Нити чужих снов. Часть 4
— Рут… — хрипло позвал он, сжав плечо командира. — Рут, пожалуйста, не уходи. Не бросай меня одного, Рут!
Ответом служила тишина. Она оседала на коже, ввинчивалась в уши, и чем дольше он её слушал, тем явнее чудился ему издевательский смех. Идмар тихо завыл, не понимая, не осознавая, как наполнялась комната вихрящейся вокруг него силой, сквозь яркий синий свет которой не могли пробиться лучи рассвета. Он хотел спасти Рутгара. Спасти. Чёрт возьми, он должен жить! Идмар прижал ладонь к груди командира там, где торчал вошедший по самую рукоятку нож. Бросив кнут, он выдернул его второй рукой и влил в рану свою силу. Ещё и ещё, чувствуя, как окутывалось сияющими нитями мёртвое сердце. Сжав чуть сильнее, он зажмурился и взмолился так, как не молился никогда в своей жизни.
— Давай же… — шептал он пересохшими губами, — давай же, Рут, давай!
Идмар никогда не верил в чудеса, и прекрасно знал, что никакая в мире сила не способна была воскрешать мёртвых. Надежда, что, быть может, в этот раз ему удастся разрушить закон мироздания и вернуть того, кто ушёл, раскололась, больно раня сердце, и он, обессилевший, склонился над телом, прижимая его к себе и пачкая в крови Рута руки. Сердце командира не билось, и умер он в отчаянной попытке уберечь тех, в кого верил. Будь на месте Нери он, Идмар, Рутгар поступил бы точно так же.
«Будь на её месте я, он бы не умер!»
— Он мёртв, Ид, — чья-то ладонь осторожно коснулась плеча. — Ты не в силах его вернуть.
Идмар дёрнулся, резко выпрямившись. Он не сразу осознал, что говорил вслух, и, более того, его слова слышал кто-то ещё. Рядом, опершись о стол бедром и осторожно придерживая перевязанную левую руку, стоял один из ловцов, уже немолодой мужчина с короткими седыми волосами, морщинами у глаз и рта на загорелой, обветренной коже, и уставшим, но искренним взглядом светлых глаз. Идмар нахмурился, пытаясь припомнить, как того звали. Марэн, кажется. Рутгар звал его просто Рэном.
— В этот раз поганцы оказались слишком сильны, — Рэн покачал головой и кивнул на нож, валявшийся у ног Идмара. — Кажется, снова он. Нужно обратиться к Императору, чтобы…
— Император нам не поможет.
Идмар осторожно опустил тело Рутгара на пол и, подобрав нож, выпрямился. На рукоятке было высечено солнце — символ, который избрал сам себе Алани, чтобы о его преступлениях знали. Он считал, что нёс свет получше, чем Император. И, похоже, считал, что его солнце никогда не погаснет, потому что это свет справедливости.
Справедливость в этом мире существовала только одна. И она способна была уничтожить даже солнце.
— Что ты собрался делать, Ид? — встревожился Рэн. — В одиночку на них идти опасно! Давай я…
— Не волнуйся, — Идмар усмехнулся, и комната на миг наполнилась могильным холодом. — Я просто хочу отдать кое-какие долги.
Алани узнает, как тяжела может быть расплата. Но сперва стоило сделать кое-что ещё.
Идмар покинул казарму, не замечая, как вокруг мельтешили люди. Кто-то тащил раненых, кто-то умирал, пока медработники пытались бороться за их жизнь. Под стенами стояло несколько ослепительно белых машин с красными крестами, и их резкие сирены разрывали воздух. Идмар миновал их, оставив делать свою работу. У него было иное дело, и хоть там, быть может, тоже потребуются медики, их он вызывать не собирался.
— Вам помочь?
Перед Идмаром возникла женщина. Идмар скользнул по ней взглядом, отметив очки в тонкой оправе, стянутые в хвост каштановые волосы, сжатые тонкие губы и белый костюм. В одной руке она держала чемоданчик, второй бесцеремонно схватила Идмара за запястье.
