Мать Нечистот. Продолжение цикла Кошмаров.⁠⁠

Данный рассказ является первым в цикле Нечистот, которые являются логическим продолжением цикла Кошмаров. Рекомендуется перед прочтением ознакомиться с сюжетом первого цикла, который можно найти здесь в профиле ( начиная с Торгового Предложения 2) или в моем паблике по ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov

Мать Нечистот.

Девдас проснулся раньше остальных. И без того недолгий сон сегодня пришлось сократить ради большого дела, о котором узнать не должен был никто. В паху нестерпимо свербело, точно там завелись плотоядные мухи.

Скрипучий пол спального помещения предательски выдавал каждое движение Девдаса, пока он осторожно ступал меж лежащими вповалку телами Бескровных. То тут, то там торчали тощие, серые от грязи и пепла руки и ноги, и Девдасу приходилось выбирать маршрут через ряды старших товарищей — у большинства из них уже отсутствовала одна из конечностей. С пренебрежением юноша переступил через скрюченный обмылок — спящего санньясина. Вспомнив, что сегодня ему, как самому здоровому, снова тащить безногого старика на себе всю дорогу до Нечистот, Девдас еле удержался, чтобы не пнуть серое тельце, укрытое рогожей.

Рассвет только занимался — сверкал вдали золотистым заревом, бросая робкие лучи на неприглядную свалку, где в одном из многочисленных брошенных домов разместились немногочисленные представители касты Бескровных. Нагромождения брошенных хижин, слепленных наспех из мусора и коровьего дерьма простирались далеко к горизонту, создавая иллюзию бесконечной, бесчисленной свалки. Девдас наблюдал такие рассветы с первого дня своей жизни. Поглощал ли он вонючее, полужидкое мясо, содранное с туши оленя, упавшего в яму пару недель назад, набирал ли воду из зловонного болота — единственного источника воды на много километров вокруг — или встречал день своего посвящения в Бескровные.

Ступив с гладкого, вытертого десятками стоп деревянного пола, юноша погрузился в густую чавкающую кашу, оставшуюся после недавнего дождя. В ногу впилось что-то острое. Наклонившись, Девдас вытащил из-под большого пальца ноги какую-то острую кость. Он заглянул внутрь слома — костный мозг был начисто высосан. Разумеется, на территории Бескровных ничего не оставалось недоеденным. Вдохнув тяжкое зловоние, разлившееся над болотами Сундарбана, Девдас зашагал вперед. Каждый шаг отдавался болью там, где бедро соприкасалось с мошонкой. До пробуждения братьев нужно вернуться, как ни в чем не бывало.

Большая часть хижин пустовала. Безымянное поселение могло показаться заброшенным, но это лишь на первый взгляд. То тут, то там шныряли маленькие, тощие, серые от грязи и недоедания дети. Кривоногие, с распухшими животами, они, подобно паукам, перебирали конечностями, роясь в кучах отходов и лужах, надеясь найти хоть что-то съестное. Следом за ними колченого вышагивали дряхлые полудохлые псы в надежде на благосклонность хозяев.

Кроме гнили и отходов на этой проклятой земле есть было нечего.

Он тренировал свое тело с самого раннего детства. Женщина, что родила Девдаса готовила его к боли и недугам, нанося порезы и втирая в них густую сундарбанскую грязь. Однорукий Бескровный, имени которого юноша уже не помнил, готовил его разум, заставляя часами наблюдать за разложением плоти, за гниением растений, за медленной смертью односельчан от болезни. И, конечно, Девдас тренировал и растягивал желудок, поглощая мертвую плоть, извергая ее и поглощая снова под гневные окрики однорукого и удары хлыстом по спине.

