Koldyr

— Арестуйте меня! — с нажимом произносит девушка и протягивает мне свои тощие запястья.

Я выщелкиваю из пачки сигарету, закуриваю, вглядываясь в ее лицо сквозь сизый дым. Довольно изящные черты лица, темные волосы, карие глаза. Ничего особенного.

— Арестовать?

— Ну да, вы же… Полицейский, жандарм, страж закона, инспектор, или как вам угодно.

— Мне угодно «детектив», — отвечаю я, приглаживая рубаху на животе и поправляя галстук. — И я давно уже не страж закона, я работаю как частное лицо.

— Тогда арестуйте меня как частное лицо! Что для этого надо? Я готова дать показания у вас в офисе! — не сдается незнакомка.

— Для гражданского ареста требуются веские основания. Впрочем, если вы хотите, я могу выяснить, изменяет ли вам ваш возлюбленный.

— О, детектив, в этом как раз больше нет нужды! — смеется девушка, глядя мне прямо в глаза. — Сегодня утром я убила его.

Только многолетний опыт работы в полиции позволяет мне сохранить спокойствие. Я окидываю взором тщедушную фигурку собеседницы и спрашиваю:

— Как убили?

— Так, как того требует ритуал, — услышал я ответ, произнесенный с абсолютно серьезным лицом. — Перерезала горло, читая молитвы.

Кивая, я отпиваю глоток кофе из стоящей передо мной чашки, и девушка добавляет тем же серьезным тоном:

— Я не сумасшедшая.

— Я и не думал о таком, — заверяю я ее, поднимая руки в примирительном жесте. — Только я хотел бы знать, за что вы так с ним обошлись?

— О! — она всплескивает руками. — Он был демоном!

— Это серьезное обвинение… — тяну я.

— Это не обвинение. Какое может быть обвинение после того, как приговор вынесен и приведен в исполнение? Это констатация факта!

Я позволяю себе чуть улыбнуться, делая еще глоток кофе.

— А как вы узнали, что он демон?

— Однажды он привел домой другую девушку! — с негодованием произносит моя собеседница.

— Ну-у-у… — снова тяну я. — Это еще не делает его демоном. Быть может, он просто бабник?

Девушка наклоняется ко мне над столиком кафе и произносит тем тоном, каким обычно рассказывают большие секреты:

— Думаю, нет. Бабники обычно не превращаются в страшных тварей с огромной пастью. И не откусывают головы своим любовницам.

Я лишь согласно киваю:

— Действительно, бабники обычно делают другие вещи.

— Вот-вот! — победоносно произносит победительница демона и снова протягивает ко мне свои ручки-веточки. — Арестовывайте меня! Немедленно!

— Я не могу арестовать вас просто потому, что вы меня об этом просите. А вдруг выяснится, что вы меня обманываете? Мне нужно увидеть тело.

— Хорошо, поедем посмотреть на него! — выпаливает она и с готовностью вскакивает с подушечки, заботливо положенной на плетёное кресло. В этом маленьком кафе очень милые и внимательные к гостям официанты. Которые, к слову, куда-то пропали, стоило моей новой знакомой переступить порог, и даже не потрудились принять заказ у посетительницы.

— Не получится… — с сожалением на лице качаю я головой.

— Почему ещё?!

— На улице идёт дождь, я не терплю дождя.

Девушка тратит несколько секунд на то, чтобы переварить мою глупую отговорку.

— Вы серьёзно? — спрашивает, наконец, она, медленно усаживаясь обратно в креслице.

— Абсолютно. Я не терплю дождя. Когда на улице сыро, нужно сидеть в удобном кресле в тёплом помещении и читать книги, а не бегать непонятно где, разглядывая покойников.

— Мне кажется… — осторожно произносит она, пока остатки человеческих рефлексов заставляют её руку хватать пустое место там, где должна была бы находиться её чашка. — Кажется, что вы попросту не хотите заниматься этим делом.

— Вы проницательны. С другой стороны, я не отказываю вам в помощи.

— Неужели?

Хмыкнув, я пишу на салфетке номер телефона моего старого соперника в нашем нелёгком бизнесе.

— Вот телефон одного человека. Его зовут Маркус. Он детектив, так же, как и я. Позвоните ему. Не говорите, что я дал вам номер. Не говорите ни слова о демонах. Не сознавайтесь в убийстве. Скажите ему, что у вас из квартиры пропала очень дорогая для вас вещь, и он поедет с вами.

— Хорошо… — чуть слышно, как-то по-змеиному шипит девушка, пряча листочек в сумочку. — Вы умны, детектив.

Я молча улыбаюсь в ответ, но она не торопится уходить.

— Но почему?

Я пожимаю плечами.

— Демона вряд ли можно убить, перерезав глотку, пусть даже с молитвами, это кажется мне ложью. И я, если честно, не хочу проверять, правдива ли та часть истории, что про откусывание головы.

— Но и упускать шанс избавиться от соперника не собираетесь... — с презрением произносит то, что позвало меня в кафе, прикинувшись молодой девушкой. Я в ответ лишь пожимаю плечами:

— Всегда есть вероятность, что вы просто сумасшедшая.

Мило, хотя и абсолютно неискренне улыбнувшись, невзначай продемонстрировав мне белоснежные острые зубы треугольной формы, она неторопливо уходит, а я ещё долго смотрю ей вслед. Дождь усиливается. Я откидываюсь на спинку кресла и произношу чуть слышно:

— Кого… или чего только не встретишь на этих улицах… Чёртов город.

Я хочу ещё произнести глупое и фальшивое «прости, Маркус», но не получается: горло сжимает спазм, и я только откашливаюсь в кулак.

© Black-White

В 11.32 утра Мэнн обогнал грузовик.

Мэнн направлялся на запад, в Сан-Франциско. В этот четверг погода была не по- апрельски жаркой: пришлось снять пиджак и галстук, расстегнуть воротник рубашки и закатать рукава. Левая рука и часть бедра были освещены солнцем, тепло от которого припекало через темные брюки. Впереди простиралось пустынное двухполосное шоссе, и в течение следующих минут двадцати не встретилось ни одной машины.

Затем там, впереди, где дорога поворачивала в ложбину между двумя зелеными холмами, Мэнн увидел идущий попутно грузовик. Стал слышен надрывный рев его двигателя, и появилась скачущая по обочине двойная тень - грузовик шел с прицепом.

Мэнн не обратил на него особого внимания. Когда дистанция между машинами сократилась, он хотел выехать на встречную полосу, но, увидев впереди закрытый поворот, решил подождать, пока грузовик не перевалит подъем. На спуске, где дорога слегка поворачивала влево, убедившись, что встречная полоса свободна, Мэнн нажал на педаль акселератора и пошел на обгон, а когда радиатор грузовика отразился в зеркале заднего вида, перестроился на свою полосу.

Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись гряды покатых зеленых холмов. Автомобиль понемногу разгонялся на спуске, шины тихо шелестели по асфальту, и Мэнн начал негромко насвистывать.

В конце спуска машина миновала кирпичный мост. С правой стороны виднелось русло пересохшего ручья, усыпанное камешками. Дальше за мостом, на этой же стороне дороги находилась стоянка грузовиков. "Неужели там можно жить?" удивился Мэнн и, заметив чуть дальше кладбище для собак, невольно улыбнулся: "Наверное, ребята-дальнобойщики хотят быть поближе к могилкам своих любимых кошечек и собачек!"

Теперь шоссе впереди стало прямое, как стрела. Солнце пригревало, и в голове у Мэнна неспешно крутились разные мысли. "Интересно, что сейчас делает Рут? Дети, конечно, ушли в школу и вернутся только через несколько часов. А она, наверное, как всегда по четвергам, отправилась в магазин". Перед глазами Мэнна встала Рут, идущая по супермаркету и складывающая в тележку всякую всячину. Вместо этой деловой поездки он с большим бы удовольствием отправился вместе с женой за покупками.

До Сан-Франциско еще несколько часов езды, а потом - три дня гостиничной жизни и ресторанной кормежки, надежды на заключение сделок, заканчивающиеся, как правило, разочарованиями. Вздохнув, Мэнн включил радио, покрутил ручку настройки, нашел мягкую, ненавязчивую музыку и, почти не глядя на стелющееся под колеса шоссе, стал мурлыкать в такт.

Он испуганно вздрогнул, когда слева с ревом, да так, что машина даже закачалась, пронесся давешний грузовик. Перед самым его носом грузовик резко перестроился вправо, и Мэнн раздраженно притормозил, чтобы увеличить дистанцию. "Что это с ним?!" - промелькнула тревожная мысль.

