Серия «Чиновники, Церкви и люди»

О межконфессиональном браке: Cherchez la femme!

О межконфессиональном браке: Cherchez la femme! История России, Российская империя, Религия, Россия, Общество, Республика Беларусь, Феминизм, Вопрос, Длиннопост, Брак (супружество), Отношения, Уния, Православие

Постер к к/ф "1812: уланская баллада", 2012 г. Фильм тупейший, но постер хорошо ложиться на текст :)

«Мудрые законодатели России, обратив Монаршее внимание на женщин, положивших начало семейственному счастию и утвердивших союзом любви и дружбы бытие гражданских Обществ, - даровали им отличныя права, выгоды и преимущества. […]

...Законы, определяя права и обязанности женскаго пола, разделяют его на разные классы или состояния, сообразно духу правления, характеру народному, политическому и нравственному положению государства.»

Половой вопрос всегда стоит ребром (припомните из какого материала была сделана Ева), а уж если сюда примешивается и политика…

И так, смешанные браки в Финляндии, Остзейском и Северо-Западном крае чуть ли не с петровских времён и до эпохи Николая I рассматриваются, как явление сугубо положительное, способствующее интеграции территорий в общеимперский порядок.

Со временем, однако, начали возникать если не сомнения в интегративном потенциале смешанных браков, то, как минимум, разногласия насчет условий, при которых они действительно могли бы ускорить интеграцию.

В центре дебатов было два главных вопроса: во-первых, способствуют или нет петровские нормы интеграции Западного края; во-вторых, могут ли вообще смешанные браки, в обстановке польского культурного господства и «фанатизма» матерей-католичек, принести пользу России.

Министр внутренних дел Валуев одним из первых высказал скептицизм относительно петровских норм, но он не терял веры в потенциально благотворный характер смешанных браков как таковых. В своём докладе 1862 года, где речь шла о корректировке закона о браках для Остзейского края, Валуев назвал разумным и обоснованным былое правительственное решение не навязывать петровские нормы в Западном крае (чего и придерживались до законов 1832-1835 гг.):

«Правительство знало, что всякое облегчение браков между жителями тех провинций и коренными обитателями России может только поспешествовать слиянию коренного русского населения с населением приобретенных областей и установить более тесную связь между разными частями государства».

Но он же и отмечал, что:

«...если ранее такие браки способствовали к сближению и частому слиянию разных народностей, то теперь они сеют рознь и составляют постоянный повод к жалобам и противным действующему законодательству притязаниям иноверцев».

Современный же Валуеву порядок, по его мнению, не благоприятствует усилению и распространению православия, а

«препятствует в некоторых местностях сближению разноплеменных русских подданных, которые не вступают в брак между собою единственно по нежеланию одной стороны подчиниться закону о воспитании всех детей своих в православии».

Словом, смешанные браки выполняли полезную объединяющую функцию до тех пор, пока правительство не сбилось с пути под влиянием «мысли о единстве веры в государстве» и страха перед «польским католицизмом». А вновь сделать эти браки выгодными для государства может только узаконение права родителей решать самим, какую религию будут исповедовать их дети. Соглашаясь с тем, что сначала католики возьмут верх над своими православными супругами в таких союзах, Валуев был более или менее уверен в том, что с ликвидацией источника осложнений

«можно с достоверностью ожидать, что во многих случаях, когда разноверные супруги будут находиться на жительстве в православных областях империи, их дети будут воспитываться под влиянием местных обстоятельств в вероисповедании православном, хотя бы это противоречило первоначально состоявшемуся, при самом заключении брака, между супругами соглашению».

Уже первое польское восстание очень больно отразилось на униатском населении Северо-Западного края. До восстания на униатов в крае косились, но более-менее с ними мирились. Их много, но мужичьё же ж. Да и обрядность одна, хоть символ веры и разный. Но массовая поддержка мужиками-касинерами, казалось бы, чуждых им идей католического шляхетства привела к беспрецедентному росту давления на униатов. МВД здраво рассудило, что рупором «вредных идей» в деревне может быть только церковная кафедра. Начались массовые перекрещивания (где уговорами, а где и нагайкой), униатские храмы передавались в ведение Патриархии, священникам запрещали служение. 23 марта 1839 г. Св. Синод рассмотрел «Соборный акт» и принял постановление о присоединении греко-униатской церкви к Православной Всероссийской. «Упорствующие в латинстве» же (с 39го года униатов нет, как класса, приходится вводить эвфемизм) официально считаются «отпавшими от православия», фактически приравнены к раскольникам со всеми вытекающими. Но если к некоторым раскольникам ещё были подходы, то упорные униаты юридически находятся во вневероисповедном состоянии.

На этом фоне заключается конкордат 1847 года с папским престолом, где, в обмен на его пассивную позицию по униатскому вопросу, царское правительство шло на такие уступки собственно католичеству, что текст договора даже от Сената три месяца скрывали, а полный текст будет доведён до Коллегии по духовным делам лишь спустя пол года. Восстание же 1863 года, в котором активно участвовало католическое духовенство, сделало политически невозможными любые уступки католицизму и побудило власти, в том числе, ограничить задуманную либеральную реформу брачных порядков исключительно Остзейским краем.

Кроме того, восстание укрепило российских чиновников в их убеждении, что, каким бы строгим ни был закон, дети от смешанных браков униатов и католиков с православными гораздо чаще вырастают католиками по духу, чем православными. Хотя большинство таких детей, казалось, было исправно крещено в православной вере, их связь с православием часто не шла дальше формальной принадлежности. В 1866 году официальная газета «Виленский вестник» писала, что в Западном крае употребляется даже специальный термин – «латинизант», обозначающий детей от смешанных браков, которые, номинально оставаясь православными, внутренне и в повседневной жизни исповедовали католицизм. По мнению «Виленского вестника», вследствие того что католики коварно злоупотребляли пунктом закона 1832 года, не признававшим за петровскими нормами обратной силы, «десятки тысяч православных людей» остаются в католицизме.

Некоторые комментаторы того времени, впрочем, продолжали думать, что, в конце концов, закон обернулся в пользу православия и послужил примером мудрости Николая I, но мнение скептиков к концу XIX века возобладало. Скептики же полагали, что смешанные браки не способствовали делу «обрусения», что в своих стараниях содействовать смешанным бракам правительство руководствовалось «абстрактными соображениями», которые почти не учитывали реального соотношения сил. А на чашу весов, похоже, легла очень неожиданная, но увесистая гирька...