Проходя мимо своей старой хижины, Девдас невольно вспомнил единственный счастливый момент из своего отрочества. У женщины, родившей его, загнила нога после нападения змеи. Белые, бесконечно подвижные личинки копошились в зловонной яме, разросшейся своими черными краями прямо на бедре. Женщина кликала Девдаса, пока тот не услышал и не вбежал в утлую хижину, в которой умещалось лишь две циновки и алтарь. Когда тот вошел, она заговорщицки подмигнула мальчику и пригласила присесть. Обнажив из-под влажных от гноя и крови тряпиц свою жуткую рану, она ловко поймала пальцами одну из многочисленных личинок, копошившихся в ноге, и положила в рот Девдасу. Тот вечер они провели друг напротив друга — одиннадцатилетний мальчик и умирающая женщина, которую ему было запрещено называть матерью, улыбаясь, глядя друг на друга, и поедая паразитов, копошившихся в ране. Через три дня эта женщина умерла.

Погружаясь во влажные мангровые заросли, Девдас ловил насекомых, тут же отправляя их в рот — по старой привычке. Сегодня ночь Пожирания, а значит голодным он не останется. Огибая одному ему известные топи, осторожно обходя полные крокодилов мутные заводи, юноша направлялся к единственному, не спрятанному под сенью деревьев клочку земли, который Девдас обнаружил еще в детстве.

Выйдя под солнце, юноша зажмурился, прикрыл грязными руками глаза, ожидая, пока те привыкнут к непривычно яркому свету. Лишь через несколько секунд ему удалось разглядеть черный тонкий шест, торчащий посреди буйной растительности и маленький синий огонек, мигающий наверху.

Девдас никогда не желал себе участи Бескровных. Иногда к ним в поселение наведывались люди из внешнего мира. Они не воняли гнилью, их кожа не была серой, и они не питались отбросами. Красиво одетые, они приносили новые вещи, не испорченную еду, разговаривали о каком-то другом, прекрасном мире, где младенцев не поят скисшим молоком, сдобренным бхангом, не покрывают кожу рубцами и не принимают в Бескровные. Но однорукий всегда говорил, что быть Бескровным — «Это великая честь, принадлежащая тебе лишь по праву рождения, ты не можешь отказываться от нее!»

Впрочем, никто и не пытался. Насколько Девдасу было известно, все мальчики к своему двенадцатилетию отправлялись в монастырь и больше не были прежними. Молчаливые, с овечьим смирением в глазах, они уже никогда не принимали пищу и не заговаривали с не прошедшими посвящение. Медленно угасающие, они теряли части тела и целые куски кожи, пока от них не оставался лишь серый торс, испещренный порезами, точно колода для рубки мяса. Лишь пройдя посвящение самостоятельно, Девдас осознал — после увиденного все становилось неважно. И говорить с теми, кто не прошел через этот кошмар, просто уже не о чем.

Стащив маленький, похожий на жука предмет с шеста, Девдас поспешил вплести его поглубже в собственные многолетние слипшиеся колтуны. Бесконечные мириады вшей и блох принялись беспокойно бегать по волосам, щекоча пальцы, и юноша чуть не выронил драгоценную штуковину прямо в зловонные, кишащие пиявками воды, что хлюпали под ногами.

– Принеси это на Пожирания. Нажми кнопка и уходи. Я просто желаю, где это находится, - передал ему тогда человек, представившийся Безликим. Он пришел в поселение с небольшой делегацией, что обычно доставляла Бескровным медикаменты, хирургические принадлежности и еду для женщин. Укрытый с головы до ног в черную ткань, Безликий предпочитал общаться при помощи говорящей за него маленькой коробочки. Та безэмоционально, коверкая слова и предложения, покорно воспроизводила все, что требовал Безликий, суля невероятную, новую жизнь:

– Ты не нужно больше быть здесь. Жить большая квартира. Туалет, ванная, девушки. Свежая еда. Фрукты. Развлечения. Одежда. Тебя больше не резать, больше не есть дерьмо.

Девдаса не нужно было уговаривать. Лишенный права говорить с непосвященными, он лишь смиренно кивнул. Юноша всегда верил, что судьба приготовила для него что-то большее, чем просто служить помойкой для человечества. Безликий не смог передать на глазах у братьев следящее устройство, поэтому просто оставил его в условленном месте.

Теперь нужно было лишь нажать на кнопку, и Безликий узнает, что Девдас находится на Пожирании. Только, черт возьми, кому и зачем это нужно? Впрочем, не его забота. В фантазиях юноши он уже плескался в чистой голубой воде с обнаженными красотками без язв и нарывов на стройных телах, и у них вкусно пахло из «особого» места.

