Ох уж эти немцы. Всё они любили записывать, учитывать
Рапорт начальника ЗИВА (Белорусское гестапо) г. Бобруйска Москаленко шефу полиции безопасности и СД
Очень интересный документ со списком награжденных немцами лиц, которые работали на гестапо не щадя живота своего
Штатный состав насчитывал 90 человек и имел три отдела - уголовный, политический и агентурный. Они внедряли агентов в партизанские отряды, чтобы узнать местонахождение
Сотрудниками ЗИВЫ подбирались люди подготовленные – работники бывшей советской милиции, один из руководителей райотдела НКВД, работники прокуратуры. Начальником был бывший капитан советской армии, танкист Москаленко
Предыдущие публикации на Пикабу:
Несколько слов о человеке, верившем в нашу страну и выбранный ею путь
120 лет назад родился чехословацкий журналист, писатель, деятель коммунистического движения, активист антифашистской борьбы Юлиус Фучик (1903-1943).
Жизнь и борьба этого человека, конечно, являют собой пример мужества и любви к своей стране и людям. В моём поколении каждый читал его последнюю работу - книгу «Репортаж с петлёй на шее», ставшую потом знаменитой на весь мир. Фучик написал её находясь в пражской тюрьме Панкрац и каждый день ожидая смертного приговора (он был арестован гестапо в апреле 1942 года, а 8 сентября 1943 был казнён). Конечно, книга не оставляет равнодушным и заставляет о многом задуматься. Из-под пера Юлиуса Фучика вышла ещё одна книга, которую он написал после нескольких поездок в СССР в первой половине 1930-х годов в качестве журналиста. Он назвал её "В стране, где наше завтра является уже вчерашним днём», и в ней на каждой странице чувствуется очень уважительное, трепетное и, наверное, даже восхищённое отношение к нашей стране и к создаваемому в ней социалистическому обществу.
Сегодня я хочу поделиться с вами фрагментом фильма-спектакля "Дорогой бессмертия", в основу которого положен спектакль Ленинградского театра им. Ленинского комсомола, для которого В.Брагин и Г.Товстоногов инсценировали книгу Юлиуса Фучика "Репортаж с петлёй на шее". В эпизоде заняты актёры: И.Смоктуновский (Юлиус Фучик), Е.Козырева (Густина, его жена), М.Розанов (начальник гестапо), Р.Рубинштейн (агент охранки).
Леннаучфильм. По заказу Гостелерадио СССР, 1957 г. Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv
Имя? Гжегож Бженчишчикевич. Откуда? Из деревни Хжоншчижевошице возле Пшибышева
В оригинале: Grzegorz Brzęczyszczykiewicz из Chrząszczyżewoszyce powiat Łękołody. Сценка из фильма "Приключения канонира Доласа, или Как я развязал Вторую мировую войну" (Jak rozpętałem drugą wojnę światową) 1970 года... ))
Звёздное гестапо
Звёздное гестапо
Легионеры млечного пути
Серьезные и сильные ребята
Летит корабль звездного гестапо
Со станции космической зари
На голове фуражка на груди
Блистают золотые аксельбанты
Они такие щеголи и франты
Со станции космической зари
Мятежный флот Юпитера разбит
Раздавлен Марс унижена Венера
Железной поступи легионера
Вселенная боится и дрожит,
А кто от них укрылся на луне
Живым таки оттуда не вернулся
Согласно установленного курса
Корабль приближается к земле
На станцию космической зари
Докладывает звездное гестапо:
«Мы приземлились выпустили трапы
И приступаем к плану номер три
Неслышны и невидимы в ночи
Ничем не примечательной туземке
Шприцами вводим золотые пенки
Магического Млечного пути
Промчатся мимо хлопотные дни
И радостно пуская в небо слюни
Родится на земле последний фюрер
Сын космоса и маленькой земли!»
Куда в оккупированном Париже исчезали евреи из кабинета «Доктора Сатаны»?
В январе 1897 в ста семидесяти километрах от Парижа в небольшом городишке Осер родился Марсель Петио. За полгода до начала I мировой войны врачи признали его психически нездоровым, однако это не помешало военно-врачебной комиссии в январе 1916 года призвать его на службу в армию.
В первом же бою он получил легкое ранение и отравление газом. Пехотинца Петио отправили в военный госпиталь, где он умудрился украсть и продать нижнее белье, постельные принадлежности и тапочки, за что очутился в Орлеанской тюрьме. В 1918 году он вновь оказался в окопах.
«Бойца» хватило ровно на месяц, после чего он прострелил себе ногу, сымитировав ранение в бою.
