Fitterr

Сидел я как-то давно, еще в начале восьмидесятых, в воскресный день на скамейке в небольшом парке около одного из Домов Культуры. Самый обычный круглый «пятачок», какими в те времена оканчивались аллеи провинциальных городских парков: круглая площадка с клумбой, по обе стороны которой стояли полукругом садовые скамейки, а в конце — всеобычная же, выкрашенная свежей бронзовой краской статуя Ленина, изображавшая вождя пролетариата в полный рост, с вытянутой впред правой рукой и со сжатой в кулаке кепкой. Было тепло и солнечно; вокруг носились совсем мелкие ребятишки, чьи мамы и бабушки наблюдали за ними, чинно рассевшись по периметру. На одной из скамеек расположилась небольшая — человека три — компания мужиков самого рабочего вида. Время от времени один из них опускал руку за спинку скамьи и совершал там какие-то манипуляции, после чего в руках у всех троих оказывались бумажные стаканчики из-под мороженого. В общем, самый обычный городской пейзаж.

И тут на алее появился еще один персонаж, по внешности — типичный сельский конторский служащий низшего звена того времени: рубашка с короткими рукавами навыпуск, три недели назад глаженые брюки и сандалии, обутые на буро-зеленые клетчатые носки. Был он заметно «навеселе», но на ногах держался довольно твердо. Дотопав до клумбы, он обогнул ее и вдруг остановился, уставившись на цветы. О чем-то угрюмо задумался… Через минуту лицо его просветлело: было видно, что он принял какое-то важное решение. В следующую секунду он уже рвал цветы — сосредоточенно, разборчиво, со знанием дела подбирая букет и ни на что постороннее не отвлекаясь. Продолжалось это довольно долго, и присутствующие развлекались от души: бабушки и молодые мамаши улыбались, а работяги и я ржали в голос. За всеобщим весельем никто не заметил, откуда возникли эти двое блюстителей порядка…

Все вокруг смолкло… .

Когда мужичок, составив букет, наконец поднял голову и выпрямился, прямо перед ним — через клумбу — стояли и смотрели на него двое милиционеров.

Ситуация, казалось бы, была безвыходная — заметут за милую душу…

Меня до сих пор поражают его реакция и сообразительность: в один момент он делает разворот «кругом», в три стремительных длинных шага достигает памятника Ленину, и быстро, но в то же время как-то очень почтительно и торжественно, чуть ли не преклонив одно колено, возлагает букет к подножию постамента. После чего отсупает на один шаг и, скорбно опустив плечи, замирает — руки по швам -, склонив голову.

Тот из милиционеров, что был помоложе, сунулся было к нарушителю, но старший придержал его за локоть, сделав легкий отрицательный жест головой…

Ситуация, действительно, была щекотливая: с одной стороны — потрава налицо; а с другой — вещдок лежит в таком месте… Ну-ка, попробуй забрать цветы, возложенные к памятнику вождю мирового пролетариата — заработаешь по партийной линии, как пить дать, за святотатство. Да и самого нарушителя не больно-то ущемишь — всегда может сказать, что проступок был совершен в спонтанном и неуемном сиюминутном порыве благодарности дорогому Владимиру Ильичу за организацию тем счастливого детства…

А хитрюга-нарушитель, втихушку и осторожно следивший между тем за действиями стражей правопорядка по их отражениям в мемориальной, черного полированного мрамора, доске с надписью «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить! » сообразил, что сейчас его «брать» не будут, потихоньку выдохнул, незаметно переступил плетенками, утверждаясь получше, и сам застыл памятником, всем своим видом давая понять, что скорбеть он собрался до победного конца.

Работяги на соседней скамейке снова начали откровенно скалиться.

Милиционеры тихонько посовещались вполголоса, после чего, улыбаясь, ушли.

Выждав для верности минут пять, в противоположном направлении рванул и сам скромный служащий (или кто он там был? ). Ему, скорее всего, пришлось в тот день выдержать еще одно нелегкое испытание — разговор с женой, да еще и без цветов.

Цветы остались у памятника…

Жил был капитан. Командовал он небольшой краболовной шхуной. Экипаж небольшой, работа очень тяжелая и порой полулегальная. Экипаж суров, молчалив и справедлив. Уставали смертельно, но и зарабатывали не слабо. У капитана была масса обязанностей в рейсе и во время переборки ловушек и экипажем надо было покомандовать. Нервная, одним словом работа. Но это, так сказать прелюдия, Но вот и сам рассказ.

Однажды удачно сдав на транспортное судно улов свежего краба, шхуна пришвартовалась у причала. У экипажа была короткая передышка в работе.

Все получили зарплату за сданного краба. Получил ее и капитан. 500 тысяч иен. Сейчас деньги немалые, а в те не очень сытые времена просто огромные. Пришел капитан домой, похвастался перед супругой. Не задумываясь куда-то пристроил деньги и… ну одним словом слегка отвлекся после разлуки. Когда супруги вернулись в этот мир и решили пересчитать получку, то не обнаружили одной купюры в 100 тысяч иен?!