Возвращался Девдас окрыленный, словно и не предстояло ему снова взять в руки скальпель, словно не ждало его отвратительное Пожирание, словно не глодали голодные зубы его мошонку.

До пробуждения остальных вернуться удалось еле-еле. Девдас успел лишь приземлиться на циновку, когда санньясин заголосил, пользуясь вовсю единственным оставшимся у него инструментом:

– Подъем! Все на ноги! Подъем! На ноги!

Было в этой команде что-то ироничное. Встав смирно и рассматривая собратьев, Девдас отметил, что на ноги подняться не может по меньшей мере пять Бескровных по причине отсутствия оных. Санньясин же походил на уродливого, постаревшего младенца, запеленутого наглухо. Безрукий и безногий, он бессильно катался по полу, будто гусеница, пытаясь поднять голову, чтобы оглядеть последователей.

– Девдас!

Ну, разумеется! Старик выбрал его.

– Девдас! Ты оглох? Подними меня сейчас же!

Девдас вышел вперед и схватил старика за ткань, едва не уронив — даже такой человек-обрубок был весьма тяжел, особенно для того, кто вот уже восемь лет не ел пищи.

– Сначала все в хирургию, мы давненько не резались. Я чувствую, как моя нога снова меня беспокоит.

Хирургией они называли просторный зал столовой — то немногое, что еще осталось от давно заброшенной школы, через окна которой раскинули свои корни деревья-паразиты, а стены покрылись мхом и лианами. На длинных, прикрученных к полу столах «хирургии» валялись вперемежку многочисленные скальпели, пинцеты, зажимы, шприцы и пилы. После использования надлежало их протереть специальной тряпицей, что лежала там же.

Усадив Учителя на его обычное место — высокую стойку раздачи — Девдас вместе с остальными братьями выстроился в ряд перед стариком.

– Обнажитесь! - приказал скрипучий голос, и две дюжины мужчин принялись отрывать от себя прилипшие от влажности, гноя и крови тряпки. То тут, то там раздавались удивленные возгласы и грустные вздохи. Ужасаясь своему положению, Девдас, кусая губы, размотал свою набедренную повязку. Раздалось несколько сочувствующих смешков, кто-то похлопал его по плечу и даже санньясин скорбно наклонил голову. После чего принялся раздавать команды:

– Так, Прабху, справишься сам, у тебя неглубоко! Пракаш — не режь сегодня, только лицо искромсаешь, дай подрасти. Асим, Бабур — подержите Девдаса, Раджеш — у тебя рука твердая, возьми на себя…

Остальных слов Девдас уже не слышал — на него надвигались двое тощих, серых, но на вид еще крепких парня. И у обоих было по две руки.

– Нет, стойте, я сам! Я смогу! Учитель! Учитель!

– Не паникуй! - меланхолично ответил санньясин, - Рано или поздно, это должно было случиться и с тобой. Тем меньше твоя плоть будет отвлекать тебя от нашей миссии!

Ноги Девдаса развели в стороны сильные руки, прижав локтями его предплечья к старому обшарпанному столу. На него надвигался Раджеш — тот самый однорукий Бескровный, что принял на себя духовное воспитание мальчика. В руке его тускло поблескивал тронутый ржавчиной скальпель.

– Зажми! - сунул кто-то в зубы Девдасу искусанную бамбуковую палку, - Зубы поломаешь.

