Серия «Названия животных»

Ездили ли древние русичи на мамонтах: лингвистический комментарий

Задал мне недавно @Igorix интересный вопрос:

Ездили ли древние русичи на мамонтах: лингвистический комментарий Лингвистика, Занудная лингвистика, Этимология, Слоны, Станислав Дробышевский, Длиннопост

Действительно, слова «слон» и «хобот» появились у нас сравнительно давно. Более того, это первое из них присутствует во всех славянских литературных языках: слон в русском, украинском, белорусском, болгарском, македонском и сербохорватском; slon в чешском, словацком и словенском; słoń /сўонь/ в польском.


Находим мы его в памятниках письменности довольно рано. Вот пример из Хроники Георгия Амартола, переведённой на Руси в XI веке (правда, дошедшей в более поздних списках) с греческого:

звѣрь есть в неи, глаголемыи зуботомитель. звѣрь же тои велии, в рѣцѣ живыи, могыи слона пожрети цѣла.

Зуботомитель – это крокодил, калька с греческого ὀδοντοτύραννος /одонтотю́раннос/.


Чешский еврей Павел Жидек, живший в XV веке, написал своего рода энциклопедию для короля Йиржи из Подебрад. В этом труде (Spravovna) он рассказывает о классификации животных следующее:

Jsú hovada domácí i lesní. Lesní jako zubr, los, slon, velblúd, lev, rys, jelen, srna, nedvěd, zajiec, vepř, jednorožec, pardus, levhrat, vlk, liška, opice, kuna, ježek etc.
Животные бывают домашние и лесные. Лесные как то: зубр, лось, слон, верблюд, лев, рысь, олень, косуля, медведь, заяц, кабан, единорог, барс, леопард, волк, лиса, обезьяна, куница, ёж и т.д.

Под единорогом подразумевается носорог.


Откуда же средневековые славяне могли знать о существовании слонов? Конечно, большая часть наших предков никогда не видела этого животного своими глазами, однако были ведь и купцы, путешествовавшие в южные страны. Кроме того, как мы помним, военные походы славян нередко были направлены на Царьград, а вот в Константинополе слона увидеть было, в принципе, можно. И, что немаловажно, в славянские страны поступали изделия из высоко ценившейся слоновой кости.


Этимология слова слон несколько проблематична. Наиболее обоснованная версия гласит, что это тюркизм, поскольку в тюркских языках довольно похожим словом называют льва: например, по-турецки лев – aslan. Тут не всё гладко в плане семантики: слон и лев совершенно непохожи друг на друга, и перепутать их невозможно. Если, конечно, ты видел их своими глазами. Совсем другое дело, если об этих животных ты только слышал в легендах и сказаниях.


Напомню, что пока греческий слон дошёл до нас, он превратился в верблюда, о чём я уже как-то писал:

Ездили ли древние русичи на мамонтах: лингвистический комментарий Лингвистика, Занудная лингвистика, Этимология, Слоны, Станислав Дробышевский, Длиннопост

Там, конечно, напутали готы, а не славяне, тем не менее, перенос названий заморских животных с одного на другое вполне возможен.


Другая сложность фонетического характера. Тюркское aslan должно было бы превратиться в славянских языках в осланъ, а не слонъ. Считается, что облик этой формы может быть вызван народной этимологией, сблизившей названия слона с глаголами типа прислониться. Дело в том, что в Средневековье бытовала легенда, согласно которой, у слона не сгибаются колени, и он вынужден спать стоя, прислонившись к дереву. Подобные случаи нам также известны. Ведь готское ulbandus должно было дать в праславянском **vъlbǫdъ (в современном русском такое слово бы звучало как волбуд), но наши предки сблизили первую часть этого слова с *velьjь «большой, великий», а затем вторую с «блуждать», что дало нам форму вельблуд (впоследствии верблюд).


Но перейдём к хоботу. Это слово славянским языкам также прекрасно известно. В старославянских текстах словом хоботъ переводится греческое οὐρά /урá/ «хвост». Встречаем мы его и в русских памятниках. Например, в «Слове о полку Игореве» мы читаем:

Того стараго Владиміра нельзѣ бѣ пригвоздити къ горамъ Кіевьскымъ: сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзіи Давидовы; нъ розно ся имъ хоботы пашутъ.