В 1874 году православный священник с 33-летним стажем служения указывал на тенденцию отпадения в католицизм детей от смешанных браков, «особенно где мама католичка». Это происходило вопреки официальным обещаниям, которые их родители давали при венчании. Для церкви, доказывал этот священник, будет лучше, если она будет предотвращать смешанные браки или добиваться обращения в православие католической стороны.

Многие современники выделяли женское влияние как особенно мощный фактор, работающий на католиков. Как показал Михаил Долбилов, многие чиновники и публицисты после восстания 1863 года определяли польский национальный характер в терминах феминности (противопоставлявшейся «русской» маскулинности), и «демонизация» польки стала тогда ключевым аспектом русской полонофобии. Чиновники видели в шляхтянках Западного края подстрекательниц «мятежа»; именно женская часть польской шляхты объявлялась главным носителем польского национального сознания и проводником католицизма в его «наиболее фанатичной форме».

Приведем характерное высказывание славянофила Юрия Самарина:

«В польских семьях ежедневно повторяется в своеобразной форме библейское сказание… [имеется в виду искушение Евы и последующие события]… : злой дух Польши в образе ксендза-духовника запускает свое жало в сердце жены, а жена, в свою очередь, мутит воображение и совесть мужа».

Именно ксендзы, по его мнению, «довели до фанатизма женщин, а сии последние увлекают мужей, братьев и сыновей».

Бытовало даже мнение о заговоре полек, имевшем целью женить на себе русских мужчин ради окатоличивания их потомства! Как писал митрополит Иосиф (Семашко), воспитанием детей обычно занимается мать, а

«Матери в западном крае более или менее все находятся под прямым или косвенным влиянием костела».

Даже если они не отчуждают полностью своих детей от православия,

«иноверныя матери… ставят потомство в жалкое, неопределенное отношение к обоим вероисповеданиям».

Подобные умозаключения не могли остаться без последствий для политики смешанных браков. Виленский генерал-губернатор М.Н. Муравьев инструктировал подчиненных ему губернаторов, чтобы те не давали приезжающим из России служащим вступать в брак с местными уроженками католического исповедания. Запрет полякам и/или католикам занимать определенные должности в администрации распространялся и на русских, женатых на польках. Эта практика опиралась на мысль, что католическая религиозная дисциплина гораздо сильнее православной. Валуев ясно выразил это в своем докладе, когда предупредил, что в случае принятия его предложения католики на первых порах будут первенствовать, ибо по сравнению с католическим духовенством православное не выказывает той же

«самостоятельной заботливости об утверждении и распространении своей паствы».

Подобной же т.з. придерживался и Синод:

«...Осуждение из уст католического священника является сильным оружием для отклонения католиков от брака с некатоликом и, если брак все-таки заключен, для утверждения господства католицизма в семье. Вынужденные приносить обет и перед православным, и перед католическим священником, разноверные пары приписывают больший вес последнему»…

Т.е. полькам-католичкам не доверяют. Парадоксальным образом обвиняют их в легкомыслии и, одновременно, подозревают в коварстве... С другой стороны и польским девушкам с амвонов устойчиво внушали, что есть три категории мужчин, которых они не должны рассматривать как потенциальных мужей, – женатый человек, ксендз и «москаль», что в случае жуткого природного коварства полячек смотрится, как минимум, странно...

По словам Дениса Давыдова, после восстания 1831:

«...многие пригожие панночки были готовы выйти замуж за молодых русских офицеров».

А вот взгляд уже другого современника с той стороны (после событий 1860-х):

«...Оставались без замужества много польских барышень молодых и красивых.

Единственными, кто решался отдать свою руку москалю – за исключением стремившихся смягчить правительственные репрессии посредством замужества с представителями русской власти, – были только «...politycznie nieodpowiedzialne panie...» [Sic!, «политически безответственные женщины»].

В этой связи занятно читать, как, например, некий пан Казимир Змыхловский, владелец крупного имения Виры под Пинском, в марте 1863 вызывает к себе имперскую войсковую команду для защиты имения от инсургентов. Команду выслали и Виры события восстания обошли стороной. Но уже через три листа архивного дела отмечается, что в июле 1864 Змыхловский отдан под суд за финансовую помощь «справе посполитой» (т.е. тем же инсургентам). В данном случае пан был осуждён, сослан, но прав и состояний не лишён. Даже имение не конфисковали, а передали в опеку до отбытия ссылки хозяином. Опекуном назначили зятя пана Змыхловского, Александра Георгиевича Забойко, отставного ротмистра 5-го уланского Литовского Его Величества Короля Италии Виктора-Эммануила III полка. Полк, в свою очередь, знаменит, с весьма интересной историей и, кроме того, активно участвовал в подавлении прошлого польского восстания (!). А уже потомки Александра Забойко и Софьи Змыхловской (род Забойко-Змыхловские) в истории края вообще славно отметились, причём и католики, и православные, и вполне себе атеисты-коммунисты.

В целом, глубоко противоречивое отношение к смешанным бракам, сочетавшее страх перед «ползучей полонизацией» и «отпадением» с надеждой на интеграцию западных губерний, за которые велось острое соперничество, показывает, что к началу XX века проблема так и не получила разрешения. Но, как кажется, по отношению к смешанным бракам православное духовенство желало добрачного перехода в православие невесты-католички больше, чем жениха-католика.

Женщины же в этой ситуации, безо всякого феминизма выступают в качестве реальной политической силы. Просто по природе своей. Причём такой силой, с которой вынуждены считаться обе стороны.

Четвёртая статья цикла. О том, почему вопрос важен -тут. О протестантах - тут. О католиках - тут.

Эпиграф из: «Фемида или начертание прав, преимуществ и обязанностей женского пола в России, на основании существующих законов» / Соч. Илариона Васильева. — Москва: Унив. тип., 1827. Первая и последняя в РИ попытка издать всеобъемлющий карманный справочник по вопросу, причём с конкретными ссылками на законодательство и разъяснением его норм.

О докладе 1862г., борьбе вокруг законов 1832-1835 года и позиции П.А.Валуева: Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел / Ред. П.А. Зайончковский. М., 1961. Т. 1. Смотреть по году и дате.

