все ведь в полном порядке. Трясет потому что турбулентность, стюардесса ясно дала это понять. В объявлении вряд ли было что-то важное, а тишина… Или все же было что-то важное?
-Сэр, сядьте, пожалуйста, на свое место и пристегнитесь, - голос стюардессы с тугим пучком на голове был довольно странным. Испуганным, но в тоже время решительным и каким-то отчаянным.
-Да, да, конечно, сейчас, - я пролез к своему месту у окна. – Извините.
-Ничего страшного, спасибо за понимание, - Пучок ослепительно улыбнулась, но вышел какой-то оскал.
-Спасибо, - ответил я.
-Прият… - Пучок осеклась на полуслове, замолчала. Затем просто кивнула и удалилась.
Я осмотрелся. Люди разделились на две категории – первая смотрела куда-то неподвижно, другая смотрела на меня, причем как на сумасшедшего.
-Что случилось? - легко улыбнувшись, я спросил у рядом сидящего мужчины средних лет, явно за пятьдесят, с бурно пробивающейся сединой на висках и первыми признаками облысения. Тот бросил на меня пустой взгляд, затем перевел его на иллюминатор, не произнеся ни слова. Промедлив секунду, я тоже устремил свой взгляд за борт. Понимание того, что мы снижаемся, пришло не сразу. Первой мыслью после осознания данного факта было: «Мы уже прибываем в Хитроу?» Но летели мы едва ли больше двух часов, и весь океан был впереди. Точнее сказать – внизу и впереди. Конечно, я старался найти у себя в голове рациональное объяснение происходящему, например пилот не рассчитал топливо и мы разворачиваемся для дозаправки, нужно снизить высоту из-за погодных условий… Но было очевидно, что снижаемся мы не по этой причине. И три упущенные мной вещи внезапно обрели смысл. Самолет трясет не из-за турбулентности. Я действительно упустил кое-что важно, не прослушав объявление пилота. И тишина в самолете была не из-за молчания пассажиров – при долгих перелетах люди в самолете и так обычно молчат и занимаются своими делами.
Двигатели. Я не слышу привычного гула двигателей. Черт возьми, где этот монотонный звук?
Я умолк. Не снаружи, я и так не говорил ничего вслух. Внутри. Я посмотрел на других пассажиров и теперь понял их пустые взгляды. Обреченные. Оно и понятно – даже когда ты лежишь связанный на грязном полу в подвале наркокартеля в глухой мексиканской деревне, и в тебе целится телохранитель барона Хосе Дельгадо – отбитый до мозга костей палач, убивший полсотни человек из деревни, потому что кто-то один возможно хотел дать наводку полиции – у тебя все равно есть шанс на спасение. Его может и не быть, но в тебе теплится надежда. Как видите, я жив, так что шанс был и он сработал.
Только вот в ситуации с самолетом это не работает. Ты знаешь, что тебя не спасут. О гладь Атлантического океана с высоты восемь тысяч метров разбивается даже чудо. Воде, знаете ли, все равно, кто вы такой и сколько у вас денег и на кого вы работаете. Изрешетите ее пулями, да только смысла в этом нет. Злиться не на кого. Только на себя, да и ты сам ни в чем не виноват. Шанс попасть в авиакатастрофу настолько мал, что сравним с выигрышем в национальную лотерею. Джекпот, мать его.
Эта мысль заставила меня рассмеяться. Громко и заливисто хохоча, я прокричал: «Поздравляю, друзья! Мы все выиграли джекпот!» Но у людей вокруг не было сил даже отреагировать. Зачем принимать на веру существование чокнутого мужчины за три кресла позади вас, если через небольшое количество времени перестанете существовать вы сами, а значит и вообще все, в том числе и тот мужчина? Забавная штука, время перестает течь, когда вы знаете, что вам конец. И это гарантированно. Они дают гарантию, это последний полет в вашей жизни.
Я нажал на кнопку вызова стюардессы. Через полминуты ко мне подошла Пучок.
-Вы что-то хотели, сэр? – было видно, с каким трудом ей удается держаться и не зарыдать прямо здесь.
-Да…Знаете, принесите мне стакан виски. Со льдом. И себе налейте. Я знаю, что это запрещено, но мы же понимаем, что соблюдение правил нам уже не помогло, так что, может быть, мы их нарушим? – сказал я, сверля ее спокойным взглядом.
