Vadim1977

- Але! Але … начальник! Слышишь?! – многочисленные, разноголосые шумы не давали внятно понять, кто это, собственно, звонит. – Это … да… Але!

Леха со злобой, что есть силы втиснул склеенную китайским скотчем телефонную трубку в ухо. Вроде стало чуть получше. Или показалось… Качество отечественной связи, не смотря на все яркие рекламные ролики и красноречивые заверения пузатых медиа-магнатов, по-прежнему оставляло желать лучшего.

- Але! – словно прорезался на удачу из ниоткуда хриплый, прокуренный фальцет. – Это я, Жека! Тут такое дело, Серега Дущик нарисовался. Сейчас у хори завис на Кировском. Бери кентов и давай сюда, пока он не слинял. Я встречу у продуктового лабаза…

Есть!!! Старший оперуполномоченный местного, но от того не менее доблестного отделения уголовного розыска Алексей со смешной фамилией Мнушкин пулей вылетел из-за стола и изобразил американский вариант телячьей радости, согнув одновременно руку и ногу, а заодно ошарашив мирно играющих в нарды коллег по оружию истошным воплем ''Y-Y-Yes!''.

- Чего приключилось? – равнодушно поинтересовался сосед по кабинету и напарник, мамлей (младший лейтенант) Андрюха. – Беня Ладен у нас на земле осел или зарплату все же прибавили?

- Хуже, блин! – Леха пустился в какой-то летящий вальс. – Дущик всплыл.

- Да иди ты… И где этот урод?

- Человечек маякнул, что на Кировской. Надо ехать, принимать засранца.

Не сговариваясь, оба опера посрывали с вбитых в стену гвоздей - вешалок поношенные курточки и выбежали в коридор отделения. Третий, паренек с соседней территории, с сожалением закрыл игровую доску, сунул ее под стол и пошел к себе. Чувствовалось, что ему в профессиональном смысле завидно и немного обидно. Ничего, переживет.

Серега Дущенко уже стал чуть ли не легендой отделения. После очередного освобождения из мест, не столь отдаленных, он не внял всепрощенческой политике государства и устроился на работу по специальности – ''бомбить хаты''. По количеству обворованных квартир за семь месяцев, проведенных на свободе, его следовало занести в книгу рекордов или, на худой конец, вручить при оказии памятный подарок от МВД. Однако руководство думало иначе. Каждый день все оперативки у начальства начинались и заканчивались неуловимым вором, а, точнее, хроникой его похождений в матерной интерпретации.

По оперативным данным и по характерному ''почерку'', краж уже набежало более пятидесяти – дальше просто поленились считать. Отцы-командиры, ломая головы, чуть ли не ежедневно разрабатывали планы лихих задержаний, проводили облавы, но Дущик оказался, что ни говори, не пальцем деланный. За все время он ухитрился не оставить ни так любимых криминалистами отпечатков, ни засветиться пред очами соседей потерпевших. Единственным проколом оказался случай, когда с пол года назад он был случайно заснят в момент взлома двери на скрытую видеокамеру, которую установил на лестничной площадке один из зажиточных жильцов. Так о нем и узнали. Более таких оплошностей, к сожалению, не было. Общей чертой, по которой определяли места его визитов, было то, что везде он брал исключительно деньги, причем находил их в не знакомых помещениях практически сразу, как поисковая собака плохо укрытую наркоту.

Постоянные засады у его старых приятелей успеха не дали. Серега, как старый лис, с легкостью чуял ментовской запах и в западню не ходил, оставляя лишь обидные послания в подъездах. У матери - алкоголички он также не появлялся, передавая ей деньги на бухло через различных знакомых. Было же этому ''бомбардировщику'', как прозвали его местные жулики, двадцать четыре года от роду…

На место прибыли быстро, минут за пятнадцать. Повезло второй раз за день. Проехать двенадцать кварталов на маршрутке через центр за такой короткий промежуток – это что-то. Своего автомобиля ни у одного, ни у другого не было, а дежурный уазик дают по первому требованию сотрудника уголовного розыска только в кино. Ну да ничего, дело привычное.