Холодный металл коснулся мошонки, и та вжалась, сморщилась, будто пытаясь спастись от бритвенной остроты, что грозила нарушить хрупкую плоть, рассечь ее, высвободить внутренние соки. Что-то там, внизу, словно почувствовав угрозу, принялось неистово метаться, дергаться и вгрызаться в бедро. Чудовищная боль пронзила все существо юноши. Он выкручивался, ерзал и пытался вырваться, но двое молчаливых Бескровных держали крепко, словно клещи, пока Раджеш ловко орудовал единственной рукой, вырезая чужеродное образование из плоти Девдаса. Вот со шлепком что-то приземлилось на грязный кафельный пол, потом вновь. Истерзанный и сломленный, бедный юноша теперь просто свисал со стола, пока однорукий заканчивал свое дело. В конце концов он извлек нечто истерично шевелящееся и брезгливо бросил это в эмалированный тазик. Со спины ему подали раскаленную докрасна кочергу, и боль достигла апогея, когда в воздухе разлились ароматы паленых волос и жареного мяса. На секунду у Девдаса проснулся аппетит, но стоило юноше осознать, чья горящая плоть вызвала голод, рот наполнился рвотой. Лежа на столе, он начал захлебываться кислой желчью, и лишь тогда его отпустили.

Свалившись на грязный пол, он продолжал извергать содержимое желудка себе на грудь, с ужасом глядя на свой пах — покрытый язвами член дохлой пиявкой нависал над тем, что осталось от его мошонки. Прямо под ногами валялись сизые, блестящие от крови яички с влажными хвостами семенных канатиков. Злоба и обида пылали в юноше, грозя выплеснуться на всех окружающих. Хотелось схватить со стола скальпель, ринуться в толпу и кромсать, кромсать, пока никого не останется в живых, а потом — покончить с собой и со всем этим балаганом. От мыслей его оторвал недовольный голос санньясина:

– Чего расселся, Девдас? За тебя это есть никто не будет!

Со всех сторон раздались натужные смешки. Оглядевшись, Девдас немного успокоился. Не он один приносил жертву. Каждый из его братьев сидел на длинных, прикрученных к столам скамьях и старательно что-то вырезал из своего тела. Вот Асим кромсает себе скальпелем плечо, вот Прабху уже нанес порез и сосредоточенно ковыряется в подкожном жире, видимо, ища корни. Бабур же все целился скальпелем в уже разросшийся и потекший куда-то в сторону глаз, все не решаясь сделать надрез.

– Бабур, не мучайся, попроси Асима! Глаз — самое сложное, я знаю! - наставлял Учитель, неловко балансируя на стойке раздачи.

«Ничего!» - думал Девдас, понемногу успокаиваясь, - «Это последняя ночь. Если все, что мне пообещал Безликий — правда, то я смогу все вернуть и восстановить. Там, в холодной Европе врачи творят настоящие чудеса. Они помогут. И будет все — деньги, девушки, нормальная еда, сколько угодно еды...»

Девдас погрузился в мечты, весьма простые и бесхитростные — он не очень хорошо знал, какова может быть жизнь там, за пределами Сундарбана. Но наверняка лучше, чем здесь, уж это точно. И плевать на великую миссию! Да пусть все хоть захлебнутся дерьмом, но ни единого дня он здесь больше не проведет!

– Ешь! - коротко бросил Раджеш, со звоном поставив тазик перед Девдасом. Есть совершенно не хотелось, - Это хорошо, что ты проблевался. С первого раза получится!

Ничего хорошего перед собой Девдас не видел. На дне тазика в лужице крови извивалось и дергалось гадкое нечто, напоминающее диковинное морское животное. Нагромождение зубов и каких-то влажных губ прятало, точно устрицу в раковине беспокойно вращающийся глаз с потекшей, точно порванной радужкой. Существо, серое и подвижное, активно пыталось покинуть таз, используя многочисленные отростки-корни, но скатывалось по гладким стенкам обратно.

– Ешь! - повторил Раджеш и отошел в сторону. Каждый ест свое — таковы правила. Это Девдас хорошо знал. А также отлично знал, что ни единого дня больше не проживет по этим дурацким законам.

С трудом ухватив тварь за одну из многочисленных ложноножек, юноша ловко подкинул ее в воздухе и положил в рот. Существо мгновенно уцепилось зубами за язык, отчего у Девдаса и без того измученного болью брызнули слезы. Резко встав с места, он рванул к окну и не без труда выплюнул тварь куда-то в камыши.

– Девдас? - раздался голос санньясина, - Что ты делаешь?

