Журналист, создатель гуманитарного проекта "Буханка" Никита Третьяков рассказал Baltnews, как его идея помогает выживать простым жителям Донбасса.
Гуманитарная помощь – то, в чем сильно нуждаются жители Донбасса сегодня. Вода, еда, предметы первой необходимости, увы, стали для многих чем-то недостижимым.
Особенно тяжело приходится тем, кто живет не в крупных городах, а в далеких глубинках близ линии фронта – большие загруженные машины физически не могут к ним прорваться. Поэтому три журналиста решили запустить гуманитарный проект "Буханка".
О том, как он работает и помогает людям, Baltnews рассказал один из его создателей Никита Третьяков.
– Что такое "Буханка"?
– "Буханка" – это вообще машина. Я еще не встречал человека, который не улыбается, когда слышит название проекта. Так, как ты улыбаешься сейчас. Мы – я, журналист из Греции Афанасий Авгеринос и чилиец, работающий на венесуэльскую компанию TeleSur, Алехандро Кирк – так это и придумали, находясь в пресс-туре.
Был апрель или самое начало мая. Мы увидели, что в Донбассе все с гуманитарной точки зрения плохо, несмотря на огромные усилия со стороны МЧС, гуманитарных организаций и фондов. Все, кому не все равно, здесь работают, но этого все равно недостаточно, потому что есть места, которые остаются неохваченными, забытыми. Где-то мост перебили – большие машины не доезжают, где-то еще что-то.
Так у нас родилась идея сделать что-то свое, ни к кому не привязываясь. Ведь только так мы получаем свободу ехать туда, куда, как нам кажется, важнее всего поехать. Если ты не часть организации, тебе никто не скажет: "Там опасно, не надо".
– Как быстро удалось реализовать идею?
– Я к тому времени уже месяц здесь работал и стал понимать, что для меня позиции наблюдателя, а журналистика – это все-таки наблюдения, недостаточно. Я не могу на это смотреть спокойно, писать статеечки и этим ограничиваться. Да, наша журналистская работа важна, но если ты можешь, если ты придумал, как еще помогать, как ты можешь, уже придумав это, не начать это делать? Я не могу.
Тем более для меня это несколько
личное: я вижу город за городом – Мариуполь, Попасное, Зарубежное,
Лисичанск, Северодонецк, одни и те же проблемы, страдания и ужасы. Это
ровно те же ужасы, о которых я с детства слышал из рассказов членов
семьи о блокаде Ленинграда. Это те же самые ужасы, которые я слышу про
белорусские деревни. Мои собственные бабушка и дедушка выжили только
благодаря простой доброте других людей. Соответственно, если бы этих
добрых людей не было, меня бы не было. И если я могу каким-то людям
чуть-чуть помочь, как я могу это не сделать? Здесь для меня возможность
превращается автоматически и становится обязанностью.
Поэтому я начал думать, как воплотить идею в жизнь. "Буханка" – идеальная машина во всех отношениях, которая имеет и символический флер, и с точки зрения характеристик проходимая, малозаметная, вместительная. Я нашел деньги, поехал в Россию и купил машину. В Донецк на "Буханке" вернулся 19 мая и начал продумывать дальнейшие шаги.
Буквально сразу появился человек, который мне рассказал о проблемах с гуманитарной помощью в одном маленьком поселке за Мариуполем и предложил помочь в сборе финансовых средств. Собрал деньги, закупил еды и 29 мая впервые сделал развоз. Я понял, что это работает, написал отчет, создал канал в Telegram, написал в Regnum, и люди – это меня поразило до глубины души – начали переводить деньги.
Сначала по чуть-чуть, но скопилось прилично. Я опять закупил все необходимое, возил сначала в Мариуполь. Потом понял, что в городе ситуация улучшилась, и переключился на другие направления – Луганскую республику, Лисичанск, Северодонецк, Попасное.
Эта помощь очень нужна людям, особенно в недавно освобожденных населенных пунктах, где нет воды, еды, спичек. Мы возим самое необходимое – воду, гречку, рис, тушенку, туалетную бумагу и так далее.
– Почему помощь нужна особенно тем, кто оказался на недавно освобожденных территориях?