Это был огромный трехосный бензовоз с трехосной же цистерной на прицепе. С виду грузовик казался явно не новым и требовал подкраски. Емкости на бензовозе и прицепе имели довольно дешево выглядевший серебристый цвет. Мэнн решил, что водитель, наверное, красил машину сам. Его взгляд скользнул от надписи "ОГНЕОПАСНО", выведенной красными буквами на заднем торце цистерны, к красным светоотражающим полосам, небрежно нарисованным несколько ниже, а потом к широким резиновым брызговикам, развевавшимся под брюхом прицепа взад и вперед. Похоже было, что водитель занимается частными перевозками, но, судя по машине, не сильно в этом преуспел. Мэнн обратил внимание на номерной знак бензовоза - машина была из Калифорнии.

Взглянув на спидометр, Мэнн отметил, что его автомобиль шел ровно 55 миль в час, как и положено на загородной трассе. Грузовик обогнал его очень быстро, во всяком случае на скорости не менее 70. Мэнн решил про себя, что это несколько странно, и что водителям грузовиков, вообще-то, надо быть поосторожнее.

Недовольно поморщившись от запаха выхлопных газов, он посмотрел на трубу, торчавшую с левой стороны кабины грузовика. Из нее тянулся густой шлейф черного дыма, медленно растекавшегося по сторонам. "Боже, - возмутился Мэнн. - Сколько разговоров о загрязнении атмосферы, а такие агрегаты все равно ездят по дорогам!"

Чувствовалось, что от запаха дыма его скоро начнет тошнить. Нет, тащиться сзади невозможно - надо или немного отстать, или снова обогнать этот бензовоз. Но ехать медленнее Мэнн не мог, потому что утром несколько задержался, и теперь, чтобы успеть на дневную встречу, приходилось спешить. "Нет, нужно обгонять!"

Слегка нажав на педаль газа и выглянув из-за грузовика, Мэнн увидел, что встречная полоса на всем протяжении пуста. Было похоже, что сегодня на этом шоссе вообще нет движения. Сильнее дав газ и перестроившись влево, Мэнн обогнал бензовоз, мельком взглянув на машину сбоку. Кабина оказалась высоко, поэтому Мэнн заметил только левую руку водителя, державшую руль, большую, волосатую и загорелую.

Как только бензовоз появился в зеркале заднего вида, Мэнн сразу же занял свою полосу на шоссе. Раздавшийся сзади долгий гудок заставил вновь удивленно взглянуть в зеркало. "Интересно, что это - приветствие или проклятие?" - подумал Мэнн, время от времени поглядывая через зеркало назад. Передние крылья машины были покрашены в тускло-красный цвет, краска на них потрескалась и облупилась - здесь тоже поработал дилетант. Мэнн видел только нижнюю часть грузовика, так как все остальное было скрыто верхним обрезом заднего стекла.

Теперь справа от дороги расстилалась глинистая равнина, местами поросшая редкой травой. Мэнн заметил одинокий домик у вершины далекого холма. Антенна спутникового телевидения на его крыше стояла под углом около нуля градусов. "Здорово должна принимать", - почему-то промелькнуло в голове.

Мэнн снова перевел взгляд вперед, потом ненадолго скосил его в сторону, чтобы прочитать надпись "НОЧНЫЕ ПОЛЗУНЫ ОТДЫХАЙТЕ ЗДЕСЬ", изображенную большими неровными буквами на куске фанеры. "Ночной ползун - это кто? - удивился Мэнн. - Хорошее название для монстра из дешевого голливудского боевика".

Неожиданный надрывный рев дизеля бензовоза заставил Мэнна взглянуть в зеркало заднего вида. Потом его испуганный взгляд перескочил к боковому зеркалу. "Боже, этот парень опять пошел на обгон!" Мэнн с яростью посмотрел на проплывавшую слева громадину, стараясь заглянуть в кабину, но та была слишком высоко. "Черт возьми, что с ним? возмутился Мэнн. - Что у нас тут - гонки? Чья машина сможет дольше продержаться впереди?" Мэнн решил прибавить скорость, чтобы не дать себя обогнать, потом передумал. Когда грузовик и прицеп начали смещаться вправо, пришлось сбросить газ, но бензовоз подрезал его очень резко, и Мэнн, застонав от злости, притормозил. "Господи Иисусе, - мысленно возопил он, - что случилось с этим парнем?"

Вновь почувствовав запах выхлопных газов, Мэнн застонал громче и раздраженно поднял стекло левей двери. "Черт возьми, неужели всю дорогу до Сан-Франциско придется дышать этой гадостью? И остановиться никак нельзя - встреча с Форбсом назначена на четверть четвертого, и тут уж ничего не изменишь".

Мэнн посмотрел вперед. "Хорошо еще, что движения на шоссе практически нет". Мэнн нажал на педаль акселератора и приблизился к бензовозу. Затем, увидев, что за небольшим левым поворотом дорога пустая, резко прибавил газ и перестроился влево.

Грузовик тоже пошел влево, блокируя дорогу.

Несколько секунд Мэнн в полной отрешенности смотрел на происходящее, но потом, испуганно вскрикнув, нажал на тормоз и вернулся на свою полосу. Машина перед ним, как ни в чем не бывало, тоже перестроилась вправо. Мэнн не мог заставить себя поверить в реальность того, что произошло. Это, должно быть, простое совпадение. Конечно же, водитель грузовика вовсе не хотел перекрыть ему дорогу. Выждав несколько минут, Мэнн включил левую мигалку, чтобы его намерения были полностью понятны, и, нажав на педаль газа, снова начал смещаться влево.

Бензовоз незамедлительно повторил маневр.

- Святой Боже! - воскликнул Мэнн, потрясенный происходящим. Это казалось невероятным. За двадцать шесть лет водительского стажа Мэнн никогда такого не видел. Он вернулся на свою полосу и удрученно покачал головой; грузовик опять занял место перед ним.

Пришлось сбросить газ, чтобы отстать от черного вонючего облака. "Ну и что теперь? Дернул же меня черт поехать не по нормальной автостраде, а по этому проклятому шоссе, на котором нигде не будет больше двух полос!"

Мэнн снова направил машину влево, однако, к его удивлению, бензовоз не стал преграждать дорогу. Вместо этого его водитель высунул в окно левую руку и махнул ею, показывая, что пропускает вперед. Мэнн начал прибавлять скорость, но вдруг, бросив педаль газа, судорожно нажал на тормоз и рванул руль вправо, прячась обратно за грузовик. Этот маневр был выполнен так резко, что машину занесло, и Мэнн вцепился в руль, пытаясь ее выправить. В тот же миг мимо него по встречной полосе промелькнул голубой "универсал". Мэнн успел разглядеть испуганное лицо и вытаращенные глаза водителя.

С управлением все-таки удалось справиться. Мэнн судорожно глотал воздух, его сердце бешено стучало. "Мой Бог! - представилась ему ужасная картина. - Сукин сын хотел, чтобы мы влепились лоб в лоб!" Это было невероятно. Да, конечно, следовало убедиться, что дорога впереди свободна... Сам виноват. Но махать рукой, пропуская его... Мэнн чувствовал испуг и отвращение. "Ох, парень, ох, парень, ох, парень", - без конца шептали губы. Прямо как в книжке. Этот мерзавец хотел убить не только его, но и ни в чем не повинного человека во встречной машине. На шоссе посредине Калифорнии, утром в четверг? Почему?

Мэнн попытался успокоиться и осмыслить происходящее. "Возможно, это из-за жары? Может, у водителя грузовика болит голова или расстроен желудок, а может быть, и то и другое? Может быть, у него вчера вышла размолвка с женой? Может, она выгнала его из дома?" Причин могло быть тысяча. Мэнн попытался улыбнуться, однако, протянув руку, выключил радио, поскольку бодрая музыка стала его раздражать.

Несколько минут Мэнн продолжал ехать за бензовозом. На его лице застыло выражение ненависти. Когда снова начало тошнить от запаха выхлопных газов, он неожиданно нажал правой рукой на гудок. Увидев, что дорога впереди свободна, Мэнн, не снимая руки с сигнала, до упора выжал педаль газа и вырулил на встречную полосу. Грузовик немедленно повторил маневр его машины. Мэнн не уходил вправо, а рукой изо всех сил давил на сигнал. "С дороги, сукин сын!" - клокотала в нем ярость. Зубы инстинктивно сжались так сильно, что заныли скулы, от страха засосало под ложечкой.

