Фэнтези истории

Ноги сами несли его к знакомой таверне. Открыв дверь, он лишь кивнул ее хозяину и, услышав вдогонку: "вторая справа от окна!", поднялся по лестнице. Хозяин таверны знал его хорошо, как и подобает хозяину знать одного из своих основных постояльцев.

На следующее утро, на ходу сложив в рюкзак все, что дал ему сонный повар, он направился к Восточному логову. Именно там ждал его Ветер с наградой.

Город представлял собой единственное в этом уголке мира место, где люди все ещё поддерживали некое подобие цивилизации. Находясь далеко от эпицентра Катаклизма, он избежал сильного заражения скверной, благодаря чему тварей вокруг него особо не водилось. Остальные города люди покинули уже давно, по большей части переселившись в наспех построенные деревни-крепости, которые было проще оборонять. А оборонять было от кого.

Что представлял из себя Катаклизм, никто точно не знает. Никто даже точно не помнит, когда он случился - по разным оценкам, от восьми десятков до полутора сотен лет назад.

В один момент по Империи ударила волна горячего воздуха, пришедшая с севера, откуда-то из-за моря. За этим последовало неслабое землетрясение, длившееся около пятнадцати минут. Именно в тот момент в мире появилась скверна. Она была везде - в земле, в еде, в воде, в воздухе, в людях. Слишком долгое нахождение в слишком зараженном скверной месте приводило к последствиям разной степени тяжести - от лёгкого носового кровотечения до мгновенного летального исхода. К тому же у людей, в свое время подвергшихся воздействию скверны, часто рождались дети с лишними или недостающими конечностями, пальцами, глазами, а бывало, появлялись на свет такие куски плоти, что в их принадлежности к роду человеческому возникали сильнейшие сомнения. На животных скверна влияла похожим образом: большинство из них изменились до неузнаваемости. Травоядные, что раньше сидели у себя в норах и мирно грызли зерно, внезапно вылезли на поверхность и вместо зерна стали грызть ноги другим тварям, не исключая людей. Некоторые хищники стали в несколько раз крупнее и опаснее, а некоторые изменились настолько, что в них с трудом угадывался их прежний облик.

Сильнее всего было загрязнено побережье моря, что на севере. Жить там было просто невозможно. Исключение составляла лишь небольшая бухта на северо-западе, у самого подножья горного хребта, идущего на юг. Само же море отреагировало на скверну весьма странно: согласно рассказам рыбаков, иногда приходивших с севера, вода в нем помутнела настолько, что в неё можно было погрузить руку до середины предплечья и не увидеть пальцев. Дальше полусотни метров от берега заплывать было нельзя, поскольку на рыбу скверна действовала также, как и на животных. По рассказам все тех же рыбаков, далеко на горизонте они иногда замечали выпрыгивающих из воды существ размером с целые города. Однако та рыба, что водилась на мелководье, как ни странно, была вполне съедобной.

Насколько сильно заражён скверной воздух в том или ином месте, можно было узнать по облакам. Чем насыщеннее и ярче зелёный цвет облаков, тем сильнее осквернено то или иное место. В этом брошенном всеми уголке мира пасмурная погода стояла всегда, лишь в сказках некоторых полуумных бабок иногда можно было услышать про висящий в небе светящийся шар, что когда-то назывался солнцем.

Город находился под контролем трёх группировок, у каждой из которых во владении был определенный участок территории. Группировки часто воевали между собой и с остальными жителями этого мира, но по итогу их силы всегда истощались, и тогда они возвращались обратно к вооруженному нейтралитету. Территории группировок в городе разделяли внутренние стены. Стены начинались от развалин ратуши в центре Города и тремя лучами расходились к внешней стене, деля Город на примерно равные трети: Северную, Западную и Восточную. Из себя внутренняя стена представляла груду разнообразного мусора, скреплённого чем-то вроде цемента. Кто, зачем и когда ее построил - никто не знает. При этом как бы кто ни пытался перелезть через стену или разрушить хотя бы ее часть - все попытки ни к чему не приводили. По общей договоренности каких-то из предшественников нынешних лидеров группировок места наверху и внутри внешней стены, по которым можно было с территории одной группировки перебраться на территорию другой, были засыпаны, так что из одной трети в другую можно было попасть лишь через ворота во внешней стене. Ворот, к слову, было трое: Северные, Западные и Восточные - на каждую из третей соответственно.

Группировка Волков - самая сильная из всех - обитала в Северной трети. Рыси, расположившиеся на востоке, были чуть послабее, однако сильно от Волков не отставали. Медведи, несмотря на самое воинственное название, считались самыми слабыми из всех троих, поэтому в конфликты старались особо не лезть, а остальные их и не трогали, просто потому что незачем.

У каждой из группировок в Городе был свой штаб - так называемое Логово. К Восточному логову - логову Рысей - он сейчас и направлялся.

Недалеко от логова находился тренировочный плац. Ради любопытства взглянув в его сторону, он увидел троих сопляков, тренирующихся сражаться с дробящим оружием. Один из них почему-то показался ему странным. Он выглядел немного старше остальных, при этом его глаза выражали какое-то странное спокойствие. Такой взгляд обычно бывает у опытных воинов, коим он, судя по технике обращения с кистенем, не являлся. Не обратив особого внимания на тренировку, он пошел дальше.

Восточное логово располагалось в катакомбах старой церкви. Прямо перед входом в нее он увидел довольно интересную картину.

- Пустите, гады! - верещал придурковатого вида дедок, отталкиваемый от входа в церковь двумя стражами. - Вы не понимаете, от чего отказываетесь!

- Блять, ты даже с третьего раза не понял? - прикрикнул на него один из стражей. - Съебывай туда, откуда пришел. У Ветра сегодня не приемный день. - страж оттолкнул дедка алебардой. - Как же ты заебал!

Дедок упал на землю, однако с неожиданной прытью поднялся и вновь бросился на стражей.

Щелчок. Короткий, быстро оборвавшийся звон. Искра.

Арбалетный болт, пролетев в нескольких сантиметрах от макушки деда, попал в мощёную потрескавшимся камнем дорогу. Дедок тут же затих, ссутулился, попытавшись стать меньше, и убежал куда-то в переулок.

Он подошёл к стражу.

- А ты ещё кто такой? - окинув его недоверчивым взглядом, поинтересовался тот.

Он молча развернул контракт наемника.

Страж, чуть поизучав пергамент, отстранился и пропустил его внутрь.

Внутри пахло плесенью. Сновали туда-сюда солдаты, кто-то сидел за столами и что-то писал. От этого места веяло унынием вперемешку с армейской дисциплиной и лаконичностью.

Комната была обставлена весьма скудно. У одной стены - шкаф с какими-то бумагами, у другой - стойка с оружием. В центре комнаты - стол и крепкого телосложения бородатый седеющий мужчина, восседающих за ним.

Оно отворил дверь и вошёл.

Едва завидев гостя, лидер улыбнулся и встал.

- У тебя, Фалк?

- У меня, - ответил Фалк и, открыв заплечный мешок, достал оттуда небольшую, но увесистую голову. Клыки, выпиравшие изо рта, из-за слабого освещения казались чуть длиннее рогов на лбу. Свалявшаяся длинная шерсть слиплась в сосульки. Вытянутая, как у собаки, морда заканчивалась пустой глазницей, обрамленной ореолом свернувшейся крови.

- Отлично! - сказал Ветер, поднял голову со стола, приоткрыл дверь в приемную и со словами: - ты знаешь, что делать, - отдал одному из стражей.

Закрыв дверь, Ветер развернулся, принял из рук Фалка заранее протянутый контракт и отправил его в недра стола.

- К новому заданию готов?

- Да.

- Отлично. Слыхал про Новоимперцев?

Фалк кивнул. До него доходили слухи о группировке Новая Империя, что появилась около года назад и базировалась в деревне-крепости на опушке Великой пущи, к северу от Города. Как бы очевидно это не звучало, группировка ставила своей целью объединение всех деревней-крепостей и Города в Новую Империю, где все будут жить в мире и согласии. Методы их были весьма стандартны - "Вы все теперь под нашей властью. Кто не согласен - тот мертвый". Численность новоимперцев оставляла желать лучшего, поэтому приступать к объединению они пока не спешили. Однако, несмотря на небольшой личный состав, вооружены они были довольно хорошо - возможно, их спонсировала какая-то из сильных группировок. С какой целью, впрочем, оставалось для всех загадкой. Людей группировка набирала в основном из отбросов - предателей, дезертиров и других ренегатов - всех, кто покинувшил свою старую группировку.