После войны, несмотря на диагностированную у него паранойю, Петио, как ветеран согласно льготному набору получил медицинское образование. По-моему, нет ничего удивительного в том, что после завершения учебы он пошел работать интерном в психбольницу Эврё.
В 1921 году ему присвоили степень доктора медицины. Работая в городе Вильнев-Сюр-Ионе, Петио из-под полы торговал наркосодержащими препаратами и делал подпольные аборты.
В 1926 году городок взбудоражило известие об исчезнувшей любовнице доктора, нашлись свидетели видевшие, как Петио вынес из дома женщины тяжелый сундук и грузил его в машину. Слух и порядком подмоченная репутация не помешала ему в 1927 году стать мэром Вильнов-Сюр-Иона. Петио женился, у него родился сын.
В должности градоначальника он прославился кражей денег из городского бюджета. В 1932 году мэр добровольно подал в отставку и предпочел поскорее убраться в Париж.
Начало II мировой войны открыло для златолюбца Петио новые перспективы:
продажа медицинских справок, торговля наркотиками, изготовление ядов.
Однако денег Петио никогда не хватало.
Однажды больному на голову врачу пришла идея, предлагать скрывающимся от Гестапо евреям выезд в США через нейтральные страны.
Давшие согласие оказывались в специально оборудованном кабинете доктора.
Получив от «пациента» валюту, или драгоценности за переправку на Запад, Петио выходил якобы за чистыми паспортами, закрывал на хитрый замок дверь и пускал в комнату газ. За смертью своих жертв палач наблюдал в потайной дверной глазок, их останки убийца растворял в негашеной извести.
Вскоре странным доктором заинтересовались на улице «Рю Лористон», именно тут находилось французское Гестапо. Два агента подосланные к Петио под видом пациентов, весной 1943 года таинственным образом пропали.
Во время обыска доктор вел себя хладнокровно, твердо отвечал на вопросы. Он признался, что к нему заходили два молодых человека больше похожих на уголовников, чем на тайных агентов полиции безопасности. Каждого он осмотрел и выписал рецепт, куда они делись после того как они покинули его кабинет он не знает.
Поразительно, но ребята «дядюшки Анри» (Анри Лафон, шеф Гестапо) поверили доктору на слово.
Денег у Петио было уже настолько много, что он задумался об открытии частной клиники.
В ночь с 11 на 12 марта 1944 года два парижских клошара в поисках тепла, забрались в дом Петио.
В эту ночь доктор находился в отъезде и не мог помешать двум непрошеным гостям. Найдя в баре, вино и коньяк, бомжи тут же устроили небольшую пирушку, а уж когда на каминной полке обнаружилась пачка сигарет «Gitanes» их радости не было придела.
Кто из бродяг уснул с непотушенной сигаретой, история умалчивает, но в ту же ночь в доме начался пожар. Бездомные угорели от дыма, а оперативно прибывшие пожарные предотвратили большой пожар.
При осмотре особняка в кабинете доктора полицейские обнаружили замаскированный люк, бетонную капсулу, заполненную негашеной известью, а в ней человеческие кости.
Полиция устроила в доме засаду, но доктор в нем больше так и не появился.
Петио нарисовался в Париже после его освобождения в августе 1944 года. Он щеголял по городу в новенькой форме капитана «Свободных французских сил» (Свободная Франция).
Однако после всеобщего ликования, и литров выпитого шампанского настал час расплаты.
31 октября 1944 года Петио арестовала полиция. «Доктора Сатану» обвинили в 27 убийствах, хотя сам он на следствии признался в убийстве 63 человек.
26 мая 1946 года преступника гильотинировали.
Гестаповец подыскивал себе невесту, просматривая корреспонденцию потенциальных невест
Осенью 1940 и зимой 1941 годов в войне наступило затишье. Солдаты вермахта и люфтваффе отдыхали. Ремонтировались танки, самолеты и пушки. Только генералы не знали покоя. Они разрабатывали новые планы. Один из них носил название «Морской лев» («Зеелеве»). В нем предусматривался захват Британских островов.
Уже печатались на немецком и английском языках распоряжения будущей оккупационной армии, планировалось строительство концентрационных лагерей.
Создавалось даже специальное десантное соединение под командованием гауптштурмфюрера СС Отто Бегуса. Оно должно было захватить Букингемский дворец и пленить королевскую семью. Вместо арестованного Георга VI Гитлер собирался посадить на престол своего кандидата — герцога Виндзорского.
Некоторые политические деятели Англии уже собирались эвакуироваться в Канаду.