— Ваши руки в крови. Вы ранены? Мне нужно вас осмотреть.
Он не стал отвечать, только вырвал руку и, толкнул женщину в плечо, оставляя некрасивый красный след на ткани. Кровь Рутгара, в которой испачканы его руки, ранила куда сильнее, чем любая травма. Её вдруг нестерпимо захотелось смыть, но Идмар лишь сцепил зубы и, не обращая внимания на настойчивый окрик, двинулся дальше. Город просыпался, к казарме съезжались представители власти и журналисты, толпились зеваки, которых разгоняли стражники, впрочем, безуспешно. Мимо неслись машины, и на секунду он подумал остановить одну, но не стал.
По пути во дворец следовало набрать ещё сил. В бою черпать их не так просто.
Прикусив губу, Идмар прямо на оживлённой, наполненной спешащими на работу людьми шагнул в мир снов. Задохнувшись объявшим холодом и ослепнув от сверкающих нитей, он несколько раз глубоко вдохнул, привыкая, и двинулся ещё вперёд. Нити, поначалу хаотичные, с каждой секундой обретали всё больше порядка, а их причудливые, точно кружева, переплетения легко было различить. Рутгар как-то сказал, что этот мир по-своему красив, но лучше бы в него никто никогда не приходил.
Слишком много страданий он нёс туда, в их реальность.
Слева будто бы мелькнула призрачная тень, и Идмар, тряхнул головой. Этот мир населяли призраки, и когда-то с ними даже можно было говорить. Теперь же они стали лишь духами, неприкаянными, вынужденными до скончания времён обретаться здесь, среди тишины, холода и сияния. Может, и Рутгар здесь?..
Стиснув зубы, Идмар схватил первую попавшуюся под руки нить и рванул, впитывая энергию. Та несколько секунд билась в ладони, а после истаяла, оставив на его ладони лишь тусклый след. Всего одна нить, всего одна жизнь, а сила внутри взметнулась так сильно, что, казалось, разломает изнутри каждую кость. Идмар запрокинул голову, ощущая, как бежала она по венам, смешанная с кровью, и наполняла его пьянящей радостью от осознания собственной власти. Он мог собрать их всех, мог забрать себе весь этот чёртов мир, чтобы никому это больше не досталось.
Чтобы никто больше не умирал так, как умер Рутгар.
Это неправильно, толкнулась в висках слабая мысль, но Идмар отмёл её. Одну за другой он хватал нити, набираясь миры и всё больше то ли сходя с ума, то ли становясь самим собой. Ещё, ещё, ещё! Нити таяли, сила прибывала, и Идмар совсем не чувствовал могильного холода, который поселился будто бы в самом сердце. Он схватил следующую нить, собираясь выпить её, и вдруг отчётливо услышал голос. Голос до такой степени знакомый, что внутри всё скрутило жгучей болью.
— Остановись, Идмар.
Он резко обернулся, надеясь увидеть призрака, который заговорил с ним, но рядом никого не было — лишь ледяная пустошь под тем местом, где раньше были нити снов. Ещё нескоро она снова заполнится искрящимся кружевом, Идмар знал это, но сейчас это было совсем не важно. Он слышал его, слышал того, кого не смог спасти!
— Где ты, Рут? — крикнул он, озираясь. — Покажись!
Ему ответила тишина, и чем дольше Идмар её слушал, тем больше ярости разгоралось в груди. Стиснув нить, он зарычал, и рык этот перешёл в крик — так звучало отчаяние и печаль. Нить в руке медленно начала таять, подстёгивая его идти дальше, и он хотел собрать остатки миры, но снова замер.
— Ты убиваешь их, Ид. Разве это стоит того?
На сей раз искать говорившего Идмар не стал, как и отвечать. Он понимал: это тот Рутгар, что прочно поселился в нём самом, стал упрямой частицей света в кромешной тьме души. И будь его гибель иной, Идмар бы усмехнулся, но сейчас лишь крепче сжал ладонь.
Его время платить по счетам ещё придёт. Сейчас время раздавать старые, очень старые долги.