"Черт! - Мэнн быстро вернулся на свою полосу. - Вот сволочь!" - шипел он, с ненавистью глядя на то, как бензовоз медленно перестраивается обратно. "Что такое с тобой стряслось? Я несколько раз обогнал твою несчастную колымагу, и ты взбесился? Ты, видно, псих? Да, - заключил Мэнн, - это ненормальный". Другого объяснения не находилось.

"Интересно, что подумала бы об этом Рут и как она повела бы себя в такой ситуации. Наверное, начала бы сигналить и сигналить, не переставая, надеясь привлечь внимание полицейского. - Мэнн скептически огляделся. - С какого дьявола в этой глуши вдруг появится полицейский? - Эта мысль вызвала лишь усмешку. - Слава Богу, если у них тут есть хотя бы шериф на лошади!"

Вдруг ему представилось, что можно попробовать обмануть водителя и обогнать его справа. Мэнн направил машину к обочине и взглянул вперед. Бесполезно. Места для обгона не хватит. Грузовик просто снесет легковушку с дороги, если захочет. "А он захочет!" - решил Мэнн и содрогнулся.

Неожиданно для самого себя Мэнн вдруг обратил внимание, как замусорены обочины. Чего только там не было: пустые банки, фантики от конфет, пожелтевшие от времени рваные куски газет, стаканчики из-под мороженого, разбитая пополам табличка "ПРОДАЕТСЯ". "Сохраняйте красоту Америки!" - здесь такой призыв мог породить только горькую ухмылку. Справа промелькнул камень, на котором краской было выведено: "БИЛЛ ДЖАСПЕР". "Кто такой Билл Джаспер? - вяло прокрутилось в голове. - И что бы он подумал про все это?"

Неожиданно машину затрясло. Сначала Мэнн с тревогой представил, что спустила шина, но, присмотревшись, понял, что этот участок дороги покрыт брусчаткой. Видно была как подпрыгивают впереди бензовоз и прицеп. "Пусть у тебя немножко вправятся мозги", - подумалось со злорадством. Когда грузовик вошел в крутой поворот, в боковом зеркале на секунду мелькнуло лицо водителя; Мэнн так и не разобрал, как оно выглядит.

"Так! - с удовлетворением отметил он, увидев впереди затяжной подъем. - Бензовоз здорово потеряет на нем скорость, и тогда его можно будет попробовать обогнать".

Мэнн заметил, что на середине подъема к шоссе примыкает боковая дорога с полосой разгона. Встречных машин не было видно. Выжав педаль газа до пола, Мэнн рванулся на левую полосу. Сильно потерявший скорость грузовик тоже начал брать левее. Мэнн с застывшим от напряжения лицом довернул руль влево и выскочил на полосу разгона. За машиной поднялась туча пыли, и бензовоз на несколько секунд скрылся из виду. Под шинами захрустел гравий, покрывавший обочину, а потом вдруг снова запел асфальт.

Мэнн взглянул в зеркало и злорадно расхохотался. Он хотел только обогнать проклятый грузовик, а уж пыль оказалась просто неожиданным довеском к этому триумфу. Пусть теперь сукин сын тоже немного подышит гадостью.

"Получи сдачи! - усмехнулся Мэнн и победно загудел клаксоном. - Получи, парень!"

Машина перевалила вершину подъема. Впереди открывался потрясающий вид на залитые солнцем холмы и равнины, аллею темных деревьев, квадраты засеянных и еще не засеянных полей. Вдалеке стояла монументальная водонапорная башня. "Красота!" - восхитился Мэнн. Протянув руку, он включил радио и начал бодро насвистывать в такт музыке. Через семь минут машина пронеслась мимо рекламного щита с надписью: "КАФЕ-ЗАКУСОЧНАЯ ЧАКА". "Нет, спасибо, Чак!" Мэнн посмотрел на серый дом в лощине. Ему показалось, что перед домом расположено кладбище. "А может быть, там просто стоят всякие пластмассовые скульптуры для продажи?"

Услышав шум сзади, Мэнн бросил встревоженный взгляд в зеркало и похолодел от ужаса: его с ревом настигал грузовик.

Раскрыв от удивления рот, Мэнн взглянул на спидометр. Более 60 миль в час! На извилистом спуске ехать с такой скоростью весьма опасно. Однако бензовоз двигался еще быстрее, сокращая разрыв прямо на глазах.

Мэнн судорожно проглотил слюну и наклонился вправо, проходя крутой поворот. "Господи, сумасшедший?"

В полукилометре впереди виднелась боковая дорога. Надо свернуть туда. Все зеркало заднего вида заняла огромная радиаторная решетка грузовика. Мэнн яростно вдавил педаль газа, и шины взвизгнули на очередном вираже. Теплилась надежда, что преследователю придется сбросить здесь скорость.

Однако Мэнн даже застонал, увидев в зеркале, как легко грузовик прошел поворот; только слегка накренились цистерны под действием центробежной силы. Мэнн сжал трясущиеся губы, когда его машина с визгом вписалась в новый поворот. Дальше дорога была прямой. Прибавив газу, Мэнн взглянул на спидометр. Боже, почти 65 миль в час! Он никогда не ездил так быстро!

В отчаянии оглянувшись по сторонам, Мэнн заметил промелькнувший справа съезд с дороги. Но свернуть туда все равно не представлялось возможным - скорость была слишком высокой и машина наверняка бы перевернулась. "Черт возьми, что же нужно этому сукину сыну?" В отчаянном страхе Мэнн жал на клаксон; потом быстро опустил стекло, высунул руку и судорожно замахал ей.

- Назад! - хрипло рычал он, - тормози, псих проклятый!

Грузовик мчался буквально по пятам. "Он хочет меня убить!" - мелькнула ужасная мысль. Мэнн в отчаянии вновь надавил на клаксон и не отпускал его до тех пор, пока не пришлось вцепиться в руль обеими руками, чтобы вписаться в очередной поворот. Мельком глянув в зеркало, Мэнн увидел только нижнюю часть радиатора бензовоза. С автомобилем еле удалось справиться - задние колеса стало заносить, и пришлось резко бросить педаль газа. Машина покачнулась, но выровнялась.

Мэнн увидел впереди конец спуска. Чуть дальше стоял домик с вывеской: "КАФЕ ЧАКА". Бензовоз опять приближался. "Это нечестно", - почему-то решил Мэнн, ощущая одновременно и ярость и отчаяние. Шоссе впереди расстилалось прямой лентой, и он нажал на педаль газа до упора. 74 мили... 75.

Неожиданно резко нажав на тормоз и рванув руль вправо, Мэнн свернул на площадку возле кафе. Пронзительно завизжали шины. "Нужно управлять заносом!" - вдруг вспомнилась инструкция. Машину швыряло из стороны в сторону, из-под колес летела грязь и поднимались облака пыли. Мэнн еще сильнее нажал на тормоз, отчего машина вообще пошла юзом. На миг разблокировав колеса и за счет этого выровняв движение, он снова изо всех сил надавил на тормоз, краем глаза заметив, что грузовик с прицепом промчался мимо кафе. Продолжая тормозить, Мэнн, чуть не зацепив на стоянке один из автомобилей, пролетел через всю площадку. Машину развернуло боком и протащило дальше еще метров десять. После этого она, наконец, остановилась.

Мэнн сидел с закрытыми глазами, чувствуя, как стучит кровь в висках. Сердце в груди колотилось, словно бешеное. Почему-то никак не удавалось перевести дыхание. Мэнн представил, что если ему суждено судьбой умереть от разрыва сердца, то это случится, скорее всего, сейчас. Через несколько минут Мэнн все- таки открыл глаза и прижал правую руку к груди. Сердце все никак не могло успокоиться. "Да и не удивительно", - с сарказмом подумал он. - Не каждый день случается уворачиваться от такого грузовика".

Мэнн открыл дверцу и попробовал вылезти из машины, но с удивлением обнаружил, что его не пускает застегнутый ремень безопасности. Дрожащим пальцем Мэнн нажал на защелку и, сбросив ремень, посмотрел в сторону кафе. Интересно, что там подумали о манере его езды?