Характерной особенностью, по которой можно было отличить новоимперца, являлась небольшая татуировка с буквами "NE" на левом предплечье.

- Кого из них надо убить?

- Всех.

Фалк опять кивнул. Получать подобные задания ему уже доводилось.

- Но мне будут нужны...

- Ждут на тренировочном плацу.

У Фалка была своя отработанная система штурма деревней. Для нее ему всегда требовалась пара-тройка "отвлекающих маневров", требования к которым не отличались высотой: достаточно было хотя бы немного уметь держать оружие в руках.

Мало кто из "отвлекающих маневров" возвращался домой после выполнения задания.

- По трофеям как обычно: документы - в пепел. Все остальное - твое.

Фалк вновь кивнул.

Наступило недолгое молчание.

- Ещё что-то? - поинтересовался Ветер.

- Мне кажется, ты что-то забыл.

Ветер сделал вид, что задумался.

- Нет конечно! Как я вообще могу забыть об этом? А вот тебе следовало бы хотя бы раз и не вспомнить.

На столе появились небольшой, но увесистый мешочек и два исписанных листа пергамента со смоляными печатями. Все это стремительно отправилось в недра рюкзака Фалка.

- Ни одну из расписок ещё не потерял? - с небольшой надеждой поинтересовался Ветер.

- Все со мной, даже не надейся. И кстати, Рыси уже должны мне более трехсот тысяч золотых.

- Ну ты же пока не собираешься использовать всю эту сумму?

- Пока нет, но держи руку на двери казны.

Обменявшись с работодателем прощаниями, Фалк вышел и закрыл дверь.

На выходе из церкви его ожидала незапланированная встреча. Едва он спустился на мостовую, как на него тут же набросился дедок, недавно домогавшийся до стражи.

- Я знаю! Оно есть!

Фалк посмотрел на него с непониманием.

- Оно есть! - повторил дед. - Место! То место, где нам всем будет хорошо! Там чистая вода, там чистое небо, там зелёная трава! Там нормальные животные и нормальные деревья с нормальными листьями!

Фалк попытался его отогнать. Ничего не вышло.

- Я знаю, как туда дойти! Я покажу дорогу! Там есть солнце! Там есть солнце!

Фалку наконец удалось оттолкнуть деда на полтора метра от себя.

Тихий щелчок откуда-то сверху. Свист воздуха. Негромкий хруст и чваканье. Старое тело с арбалетным болтом в голове падает на мостовую.

Левый рукав сполз с предплечья, обнажая край набитых на руке букв "NE"

Обернувшись и увидев двух крепких мужиков, выходящих из церкви и направляющихся к телу, он продолжил свой путь к "отвлекающим маневрам".

На плацу все также тренировались трое сопляков. Завидев приближающегося Фалка, они прекратили тренировку и направились в его сторону.

- Это вы - наш новый командир? - спросил самый молодой из троих.

- Я.

- A как вас называть?

- Фалкем Герентис. Можно просто Фалк.

- Странные слова. А это имя или прозвище?

- Погоняло.

- А за что вы его получили?

- Молчать.

Парень, как ни странно, послушался.

- В оружейную. Возьмёте кому что по душе, потом на кухню и выходим из Города.

Все четверо двинулись в сторону невысокого здания, что и до, и после Катаклизма служило одной цели - содержанию солдат и их вооружения.

- Какой тебе топор? Ты его в руке едва держишь, - произнес средний по возрасту, которого, как понял Фалк, звали Медиокрис.

- Зато им можно легко и быстро отрубать врагам конечности или головы, - ответил ему младший, Виргель. Он взял со стойки лёгкий боевой топор и отрубил руку невидимому врагу.

- Ты что, блять, делаешь?! Сколько тебе, сука, раз говорить - с нихуя оружием не махай! - закричал на него смотритель оружейной.

Виргель испугался и стыдливо заткнул топор за пояс. Смотритель замолчал. Сердито взглянув на парня, он продолжил с флегматичным видом стоять в углу.

- А ты что выберешь? - немного виновато спросил Виргель у Медиокриса.

- А я, пожалуй, возьму кистень. Уж очень он мне понравился на сегодняшней тренировке.

Самый старший сейчас, как и всю дорогу до сюда, в разговоры не вступал, поэтому Фалк не смог узнать его имени. Сначала он, как и остальные, с интересом разглядывал развешенное на стене оружие, а потом вдруг потянулся к короткодревковому молоту и одним движением снял его с кронштейна. Фалк отметил довольно профессиональный хват и словно отточенное движение, которым парень заткнул оружие за пояс. "Он явно не так прост, как кажется, - подумал Фалк. - Надо будет повнимательнее приглядеться к нему." Тем временем новоиспечённые наемники закончили выбор оружия.

- Возьмите каждый по арбалету и колчану болтов, - внезапно произнес Фалк.

- Какие нахуй.., - начал было наливаться краской смотритель, однако быстро замолк, едва завидев блеск заранее приготовленного серебра в ладони у Фалка.

Когда все оказались полностью вооружены, они вчетвером двинулись к выходу из помещения.

Восточная дорога лентой вилась впереди. Пожухлая трава по бокам колыхалась от вездесущего ветра. В воздухе стоял запах леса, идущий с Малой пущи к югу от дороги, чуть восточнее Города. Голые ветви деревьев смотрели в пасмурное небо, задумавшись о бренности своего существования. Из-за городской стены выглядывали вершины далёких гор на западе. Сразу к северу от дороги на северо-восток шло русло реки Урбана, на которой стоял Город. В полутора сотнях километров отсюда, в месте, где в Урбану впадала река Инфлюкс, стоял город Рогд. Даже Фалку с его обостренным зрением не было видно полуразрушенные башни города. Но сейчас город их не интересовал. Они по узкой тропинке направлялись к мосту через Урбану, что поддерживался в рабочем состоянии силами Рысей. Волки в время любой из войн группировок легко могли бы разрушить мост, получив неплохое тактическое преимущество, однако такая мысль в голову им никогда не приходила, поскольку самим Волкам время от времени требовалось пользоваться мостом.

Когда отряд перешёл мост, Фалк развернулся и начал проводить инструктаж.

- Вы теперь мой отряд. Вы теперь беспрекословно подчиняетесь всем моим приказал. Скажу стоять на одной руке - вы становитесь и стоите. Скажу войти в горящий дом и стоять там до превращения в уголёк - забегаете в дом и становитесь по стойке смирно. Это вам понятно?

- Так точно, - нестройным хором ответили "отвлекающие маневры". Было видно, что Виргель и Медиокрис испытывали лёгкий страх перед предстоящим заданием. Третий же смотрел на Фалка просто спокойно, вообще без каких-либо эмоций.

- Тех двоих я знаю, а ты? - спросил Фалк, обращаясь к третьему. - Как тебя зовут?

- Продитор, - коротко отрапортовал парень.

- Продитор... Хорошо. Цель нашего задания вам известна?

Все трое отрицательно закачали головами.

- Мы идём штурмовать логово группировки Новая Империя.

У всех округлились глаза, даже Продитор изобразил искреннее удивление.

- Поверьте, у меня есть план. Все пройдет гладко, - соврал Фалк. План в общих чертах у него, конечно, был, но детали ему каждый раз приходилось дорабатывать на месте. Да и не был он на сто процентов уверен в том, что все будет гладко.

- Командир, а мы потом вернёмся обратно? - вдруг поинтересовался Виргель.

- Одно из двух, - честно ответил наемник.

Страх в глазах Виргеля усилился и перемещался с желанием бороться за свою жизнь.

- Ещё у кого-то вопросы есть?

- Командир... - подал голос Медиокрис.

- Заебали. Фалк.

- Хорошо. Фалк, а почему в Городе у вас зрачки были узкие, а сейчас прямоугольные?