О конкордате с Папским престолом 1847 года: см. Договор 22 июля / 3 августа 1847 года // Акты и грамоты о устройстве и управлении римско-католической церкви в Империи Российской и Царстве Польском. - СПб., 1849. - С. 191-207. Сам документ интереснейший, а ещё интереснее его судьба.

О ситуации в Царстве польском в период первого восстания и несколько позднее. Записки Дениса Васильевича Давыдова, в России цензурой не пропущенные. - Брюссель : Русская тип. князя Петра Владимировича Долгорукова, 1863. Охватывают заключительный период карьеры Дениса Васильевича, не так известны, как его "Военные записки". Особенно ценен его взгляд на личности Ермолова, Пацкевича, Муравьёва, их политику в регионах.

По вопросу Унии в период между восстаниями: Записки Иосифа, митрополита литовского. Том 2 Взгляд интересен тем, что он сам униат, перешедший в православие.

О петровских нормах и текст закона 1835г: Сборник материалов по вопросам о смешанных браках и о вероисповедании детей, от сих браков происходящих. СПб., 1906. Сборник. По вопросу просто шикарен! Важно и то, что он уже откалиброван манифестом 1905г.

О судьбе Унии, "заговоре полячек" и некоторых вопросах восприятия: Михаил Долбилов. «Русский край, чужая вера: Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II». М., 2010. Очень приличная междисциплинарная монография по теме.

Как срез общественного мнения по вопросу: Что такое латинизанство? // Виленский вестник. № 198. 20.09.1866 г., постановка темы - передовица// Виленский вестник. № 62. 19.03.1865 г.

Ю. Самарин цитируется по: Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: Поляки в России и русские в Польше. М., 1999.

Показать полностью

Межконфессиональный брак в историко-административном ключе: католики

Межконфессиональный брак в историко-административном ключе: католики Религия, Закон, Церковь, Общество, Россия, История России, Польша, Брак (супружество), Длиннопост, Католическая церковь, Управление

Папа Пий IX изгоняет русского посла ко Святому престолу Феликса Мейендорфа, обвиняя его в оскорблении католической веры. Jdrzej Brydak, литография, 1876 г.

Прим. Если вас вопрос заинтересовал, то лучше читать в связи с этим и этим. Там просто некоторые понятия разъясняются.

Итак, по уверениям архиепископа Рижского Вениамина, канонических препятствий для брака православных и лютеран - не существовало. Нерешёнными были лишь технические вопросы и их утрясали. А вот с католиками - всё не так... Причём (редкий случай!) тут не Церковь в лице Синода косо смотрела на «инославных» (хотя косилась, конечно), а активно сопротивлялся уже Костёл.

Вообще, в качестве этакого исторического казуса можно отметить, что проще всего решался вопрос брака православных обоего пола с… магометанами! РПЦ в любом случае такого брака не признавала, конечно, но детей без препятствий узаконивали. А с т.з. магометан тут вообще было всё в полном порядке (разумеется, при соблюдении ряда условий). Распространённый некогда «кибинный брак» хоть особо и не одобрялся, но на отношении к женщинам в умме не сказывался (синонимы: «сигэ», «мута»; у шиитов есть и сейчас, но у современных суннитов абсолютно неприемлем). Посылка "замутить с барышней", в данной связи, приобретает несколько специфический оборот. Подобное даже в литературе нашло своё отражение: см. повесть «Бэлла» Лермонтова. Важно, что сигэ может быть заключён только или между правоверными, или правоверными и «людьми книги» («ахль аль-киттаб», «люди писания»: христиане, иудеи, зороастрийцы; такой брак даже приветствовался в миссионерских целях), но не с «гяурами»-язычниками или (три раза тьфу) атеистами. Яркий пример - три мусульманские жёны Ермолова, детей от которых он узаконил, сыновей - крестил. Двое из них посвятили себя военной карьере в Империи (Виктор — генерал-лейтенант, Клавдий — генерал-майор, Пётр — умер в юности, дочь Софья осталась в исламе). Но всё же обычной практикой было принятие женой-мусульманкой религии мужа. Для мусульманина же брак с иноверкой — это макрух (осуждаемое), но не харам (неприемлемое), следовательно то же имеет право на существование.

Т.е. с магометанами сначала было сложно, но постепенно складывается положительная практика, а вот в случае с католиками, сначала сложилась положительная практика, а потом всё стало сложно.

«Петровские нормы» 1721-22 годов распространялись на всех «инославных», но в ходе поделов Речи Екатерина II подтверждает «привилеи шляхецтва», что определяет его особое положение в том числе и в вопросах брака (трактат 1768). Сама Екатерина, подобно Петру I, относилась к смешанным бракам как к положительному явлению, способствовавшему интеграции Западных губерний в общеимперский порядок. Соответственно, если такие браки открыто и не поощрялись, то препятствия для них старались устранить. Интересно отметить, что нормы трактата распространялись и на тех «липок» - служилых татар, которые смогли доказать свою принадлежность к шляхте (но указы 1795-1800 года шляхту, конечно, подсократили вообще и сильно).

Трактат 1768 вводил для дворян добровольные (!) произвольные (!!) брачные контракты (!!!), где стороны сами (!!!!) определяли условия воспитания и окормления своего потомства. При отсутствии такого контракта, смешанные браки должны были совершаться духовенством той веры, к которой принадлежит невеста, а детям присваивается вера родителя соответствующего пола, т. е. сыновей крестят и воспитывают в вере отца, а дочерей – в вере матери. Для того времени - беспрецедентная «свобода совести»! Эти условия работали до 30-х гг. XIXв.

В 1830 году они были дополнительно четко подтверждены, с пожеланием (!), чтобы брачные контракты включали условие крещения и воспитания хотя бы одного ребенка в православии. И даже ещё в 1831 году (уже в разгаре первого польского восстания) высший Комитет по делам западных губерний отверг предложение МВД распространить петровские нормы на Западный край, с формулировкой, что

«...сим положится совершенная преграда в заключении брачных союзов между русскими и поляками и еще отдалится желаемое слияние сих двух племен».

Но в 1832 году консервативный и жёсткий император Николай I отказался впредь разрешать какие-либо исключения из петровских норм и официально распространил их на земли бывшей Речи Посполитой, чуть подкорректировав в дальнейшем посредством нового закона «О союзах брачных» 1836 года.