Лихачёв перевёл это так:

Того старого Владимира нельзя было приковать к горам Киевским, а ведь ныне одни его стяги стали Рюриковы, а другие — Давыдовы, но в разные стороны бунчуки их развеваются.

Вот что писал Суханов (XVII век):

Въ Нилѣ рѣкѣ есть звѣрь лютой крокодилъ, подобенъ ящерицѣ, токмо великъ и силенъ, четыре ноги и хоботъ ящеричьи.

В чуть более позднем тексте хобот – это хвост льва:

егда, рече, лев не возмог насилию крепких ловцов противостати, на бегство устремляется; дабы не познали, в кую страну побеже, хоботом загребает следы своя за собою. [архиепископ Феофан (Прокопович). Слово похвальное о преславной над войсками свейскими победе, пресветлейшему государю царю и великому князю Петру Алексиевичу (1709)]

Лишь в XVIII-XIX веках хобот постепенно перестаёт обозначать хвост, и приходит к современному значению. Старое, однако, сохранилось в говорах, где у хобота мы вообще находим довольно богатый спектр значений (см. Словарь русских народных говоров, том 50, стр. 320-323). Нередко он фигурирует в былинах, где это шея змея:

Выходит тут змея было проклятая, О двенадцати змея было о хоботах: «Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич! Захочу я нынь Добрынюшку цело сожру».

Или масса всяких продолговатых и/или изогнутых предметов, например, «сук, перекладина, на которых подвешивали провинившихся каторжников»:


Дед мой на хоботе два раза побывал и про хобот всю жизнь поминал. Кто хобот вынес, тот долго проживал. Кто с хобота сходил, тот как бы каторжное крещение принимал. (Забайкалье, 1980)


Их русского хобот как обозначение части морды слона был заимствован в белорусский, украинский, болгарский, чешский и словацкий литературные языки (о русизмах в чешском я писал здесь).


С другой стороны, в сербохорватском и словенском от хобота в старом значении образовано название осьминога – hobotnica (/хóботница/ и /хобóтница/ соответственно), которое, кстати, тоже не преминули позаимствовали чехи (chobotnice).


Если говорить об этимологии, то -от- в хоботе – это суффикс, как в словах живот или топот. А корень, вероятно, связан с чешским chabý /хаби/ «слабый, вялый» и литовским kabėti «висеть». Это вполне логично в контексте того, что хобот первоначально обозначал хвост, то есть вялую, свисающую часть тела.


Что касается бивня, то это слово появляется довольно поздно, в XIX веке, причём совершенно необязательно оно первоначально обозначало клык именно слона. Ведь бивень может быть также у кабана или моржа. Этимология бивня довольно прозрачна, он образован от бить, бивать. Неслучайно в русских говорах словом бивень обозначается ударная часть цепа и колода с ручками для забивания свай.


Ранее же слоновьи бивни называли просто зубами. Так, в той же Хронике Георгия Амартола мы читаем:

Еще же соломонъ створи слоновъ престолъ от великыхъ зубъ.

Как и хобот, бивень из русского попал в другие литературные языки:

Ездили ли древние русичи на мамонтах: лингвистический комментарий Лингвистика, Занудная лингвистика, Этимология, Слоны, Станислав Дробышевский, Длиннопост

А вот слово мамонт известно в письменных источниках с XVI века. Скорее всего, это заимствование из мансийского языка, где maŋāńt (с диалектными фонетическими вариациями) означает «земляной рог».


Краткое резюме:

1. Слово слон известно всем славянским языкам. Вероятно, это довольно старое тюркское заимствование. Тем не менее, этот факт не говорит, что наши предки массово видели живых слонов.

2. Слово хобот даже древнéе, оно безусловно праславянское. Однако его первоначальное значение – «хвост». Лишь относительно недавно оно специализировалось в современном значении в литературном русском.

3. Бивень – слово сравнительно новое, и при этом следует помнить о том, что бивни бывают не только у слона.

4. Мамонт – заимствование, проникшее в русский, скорее всего, из мансийского языка. В источниках появляется в XVI веке.

5. Россия, может, и не родина слонов, но слово мамонт распространилось в языках мира из русского. Кроме того, ряд других славянских литературных языков заимствовал из русского слова хобот и бивень как обозначения частей тела слона.