Лихорадочно размышляя, что бы предпринять, юноша уже слегка запоздало издал гортанный звук, будто его вновь тошнит. Сзади уже стоял Раджеш, который, стоило Девдасу открыть рот, тут же зажал его единственной рукой.

– Терпи! Второй раз есть противнее. Терпи! Оно сопротивляется, не хочет дохнуть. Терпи!

Тем временем в мутной луже, окруженной камышами что-то плеснуло и метнулось прочь. За спиной Девдаса раздавалась сосредоточенная чавкающая какофония.

***

После утренней процедуры ученики были предоставлены самим себе. Некоторые, те, что еще имели при себе гениталии, отправлялись развлекаться с немногочисленными женщинами, что были в селении. Большинство предпочитали делать это в рот — если Бескровный обрюхатит бабу — казнят обоих. Рожать можно было только от торговцев и приезжих, помимо этого, новых детей всегда можно было похитить. Ученики ступенью повыше занимались воспитанием будущих Бескровных.

Девдас же просто лежал в траве, скрюченный и несчастный, осторожно баюкая в руках свое искалеченное достоинство. Ужасно саднило правое бедро — тварь, что выросла на мошонке, успела его прилично искусать, и теперь на сероватой плоти набухали розовые, похожие на гусениц, рубцы.

Скрипя зубами и проклиная Учителя, Раджеша и Бескровных в целом, Девдас вспоминал ночь своего посвящения. Эти темные коридоры давно заброшенных подземных коллекторов, мрачная пещера и зловонная лужа посередине. Его привязали тросом к какому-то металлическому крюку и столкнули прямо туда — в желто-коричневую бурлящую массу, которая вела себя, будто живая, проталкивая себе путь через ноздри, уши и даже анальное отверстие внутрь мальчика.

Тогда казалось, будто Девдас опускается целую вечность. Кислорода уже не хватало, в глазах начинали плавать черные и красные круги, а погружение все продолжалось. Лишь за секунду до того, как отключиться, он увидел Ее. Омерзительное нагромождение отверстий и трубок, что бесконечно наполняли этот гадкий бассейн.

Уже когда его, потерявшего сознание, откачали, он понял все. Понял, зачем существуют Бескровные. Все объяснил санньясин, возвышавшийся над лежащим мальчиком, точно куколка шелкопряда, в своих бесконечных лохмотьях.

– Теперь ты знаешь, от чего мы бережем мир. Теперь ты — один из нас.

***

Ночь на болотах наступала быстро, почти неуловимо. Вот ты еще смотришь на яркое солнце сквозь пальмовые листья и заросли мангров, а вот уже тьма накрыла тебя влажным, душным пологом, а воздух наполняется звуками, писками, огоньками и жужжанием. Ночь собирала свою дань усердно, высасывая из и без того обескровленного населения последние остатки жизни, словно жестокосердный и обезумевший сборщик податей.

Следом за жужжанием насекомых звучал гонг. Его тяжелый медный звон растекался по болотам, донося до сведения каждого Бескровного — настало время Пожирания. Услышав его, Девдас почти машинально поднялся на ноги и пошел к заброшенному зданию школы, в подвале которой и начинался путь к Нечистотам.

Учитель уже ждал его на пороге.

– Что так долго? Ты еще помнишь о своих обязанностях? Самый молодой носит самого старого! Давай-ка!

Санньясин нетерпеливо подпрыгнул всем своим телом, и Девдасу невыносимо захотелось зашвырнуть проклятого ампутанта подальше в кусты, а еще лучше — в болото, чтобы то, что чертов старик не доделал сам закончили за него гребнистые крокодилы. Вместо этого Девдас наклонился так, чтобы попасть руками в лямки, пришитые прямо к нехитрой одежде санньясина. Тот, несмотря на полное отсутствие конечностей и внешнюю сухость весил весьма прилично.

«Последняя ночь! Одна последняя ночь!» - сказал Девдас сам себе и двинулся к лестнице в подвал. Остальные ждали, стоя на ступеньках. У тяжелой ржавой железной двери стоял Раджеш, держа над головой и без того тусклый фонарь, теперь еще и накрытый тряпицей.