Все эти подвижки были резюмированы в статье 67-й 10-го тома Свода законов, требовавшей, чтобы везде, за исключением Финляндии (там свой закон),

«...лица других исповеданий, вступающие в брак с лицами православного исповедания, дали подписку, что не будут ни поносить своих супругов за православие, ни склонять их чрез прельщение, угрозы или иным образом к принятию своей веры и что рожденные в сем браке дети крещены и воспитаны будут в правилах православного исповедания».

Статья также требовала,

«чтобы при вступлении в сии браки непременно исполнены и соблюдены были все правила и предосторожности, для браков между лицами православного исповедания вообще постановленные [...], чтобы сии браки были венчаны православным священником в православной церкви».

Дополнительно принимается ряд норм Уложения о наказаниях, предусматривавших наказание родителей, которые почему-либо не крестили и не воспитали детей в православии, и неправославных священнослужителей за совершение треб лицам, по закону принадлежащим к православию (особенно тут надо отметить 190 ст. Уложения, серьёзно выбивавшуюся из остальных норм) .

Костёл не мог на это не отреагировать, тем более, что у него было каноническое основание.

Как и у православных, в Средние века Рим полностью запрещал смешанные браки, но после постановления «Tametsi» Тридентский собора 1563 года они могли быть допущены, как исключение (диспенсация), что применялось сначала в династических браках, а потом и распространилось. Некоторые диспенсации (в силу массовости) стали правилом: Бенедикт XIV объявил, что смешанные браки в Бельгии и Голландии могут признаваться действительными не как диспенсации, а уже по правилу assistentia passiva – регистрации заявления о браке католика с лицом некатолической веры в присутствии двух свидетелей. В 1830–1835 годах Рим пошел на аналогичные послабления для Пруссии и Австро-Венгрии, некогда приращённых католическими землями Речи. В 1841 - для Баварии. В ходе переговоров с Папским престолом 1870-х Россия пыталась добиться того же, но вот ей было отказано. Мотив: для протестантов брак - не таинство, а для православных с католиками - таинство. Там где аssistentia passiva не действовала, приобщение католика к неканоничным таинствам было основанием для отлучения, что полностью исключало саму возможность параллельного православного венчания. Строго говоря верно и наоборот, но Синод тут допускал некоторую гибкость ещё с Петровских времён (посмотрите, в этой связи, на фабулу «Юнона» и «Авось!» в ключе судьбы Николая Резанова или на жизнь Фета, чьи неприятности начались в 1834г., по итогам решений Николая в 1832, т.е. можно сказать, что поэт пострадал из-за поляков), а Костёл упёрся.

То, на что смотрели сквозь пальцы в период действия трактата 1768 года, после подавления первого польского восстания, вдруг стало принципиальным для обеих сторон, а к 60-м годам Костёл уже занимает открытую антиимперскую позицию. Дело дошло до того, что Пий IX издал отдельную энциклику «Doverte» (17 октября 1867), которая вообще запрещала российским католикам подчиняться указам Духовной коллегии. Ксендзы активно пользовались каноничной прерогативой уклоняться от добрачного оглашения имени католической стороны, вступающей в брак, тем самым делая невозможным заключение брака и по православному обряду.

Но тут как всегда: если канон вступает в противоречие с имперскими интересами - тем хуже для канона. Как временная административная мера, вводится «правило 1891 года» по которому оглашения имен католиков делались в православной церкви на основе документации о внебрачном состоянии и правоспособности, представленной местной полицией, чем полностью устранили католическое духовенство из процедуры.

Таким образом, правительство по-прежнему выказывало почтение к религиозным началам брака, но в то же время «секуляризировало» его условия для католиков, вступающих в смешанные браки.

О позиции арх. Вениамина и ситуации с лютеранами см. тут.

О трактате (Варшавский договор) 1768 года: Трактат вечный между Российскою Империею и Речью Посполитой польской.

Свод законов. 1857. Т. 10. Ст. 67. Я использую тут норму по изданию Свода 1857 г., хотя, за исключением незначительного прибавления, она фигурировала уже в издании 1842 г. (в качестве статьи 71). https://runivers.ru/lib/book7372/388202/.

Об общих правилах и оглашении там же: Т. 10. Ст. 26 и 67 (пункт 2)

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845. Нас там интересует раздел второй, вся глава вторая. Ст. 190 выделяется тем, что в целом, российское законодательство устанавливает власть родителей над детьми "по смерть их" - кроме этой статьи!

О конкордате с Папским престолом 1847 года: см. Договор 22 июля / 3 августа 1847 года // Акты и грамоты о устройстве и управлении римско-католической церкви в Империи Российской и Царстве Польском. - СПб., 1849. - С. 191-207. Сам документ интереснейший, а ещё интереснее его судьба. По нашему вопросу смотрим про несогласованные статьи конкордата.

О борьбе вокруг закона 1835 года и позиции А.П. Ахматова: Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел / Ред. П.А. Зайончковский. М., 1961. Т. 1. Смотреть по году и дате.

Сборник материалов по вопросам о смешанных браках и о вероисповедании детей, от сих браков происходящих. СПб., 1906. Сборник. По вопросу просто шикарен! Особенно ценен своим уже откалиброванным Манифестом 1905 года взглядом.

Показать полностью

Межконфессиональный брак в историко-административном ключе: лютеране

Как категорически заявлял Гражданский кассационный департамент Сената в 1899 году,

«Российкий подданный, независимо от исповедуемой им веры, не может вступать в брак иначе, как при венчании церковном».

Межконфессиональный брак в историко-административном ключе: лютеране Россия, Общество, Закон, История России, Религия, Длиннопост, Православие, Синод, Лютеранство, Прибалтика

"Мартин Лютер". И. Фахнер. Книжный эстамп. 1893.

Только у старообрядцев с 1874 существует гражданская форма брака, но лишь потому, что государство не желало придавать юридическую силу их обрядам.

Шестой Вселенский собор 680 г. недвусмысленно запрещает браки православных и «еретиков». Напомню, что и «Соборное уложение» приравняло католицизм и «лютерство окоянное» к манихейству, тягчайшей из ересей. Но жизнь меняется. Уже в екатерининскую эпоху Империя вобрала в свой состав католиков, лютеран, униатов, армян, евреев, буддистов, мусульман, анимистов, равно как и последователей меньших конфессий и сект, а ускорение социальных процессов привело к тому, что они начинают смешиваться как между собой, так и с православными.