Выяснилось, что в спешке капитан положил тоненькую пачку иностранных купюр на клетку любимого попугая. Попугай был вроде как бы говорящий, но никогда и ничего не говорил. Но птица жила в любви и достатке и пользовалась всеми правами любимца семьи. Так вот купюра была обнаружена в лапе попугая. Не лишенная художественного вкуса птичка, своим острым как ножницы клювом, сделала аккуратные фестончики по всему краю красивой бумажки. И стала японская денежка похожа на почтовую марку. К слову сказать это было вообще любимое занятие попугая. Так вот не верю, в то что попугая учат говорить долго и процесс этот длительный и трудный.

Попугай у капитана научился разговаривать сразу и на всю оставшуюся жизнь.

«Да ты че? Да ты че в натуре! Три якоря тебе в ж@пу. . ! В кляре сжарю, падла! Да ты че! »

Стотысячную купюру потом обменяли в японском банке.

Фраза — Да ты че — надолго стала любимой не только у экипажа, но и у всех, кто знал эту историю. НЕ любил ее только капитан.

Эта история произошла с моим товарищем Андреем, уже лет 15 тому назад.

Он телережиссер, ехал со своим оператором в командировку снимать по деревням фольклорных бабушек. Съемочная группа всегда занимает целое купе, даже если их два человека, ведь аппаратура стоит как целый вагон и лишние, случайные люди им не нужны.

Выехали из Москвы, закрылись, стали как водится понемногу с оператором выпивать.

Вдруг настойчивый стук в дверь. Открывают. На пороге стоит перепуганный начальник поезда, проводник и мужик лет пятидесяти, в дорогом костюме и очень важный.

Начальник поезда: — Извините, но у нас чрезвычайная ситуация. Во всем моем поезде нет ни одного свободного места, ведь тридцатое декабря. А вас тут всего двое, выручайте, мне приказали во что бы то ни стало посадить этого господина. — На поезд (поправил серьезный господин и постучал по дереву)

Андрей: — К сожалению, ничем не могу вам помочь, мы купили эти четыре места еще месяц назад.

Серьезный мужик отодвинул начальника поезда и проводника, из кармана достал привязанную на цепи, фсбэшную ксиву и как поршень вдавился в купе. — Меня зовут Геннадий Петрович и за свое оружие и удостоверение, я переживаю не меньше, чем вы за свою камеру, так что будем бояться вместе. А свой непрошенный визит я компенсирую шикарнейшими заморскими напитками.

Проводник притащил его сумку и Геннадий Петрович достал из нее разное небывалое пойло.

Товарищи мои особо не возражали, тем более человек не с «улицы».

Пить фсбшник любил, но не умел абсолютно. То из него сыплются деньги, то с грохотом уронил «стечкин». Напился.

Слово за слово: — Андрюша, а у вас оружие есть? — Нет, Геннадий Петрович, а зачем оно мне? Вы что, хотите подарить мне пистолет? — Пистолет — это фигня для хулиганов. Вот тебе настоящее оружие.

Он достал из кармана пиджака дорогую чернильную ручку. — Вот владейте… незаменимая вещь, только не пишет. — Стреляет? — Не стреляет, но убивает. Вот тут предохранитель, а это типа курок. При нажатии, отсюда хлопком вырывается газ. Самое главное, Андрюша, перед тем как нажать, закройте глазки и не дышите 15 секунд. Все кто находится с вами в помещении, умирают от дыхательного спазма, а через 15 секунд газ становится нейтральным.

Андрей тоже принял на грудь изрядно и сказал: — Спасибо, пригодится!

Пьяного Геннадия Петровича рано утром встречали вежливые молодые люди, так что он вышел не обменявшись координатами.

Когда Андрей утром протрезвев вышел из поезда, он пришел в ужас. Что делать с проклятой «ручкой»? Держать в кармане страшно – вдруг лопнет, сдохнешь. Выбросить? Но куда? Вдруг кто подберет, хоть и через много лет. Хотел даже положить на кирпич и издалека бросить на нее второй. А вдруг не сломаю, как потом проверить сломалась или нет? Сдать в милицию, так сельские менты неправильно поймут, и тут же запустят… Андрей туго завернул «ручку» в два пакета, замотал скотчем и спрятал в карман рубашки.

Три дня они снимали по селам старушечьи песни и почти успокоились.

Скорее всего этот хренов Геннадий Петрович просто пошутил и это просто ручка. Командировка подошла к концу.

В пять утра, когда Андрей после поезда подходил к своему дому… его приняли. Интеллигентно, но мощно. Их было трое на двух машинах. Геннадия Петровича можно было узнать с трудом. Постаревший, уставший и суетливый.

Он начал без здрасте: — Ручка с тобой? !!! — Да, в нагрудном кармане.

Геннадий Петрович и еще один тут же бросились на колени в жидкую снежную кашу, перед машиной и в свете фары аккуратно стали освобождать свою хрень от скотча. Внимательно изучили «ручку». — Зачем ты ее разбирал!!! ? — Да боже упаси… клянусь, не разбирал!!! — Ладно, верю.

