Городок Алексин, расположенный на высоком правом берегу Оки между Калугой и Серпуховом, был примечателен главным образом своим местоположением. К западу и юго-западу от него начиналась Литва, а к югу – Дикое Поле. Впрочем, понятие «граница» в 15 веке было довольно расплывчатым. Русские крестьяне селились главным образом вдоль рек. Поднимаясь по правым притокам Верхней Оки и Дона, они уходили далеко в Дикое Поле.
Экспозиция Алексинского краеведческого музея
Степняки постоянно напоминали о себе стремительными набегами на южные области страны. Одним из эпизодов этой практически непрерывной степной войны был набег татар на окрестности Алексина летом 1492 года.
«Того же лета, месяца июня в 10, – сообщает летопись под 7000 годом, – приходили татарове ординскиа казаки, в головах приходил Темешом зовут, а с ним 200 и 20 казаков, в Алексин, на волость на Вошань и, пограбив, поидоша назад; и прииде погоня великого князя за ними, Федор Колтовской да Горяин Сидоров, а всех их 60 человек да 4, и учинился им бой в Поли промеж Трудов и Быстрые Сосны; и убиша погони великого князя 40 человек, а татар в том бою убили 60 человек, а иные идучи татарове во Орду ранены на пути изомроша».
Важная деталь – указание на то, что набег совершили «казаки ордынские». Необычайная многозначность этого слова в тогдашнем русском языке не позволяет убедительно восстановить его значение в данном контексте. Скорее всего, речь идет о каких-то изгоях степного сообщества.
Летописец, конечно, не случайно отмечает, что предводителя татар звали Темеш. В летописи вообще нет ничего случайного. И даже любой пустяк имел когда-то свой смысл и значение. В данном случае этот «пустяк» – имя предводителя татар.
Разговорный русский язык всегда отличался непреодолимой склонностью переиначивать чужеземные имена на свой манер, причем обычно – с ироническим или бранным уклоном. Поэтому в летописях Темеш превращается то в Тимиша, то в Темешка. В действительности же его, по-видимому, звали Тениш, что по-татарски означает – «хорошо сложенный, прямой, ровный». Проще говоря, главаря банды звали Красавчик.
Главной добычей степняков в русских землях были пленные. И для Золотой Орды, и для ее исторических наследников – Крымского и Казанского ханств, Большой Орды и Ногайской Орды – работорговля была важнейшим источником доходов.
В эпоху Ивана III татары лишились возможности хозяйничать на Руси. Отныне вместо карательных экспедиций они стали совершать внезапные набеги за «живым товаром». В том случае, если русские войска не успевали преградить путь грабителям, они оставались один на один с беззащитными мирными жителями. И тогда начиналась увлекательная охота на людей.
После одного из удачных набегов крымских татар на русские земли в первой трети XVI века рядовые всадники увели по пять-шесть пленников, а старшие – по 15–20. Потери от большого набега крымского «царевича» Ахмата в 1512 году составили, по некоторым сведениям, более 50 тысяч человек.
Успех набега зависел главным образом от его стремительности и внезапности. Понимая это, грабители шли налегке. Столкновение с московскими войсками не входило в их планы.
Захваченные во время набегов русские пленники поступали на рынки рабов в Нижнем Поволжье. После распада Большой Орды в начале XVI века центр работорговли в Восточной Европе окончательно перемещается в Крым. Говоря о крымских татарах, упомянутый выше литовский автор замечает, что «у них не столько скота, сколько невольников. Ибо они поставляют их и в другие земли. Ведь к ним чередой прибывают корабли из-за Черного моря и из Азии, груженные оружием, одеждой, конями, а уходят от них всегда с невольниками».
Главным перевалочным пунктом сбыта «живого товара» в Турцию и Средиземноморье была Кафа – современная Феодосия.
По подсчетам историков только в первой половине XVII века от 150 до 200 тысяч русских людей было угнано в плен степняками. Такого же порядка цифры можно назвать и для XVI столетия. Более или менее точные данные о численности захваченных татарами русских пленных появляются только во времена царя Алексея Михайловича. Они выглядят весьма внушительно. Так, в 1659 году крымский хан Магмет-Гирей напал на южные уезды Московского государства. В ходе этого опустошительного набега русские потеряли 379 человек убитыми и примерно 25 500 - взятыми в плен.
«Надежда умирает последней». У захваченных в плен русских людей оставались шансы вернуть себе свободу. Во-первых, их могли отбить у татар бросившиеся в погоню за похитителями русские воины. Во-вторых, они могли улучить удобный момент и сбежать. Понятно, что это было нелегко. Татары связывали пленников и даже заковывали их в цепи. Пойманного беглеца ожидали жестокие истязания. Так, одному такому неудачнику, служилому человеку Григорию, татары забили в уши деревянные спицы и бросили умирать в степи.
