Серия «Миниатюры»

Столь жаль человека, не открывшего ни разу Евангелия, сколь поразительнее для твоего ума и сознания оказывается Божественное Откровение.  

Да, оно поражает глубиной мудрости и протяженностью прозрения. Еще больше – бездонностью этой глубины и бесконечностью этой протяженности. С годами и в разных обстоятельствах его слово, быть может, не раз тобою заученное, уже затертое в памяти, звучит по-новому.  

В каждый из таких мгновений ты понимаешь, что до этой секунды, ты еще ничего не знал. Как понимаешь и то, что такие «мгновенья», такие «озарения» далеко не конечный результат твоего познавательного труда. Ибо вновь и вновь чувствуешь, что почерпнул, но не исчерпал. И что впереди то ли еще будет.  

Оттого Евангелие и Божественно, что пронизывает своим изречением время и пространство; что имеет эффект «всегдашней актуальности» – в каждый момент «настоящего времени» его мысль оказывается своевременной и уместной.  

Мог ли такое придумать человек, который даже не знает с точностью, оживет ли для него завтрашний день?  

Потому Клайв Стейплз Льюис и покончил с собственным атеизмом, что убедился в невозможности христианству быть придуманной религией. «Объективная реальность, – пишет он в своей книге «Просто христианство», – таит в себе загадки, разгадать которые мы не в силах. Вот одна из причин, почему я пришел к христианству. Это религия, которую вы не могли бы придумать».  

Потому верил и Тертуллиан, что христианство для него было религией «абсурда». «Верую, потому что абсурдно» – вот перифраз его слов, где четко обозначается причина его религиозного выбора и предпочтения.  

Больше вопросов, чем ответов от соприкосновения с Откровением.  

Иной раз они – от кажущихся противоречий или же от смысловой неоднозначности. Здесь есть объяснение всему, но оно кажется недостаточным, поскольку не удовлетворяет рассудок. Ведь как может быть, чтобы Бог творил мир, а потом становился Человеком. Как Он, будучи всемогущим, мог допустить, чтобы Его распяли?  

В том, однако, и дело, что, по-видимому, у Бога нет задачи стать «единомышленником» человека в том смысле, что Он не станет смотреть его глазами и измерять его мерками.  

Он не станет свою логику «адаптировать» к логике человека. Иначе Он вовсе перестанет быть Богом, то есть Тем единственным критерием того, «как должно быть». Оттого нам и не понятна Божественная любовь, что она разнится с любовью человеческой. Другие – и Его справедливость, и правда.  

Потому, по-видимому, как замечает священник Даниил Сысоев, Христос, желая даровать исцеление слепому, и уничтожает его слепоту именно тем, что эту слепоту производит, Он «положил брение» (Ин. 9;15).  

Для многих христианство остается «соблазном» и «безумием». Потому что, «устраивая дело спасения людей, Бог избрал для этого такие средства, каких не избрал бы человек, чтобы тем лучше доказать людям, что спасение их невозможно для обыкновенных сил и средств человеческих, а вполне зависит от Бога. Это лучше всего открывается в самом способе, которым Иисус Христос совершил наше спасение: Он был распят на кресте, как величайший преступник» (Иванов А. В. профессор).  

Протодиакон Геннадий Пекарчук

Довольно часто в частных дискуссиях на предмет бытия Бога с людьми из семейства, как обычно говорят, среднестатистических, мне приходилось отстаивать тезис о том, что доказать несуществование Бога, на самом деле, гораздо тяжелее, чем убедить в противоположном факте.

К счастью для искренне ищущих Бога или хотя бы неравнодушных к вещам высшего порядка, для тех, кто чУток к тонким духовным проявлениям "иной плоскости бытия", совсем не обязательно входить в лабиринты головоломных раздумий и рассуждений по поводу того, "а есть ли там, за пределами земной жизни, Кто-нибудь или что-нибудь - и есть ли, собственно, сама эта жизнь после жизни?"

Чтобы убедиться в том, что ответ на этот вопрос непременно положительный, для этого не потребуется каких-то сверх-усилий.

Нужно лишь высунуть голову из груды песка, на котором стремится быть построенным здание человеческого "счастья", чтобы стать свидетелем очевидного. Того очевидного, которого не проглядеть сквозь толщу рутины житейских забот, попечений и косности. Это, пожалуй, - единственное условие, при котором действительное, вполне зримое и ощутимое может превратиться в нечто таинственное, в миф, легенду, заклеймиться в человеческом сознании со знаком "?"