У полуподвального продуктового магазинчика с водочкой на разлив, именуемого в народе ''болото'', а по ядовито – зеленой вывеске ''Продовольственный супермаркет *Офелия*'', было людно. Разномастный народ, создавая приличную толчею, спешил с работы и с заработков. Кто просто домой, кто опрокинуть рюмочку под засохший лимончик, а кто прикупить бумажных сосисок для прокорма себя и сопливого семейства. Все, у кого в карманах водились хоть какие – то финансы, это место обходили стороной. Качество предлагаемых продуктов и напитков наводило на печальные размышления о вполне возможном визите к веселым ребятам в чине патологоанатомов, а в лучшем случае на горшок в серьез и на долго.

Жеку в толпе опер выхватил мгновенно. Это оказался довольно затертый тип не понятного возраста с землистым лицом и мутными от частых возлияний в виде крепких напитков глазами. По малозаметному знаку Андрюха отвалили на пару метров в сторону, создавая видимость конфиденциальности беседы. Некоего, так сказать, таинства.

- Начальник… Дущик это… Щас он у телки… Хату я покажу, телефон вот…- узловатая рука с пальцами, украшенными татуировками в виде перстней ''дорога через малолетку'' и ''по жизни на воле, пол жизни в тюрьме'', сунула обрывок от сигаретной пачки с коряво написанными цифрами, - как примите, меня не засвети… Мне еще тут жить.

- Лады. Показывай адрес. А телефон у тебя откуда?

На этот вопрос Жека долго не отвечал. Они уже пришли к одной из близлежащих пятиэтажек, когда он, наконец, глухо произнес:

- Встречался я с ней. Еще до первой ходки. Она теперь замуж выскочила, но живет тут же, только старикам своим квартиру где-то на другом районе прикупила… А я за ней до сих пор… Так, вот подъезд, четвертый этаж, с лестницы налево. Вон, видишь стеклопакеты? Это там.

Не прощаясь, он пошел обратно, но вдруг повернулся и с жалостью в голосе попросил:

- Леха, дай на пузырь… Очень надо…

Опер молча выгреб из куртки какие-то деньги, которые не глядя сунул в угодливо подставленную руку.

Дом оказался без лифта, так что на четвертый этаж идти пришлось пешком. Оно и к лучшему. Ежели чего вдруг случиться, так на один путь отхода у злыдня меньше.

Указанная квартира встретила их стальной дверью с врезными австрийскими замками. Стараясь не шуметь, пару минут постояли, вслушиваясь. Ничего.

- Да, добротно засели, - произнес Андрюха, - как входить думаешь?

- Через хозяев. А что, есть варианты?

- Да нет… Так что, звонить? – рука коллеги потянулась к высоко приделанной кнопке в форме гномика.

- Не надо. По другому…

Мнушкин бережно достал из-за пазухи старый мобильник, по своим размерам в наше время минимизации средств связи выглядевший армейской рацией. Глядя на бумажный клочок, полученный от своего доброхота, набрал номер и нажал вызов. Ответили не сразу.

- Алло. Алло. Говорите, пожалуйста, - произнес томный женский голос.

- Мне бы Сергея услышать. Если можно.

После секундной паузы тот же голос эротично произнес:

- Какого Сергея? Вы ошиблись, набирайте пожалуйста пра…

- Дущенко. Дай мне его, овца, срочно!

Из динамика послышалось эхо не внятного разговора на повышенных тонах. После довольно продолжительных препирательств, во время которых опер с тоской глядел на отображаемый на дисплее таймер разговора, безжалостно поедающий и так не большую зарплату, мужской голос не вежливо, с хамством в голосе, ответил:

- Кто это?!

- Милиция, родной.

- Какая милиция?!

Этот вопрос задают почти все при визите человека, наделенного полномочиями карательной власти. Поначалу это смешит, потом надоедает, потом вызывает злобу. Поэтому менты почти всегда дают один и тот же стереотипный ответ.

- Японская, блин… А какую ждали? Серега, открывай. Все равно ведь достанем!

В ответ послышались грубые ругательства, связанные с милицейским интеллектом, нетрадиционной половой ориентацией и возможности однополой любви с ним, Дущиком, но только он будет представлять активную сторону.

Дослушивать по своему увлекательный монолог опера не стали. Все это они уже проходили не один раз. И ни один из угрожавших, оказавшись в цепких руках уголовного розыска, не посмел даже попытаться воплотить свои пожелания в жизнь, потому что получал по полной программе уже за одни глупые, не обдуманные заявления.