Выйдя в реальность, Идмар лишь мельком заметил, что вокруг него не стало людей, в отдалении стояли машины стражников, а асфальт и стена ближнего дома покрылись льдом. Опустив взгляд, он заметил, что и на ладонях нарос лёд, а под ним немым укором застыли на коже пятна крови. Идмар знал, что не было смысла срывать этот лёд — слишком сильно бушевала в нём сила. И он совершенно не собирался её удерживать.
Заметив его, несколько стражников вскинули оружие, а тот, что стоял впереди, крикнул:
— Ты окружён, ловец! Сдавайся!
Взбесившихся от наркотика ловцов всегда ловили, и стражники часто выезжали на такие вызовы. Видимо, Идмар пробыл в мире снов слишком долго, поэтому они успели приехать и эвакуировать прохожих. Что ж, тем лучше. Меньше жертв.
— Оглох? — стражник сделал шаг вперёд, не спуская с Идмара цепкого взгляда. — Руки вверх. Отвезём тебя в тюремную лечебницу, там тебе помогут.
Идмар дёрнул уголком губ.
— Помоги себя сам.
Резко припав вниз, он коснулся рукой льда, и тот пошёл резвыми трещинами, и, немного не добравшись до машин, вздыбился острыми глыбами. Стражники ожидаемо начали стрелять, но слишком быстро потеряли равновесие и бросились врассыпную. Идмар не дал им уйти: выпрямившись, он вытянул несколько нитей с обеих сторон и хлестнул ими людей. Кто-то попытался выстрелить, кто-то завопил от ужаса, один бросился бежать, но недалеко. Миг — и от группы хорошо вооружённых стражников остались лишь располосованные, точно бритвой, тела. И кровь. Горячая, густая, ослепительно-яркая на льду. Приблизившись, Идмар долгую секунду смотрел на обезглавленное тело одного их стражников, под которой растеклась целая лужа.
Они могли быть хорошими людьми, сказал бы Рутгар. Могли, согласился бы с ним Идмар, если бы не одно но — они все были людьми правителя, потому он ни на секунду не пожалел о сделанном. Это справедливая плата за изгнание тьмы из этого города, из мира, из людских сердец.
Тьмы под именем Императора.
У резни, устроенной Идмаром, конечно, были свидетели. Очень быстро он, снова направившись ко дворцу, услышал за спиной вой сирен, а впереди — новых отчаянных воинов, готовых задержать его. Иронично, думал Идмар, покрывая трассу льдом, чтобы две машины, ехавшие за ним, слетели с моста в реку. Может, они ещё вертолёты поднимут, гадал он, сбивая кнутом тех, кто ринулся на него с холодным оружием и пронзая их острыми ледяными кольями. Миры схлёстывались, и холод мира снов становился в его руках послушным, точно воск — и одновременно с этим пил его самого. Руку, в которой Идмар держал кнут, он не чувствовал до локтя, и кости с мышцами медленно, но верно, промерзали всё выше. Но что ему до живой плоти, когда есть сила? Она направит даже мёртвую руку так, как нужно ему. А кровь…
Горячая кровь лилась рекой, она будто смывала боль, унижение и страхи, и чем дальше Идмар шёл, тем сильнее этим упивался. Ещё. За боль тех, кто умирал во сне. Ещё. За страхи тех, кого мучали и пытали в темницах. Ещё!
За то, что он оказался ничтожно слаб и не смог спасти того, кто спасения заслужил.
У дворца, мрачного строения из грубо отёсанного камня с узкими стрельчатыми окнами, башнями-бойницами и высокой стеной, его предсказуемо ждали. Кажется, вся личная гвардия Императора ощетинилась оружием, а впереди стояли ловцы с таким же холодно-синим оружием в руках. Одного из них, худого блондина в очках, на котором форменный китель болтался точно на вешалке, он, вроде бы, даже встречал.
— Отступи, Идмар, — проговорил он тот чуть надтреснутым, уставшим голосом. — Уходи, и тебя не станут преследовать.