Они завинтили «ручку» в банку похожую на термос, сказали, что Андрей им очень помог и лучше не распространяться об этом…

Уехали.

С тех пор Андрей признался, что у него появился бзик: как только видит у кого-то красивую дорогую ручку, мысленно готовится задержать дыхание на 15 секунд.

В поселковой столовой обед был в самом разгаре.  Местные, конечно харчевались по домам, а те трактористы – комбайнеры кому до своей деревни было далековато и здесь не брезговали , да копейки то стоило.

Помимо тех кто в страде участвовал, захаживали и другие с черпаками в глубоких карманах, хотя и "страдающим" перепадало, если втихую. Ну сидят значит за трапезами потихоньку, а тут Колек-молодой механизатор, радостный заскакивает. Присаживается к товарищам за столик, глаза горят:

-Мужики,- говорит,- я «Муравья» себе прикупил!- И сияет весь празднично. А Терентьич - сторож амбарный, тут-же за столом от ночного бдения гляделки расслабляет, и спрашивает:

-Обмыл?- И серьезно так смотрит, как на экзамене.

-Не, еще!- отвечает простодушный Колек, и вставать уже намерился за супом с котлетками значит.

-Постой,-говорит Терентьич, - и смотрит так мудро и печально на Колька простодушного:

-Как сына прошу, обмой.- И мужики рядом сидящие, прониклись, закивали согласно – мудрые мужики-то:

-Да уж, кто-кто а Терентьич х"йни не посоветует.

И Колек проникся тожеть. Прыгает он на своЕго насекомого и газу с пылью - до Сельпо.

Возвращается Колек радостный, а место его центровое перед нею, огромный такой Катерпиллер занял, ковш евоный передний высотою чуть ли не со «столовку».

Дорожники краевые на нем, как на такси пожрать сюда гоняют. Ну да хер с ним, что муравья с окна видно не будет, не город чай - свои все. Припарковался Колек перед ковшом и праздновать поскакал.

Наливают они потихоньку, слова хорошие про Муравья Колькиного шепчут, закусывают.

А дорожники те, что на Катерпиллере , свое всосали по-быстрому, закусили и дальше – дороги страдальные править. Запрыгнули в свою холобуду, ковш подняли и взревели гарью. Накоптили заразы прямо в дверь открытую, лязгнули гусеницами и уехали.

Допили и мужики свое:

-Ну пойдем, -говорят, - Колек, прокатишь! Вышли они на крыльцо: -Ну, показывай,-говорят, - Зверя своего насекомого, - и смотрят по сторонам. И Колек смотрит, смотрит - нету зверя. И осталось от муравья то- жестянка жеваная с гнутыми усами, да глаз "набекрень" в бензиновой луже.

История из будней райотдела.

На территории района, близ отдела поселился гражданин, который считал своим долгом донимать милицию по всякому поводу – будь то прошедший мимо его подъезда пьяный, шумящие в песочнице детишки либо старушки, которые слишком громко разговаривают на лавочке у подъезда.

Причем не просто звонил в райотдел по такому поводу, а потом еще и приходил и возмущался, почему не приняли меры и не «забрали этих нарушителей в милицию» (дословно). И, естественно, жаловался потом в вышестоящие инстанции на «черствых» сотрудников. И вот как-то под вечер заходит этот «вечный терпила» в райотдел.

А днем на территории рынка была изъята грузовая тележка, на которой ящики возят. И под вечер решили молодые опер и участковый на ней покататься по коридору райотдела (шутники, блин). И зашедший терпила видит картину маслом: навстречу ему несется, громыхая, тележка эта, сзади ее толкает опер в штатском, а на ней в позе Ленина на броневике (рука вперед) стоит участковый (разумеется в форме).

Разумеется, что гражданин настолько удивился, что забыл, что пришел проявлять недовольство, и отправился восвояси. Но наутро вспомнил о таком «вопиющем факте нарушения служебной дисциплины», о чем и накатал жалобу в главк. Проведенная проверка «факт» не подтвердила, однако впервые посеяла у руководства сомнения во вменяемости жалобщика.

Пару дней гражданин провел дома, затем снова решил отравить жизнь дежурной смене. А в этот день был задержан подросток, угнавший мотоцикл. Поскольку в служебном гараже места не нашлось, то двухколесный вещдок пришлось поставить в коридоре отдела, рядом с дежурной частью. Поздним вечером дежурный решил испытать технику – завел, газанул и проехал по коридору на небольшой скорости, но с диким ревом мотора. И кто бы мог подумать, что жалобщик войдет именно в этот момент!

Вид двухметрового капитана милиции на байке подействовал на него не просто шокирующе – а просто загнал в ступор. Естественно, что гражданин сочинил еще одну жалобу. Но когда начальник главка ознакомился с ней, он принял единственное верное решение – не верить больше ни одному слову этого «умалишенного».