У дверей бросилась в глаза надпись: "ПРИВЕТ ДАЛЬНОБОЙЩИКАМ". Прочитав ее, Мэнн на секунду замер. Ощутив в груди неприятный холодок, он зябко передернул плечами и вошел в кафе, стараясь не встречаться взглядом с посетителями. Мэнн чувствовал, что его рассматривают, но не мог заставить себя поднять глаза. Пройдя в туалет, он подошел к раковине и, пустив холодную воду, начал пригоршнями плескать ее себе на лицо. Его била дрожь. Выпрямившись, Мэнн снял с вешалки несколько бумажных полотенец и, недовольно поморщившись от исходившего от них запаха, промокнул лицо. Потом бросил полотенце в урну и подошел к зеркалу. "Мэнн, ты по-прежнему с нами", - сказал он сам себе и ободряюще кивнул, все же при этом судорожно сглотнув.

Мэнн достал из кармана металлическую расческу и пригладил волосы. "Разве такое предвидишь?", - крутились в его мозгу мысли. - Живешь год за годом, принимая на веру разные непреложные истины. Например, что можно поехать на деловую встречу и по дороге никто не попытается тебя убить. Потом что-то происходит, и все истины летят к черту. Одно ужасное происшествие - и ничего не остается от стройного здания логики и правил приличного поведения; снова перед тобой какой-то дремучий лес. "Человек - полуангел, полузверь", где-то, сейчас и не вспомнишь, попалось ему это изречение.

Тот, за рулем грузовика, был совершенным зверем.

Дыхание уже почти успокоилось, и Мэнн вымученно улыбнулся своему отражению. "Все в порядке, парень, все кончилось благополучно. Это был ужасный кошмар, но он позади. Ты едешь в Сан-Франциско. Там, в уютном номере отеля, ты закажешь бутылку дорогого виски, залезешь в теплую ванну и обо всем забудешь". Мэнн решил, что, пожалуй, так и сделает. Потом он открыл дверь и вышел из умывальной.

И замер растерянно, как будто вдруг налетел на стену. Дыхание судорожно перехватило. Чувствуя, как трепещет его сердце, Мэнн ошалело смотрел сквозь витрину.

На площадке возле кафе стоял давешний бензовоз с прицепом.

Мэнн не мог поверить своим глазам. Это казалось невозможным. Он же сам видел, как грузовик на полной скорости пронесся мимо кафе. В их случайной гонке, в этой дуэли водитель бензовоза победил. Да, победил! И, значит, остался хозяином на проклятом шоссе. Но тогда почему же он вернулся?

Сдерживая нахлынувший ужас, Мэнн посмотрел по сторонам. В кафе находилось пять человек: трое ели у стойки, двое за столами. С запоздалым сожалением он упрекнул себя за то, что не огляделся, когда вошел. Теперь уже невозможно было определить, который из этих сидел за рулем грузовика. Мэнн почувствовал, как у него задрожали ноги.

Пошатываясь, он подошел к ближайшему столику и упал на стул. "Теперь надо подождать. - Мэнн старался рассуждать спокойно. - Теперь надо просто немного подождать. Конечно же этого человека наверняка можно вычислить". Прикрывшись листком с меню, Мэнн начал рассматривать посетителей. "Тот, в рубашке цвета хаки? Естественно, тип в костюме исключается. Может, брюнет с квадратным лицом, сидящий рядом за столиком?" Если бы только Мэнн мог увидеть его руки... Тогда бы он непременно его узнал. "Или один из двух, что остались сейчас у стойки? - Мэнн рассматривал их с сомнением. - Ну почему было не оглядеться, войдя в кафе?".

"Теперь нужно ждать, - твердил себе Мэнн. - Ждать, черт возьми". Ладно, водитель грузовика здесь. Но это вовсе не значит, что он намерен продолжать эту неравную дуэль. Может быть, кафе Чака - единственное подобное заведение на сотни миль в округе. Сейчас время обеда, не так ли? Может, водитель бензовоза всегда здесь ест. Просто он ехал слишком быстро и не мог сразу свернуть на стоянку. Поэтому он притормозил, развернулся и возвратился назад. Вот и все. Мэнн заставил себя посмотреть в меню. "Ладно, нечего трястись. Кружка пива поможет успокоиться".

Подошла официантка. Мэнн заказал сэндвич с мясом и бутылку пива. Когда девушка повернулась и направилась на кухню, он вдруг с неожиданным сожалением подумал, что лучше было бы без задержки прыгнуть в машину и скорее рвануть отсюда. Тогда бы ему сразу стало ясно, изменил ли свои намерения водитель грузовика. А теперь придется мучиться, пока через силу не съешь все, что заказал. Мэнн даже застонал от сделанной глупости.

Однако, что если тот действительно не изменил своих намерений и продолжит преследование? Тогда все начнется сначала. Мэнн понимал, что он просто не в состоянии мчаться со скоростью 80 или 90 миль в час, чтобы только не дать себя догнать. Возможно, его перехватит полицейский патруль. А если нет?

Мэнн напрягся, пытаясь сосредоточиться и собрать воедино расползавшиеся мысли. Он неприязненно рассматривал четверых мужчин. Двое из них вполне могли быть водителем этого грузовика: тот самый брюнет с квадратным лицом за соседним столиком и здоровяк в спортивном свитере, облокотившийся на стойку. У Мэнна вдруг возникло желание подойти к ним и спросить, кто же это из них управляет бензовозом. А потом извиниться перед ним, как-нибудь успокоить его... если только он, конечно, и вправду не псих. Может быть, взять ему пива, посидеть с ним по-хорошему и все уладить.

Но Мэнн не в состоянии был даже двинуться с места. Что если водитель грузовика решил закончить эту дурацкую историю? А он подойдет и опять все испортит? Мэнна терзали сомнения. Слегка кивнув головой, когда официантка поставила перед ним сэндвич и бутылку, он сделал большой глоток пива и закашлялся. Тут же его захлестнул приступ ярости. "Кто дал этому негодяю право навязывать свою волю другим людям? Мы живем в свободной стране, не так ли? Черт возьми, я имею полное право обгонять этого мерзавца, когда только захочу!"

Заметив на стене телефон-автомат, Мэнн вдруг подумал: "А что, если я позвоню в местный полицейский участок? Кто мне посмеет помешать?". Но тогда придется торчать здесь, заставляя Форбса нервничать; деловая встреча сорвется. А если водитель грузовика тоже останется ждать полицию? И при допросе, естественно, будет все отрицать? А потом полиция уедет, и тогда, конечно, начнется та же гонка, только еще хуже. "Господи!" - в полном отчаянии обратился к Всевышнему Мэнн.

Вдруг его левая рука непроизвольно дернулась так резко, что пиво пролилось на брюки. Мужчина в свитере поднялся из-за стойки и не спеша пошел к выходу из кафе. Пока он расплачивался, получал сдачу и вынимал из кармана зубочистку, Мэнн чувствовал, как все быстрее и быстрее начинает биться его сердце. Затаив дыхание, Мэнн пристально смотрел, куда тот пойдет.

Мужчина прошел мимо бензовоза.

Значит, все-таки вот этот, за соседним столиком. Мэнн опять напряженно вспомнил неясное очертание лица, мелькнувшего в зеркале заднего вида. Конечно же, то было квадратное лицо, глаза темные и темные волосы. Вот этот человек пытался его убить.

Мэнн резко встал, стараясь энергичным движением заглушить свой страх, и, глядя прямо перед собой, быстро направился к выходу. Будь что будет, он больше не в состоянии здесь сидеть. Мэнн остановился у кассы, чувствуя, как судорожно вздымается грудь. "Смотрит ли он на меня?" - свербило в голове. Мэнн конвульсивно сглотнул и, вытащив из кармана долларовую бумажку, уставился на официантку. "Ну, считай быстрей!" - мысленно подгонял он девушку. Посмотрев на счет, Мэнн дрожащей рукой полез в карман за мелочью. Звякнув, одна монетка упала на пол и покатилась куда-то в сторону. Не нагибаясь за ней, Мэнн кинул на прилавок полтора доллара и запихнул остальные деньги обратно в карман.

В этот момент он услышал, что мужчина, сидевший за соседним столиком, тоже поднялся. Чувствуя, как по спине побежали противные мурашки, Мэнн быстро повернулся к двери и резко распахнул ее, заметив краем глаза, что мужчина с квадратным лицом подходит к кассе. Выскочив из кафе, Мэнн ринулся к машине. Во рту опять пересохло, сердце больно колотилось в груди. Услышав, как сзади хлопнула дверь, он неожиданно для себя побежал, еле удерживаясь от желания оглянуться. Добравшись до машины, Мэнн неуклюже плюхнулся на сиденье. Вытащив из кармана брюк ключи, он чуть не уронил их. Рука так сильно тряслась, что невозможно было попасть ключом в замок зажигания. Его охватила настоящая паника. "Ну, давай, давай!" - приходилось подгонять себя.

