В музыкальной школе был такой крайне мерзкий предмет, как сольфеджио.
В основном из-за неприятных училок, полагаю.
Ибо такие предметы, как музлитература и хор мы обожали.
На этом сольфеджио нужно было на каждый урок выучить и пропеть разученный фрагмент какой-нибудь арии.
Это был период подростковой ломки голоса (лет 11-12), гормональной пляски и эмоциональной лабильности.
Кроме того, я был и без того изрядно застенчив, что касалось девчонок.
К тому же они и составляли всю массу класса, а нас, пацанов, было всего двое.
И раскрыть рот, в присутствии толпы малознакомых девчонок, и что-то проблеять для меня было жутко стрёмно, равносильно потере лица самураем.
А если учесть, что одна из них мне очень нравилась..... Правда и ещё одна тоже нравилась, но чуть меньше.
Картину прекрасно дополняла атмосфера маленького провинциального городка.
Дело усугублялось крайней бестактностью и недалёкостью училки, которая не нашла ничего лучше, как насмешливо кривить губищи и комментировать в духе "прекрасное пение не слишком трезвого дяди!".
И каждый раз вызывала меня, заранее надев маску издевки на то место, где у нормальных людей обычно располагается лицо.
В итоге, однажды я решил, что более ни при каких обстоятельствах я этого делать не буду, и каждый раз сразу заявлял, что ничего не выучил.
Получал свою еженедельную двойку и обречённо шёл домой за хорошей взбучкой от мамы.
А то ещё и от отца, если он дома, и если мама ему поручит акт возмездия.
Для мамы "музыкалка" - это было святое.
Особенно после того, как на приемном экзамене ей сообщили (какая-то каза), что у меня абсолютный слух, добавив, что за все годы работы такого не встречали.
Маманя моя была женщина с фантазией, которая видимо живо нарисовала ей колонный зал Дома Союзов, восхищённые овации, горы цветов и вручение наград от Партии.
А заодно и с очень крутым характером и целеустремлённостью.
Потому ни одна двойка мне не спускалась и выливалась в звонкий хлесткий ремень либо тапок с каблуком, в сопровождении яростного скандала, и в домашний арест.
Но петь я все равно отказывался, принимая последствия как данность.
И вот однажды Любовь Владимировна, зайдя в класс в хорошем настроении, объявила, что первый доброволец получит на полбалла больше, за смелость.
Мгновенно став пунцовыми от осознания реальной возможности избежать еженедельных физдюлей, я тут же вскинул руку вверх, пока кто-нибудь не опередил.
У училки брови взлетели, а глаза вошли в режим "фортиссимо".
- О! Охальников!!! Вот это сюрприз! Ну давай!
- Я ничего не выучил!
- А....э.....аа... Ну тогда два!
- А вы сказали, что на полбалла выше поставите!
Рассчитывая на 3 с минусом.
Но она поставила мне кол с плюсом. Подлость и вероломство меня просто ошарашили....
Я даже боялся представить, что мне предстоит ЗА КОЛ.
...
Весь день ходил под гнетом предстоящего. Тянул время, как мог.
Дома старался отвлекать всех другими темами.
Но уже под вечер мама вдруг вспомнила.....
Потребовала дневник....
И в шоке уставилась на этот кол!
Хорошо помню тот мерзкий липкий ужас... И омерзительное осознание невозможности избежать экзекуции.
Маман изумлённо потребовала объяснить...
Я рассказал.
И тут произошло немыслимое.
То, что я даже и не смог бы предположить. Никак!
Она расхохоталась!
Более того, она потом рассказывала это всем знакомым, хохоча.
Но самым неожиданным для меня было то, что меня перестали бить за двойки.
Вот это было самым парадоксальным.
А тот кол с плюсом мне припоминали ещё года два-три.
Музыкальную школу я всё-таки закончил и со временем все стало казаться длинным страшным сном.
Ну кроме тех двух девочек.
p.s. рост и вес училки изменены