Впервые вопрос о межконфессиональных браках православных возник при Петре Великом, что не удивительно. Сам Пётр в 1715 году четко выразил свое убеждение в том, что смешанные браки могут сыграть существенную роль в его реформаторском проекте, укрепляя отношения с «протчими европейскими народами» и способствуя тем самым постепенному вытеснению «грубости старых обычаев».

Процесс резко ускорила Северная война, в ходе которой Россию наводнили шведские и иные «чухонской нации» люди (термин шикарен, конечно, но что есть - то есть. См. перепись населения Питера. "Чухонской нации швед крещёный" там сплошь и рядом) , многие из которых вполне могли быть полезны. Вопрос встал достаточно остро. Одна Полтава дала 19 тыс. пленных («чистых» шведов признали, впрочем, около четырёх тысяч, а всего за годы Северной войны в Россию было привезено и самостоятельно пришло из разорённых войной земель около 300 тысяч человек) и в 1721 году Синод издаёт беспрецедентный для русского законодательства указ, дозволяющий лютеранам обзаводится семьёй без перемены веры. При определённых условиях, конечно. В 1722 году эти нормы будут распространены на «инославных»-христиан вообще, станут называться «Петровскими», будут закреплены в ст. 67-й 10т. Свода законов, проработают вплоть до 1917 года лишь вздрогнув и поколебавшись в году 1905.

Узаконив смешанные браки православных с другими христианами (кроме старообрядцев), новое постановление тем не менее настаивало на ограничениях, которые должны были создать

«...сильное и довольное оберегательство, дабы верное лицо не совратилося к неверию, или иноверию своего подружия».

Всякий «инославный» давал письменное обязательство крестить и воспитывать всех своих детей в православии, а

«жену свою во всю свою жизнь ни прельщением, ни угрозами, ни укореньями и никакими виды в веру своего исповедания не проводить»,

За крещение детей в «неправильную» веру родители могли быть приговорены к тюремному заключению сроком до 16 месяцев, причем сами дети отдавались под опеку лица православного исповедания.

Забавно, но Синод в первые годы после заключения Ништадского мира аж четырежды возвращается к тому что бы:

«...лютерок паче звания и обитания никоим образом к браку не принуждать»,

а про своих тут и речи нет... Видать, можно было. С другой стороны, если вспомнить судьбу некой Скавронской...

Важно отметить, что Синод признавал исключительно браки заключённые в православной церкви, допуская, впрочем и двойную обрядность, что для лютеран было не принципиально в силу того, что протестанты не признают брак таинством (собственно поэтому православный батюшка и был необходим).

Изначально указ 1721 года распространялся на территорию Сибири и центральную Россию. На, собственно, Остзейский край нормы окончательно будут распространены только в 1794 году, но в силу того, что подобные браки будут заключаться в основном между русскими и немецкими дворянами, на обязательное воспитание детей в православии там долго будут смотреть сквозь пальцы, тем более, что существовала вполне распространённая практика исключений монаршим благоволением.

Ситуация резко изменится в XIX веке.

Личную свободу остзейские крестьяне получили в 1816-1819 гг. Пошатнулся традиционный немецкий принцип: «кто фюрст, того и религия». Новые правила взимания податей в «Лифляндском положении» («Положение» анонсировано ещё в 1804 году, в 1809 приняты «Дополнительные статьи», но крестьяне ещё десятилетие оставались в экономической власти помещиков, прикреплёнными к земле) привели к тому, что переход в православие оказался экономически привлекательным для многих. «Царская вера» на первых порах (особенно на фоне аграрного кризиса 1830-х-40-х) давала серьёзные бонусы: выкрестам на пять лет вдвое снижалась подушная подать, давались торговые льготы и послабления, легче можно было сменить сословное положение (переписаться из крестьян в мещане, купечество или казачество, были и такие), чем, к середине сороковых, воспользовалось приблизительно 110 -150 тысяч эстонских и латышских крестьян (расхождения от того, что вал прошений был такой, что приём их несколько раз приостанавливался, а архиепископ Рижский Иринарх даже получил порицание от Николая в 1841 за излишнее миссионерское рвение!). И если ранее межконфессиональные браки в крае были редки, то теперь они становятся достаточно распространены.

На этом фоне Николай I в 1832 году повелевает пресекать любые бывшие или могущие быть послабления и исключения из Петровских норм в Балтийских губерниях.

Остзейское дворянство, немецкое в корне своём, хоть и ощущало свою особенность, но было лояльным по отношении к монархии, что доказало и в ходе наполеоновских войн, и во время европейских событий 1848 и в ходе Крымской войны. Ровно до тех пор, пока монархия не покушалась на остзейскую обособленность и устои (строго говоря, оно не имперский, а личный феод, что и обуславливало особое положение края). Оказавшись перед угрозой русификации края и утери влияния на латышское и эстонское крестьянство, видя массу новообращенных и хорошо зная о российских законах, запрещавших «совращение» православных, остзейская знать сосредоточила усилия на внесении корректив в законы, регулировавшие смешанные браки, с тем чтобы сохранить статус лютеран если не за самими новообращенными, то хотя бы за их детьми, а, в идеале и принятия отдельного закона по примеру финского: после возникновения в 1809 году Великого княжества Финляндского, где верховная власть признала лютеранство «господствующим в том краю законом», для него изначально был определён особый порядок узаконения брака, при котором брак заключался с совершением обрядов обеих конфессий, а дети воспитывались в вере отца.

Забавно, но к пятидесятым годам балтийские выкресты массово запросятся обратно поскольку к крещению в православие «мелким шрифтом» шло то, что на новых православных теперь распространялась рекрутчина да и новая религия оказалась непривычно дороже в обслуживании. Но поскольку закон запрещает отпадение от православия в любом случае, они всё равно считаются православными и при вступлении в брак с лютеранами им предписывается крестить и воспитывать своих детей в православии независимо от того исполняют ли они сами ещё православную обрядность или уже опять лютеранскую.