Пучок на секунду призадум
Собственно, день не задался с самого утра, еще тогда, когда грузчик отдавил мне ногу тележкой через 15 минут после моего прибытия в аэропорт Дж. Кеннеди. Единственное, что более-менее скрасило поганое утро (еще с вечера лил проливной дождь) это прекрасный бейгл с лососем и сливочным сыром и чашка эспрессо, принятая как доза аккурат в семь часов утра. На коробке с завтраком я прочел: «Это лучший завтрак в вашей жизни, мы даем гарантию!» Надо сказать, для меня не проблема вставать рано - постоянные бессонницы отучили мой организм спать больше четырех часов в сутки. Но этим утром все было не так – я еле продрал глаза к половине седьмого, хотя лег рано – в одиннадцатом часу. Для меня стало какой-то традицией в последний день в Нью-Йорке просыпаться до рассвета и встречать его один на один, на балконе своей квартирки на Манхеттене, которую я периодически снимаю, когда прилетаю в Большое Яблоко. Везет, наверное, но за последние десять лет ни разу не было такого, что она была занята. Я как Джон Леннон, только без Йоко. Не могу объяснить это чувство, но в эти мгновения я ощущаю себя именно этим парнем из «Биттлов». И в этот день я тоже надеялся встретить рассвет, выкурить последнюю (ну или предпоследнюю) сигарету, позавтракать и направиться в аэропорт в бодром расположении духа. Но, как я уже сказал, этого не произошло.
Продрыхнув почти девять часов, проснулся я с тяжелой головой. Если бы она была мочевым пузырем, то я бы наверняка знал, как решить эту проблему, но, к несчастью, это не тот случай. За окном было еще темно, поэтому какое-то время я думал, что поспал совсем мало, но такая иллюзия возникла из-за стены воды, выблеванной небом. Проделав все по традиции (только на балкон не стал выходить, уж больно мокро – курил прямо в комнате как заправский холостяк средних лет), я взял вещи и вышел на улицу.
Выгодное отличие Нью-Йорка от Лондона – в такую темень такси поймать проще. Желтые пятна в общем потоке ярко выделяются, в отличие от черных лондонских «кэбов».
За рулем такси сидел толстый то ли иранец, то ли пакистанец – поди разбери. На немой вопрос карих глаз, утопающих в бровях (на мгновение мне подумалось, что это пропавший брат-близнец Брежнева) последовал короткий ответ: JFK.
В аэропорту было непривычно мало народа. Как будто все разом решили выбрать сегодняшний день свободным от полетов и остаться дома с семьей, готовится к Рождеству или Дню Святого Патрика – разницы нет, отец семейства все равно пойдет в бар и напьется там до полусмерти. И жене очень повезет, если ночью она отделается разбитой вазой, а не носом. Мне же предстоял долгий перелет через Атлантический океан.
Я не сплю в полете. Не могу. Я и ночью-то засыпаю с трудом, а тут попробуй усни на такой высоте. Я предпочитаю читать. Обычно это что-нибудь из классики беллетристики – Хайнлайн, Стивен Кинг, Р.Л. Стайн. Вот и в этот раз, усевшись и пристегнувшись в кресле А19 и обрадовавшись отсутствию маленьких детей, я достал из портфеля «Лангольеров» Стивена Кинга и принялся читать. Как правило, одной книги мне не хватало, двух было как раз, поэтому в запасе у меня лежала первая часть «Темной Башни», к которой я никак не мог приступить.
Спустя час полета раздали напитки, горячие и холодные. Самолет дернулся, и я пролил на себя горячий чай.
-Черт возьми! – воскликнул я на весь салон. – Как же горячо, твою мать!
-Сэр, просим прощения за неудобство, – миленькая стюардесса немного потупила взгляд. – Пилот только собирался объявить, что мы вошли в зону турбулентности.
-Все в порядке, - ответил я. – Высохнет, а обжегся я не так уж сильно.
Стюардесса выдавила из себя подобие милой улыбки, которая всегда должна быть на ее чертовски милом личике – таковы правила авиакомпании. Видимо, рассчитано на то, что эрекция помешает мозгу нормально думать, а значит строить коварные планы по захвату самолета или захвату бутылки виски.
За всем этим действием я упустил три вещи. Первая – самолет все еще трясло. Вторая – объявление пилота. Третья – тишина в самолете. «Зря я эту книгу читал сейчас» - подумал я про себя. – «Теперь чертовщина мерещится». И правда, все ведь в полном порядке. Трясет потому что турбулентность, стюардесса ясно дала это понять. В объявлении вряд ли было что-то важное, а тишина… Или все же было что-то важное?
