Отражение.⁠⁠

Звонкий цокот стальных набоек дамских туфель терялся среди громогласной какофонии производственного цеха. По проходу между станками, вздрагивая от резких звуков, быстрой походкой шла молодая симпатичная девушка. В руках у неё была отделанная золотыми узорами, но потёртая от старости кожаная папка.

«Наверное, вон тот человек и есть резчик» — думала посетительница, направляясь прямиком в глубину цеха, к большому столу, возле которого трудился какой-то рабочий. Подойдя ближе, она невольно залюбовалась его отточенными мастерскими действиями.

Одетый в фирменный комбинезон молодой парень ловко бросал на стол полутораметровые прямоугольники зеркал, сноровисто выкладывал на них картонные шаблоны, которые обводил по контуру толстым красным маркером. Точно по нарисованной линии уверенным движением проводил похожим на авторучку стеклорезом, обводя каждый рисунок вкруговую, затем отламывал кусачками лишнее, швыряя обрезки под стол. Раскроив лист зеркала на дюжину деталей, он складывал их ровными рядами на снабжённые колесами стеллажи. Потом щёткой быстро сметал со стола стеклянные крошки и брался за следующий лист. Под столом лежали глубокие строительные носилки, которые были переполнены обломками зеркал, а вокруг стола располагались стеллажи с готовыми зеркалами всевозможных размеров и форм. Всё свободное пространство вокруг было уставлено какими-то инструментами, механизмами и пачками с разными видами стекла — рифлёного и цветного.

— А вы не боитесь бить зеркала? — громко спросила резчика девушка, стараясь перекрикнуть шум цеха.

Тот обернулся на её голос, вынул из ушей наушники и смешно повесил их проводки на уши.

— Я? Семён. А вас?

— Алла. Я из офиса, новенькая. Вы не боитесь бить зеркала?

— Эти? Нет, не боюсь. Вы даже представить себе не сможете, сколько я их переколотил за то время, что здесь работаю, но посмотрите на меня, — он втянул небольшой животик и приосанился, показывая всем своим бравым видом, что зеркала ему действительно нисколечко не навредили.

— Но ведь люди говорят, что если разобьёшь зеркало, то быть беде, а у вас вон сколько осколков, — Алла указала длинным алым ногтем на едва видимые под грудой битых зеркал носилки.

— Понимаете, здесь мёртвые зеркала. В них никто никогда не смотрел, поэтому их можно бить без опаски, — Семён стянул с рук перчатки, опёрся бедром об стол и достал из нагрудного кармана комбинезона пачку сигарет, показав её девушке, — не возражаете?

— Нет, конечно. Вы тут хозяин, — она улыбнулась ему одними глазами.

Закурив, Семён продолжил свою речь. Невозможно было догадаться, заготовил он её загодя, или же это был экспромт.

— Мне представляется это так. Зеркала нас впитывают. Ну, не нас самих, они как бы запечатлевают нашу силу, вроде как запоминают нас. Да, пожалуй, можно сказать, что в зеркалах хранятся наши образы. Зеркала сканируют нас и запоминают нашу суть. Причём, чем дольше и чаще вы смотрите на своё отражение, тем больше в нём вас, вашей души. Но все находящиеся здесь зеркала изготовлены на заводе в автоматическом режиме, автоматически упакованы, привезены закрытыми. Я, когда работаю, в них не смотрю. Ну, разве что мельком. Но, совсем другое дело, если речь идёт о каком-нибудь старинном зеркале, или о том, которое провисело много лет в жилом жилище. Вот если такое зеркало разбить, тогда может быть и навредит, я не знаю. Но вы не подумайте, я совсем не суеверный, это я так, для поддержания беседы. Вы спросили, я ответил, — Семён с явным удовольствием делился своими мыслями с гостьей, а та кивала с пониманием, слушая его излияния с явным интересом.

— А как вы думаете, Семён, что может произойти, если старинное зеркало не разбить, а разрезать? — девушка снова указала длинным пальчиком, но в этот раз не под стол, а прямо на стеклорез, который Семён машинально крутил в руке.

Он потушил окурок о край стола и щелчком отправил его в кучу стекла под столом. Кинув быстрый настороженный взгляд сначала на свой стеклорез, а затем на собеседницу, Семён задумчиво ответил:

— Ну... чисто физически целостность зеркала будет разрушена, а значит, что и эффект будет тот же самый, как если бы зеркало было разбито. С той лишь разницей, что это будут не хаотичные осколки, а сколько угодно ровные части, — пожал плечами резчик.

— Семён, а посмотрите, пожалуйста, вот на это, — Алла открыла свою папку и принялась извлекать из неё какой-то плоский тяжёлый предмет. Шагнув к столу, она положила на его поверхность овальное зеркало, обрамлённое сверкающей металлической оправой, — мне нужно разрезать это зеркало на несколько частей. Чем больше получится частей, тем лучше.

— Хм. Кажется, это какой-то антиквариат. Не жалко резать? И зачем? — резчик внимательно рассматривал зеркало со всех сторон, — между прочим, это серебряная, или даже платиновая амальгама. Не современный алюминиевый ширпотреб. Рама старинной работы... Постойте-ка, это что, золото? О, тут какие-то надписи. Очень мелко... На латыни что-то. Продать не пробовали?