"Внимательный парень," - отметил про себя Фалк, а вслух сказал:

- Я могу усилием воли изменять форму своих зрачков. Когда они прямоугольные, у меня шире поле зрения и мне проще заметить опасность. Во время пеших походов я обычно выбираю именно эту форму. Когда они узкие, я могу легко концентрировать внимание на одной точке, поэтому во время боя или осады всегда меняю форму на эту. А ещё людям приятнее разговаривать с кошкой, чем с козлом. Потому на входе в Город я всегда сужаю зрачки. Таким я родился. Скверна, чтоб ее. И раз уж зашёл разговор про скверну, хочу заранее предупредить про ещё одну особенность моего организма. Примерно раз в две недели у меня начинается то, что я называю приступом - из глаз идёт кровь, сознание летает туда-сюда между телом и миром снов - в общем, вы поймёте, когда увидите. Последний приступ случился шесть дней назад, так что следующий должен произойти уже тогда, когда дойдем до новоимперцев. А пока просто запомните эту информацию и не беспокойтесь. Ещё у кого-то есть вопросы?

Внезапно послышалось оглушительное рычание. Из кустов рядом с ними медленно выплыла голая остроносая морда.

В этой суматохе никто и не заметил, как на стене словно из ниоткуда появились три тени. Они спрыгнули вниз, под воздействием света факелов материализовались в три человеческие фигуры и начали сеять хаос.

Каждый из троих был вооружен парой коротких узких сабель, которыми они умело орудовали, рубя и режа все, до чего могли дотянуться. При этом ран никто из них почти не получал - лишь несерьёзные синяки и царапины.

Палач поднял свой топор, намереваясь обрушить его на самого старшего из троих. Тот заметил движение и ловко юркнул вбок, а когда лезвие топора застряло в деревянной стене ближайшего дома, он с выпадом пронзил палачу горло.

Недалеко от него бился второй - гораздо моложе, с ярко-зелеными глазами, зрачки в которых стояли вертикально, словно у кота. Стоило кому-то лишь замахнулся своим оружием - парень за мгновение до удара поражал одним из клинков открытое место.

Третий дрался чуть поодаль, но при этом все время старался приблизиться к товарищам. Глаза у него, в противоположность второму члену отряда, были неестественно маленькими, казалось, что их не было вообще.

Далеко не факт, что он был зрячим.

Несмотря на это, в битве он был так же хорош, как и остальные двое: так же ловко уклонялся от каждого удара, так же успешно парировал и так же точно бил в ответ.

Земля была усеяна телами, отрубленными конечностями и пятнами крови. Никто никого не щадил, в расход шли даже попавшие под удар женщины и дети.

Внезапно что-то изменилось.

Сразу четверо набросились с разных сторон на самого старшего. Он, не видя того, кто был за спиной, начал наклоняться, чтобы с кувырком уйти назад. Вспышка стали, внезапный выпад - и меч стоявшего сзади пронзил насквозь его голову.

Все происходило под взором ярко-зеленых кошачьих глаз. Для их хозяина время замедлило свой ход, позволяя в деталях разглядеть произошедшее. Он видел, как острие пробивает макушку, как разлетаются в разные стороны осколки костей; он видел брызги крови и начинающие вытекать мозги; он видел, как алый от крови клинок, разрезав на две половинки левый глаз, вышел с обратной стороны головы, лицо на которой уже не выражало абсолютно ничего. Юноша почувствовал, как его мышцы наполняются силой, а разум - свирепой яростью.

Время внезапно вернулось к нормальной скорости. Он поднял свои клинки, и смерч из стали заиграл отблесками света факелов, сметая на своем пути все и всех. Вокруг него брызгала кровь, разлетались в разные стороны конечности и ошмётки плоти. За собой он оставлял лишь усеянную телами и щедро орошенную алой жидкостью землю.

Сонные вороны лениво наблюдали за всем этим с ветвей деревьев. Они уже предвкушали пир, ждущий их на следующее утро.

Он остановился перевести дыхание. Согнувшись и вдохнув, он резко разогнулся и прокричал прямо в лицо с маленькими, полуслепыми глазами:

- Они убили Учителя!

Он вновь согнулся, вновь набрал полную грудь воздуха и продолжил свой кровавый забег по деревне.

И без того мутные глаза помутнели ещё больше. Тоска и печаль, на мгновение наполнившие их, вдруг сменились слепой яростью.

Два смерча носились по полю боя, не оставляя на своем пути ничего живого.

Они очнулись, лишь когда поняли, что остались одни. Они стояли среди океана крови и ливера, пытались справиться с одышкой и тупо смотрели друг другу в глаза. Постепенно ярость начала отходить. Они вспомнили, что привело их сюда, лишь когда с края деревни раздался осторожный голос:

- Есть там кто живой?

Возле сваленных в кучу безглавых тел стоял человек и прижимался спиной к стене.

Они подошли к нему, развязали руки и повели в сторону ворот. По дороге у них завязался разговор.

- Вы опоздали, - сказал им спасённый. - Выжил только я.

- Мы не знали, что казнь начнется сразу после возвращения гонца, - ответил глазастый.

- Тем не менее, - произнес человек, не обратив внимания на оправдание, - вы сражались лучше сотни бойцов. Я постараюсь уговорить Лысого оплатить вашу работу по полной стоимости. Я, кстати, Ветер, - он протянул руку сначала одному, потом второму. Оба проигнорировали его жест. - Как вас называют?

- Я Мирелл, - сказал глазастый.

- Слепой, - лаконично ответил второй.

- Мирелл... интересное прозвище. За что ты его получил?

- Это имя.

- Так вы не наемники?

- Нет.

- А стать ими не хотите? С вашим умением драться вы смогли бы заработать горы золота.

- Мы подумаем.

Молчание.

- У каждого наемника должно быть свое прозвище. Вот ты, например, - он обратился к Миреллу. - Слыхал про фалкем герентисов?

- Вроде как.

- Вот и отлично. Я видел тебя на поле боя, тебе эта кличка пришлась как раз бы в пору. Что думаешь, Герентис?

- Можно.

- Значит, будешь Герентисом, - он ненадолго задумался. - Хотя нет, плохая идея. Слишком длинно. Как тебе Фалк?

- Нормально, - ответил Фалк.

- Хорошо, - он обернулся ко второму. - А у тебя...

- Мне нравится мое имя. К тому же оно прекрасно подходит и для клички, - ответил Слепой.

- Я тебя понял.

Молчание.

- Его надо похоронить, - внезапно вспомнил Фалк.

Ветер хотел было спросить, кого, но вовремя понял, что в этот разговор ему лучше не лезть.

Слепой покачал головой.

- Мертвецам все равно, где им лежать. Так он учил нас, помнишь?

- Помню.

Они молча дошли до ворот, втроём подняли засов и растворились во мраке ночи, оставив позади себя лишь мертвую деревню, слабо освещаемую светом факелов.

Нас было семеро, в главной команде советских суперов. Впрочем, тогда это слово еще не вошло в обиход, я сам его услышал только во Франции. Да и закрепилось оно у нас все равно еще лет через тридцать.

Сергей Алексеевич Волин, Генерал Зима, наш командир, создатель отряда. Он и в самом деле был генералом, причем начинал службу еще при царе. Мастер погоды, опытнейший офицер и учитель. Идея отряда принадлежала ему, и он подбирал каждого лично. Позднее, когда «Звезда» вновь начала действовать, я тоже лично находил всех бойцов отряда. Признаюсь, не раз задумывался – может, Сергей Алексеевич сделал бы лучше?

Если бы только не погиб в сорок четвертом.

Михаил Лесовский – Волхв – в отряд вступил именно благодаря Генералу Зиме. Непросто это было, думаю; вытащить Волхва из его любимых чащ можно было не иначе как грузовым самолетом. Но Сергею Алексеевичу это удалось. И хорошо, лучшего разведчика и врача нельзя было бы и пожелать.

Всю войну Михаил либо отправлял своих зверей на поиски сведений, либо работал в госпиталях. Последнее мне всегда вспоминается вместе с ним. Разрывы бомб, выстрелы, дрожащая под ногами земля – и Волхв, хладнокровно и сосредоточенно перевязывающий чужие раны, отмеряющий лекарства, извлекающий пули. А рядом снуют черный пес и дымчатый кот – его постоянные помощники.

Виктор Ледин, Мечетник, мой земляк, наш координатор в бою. Эту должность он получил сразу – что еще делать телепату? Помогал он и при допросах «языков»: если и не читал мысли сходу, то ложь чувствовал замечательно.

А однажды, когда операция пошла не так, как планировалось, Виктор уводил нас всех, работая на пределе сил, намечая нам безопасные тропы, отводя глаза немцам. И лишь позднее мы узнали, что он еще в самом начале боя получил шальную пулю, и каждая мысль отдавалась ему болью во всем теле; только он позволил себе потерять сознание лишь когда все были в безопасности.