Как же его звали… Пайн! Идмар рассмеялся, дёрнул кнутом и тот, неестественно удлинившись, обвился вокруг шеи стоявшего рядом с Пайном ловца. Тот застыл с выражением откровенного ужаса на лице, и в глазах каждого, кто на него смотрел, Идмар видел то же. Они боялись. Боялись, что не справятся, боялись, что им не хватит всей их силы.
Смешно же!
— Ваш обожаемый Император уже наложил в штаны? — спросил он, склонив голову набок. — Отпустит меня — и я залью империю кровью. Он готов пожертвовать ей ради своего спасения?
Идмар знал ответ. И все они, заканчивая самым тупым стражником, тоже знали. Будь Идмар на их месте, он бы отступил… хотя к чему эта глупая ложь? Он бы дрался до последнего, защищая то, во что верил. Беда в том, что он на другой стороне и не верит ни во что, кроме собственной силы, а во что верили все эти люди, не имело никакого значения. Выступив против него, они все обрекли себя на один конец.
— Тебе не справиться с нами, — Пайн стиснул рукоять меча, но Идмар видел, как дрожала его рука. Чего ему стоил призыв оружия?..
— Ты знаешь пророчество? — Кнут обвился ещё туже, и ловец начал задыхаться и попытался стащить удавку. Тщетно. — Однажды в мир придёт падший бог и…
— Это сказки! Император сверг его навсегда!
— Правда? — Идмар прищурился, ясно видя, как полнились страхом сердца всех, кто стоял перед ним. — Тогда почему он так боится?
Ловец с удавкой умер быстро — ему повезло больше всего. Хруст сломанных позвонков ещё не успел затихнуть в ушах тех, кто был рядом, как грохнули первые выстрелы и эхом отразились от ледяного щита, в который превратился кнут. Идмар держал его и шёл вперёд, разрывая реальность и выдёргивая нить за нитью. Одну — на машину с орудием в кузове, обрушив сверху и смяв, ещё две на опомнившихся и бросившихся в атаку ловцов. Лёд стелился впереди него, сила вилась вокруг вихрем, высвобождаемая от умиравших ловцов и нитей, вырванных в этот мир. Люди пытались атаковать и отступали, беспорядочно, хаотично, цепляясь за точки опоры, отстреливались, бросали в него ножи, копья и даже ледяные мечи — и умирали. Идмар шёл по трупам, даже не считая их, и не видел перед собой ничего, кроме громады замка, нависавшей над ним и грозившей раздавить своей тенью. На миг ему захотелось обрушить на него всю свою силу, стереть в порошок до самого основания, но он знал — самое сердце тьмы так не уничтожить. Он должен вырвать его своими руками, чтобы чёрная, как смоль, кровь, навсегда осталась на его пальцах, впиталась в лёд и осталась напоминанием.
Или явью той тьмы, что жила в нём самом.
Он поднимался по широким ступеням, залитым кровью, и с каждой ступенькой сопротивления оставалось всё меньше. Стражники бросали оружие и бежали, немногие оставшиеся в живых ловцы предпочитали прятаться в тени, скуля от полученных ран. Идмар не преследовал их и не добивал раненых, ему было достаточно того, что путь перед ним чист. Массивные двери замка оказались ожидаемо заперты, но, покрывшись льдом с обеих сторон, пошли трещинами и обрушились с оглушительным грохотом. Идмар никогда не был в перестроенном замке — тот, что стоял на этом месте пять сотен лет назад, разрушили почти полностью. Уцелел лишь дальний чертог и тронный зал, в котором, он чувствовал, полыхала ярким сиянием вспышка чужой силы. Идмар рассмеялся. Неужели Император и впрямь ждал его там?
Сентиментальный ублюдок.
Путь до тронного пролёг по пустым коридорам, в котором шаги Идмара отдавались жутким гулом. Его сопровождали только старые картины да пустые латы, следившие за ним провалами глазниц в проржавевших шлемах. Казалось, что сам воздух в этих стенах наполнен тленом и пылью, и едва уловимым запахом смерти. Идмар сделал глубокий вдох и поморщился, чувствуя, как засаднило в горле. Здесь что, жизнь остановилась пятьсот лет назад?