Но Гитлер и его штаб задумались о дне Икс. Разгром Великобритании, предполагал Гитлер, скорее будет на руку США и Японии, которые растащат империю Альбиона по кускам, пока Германия будет воевать в Европе. Своими раздумьями Гитлер как-то поделился с Муссолини: «Мы в положении человека, у которого в винтовке один патрон».
Этот патрон он предназначил Советскому Союзу.
По утрам оберштурмфюрер Вальтер Зейц настраивал себя на такие мысли и поступки, которые были присущи только должностному лицу. Даже поиски невесты он рассматривал как сугубо служебное дело.
Рабочий день его начинался кропотливым разбором почты. Самому Зейцу мало кто писал: родных не осталось, берлинские приятели не вспоминали о нем…
Мешок писем и бандеролей приносил ежедневно одноглазый солдат из военной цензуры. Осуществляя негласный надзор за душами служащих Мессершмитта, Зейц был в курсе многих глубоко интимных дел жителей Лехфельда. По утрам он подыскивал себе невесту. Просмотр корреспонденции лехфельдских девиц заметно сузил круг претенденток. Все чаще его внимание задерживалось на письмах Эрики Зандлер.
Дочь профессора вела исключительно деловую переписку: обменивалась опытом с активистками Объединения немецких женщин. Среди ее корреспонденток была сама фрау Шольц-Клинк, первая женщина Новой Германии. Из писем явствовало, что фрейлейн Эрика готовит себя в образцовые подруги истинного рыцаря третьего рейха.
Личные наблюдения еще более расположили Зейца к Эрике. Будущая невеста была пышна, строга, выдержана в лучших эталонах арийской красоты.
Зейц уже предпринял ряд шагов к сближению с прекрасной Эрикой. Он буквально вынудил профессора пригласить его к себе в дом, зная, что Зандлер испытывал перед гестаповцем непоборимую робость. Зейц не помнил случая, чтобы его ученый коллега хоть раз осмелился взглянуть ему в глаза. Он снова и снова возвращался к профессорскому досье.
Нет, у Зандлера не было абсолютно никаких причин тревожиться за свое прошлое. У него даже были заслуги перед фюрером: он был одним из первых конструкторов Мессершмитта, вступивших в нацистскую партию. Его партийный формуляр отличался исключительной аккуратностью, свидетельствовал о безупречном выполнении всех партийных распоряжений.
«Поведение на службе и вне службы — корректен, безупречен.
Денежные дела — долгов не имеет.
Личные качества — мало активен, выдержан, целеустремлен.
Душевная бодрость — выражена слабо.
Мировоззрение — здоровое».
И так далее.
Никого, кроме сослуживцев, профессор не принимал, ни с кем не переписывался… Что это? Страх? Антипатия? Глубокое подполье? Нет, для подпольщика он трусоват. Во всяком случае, Зейц был уверен, что стоит как следует нажать на профессора, и он расползется студнем…
К сожалению, Зандлер и дома оставался таким же бесхребетным существом. Отцовская власть не отличалась деспотизмом. Главе семьи разрешалось обожать свою Эрику. Не больше. Дочь с пятнадцати лет росла без матери и если кому доверялась, то разве что секретарше Ютте, девице, на взгляд Зейца, малопривлекательной, к тому же излишне острой на язык.
Своенравная Эрика возвела Ютту в сан домашней подруги и наперсницы. Эта «кукольная демократия» особенно злила Зейца, когда перед посещением дома Зандлера он покупал в кондитерской не одну, а две коробки конфет. Но что делать! Претендент на руку прекрасной Эрики должен покорить сразу два сердца.
Машинально сортируя конверты, Зейц думал о том, что стоило бы сегодня вечером намекнуть Ютте на солидное вознаграждение в случае удачного сватовства. Неплохо бы и припугнуть девчонку. Кстати, при умелой обработке можно было бы использовать ее и для слежки за домом Зандлера. Мало ли что… Уж больно пуглив этот профессор. Из его бюро давненько не поступало заявок — на обеспечение секретности испытаний. Чем они только там занимаются?
Какую чепуху пишут люди друг другу! Находят время на всякий вздор. Натренированный глаз Зейца, равнодушно прочитывающий письмо за письмом, вдруг зацепился за нужный адрес. Фрейлейн Ютте Хайдте пишут из Берлина. Любопытно!