И все же русские пленники часто решались на побег. Московские власти, как могли, поддерживали это стремление. По Судебнику Ивана III холоп, бежавший из татарского плена, становился свободным человеком.
В-третьих, похищенные татарами русские люди могли надеяться на то, что их выкупят на свободу родственники, друзья или просто соотечественники. Конечно, эту надежду питали только те, кто оставался в руках татар. Что же касается пленников, которых татары продавали в Турцию или другие страны, то их судьба, за редким исключением, была бесповоротной.
Московское правительство постоянно добивалось от степняков возвращения «полоняников». Иногда их предлагали обменять на татар, попавших в плен во время неудачного набега на Русь. Однако даже давний союзник Москвы крымский хан Менгли-Гирей крайне редко уступал этим требованиям.
Существовало несколько способов выкупа (или, как тогда говорили, «окупа») пленных. Чаще всего этим занимались (не без корыстного интереса) подданные московского государя, отправлявшиеся к татарам по дипломатическим или торговым делам. Выкупленные пленные становились холопами своего нового владельца. Примером такого рода служит история одного московского кузнеца. Он попал в плен к татарам, но был выкуплен митрополитом Филиппом (1464–1473) и стал трудиться на митрополичьем дворе.
По возвращении на Русь бывший пленный обретал свободу лишь после того, как возвращал своему благодетелю цену выкупа. В противном случае он оставался его холопом.
Иногда русских пленных выкупали восточные купцы, жившие среди татар. Затем они привозили их на Русь и выставляли здесь на продажу. В случае, если никто не покупал пленника, его уводили обратно в степи.
Бывало и так, что люди, потерявшие своих близких родственников, сами отправлялись разыскивать и выкупать их. Известно, например, что осенью 1545 года в Крым приехала целая партия (55 человек) «покупателей» из пограничных городов на Оке (Одоева и Белева). Все они искали своих близких, уведенных татарами во время набега на эти земли в декабре 1544 года.
Это самоотверженное предприятие едва не закончилось трагически. Несмотря на протесты московского посла в Крыму, хан Сахыб-Гирей приказал схватить русских и обратить их в рабство. Около двух лет они провели в неволе. Наконец эта история дошла до самого Ивана Грозного. Молодой царь действовал решительно. Вернуть своих можно было лишь обменяв их на чужих. Иван приказал схватить всех находившихся тогда в Москве крымских купцов и сослать их в заволжские леса, в Бежецкий Верх. Имущество арестованных было взято на хранение царскими приставами.
Постоянные набеги степняков были своего рода «кровоточащей раной» Московского государству. Оно теряло здесь тысячи своих подданных. Поэтому выкуп пленных постепенно стал рассматриваться в Москве не только как христианский долг, но и как важное государственное дело.
На Стоглавом соборе 1551 года Иван Грозный рассуждал на эту тему как истинный гуманист. «О сем достоит попечение сотворити велие, пленных привозят (татарские купцы) на окуп из орд бояр и боярынь и всяких людей. А иные сами выходят, должни и беспоместны, и здеся окупитися нечим, а никто не окупит. И тех полонеников, мужей и жен, опять возят назад в бесерменство, а и здеся над ними поругаются всякими скверными богомерзкими. Достоит о сем уложити соборне, как тем окуп чинити, а в неверные не отпушати. А которые собою вышли, о тех устрой учинити же по достоянию, елико вместимо, чтобы были в покои и без слез».
Иван Грозный распорядился выкупать всех пленных, которых татары готовы продать. Однако такое великодушие оборачивалось непомерными расходами. Ведь каждый пленник оценивался работорговцем индивидуально, в зависимости от его личного состояния и социального положения. В середине XVI века цены на этом рынке колебались от 40 до 600 рублей за человека.
Финансовые трудности преодолевались несколькими путями. Во-первых, в 1551 году был введен особый налог – «полоняничные деньги». Этот налог был возложен на все податное население страны. Его размер менялся в зависимости от того, сколько денег потратила казна на выкуп пленных. Во-вторых, при рассмотрении вопроса о выкупе за казенный счет тех или иных пленников принимались во внимание обстоятельства их пленения. Царь запрещал платить за тех, кто оказался в плену по собственной беспечности. К ним относились, например, сельские жители, которые, будучи предупреждены о возможном набеге татар, не пожелали укрыться в стенах ближайшего города.
При выкупе попавших в плен воинов предварительно старались узнать, не был ли он трусом или перебежчиком.
Большие деньги, гулявшие на «рынке пленных», привлекали сюда разного рода жуликов и негодяев. Первые, сговорившись со знакомыми татарами, устраивали фиктивное «пленение» людей. Получив выкуп за мнимых «пленников», мошенники делили его между собой. Вторые действовали куда более жестоко. Они похищали людей для продажи их в рабство. Конечной целью похитителя («головного татя») была продажа своей жертвы за пределы страны – главным образом крымским или казанским татарам.