Против ожидания, внутрь их не впустили и на встречу тоже никто не вышел. Простояв так минут пятнадцать, оба офицера многострадальной милиции стали чувствовать себя идиотами, у которых взрослые, но не слишком умные дяди отняли конфетку. Пора было что-то решать, все происходящее явно попахивало откровенным хамством. Андрей стал без остановки жать на кнопку звонка, оглашая квартиру слышными даже в подъезде трелями, а Леха молотил каблуками в район замка. Через минут десять им, уже потным от усердия и слегка оглохшим от производимого шума, наконец-то открыла дверь крайне соблазнительная блондинистая девица с ногами, что называется, от ушей. Одета она была в полупрозрачный розовый халатик в ''крупную дырочку'', причем под халатиком категорически ничего не было. Оба мента откровенно залюбовались…

Приятное наваждение развеяла сама красавица, совершенно по рыночному, хрипло (и куда делся тот нежный голосок) заголосившая во всю не слабую мощь легких.

- Вы кто такие!!! Да вы знаете, уроды, кто тут живет?! Вам че, мусора, звездочки надоели? Быстро мне телефон начальника, ваши ксивы…

Когда такая эффектная женщина превращается в самую обычную визгливую, вздорную бабу, становится сразу легче работать. Пропадает тот восторг и, одновременно, дискомфорт, который испытывает любой мужик, глядя такую желанную, но почти не досягаемую богиню. А к обычным, на сквозь понятным людям у нас самое простое отношение…

Молча, не обращая ни какого внимания на по- прежнему качающую права особу, опера вошли.

- Прикрой выход. Не дай бог подорвет, нас потом точно по стенке размажут. И эту дуру заткни чем ни будь. – Мнушкин достал пистолет и начал осматриваться. – Сунь ее вон … ну хоть в сортир.

Кореш бесцеремонно оттолкнул возмущенную хозяйку в глубь коридора, захлопнул замок, после чего так же достал свой ПМ и кивком головы указал ей на стоящий прихожей диван.

- Сядь, хрюшка мятежная.

Убранство квартиры впечатляло. Сразу было видно, что ремонт сделан на совесть, а мебель выбрана под присмотром не самого последнего дизайнера. Повсюду, ровными рядами вдоль стен стояли в дубовых кадочках крохотные деревца с труднопроизносимым японским названием ''бансай'', с потолка лился мягкий, приятный глазу свет, ноги тонули в цветастых пуховых коврах.

Снимать не слишком чистую обувь не стали из принципа. Пущай убирает, не умрет. Зато будет дольше помнить и крепче уважать родные органы. Прикрывая друг друга, двинули вперед. По слухам, за Дущиком особых дерзостей не водилось, но все когда – нибудь бывает в первый раз. Вот возьмет, упрется рогом ''мол не хочу в тюрьму, господа. Не желаю. У меня на воле красивая девушка, Макдональдс и белый хлеб каждый день. Сидеть сейчас ни как нельзя. Потом приходите.'' А что бы при случае отстоять свои не хитрые желания вполне мог по сходной цене прикупить пистолетик, да еще с патрончиками. Такие случаи бывали слишком часто, чтобы их игнорировать.

Неожиданно выяснилось, что осматривать то особо и нечего. Вместо ожидаемой, согласно стандартов, трехкомнатной ''чешки'' оказалось, что после модной перепланировки фактически все жилое пространство свелось к спальне и здоровенной гостиной-кухне да закутку с обеденным столом. Был еще, правда, сортир с ванной, но и там никого не оказалось. Леха честно перевернул оба дивана, отодвинул шторы, поглазел за телевизионную тумбу, выбросил все вещи из маленького шкафчика в прихожей прямо на пол. Вышел на пустой балкон, подвигал зачем-то одиноко стоящий резной табурет, понюхал стеклянную пепельницу с не свежими окурками. Пусто.

- Ау! Серега, выходи, подлый трус!

Никто, разумеется не отозвался. Полный праведного гнева, Мнушкин раненой рысью рванул в не плотно прикрытое любовное гнездышко. Там тоже ноль. Вся мебель сводилась к стильной, с ортопедическим матрацом, кровати и двум тумбочкам возле нее. Были еще зеркальный потолок да хрустальная люстра, но к ним претензий не было. Убедившись, что удача окончательно повернулась к ним задом, опер обессилено плюхнулся спиной на стену и закрыл глаза.