Мечетник редко сам участвовал в бою, но спасал нас не раз. Александр Сомов, Привид, тоже нечасто выходил в открытый бой, но лучшего диверсанта я не знаю. И специалиста по скрытности – тоже; сколько раз он выводил из городов тех, кого ждала смерть? Сколько партизанских отрядов он предупреждал об облавах?

Привид всегда был в тени, в полном соответствии со своим даром. Даже на фотографиях он умудрялся выходить размыто. Только вот я всегда знал: если с нами идет Саша Сомов, то он поможет всегда. И если подстрелят – точно знаешь, что через пару секунд рядом возникнет Привид и утащит тебя в безопасное место.

Максим Воробьев, Соловей, был одним из тех, кто бил своим даром в открытую. Жаль, конечно, что его голос не разбивал броню, но вот солдаты против него выстоять не могли. Но, пожалуй, это был не главный его дар – главным было умение всегда рассеять тоску и напряжение, поднять настроение всем. Если где-то после боя звучал смех, то можно было уверенно сказать – там Соловей.

Вот только петь он отказывался наотрез, со смехом объясняя, что тогда от землянок мало что останется.

Илья Точин, Витязь, – единственный, кто пришел в «Звезду» уже во время войны. Он, хотя и обладал колоссальной силой, был всегда добродушным, спокойным… и никогда в бой не стремился. Но сперва он просто защищал нашу землю, а потом побывал в деревнях, через которые прошел вермахт.

И вот после этого Витязь воевал так упорно, как мало кто умел. Казалось, он просто поставил себе цель: не дать гитлеровцам добиться своего. Останься он последним – и то бы воевал. А Илья это мог, вот уж точно и один в поле витязь.

Седьмым был я. Прозвищем «Железный Солдат» Сергей Алексеевич наградил меня еще в тридцать девятом, но я впервые примерил его на себя уже на войне.

С чего она для меня началась по-настоящему? Наверное, с того момента, как пришлось уходить из Минска и видеть, как падают бомбы на мой город. И как потом немецкие самолеты строчат очередями по тем, кто идет из города, и кровь течет по дороге.

Вот тогда война стала для меня личным делом. Таким и осталась до самого конца. Для всех нас осталось.

Позже мне довелось читать, что «Звезда» была основным оружием, что мы выигрывали целые битвы. До сих пор мне хочется ругаться, когда я такое слышу.

Одиночки – и даже малые команды – не выигрывают войны. Мы делали все, что в наших силах, нанося удары там, где нас не ждали, помогая подполью, уничтожали поезда и склады немцев. Но и только. Мы не выигрывали битвы; думать так – значит забывать о всех тех, кто действительно приносил нам победу.

Ведь и тогда, во время войны, никто не делил суперов и обычных солдат. Разница была только как, к примеру, между обычным летчиком и опытным асом. Только мы все сражались и проливали кровь совершенно одинаково.

Уже десятки лет спустя про «Звезду» хотели сделать фильм. Я видел сценарий – вновь то же самое. Могучие суперы, на фоне которых настоящие герои меркнут. Никакого осознания того, что легко быть героем, когда пули отскакивают от груди, но куда больше почитать стоит тех, кто идет в бой без защиты, не страшась смерти – потому что знает, что так надо поступать.

Фильм так и не сделали. И хорошо. Может, мне все-таки удалось вдолбить в чьи-то головы мысль, что единственное, на что имеет право солдат-супер – это закрыть собой других и помочь им делать то, что должно.

Именно это мы и делали. Никак не больше; и я на поле боя был лишь еще одним танком или самолетом.

А ведь и у врага были свои суперы. Причем отнюдь не слабые; одни Раубриттер и Рейхсфойер чего стоили. Когда они появлялись на поле – мы бились именно с ними, и выпадали из общего боя. А победу брали солдаты.

Люди со сверхспособностями отличились на войне, отрицать это глупо. Но мы не были самыми лучшими, самыми смелыми или самыми великими. Напротив, думать так – уподобляться господам в подчинении у Геббельса, всячески прославлявшим своих суперов; как же, явное воплощение идеи сверхчеловека. Ну да, идеи. А Рейхсфойера в итоге застрелил обычный солдат.

Девятое мая сорок пятого мы встретили в Берлине. Вчетвером встретили, Волхв и Мечетник тогда еще не прибыли.

И на мое воспоминание о начале войны, об ужасе и горечи того времени, теперь всегда накладывается другое – яркая, лучистая радость тех дней, когда мы осознавали, окончательно осознавали – война кончилась. А над рейхстагом вьется наш флаг.

В сорок первом я был младшим лейтенантом, в сорок пятом – капитаном. В начале войны у меня не было ни одной награды, в конце – те, которыми я горжусь и буду гордиться.

Я пережил эту войну. Пятеро моих товарищей по «Звезде» – тоже.

Но мой хороший друг служил в гарнизоне Бреста. А девчонка-медсестра, вытащившая меня, получившего контузию, с поля боя, погибла у самого госпиталя – шальной осколок.

У меня не раз спрашивали – как я могу помнить все, что тогда было, ведь прошло столько лет? А вот отпечаталось в памяти. И не только у меня, у всех, кто там побывал. И я уверен, что мы будем помнить всегда, сколько бы лет не прошло.

Такое нельзя забыть.

В последнее время я слышу рассуждения о Победе, которые и повторять даже не желаю. Этим «мыслителям» повезло, что большая часть «Звезды» не дожила до этих дней – иначе бы они и не посмели.

Что самое мерзкое – находятся ведь те, кто им верят. Только вот, к счастью, никакой болтовней не перечеркнуть память. И первую мою ночь в Минске после войны – тишину, мерцание звезд на темном небе, звезду у меня на груди, и где-то вдали, за сотни километров – алые звезды Кремля.

Чтобы забыть эти звезды, надо быть… слишком уж современным человеком. А я, похоже, так не смогу.

Для этого я слишком советский человек. Советский солдат.

И таким останусь.

Роман Ольшин,

для газеты «Советская Беларусь».

9 мая 1995 года

Говорят, Филибр не первый век на Почте работает – после этого признания понимаю, что правда. Наверное, потому он и знает тут каждый камень, и помнит всех, чьи письма и посылки сюда попадают.

Но все равно что-то странное в нем чувствуется. В этом я уверен: говорят, что драконы, кошки и волки – самые чуткие на необычное существа в мире. А дракоты – смесь двух первых… ещё бы я не чувствовал.

Четыре стопки писем в ближние страны я быстро разнес по отделам. С пятой пришлось подниматься на второй этаж; но это несложно, десяток секунд работы крыльями – и готово.

Когда я уложил письма на полку, по спине пробежал холод. Я бросил взгляд через плечо: мимо неспешно шел полупрозрачный старик в старомодной одежде, постукивая тростью по полу.

– Добрый вечер, господин Йоканан, – поздоровался я.

– Добрый вечер, юноша, – ворчливо отозвался тот. – Аккуратнее клади, по стенке выравнивай.

Я кивнул и проводил старика взглядом.

В первый год работы я именно его встретил – и поначалу перепугался, когда он на глазах у меня прошел сквозь стену. Стыдно вспомнить – кинулся тогда к Филибру с воплем «Здесь призрак!». Тот, не отрываясь от заполнения квитанции, спросил о внешности и спокойно пояснил: «Это господин Йоканан. Сколько раз говорил ему, что надо предупреждать о своем появлении».

Уже потом я познакомился и с ним, и с леди Куандер, и с Эрликой, и с Кадрианом… со всеми призраками Почты. Со многими подружился, они даже помогали. Вот экзамен по истории Ожьена сдал лишь потому, что как раз господин Йоканан мне три вечера про него рассказывал.

Нередко думаю – откуда здесь столько призраков? Не дворец ведь какой, здание всегда Почтой было. Спросил у господина Филибра. Получил его обычный ответ: «Это Фелльярд, дракотенок. Привыкнешь».

Я сперва обижался. Потом и в самом деле привык.

Действительно, Фелльярд – страна в центре мира, первая созданная земля. Здесь может быть что угодно, вот местные ничему уже и не удивляются. А мне, наверное, ещё лет десять отвыкать от Арсалена надо.