Ну конечно, тетя! Кто же еще? Отчего бы бедной девушке не иметь в Берлине такую же бедную тетю? Тетя Хайдте обеспокоена здоровьем своей крошки и просит ее не забыть день памяти бедного дядюшки Клауса, который очень ее любил и всегда читал ей сказки о Рюбецале, гордом и справедливом духе. Маленькая Ютта, оказывается, горько плакала, слушая эту сентиментальную размазню! Рюбецаль! Уж сегодня из фрейлейн Ютты слезы не выжмешь. Разве что ему самому взяться за это дело? Рюбецаль, Рюбецаль!.. Надо будет заняться племянницей. Рюбецаль! Лезет же в голову всякая дрянь!..
Зазвонил телефон. Говорил секретарь Мессершмитта. Шеф приглашал к себе. Зейц подобрался. Подобные приглашения случались не часто. За полтора года службы Зейц так и не уяснил себе истинного отношения к нему шефа. Мессершмитт всегда принимал и выслушивал его с исключительно серьезным, деловым видом. Ни проблеска улыбки.
Эта-то серьезность по отношению к довольно мелким делам, о которых был вынужден докладывать Зейц, и заставляла его подозревать, что шеф просто издевается над ним, по-своему мстит за то, что не может ни уволить его, ни заменить, ни тем более ликвидировать его должность. Между тем за полтора года Зейцу так и не представилось случая доказать свое рвение. В тщательно отлаженном механизме фирмы он казался ненужным колесом. Всех недругов, как явных, так и тайных, Мессершмитт выгнал задолго до появления Зейца в Лехфельде. Случаев саботажа и диверсий не было. За политическим настроением служащих следил, опять же помимо Зейца, специальный контингент тайных доносчиков.
Взять контроль над ними Зейцу не удалось, и он начал исподволь плести свою сеть осведомителей. Из Берлина штандартенфюрер Клейн регулярно высылал выплатную ведомость на агентуру. И хотя Зейц давно привык считать особый фонд своей добавочной рентой, список завербованных на случай ревизии должен быть наготове. Каждый раз, перед тем как идти к шефу, Зейц на всякий случай пробегал список глазами. Кадры надо знать.
В кабинете Мессершмитта Зейц неожиданно увидел старых знакомых — Пауля Пихта и Альберта Вайдемана.
Мессершмитт всем корпусом повернулся навстречу Вейцу. Как видно, он только что закончил демонстрацию своей победоносной панорамы.
— Господин Зейц, насколько я понимаю, нет необходимости знакомить вас с нашим новым служащим капитаном Вайдеманом. Я полагаю, вы знакомы и с лейтенантом Пихтом, который, увы, никак не соглашается отказаться от берлинской суеты ради наших мирных сельских красот. Я попрошу вас, обер-штурмфюрер, взять на себя, неофициально конечно, опеку над своими друзьями. Господину капитану не терпится взглянуть на нашу площадку в Лехфельде. Господин лейтенант также выражает желание совершить загородную прогулку. Поезжайте с ними. Кстати, представьте господина Вайдемана господину Зандлеру.
Капитан прикреплен в качестве ведущего летчика-испытателя к конструкторскому бюро Зандлера.
— Простите. Разве господин Зандлер делает самолеты? Что-то я не видел его продукцию.
— Увидите, Зейц. Увидите. За полтора года вы могли бы заметить, что мои заводы делают самолеты и только самолеты. И все мои служащие заняты исключительно этим высокопатриотическим делом. Господин Вайдеман, господин Пихт, буду счастлив видеть вас у себя…
В машине было душно. Вайдеман опустил стекло, подставил голову под прохладную струю ветра. С шелестом взлетали прошлогодние листья.
«Расцветает, расцветает, и сильнее солнце греет,
но не знает, но не знает, что весною воздух веет…»
Этот пустой детский стишок вдруг развеселил Вайдемана.
— А ведь хорошо, друзья! — воскликнул он.
— Великолепно! — поддержал Зейц.
— Сентиментальный бред, — отозвался Пихт.
Вайдеман обиженно замолчал. Мимо проплывали холмистые дали, темные буковые и дубовые леса. Мелькали деревушки — в палисадниках дремали домики, придавленные черепичными крышами; сонные коровы брели по асфальтированным улочкам, так же сонно били в колокол кирхи, и крестьяне лениво убирали навоз…
Посреди деревень на площади стояли увитые лентами столбы — «Майское дерево».
«По дедовским заветам, стою на месте этом, в честь наших девушек и жен,
в знак дружбы до конца времен, чтоб жили мы семьей одной, верны Баварии родной…»
— Здесь есть любопытный обычай испытывать силу и ловкость, — сказал Зейц. — Кто заберется по такому столбу, тот получит награду — кофейник или кастрюлю, а если смельчак достигнет самой верхушки, заработает сапоги.