- Андрюха. Я ж не идиот. Я же только вот разговаривал с ним по мобиле. Так не бывает!

Коллега молчал. Он тоже чувствовал себя полным лохом и в настоящий момент раздумывал по поводу не законного проникновения в жилище, превышения служебных полномочий, резво убегающего вдаль очередного звания, а также о еще очень многих, но крайне малоприятных вещах, ждущих в самом не далеком будущем.

- Вые…т и высушат.- вырвался наружу окончательно сформировавшийся результат столь печальных размышлений.

- Ну, лягаши, доигрались? – злорадно завелась стоящая тут же хозяйка. – Теперь вас, сучат, с дерьмом смешают. Да я …

- Глохни, тварь!!! – перекошенного от ненависти и полного озверения Леху сейчас не узнала бы даже родная мама. – Мне, может, и крышка, но ты у меня сейчас все расскажешь, гадом буду. Смотри. – он по варварски прыгнул с ногами на шелковые, нежного пунцового оттенка, покрывала ложа, смял их. – Так. Постель еще теплая. Вот кусочек фольги завалился, возле подушки. Ага… От ''durex'', сам такими пользуюсь. Чего коровьи глаза делаешь?!- продолжал бесноваться он.- Это презервативы такие, по простому гондоны. Где этот урод!!!

Неожиданно напарник сделал знак. Покачиванием ладони он потребовал тишины, что было сразу выполнено дисциплинированным Мнушкиным.

- Не ори. Ты лучше прикинь, где в этой хавире барахло хранится? Вокруг же пусто, как у шефа в черепе. А куда им шмотки, постельное ложить? Не верещи, посмотри на стену.

Это был, что называется, момент истины. Дальняя от входа стена оказалась на самом деле искусно смонтированным шкафом-купе. Корпус секций по своей цветовой гамме настолько гармонировал с остальным интерьером, что заметить его было не просто. К тому же обычно выступающие части в виде направляющих скольжение реек были тщательно упрятаны в плинтуса и декоративную лепку сверху – так, стена как стена.

Начали осмотр от окна. За первыми тремя дверями, которые от злобы чуть не поотрывали, не оказалось ничего, кроме трусов, носков и лифчиков. Четвертая открываться не хотела. Не раздумывая, вопрос на глазах у обалдевшей блондинки решили сдвоенным ударом ног в основание. Хрустнули какие-то ролики и железочки внутри. Кто-то жутко, утробно завыл.

- Вот он счастье! – радостно пропел Леха. – Выходи, сволочь.

Под дверью заворочались, что-то опять хрупнуло.

- Не могу, заело. Вы ж ее сломали к чертям.- отозвались изнутри.

Опера не поверили, стали проверять сами. Оказалось, что с виду слабое дверное полотно намертво заклинило и оно и ни туда, и ни сюда. Попробовали выдавить, потом вдавить – не вышло.

- Слышь, красавица, - к ментам вернулось хорошее настроение, - у тебя ломик или там отвертка побольше есть? Волоки, будем твоего хахаля (на самом деле было сказано покрепче) добывать.

Ответа не последовало. Девушка стояла, истерически заливаясь слезами и часто подергивая опущенными плечиками. По всему видно, самообладание ее покинуло.

- Ну не реви, вернется он. Отсидит свое, откинется и вернется. – полез с утешениями Андрюха. – Как тебя зовут хоть? А то все в беготне, даже не познакомились…

- Анюта. – не то сказала, не то выдохнула блондинка, вытирая лицо рукавом и размазывая при этом довольно густой слой косметики. – Да на хрен он мне впал, урка бешеная. Ломайте что хотите, забирайте его и валите все отсюда. Муж с минуты на минуту вернется!

Отреагировать на такое заявление менты попросту не успели. Послышался лязгающий звук открываемого замка, тяжелые шаги и отборнейший мат.

- А ты экстремалка. Пошли благоверного твоего встречать. – Мнушкин, как инициатор всего этого, двинул первым. – Не отставай.

Посреди коридора, обалдевше глядя на разбросанные в живописном беспорядке вещи, стоял двухметровый детинушка размером с трех терминаторов. Причем он выглядел куда свирепей. Бритая, растущая прямо из плечей голова, повернулась к идущим на встречу, словно башня танка. Маленькие, почти скрытые под кустистыми бровями глазки, буравили то хозяйку дома, то не званного гостя.