Предыдущие посты об этимологии и истории названий животных:

Как сделать верблюда из слона

Как кролик королём стал

Кто крайний за медведем? Феномен табу в лингвистике

Кошки, демоны и куски ткани

Показать полностью 2

Кошки, демоны и куски ткани

Попросили меня тут рассказать о слове «кот». Народная любовь к св. котикам, покровителям Интернета, безмерна, и я сам её счастливая жертва, так что появление этого поста было лишь вопросом времени.

Кошки, демоны и куски ткани Лингвистика, Занудная лингвистика, Этимология, Длиннопост, Кот

Родственники нашего слова кот есть почти во всех славянских языках, и мы можем уверенно восстанавливать праславянскую форму *kotъ. При этом, конечно, феминитив от *kotъ – *kotъka. И форма котка нам прекрасно известна из болгарского и польского. Встречается она и в древнерусских текстах, особенно тех, где много церковнославянских элементов:

А ядущеи… пса, котку, ежа… да покается лѣт 4.

Однако в собственно восточнославянских формах, как мы знаем, вместо -т- выступает -ш-. Причём эта кошка обнаруживается и в памятниках:

Против мышам или противъ кротомъ добро есть держати кошки в огороде.
Скачешь, яко юница, быковъ желаешь, и яко кошка котовъ ищешь, смерть забывше.

Скорее всего, кошка образована от уменьшительно-ласкательного коша (как Мария > Маша, Павел > Паша, ладонь > ладоша). Есть и фонетическая версия, но она не заслуживает доверия.


А что же за пределами славянских языков? Родственники нашей кошки есть в балтийских (katinas (он) и katė (она) в литовском; kaķis (он) и kaķe (она) в латышском), германских (например, англ. cat и нем. Katze /кáце/), кельтских (бретонский – kazh /кас/, валлийский – cath), греческом (γάτος и γάτα) языках. Оно же есть и в поздней латыни (cattus /кáттус/) и современных романских языках (фр. chat /ша/, ит. gatto, исп. и порт. gato).


По ряду причин этимологи считают, что германское, кельтское, греческое, славянское и балтийское слова являются заимствованиями из латыни. Однако и латинская лексема довольно поздняя, в источниках оно появляется уже после начала нашей эры. До этого использовалось другое – feles или felis.


Полагают, что cattus в латыни появился в связи с тем, что в Рим из Египта привезли домашних кошек, а с ними и новое слово. Соответственно, вероятно, пришло оно откуда-то из Африки. То же слово обнаруживается на Востоке: кату в армянском, ката в грузинском, китт в арабском, kedi в турецком. Это, конечно, тоже цепочка заимствований, детали и источники которой пусть исследуют востоковеды.


Кого же тогда римляне называли словом feles до импорта ручных кошек? В первую очередь дикого лесного кота. Но, в принципе, это слово могло относиться и к другим мелким шерстяным хищнюкáм – куницам и хорькам.

Кошки, демоны и куски ткани Лингвистика, Занудная лингвистика, Этимология, Длиннопост, Кот

А что же славяне? Ведь они тоже были знакомы с лесным котом? Да, и соответствующее слово есть. В современном польском лесной кот – żbik /жбик/, что в древнепольском записывалось ещё иногда как stbik. В церковнославянском у него есть родственник – стьбль. Это слово, видимо, не случайно похоже на наш стебель. Скорее всего, дикий кот был так назван, поскольку любит лазать по веткам или камышам.


Свои названия лесного кота есть и в других языках, например, vilpišys /вилпишис/ в литовском, αἴλουρος /айлурос/ в греческом. С приходом домашней кошки эти названия зачастую забылись.


Некоторые языки не стали заимствовать латинское cattus и придумали что-то своё. Кое-где кошка получила название по своему мяуканью. Это, например, сербохорватский и словенский – mačka /мáчка/ (откуда и венгерское macska /мáчка/), а также китайский – мао, и японский – неко («мяу» по-японски – «ня»).


В других языках использовалось подзывное слово «кис-кис»: наша киса и финская kissa. Кое-где подзывают не «кис-кис», а «пис-пис». Отсюда румынская pisică /писикэ/, английская puss, турецкая pisi, арабские biss и bass


Есть, конечно, и более оригинальные придумки, например, "ловкая собака", как в чукотском.