10 июня 1492 года вся православная Русь отмечала праздник Троицы. Вероятно, татары приурочили свой набег именно к этому дню. Известно, что иногда татары предлагали русским пленным свободу, если они укажут им цель для удачного набега.
Расчет был прост и точен. На праздник жители разбросанных тут и там маленьких деревень собирались на службу в свой приходский храм. Здесь их можно было, не теряя времени на поиски, захватить всех вместе. Конечно, двух сотен грабителей было слишком мало для штурма Алексина. Да и задачи такой они перед собой не ставили. Степняки нагрянули «на волость на Вошань». Центром волости было село Вашана, расположенное в верхнем течении речки Вашаны (правого притока Оки) примерно в 35 километрах к юго-востоку от Алексина.
Узнав о набеге, служилые люди великого князя Федор Колтовский и Горяин Сидоров наспех собрали отряд и кинулись в погоню. Их не смутило то, что под началом у них оказалось всего лишь 64 человека, а численность противника была гораздо больше. Кто были эти храбрые воины, повторившие подвиг легендарного рязанского воеводы Евпатия Коловрата? Летописи не называют их чинов и званий. Их имена не встречаются и среди «генералитета» тогдашней российской армии. Несколько десятилетий спустя Колтовские «числились дворянами Коломенского уезда и в служебном отношении стояли очень невысоко, изредка дослуживаясь до низшего воеводского чина».
Между тем татары уже успели уйти далеко. Однако для опытных пограничников не составляло труда проследить их путь по конному следу. Бешеная скачка с переменой лошадей продолжалась несколько дней. Преследователям пришлось пересечь с севера на юг всю современную Тульскую и Орловскую области. Наконец они догнали грабителей неподалеку от впадения речки Труды в Быструю Сосну. Отсюда расстояние до Алексина по прямой линии составляет около 250 километров.
Только здесь, увидев противника вблизи, Колтовский и Сидоров узнали истинное соотношение сил. На каждого бойца их отряда приходилось более чем по три ордынца. Впрочем, у русских было преимущество внезапности.
В яростной схватке из 64 русских воинов погибли 40. Остальные, судя по всему, были ранены или взяты в плен. Однако летописец не хочет прямо говорить о неудаче геройского рейда. Он отмечает другое: в бою было убито 60 татар, а те ордынцы, Которые были ранены, умерли по пути в Орду.
Летописец не случайно столь детально описывает этот, хотя и героический, но достаточно мелкий по своим масштабам и не слишком удачный для русских эпизод степной войны. Очевидно, в Москве о нем тогда много говорили.
Опустошение татарами окрестностей Алексина I стало возможным из-за сбоев в работе сторожевой службы. Для своевременного оповещения о приближении татар в степи должны были постоянно находить небольшие разведывательные отряды – «сторожи» и «подъезды».
Во времена Ивана Грозного эта система получила правильную организацию, а сами пограничники называться «казаками». Однако многое, как всегда, зависело от деловитости и предусмотрительности местных властей. Царь Михаил Федорович в 1623 году так отчитывал одного из своих нерасторопных воевод:
«И ты дурак безумной, худой воеводишка! Пишешь к нам, что татарове к Сапожку приходят и людей побивают... а про то к нам подлинно не пишешь, в татарский приход сторожи у тебя и подъезды были ль?».
В ситуации 1492 года проблема охраны «берега» (как называли тогда границу по Оке) усложнялась тем, что московские «сторожи», выдвигаясь в Дикое Поле, должны были проезжать через окрестности Мценска и Новосиля. Здесь правили наместники великого князя Литовского. В условиях той необъявленной войны, которую начал Иван III против Казимира, они со своей стороны «производили нападения на московские сторожевые посты, выдвинутые далеко в степь» (86, 265). Сбивая эти посты, литовцы давали татарам возможность незаметно подойти к московской границе.
Иван III хорошо знал о существовании этой проблемы. Набег «ордынских казаков» на Алексин дал ему хороший повод, чтобы приступить к ее радикальному решению. Государь немедля отправил на Мценск своего рода «карательную экспедицию». Внешнеполитическая ситуация благоприятствовала походу. В июне 1492 года умер король Казимир IV. Занятая вопросами престолонаследия, польская и литовская знать ослабила внимание к действиям Москвы.
«Того же лета (1492), месяца августа, послал князь велики Иван Васильевичь воеводу своего князя Феодора Телепня Оболенского с силою ратною на город Мченеск, за их неправду; и город Мченеск взяша, и землю повоеваша, и воеводу их Бориса Семенова сына Александрова изымаша и иных многых, и приведоша их на Москву».
Захватив Мценск, Иван III посадил там своих воевод. Таким образом, южная граница Московской Руси в этом районе отодвигалась на добрую сотню верст к югу от Оки. Ее форпостами становились Мценск и Новосиль.
Со временем московская граница уйдет далеко на юг. Алексин станет тихим провинциальным городком в глубоком тылу. Но все это будет потом, спустя некоторое время...