Именно так и только так вера в Бога и становится «предрассудком», «плодом воображения», «архаичным сознанием».

Но это нелепо, когда мы что-то, что не видим, называем и считаем не существующим. Нелепо, потому что не логично.

Мы не можем утверждать несуществование того, что для нас невидимо, прежде чем твердо убедимся в полноценности и всеобъемлемости (насколько это максимально возможно) собственного внимания. Ведь нечто может быть невидимым не по причине того, что его нет, а в силу банальной близорукости, невнимательности и рассеянности, выражаясь по-философски, субъекта в отношении объекта.

В бытовой жизни человека так часто случается, что он не может найти так быстро, как хотелось бы какую-то искомую вещь, которая лежит совсем рядом, и, что называется «смотрит прямо на него». Он устраивает фундаментальный обыск и настолько увлекается собственной усложненной схемой поиска, что даже не чувствует, как его безмолвный (к несчастью на тот момент своего искателя), смартфон давит в квадрицепс в его правом кармане.

Это очевидность? Да, но очевидность не замеченная. Может ли в данном случае она считаться вымышленной?

Не счесть, в действительности, тех не замеченных и не замечаемых человеком очевидностей, которые буквально лежат у него «под носом», как на ладони. Красота, природа, ее «разумность» и стройность, целесообразность во Вселенной (т.н. космологический и телеологический аргументы бытия Бога), врожденный «нравственный закон», то есть, совесть, наконец, - все это окружает разумных существ, в этом и этим они живут и дышат.

Но можно говорить по этому поводу, еще проще, если хотите.

Мы все восхищаемся великими людьми – поэтами, учеными, мыслителями и пр., мы читаем их и о них, учимся у них, подражаем им, мотивируемся и вдохновляемся ими. Мы благоговеем перед теми гениями, носителями которых они были. И здесь во всей красе являет себя еще одна очевидность, которая не берется на вооружение, но чаще сбрасывается со щитов, как нечто пришлое, второстепенное, периферийное – большинство из этих людей – ВЕРУЮЩИЕ!

И едва ли факт этот можно свести к простому совпадению, ибо таковых, еще раз, б-о-ль-ш-и-н-с-т-в-о.

Но что такое гений? Для верующего, однозначно – это дар Божий. Для неверующего же – «6-е чувство», если хотите, способность обнаруживать и лицезреть надмирное, прозревать сквозь время, раскрывать глубинные тайники человеческой души, видеть и наблюдать запредельные духовные горизонты инобытия.

И если таков этот обладатель гения, - спроста ли его принадлежность к религии, сочувствие к ней или симпатия? Сводима ли его вера, объясняется ли она только лишь его воспитанием, географией происхождения или необходимостью отдать дань предкам и традициям?

Или же все-таки его религиозность – плод и результат того неотмирного дара, который открыл ему нечто большее, чем тому дедульке, который сидит на бревне с папиросой во рту и внимательно вчитывается в строки «Комсомольской правды» и который точно знает, уж всяко лучше Ньютона, Паскаля, Пушкина, Достоевского и Франка, что «никакого Бога нет»?

Если это так, то не стоило бы, пока еще не пробил «час оный», открыться взору этой (одной из) никогда неугасаемой очевидности, довериться ей, последовать ей?

P.s. На пост данный меня побудил другой пост в ВК, не прошел которого я сегодня мимо)) Он – в тему.

"Когда я был маленький, ещё в 60-е, моя учительница Мария Васильевна как-то сказала на уроке: «Бога нет». А я ей ответил: «Мария Васильевна, вот вы говорите, что Бога нет, а хотите при этом, чтобы мы любили Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого. А ведь они все верующие были». И она меня выгнала из класса. Сказала: «Федя, не дерзи!». Я вышел из класса, иду по берегу моря (мы в рыбацкой деревне жили) и думаю: «Мария Васильевна хорошая у нас учительница, но она же не умнее Пушкина, Лермонтова, Толстого и Гоголя?»" (Священник Федор Конюхов).

Протодиакон Геннадий Пекарчук

Часа за три до начала ночной Рождественской литургии прилег.

Большая часть богослужебного суточного круга позади, но среди грядущего и предстоящего есть еще, на что силы пригодятся.

Обычно мой сон, в силу наследственности, не бывает глубоким, тем более накануне чего-то, что требует максимальной выкладки и предельно ответственного отношения.

Приложив усилия и сосредоточившись, состояния дремоты все-же достиг.