– Все идут за мной, как всегда! Девдас — последний.

Путь к Нечистотам по традиции знал лишь старший ученик — Раджеш и, конечно же, Учитель. Вонючие подземелья ветвились и раздваивались, расходясь на сотни и десятки черных дыр, точно какой-то огромный червь бессмысленно и хаотично прокладывал себе маршруты через влажную землю Сундарбана. Кроме тусклого огонька в единственной руке Раджеша видно ничего не было, поэтому останавливаться было просто опасно — можно было остаться навеки в этих зловонных тоннелях во тьме.

«В первую очередь съем Учителя!» - мстительно думал Девдас, пока старик нетерпеливо дергался, стоило юноше лишь ненадолго замедлить шаг, чтобы перевести дух. Дорога к Нечистотам всегда занимала от двух до трех часов и никогда не лежала по одному маршруту — непосвященные никогда не должны попасть в святая святых Бескровных.

***

Пещера еще тогда, семь лет назад поразила воображение Девдаса своей древностью и размерами. Коричневая и влажная, блестящая в свете факелов, которые сейчас на пару с Амиром зажигал Раджеш, эта огромная полость в земле недружелюбно скалилась сталактитами и бурлила огромной, с гладкими краями дырой. Приближаясь к ней, Девдас каждый раз испытывал сильнейшее чувство тошноты, отвращения и необъяснимого страха. Страха перед тем, что лениво копошилось там, внизу. Запах, царивших внутри мог заставить сбежать в самые глубины коллекторов, лишь бы не находиться здесь ни секундой дольше — гниющие помои, разлагающаяся плоть, дерьмо, смерть — все это главенствовало здесь, наполняло воздух, делая его почти жидким, ощутимым, и каждый шаг давался с трудом.

– Опусти меня! - скомандовал Учитель, и Девдас не без удовольствия подчинился, после чего выгнул спину и стер со лба крупные капли пота, - Раджеш, сколько там?

– Уровень повысился на два метра с последнего ритуала. Еще метра четыре до разлива, - рапортовал однорукий, вглядываясь в риски, выбитые на стене омерзительного бассейна.

– Придется поднажать, - крякнул санньясин, - Бабур, Асим — давайте, набирайте!

Огромная — кажется, из-под бензина — бочка с шлепком и звоном цепи приземлилась на поверхность жижи, и не думая тонуть. Медленно, будто с неохотой, неоднородная, с желтыми прожилками и коричневыми пятнами серая дрянь принялась затекать внутрь тары. Через добрые полчаса, когда та заполнилась, двое Бескровных — один с кровавой блямбой вместо глаза — принялись вытягивать бочку обратно. Раджеш тем временем раздавал детские пластиковые чашки. Девдасу досталась желтая с веселым мышонком под зонтиком.

– Вперед, братья. Вы знаете, что стоит на кону.

В этот момент как никогда отчетливо Девдас ощутил, насколько он не хочет быть здесь. Нажав на маленькую, едва заметную кнопку на предмете, вплетенном в волосы, юноша принялся медленно отступать назад, шаг за шагом, пока уже не очутился на влажном склизком полу коллектора.

– Эй, ты куда? - раздался недовольный окрик Раджеша.

«Нет уж! Это дрянь он больше пить не будет! Ни в жизнь!»

– А ну вернись!

Но Девдас уже бежал в полной темноте, шлепая голыми ногами по грязным наростам, скользкому дерьму, ориентируясь лишь на собственные ощущения и писки крыс. Лишь отбежав на безопасное расстояние, он вслушался — не идут ли за ним следом? Но нет, никто не шел. Вместо этого эхо принесло из глубин коллектора, из грязной пещеры звуки автоматных выстрелов и крики боли. Испуганный, Девдас вновь сорвался с места и принялся метаться из прохода в проход, дергаясь то на легкое дуновение ветерка, то на какой-нибудь блеск, что оказывался простой галлюцинацией. Вонь душила, ужасно хотелось пить, хотелось на волю, наружу, но кругом были лишь бесконечные катакомбы, полные дерьма и голодных крыс. Когда силы оставили юношу, он просто рухнул лицом вперед во влажную и жирную грязь, чувствуя, как какие-то насекомые любопытно изучают его ноздри. Откуда-то из-за спины раздалось шуршание, а следом — вновь крысиные писки. Только теперь несравнимо больше. От жалости к себе и от ужаса Девдас хотел было закричать, но даже на это у него не оставалось сил.