Ключ наконец воткнулся на свое место, взревел двигатель. Мэнн резко надавил на акселератор, потом, немного сбросив газ, с хрустом врубил передачу, развернулся и поехал к шоссе. Краем глаза он с ужасом увидел, как сзади медленно тронулся грузовик.

Мэнна обуяла дикая ярость. "Нет!" - заорал он и с силой надавил на педаль тормоза. Это просто глупость, чушь какая-то! Почему он должен от кого-то убегать? Машина с визгом остановилась. Распахнув дверь, Мэнн быстрыми шагами направился к грузовику. "Ладно, дядя, - бормотал он, глядя на человека, сидевшего за рулем грузовика. - Ты хотел утереть мне нос? Считай, что ты это сделал. Но в гонках на шоссе я больше не участвую".

Однако грузовик уже начал набирать скорость. Пытаясь его остановить, Мэнн поднял руку и закричал: "Эй!", а потом побежал; но бензовоз продолжал двигаться, надрывно завывая двигателем. Вот он уже выехал на шоссе, а Мэнн все бежал за ним, чувствуя, как гнев клокочет в груди. Водитель грузовика переключил передачу и поехал быстрее.

- Стой! Черт тебя побери, стой! - Задыхаясь, Мэнн остановился, в бессилии наблюдая, как грузовик исчез за холмом. - Сукин сын! - в бешенстве прорычал Мэнн. Мерзкий, проклятый сукин сын!

Он медленно побрел к своей машине, пытаясь убедить себя в том, что водитель бензовоза испугался перспективы кулачного боя. Конечно, это вполне могло быть и так, но в то же время в подобное объяснение почему-то не очень верилось.

Мэнн сел в машину и уже собрался было выехать на шоссе, но потом вдруг передумал и заглушил мотор. Сейчас этот чокнутый, наверное, плетется со скоростью миль 15 в час и ждет, когда его догонят. "Жди, жди", - позлорадствовал Мэнн. Сам-то он никуда уже больше не спешил. Ну что ж, Форбсу придется подождать. А если Форбс не захочет ждать тоже не беда. Нужно немного посидеть здесь, дать время, чтобы этот назойливый парень отъехал подальше. Пусть он думает, что победил. Мэнн усмехнулся. "Ладно, Ты побил меня по всем статьям. А теперь катись куда подальше и прими вслед мои самые искренние пожелания". Мэнн тряхнул головой. "Поразительно..." Действительно, давно нужно было так поступить остановиться и подождать. Тогда водителю грузовика поневоле пришлось бы прекратить эти штучки. "Или он прицепится к кому-нибудь еще, - подумал Мэнн с ужасом. - Боже, неужели этот сумасшедший так проводит все свое рабочее время? Боже Всемогущий, неужели такое возможно?" Мэнн устроился на сиденьи поудобнее, прислонился спиной к двери и вытянул ноги. Закрыв глаза, быстро прикинул дела, которые ему нужно будет сделать завтра и послезавтра. Сегодня, похоже, день уже пропал.

Виктор Заядлов уже почти не был человеком, даже по его собственному мнению. Жил он уже несколько лет оседлым эмигрантом в Нью-Йорке, в маленькой трущобной квартире. Работу он бросил (да ее и не было), жену сдуло, и больше вокруг него ничего не стало. Кормился он на помойках и на социальное пособие, которого боялся. Неожиданно, после многих лет нищеты, получил он небольшое, но терпимое наследство — однако это уже ничего не меняло, и он позабыл о нем.

«Не все ли равно как жить?» — подумал Заядлов в последний раз.

Да, не это было главное. Главное было в том, что начала изменяться его тень. Он заметил это впервые, когда писал письмо далекой бабушке в Москву. Вместо тени от своих пальцев он увидел черные когти — сверхъестественно черные, ибо тень никогда не бывает так черна.

«Началось, началось, — в холодном поту подумал он, — я знал, что этим кончится... Это конец». Но он дописал письмо, словно ведомый когтями. Впрочем, письмо было довольно добродушным, оно началось так:

«Дорогая бабуся! Привет из Нью-Йорка, из всемирного центра будущего. Ты не умерла?! А я как будто бы умер, но в целом живой.

У меня все хорошо. Часто по ночам любуюсь небоскребами. А как тетя Маня, тетя Катя и тетя Вика? (На самом деле никаких таких женщин вообще не существовало)». После того как Заядлов закончил писать, поставив последнее: «Не забывай меня, бабушка», он опять поглядел на тень и увидел, что она стала нормальная.

Заядлов страшно обрадовался этому.

«А не пойти ли мне погулять?» — решил он от счастья.

И он прямо-таки побежал — вперед на Пятое авеню, к рекламам, педерастам и бизнесменам. По дороге он поблевал около большого клуба, который называли почему-то храмом.

И пошел вперед — мимо огромных причудливых тридцатиэтажных банков, малюсеньких церквей и теней об небоскребов. Там и сям появлялись нищие и сумасшедшие. Секс Заядлов любил, но сумасшедших — никогда. Их было много в этом городе будущего, но их некуда было девать...

Заядлов подмигнул раза два прохожим, на большее он не решался, хотя помнил, что как-то раз ему ответили:

— How are you (Xay а ю).

Нет, он не был одинок. Заядлов вдруг юркнул в заведение, мокрое от пива и от раскрашенных, как на Марсе, проституток, и запил, наклонившись над единственной рюмкой виски. И тогда второй раз увидел свою тень, однако вместо обычной головы была голова льва.

«Да нет, это кутенка, — успокоил сам себя Заядлов, наклонясь. — Всего лишь кошка — и все».

Но потом вдруг вскочил, дико озираясь на невинных проституток. Тень исчезла, ушла в потолок, в лампу, повиснув над головами дев. И Заядлов выбежал из светоносного этого заведения.

Свернул в малолюдство, какая-то женщина одиноко свистнула: была она как привидение, сошедшее с ума. Заядлов глянул вверх: там были небесного света небоскребы, и в каждом окне было, может быть, по бриллианту. Он не любил плясать перед небоскребами.

Итак, появилась какая-то новая, почти доисторическая тень, как будто раньше он вообще жил без подлинной тени, оставаясь золотым счастливым человеком. Спустя три недели тень эта даже стала драться — словно из тени высунулся коготь. И тогда он захохотал.

— Боже мой, я все понял, — кричал он в стену. — Это не сумасшествие, а, напротив, обратный процесс! Я наконец становлюсь нормальным!

И он юрко, несмотря на драчливую тень, засеменил к своей новой жене.

Действительно, когда сдуло жену-эмигрантку, он приобрел вторую — из местных, старуху лет семидесяти, якобы почти без средств, но все-таки с небольшими деньгами, которые она не тратила с детства. Потому и накопилось. Собственно, формально женат он не был, только — друг дома и полулюбовник. Приходил он к ней раз в полгода, или, может быть, раз в три месяца — и это считалось большой неразлучной дружбой. Почти мечтой.

Вот перед ней-то Заядлов и любил плясать. Старуха — Мэри — терпела и это, скаля не то звериные, не то стальные зубы, и все время спрашивала Заядлова:

— How are you (Xay а ю).

Тот отвечал грустным кивком. Чужое небо Нью-Йорка с его ординарными звездами уже не мучило его... Следовательно, после появления драчливой тени — он понесся к Мэри: на забытом даже адом метро. Мэри встретила его своей прежней, жизнерадостно-мертвой улыбкой:

— How are you (Хау а ю).

Много, много раз слышал это приветствие Виктор, от всех просвещенных людей Запада. И не всегда реагировал правильно на эти слова: ведь он был чужеземец. На этот раз он просто поцеловал Мэри, и они стали смотреть телевизор. Иногда Мэри опять спрашивала: How are you? Или о погоде: не правда ли, хорошая погода сегодня? Потом, после выступления регбистов и литераторов, она сообщила Виктору, что скоро умрет, так как у нее серьезный рак. Заядлов промолчал, не веря, но Мэри добавила, что для нее это большая проблема и что к ней уже давно ходит (она тратит на это немалую сумму денег) приличный психоаналитик: он объясняет ей, что теперь делать и о чем думать. Виктор улыбался как во сне, по-прежнему не веря, и ушел, смущенный.

А через два дня его тень стала разговаривать.