Но этому моему мероприятию, столь необходимого каждому, кто пребывает еще в крови и плоти для «перезагрузки» его психо-физическихих сил – в эту ночь не суждено было состояться в надлежащей мере, как того хотелось.

Причиной тому – собственная забывчивость. Мой телефон не был переведен в режим «покоя» его хозяином до того, как тот решил «перевести дух».

Раздался звонок.

Абонент не сдавался и был настойчив.

Нащупав машинально в полусознательном состоянии «детище» «цифрового прогресса» у изголовья, поднес его экраном поближе к глазам (я – очкарик), чтобы рассмотреть, кто же там по ту сторону «телефонной линии» трезвонит не утихая.

Через полуоткрытые веки всматриваюсь и вижу «Религиовед… (так он обозначен в моем телефонном списке) ФИО». Возникшая внутри в этот момент ропотливая эмоция, несколько пробудила меня: «ну, что за срочность, - думаю, - у теолога, в ночь Рождественскую?» (набирал меня дважды к ряду). «Ах, ну да, - окончательно прояснилось во мне, - человек наверняка звонит поздравить».

Я не ошибся, но только наполовину.

Этот «Религиовед» - мой давний знакомый. Человек он православный, завсегдатай в храме, преподает и, даже, пишет глубокие проникновенные произведения о Боге и вещах «высшего порядка».

Но, в этот раз, когда он мне позвонил, я, к глубокому своему сожалению, в очередной раз убедился, что «душа человека – потемки».

Поздравить-то он меня поздравил с Рождеством Христовым, но только в этот раз это было как-то мимолетно, наспех, - будто Событие, в ожидании которого находятся все православные, и около которого нужно бы духовно мобилизоваться и актуализироваться тем более в Святочные дни, для него что-то второстепенное. Мне показалось, что поздравление, которое прозвучало, было лишь исходной точкой в разговоре, чтобы его переход в совершенно другое русло был менее резкий, дабы не вызвать мгновенного отторжения у собеседника. Ведь ему известно, что человек я несколько категоричный еще и иногда с радикальным уклоном.

- Отец Геннадий, - переключился с поздравительной части речи на другую тему «ФИО», - ты можешь кое-что для меня сделать?

- Ну, если только это в рамках моих убеждений, сил и возможностей, - отвечаю ему.

И тут я услышал то, чего мое ухо еще не слышало доселе:

- Позволь мне в эту рождественскую ночь погадать тебе.

Я опускаю здесь ту эмоциональную палитру, во власти которой я оказался в связи с этим и которой, однако, не позволил таки выйти вовне, но то, что я был, сглаженно говоря, в недоумении, - этого было не скрыть. Несколько секунд я находился в прострации и ступоре.

Мой собеседник культурный человек, поэтому не дал паузе затянуться дольше положенной нормы, и, видимо, прозрев мое внутреннее замешательство, продолжил вполне соответственно званию «ученого мужа» – аргументированно и по истории.

- Батюшка, ну ты же сам знаешь историю, которая разворачивалась вокруг события Рождения Богомладенца! Кто к Нему пришел с дарами? Правильно, волхвы. Кем же были эти люди по своей профессии?.. – спрашивает, и тут же, будто дискутируя сам с собой, отвечает: - Вот-вот… и, тем не менее, Господь их не почурался.

Я не буду реконструировать весь диалог, который длился с моим приятелем около часа. Но скажу, что под впечатлениями, которыми он меня тогда одарил, я нахожусь до сих пор. И эти впечатления, как понимаете, отнюдь не радостные.

И связаны они прежде всего с тем фактом, что далеко не все верующие люди, которые идентифицируют себя с Православием, интересуются предметами своего верования в необходимой и должной степени. И порой, в результате этого, их религиозность и «православность» приобретают весьма отдаленные от христианского вероучения формы и содержание.

Именно таким образом с подлинной Церковью и возникает ее тень, антипод или, как метко выразился философ и богослов С.И. Фудель, «темный двойник».

Стать или не стать адептом этого «темного двойника» или же его отзеркальем - зависит всецело от нас самих, от того, насколько мы просвещаем свой разум и сердце Светом Христовой Истины и в какой мере исследуем свою Веру, погружаясь в религиозный опыт ее лучших представителей.

Насколько всем этим мы не пренебрегаем?

Это - тот проверочный вопрос или тест, если хотите, который непременно должен быть частью самоанализа христианина, без которого движение вперед к богоуподоблению может стать крайне затруднительным.

Протодиакон Геннадий Пекарчук