Кое чего удалось добиться. В официальном докладе от 24 апреля 1864 года «О религиозной ситуации в Остзейском крае» прозвучала резкая критика по адресу прежней правительственной политики; сущность состоявшихся в 1820-1840-х годах массовых обращений была поставлена под сомнение

«как своекорыстных, а не искренних по духовному побуждению».

Примечательно, что автор доклада граф В.А. Бобринский выражал сильную обеспокоенность тем, что

«это насилие совести и всем известный официальный обман соединены неразрывно с мыслью о России и Православием».

Император Александр II был озадачен этим докладом, а крестьянские волнения в крае лишний раз подтвердили

«насущную необходимость как-то облегчить жизнь несчастным обращенным».

Впрочем очевидно, что опасались в первую очередь переброски польских событий 1863-1864гг. ещё и на балтийский регион.

С другой же стороны, обер-прокурор Синода А.П. Ахматов заявил о своем безоговорочном несогласии с какими бы то ни было мерами, выходящими за рамки существующей практики и законодательства, а уж тем более, его изменения в угоду текущему моменту.

В итоге, отказавшись от настоящего пересмотра закона и даже от объяснения мотивов его корректировки, было предложено всего-навсего не требовать от вступающих в смешанный брак в Остзейском крае добрачных обязательств, предусмотренных статьей 67-й 10-го тома Свода законов. Александр II одобрил эту меру в указе 1835 года. Ахматов не противодействовал этому только потому, что император настаивал на этой мере, и немедленно после принятия решения подал в отставку. Фактически в указе православному духовенству Остзейского края было дано указание смотреть сквозь пальцы на неисполнение статьи 67-й, тогда как лютеранских пасторов заверили, что их не будут преследовать, как того требует Уложение о наказаниях, ни за крещение детей от смешанных браков в лютеранство, ни за окормление «неявно отпавших» от православия.

До местного православного духовенства изменение в политике дошло не сразу, в силу того, что царь в указе 1865 года фактически единовластно, без коллегиальной поддержки Синода, призывал игнорировать канонические положения высказанные Собором, что было несколько необычно... И в 1866 году епископ Ревельский, викарий Рижский Вениамин (Карелин) был вызван в Петербург и оттуда дал распоряжение духовенству своей епархии, в котором объяснял, что шестой Вселенский собор состоялся задолго до появления протестантов и едва ли мог иметь их в виду, когда накладывал запрет на смешанные браки. Он также указывал, что постановление Синода 1721 года, требовавшее добрачных расписок, относилось только к бракам инославных христиан с русскими по этническому происхождению женщинами и что, следовательно, браки православных и неправославных христиан с лицами других этнических групп

«...могут быть совершаемы без вышеозначенных подписок»…

То, что разъяснение исходило именно от одного Вениамина, а не от Синода, указывает на то, что и касалось оно исключительно Остзейского края, а не Империи в целом. А это важно. Особенное если дату учесть... Сам Вениамин (за понятливость и красноречие) займёт сначала место блюстителя вновь организованной самостоятельной Рижской епископии, а затем и официально станет архиепископом Рижским.

В общем, действия Петровских правил в Остзейском крае были приостановлены под давлением «немецкого лобби», без поддержки Синода, волевым решением Александра II, но и без открытого признания уступки и действительного изменения законодательства.

Уже к концу 1860-х годов реформаторская энергия правительства Александра II заметно пойдёт на убыль. Реакцией правительства на революционную пропаганду и польское восстание было неуклонное усиление консервативных настроений. Правительство всё более настойчиво пыталось теперь интегрировать разнородные окраины Империи, привести их к большему правовому и административному единообразию и внедрить «русский элемент» в регионах, где было сильным культурное влияние местных элит. Убийство Александра II в 1881 году только укрепило вызревавшую тенденцию к контрреформам. И если на протяжении почти всего периода 1860–1870-х годов остзейской элите, посредством заверений в лояльности престолу и благодаря связям с высшей бюрократией, удавалось сдерживать русификацию края, то 1880-м годам положение изменилось. В отличие от своих предшественников, Александр III при своей коронации не подтвердил привилегий остзейского дворянства. Правительство предприняло ряд действий, нацеленных на подрыв местной региональной обособленности и в 1885 году император утвердил предложение Синода о полном восстановлении силы и сферы применения статьи 67-й.

Логика такого сдвига назад заставляла правительство возбуждать уголовные дела против лютеранских пасторов, которые совершали службу и обряды для номинально православных лиц, что им, как бы, было официально разрешено указом 1865 года. Помимо решительного протеста, который этот разворот вызвал со стороны остзейской элиты и протестантских кругов за границей, перед правительством замаячила другая неутешительная перспектива. Как отмечал оберпрокурор Синода К.П. Победоносцев (ярый русский националист, кстати):

«жители края, оторванные от лютеранского духовенства и вообще церковной жизни, понемногу совершенно теряют религиозное чувство и становятся атеистами».

У этого дела имелось и более глубокое измерение – ведь речь шла не столько о статусе церквей в крае, сколько о готовности Российской Империи к существованию в условиях пробуждающегося национализма окраин.

При этом надо понимать, что с католиками всё было куда интереснее. Но об этом - далее.

Соборное Уложение 1649г.: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/1649.htm

Из петровских нас особенно интересуют: 25 июня 1721г. №3798 и 18 августа 1721г. №3814: Законодательство Петра I / Ред. A.A. Преображенский. М., 1997. https://www.prlib.ru/section/1336534

Свод законов. 1857. Т. 10. Ст. 67. Я использую тут норму по изданию Свода 1857 г., хотя, за исключением незначительного прибавления, она фигурировала уже в издании 1842 г. (в качестве статьи 71). https://runivers.ru/lib/book7372/388202/

О массовых крещениях лютеран в 1830-40-х: Цветаев Д. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. М., 1890.

О деятельности арх. Иринарха и арх. Вениамина см. вики. Отрывочно, но достаточно.

Текст доклада "О религиозном положении" можно посмотреть по: Граф В.А. Бобринский: Его поездка в Балтийский край, 1864 // Русская старина. 1898. № 12.

О борьбе вокруг закона 1835 года и позиции А.П. Ахматова: Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел / Ред. П.А. Зайончковский. М., 1961. Т. 1. Смотреть по году и дате.