Ответ ему мог дать только один человек. Идмар собирался получить его немедленно. А потом затолкать обратно в глотку так, чтобы тот подавился. Хотя для него это слишком лёгкая смерть.
Он остановился перед высокими створками дверей и, покрепче сжав кнут, распахнул их резким пинком. Под усиленным ударом они поддались легко, и Идмар вступил внутрь. Осталось лишь…
— Полегче, мальчик, — голос, прозвучавший в пустом зале, был хриплым и надтреснутым, словно бы говорившему трудно давалось это занятие. — Ты, как-никак, в моих чертогах.
— Мальчик?
Идмар молчал с секунду, и вдруг расхохотался. Его смех эхом пронёсся под высокими потолками, отразился от тёмных стен и затянутых паутиной углов. Вокруг царил сумрак, почти на всех окнах висели плотные пыльные занавеси, хотя пять сотен лет назад зал был полон света — бог не любил тьму, пусть та и дарила ему силу.
— Мальчик? — снова переспросил Идмар, делая шаг вперёд. И ещё. Ещё. Каждый из них звучал гулко, точно чей-то пульс. — Да ты, должно быть, совсем рехнулся, старик. Бессмертие мозг иссушило?
— Молодость искупает безрассудство, — скупо уронил Император, не поднимаясь навстречу гостю. — Хотя тебе ли говорить о молодости… падший?
Идмар стиснул зубы, впившись взглядом в массивную фигуру. Годы не прошли для него бесследно: кожа там, где её не прикрывал короткий плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном и штаны, выглядела плотной и серой, точно звериная. Лицо казалось вытянутым, столь же посеревшим и больше походило на маску, а голос и вовсе словно принадлежал не живому существу. Он не двигался, сидя на троне, что был вплавлен в корень огромного дерева. Когда Идмар решил построить здесь свой дворец, он не стал уничтожать дерево до конца, и вьющиеся толстые корни придавали его трону особенно величия, покрытые позолотой. Теперь она осыпалась, и одиноко висящая позади люстра скупо выхватывала сухую, потрескавшуюся кору и фигуру на троне, которая теперь мало походила на того человека, которым тот был раньше.
На того, кого Идмар помнил.
— Ты превратился в чудовище, — проговорил он, подходя ещё ближе. Лёд из-под его ног расползся в стороны, добравшись до поддерживавших балконы колонн. — Такова цена твоего бессмертия?
— Это ты всегда гнался за смазливыми мордашками, — Император издал звук, отдалённо напоминавший смех. — Сколько их было, тех, кто умер, чтобы ты до меня добрался?
— А сколько умерло, чтобы ты продолжал сидеть на этом троне, тварь?
Идмар замахнулся резко и быстро, кнут со свистом рассёк воздух — и врезался в ледяную стену, выросшую перед Императором. Отдача от удара прокатилась по руке и свела ещё чувствительное плечо. Идмар зашипел, выпрямившись. Такое созидание удавалось только немногим сильным ловцам, которых знал Идмар, но они тратили на это годы тренировок. А тут…
Пять сотен лет, напомнил он себе. Пять сотен лет и неограниченная сила, стекавшаяся сюда со всей Империи.
«Он равен тебе по силам. Ты уверен, что справишься?»
Идмар не был уверен — он знал. Другим его выбором оставалась смерть, а умирать, пока жив его старый враг, он не собирался. Не сегодня.
— И это всё? — презрительно бросил он, обходя трон по дуге и решая, как ударить. — В прошлый раз ты так отчаянно рвался сойтись со мной в честном бою, а теперь прячешься. Боишься?
— Тебя?
Император медленно поднял голову и то, что Идмар принял за дурацкую маску, глянуло на него провалами глазниц. В них царила такая непроглядная тьма, что на краткий миг сердце сжало страхом. Идмар знал: сила меняла людей, подчас настолько, что становилось жутко, но то, во что превратился Император... Приглядевшись, он вдруг увидел, что всё тело повелителя состояло из так сильно скрученных нитей, что они потеряли всё сияние и будто бы вобрали в себя свет. Словно вся тьма, существовавшая в мире снов и здесь, обрела форму и, что страшнее — разум.