- Добрый день! Я …- договорить Алексей не успел. Здоровенная волосатая лапища схватила его за ворот куртки и начала медленно, но неотвратимо, поднимать вверх. Горло пережало, растолковать что-то этому ревнивому барану не было ни какой возможности…

Безобразное положение спас напарник. Он, выйдя посмотреть, кто же это хрипит в коридоре, мгновенно сообразил что к чему и кое – как высвободил полузадохшегося Мнушкина из объятий ревнивого мужа. Пока Леха приходил в себя, сидя на полу и потирая шею, Андрюха при помощи своей потертой ксивы и мата объяснял, что тут, собственно, происходит. Доходило до новоявленного Отелло долго. Когда же дошло, он сразу рванул в спальню, как перышко оторвал злополучную дверь, а затем долго, со вкусом мутузил перепуганного Дущика. Прошло не менее десяти минут, пока менты еле отбили окровавленное, голое тело.

Прошло два дня. Оба опера ходили злые на весь белый свет. Оказалось, что кроме того эпизода, заснятого на видео, вору предъявить толком больше и нечего. Все попытки добиться от него чистосердечного признания наталкивались на глухую стену непонимания, смешанную с нежеланием садиться в тюрьму. Начальство тоже не слезало с шеи. Каждый час оно дергало с вопросами : “ Ну, как там? Колонулся?''. Отрицательные ответы не воспринимались. Вдобавок еще и следак попался молодой, перепуганный. Он все боялся идти в прокуратуру с ходатайством о продлении срока содержания под стражей и решительно собирался посодействовать Дущику в оформлении подписки о невыезде. Позиция не зависимого процессуального лица, то бишь следователя, была кристально прозрачной. Отпустят вора – не будет трещать голова о сроках по делу и т.д., сбежит – объявим в розыск, и опять взятки гладки. Отпускал же не он, а прокурор.

Такое положение не устраивало только двоих – тех, кто поймал Серегу. Им уже было сказано начальником розыска в ультимативной форме, что если жулик выйдет - значит, они не умеют работать и им не место в рядах милиции. В общем, крутитесь, господа опера, как хотите.

Мнушкин грустно сидел на подоконнике и пускал дымные кольца в открытое, в связи с потеплением, окно. На улице уже давно стемнело, пора была собираться по домам.

- Слышь, сокамерник. Чего делать будем?

Андрюха, подшивавший очередные бесполезные ориентировки в накопительное дело, на такое обращение не обиделся. Один на один менты позволяли себе общаться на привычном тюремном жаргоне, который прочно въедается в любого, кто с ним сталкивается по несколько раз день.

Он почесал макушку, аккуратно выткнул иглу в моток ниток, и задумчиво ответил:

- Хрен его знает. У меня вариантов нет. Завтра этот говнюк, то есть следователь, его как пить дать, выпустит. Ну а потом Дущик забежит за синие горы, а нас порвут на мелкие кусочки. Тут еще маманя его целый день крутилась… Думаю, пробивала кому денег заслать за сыночка свово. Финансы то у него есть.

- Откуда?

- Не будь вчерашним. Серега не дурак и понимал, что примут его рано или поздно. Вынул же он из квартир, по самым скромным подсчетам, не менее пятидесяти штук зелени. Ты бы на его месте ничего не припрятал для такого вот случая?

Леха еще более грустно поглядел в окно, затушил окурок и ничего не ответил.

Утром старшего оперуполномоченного Мнушкина на работе не было. На все вопросы по поводу его отсутствия коллеги молча разводили руками. Кто его знает, где он шляется, загадочный наш. Мобилка вон, тоже отключена. Появится, вот и спросите у него сами, граждане руководители.

Он появился ближе к обеду. Не здороваясь ни с кем по пути, пулей влетел в кабинет и заорал:

- Поплыл, сучок! Давай за этим, не зависимым, живо!!!

Ничего не понявший Андрюха, тем не менее, сразу притащил в кабинет упирающегося следователя. Тот прижимал к себе тощенькое уголовное дельце и бубнил:

- Ну где вы ходите, Дущенко на санкцию из изолятора вывозить надо… А у меня еще не все бумаги готовы…

- Все. – от возбуждения, распиравшего его, Леха забегал по крохотному кабинетику и, глотая от волнения слова, затараторил - так что готовь бумаги на арест. Сто процентов.