По окраинам городков и деревень к часовенкам лепились кладбища — над строем крестов возвышались монументальные памятники воинам, погибшим на полях сражений, «умершим для того, чтобы жила Германия»…
«Все складывается как нельзя лучше. Главное — обжиться. — Вайдеман покосился на Пихта. — Зачем он дразнит Зейца?»
— …А тебе бы надо подумать об этом, Вальтер, — донеслось до него. — Здесь, в добрых старых пивных этих деревушек, рождалось наше движение… Почаще вспоминай об этом…
«Какие пивные? А-а, вот он о чем…»
Машина шла мимо старинного высокого здания из красного кирпича, увитого до крыши плющом и виноградником. Над аркой висела декоративная бутылка вина с вывеской:
«Спеши на огонек».
— Остановимся? — предложил Пихт.
— Надо спешить, — сказал Вайдеман.
— Ну, черт с вами, — махнул рукой Пихт и снова вцепился в Зейца. — И вообще, Вальтер, по старой дружбе скажу, что дела у тебя здесь незавидные. Ты политический руководитель, а Мессершмитт играет тобой, как кот мышкой… Нет, нет, не отрицай! Не с него, а с тебя спросят, как выполняются приказы фюрера.
— Я лучше тебя разбираюсь в своих делах!
— Успокаивай себя, Вальтер, успокаивай… Но если вдруг Мессершмитт поскользнется, он свалит всю вину на тебя и глазом не моргнет.
— Я не хочу говорить об этом! — не выдержал Зейц и так крутнул баранку, что «мерседес», рванув в сторону, с визгом пронесся по обочине.
— Ты ни черта не знаешь, что творится у тебя под носом. Чем занят сейчас Мессершмитт?
— Он делает самолеты.
— Он пытается модифицировать свою единственно удачную, но безнадежно устаревающую модель, как пожилая модница свое последнее платье. А между прочим, сидящий рядом со мной капитан Вайдеман будет заниматься совсем другим.
— Чем же? — заинтересовался Вайдеман.
— А разве Зейц тебе ничего не объяснил? — лукаво спросил Пихт, поглядев в красный затылок коротко остриженного Зейца.
— Откуда мне знать, чем занимается этот старый бобер Зандлер, — буркнул оберштурмфюрер.
— Вот об этом я тебе и толкую, Вальтер… Ты, Альберт, будешь иметь дело с новыми реактивными самолетами. Дело это пустое, но рискованное. Хейнкель уже обжегся на нем.
— Объясни толком, Пауль! Ни Мессершмитт, ни Зейц ничего об этом не говорили.
— Тебе, очевидно, расскажет тот, кто непосредственно занимается этими самолетами, — Зандлер… Я же немного знаю. Известно только, что они дьявольски быстроходны. У них нет винта. Вместо винта развивают тягу и несут самолет вперед реактивные двигатели… Когда пушка стреляет, ствол откатывается назад…
— Третий закон механики…
— Вот-вот. Машина с реактивным двигателем может достигнуть даже звуковой скорости! Хейнкель первым сделал такую штуку, но его испытатель Варзиц наложил в штаны, когда самолетик непроизвольно втянуло в пике и затрясло, как пневматический молоток.
— Что с ним произошло?
— Он попал во флаттер… Ну, да ты с этим флаттером еще встретишься.
— А Варзиц погиб?
— Пока нет. В тот раз он выкрутился. Ему удалось выпрыгнуть с парашютом… Так вот, после Хейнкеля за эти самые реактивные штучки взялся Мессершмитт… — Пихт снова посмотрел на багровую шею Зейца и добавил громче: — Но у Мессершмитта есть такой олух, как Зейц, и ему все сходит с рук.
Зейц заерзал на сиденье.
— Ты не нападай на Вальтера, — сказал Вайдеман примирительно. — Ну, что сделает Вальтер в своем положении? Мессершмитт вхож к самому фюреру, а Удет ему первый друг.
— Ошибаешься, Альберт, — скрипнул зубами Зейц. — Я могу сделать то, что и Пихту не снится.
«Мерседес» вылетел на развилку. На левой стрелке указателя было написано:
«Дахау»
на правой -
«Лехфельд»
Зейц свернул вправо. Дорога нырнула в буковый лес. Промелькнул позеленевший от мха замок с затянутым ряской болотцем, через который был переброшен полукруглый каменный мостик. Блеснула вывеска:
Евгений Петрович Федоровский, «Штурмфогель без свастики», 1971г.