Он и впрямь стал тьмой. И всё-таки оставался человеком. А значит, у Идмара получится его одолеть. Здесь. В этом мире сделать то, что не получилось когда-то давно.
— Если бы я тебя боялся, не посмел бы свергнуть, — Император всё ещё не двигался, но Идмар чувствовал, как он следил за ним. — Если бы боялся, согнал бы всех на свою защиту.
— Как будто ты этого не сделал, — скривился Идмар. Лёд продолжал расползаться, обнимая ближайшие к трону колонны. — Личная гвардия, стражники, ловцы. Все они защищали тебя. Все они верили в тебя.
— Верили, — согласился Император. Если бы тот мог улыбаться, можно было подумать, что он так и сделал. — И будут верить. Потому что я дал им выбор и свободу. От тебя.
Идмар на миг замер, точно ослышавшись. Свободу? Выбор?.. Выбор того, как умереть: во сне или от жестоких пыток? Или пить таблетки, блокирующие сны, и в конце концов скончаться от рака, который не поддавался лечению, или оно было так дорого, что проще сдаться? Это он называл выбором?
— Ты погрузил империю в хаос, — процедил Идмар, стиснув рукоять кнута. — Ты хоть раз видел, как страдал ребёнок, у которого ловцы отняли родителей? Ты хоть раз провожал в последний путь человека, умирающего от рака, который вызывают твои блокираторы? Ты слышал крики тех, кого пытали в твоих темницах?!
Идмар, поняв, что едва не сорвался на крик, сцепил зубы, рвано выдохнув. Нельзя показывать своих слабых мест, нельзя давать понять, что они у него вообще есть! Дьявол! По тому, как качнулась голова Императора, он понял, что уже сам себя подставил. Проклятье!..
— Тебе ли говорить о жалости, падший?
Император медленно поднялся.
— Тебе ли, что утопил империю в кровопролитных войнах?
Идмар не успел понять, в какой момент в чужих руках появился огромный молот. Император закинул его на плечо легко, как пушинку.
— Тебе ли, кто любил приходить в чужие сны и становиться самым жутким кошмаром? Тебе ли, кто никогда никого не любил? Что ты знаешь о жалости? Что?
Последний вопрос потонул в страшном грохоте, прокатившемся по залу от резкого удара. Император сорвался с места так быстро, что Идмар едва успел отскочить, прикрывшись от брызнувшей каменной крошки. Развернувшись, он хлестнул врага по ногам, надеясь повалить, но тот увернулся чертовски легко для своего размера. Опустив молот и опершись на его ручку, он склонил голову набок.
— Так что ты ответишь, падший? Тебе есть, чем оправдаться? Придумал за пять сотен лет, пока пытался вернуться?
— И не собирался, — отозвался Идмар. — У меня были другие заботы.
Он щёлкнул пальцами, и колонна в ледяной броне за спиной Императора пошла трещинами и начала рушиться, увлекая за собой часть балкона. Император увернулся, и этого Идмар от него и ждал. Сократив дистанцию, он обмотал руку противника с молотом кнутом, и пока тот сжимался, перетягивая плоть и не давая двинуться, второй рукой попытался всадить в плечо острый ледяной кол, но тот разбился, будто столкнувшись с бронёй. Выругавшись, Идмар отскочил, пока его не ударили в ответ.
— Во что ты себя превратил? — сплюнул он.
— В то, что будет способно тебе противостоять, — отозвался тот. — Как видишь, времени я зря не терял.
С этим нельзя было спорить. То, как выглядел и вёл себя Император, совсем не вязалось с образом, что сохранился в памяти Идмара. Тогда к нему пришёл мужчина, наполненный жизнью, яростью и справедливым огнём возмездия. Его серые глаза сверкали, на узком лице горел румянец, а на теле от ран появлялась кровь. Идмар помнил их сражение, помнил, с каким удовольствием решил дать бой смертному, возомнившему себя богом. Император уже тогда не был лишён тщеславия, и всё же некие понятия чести и совести у него оставались. Теперь же, казалось, он стал средоточием тьмы, от которой когда-то клялся этот самый мир избавить в лице Идмара. Да, падший не был ангелом, и он прекрасно понимал, что мало изменился. И всё же оставлять свой мир в руках чудовища не мог.