Уложив последнее письмо, я отошел к краю площадки; слететь вниз проще, чем бежать по лестнице. Замер у края, услышав голоса, перегнулся через полированные деревянные перила.

Перед столом господина Филибра застыл вихрь снежинок, в котором мерцали синие глаза. Надо же! Леакель, снежный дух из Хрустальных Шпилей!

– Вы опоздали, – недовольно говорил главный леттерий. – Причем на… – он помедлил секунду, – сто восемьдесят три года.

– Повелитель был очень занят, – голос леакеля походил на свист ветра и звучал смущенно. На всех Филибр так действует, что ли? – Он только недавно вспомнил о письме. Оно цело?

– Фелльярдская Почта никогда ничего не теряет, – сухо ответил Филибр, и я невольно кивнул.

Искренне горжусь своей работой: Фелльярдская Почта уже десяток веков доставляет письма и посылки во все края мира, от Хрустальных Шпилей до Серебряного моря, и ни разу ничего не потерялось, и дошло вовремя. Хотя и дорого, конечно… ну, и плата нам потому выше.

– Однако, – продолжал леттерий, – его надо извлекать из хранилища. Зайдите завтра утром, если вам не сложно.

Тон был таким, что я бы возражать не стал. Леакель тоже не решился; вежливо попрощался и растаял в воздухе. Филибр недовольно посмотрел на засыпавшие край стола снежинки.

– Инив!

Я слетел вниз, сообразив, что давно уже надо было вернуться.

– Видел? – спросил леттерий, кивнув на дверь.

– Да, – признался я.

– Оставляют до востребования, – проворчал Филибр, – забывают на десятилетия, а потом вдруг спохватываются. Хорошо хоть доверили нашей Почте.

Он посмотрел на огромные часы над входом. Стальная стрелка подошла к шести, и Филибр кивнул.

– Время чая. Заполни вот те две квитанции, пожалуйста.

И направился к малоприметной двери в дальней стене. Каждый вечер так: ровно в шесть главный леттерий идет пить чай, ровно через полчаса возвращается. Любую работу откладывает; вот ведь истинно человек… то есть оборотень привычек. У меня так не получается; я и ем-то обычно в Университете.

Нерешительно постояв у кресла, я все же в него опустился: не первый раз его так заменяю, но все равно не по себе. Это кресло – самшитовое и с бархатной обивкой – пожалуй, немногим младше самого Филибра. Настоящий трон.

Квитанции я заполнил за считанные минуты: мне их стали доверять всего год назад, но руку уже набил. Вернул перо в чернильницу, следя, чтобы ни одна капля не упала мимо, и задумался.

За четыре года я ещё ни разу не побывал в Архиве. Туда спускается только Филибр, и очень редко – вот как сейчас, когда забирают давние письма и посылки; на моей памяти это второй раз.

А ведь интересно – что там? Умом понимаю, что только те самые бандероли, письма и посылки и лежат, но чувствую, что не все так просто. Точно так же, как почуял в начальнике что-то странное и чую по-прежнему. Намекал ему об этом – получил в очередной раз ответ про Фелльярд и привычки.

Но посмотреть не выходит, дверь заперта, а ключ только у главного леттерия. А я не призрак, сквозь стены проходить не умею.

А если… а если за ним прокрасться?

Я даже замер, поразившись идее. Филибр в тот раз дверь за собой не запирал, значит, можно скользнуть следом. Только… получается, что его обману. Ну, или просто не спрошу, это тоже скверно.

Этого не хочется. Ведь Филибр меня принял на работу; да не просто принял, а предложил в самый паршивый миг – когда я сидел у ратуши, не зная, куда податься. Об оплате позаботился, так что мне и на жилье, и на еду, и на всю учёбу хватает. Я ему ещё никогда ни о чем не врал.

Но все-таки не мог отделаться от мысли: другого такого случая не будет. Или будет, только лет через тридцать. И если не воспользуюсь, то любопытство грызть будет; оно у меня в крови, весь народ такой.

С этими мыслями я сложил квитанции в стопку и снова пошел в Каминную комнату. Мне там думается лучше.

Кресло у камина было занято: невысокая полупрозрачная полная женщина в шелковом платье читала, рассеянно почесывая за ухом высунувшего из пламени острую морду огненного духа. Он блаженно урчал.

– Добрый вечер, миледи, – поздоровался я.

– Добрый вечер, Инив, – отозвалась леди Куандер, подняв глаза от книги и улыбнувшись. – Читал «Серебряную нить»?

– Нет, но теперь прочитаю, – совершенно искренне сказал я. Вкусы у нас с ней почти одинаковые, и я экзамен по литературе сдавал, до того ответив леди Куандер каждый вопрос.

Она вновь улыбнулась и вернулась к книге; я же забрался в кресло напротив, пристроил крылья поудобнее и задумался. Жутко хотелось спуститься в Архив… и в то же время казалось неправильным.

– Миледи, – неожиданно для себя самого сорвалось с губ, – а как выглядит Архив?

– Сходи и посмотри, – ответила она, не отрывая взгляда от строк.

– Там закрыто, – напомнил я.

– Найди путь, – флегматично посоветовала леди Куандер. – Вот как Эрлика умудряется проникать всюду…

Она поморщилась.

– Недавно в течение двух дней она флиртовала с двумя графами, тремя баронами и одним герцогом. Несмотря на нематериальность.

– Вы не одобряете? – на всякий случай спросил я.

Леди Куандер помедлила.

– Мне не нравится такая фривольность, однако я не могу не восхититься ее вкусом.

И снова погрузилась в чтение; я же уставился в огонь. Слова дамы помогли принять решение.

В здании Почты четыре громадных этажа, под землю оно уходит еще на столько же. Филибр шел где-то впереди, неспешно и уверенно: как все оборотни, в темноте видит. Или просто дорогу знает так, что и смотреть не надо. Хорошо, что и дракоты во мраке видят не хуже.

Я крался шагах в тридцати позади, старался ступать как можно тише; уже убеждался, что у леттерия превосходный слух. Но ему, похоже, в голову не приходило, что кто-то может идти следом; лишь раздражённо что-то бормотал себе под нос.

Неожиданно Филибр ускорил шаг и скрылся за поворотом; я немного подождал, обогнул угол. Впереди темноту разрезала тонкая полоска – приоткрытая дверь, из-за которой пробивался свет. Я осторожно приоткрыл ее побольше, скользнул внутрь.

Зажмурился от внезапно яркого света. Поморгал, привыкая – и с узкой галереи уставился на то, чем оказался Архив.

Огромный, ярко освещённый и теплый зал, похожий на бальный – только со множеством стеллажей у стен; и на них – десятки и сотни писем, посылок, бандеролей… А посреди зала – призраки, хорошо мне знакомые, равно легко скользящие по каменному полу и над ним. Эрлика, весело смеясь, танцевала с высоким дракаем, леди Куандер неспешно беседовала с тремя пожилыми дамами, Йоканан, размахивая тростью, что-то доказывал полковнику Кадриану… Почему-то они казались здесь донельзя уместными… и, глядя на знакомые лица, я вдруг осознал – почему.

Казалось, образы двоились, и я видел разом и полупрозрачные фигуры и то, чем они были в действительности.

Пожелтевший конверт с тёмной печатью, надписанный четким почерком – Йоканан.

Пухлая бандероль с замысловатым адресом – леди Куандер.

Маленький конвертик с цветочным рисунком – Эрлика.

Деревянная посылка с военным штампом – Кадриан...

Я не мог сдвинуться с места, глядя на собравшихся в зале, понимая, как ошибался, принимая их за призраков, понимая, почему они все сейчас здесь.

Рядом послышались шаги; я резко повернулся, взглянув снизу вверх на Филибра. Смущенно опустил голову… и тут же вскинул снова, заметив совершенно неожиданную улыбку.

– Удивлен, дракотенок? – спросил он, кивая на собравшихся.

– Да, – признался я. – Они…

– Письма, – кивнул леттерий. – Те, которые оставили здесь до востребования, и не забрали. Если такое письмо долго лежит у нас, то оно постепенно меняется, обретает свою личность… Становится в каком-то смысле оборотнем.

Он усмехнулся.

– Тут есть письма, которые старше меня.

– А что бывает, когда их забирают? – я вспомнил, зачем Филибр вообще сюда сегодня пришел.