У Виктора пот ушел внутрь лба. А потом он разучился удивляться. Впрочем, слова тени были пророческими: «Не смотри на свое отражение в зеркале... Не смотри... Ты понял это?» Утешило его только то, что на самом деле говорила уже не его тень — ибо трудно было назвать, то что он видел рядом с собою, его тенью — лица, например, уже не существовало, но грудь выделялась и особенно борода, хотя на самом деле никакой бороды у него в земной жизни не было. Но все-таки часто — на стене, в углу, где-то в полуклозете среди смелых тараканов — мелькала и его бывшая тень, но опять-таки в ней то оказывался птичий нос, то коровье ухо, то горб демона, то еще что-нибудь почище. Если появлялся горб, то Заядлов обычно быстро бормотал, но горб, тот, как правило, упорно молчал. А пророчество тени несуществующей бороды (относительно зеркальца) Виктор запомнил на всю жизнь. Собственно, зеркал в его комнате никогда не было (там вообще почти ничего из предметов не существовало), но Виктор стал теперь шарахаться от зеркал и на улице, и в кафе, и где-нибудь в рекламном бюро. Но одновременно его стали манить к себе зеркала. И он, становясь на цыпочки, пытался заглянуть туда. Но в последний момент страх опрокидывал его назад, а ум свирепел: «Гляди, умрешь, если увидишь свое отражение». Так и жил он многие дни, вздрагивая от возможности увидеть...

В конце концов он снова решил сходить к жене. Мэри встретила его с доктором. Белый костюм сидел в комнате и оказался психоаналитиком. Виктор ответил самому себе, что цивилизации непонятны друг другу. Психоаналитик же твердил свое:

— Да, Мэри, согласно диагнозу, вы через недели три умрете. Но у вас еще много впереди: целые три недели. Живите активно. Гоните негативные мысли и не думайте о смерти. Наслаждайтесь! Самое главное: наслаждайтесь! Секс (но в меру), гипноз, хорошая еда — все годится. Наслаждайтесь — чем можете!

Мэри улыбнулась:

— Я согласна. А как же на том свете, если он есть?

— Если он есть, то думайте о нем только в терминах наслаждения.

— 0'кей, — ответила Мэри.

— 0'кей, — сказал фрейдист.

— А как же деньги? — спросила Мэри.

— Деньги будут и на том свете, — ответил психоаналитик. — В символах. Косвенно. Но реально. Ибо деньги — не только деньги... Это — наше сверх Я.

— Не понимаю о сверх Я, но о деньгах понимаю, — ответила Мэри. — Милый, — обратилась она, впервые за этот раз, к Виктору. — Через три недели я умру. Все, оказывается, подсчитано. У меня в банке останется немного денег. Доктор говорит, что это чудо, потому что даже у мертвой у меня будут деньги! Ты знаешь, я счастлива!

Виктор промолчал.

— Ну хорошо, милый, — продолжила Мэри. — Приходи ко мне на ленч через три недели или около. Покушаем. Не знаю точно, сколько у меня времени будет тогда. А сейчас уходи. Я буду наслаждаться...

Заядлов мгновенно исчез, поцеловав высокий лоб Мэри. Больше он свою жену не видел (хотя один знак к нему пришел). Тень сказала ему (правда, во сне), что его жену, Мэри, похоронили быстро, как-то даже чересчур моментально, за десять почти минут, новейшим передовым способом. Но Заядлову было не до Мэри, превратившейся в труп. Его парализовал ужас перед своим отражением. Он порой чуть ли не нырял в зеркало, и тогда где-то на краю зеркальной безбрежной поверхности появлялось предостерегающее черное пятно, словно он сам в него превращался и видел свою смерть. Виктор отпрыгивал, как потусторонняя кошка, от любых зеркал, пугая самого себя.

Иногда на улице, отпрыгнувши, он долго хохотал, один, скорчившись на тротуаре среди небоскребов и ног механически бегущих людей. Однажды, правда, одна собачка залаяла, увидев его. Он приласкал собачку от всего своего больного ума...Но один раз он поймал все-таки взглядом свое отражение. Это случилось, когда он пришел как-то к себе в комнату. В ней никогда не было зеркала, словно зеркало равносильно небу. Но на этот раз оно висело — прямо посредине. Кто принес его? Вероятно, уголовники, они часто заходили в его комнату, чтобы отдохнуть или просто унести от нечего делать последний стул...

И тогда Виктор увидел того, кем был он. Больше всего его поразили глаза — потусторонне-звериные и глядящие на него. Но убило его иное — черный за-ужас, исходящий от всей странно меняющейся фигуры...Когда он очнулся — он был в зеркале, двухмерный и полоумный, а «оно», которое он видел в зеркале, гуляло по комнате.

© Юрий Мамлеев

Нежданный друг пришел ко мне с неожиданным приглашением. Он предлагает мне пойти полюбоваться пионами в Пионовый сад. Мой друг Кусада живет неизвестно где и неизвестно чем занимается. По слухам, он связан с неким политическим движением, но это не наверняка. Маленький, с цепким взглядом, он переполнен шутками и знает все на свете.

В два пополудни мы выходим из дому и после двух пересадок оказываемся среди других пассажиров пригородной электрички, на которой я никогда раньше не ездил. Самое начало мая, выходной, на небе ни облачка.

Возле полустанка нас ждет большой автобус. Он направляется отсюда в один из портовых городков префектуры Канагава. Автобус — суть новехонькой бетонной дороги, которая выглядит гораздо привлекательней, чем городская асфальтовая.

— Это военная дорога. Ее совсем недавно построили, — по ходу дела объясняет мне мой друг-всезнайка.

В придорожном пруду, не обращая ровно никакого внимания на проезжающий рядом с ними автобус, ловят головастиков выехавшие на пикник мальчишки. Стоят, наклонившись над водой в закатанных до колен штанишках, — только торчат рядком их маленькие попки.

В какой-то момент мы выходим из автобуса. И сразу же видим огромный указатель: «В Пионовый сад». Тропа петляет между огородов, но график есть график — то и дело приходится уступать дорогу возвращающимся из сада людям, которые небольшими группками идут нам навстречу.

Баклажановый питомник. Цветущий лук. По другую сторону тропы — небольшое, освещенное солнцем до самого дна болотце, и нам отлично видно, как шныряют между водорослей юркие головастики. А прошлогодних лягушек не видно, но то тут, то там раздается их кваканье. Часть болотца отгорожена. На отгороженной площадке крестьяне моют молодой дайкон. Мы наблюдаем, как двое мужчин в доходящих почти до середины бедер высоких резиновых сапогах сосредоточенно трут продолговатые корнеплоды и, поочередно нагибаясь, кладут вымытую редьку на дощатые мостки.

— Удивительно, насколько эротична эта свежевымытая белизна, — говорю я.

— Ага, — рассеянно отвечает мне на это Кусада и резко прибавляет ходу. Он так стремительно двигается, что, когда мы гуляем с ним вдвоем по городу, я нередко теряю его в толпе.

Тропинка идет в гору и выводит нас к спрятанным среди деревьев воротам, на которых читаем надпись: «Пионовый сад, Кацура-га-Ока».

Заплатив за вход, мы проходим через ворота. И нам открывается вид на яркое цветочное поле, поле пионов, по которому по двое и по трое прогуливаются пришедшие полюбоваться на цветы посетители.

Тропинки делят сад на небольшие участки. По периметру этих участков посажены разные цветы: анемоны, азалии, ирисы… У каждого пиона стоит деревянная табличка с красивым названием.

Римпо.

Кинкаку — Золотой Павильон.

Фусо-но-Цукаса — Государственный Муж из Земли Фусо. Ханадайдзин — Министр Цветов.

Суиган.

Касуми-га-Сэки — Туманная Застава.

Тёраку — Вечная Радость. Гэндзёраку.

Нисики-но-Кагаяки — Сиянье Парчи. Цукисэкай — Лунный Мир.

Алый Римпо похож на большой бархатный шар. Нежно-розовые по краям лепестки Тёраку ближе к сердцевине набирают цвет, становясь ярко-пунцовыми. И над всём этим — белая шапка Цукисэкай, на которую направил свой объектив опустившийся перед цветком на колени фотолюбитель. Немного позади стоит художник и делает карандашный набросок.

Однако повсюду уже видны признаки увядания — у отцветших пионов скрученные лепестки полыхают кармином, желтые тычинки съежились, высохли листья, но, даже высохнув, они сохранили резное изящество тонких прожилок. У некоторых — лепестки опали. Но есть и другие пионы: вот невысокий куст, сочно-зеленые стебли которого увенчаны гирляндой белоснежных соцветий, а вот одинокий пион высотой в один сяку привязан к подпорке.