Это… неправильно? Пожалуй, так бы сказал Рутгар. Идмар считал, что бог в этом мире мог быть только один.
Смысла тратить время на разговоры он больше не видел и бросился в атаку, решив измотать Императора и заодно выяснить его слабое место. У всех оно есть, было и у него, нужно лишь дождаться нужного мига. О собственной слабости Идмар не думал, хоть рука и отнялась уже до середины плеча. Мир снов никогда никого не прощал, даже собственного бога. Он никогда не забирал больше, чем следовало, не переступал черту, хоть многим и казалось иначе, а стоило. Стоило, чтобы знать, как бороться с тьмой, которая всегда жила в ярком и холодном мире сновидений. Бороться с тем, что жило в нём самом.
Императора, казалось, забавляла эта схватка. Он позволял нападать на себя, в неожиданный момент нанося жёсткие удары. От молота и резких движений не всегда удавалось уворачиваться. В очередной раз отскочив от опустившегося с размаху оружия, Идмар не успел отвернуться, и каменная крошка посекла лицо. Царапины моментально будто облило жидким огнём, и он рвано выдохнул.
— Мальчишка, — снова обронил Император, глядя, как он утирал кровь. — Отступи. Это больше не твой мир, не твоя сила. Не твои люди.
— Я помню, как зарождался этот мир, — сплюнул в ответ Идмар. Лёд покрыл ещё часть плеча, заставляя сильнее стиснуть рукоять кнута. — Я помогал ему встать на ноги. И я никогда не причинял ему столько вреда, сколько ты… Эким.
— Ух ты, — протянул Император, и чернильная тьма в его глазницах на миг стала ещё темнее. — А я думал, что ты всё забыл.
Удар, последовавший следом, чуть не лишил Идмара головы.
— Сколько их было?!
Ещё удар — едва не задев по бедру.
— Сколько людей ты убил, прежде чем нашёл это тело?
Удар в плечо, и разлетевшийся осколками ледяной щит, не спасший, впрочем, от инерции.
— Сколько душ ты загубил, чтобы отомстить мне?! Падший, ты что, до сих пор не понял?!
Император взревел и бросился на Идмара, нанося удар за ударом, не позволяя ему отбиться, лишь уйти в глухую оборону.
— Я помню их всех! Помню, как ты приходил ко мне в десятках тел и умирал у этого трона? Думаешь, в этот раз будет иначе?!
— Да! — вдруг зло выкрикнул Идмар. — Да! Иначе!
Отбросив кнут, он кинулся на Императора, и миг замешательства решил всё — он повалил его на разбитый пол рядом с чудом не пострадавшим троном. Выпрямившись, он ударил его по лицу, даже не заметив, что в кровь ободрал костяшки с первого же раза. Идмара вёл не разум, а безрассудно захлестнувшая ярость и отчаянная жажда доказать, что теперь всё иначе, что смерть Рутгара не была напрасной.
— Ты не видел страха в глазах этих детей! Ты не слышал, как страшно кричат жертвы в пыточных! Ты не знал их! Не знал его!..
Удары сыпались на лицо Экима беспорядочно и, казалось, почти не причиняли вреда. Тот, наконец, извернувшись, сомкнул на шее Идмара железную хватку, и когда тот попытался избавиться от захвата, подмял его под себя.
— Не пытайся казаться лучше меня, ублюдок, — от первого же удара в голове Идмара зазвенело. — Ты как был тварью, так и остался. А бог теперь я.
Схватив Идмара за одежду, Эким вдруг приподнял его над полом, приблизив к своему лицу.
— Я теперь здесь бог. А ты просто пешка. Хоть миллионами дохните, вас легко заменить. А бог один, — будто сведённые в уродливой гримасе губы оскалились ещё сильнее, — и это я.