– Уходят обе ипостаси, – серьёзно ответил он. – Печально, конечно. Но и радостно – наконец-то письмо придет по адресу. Их всегда провожают все вместе.

Леттерий указал на высокую хрупкую женщину в серебристом платье.

– Это за ней сегодня приходили. Посмотришь на прощание?

Я завороженно кивнул, не отрывая взгляда от призраков… писем… друзей.

– А вы не сердитесь, что…? – вдруг спохватился я.

Снова легкая улыбка.

– Ты мог бы и раньше спуститься в Архив. Только не просил.

Мы вернулись наверх через пару часов; леттерий бережно нес в руке длинный конверт из искрящейся бумаги.

– Господин Филибр, – задумчиво спросил я, – но отчего же так получается? Никогда о таком не слышал.

Начальник улыбнулся в четвертый раз за день.

– Это…

– Фелльярд, – уныло закончил я. – Привыкну.

– Именно.

Я помедлил, и задал вопрос, вертевшийся на языке:

– А… вы, случайно, не?

– Нет, – покачал головой он, – я не письмо. Хотя ты и близок к истине. Подумай ещё, дракотенок.

И пошел дальше к себе в комнату, на четвертый этаж.

Я же остановился, глядя ему вслед. Наверное, правда об Архиве помогла – но вдруг в одно мгновение стало ясно: и в кого оборачивается Филибр, и какую странность я так и не смог понять ранее…

Как я четыре года не замечал, что ни разу не видел учётной книги?

– Ваши приказания? – спросил капитан.

– Правьте к берегу, – негромко распорядился Тамейн. – Пополним припасы, может, что-то узнаем.

Не может быть, чтобы здесь, так близко к туманам, ничего не знали об Острове Героев.

«А тут пестро», – с легким удивлением подумал Тамейн, глядя на людей на берегу. И впрямь, сложно было выделить какой-то общий тип – светлокожие и смуглые, темноволосые и рыжие, статные и хрупкие... Как будто на Девять Архипелагов попал, куда стекаются люди со всего мира.

Хотя что дивиться? За века многие плыли к Пелене. Здесь наверняка полно потомков тех, кто сошел на берег, сбежал или потерпел крушение.

Шлюпка приблизилась к берегу, матрос бросил канат, и крупный рыжебородый человек ловко поймал его, привязал ко врытому в землю столбу.

– Добро пожаловать! – весело сказал он на торговом наречии с заметным акцентом. – Надолго к нам?

– Не думаю, – пожал плечами Тамейн, выбираясь на песок и придерживая меч у пояса. Поколебавшись, он добавил: – Мы плывем на Сэвеллон.

По собравшимся пронесся шепот. Бородач удивленно поднял брови.

– На Остров Героев?

– Да, – кивнул Тамейн.

– Скрытый за туманами? Куда уходят величайшие?

– Ну да, – ненужные уточнения начали раздражать принца.

– Созданный Мириасом Великим из костей и сердца древней драконицы Карраг?

– Да!

– Удачи в этом деле.

Тамейн раздраженно отвернулся. Даже не стал приказывать матросам – те и так знают, что делать. Уже делают, завязав беседу с местными и обсуждая припасы. Бывалые моряки, это его собственные таланты здесь бесполезны!

Усилием воли принц взял себя в руки. Нет. Вот как раз сейчас – его время. Конечно, никак не воителя, а придворного, потому что о главном говорить с имхалльцами надо ему. Насколько получится.

– Мои извинения, – сказал он, поворачиваясь. – Я Тамейн из Касситерии.

– Я Драфен, здешний кузнец, – рыжебородый протянул руку. Пожатие оказалось крепким и уверенным. – Не обижен, но и ты не обижайся. Знаешь, сколько искателей Сэвеллона здесь проплывало?

– Догадываюсь, – усмехнулся Тамейн. Открытая улыбка кузнеца поневоле располагала к себе. – Но потому и спрашиваю – где еще, как не здесь?

– Это не к нам, – покачал головой Драфен. – Это к бабушке Хидеке. Знаешь же – говори со стариками, если ищешь древности.

– Где ее найти? – быстро спросил Тамейн. Кузнец показал в сторону горы.

– Она у подножия живет, на окраине. Там тихо и спокойно, суеты особой нет. Я покажу потом.

– Спасибо, – искренне поблагодарил принц. Почему-то внутри надежда встрепенулась с новой силой.

Драфен не подвел. Как только на берегу все было улажено, он провел Тамейна по деревне, перебрасываясь фразами с другими жителями. Тут оказалось больше семей и домов, чем виделось с моря; похоже, поселение расползлось по всему острову. Чем дальше они шли, тем старше выглядели дома. Занятно, основатели боялись к морю ходить, что ли?

У одного из самых старых домов сидела старушка. Приземистая, совершенно седая, в наброшенной на плечи легкой шали; рядом стояла толстая светлая трость.

– Бабушка, – уважительно наклонил голову Драфен.

Хидека подняла глаза: темные и блестящие, словно кусочки полированного камня. Ни капли старческого слабоумия; взгляд напомнил Тамейну о канцлере королевства.

– Да, Драфен? – скрипуче сказала она. – Я вижу, у нас гость.

– Так, – кивнул кузнец. – Он о Сэвеллоне хотел поспрашивать.

Хидека слегка улыбнулась.

– Ну почему нет. Садись, гость.

Она хлопнула по скамейке рядом с собой, Тамейн помедлил, но сел. Драфен кивнул им обоим и двинулся прочь.

– Ну и что спросить-то хотел? – с едва заметной иронией сказала Хидека.

– Все, что вы знаете о Сэвеллоне, – честно ответил Тамейн.

– Ну как же, – протянула старуха. – Остров, который сотворил великий маг Мириас. Остров, где герои лежат в хрустальных гробах и спят, пока не придет их время. Остров за Пеленой…

– Да это я и сам знаю! – перебил ее принц. – Это каждому известно.

– А чего же ты еще ждешь-то? – Хидека подгребла к себе палку. – Точную карту, как туда плыть?

Тамейн снова почувствовал нарастающий гнев, и вновь подавил его. Опять-таки, нет смысла сердиться на местных.

– Ты мне скажи, – продолжила Хидека. – А зачем тебе вообще Сэвеллон? Ты же вроде пока не великий герой, гость?

Этот вопрос ему задали впервые. Команда «Странника» знала, зачем принц взошел на борт, другие не интересовались. Тамейн внезапно понял, что к такому вопросу он не готов.

Он медленно вдохнул, выдохнул и посмотрел на Хидеку.

– Я из Касситерии, – сказал Тамейн. – У нас сейчас дурное положение. Очень дурное, наши враги сильны, и их подпитывает темная магия. Мы собираем все, что можно, и…

Он замялся.

– И великие герои были б очень кстати, а? – хмыкнула Хидека.

– Да. Хотя бы Аркен Золотой Меч! Он ведь обещал вернуться, когда королевство будет в опасности!

– Это же ваш великий король? – покосилась на него Хидека. – Хорошее «хотя бы».

Тамейн невольно смутился: в запале слова и впрямь прозвучали… не очень.

– Все равно кто, – он взял себя в руки, пристально глянул на старуху. – Знаю, как это звучит! Знаю, что мы хватаемся за соломинку!

– Соломинки иногда бывают железными, – отозвалась Хидека. Опершись на трость, она встала. – Давай сделаем так, гость. Я погадаю для тебя на пламени: приходи в полдень туда.

Она указала тростью на гору, ближе к вершине.

– Отсюда наверх одна тропа, не ошибешься. Там и поговорим о том, что видно. А пока посиди, отдохни.

Сказано было так безапелляционно, как умеют лишь знающие себе цену старцы. Тамейн остался сидеть, а Хидека неспешно двинулась к краю поселения, к едва заметной отсюда дорожке, уходящей вверх.

«Погадаю на пламени», – мысленно повторил Тамейн. Он слышал о таком искусстве. Для него не требовалось много волшебной силы, важны были опыт и мастерство. Но чему удивляться? Очень часто в таких далеких уголках старейшины и занимаются любой магией.

Нетерпение жгло изнутри, но принц помнил, что для любых чар нужна подготовка. Не стоит мешать. И вообще, редко он отдыхал за последние годы.

Тамейн попытался расслабиться, потом понял, что просто так сидеть все равно невыносимо. Он резко поднялся, огляделся, пожал плечами. Почему бы и не пройтись?