- И кто же его по одному эпизоду прикроет? – подбоченился, глядя свысока на не получивших высшее юридическое образование оперов, сотрудник следственных органов.

- Кому положено, тот и закроет. Вот тебе явки с повинной, зарегистрированные, с объяснениями. До вечера оформим, а часам к пяти повезем в прокуратуру, - и, радостно потирая руки, молвил, - да не боись, тут липы нет. И в отказ он более не пойдет, поверь.

Не довольный следователь молча выписал распоряжение на вывоз задержанного и ушел к себе, тихо проклиная розыскников, подбросивших ему срочной работы.

На последнем перед санкцией допросе Серега вел себя не привычно тихо и сдержанно. Все подтверждал, все подписывал, нервы не трепал. Уведомление об аресте воспринял спокойно, без эмоций. Чувствовалось, что в нем сломался напрочь некий стержень, доселе так мешающий ментам.

Уже поздним вечером, когда вора вывезли, Андрюха на радостях вытащил из-под сейфа бутылку водки вполне приличного качества и предложил отметить завершение общих мучений. На старом, исцарапанном столе были разложены пустые бланки от протоколов, поверх которых легли банка шпротных консервов, несколько кусков зачерствевшего, оставшегося от обеда, батона да пара не слишком чистых стаканов.

Выпили с облегчением. Огненная жидкость приятно разлилась по телу, облегчая уставшие за день головы от всяких не нужных мыслей. Мамлей, за весь день так и не поговоривший с напарником, лениво спросил:

- Слышь, кореш, а на чем ты его взял?

Мнушкин, смачно отправив в рот кусочек рыбы, закурил и хитро, по ленински, прищурился, выдерживая паузу. После третьей затяжки все заговорил:

- Понимаешь, я вчера весь вечер думал, как Дущика уделать. Ведь ничего не боится, черт! А когда шел домой, как озарило. Сразу рванул в ту хату, где мы его принимали, нашел обиженного дядьку, поговорил с ним. Не плохой, кстати, парень, из бандюков. Рассказал о большой мужской обиде, о наших проблемах, посочувствовал… Долго трепались. Раненько утром встретились с Валерой – это его так зовут, приехали в изолятор. Там я свел их в одной из пустых камер.

- Как провел? Туда же только по ксиве и то не всем.

- Вот так, за три пузыря беленькой. И он же пока не в СИЗО, а во временном.У меня там дежурный знакомый, с ним и договорился. Но не суть важно это. Там соперничающие стороны толком к консенсусу не пришли, даже подрались слегка. На чьей стороне было преимущество – сам догадайся. Потом, когда ревнивый муж вышел на перекур, я покалякал с нашим пациентом и, как смог, обрисовал ему возможные перспективы при выходе на подписку с учетом варианта встречи с Валериком. Посидели, подумали, а потом пришлось бегать по всем местным ментам, бумагу канючить. Моя то быстро закончилась. К обеду парень так хотел в тюрьму, не остановишь. Вот мы и посодействовали…

- Да-а, прикольно. А чего же этот не плохой муж из бандитских масс тебя чуть не прибил?

- А ты бы что на его месте делал? Представь на минутку. Пришел ты к себе берлогу, а на пороге жена в неглиже да некий хрен тебя встречают. Тут кто хочешь обидится. Она ж, оказывается, уже не в первый раз прокалывается. Я толком не уточнял, но, похоже, прецеденты бывали. Теперь эта дура, скорее всего, на подсосе у мамы с папой. Он как узнал, с КЕМ она спуталась, озверел в конец. Но это уже не наше дело…

Остаток допили молча. Уже на остановке, перед тем как расставаться, вместо стандартного ''Пока'', Андрюха с самым умным выражением лица, подытожил день:

- Хуже бабы зверя нет. И чего же ей, сучке, не хватало?

- Впечатлений. От скуки все это, от бабок дурных, сумасшедших бесилась.

Ладно, до завтра, не бери в голову. Утром опять что- нибудь приключится. Работа у нас такая, веселая…

Март – апрель 2006г.

К сожалению, основано на реальных событиях.

… Учитывая вышеизложенное и оценивая материалы проверки в их совокупности, а так же то, что в процессе дознания объективных данных, указывающих на состав, а равно и событие преступления, в деяниях гражданина… Ай!