-Сэр, сядьте, пожалуйста, на свое место и пристегнитесь, - голос стюардессы с тугим пучком на голове был довольно странным. Испуганным, но в тоже время решительным и каким-то отчаянным.
-Да, да, конечно, сейчас, - я пролез к своему месту у окна. – Извините.
-Ничего страшного, спасибо за понимание, - Пучок ослепительно улыбнулась, но вышел какой-то оскал.
-Спасибо, - ответил я.
-Прият… - Пучок осеклась на полуслове, замолчала. Затем просто кивнула и удалилась.
Я осмотрелся. Люди разделились на две категории – первая смотрела куда-то неподвижно, другая смотрела на меня, причем как на сумасшедшего.
-Что случилось? - легко улыбнувшись, я спросил у рядом сидящего мужчины средних лет, явно за пятьдесят, с бурно пробивающейся сединой на висках и первыми признаками облысения. Тот бросил на меня пустой взгляд, затем перевел его на иллюминатор, не произнеся ни слова. Промедлив секунду, я тоже устремил свой взгляд за борт. Понимание того, что мы снижаемся, пришло не сразу. Первой мыслью после осознания данного факта было: «Мы уже прибываем в Хитроу?» Но летели мы едва ли больше двух часов, и весь океан был впереди. Точнее сказать – внизу и впереди. Конечно, я старался найти у себя в голове рациональное объяснение происходящему, например пилот не рассчитал топливо и мы разворачиваемся для дозаправки, нужно снизить высоту из-за погодных условий… Но было очевидно, что снижаемся мы не по этой причине. И три упущенные мной вещи внезапно обрели смысл. Самолет трясет не из-за турбулентности. Я действительно упустил кое-что важно, не прослушав объявление пилота. И тишина в самолете была не из-за молчания пассажиров – при долгих перелетах люди в самолете и так обычно молчат и занимаются своими делами.
Двигатели. Я не слышу привычного гула двигателей. Черт возьми, где этот монотонный звук?
Я умолк. Не снаружи, я и так не говорил ничего вслух. Внутри. Я посмотрел на других пассажиров и теперь понял их пустые взгляды. Обреченные. Оно и понятно – даже когда ты лежишь связанный на грязном полу в подвале наркокартеля в глухой мексиканской деревне, и в тебе целится телохранитель барона Хосе Дельгадо – отбитый до мозга костей палач, убивший полсотни человек из деревни, потому что кто-то один возможно хотел дать наводку полиции – у тебя все равно есть шанс на спасение. Его может и не быть, но в тебе теплится надежда. Как видите, я жив, так что шанс был и он сработал.
Только вот в ситуации с самолетом это не работает. Ты знаешь, что тебя не спасут. О гладь Атлантического океана с высоты восемь тысяч метров разбивается даже чудо. Воде, знаете ли, все равно, кто вы такой и сколько у вас денег и на кого вы работаете. Изрешетите ее пулями, да только смысла в этом нет. Злиться не на кого. Только на себя, да и ты сам ни в чем не виноват. Шанс попасть в авиакатастрофу настолько мал, что сравним с выигрышем в национальную лотерею. Джекпот, мать его.
Эта мысль заставила меня рассмеяться. Громко и заливисто хохоча, я прокричал: «Поздравляю, друзья! Мы все выиграли джекпот!» Но у людей вокруг не было сил даже отреагировать. Зачем принимать на веру существование чокнутого мужчины за три кресла позади вас, если через небольшое количество времени перестанете существовать вы сами, а значит и вообще все, в том числе и тот мужчина? Забавная штука, время перестает течь, когда вы знаете, что вам конец. И это гарантированно. Они дают гарантию, это последний полет в вашей жизни.
Я нажал на кнопку вызова стюардессы. Через полминуты ко мне подошла Пучок.
-Вы что-то хотели, сэр? – было видно, с каким трудом ей удается держаться и не зарыдать прямо здесь.
-Да…Знаете, принесите мне стакан виски. Со льдом. И себе налейте. Я знаю, что это запрещено, но мы же понимаем, что соблюдение правил нам уже не помогло, так что, может быть, мы их нарушим? – сказал я, сверля ее спокойным взглядом.
Пучок на секунду призадум