В общем, путь к статусу самого почитаемого домашнего животного у кошки был по историческим меркам стремительным. Хотя, надо сказать, котики полюбились далеко не сразу и далеко не всем:

Кошки, демоны и куски ткани Лингвистика, Занудная лингвистика, Этимология, Длиннопост, Кот
Кошки, демоны и куски ткани Лингвистика, Занудная лингвистика, Этимология, Длиннопост, Кот

Так что наш разум своим мурлыканьем сейчас портят потомки тех счастливо выживших, чьей нижней челюстью не искали клады.

Показать полностью 3

Кто крайний за медведем? Феномен табу в лингвистике

Читатели попросили меня написать о словах медведь и крайний. И, кажется, можно убить двух зайцев одним махом, а заодно поговорить об одном очень интересном лингвистическом явлении.


Начнём с медвежьей этимологии. На первый взгляд всё предельно просто: медведь, потому что разбирается в мёде, ведает мёд. Почему? Кто поймёт?


Но не всё так гладко. Дело в том, что слово мёд в праславянском языке относилось к особому склонению, на *-u-. Как несложно догадаться, это склонение характеризовалось «тематическим» элементом *-u-/-ou-, что наглядно видно в таблице, где раннепраславянские формы разложены по схеме корень – тематический элемент – окончание:

Кто крайний за медведем? Феномен табу в лингвистике Занудная лингвистика, Этимология, Русский язык, Длиннопост

Этот же элемент не терялся и при словообразовании, что хорошо видно на примере древних производных от слова мёд: медвяный, медуница, др.-рус. медвеница «погреб для хранения медов и вин», медвуз.


Слово медведь (*medvědь)является достаточно старым, чтобы этот элемент содержать. Значит, его надо членить не как мед-ведь, а как медв-едь, и тогда становится понятным, что второй корень здесь не ведать, а есть. То есть, этимологически медведь = медоед.


Точно такое же словосложение, но в первоначальном значении мы находим в Ригведе (I, 164, 22):

Кто крайний за медведем? Феномен табу в лингвистике Занудная лингвистика, Этимология, Русский язык, Длиннопост

При этом слово медведь – явная инновация, праиндоевропейцы называли это животное иначе, /хрткёс/. Старое название сохранилось в санскритском ṛkṣaḥ /ркшах/, латинском ursus и греческом ἄρκτος. Греческое слово, кстати, обозначает также Большую медведицу, а в связи с этим и Северный полюс. Отсюда Арктика.


Если бы это слово сохранилось в праславянском, оно бы звучало как *jьrsъ или *vъrsъ (в современном русском ирс или ворс соответственно). Почему же славяне вместо этого стали говорить «медоед»? Ответ можно найти в этой цитате:


Нганасаны и селькупы наделяют медведя особой силой. Селькупы верят, что он все видит и все слышит. Бытовало поверье, что медведь услышит, если человек говорит о нем плохо и может за это наказать. Именно поэтому селькупы старалась не использовать наименование медведя, по причине существования языкового табу. Вместо названия медведя селькупы использовали иносказательные обозначения, например: (СРДС) man mįdamį ‘мой младший брат’; ßarg ara ‘большой старик’; il’ča ‘дед, дедушка’.

То есть, вместо «настоящего» названия начинают употребляться эвфемизмы. Это называется табуизацией слова. Если избегать старого слова особо тщательно и долго, новые поколения его уже не усваивают, используя уже только бывшие эвфемизмы. Что интересно, после потери старого слова табуизация может запускаться заново. Например, русские вместо медведь зачастую говорили косолапый, хозяин, лесник, космач, костоправ, старый. А в украинском и польском новая табуизация затронула фонетику: ведмідь и niedźwiedź.


Кстати, все вы знаете, как будет медведь по-чукотски, но, возможно, не все отдаёте себе в этом отчёт.

Кто крайний за медведем? Феномен табу в лингвистике Занудная лингвистика, Этимология, Русский язык, Длиннопост

Старое название медведя табуизировали не только славяне. Например, по-литовски он lokys (по-латышски – lācis /лацис/), вероятно, от глагола lakti «лакать» (хотя есть и другие версии). А германское слово (англ. bear, нем. Bär) скорее всего, первоначально означало «коричневый, бурый».


