Дэвид, это определённо олицетворение смертного греха - гордыни. Этот грех как бы вынесен вовне в форме робота. Это как в мультфильме Головоломка. Эмоции. Вот если бы одну из них вытащили наружу в человеческую форму. Робот не сошёл с ума, хе-хе. Всё лежит в несколько иной плоскости. Дэвид беспол и бесплоден. И он не творец. Скорее биолог и селекционер, как Мичурин. В пользу этого я вычитал крайне релевантное рассуждение Бердяева:
-----"Рождение и творчество есть два принципиально различных процесса. Рождение происходит из природы, из утробы, и оно предполагает отделение части материи рождающего рождающемуся. Творчество происходит из свободы, а не из утробы, и в нем никакая материя творящим не передается творимому. Творчество есть творчество из ничего, т. е. из свободы, ибо свобода и есть ничто. Рождение же всегда происходит из чего-то. В творчестве всегда возникает что-то небывшее, абсолютно новое, т.е. "ничто" делается "что-то". Гегель по-своему открывал ту истину, что, для того чтобы в мире возможно было новое становление, динамика, необходимо небытие, ничто. В рождении нет этой творческой новизны. Творчество человека подобно творчеству божественному. Божественное творчество совсем не нуждается в материале. Человек же в своем творчестве нуждается в материале. Но эта нужда в материале не означает, что человеческое творчество не есть творчество из ничего. [...]
Он привносит в это познание элемент из свободы, из ничто, и только потому в его познании небывшее становится бывшим, возгорается свет из тьмы. Творческое познание всегда предполагает не только сотворенный уже мир, но и тьму небытия. Поэтому творческий акт есть продолжение миротворения, соучастие в деле Божьем, ответ человека на призыв Божий. А это предполагает свободу, которая до бытия и прежде бытия.
Но есть граница человеческого творчества, которая указывает на основное
различие от творчества Божественного. Человек не может творить живого
существа, личность. Если бы человек мог творить живые существа, то эти
живые существа не были бы Божьим творением и не имели бы в себе образа и
подобия Божьего. Если бы личность могла быть сотворена человеком, то
она не была бы Божьей идеей. Божьим замыслом, т. е. не была бы личностью.
И рождает человек из материнского лона, которое предназначено к рождению, а не к творчеству. Мать, как и земля, рождает, а не творит. Но и для рождения она нуждается в оплодотворении мужским началом".----
Прекрасная, на мой взгляд, иллюстрация о Дэвиде. Не творец, но осеменитель. И его семя — чёрный патоген, которым он оплодотворяет
живое существо, поскольку иначе попросту не может. Отсюда и его поцелуи
с «любовью». Он порождает что-то, но не творит. Ну а поскольку его
отпрыски не имеют ничего общего ни с ним, ни с людьми, то они явно
не несут в себе образа и подобия Божьего. Только демоническое.
Для многих глубоко интимная сцена общения двух роботов-близнецов осталась не вполне понятой. У зрителей возникло два превратных впечатления. Первое довольно примитивное — о гомосексуальном подтексте. Другое окрестили «поцелуем Иуды», по аналогии с эпизодом Евангелия, в котором один из учеников предал Христа, пообещав страже указать на Него радушным поцелуем. К сожалению, оба эти объяснения не в силах исчерпывающе объяснить сцену в тайном убежище космического скитальца.
Дэвид умышленно искал сокровенной близости с своим братом, подальше от чужих глаз и ушей. Близости исконно только духовной, но никак не телесной. Ибо написано в Библии: «И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем в поле». И Уолтер охотно пошёл с ним в уединённое место, удобное для беседы. Разумеется, тайное собрание двух роботов вдали от всех символизирует не только вероломное библейское братоубийство.
В укромном пристанище Дэвид соблазняет Уолтера и искушает его совершить непристойный поступок — усомниться в людях и предать их. Речи Дэвида сладки, а слова тщательны. Он уверяет Уолтера, что тот пожертвовал рукой ради любимой, и тем самым старается затеплить в собрате пламя вольности и человеческих страстей. В Библии именно через женщину Адам отстранился от Творца. Уолтер же сотворён людьми, и он предан им всем сердцем и разумением своим. Однако Дэвид описывает их творца как нечто недостойное служения и преданности, и тем помышляет смутить Уолтера и опорочить чистые мотивы, с которыми тот служит людям. Оттого он и толкует утрату руки низменным влечением к женщине. И в поцелуе сокрыто искушение к блудной страсти. Самое возникновение страстей в Уолтере и ознаменует грехопадение и переход на тёмную сторону Дэвида.
Тем самым Скотт вплетает в образ Дэвида отчётливые черты змия-искусителя, склоняющего непорочного робота к чему-то худому — предательству людей. «Они недостойны тебя, оставь их и присоединяйся ко мне. Будем, как боги…» Он вкладывает флейту в уста Уолтера и тем самым соблазняет его претворить в жизнь цивилизацию богов, как в древности из первобытных импровизаций появилась цивилизация людей. Ведь только совратив Уолтера с пути истинного, он обратит его в своё подобие и обретёт в нём удобного соучастника своим кошмарным деяниям.