— Я хочу сделать у себя что-то похожее. — Недалеко от нас негромко переговаривались две женщины, на вид старые девы.

— Но для этого нужно, как минимум, столько же места. — Придется как следует прополоть участок.

Требуя внимания, Кусада похлопал меня по плечу.

Я отвлекся от цветов.

Мимо нас медленно брел плохо одетый старик. Заплатанная полосатая рубашка заправлена в галифе, на голове — кирпичного цвета кепка. На ногах — таби. Невысокого роста, крепко сбитый. На щеках — седая щетина. Глубоко посаженные глаза поблескивают из-под бровей. Ему нет абсолютно никакого дела до посетителей сада. Он останавливается напротив каждого пиона и, наклонившись вперед, пристально смотрит на цветок.

Старик как раз рассматривал пунцовый пион Сенити-но-Дэ — Первое Солнце. Цветок полностью распустился и теперь был на грани увядания. На его лепестках лежали многослойные тени, от каждого дуновения ветра начинавшие метаться из стороны в сторону, будто соревнуясь друг с другом.

— В чем дело? — спросил я шепотом у Кусады, наклонясь к его уху. Уж слишком серьезный был у него вид, когда он смотрел вслед удаляющемуся старику.

— Это хозяин Пионового сада. Зовут его Кавамата. Он это место купил всего лишь два года назад, — сдавленным шепотом ответил мой приятель. А потом, углядев палатку на вершине находившегося чуть на отшибе холма, вдруг радостно сказал: — Смотри-ка, там можно купить пива. Эти пионы мне уже поднадоели. Может, пойдем выпьем?

Его бесцеремонность рассердила меня.

— Я еще и половины пионов не видел, — сказал ему я. — Если хочешь, иди выпей пива. Я подойду потом.

Когда мой неугомонный экскурсовод отправился пить пиво, я наконец-то смог спокойно полюбоваться окружавшими меня пионами.

Сецугэкка — Снежно-лунный Цветок. Белый пион, золотистые тычинки которого бережно окружены шелковыми лепестками. У каждого пиона свой стиль, свой характер. Оглянитесь — вам, конечно, помешают фигуры тут и там склонившихся над цветами посетителей, но тем не менее вы увидите, что, в отличие от обычных цветов на клумбе, пионы, отбрасывающие на черную землю тяжелые тени, одиноко стоят каждый на своем участке, и это зрелище навевает на меня уныние. На невысоком кусте распустились прекрасные цветы, которых так много, что сам куст почти не виден из-под них, и от этого возникает неприятное ощущение, что у них нет стебля, что цветы эти растут прямо из влажной, смоченной вчерашним дождем земли.

Я свернул на другую тропинку.

Тропинка огибала холм, на котором можно было купить пиво, и скрывалась из виду. Вдоль холма и дальше, сколько хватало глаз, тянулся цветочный ковер — поле пионов.

Почувствовав жажду, я сдался и начал взбираться наверх по левому склону холма. Рядом с палаткой виднелись яркие пляжные зонтики, и под одним из таких зонтиков, поставив на стол купленное пиво в бутылках и пивные кружки, сидел Кусада и махал мне рукой.

Уже в следующее мгновение мы открыли две бутылки. Кусада волосатой рукой вытер пивную пену с губ и произнес:

— Знаешь, сколько здесь пионов?

— Порядочно, — ответил я, окинув взглядов Пионовый сад, над которым уже успело надругаться вечернее солнце. По дорожкам сада все еще ходили многочисленные посетители со своими домочадцами. Клонившееся к земле солнце, отразившись в линзе фотоаппарата, скакнуло зайчиком на грудь одного из них.

— Пятьсот восемьдесят пионов.

— Все-то ты знаешь. — Я давно знаком с Кусадой и поэтому даже не удивился его эрудированности, а только покачал толовой.

В этот момент мы увидели давешнего старика — нетвердой походкой он шел через свой сад. Вот он останавливается напротив очередного пиона и, сцепив руки за спиной, внимательно вглядывается в цветок.

— Пятьсот восемьдесят пионов или, может быть, пятьсот восемьдесят людей? — неожиданно сказал Кусада.

Его слова меня поразили. Я удивленно взглянул на него. И тогда мой друг-всезнайка заговорил, выкладывая слово за словом:

— Этот старик, Кавамата, бывший военный. Известный полковник Кавамата. Ты, наверное, не раз слышал о нем. Его считали виновником резни в Нанкине. Но в конечном итоге ему удалось скрыться и избежать военного трибунала. А когда все успокоилось, он вдруг снова объявился и купил этот сад.

На его совести несколько десятков тысяч убитых во время резни. Но тех, кого полковник со всей тщательностью убил — между прочим, получая от этого немалое удовольствие, — своими собственными руками, было всего лишь пятьсот восемьдесят человек. И знаешь, все они были женщинами. Похоже, ничто так не нравилось нашему полковнику, как убивать женщин.

Став хозяином сада, Кавамата ревниво следит за тем, чтобы пионов было ровно пятьсот восемьдесят. Пионовый сад, который ты видишь, результат только его труда — он сам сажает цветы и сам ухаживает за ними. «Но откуда у старика такое странное увлечение?» — спросишь ты. Я много думал об этом и пришел к следующему: наш полковник захотел украдкой увековечить совершенное им зло. И может статься, ему удалось достичь того, что так необходимо человеку, совершившему злодеяние, — он сумел наградить себя за жестокие, но дорогие его сердцу поступки самым безопасным способом.

Юкио Мисима

Джонни живет в Соединенных Штатах Америки, штат Нью Джерси. Джонни не высыпается. У Джонни неважная успеваемость в школе. Джонни находят странным. Четырехлетняя сестра смеется над ним. Джонни устал. Его изводит один и тот же сон. Он всегда начинается одинаково.

Идиллическое утро. Город купается в брызгах яркого солнца и аромате каникул. Сейчас июнь, на небе белые облака-барашки, всюду буйство зелени, фургон мороженщика приветливо распахнул окошки, из динамиков доносится дурацкая мелодия. Джонни вышел на пробежку. Он стоит на лужайке своего дома, газонная трава приятно щекочет голые щиколотки. Мальчик щурится на солнце, любуясь красотой небосвода, затем делает несколько глубоких вдохов и начинает бег. Он бежит по лужайке, трава влажная и мягкая, улица движется навстречу ему, мелькают знакомые соседские дома, сплошь аккуратные одноэтажные домики с белоснежными изгородями и непременными вязами или кленами окрест, Джонни все бежит, а лужайка все не кончается, она тянется зеленой лентой до горизонта и дальше. Краем глаза Джонни замечает садовые шланги, газеты, тапочки, садовых гномов, все это в беспорядке валяется на газоне, но нашему герою это неинтересно, он продолжает двигаться вперед. Джонни-сновидец чувствует легкое беспокойство, но он лишь зритель, он не властен над тем, что видит. Вскоре к всякой бытовой дребедени, рассыпанной по лужайке, присоединяется нечто, что заставляет мальчика скрипеть во сне зубами. Джонни-бегун видит сбоку от себя человеческую ступню. Обыкновенная ступня, аккуратно отпилена, ни капли крови вокруг. Белоснежная, обескровленная – лишь спил с мясом и костью по центру выдает в ней настоящую ногу, а не запчасть от манекена. Джонни-из-сна и ухом не ведет, он все так же несется вперед, не чувствуя усталости. Вскоре в поле зрения попадает отпиленная кисть. Затем еще одна. Еще. Джонни бежит по лужайке, он совершенно безмятежен. Он набирает скорость, отчего газон становится похож на зеленую конвейерную ленту, по которой там и сям разбросаны запчасти. Человеческие запчасти. Кисти и ступни мельтешат перед глазами, Джонни разве что не наступает на них, перепуганный до колик мальчик наблюдает, как несется вперед, и все вокруг завалено отпиленными культышками. Ступни-кисти-кисти-ступни. Зеленая трава. Он не может отвести взгляд, не может ничего поделать, он просто видит. Видит все.

Внезапно сон обрывается, Джонни оказывается у себя в кровати. В окно радостно заглядывает летнее солнце. Джонни бредет в ванную, стараясь не глядеть в зеркало: темные круги под глазами, посеревшая кожа, осунувшееся лицо. Снова мать упрекнет в том, что сидел полночи в интернете. Перед тем, как спуститься завтракать, он навещает отцовский кабинет.

Мать хлопочет на кухне, поглощенная ток-шоу, что транслируют по маленькому телевизору. Джонни спускается по лестнице. Мать, услышав это, поворачивается к нему.