Идмар долгий миг смотрел во тьму, и вдруг ему захотелось рассмеяться. Он забыл. В гордыне, в желании что-то доказать самому себе забыл о самом важном. А теперь всё встало на свои места.
— Нет, Эким, — он улыбнулся разбитыми губами. — Ты всего лишь человек.
Короткая секунда, и вместо разрушенного тронного зала вокруг завертелись десятки, сотни ярких ледяных нитей. Идмар захлебнулся, вдохнув уже привычный воздух, словно нырнул на глубину, и широко открыл глаза. Правая рука до самой шеи покрылась льдом, и он знал, что он поползёт и дальше по его телу, но это уже ничего не значило. Он единственный был тем, кто мог разорвать и собрать заново все миры, и он единственный мог выжить здесь.
За пятьсот лет Эким многому научился, но кое-чего изменить так и не смог.
— Ты ничего не добьёшься этим, — Эким занёс руку для нового удара. — Я научился переходам и могу быть здесь столько, сколько захочу.
— Да? — Идмар поймал одну из нитей и обмотал её вокруг шеи противника. — А забрать отсюда столько, сколько хочешь, сможешь? Всю силу этого мира? Сможешь?
Ответить Эким не успел. Повинуясь Идмару, нити начали оплетать тело Императора, и тот выпустил его, пытаясь избавиться от новой напасти. Он хватался за них, но нити выскальзывали у него из пальцев, и очень скоро тёмная кровь закапала на землю. А нити продолжали его опутывать, и сжимались всё сильнее, словно искали тепла.
— Что ты делаешь? — Эким вскинул голову, и Идмар вдруг различил во тьме глазниц панику. — Прекрати!
— Прекратить?
Идмар медленно поднялся, глядя, как извивался Эким. Он знал, что избавиться от нитей тот не сможет: таланта ловца у него не было, богом он тоже не был, а значит, власти над ними не имел. Всё, что было под силу Экиму — поглощать миру, которую собирали ловцы. Вот почему их было так много, вот почему им так много позволялось. Эким пытался защитить свое слабое место силой. Разумный ход, если подумать.
Так пусть заберёт себе столько, сколько пожелает душа.
— Ты говорил, что я проклятый бог, — проговорил Идмар. — Говорил, что у меня душа дьявола, и вместо сердца тьма. Ты не ошибался, Эким. И был вправе гневаться на меня. Вот только взамен ты этому миру ничего не дал. Только помножил посеянную мной боль, страх и страдание, и совсем никак не пытался это исправить. Ты не бог, ты просто зарвавшийся тщеславный человечек, который решил, что быть богом ему под силу.
Нити окутали тело Экима так плотно, что даже тьмы глаз почти не было видно. Он всё ещё дёргался, но чем больше проходило времени, тем слабее становились попытки. Мир выпивал его, хотя должно ведь было случиться наоборот.
— Ты… не лучше… — прохрипел он. — Не стал… лучше…
— Не стал, — тихо согласился Идмар.
— Так что ты… дашь миру, падший?
На ответ Идмару понадобилось несколько долгих секунд.
— Я научился видеть свет, Эким. Свет, который ты потерял.
Вернувшись в реальность, Идмар долго лежал на полу тронного зала, глядя, как в столбах света, падавших из разбитых окон, медленно опускалась пыль. Тело ныло, броня, медленно сползавшая с руки, причиняла жгучую боль, а в ушах стоял последний долгий крик Экима. Его тело не выдержало такого количества энергии, и Идмар даже не представлял, какое страдание тот испытал перед смертью. Впрочем, ни малейших угрызений совести по этому поводу он не испытывал. Лишь удовлетворение от того, что принадлежавший ему по праву мир теперь действительно его… и грусть.
Рутгар не смог разделить с ним миг этого триумфа, а кроме него, делиться этим чувством Идмар не собирался ни с кем. А вот расплатиться за то, что у него отняли единственного друга, ещё стоило. Крупная монета сброшена, осталась та, что помельче.
Идмар всегда платил по счетам.