– В первые дни после освобождения населенного пункта гуманитарная помощь не доставляется – территории еще простреливаются, просматриваются, дороги частично заминированы. То есть может быть одна дорога, которую знают военные, но по ней ты не сможешь ни вправо, ни влево съехать. С точки зрения большой организации, отправлять туда людей опасно. Но так как это моя личная инициатива, я готов ездить в такие населенные пункты.
За три месяца нам удалось раздать
более 2,5 тысяч продуктовых наборов. Люди нам пожертвовали более 1,5 млн
рублей, что в пересчете на гречку и тушенку очень много. Хочу отдельно
подчеркнуть: никто из нас не берет из пожертвованных средств ни копейки
на бензин, ремонт машины. Все, что мы получаем, идет на закупку
гуманитарной помощи. Мы выкладываем все чеки, абсолютно прозрачно все
делаем.
Часто мне задают вопрос – не считаете ли вы, что ваша журналистская нейтральность пострадала из-за того, что вы как бы себя привнесли в этот процесс? Отвечаю я всегда однообразно: если есть 1% вероятности, что моя еда спасет одного человека от реальной гибели и голода, то даже если я после этого не напишу ни одну статью за свою жизнь, оно того стоит.
– Как вы втроем дошли до идеи создания Буханки? Что было "спусковым крючком"?
– В тот раз мы были в очередной раз в Мариуполе и наблюдали за раздачей гуманитарной помощи. Большая очередь, много людей, которые начали рассказывать, что до многих помощь просто не доезжает – кто-то живет далеко, куда-то большим машинам просто не проехать. То есть даже в Мариуполе, который на тот момент [апрель 2022 года – прим. Baltnews] был в фокусе всеобщего внимания, остаются малоохваченные помощью зоны.
Большие гуманитарные центры работают по некоторой системе: проводят опись людей, выдают помощь рационально и соразмерно. Это их принцип работы. Мы же можем позволить себе этим пренебречь: приехать в какой-нибудь далекий двор, собрать людей и раздать столько, сколько каждому надо. И даже если нас обманут, то пусть лучше обманут, чем мне придется проводить какие-то проверки. Я не беру на себя ответственность администрации – я просто вожу людям еду.
Я не смотрю, поддерживают ли люди
Россию или Украину, я не смотрю, молодые они или старые, есть ли у них
работа или нет. Я приезжаю туда, где, как я понимаю, все плохо, и в
рамках своих возможностей (примерно 150-200 наборов за поездку в
зависимости от того, везем мы воду или нет) я стараюсь чуть-чуть
облегчить людям жизнь.
Я ни в коем случае не считаю, что я их спасаю, потому что я знаю, что того, что я им привезу, хватит на два-три-семь дней максимум, но это все, что я могу сделать. И я должен делать все, что я могу делать. По-другому не могу.
– Как происходит выбор места, в которое ты едешь?
– Я приведу три примера.
Первый – Лисичанск. Огромный город был освобожден 2 июля. На следующий день я в составе журналистской команды работаю там и вижу, что ситуация с гуманитарной помощью не очень. До начала июля там были украинцы, никому не помогали, ничего не давали, разбомбили две точки раздачи воды специально. Я про все узнаю и понимаю, что надо ехать.
Вечером 3 июля приезжаю в Луганск, на следующий день закупаю наборы в оптовой базе, отдельно еду на завод за бутилированной водой, а потом в Лисичанск. Я всегда закупаю одинаковое количество всех товаров, чтобы никто не ушел обиженным, чтобы не вышло так, что одному досталось одно, другому – другое.
Вообще, организация раздачи – такая "материя", которую надо увидеть. И тебе неудобно, и людям неудобно во время раздачи. Это отвратительная неправильная ситуация, что людям надо стоять в очереди за чем-то, что пару месяцев назад было базовым, о чем не приходилось задумываться. А теперь они стоят в очереди, и ты чувствуешь себя неудобно, потому что ты тоже в этом процессе. Вы соучаствуете в некотором деле, которого не должно быть в принципе.
Но вернемся к Лисичанску. Я узнаю безопасный маршрут, проезжаю блокпосты – где-то меня досматривают, где-то я показываю аккредитацию, где-то – гуманитарную помощь. Вообще, где бы ты ни был на линии фронта, гуманитарная помощь сама по себе – лучший пропуск, потому что люди понимают, что ты едешь делать дело. Когда я приехал в город, у меня не было конкретного понимания, где нужно раздавать помощь. Но потом я нашел скопление людей, поспрашивал, затем выбрал точку и сделал раздачу.