***

– Все чисто, сержант-шеф! - отрапортовал на французском загорелый качок, щеголявший влажным от жары голым торсом. В руках его чернел вычищенный до блеска Le Clarion, навороченный до полной неузнаваемости дополнительным подствольным гранатометом и коллиматорным прицелом.

– Отлично! - гнусаво отозвался высокий человек, нещадно коверкая слова и усиленно картавя, чье лицо было полностью скрыто черными лентами, оставляющими лишь тонкие щелочки для умных темных глаз, - Что со взрывчаткой?

– Все готово, шеф, жду приказа! - бодро ответил женский голос из коммуникатора на плече того, кто никому не хотел показывать свое лицо.

– Сейчас спускаемся!

С тоской и брезгливостью Безликий переворачивал головы изрешеченных пулями Бескровных. Трупы изумленно глядели на своих убийц, выпучив глаза и вывалив сизые языки. К радости Безликого, Девдаса среди них не оказалось.

– Сбежал, сучонок! Гляди-ка! - тряхнул головой Безликий, - Захотел-таки жить. Все хотят.

– Шеф? - осторожно позвал качок, будто опасаясь чего-то.

– Да, ты прав. Бьянка, - обратился человек в маске к коммуникатору, - Взрывай!

– Я Шошана, шеф! - обиженно отозвался голос.

– Да, Шошана, извини. Взрывай, пожалуйста.

– Есть, шеф. Отойдите подальше от края. Начинаю отсчет — десять, девять…

– Давай! - гнусаво рявкнул Безликий. Следом грянул взрыв.

Пещеру тряхнуло, несколько сталактитов раскололись, и Безликий с качком поспешили укрыть голову. Несколько трупов сползли в зловонную яму в центре. Из той вырывался противный звук, словно кто-то вырвал пробку из раковины, и теперь вода с трудом просачивалась сквозь слой из давно застрявших в сливе волос. Уровень дряни в бассейне стремительно падал.

– Ух, твою мать! Льет-то как! Я наверх! - панически бросил коммуникатор, но Безликий даже не среагировал. Неуклюже орудуя руками в штурмовых перчатках, он разматывал ленту на лице, не спеша приближаясь к стремительно пустеющему бассейну.

– Фу, шеф, ну зачем это? - скривился солдат, отведя взгляд в сторону. Впрочем, однажды увидев то, что было у Безликого вместо лица, он так и не смог избавиться от воспоминаний об этом зрелище.

Огладив черную бороду, Безликий втянул своей обрубленной «двустволкой» пропитавшийся Нечистотами воздух и воззрился на существо, что корчилось на дне ямы, выкручиваясь и извиваясь, скаля зубы и недовольно тряся своей липкой и влажной черной шевелюрой. Из трубок и дыр на спине твари у нее под ногами уже натекла лужа.

– Что, не нравлюсь? - бросил Безликий. Он бы скривил губы в презрении, но губ у него не было, - Ты мне тоже. Но нам придется подружиться. У меня есть знакомые, большие любители поесть. Думаю, вам стоит встретиться. Алекс, готовь транспортировку!

– Есть, шеф!

Безликий же не отрывал взгляда от чудовища, что беспокойно копошилось в яме, продолжая извергать из многочисленных отверстий, разбросанных по телу, разнородную и мерзкую слизь. Почти неслышно, беззвучно где-то между плотно сжатыми зубами метались полные злобы и скорби слова, сказанные на чистейшем немецком:

– О, да! Вы наедитесь дерьма! Мало не покажется! Все вы! Я утоплю весь мир в дерьме! И кем бы ты ни было — ты мне в этом поможешь!

Автор — German Shenderov

Artwork by Lordigan — Deep Madness ©

#ВселеннаяКошмаров@vselennaya_koshmarov