Странное ощущение оставляла Имхалла. Нет, ничего тревожного или угрожающего: напротив, поселение словно окутывал ореол безмятежной доброжелательности. Тамейн сам удивился, что неплохо понимает местный акцент, потом сообразил, что смесь народов наверняка и побудила имхалльцев выплавить наречие, понятное всем. Торговый язык появился точно так же, а его собственная привычка к полудюжине языков помогла легко разобраться в местных словах.

Он утолил легкий голод куском хлеба с мясом – поделился корпевший над записями светловолосый силач. Понаблюдал за играми детей, смутно удивившись тому, что они не играют в героев; потом укорил себя – это его-то мысли направлены на Сэвеллон, детям-то с чего только о легендах и думать?

Большинство разговоров вокруг были совершенно обыденными: хозяйство, обсуждение незнакомых ему людей, погода, ковка… Тамейн поймал странную мысль – здесь он сам себя чувствовал пришельцем из легенд, чуждым нормальной жизни.

Он остановился неподалеку от скал, обрамлявших уходящую к вершине горы тропу. Отступил в сторону, пропуская высокую и крепкую женщину: та без видимого напряжения тащила на плечах оленя, и темно-рыжие волосы смешивались с короткой шерстью зверя.

«Крепкий здесь народ», – с уважением отметил Тамейн. Охотница прошла мимо него, оказалась у ближайшего дома, позвала:

– Лери!

– Хилеста! – на пороге возникла невысокая пухлая женщина и буквально просияла. – Ну как успехи?

– Сама погляди, – охотница сбросила оленя, размяла плечи. – Верткий, слушай! Едва его стрелой достала.

– О-отлично, – отозвалась Лери. – Приготовим сегодня. Поможешь?

– А то! – улыбнулась Хилеста. – Я же сколько лет обещаю показать, как в Скельтере готовят, вот и повод.

– Молодец! Эй, Корас, огонь разведи!

Тамейн замер. Медленно повернул голову, глядя в спины женщинам, на крепкую фигуру и темно-рыжие волосы Хилесты.

В памяти сами собой зашелестели страницы книг и ожили старые картины. Принц поднялся, пытаясь поймать смутное ощущение, заплескавшееся внутри. Снова поглядел на женщин, повернул голову к горе. Солнце уже почти коснулось ее вершины.

И бросился бежать по тропе.

Несколько раз Тамейн чуть не споткнулся об острые камни, едва не зацепился рукавом за колючую ветку, но каждый раз успевал сделать верный шаг. Испуганные птицы вспархивали прочь, и принц мимолетно отметил, что чем ближе к вершине – тем их меньше.

Он не мог понять, что именно разбудил в нем краткий разговор женщин. Нет, мог, но догадка никак не перешагивала порог неверия. Словно боялась всадить клинок в надежду, которая не угасала внутри.

Задыхаясь, Тамейн остановился у темного провала – входа в пещеру. Помедлив пару минут и успокоившись, он решительно шагнул внутрь.

Пещера оказалась огромной – не меньше сотни шагов в ширину. Но их было не пройти: ровно посередине ее рассекал широкий черный провал, будто кто-то взял и обрушил удар топора на каменный пол.

На этой половине горело пламя в старой темной жаровне размером с обеденный стол. Языки пламени метались отблесками, разрывали одни тени и сгущали другие.

Хидека стояла рядом с жаровней, недалеко от входа и лицом к провалу; разожженный огонь освещал ее в профиль. Она задумчиво смотрела в черноту, и лишь едва заметное движение головы показало, что старуха вообще обратила внимание на вошедшего.

– Я услышал, как охотница говорит о Скельтере, – сказал Тамейн.

– Говорит, – согласилась Хидека. – Бывает такое.

– Только вот Скельтер уже триста лет так никто не зовет, – бросил принц. – Его переименовали в Адрейен, потому что именно Рыжая Адрейя, Адрейя-Ветер его и спасла. Даже те, кто говорят о городе, каким он был в древности, называют это имя.

– Называют, – повторила Хидека.

– И только сама Адрейя, как говорят, всегда называла его по-прежнему, – Тамейн прошел вперед. – Только она и никто иной!

– Верно. К чему ты ведешь, гость?

Тамейн застыл. Он и сам не мог облечь в слова это чувство, понять, почему подслушанный разговор его так подстегнул. Благословение и проклятие касситерского рода: понимать многое, но не уметь выразить словами.

Осознание ворочалось где-то в глубине разума, всплывало на поверхность разрозненными кусочками витража.

– Но ты же уже догадался, хотя никак не можешь признать даже себе, – Хидека словно прочла его мысли. – Ты мне назвал три факта – доведи идею до конца. Назови четвертый.

– Хилеста – это Адрейя.

Слова прозвучали настолько обыденно, что Тамейн сам себе удивился.

– А пятый? Продолжающий эти? – голос Хидеки сейчас был похож тоном на голос ученого, рассуждающего о любопытной теории.

Принц помедлил.

– Тогда… Это Сэвеллон.

Ничего не сотряслось. Не рухнуло. Просто Хидека слегка улыбнулась и стукнула палкой о пол, словно подтверждая удачную фразу.

А в душе принца заплескался гнев. Если это так, если безумная догадка права – то что же ему тут все морочат голову?!

– Расскажи, что все это значит! – рявкнул Тамейн.

– А если не захочу? – старуха чуть заметно покосилась на него. С интересом. И тут же снова уставилась в пропасть.

– Ты расскажешь, – Тамейн порывисто шагнул к ней, выхватывая оружие. Гнев смыл робкий укор совести. – И не думай, что защищена. Право, пусть ты и волшебница – мой меч быстрее!

– Да? – Хидека по-прежнему смотрела в провал.

– Я – один из лучших мечников Касситерии, – совершенно искренне сказал принц. – Мало кто из людей способен опередить мой клинок.

– Мало кто из людей, – задумчиво повторила Хидека, и прямо посмотрела на Тамейна.

Казалось, гора рухнула ему на плечи. Невидимая тяжесть бросила принца на колени, вдавила в шершавый камень; меч словно сравнялся весом с целым островом. Дыхание перехватило, кости словно затрещали.

Хидека стояла спокойно и неподвижно, опираясь на трость. И во вспышке внезапного озарения Тамейн осознал, что пальцы на набалдашнике сжимаются подобно костям. А отблески огня выхватывают тень Хидеки на каменной стене – и она куда больше старухи.

И вместо шали на плечах она расправляет исполинские крылья, пронизанные серебряными отблесками.

– Карраг, – прошептал пересохшими губами Тамейн. – Карраг де Хирийохт.

– Умный мальчик, – скрипуче похвалила Хидека. – И даже имя произнес почти правильно, молодец.

Она не отрывала взгляда от принца, и тот чувствовал, будто его сжимает океанская пучина. С огромным трудом он смог выдавить:

– Но ведь Мириас…

– Убил меня? Построил Сэвеллон из моих костей и сердца? Так говорят. Так говорит любая легенда об Острове Героев.

Хидека – Карраг – негромко рассмеялась.

– И это даже почти правда. Почти – потому что, вздумай мы и впрямь сразиться, моря бы кипели, а горы обращались в прах. Нет, Мириас в самом деле встретил меня. И остановил. Только не клинком или волшебством, а словами.

Она наклонила голову – странным, нечеловеческим движением, вытянув и наклонив шею.

– Мы, драконы, чувствуем чужие истории и видим их. И Мириас был из таких – человек-история, человек-легенда. Я не могла этого не увидеть, не могла не заинтересоваться. Не могла не заговорить с ним, желая сокрушить его историю своими словами и волей.

Повисла тишина, нарушаемая лишь треском огня.

– У меня не получилось, – упали слова. – Я не смогла подавить его дух, хотя от моего взгляда падали на колени многие.

Она смерила Тамейна взглядом. Сквозь тяжесть пробилась обида, но тут же угасла. Все-таки не зазорно быть слабее Мириаса Великого.

– Была битва. Не огня и волшебства, другая. Когти парадоксов и посох доводов. Огонь аргументов и плетение воли. Гром и взрывы идей. И этот бой изменил нас обоих. Впервые в жизни я поняла, какой силой духа может обладать человек, а Мириас… А Мириас создал новый замысел. Иногда мне казалось, что он способен черпать вдохновение откуда угодно, – Карраг сухо рассмеялась – будто затрещал камень. – Я до сих пор не понимаю, как именно он мыслил. И как из противостояния с одной из Древних он вынес идею убежища для героев.