После завершения поехал обратно. Уже в
Луганске написал отчет и пост про то, что, скорее всего, в Лисичанск я
вернусь. И сразу мне начали писать родственники жителей города: кто-то
просит навестить бабушку, кто-то передать посылку. К следующему разу у
меня было 18 адресов. И это был уже другой тип доставки: ты приезжаешь
конкретно по адресу, отдаешь человеку и его соседям, записываешь
видео-привет.
Не описать словами, какое счастье испытывают люди, когда они – месяцы без связи в ужаснейших условиях – понимают, что родственник каким-то образом нашел способ, чтобы к ним лично домой приехала машина и чего-то им привезла.
Второй пример – Новолуганское. Я знал, что поселок освободили, но уверенности в том, что там происходит, у меня не было. В СМИ был только один репортаж оттуда. Я понял, что мне туда надо, потому что там гарантированно есть люди, которым нужна помощь "Буханки". Мы взвесили все риски с Алехандро, решили поехать вдвоем. Как подобрались ближе, спросили у военных дальнейший безопасный путь. Оказалось, дороги были заминированы. Два товарища согласились нас сопроводить по незаминированной части, но надо было ехать очень быстро, потому что дорога еще простреливалась. Добрались до пункта, нашли скопление людей и начали раздачу. В следующий раз я уже знаю: я уже договариваюсь с солдатами, что могу проехать, и соответственно, могу кого-то взять, потому что я уже риск оценил. Это второй пример.
Третья история – село Никольское, о котором мне рассказал знакомый. Там
еще шли боевые действия, фронт, вроде бы, отодвинулся, но официальных
подтверждений нет. Я принял решение ехать. Как выяснилось потом, линия
фронта была всего в одном километре от нас. Въехали в село, нашли
монастырь с разрушенными куполами. Там – люди, человек 70, все
организовано более или менее, есть запасы. Священник рассказал, что на
другой стороны реки, ближе к фронту, есть другая точка сбора людей, и мы
решили поехать туда. Спустились к реке, переехали по мостику,
поднялись, вышли на улицу, и буквально сразу в тот дом, за которым мы
спрятались, начали бить минометами.
Мы успели спрятаться. Нашли людей, они в высшей степени организованно живут, есть списки: кто где живет, что и кому нужно. И мы решили у них разгрузиться. Обратно ехали очень быстро, потому что теперь понимали, насколько фронт близко и что мы видны физически.
До определенной степени все случаи индивидуальны и в то же время похожи. Единой схемы нет, потому что ситуации везде разные.
– Чего вам не хватает?
– Думаю, та схема, которую мы выработали, оптимальна в плане финансов. Мы помогаем помогать. Мы – посредники между теми людьми, которые хотят помочь, и теми, кто нуждается в помощи. Наш сейчас продуктовый набор в среднем приблизительно стоит 550 рублей. Соответственно, можно представить: если человек перевел тысячу рублей, он помог сразу двум.
Нам не хватает некоторых волонтеров организационно-медийного плана. Например, у меня с каждого выезда фотографии, видео, но я пока не способен, совмещая с работой и всеми остальными видами деятельности, еще заниматься этими материалами, монтировать, выкладывать. А это можно было бы сделать хорошим качественным контентом и показать остальным, как живут люди, что говорят. Пока эту задачу, к сожалению, я не решил.
Но в целом я считаю, что у нас все хорошо. Я бесконечно благодарен тем людям, которые жертвуют деньги.
Мне хочется увеличить масштаб этой
деятельности. Я буду искать отдельного спонсора для покупки еще одной
"Буханки". У меня уже есть идеи, кто мог бы составить экипаж номер два, и
тогда мы смогли бы удвоить наши усилия. Конечно, мы бы не стали ездить
двумя машинами в одно и то же место, но мы могли бы сделать так, что
одна машина проверяет маршрут и готова рисковать чуть больше, а вторые
ребята едут вслед, по накатанной. Когда будет две машины, будет больше
работы, и мы сможем принести в два раза больше пользы.
Я сказал себе однозначно, что я не могу покинуть эту территорию боевых действий. Неважно, куда она будет перемещаться. До тех пор, пока это не закончится. Пока боевые действия не закончатся, пока здесь будут люди, которые нуждаются в нашей помощи, я буду здесь.