Пробуждение было хреновым. Мало того, что третий день старший лейтенант милиции Максим Разков пытался закончить гнилой материал, повисший милостью начальственной на его шее, так еще и клоп больно укусил за висок. Мерзкий паразит, обсосавшийся крови, был сразу же раздавлен об старый стол без суда и следствия, но огромная шишка от укуса уже явно просматривалась и нестерпимо чесалась.

Клопы, как и вши, в милицейских кабинетах не редкость. Поднимаемый из камер ''подучетный элемент'', против утверждения, обычно вместо взяток приносил оттуда с собой этих паразитов, которые, словно в отместку за транзитных хозяев, с радостью обживали новые просторы и по ночам пробовали на вкус пытающихся прикорнуть на дежурстве оперов. Ни одно из известных средств, так рекламируемых по телевизору, от этих тварей не помогало. Позавчера коллега Масика, как называли сослуживцы худощавого, низкорослого старлея, обнаружил двух жирных, ленивых клопов в самом святом, по мнению замначальника по воспитательной работе, месте. Между страниц уголовного кодекса. Эта новость, передаваемая из уст в уста в курилках отделения, на утренней оперативке затмила даже ночное вооруженное ограбление магазина оргтехники – грабили кого-нибудь регулярно, а вот это было действительно свежо. Молва сразу пририсовала к наглым насекомым очки в роговой оправе и малиновые лаковые туфли, так любимые районным прокурором. Получилось очень по-современному, очень знакомо.

На китайских подарочных часах, гордо висевших над дверью, было около четырех утра. Тихо матюгнувшись, Разков встал из-за стола, за которым заснул, сделал несколько вращательных движений руками, имитируя зарядку, и вернулся к отказному. Сегодня наступил последний день, отпущенный ему по закону для принятия справедливого решения в соответствии с УПК. Чего делать, было все равно не ясно. Ну как объяснить казенным, юридическим языком тот факт, что граждане Тимченко и Смирнов после совместно раздавленных трех пузырей водки, по русскому обычаю разбили друг другу морды. Причем проказник Смирнов, получивший большее число увечий на своей проспиртованной физиономии, мстительно дождался, пока его корешок уснет, и от души нагадил ему в новые штаны, висевшие тут же, на стуле. После этого, с облегчением во всех отношениях, алкаш тоже откинулся в объятия Морфея. Очухавшись, оба придурка, не найдя, судя по всему, на опохмел, а следовательно, не помирившись за дежурным стаканом, к тому же еще ведомые лукавым бесом по имени Бодун, поперлись искать правду друг на друга в родные органы. Каждый накропал такое заявление на оппонента, что хотелось плакать. От обоих сторон поступило по три страницы с мелким, убористым почерком, где были описаны все грехи новоявленного злодея – от не сданной в четвертом классе книжки в школьную библиотеку до подготовки теракта на президента. Оставалось только подивиться такой осведомленности да сумме скромно приписанного в конце каждой ''телеги'' материального ущерба. По жизни, следовало надавать обоим подзатыльников и выгнать вон, не пуская даже на порог. Но новые веяния из столицы обязывали каждую беду граждан воспринимать как свою собственную, а обгаженные по пьяни штаны алкоголика в черт его знает каком поколении как плевок лично в лицо министра. И вот теперь приходилось тужиться, составляя постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, понятное дяде прокурору, великому моралисту и борцу за чистоту слога.

В настоящей момент составление исторического документа застопорилось критически. Опер с вечера размышлял, как правильно написать: ''испражнился'' или ''выделил фекалии'', и за этим занятием заснул. Ему было не смешно. За нечеткости формулировок карали по взрослому. Только за прошлый месяц треть отдела схлопотала по выговору за это дело. Был даже один строгий. Паренек, молодой летеха, в протоколе допроса потерпевшей о групповом изнасиловании, стараясь тщательней зафиксировать все обстоятельства, написал: ''Преступник номер один овладел жертвой во влагалище, преступник номер два в заднепроходное отверстие, а преступник номер три пытался принудить сделать ему минет''. Такое бескультурье ему было поставлено при всех на вид и разъяснено, что надо было писать ''вагинальный секс'', ''анальный секс'' и ''оральный''. Отговорки по поводу неимения специального образования, позволяющего разбираться в упомянутых тонкостях, не прошли. Оказалось что, «милиционер» инструкцией изначально предусмотрен как ходячий словарь русского языка и специальных медико-технических терминов, причем предел познаний так и остался неизвестен.