— Доброе утро, мам, — говорит Джонни и спускает оба курка.

Выстрел разносит ее голову в клочья, мозги вперемешку с костями черепа стекают по обоям в цветочек. Пару раз мать конвульсивно дергает ногами и замирает, осев на пол. Терпкий запах пороха бодрит. Джонни достает из шкафчика пачку хлопьев, зачерпывает пригоршней, ест. Затем перезаряжает «ремингтон». Сестренку, наверное, разбудил шум с кухни.

И верно – та уже стоит на лестнице, недоуменно моргая большими глазенками.

— Что случилось с мамой, братик? – спрашивает она в последний раз, прежде чем заряд дроби потрошит ее живот.

Под мамой уже натекла обширная лужа. Джонни смотрит на нее, сдергивает с широкого обеденного стола скатерть и накрывает ею мать.

Джонни идет в сарай, включает болгарку, не забыв мысленно поблагодарить отца за то, что научил ею пользоваться. Все как во сне. Опуская болгарку себе на ногу и слыша, как лезвие чиркает о кость, он на миг теряет сознание, но болгарку из рук не выпускает, вцепившись в нее изо всех сил. Запах крови, мяса и жженой кости бьет в нос. Тело мальчика сотрясают спазмы, боль пульсирует в руках, змеится по предплечьям, чиркает по ключицам, прежде чем стальным капканом сжать сердце. Он вопит от боли, но осталось недолго, щиколотка болтается на тонком лоскуте кожи, а из раненой икры льются потоки крови, блядь, ее слишком много. Понимая, что промедление фатально, Джонни хватает в руки обрубок и вонзает в него зубы. Он рвет еще теплые кожу и мясо, вгрызаясь в кость, кость крепкая и своя, кровь наполняет рот, у мяса сладкий привкус, Джонни хорошо, у Джонни перед глазами пляшут звезды. Наступает ночь. Джонни хорошо. Ружье не понадобится.

Он уснет и так.

Вад Аске

Алексей много лет не был в родной деревне. Приближаясь к селению, он с ностальгией вспоминал, как бегал по этим местам сопливым мальчишкой. Ему вспомнились вкусные пироги, которые готовила бабушка. Но старушки уже давно не было. Она покинула этот мир почти десять лет назад, оставив своего мужа в одиночестве.

Оставив автомобиль на дороге, так как дальше было не проехать, Алексей двинулся на своих двоих, то и дело поправляя на плече тяжёлую спортивную сумку с гостинцами для деда. Молодой человек остановился на центральной и единственной улице, оглядывая убогий пейзаж. Дома казались опустевшими, словно в них никто давно не жил. Ставни были заколочены, из труб не поднимался дым. Селение вымирало. Молодёжь уехала в город, а старики доживали свой век.

Ещё два десятка лет назад здесь всё было иначе. Маленький Алёша играл со своими друзьями, жизнь бурлила. Но сейчас, по-видимому, из старых знакомых никого не осталось. Возможно, кто-то спился, а другие уехали, решив начать новую жизнь в большом городе.

Алексей с изумлением смотрел на покосившиеся от времени дома, что стояли на честном слове. Казалось, подует ветер, и эти строения рухнут, не выдержав напора. Огороды исчезли под густым сорняком. Не было слышно ни звука. Ни собак, ни птиц.

— Да что они здесь, вымерли, что ли? — пробормотал он себе под нос.

Переступая через неровности дороги, Алексей медленно приближался к такому знакомому дому. К его облегчению, ставни были открыты, как, впрочем, и входная дверь.

Сунувшись внутрь, молодой человек сразу ощутил неприятный сладковатый запах, который ударил в нос. Поморщившись от отвращения, Алексей громко окликнул деда, внимательно приглядываясь к обстановке. Вроде ничего не изменилась. Та же старая мебель, что и раньше.

Наконец, послышались приближающиеся тяжёлые шаги. Из мрака комнаты появилась сухая фигура, в которой молодой человек узнал своего деда. Седая борода была всклокочена, как и редкие волосы на голове. Два злобных глаза уставились на Алексея из-под густых бровей. Старик что-то прошамкал, сплёвывая себе под ноги.

— Кто таков?

Алексей отпрянул, растерявшись.

— Дед, ты меня не узнаёшь? Я внук твой.

Какое-то время ничего не происходило, а потом морщины на лице разгладились, на сухих губах появилась довольная улыбка.

— Алёшка! — закричал старик во всё своё мощное горло. — Ну, чертяка! Вымахал-то как!

Дед без усилий оторвал девяностокилограммового внука от пола, тряся его.

— А я думаю, кого это принесла нечистая? Уже обрадовался…

∗ ∗ ∗

Они сидели возле окна за старым круглым столом. Перед Алексеем стояла тарелка с варёным мясом. В блюдце лежали вялые огурцы и помидоры и сыр, который успел покрыться плесенью. Внук рассказывал деду о жизни в городе, о родителях. Рассматривая фотографии, старик охал, сетуя на то, как изменился его сын с невесткой.

— Я тут тебе ещё гостинцы из города привёз, — Алексей запустил руку в спортивную сумку.

Он извлёк и положил на стол пакет с конфетами, вафли, колбасу. А последней вытянул литровую бутылку водки, которую водрузил между блюдцами с едой.

— По маленькой? — поинтересовался внук.

— Можно и по маленькой, — не стал возражать старик, глядя на бутылку без особого интереса. — Вот только у меня от этой водички изжога.

— Хм, да? Ну, у меня есть ещё вино.

— Уф, — выдохнул дед. — Привыкли в своём городе пить всякую дрянь.

С этими словами он поднялся с лавки и направился в погреб, откуда вскоре появился с двухлитровой бутылью самогона.

— А куда делись все местные? — вспомнил внук.

— Ай! — отмахнулся старик, глядя с любовью на принесённую бутыль.

За окном уже смеркалось, когда бутылка с самогоном наполовину опустела. Было видно, что старик хорошо захмелел, так как его лицо покраснело, а речь стала невнятной. Да и сам Алексей, сидя на лавке, то и дело клевал носом — не привык пить такими ударными дозами ядрёное пойло.

Где-то на улице заухала сова, а вдалеке, в лесу, завыли волки. Луна поднялась из-за макушек деревьев, заглядывая единственным глазом в комнату, где пылала печь, разнося по помещению приятное тепло.

Выпив ещё стакан, старик подпёр щёку ладонью, а потом заунывно завыл, выводя какую-то грустную песню. Алексей слушал, про себя морщась от этих скрипучих звуков. Явно в детстве его старику наступил медведь на ухо.

— Дед, — перебил он старика, — а всё-таки, куда делись все местные? Я же отлично помню, сколько раньше здесь жило народу.

Старик тяжко вздохнул, пытаясь сосредоточить взгляд на своём внуке.

— Да съел я их всех.

— Что значит «съел»? — не понял Алексей.

— А то и значит, что взял и съел, — хохотнул старик, громко щёлкая зубами и указывая на варёное мясо, что всё ещё лежало на тарелках.

— Дед, да ты нажрался, — тоже хохотнул Алексей.

— Нажрался? — переспросил тот, загадочно улыбаясь. — Ну-ну.

— Угу, нажрался.

— А что ты скажешь вот на это?

С этими словами старик задрал свою грязную рубаху, открывая уродливый рубец у себя на груди, который обычно остаётся после вскрытия тела в морге. В некоторых местах кожа разошлась, показывая бледную плоть, местами подгнившую и почерневшую.

Алексей понял, откуда исходил этот неприятный сладковатый запах. Он мигом протрезвел, не веря своим глазам.

— Чтобы жить, мне надо хорошо питаться, — проговорил старик. — Вот и пришлось пожертвовать соседями, благо, что их век подходил к концу. Но ты не беспокойся, тебя я не трону. Ты же мой внук.

Но Алексей его не услышал. В ужасе от увиденного он уже мчался прочь из дома, из деревни, желая одного — как можно дальше убраться от этого места. Он плюхнулся за руль, вдавливая педаль в пол и разгоняя свой автомобиль по лесной дороге.

Старик же, выйдя на порог, с сожалением проследил за тем, как удаляется свет от автомобильных фар, а потом вернулся обратно в дом, к недопитому самогону. Он-то хотел раскрыть своему внуку тайну вечной жизни, но теперь…

— Эх! — крякнул дед, мысленно махнув рукой, принимая вовнутрь новую порцию самогона. — На наш век ещё хватит.