— Нет. Это семейная реликвия. Так что, вы попробуете? — ответив лишь на последний заданный ей вопрос, девушка ждала немедленного ответа на свой. Сейчас она испытующе рассматривала своего визави. За долю секунды до того, как Семён, положив зеркало на столешницу, взглянул гостье в глаза, на губах Аллы обозначилась вежливая улыбка. Но взгляд так и остался серьёзным. Пожалуй, даже слишком для такого смазливого женского личика.

— Да не вопрос. Сейчас же и начну. Только мне нужно вынуть его из рамы.

— Это обязательно?

— Это необходимо. Рама не даст прорезать полотно, находящееся под ней, это раз. Из-за рамы полотно не прижмётся всей плоскостью к столу, отчего может сломаться от давления стеклореза, это два. Ну и мне не помешало бы увидеть толщину стекла для того чтобы выбрать нужный стеклорез.

— Вынимайте! — с нетерпением махнула холёной ладошкой Алла, а Семён покосился на неё с нескрываемым удивлением.

Он выдвинул из стола один из многочисленных ящиков, извлёк из него похожий на клещи инструмент и принялся возиться с зеркалом: ловко отогнул несколько скоб с тыльной стороны рамы, отделил защитную поверхность — ссохшуюся от старости деревянную пластину. Затем принялся осторожно тянуть части изделия, отделяя дерево и стекло от рамы, как вдруг из образовавшейся щели вылетело чёрное перо, а следом за ним на стол упал перетянутый тонкой золотой нитью крохотный клочок русых волос. Семён замер:

— Чёрт! Что это?

— Продолжайте. Я вам щедро заплачу, — в голубых глазах посетительницы сверкали зелёные огоньки. Наверное, так своеобразно в них отражались лампы цехового освещения. Но работяга не смотрел на неё. Осторожно отделяя части зеркала друг от друга, он что-то задумчиво бормотал себе под нос.

— Вы что-то сказали, Семён?

— Да, говорю, двойка, и это очень странно, — он повернулся лицом к девушке, — толщина стекла всего два миллиметра. Это несвойственно для старинных зеркал. Насколько я знаю, в старые времена не умели лить такие тонкие полотна. Так, Алла, я сейчас, только возьму другой стеклорез.

Семён направился к стоящей неподалёку высокой этажерке, полки которой были заполнены инструментами. На ходу он мельком глянул в одно из многочисленных зеркал и встал как вкопанный; Аллы у стола не было, зато на её месте стояла какая-то худая долговязая старуха. Он удивлённо обернулся и встретился взглядом с Аллой — она стояла на прежнем месте. «Ну и глюк. А издалека её глаза кажутся чёрными» – подумал Семён и, прихватив инструмент, направился к столу.

— Так, значит, разрезать на мелкие кусочки. Не передумали? — для проформы спросил он и приложил к зеркалу линейку. Прижал к линейке стеклорез и быстро провел им по поверхности стекла. Хмыкнул, посмотрел на инструмент внимательно, поднеся чуть ли не к самому носу. Сдвинул линейку на полсантиметра, снова резанул стеклорезом, нажимая сильнее.

— Калёное оно, что ли? — он убрал линейку, взялся за инструмент двумя руками и склонился над столом, собираясь надавить на алмазный резак весом тела. И вдруг заорал во весь голос:

— Аааа-аа-ааа! — в мгновение ока он отскочил от стола на несколько метров и сейчас стоял, показывая пальцем в сторону зеркала, — там, в нём кто-то живой! Я с ним встретился взглядом!

Ещё несколько минут назад это был симпатичный молодой человек, уверенный в себе профессионал, который теперь превратился в жалкого трясущегося от страха мальчишку. Он стал бледен как мел, лицо покрывала липкая испарина. На подгибающихся ногах Семён пятился назад, пока не упёрся спиной в один из стеллажей со стеклянной продукцией.

— Вам показалось, Семён. И знаете, я была о вас лучшего мнения. Это вы так шутите, ведь правда, да? — девушка приближалась к перепуганному бедолаге, беззвучно ступая по покрытому металлической плиткой бетонному полу, будто и не касаясь его вовсе.

Но Семён не смотрел на неё. Взгляд его выпученных, от увиденного чего-то ужасного, глаз, был прикован к лежащему на столе зеркалу.

— Уберите это! И уходите, сейчас же! Убирайся отсюда! Вон!

— Ну, как знаете, — она улыбнулась ему всем лицом.

Семён перевёл взгляд на неё и почувствовал, что ему стало дурно, как никогда до того; «Так всё-таки старуха!» — Слабость и тошнота нахлынули на него как цунами; в глазах почернело, он стал заваливаться на бок в обморочном состоянии. Стараясь не упасть, ухватился ослабевшей рукой за раму передвижного стеллажа. Тот был перегружен сверх меры и потому податливо наклонился, будто покорно кланяясь. Одно из его колёс вдруг громко хрустнуло, и тотчас в нём лопнула ось. Стеллаж ухнул и просел, заскрежетав, прогнулась одна из его стальных стоек. С полок тяжелым водопадом покатились зеркала, разбиваясь о голову теряющего сознание рабочего. Падая, большинство из них били человека ребром плоскости, острыми своими краями разрезая на нём спецодежду, сдирая кожу и разрубая мышцы и сухожилия. Каждое из сотни вырезанных в тот день зеркал оставило отметину на своём создателе. Впрочем, последние три десятка зеркал били уже по распластанному в луже крови мёртвому телу, а точнее — по горе битого стекла над ним.