Текст закона 1835г: Сборник материалов по вопросам о смешанных браках и о вероисповедании детей, от сих браков происходящих. СПб., 1906. Сборник. По вопросу просто шикарен!

О ситуации в целом: Западные окраины Российской империи // Ред. М. Долбилов и А. Миллер. М., 2006. Опять же сборник и там важно всё в комплексе.

О пересмотре политики при Александре III: Змирлов K. O недостатках наших гражданских законов: О союзе брачном // Журнал гражданского и уголовного права. 1882. Кн. 9.

Показать полностью 1

О «свободе совести» в административно-историческом аспекте

...«Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов»...

Статья 18 Всеобщей Декларации прав человека ООН (рез. 217 А (III) от 10.12.1948).

..."Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов"....

Манифест об усовершенствовании государственного порядка от 17 октября 1905 г.

О «свободе совести» в административно-историческом аспекте Закон, Религия, Метрики, Российская Империя, Россия, Общество, Атеизм, Длиннопост

Илья Ефимович Репин. "Манифестация 17 октября 1905 года". 1907-1911.

В манифесте от 17 октября 1905 года Николай II провозгласил для подданных Империи, кроме прочего, «свободу совести». Подданные возликовали. Империя вздрогнула.

Даже сейчас не всегда явно, что свобода мысли, свобода совести и свобода вероисповедания — это три разные свободы, а тогда, несмотря на Канта, совесть ещё тесно увязывалась с религиозным чувством, а, значит, вероисповеданием.

Вроде и ктулху с ней с совестью (одна из самых сложно определяемых категорий этики, однако), но манифест в этой его части, внезапно очень больно ударил по системе управления Российской Империи потому что «конфессия» для Империи - это не про то кому и как ты молишься (тут с Петра была относительная вполне Имперская веротерпимость, если государство при этом не трогаешь, конечно), а про то, кто и как тебя учитывает.

Схватились за голову в Синоде. Схватились за голову в МВД.

Сами основы существовавшего в России гражданского строя были в лучшем случае лишь частично совместимы с внезапно провозглашёнными свободами. В записке по вопросу, подготовленной в МВД в 1906 году среди непременных условий которые необходимы для реализации «свободы совести» были:

  • признание права не принадлежать ни к какой религии (то есть легализация атеизма);

  • введение гражданской метрикации;

  • создание неконфессиональных кладбищ;

  • введение гражданской присяги и гражданского бракосочетания.

На вопросе метрик мы и остановимся особенно. Ведение метрик и регистрация брака непосредственно позволяли установить сословное положение подданных понимаемое как:

«положение лица как субъекта частных прав гражданских, и в особенности положение его в союзе семейном и родовом»,

устанавливали «права состояния на основе родства», а, значит, являлись краеугольными камнями сословной системы.

Ведение метрических книг в Империи — право и обязанность «священства», кому бы оно ни молилось, хотя в проекте закона, представленном в Государственную думу в 1907 году (один из семи, ни один так и не был принят), Столыпин писал, что вопрос о передаче ведения метрик гражданским властям

«служил уже неоднократно предметом обсуждения правительства и что в настоящее время есть основание ожидать, что он получит в недалеком, сравнительно, будущем общее для всех вероисповеданий разрешение».

В отдельном законопроекте МВД допускало, что и гражданский брак мог бы быть вскоре введен, но при этом все-таки прилагались настойчивые усилия к тому, чтобы примирить нужды государства с каноническими требованиями различных конфессий.

Метрические книги служили сводом данных об идентичности в императорской России и их значение определялось, в первую очередь, их функцией документального свидетельства гражданского состояния. Содержавшиеся в них сведения были необходимы для поступления на государственную службу, в учебные заведения, для возведения в дворянское достоинство, заключения брака, установления законнорожденности детей, а следовательно, и прав собственности. Кроме того, многими правами можно было воспользоваться только по достижении совершеннолетия, а таковое проще всего можно было подтвердить выпиской из метрических книг как главных источников сведений о рождениях. Особое значение метрические книги приобрели в 1874 году, когда была введена всеобщая воинская повинность, которая означала, что каждый (на определенном отрезке своей жизни) пригоден для службы.

О «свободе совести» в административно-историческом аспекте Закон, Религия, Метрики, Российская Империя, Россия, Общество, Атеизм, Длиннопост

Крещение младенца. Неизвестный художник. Первая четверть XIX века

С 1702 года православное священство стабильно представляет своему начальству списки рождений, а с 1722 года книги ведутся уже систематически (хотя общеимперская форма им будет дана только в 1835). Соответственно, с православным населением присоединённых по разделам Речи территорий особых вопросов то же не возникло. Быстро решили вопрос с еврейством, как только определились с тем, кого там считать священством (1835). Метрические книги магометан ведут муллы в Волжско-Уральском регионе (с 1828), в Крыму (с 1832, к Таврическому магометанскому духовному правлению административно относились и польско-белорусские татары), на Кавказе (с 1873). Органично в систему влились лютеране с их «ордунгом», с некоторым скрипом - англикане. Кое-как - католики. Конечно были ещё язычники, староверы-беспоповцы и секты (децимеции) где священства, зачастую, просто не было предусмотрено, но, казалось бы, у сложившейся системы одни плюсы:

  • именно благодаря обязанности выполнять функции нынешнего ЗАГСа «иностранные церкви» были признаны в России «государственными учреждениями»;

  • население было просто вынуждено (как минимум) внешне соблюдать религиозные предписания;

  • государство освобождает значимый административный ресурс, которого и так не очень-то хватает.

И вот в этой сложившейся системе после манифеста начинается чехарда вскрывшая ряд противоречий давно и подспудно ждавших своего часа.

Язык и традиции. Метрические книги на начало века были более-менее стандартизированы, но каждая конфессия вела их в соответствии со своей обрядностью (крещение, обрезание, конфирмирование и т. д.) и на своём языке. Лютеране традиционно пользовались немецким, католики — польским и латынью, магометане — татарским и арабским. Отказ от языка зачастую был просто невозможен по обрядовым причинам. Дублирование метрических записей на русском требовалось делать «буква в букву», но инославное и иноверное духовенство зачастую просто не знало русского языка в силу того, что не всегда даже состояло в русском подданстве. Особенно остро вопрос стоял с католиками и англиканами (а их не мало, с 1875 года официально разрешена миссионерская деятельность англикан на территории Царства Польского). И если раньше МВД и Синод, где кнутом (лютеране), а где пряником (магометане) добивались ведения метрик на русском, то теперь местами дело доходило до чистого саботажа. Например, русский откровенно саботировали грузинские автокефалисты (вопрос грузинской автокефалии — очень больной вопрос на начало века).