Кстати, есть заблуждение, что наша берлога связана с германским словом. Современная этимология категорически не согласна. Во-первых, не бьётся фонетика. Во-вторых, если посмотреть по языкам и диалектам значение этого слова, то очень часто оно значит «соломенная подстилка», «свиная подстилка» и подобное. Поэтому его соотносят с сербохорватским брљав «выпачканный» и брљати «возиться, рыться; пачкать».


Завершая медвежью тему, закину вот этого милого зигующего мишку:

Кто крайний за медведем? Феномен табу в лингвистике Занудная лингвистика, Этимология, Русский язык, Длиннопост

Наверняка, у многих уже чешутся руки запостить картинку с медведем в кустах. Вот вам повод это сделать (Славянские древности, том 3, 213):


В пол. Поморье считали, что если невесту заставить посмотреть в глаза медведю. то по его реву можно определить, девственница она или нет. Когда невеста оказывалась недевственной, пели, что ее «разодрал» медведь (укр, ровен.).

Некоторые медведи, впрочем, докричались:


Чтобы муж перестал изменять жене, она мазала влагалище медвежьим салом (рязан.).

Корни феномена табу, конечно, кроются в магическом мышлении. Люди верили, а многие продолжают верить и по сей день, что слово может повлиять на реальность. Для таких лучший способ избежать несчастья – не говорить о нём. Не будешь говорить медведь, он не придёт и не задерёт тебя. Не будешь говорить о смерти и болезни, они обойдут тебя стороной. Не будешь говорить последний прыжок, и парашют раскроется. Надеюсь, у большинства читателей нет сомнений в том, что так это не работает.


Так стоит ли поучать всех, кто говорит крайний вместо последний? Самое главное здесь, на мой взгляд, бороться не с симптомами, а с болезнью. Надо воспитывать в людях критическое мышление и изживать магическое. А пока что солидная часть населения в плане восприятия реальности недалеко ушла от селькупских охотников.


Но даже если оставить в стороне то, насколько нелепо это всё смотрится в XXI веке, отмечу, что если крайнефилы победят, и все станут говорить, скажем, по крайнему слову техники, это лишь приведёт к запуску нового витка табуизации. В таком случае уже через пару поколений можно будет услышать что-нибудь вроде задний полёт и задний прыжок. Кто задний в очереди?, я надеюсь, наши потомки не услышат благодаря повсеместному внедрению электронных очередей.


Кстати, в Интернете стебутся над крайнефилами фразами типа Крайний самурай, крайний из могикан, истина в крайней инстанции. Доброе утро, крайний герой, в общем. На мой взгляд, это несколько мимо кассы, поскольку крайнефилы хотят употреблять последний в значении «такой, за которым не следует что-либо подобное», а крайний в значении «такой, за которым может следовать что-либо подобное». По такой логике, могиканин именно что последний – после него других не будет. Так что для стёба лучше использовать крайний писк моды и крайние будут первыми. А заодно спрашивать у них, уменьшает ли неупотребление слова медведь шанс погибнуть от когтей оного.


P.S. В некотором смысле язык всё же может изменять реальность. Скажем, таким свойством обладает фраза «объявляю вас мужем и женой».


P.P.S. Подозреваюсь, что у кого-то могло возникнуть впечатление, что я злобный пурист, всеми силами препятствующий любым языковым изменениям. Смею заверить, что это не так. За родовую чистоту кофе не борюсь и даже говорю стóляр и сливóвый. Но вот суеверия, и всё что с ними связано, - несколько иной случай

Показать полностью 4

Как кролик королём стал

Домашний кролик распространился по Европе (а оттуда и по всему миру) с Иберийского полуострова. Помогли ему в этом римляне, которые, завоевав Испанию, заимствовали у местных племён и название для кролика - cuniculus /куникулус/ (> португальское coelho /коэлю/).


Из латыни это слово вместе с кроликами попало к немцам. Латинское cuniculus напоминало немцам слово künik «король», поэтому при заимствовании в средневерхненемецкий оно несколько трансформировалось и стало звучать как küniklîn /кюниклин/ "маленький король, королёк".