Язык едва ворочался, слова казались острыми камнями во рту, но Тамейн все же сумел выдохнуть:

– Так Сэвеллон…

– Никаких хрустальных лож и долгого сна, – хмыкнула Карраг. – Это жизнь. Спокойная жизнь, которой героям так не хватает. Дом. Семья. Радость, которой никто не угрожает. Да, они здесь – и Адрейя-Ветер, и Этрик Пламенеющий, и ваш Аркен Золотой Меч, и Джетанна Свет, и многие другие.

– Мириас…

– Нет, – в бездонных глазах Карраг на миг мелькнуло сожаление. – Его здесь нет. Кости и сердце, да? Так и было. Я остаюсь на этом острове, я – его кости, его сила, часть и опора его истории. Мириас же вдохнул в Сэвеллон суть и дух, расстался со своей силой и жизнью ради того, чтобы он возник. О, он не умер мгновенно – он был слишком умен для того, и слишком хорошо понимал правила историй. Сделал все, что нужно, и ушел в странствие, из которого не вернулся. А вот многие другие пришли сюда, следуя снам, которые посылали оставленное им волшебство и моя мощь.

– Но почему? – Тамейн сумел приподняться. – Ну и что толку, если они здесь просто живут крестьянской жизнью?

– Крестьянской? А ты попробуй оценить эту жизнь, когда вся остальная состоит из битв, крови и опасностей. Ты еще молод. Ты еще не понял, сколько шрамов на каждом герое.

Карраг отвернулась и посмотрела на огонь. Тамейн ощутил, как тяжесть постепенно спадает с плеч. С трудом поднялся, почти не чувствуя сжимающих меч пальцев.

– И они здесь живут вечно? На твоем острове, в твоей клетке, «спокойной жизнью»? – принц шагнул вперед. – А если я не позволю этому длиться?

Карраг резко повернулась.

Взгляд швырнул Тамейна на стену, распластал по ней и вдавил в острые камни. Задохнувшись, принц ощутил, как снова трещат кости, едва ли не рвутся мышцы, а кожа разогревается.

– Не позволишь?

Старческий голос налился силой, рокотом лавины и бешенством бурной реки, отдаваясь по пещере многократным эхом.

– Ты мне не позволишь? Ты – мне? Мне, четвертой из детей Отца Драконов, первородному огню?

Казалось, она стала выше. Тень на стене выгнулась, расправляя крылья; сверкнули темные клыки.

– Мой взгляд крушил армии, мой огонь плавил горы, самые могучие заклятия разбивались о мою чешую! И ты – кто ты, чтобы мешать мне?

– Тамейн Касситерский, сын короля Ферглеса! – выдохнул принц, напрягая все силы, пытаясь оторваться от камня. – И я приплыл, потому что мое королевство в беде! Ему нужны герои! Надежда! И делай что хочешь, но лучше сгореть, чем отказаться!..

Он снова задохнулся, но во взгляде Карраг блеснуло странное выражение.

– Молодец, – ровно сказала она. – С таких слов начинаются истории.

Она медленно моргнула; Тамейн только сейчас понял, что веки Карраг опустились впервые с начала разговора. Он почувствовал, как давившая на тело незримая плита постепенно рассеивается.

– Но я тебя поправлю, – сказала Карраг. – Я никого здесь не держу, моя сила хранит это место и длит жизнь обитателей. Однако они вольны покинуть Сэвеллон, когда хотят.

– Так отчего же они этого не делают? – Тамейн сумел отлепиться от стены, медленно, глубоко выдохнул, чувствуя боль в груди.

– А почему ты решил, что они не делают? – спросила Карраг.

– Но…

– Герои уже сплели свою историю, и новые появления ее и расстроить могут, – прозвучали в ответ слова. – Поэтому они уплывают, когда нужно – чувствуют это. И делают свое дело. Без блеска, без пышности – но сражают чудовищ, вдохновляют людей, защищают крепости. И как-то никогда не попадают в летописи.

– А потом приплывают обратно?

– Да, – кивнула Карраг. – Мы с Мириасом сочинили этот остров не для того, чтобы люди здесь лежали и спали. Понимаешь, принц, приплывший ради своего королевства.

Тамейн застыл. В третий раз вспышкой ясности блеснуло понимание – то, о чем он раньше даже не думал.

– Сэвеллон – это не остров, где герои укрываются от мира, – медленно сказал он. – Сэвеллон – это место, куда они возвращаются.

Пещеру наполнил каменный смех Карраг.

– Умный мальчик. Да. Так и есть.

Она сдвинулась с места, стала поближе к огню.

– Выходя в мир, они помнят, что их ждет дом. Семья. Хорошие друзья и добрые места. То, ради чего стоит сражаться, ради чего стоит жить и помогать другим. Здесь же бывает немало кораблей. Одни просто пристают к берегу, делятся новостями и ничего не понимают в местной жизни. Другие даже не обращают внимания на незначительный островок и уходят в Пелену, преследуя великие цели. А третьи – как ты – начинают смотреть, слушать и понимать.

– И никому не рассказывают? – сорвалось с губ Тамейна.

– Смотря как себя поведут, – лицо Карраг трещиной тронула улыбка. – Награда за невежество – спокойствие. Награда за смелость – жизнь. Расплата за наглость…

Несказанные слова повисли в воздухе. Тамейн невольно снова сжал меч.

– Секрет Сэвеллона не выходит в мир, – тихо сказала Карраг. – Когда-нибудь он разойдется по свету. Когда-нибудь об острове точно узнают и приплывут сюда – все, кому не нужны герои, кто хотел бы их силу и души, кому хочется забрать их себе. Тогда моря вспыхнут, а ветер заплачет кровью, потому что их встретят лучшие воины и маги мира и я, вторая дочь Отца. Но время для этой истории еще не пришло.

Они встретились взглядами, и Тамейн ощутил, что не может оторвать глаз.

– Награда за смелость – жизнь, – повторила Карраг. – Но не память.

Черный взгляд поглотил принца, швырнув его в бездонную пропасть.

Тамейн задумчиво следил за тем, как матросы готовятся к отплытию. Жаль, что приходится повернуть обратно. Очень жаль. Но явленное ему в пламени было однозначно: сейчас Сэвеллон недоступен, скрыт за туманами и все тропы к нему растворились.

Придется обойтись своими силами. Может, годы спустя он снова попробует…

– Тамейн!

Принц обернулся. К нему шел улыбающийся Драфен в дорожной одежде; за плечами висели мешок и длинный сверток.

– А меня на борт не возьмешь?

– А тебя-то почему? – искренне изумился Тамейн, даже забыв о мрачных мыслях.

– У меня в Касситерии родные, – Драфен шагнул к шлюпке. – Я давно хотел попробовать навестить, а тут такой случай. Не поможешь?

Тамейн хотел было отказаться, но что-то внутри толкнуло, заставило осознать – стоит помочь человеку. Почему-то это казалось правильным.

– Почему нет? – пожал плечами он. – Но в Касситерии сейчас неспокойно, тяжелые времена.

– Ну, так хороший кузнец в такие времена не помешает, а? – усмехнулся Драфен.

Принц не нашел доводов против и молча указал на лодку.

Пока они добирались до корабля, Драфен безмятежно улыбался, перешучивался с матросами; Тамейн невольно почувствовал, как поднимается настроение.

И в конце концов… ну да, он не нашел Сэвеллон. Но новые герои всегда приходят в такое время, правда же?

Касситерия выстоит. Сама. Она уже не раз порождала великих – породит и сейчас.

По трапу Тамейн взобрался уже в хорошем настроении, объяснил капитану новую задачу. Тот принял ее флегматично и бесстрастно, и Тамейн даже не смог понять, рад он или сожалеет.

– А это кто? – уточнил моряк, кивнув на Драфена.

– Местный кузнец, у него в Касситерии родня, – пояснил принц. – Мы его довезем до столицы, дальше сам доберется.

Капитан кивнул и подозвал матроса.

– Проводи в кубрик, там место есть, – приказал он, матрос поспешил к гостю.

Сходя вниз, Драфен поправил сверток на плече. Ткань на миг распахнулась, открывая тускло блеснувшую золотом рукоять длинного меча.

Но Тамейн смотрел в море и ничего не заметил.