Перемена веры. За исключением выхода из православия (уголовное преступление до 1905 года), светская власть перемене веры препятствий не чинила. Регистрационные вопросы решались просто передачей документов из одного прихода в другой иноконфессиональный, благо такие случаи были достаточно редки. Но 1905 год вызвал вал возвращения ранее крещёных в православие к «вере отцов», к чему государство оказалось неподготовленным. Более того, начали быстро пополняться ранее бывшие в загоне деменции (баптисты) и возникает ряд новых (лестардианцы и иные отпадения от лютеранской церкви, главным образом, в Прибалтике, католики-мариавиты в Польше), к духовенству которых у государства нет никакого доверия. В то время как государство отказывалось признавать их религиозные убеждения, эти «отступники» или «упорствующие» отказывались выполнять обязательства, налагаемые на них официальными церквями, вследствие чего их браки, рождения, и даже смерти оставались без надлежащей регистрации. Более того, было почти невозможно с точностью назвать религиозную конфессию, к которой эти люди действительно принадлежали, что заставляло власти использовать причудливые формулировки, не имеющие юридического значения. В ходе призыва, например, потомки бывших униатов обозначались как «упорствующие в латинстве», но, как сообщал А.А. Мусин-Пушкин (минский губернатор в 1905),

«эта формула вызывает вполне справедливое недоумение у военного начальства по вопросу даже о приводе к присяге».

В результате, несмотря на свои твердые религиозные убеждения, «упорствующие» находились, с точки зрения властей, во вневероисповедном состоянии – т. е. они юридически не принадлежали вообще ни к какой религии. Власти должны были проделать хитрый трюк: создать для таких работающий порядок метрикации, не признавая фактически их религиозные убеждения. То же касалось, например, вяткинских раскольников-беспоповцев, которых государство хоть и регистрировало через полицмейстера, но метрик им не выдавало.

О «свободе совести» в административно-историческом аспекте Закон, Религия, Метрики, Российская Империя, Россия, Общество, Атеизм, Длиннопост

Т.С. Юшманова. Староверы. Полотно, масло. 2011.

Атеизм. Правительство на тот момент не было готово покончить с конфессиональными основаниями государства, что становится особенно ясно на примере вопроса о законном признании атеизма. Если (уже в Думе) такие партии, как кадеты, выступали за позволение гражданам вообще отказываться от религиозной принадлежности, то государственные чиновники не вполне могли себе вообразить конфессионально-нейтрального гражданина или убедить себя в желательности официального признания такого индивида.

В 1906 году Министерство юстиции объявило – отчасти имея в виду вопрос регистрации, – что принцип свободы совести:

«отнюдь не может влечь за собою возникновения каких-либо новых, не признанных действующими законами исповедных обществ, а тем более образование класса людей внеисповедных».

Столыпин, впрочем, был готов рассматривать этот вопрос более серьезно, но в конце концов и он отказался от идеи «внеисповедности», как несовместимой с основополагающей структурой и, главное, характером государства.

В общем, Министерство юстиции признало несовместимость религиозной свободы и существующей системы:

«При ведении у нас метрических книг духовными властями и происходящем вследствие того приурочении их к определенным вероисповеданиям, перемена религии ни в коем случае не может признаваться исключительным делом совести отдельных лиц, – как это наблюдается в тех государствах, в коих ведение актов гражданского состояния возлагается на административные органы, – а неизбежно нуждается в твердой правительственной регистрации».

В результате:

«при таких условиях едва ли представляется возможным предоставить отдельным частным лицам – даже при господстве самой широкой свободы совести – ничем не ограниченное право перехода из одного исповедания в другое, без доведения о том до сведения тех или иных органов правительственной власти – в целях точной регистрации таковых переходов, так как подобное положение внесло бы лишь крайнюю неопределенность в дело ведения актов гражданского состояния, и без того уже страдающее у нас весьма значительными недостатками».

Казалось бы, выход во введении светской системы регистрации гражданских состояний. Но этот выход неприемлем по ряду причин:

  • сословный характер Империи, где сословная принадлежность тесно связана с вероисповеданием;

  • сословное и национальное неравенство прав и обязанностей, так же тесно завязанное на вероисповедание;

  • Сам характер самодержавия, как власти священной, сакральной, "Богом данной".

Отделение брака и регистрации от церкви потребовало бы капитального пересмотра всего корпуса гражданского права, когда у правительства и так хлопот был полон рот, потому что нужно было готовить законы, которых требовали указы 1904–1905 годов. При этом, хоть, например, баптистские метрические книги оставались в руках гражданских властей, но как только в 1905 году духовные лидеры московских раскольников получили что-то вроде статуса духовенства, им сразу поручили задачу ведения метрических книг. Подобным образом, когда в 1912 году мариавиты были признаны «самостоятельным вероучением» – т. е. вероисповеданием, отличным от католицизма, а не сектой внутри него, – им было даровано право вести свои собственные метрические книги.

Но вот выйти из конфессии "в никуда" по прежнему оставалось невозможным вплоть до февраля 1917.

За первый год исповедной свободы в России. Сб. СПб.: Типография «Колокол», 1907.

Справка о свободе совести. СПб.: Типография МВД, 1906.

Православие, инославие, иноверие. Сб. Нов. Лит. Об. 2014.

Ставский Б. Гражданские законы... Т. 1. (комментарии к ст. 92–93 Гражданского уложения 1825 г. с дополнениями); Т.2 (приложения к ст. 92 и 93).

Штюрмер Б.В. В Особое Совещание для согласования действующих узаконений с именным Высочайшим указом 17 апреля 1905 г. по делам веры. СПб., 1905.

Вишленкова E.A. Заботясь о душах подданных: Религиозная политика в России в первой четверти XIX в. Саратов, 2002.

Дорская А. Государственное и церковное право Российской империи: Проблемы взаимодействия и взаимовлияния. СПб.: Издательство РГПУ им. А.И. Герцена, 2004.

Показать полностью 3
Отличная работа, все прочитано!