Когда это название переняли чехи и поляки, они его просто перевели: ч. král, п. król (/кроль/, в современном польском - /круль/) "король" > ч. králík, п. królik "кролик", дословно "королёк".


Конечно же, на Польше кролик не остановился и поскакал дальше на восток. В русском языке это слово - заимствование из польского, и связь с королём уже не ощущается. Впервые появляется в памятнике XVII века: "А на томъ островѣ нѣсть никакихъ звѣреи кромѣ кроликовъ да змии".


Вот так кролик стал не только ценным мехом, но и царём зверей.


Словарь русского языка XI-XVII вв., том 8, стр. 69.

Boryś W. Słownik etymologiczny języka polskiego, 2005, стр. 262-263.

Walde A., Hofmann J. Lateinisches etymologisches Wörterbuch, 1938, стр. 308-309.

Показать полностью

Как сделать верблюда из слона

Эта история началась, когда греки заселили Грецию. Со временем они стали активно общаться с египтянами и народами Ближнего Востока. По всей видимости, от египтян греки узнали о слонах и у них же заимствовали слово ἐλέφας /элéфас/ (родительный падеж - ἐλέφαντος /элéфантос/) "слон".


Позднее римляне, которые вывозили из Греции не только статуи и образованных рабов, утащили к себе и это замечательное слово.


Когда у границ Империи появились готы, они переняли латинское elephantus (а точнее его «народную» форму *olifantus) в виде ulbandus. Готы не очень разбирались в южных животных, поскольку этим словом они стали называть верблюда. Видимо, это было связано с тем, что в Северном Причерноморье, где они поселились, верблюды встречались, а слоны – нет.


На готах эстафета, разумеется, не закончилась. Славяне, которые жили по соседству, не могли пройти мимо такого прекрасного слова. После заимствования в праславянский оно приобрело вид *velьbǫdъ (где ǫ – носовое о, а ь и ъ – звуки не вполне известного качества, традиционно называемые редуцированными). Именно такой вид это слово имеет в старославянском – вельбѫдъ (на всякий случай напомню, что старославянский не является предком русского).


Здесь интересно то, что чисто фонетически ulbandus должно было дать **vъlbǫdъ (в современном русском такое слово бы звучало как волбуд), а не *velьbǫdъ. Похоже, что это результат работы "народной этимологии": начало слова изменилось по ассоциации со словом *velьjь "большой, великий". В этом нет ничего необычного, абсолютно аналогичный случай произошёл уже в Средневековье, когда поляки и чехи заимствовали немецкое слово Walfisch "кит" в виде wieloryb /велёрыб/, velryba /вэльриба/, причём вторая часть была переведена (Fisch > ryba), а в первой вместо -a- появилось -e- из-за влияния слова "большой" (совр. wielki, velký).


Позднее народная этимология повлияла и на вторую часть: она стала ассоциироваться с глаголом "блуждать", и вместо совершенно непрозрачного **vъlbǫdъ появилась форма *velьblǫdъ "(как бы) великоблуждающий".


Литературные польский (wielbłąd /вельбўонд/) и чешский (velbloud /вельблоуд/) на этом остановились. Правда, что интересно, чехи тоже не здорово разбирались в южных животных, поэтому в древнечешских текстах слово velblúd иногда использовалось и в значении "слон"!


А вот в древнерусском фонетика пошла дальше. Когда в одном слове присутствуют два р или два л, это не очень удобно для произношения, поэтому иногда такие слова, особенно заимствования, подвергаются различным диссимиляциям: феврарь > февраль, коридор > колидор, револьвер > левольвер. То же самое произошло и с нашим словом: вельблуд > верблюд. Что интересно, в старопольском была форма с обратной диссимиляцией: wielbrąd.


Вот так это слово добралось к нам из Древнего Египта, по пути не сумев доказать, что оно не верблюд.


Аникин А. Е. Русский этимологический словарь. Выпуск 6. М., 2012, стр. 202-203.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986, стр. 293.

Beekes R. Etymological Dictionary of Greek. Leiden – Boston, 2010, стр. 409-410.

Boryś W. Słownik etymologiczny języka polskiego. Kraków, 2005, стр. 693.

Lehmann W. A Gothic Etymological Dictionary. Leiden, 1986, стр. 375.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!