Нет, сама мысль заставить личный состав писать грамотно документы, была идеей правильной. Периодически менты действительно выдавали шедевры вроде ''Дверь оббита металлическим железом''. Но в этой борьбе начальство без отклонений следовало древней истине про дурака, которого заставили молиться Богу. Только дурак отделался разбитым лбом, а рядовым сотрудникам приходилось чуть ли не ежедневно ходить на ковер с ''ширинкой сзади''. Отсюда и получился юридически - кретинский официальный стиль справок и копий, выдаваемых иногда населению. Порой, прочитывая полученную бумаженцию, граждане просили разъяснить, чего, собственно, тут написано и не пошлют ли их из домоуправления или паспортного стола с такой ксивой куда подальше. Частенько бывало.

Масик, отчаявшись до конца дежурства разобраться со всем этим бредом, в очередной раз вычурными выражениями помянул шефа, который по не известной причине отписал материал ему, а не участковым. Легче не стало. Мутная тяжесть в голове под окончание суточного дежурства окончательно притупила сознание. Чтобы хоть как-то развеяться, он решил выйти на улицу, перекурить. Спустившись по шумным ступенькам вниз, пройдя мимо стекляшки дежурной части, Разков с интересом посмотрел на доставленных по разной мелочи за ночь мужичков. Чтобы не морочить голову с описью имущества, личными досмотрами и прочей лабудой, необходимой при отправлении человека в камеру, хитрожопый помдеж Леха закрывал всех в так называемую клетку, куда полагалось водворять только до установления личности – то есть на срок не более трех часов. Делал он это из расчета, что утренняя смена особо не будет вникать, кто за что попал, а распихает людишек по кабинетам до выяснения, в зависимости от прегрешений. Сегодня народу набилось многовато. Обычно, из-за отсутствия стульев, задержанные сидели на заплеванном полу, однако теперь яблоку негде было упасть. Было тихо. Пьяные уже исчерпали запасы ругани, подростки наконец-то прекратили угрозы о своих могущественных дядях и папах. Все просто стояли, клевали носами. Появление еще одного человека в форме, отличного от уже примелькавшихся за ночь помдежа и бессовестно дрыхнущего на стуле постового, вызвало оживление. Каждый считал своим долгом выпросить сигарету, свои ведь быстро заканчиваются, особенно в милиции. Опер это знал и рубил такие просьбы на корню, посылая всех на три буквы. Курева было не жалко, но за всю его службу ни один, получивший из милицейских рук вожделенную сигарету, не вернулся к нему после выхода на свободу и не принес даже пачки самой дешевой бесфильтровки – для таких же залетевших остолопов, чтобы было чего им давать. А благотворительностью заниматься не хотелось, доходы не те.

Улица встретила сыростью и немного очистившимся за ночь воздухом. После прокуренного кабинета слегка пьянило. Закутавшись поплотнее в старенький китель, старлей неожиданно ощутил во рту противный горький привкус, который остается от усталости да двух пачек вонючего подпольного ''Бонда'' за сутки. Сплюнув в ближнюю клумбу, он постоял еще немного, без удовольствия посмотрел на восходящее солнце, и пошел обратно. Попытаться провести еще одну неравную битву человека с идиотизмом в письменной форме.

Дежурный Семеныч, старый перестраховщик и всем известный стукач, окликнул его у самой лестницы.

- Слышь, Масик… Смотайся на вызов, тут не далеко. Семейный скандал. Ну, как обычно, примешь пару объяснений, рапорт потом напишешь…

- А чего я? На семейники вон пусть господин участковый чешет. Это его контингент. Если грохнут там кого, или ограбят, вот тогда пожалуйста ко мне.

Было кристально ясно - ехать придется. Сто один процент, что оборотистый сослуживец из смежного подразделения вечером сунул Семенычу пол литра, дабы не беспокоил до утра. Теперь, наверное, десятый сон видит. Обиды не было. Сообразил бы раньше, сам бы сбегал, купил в киоске самопального бухла да тоже вручил в его цепкие ручонки. А поднимать сейчас шум – себе дороже выйдет. Этот же хрен предпенсионного возраста вмиг рапорт накатает о неподчинении приказу в таких красках, что куда там Айвазовскому. Потом доказывай начальникам, что ты не баран.

- Масик, я тебя по нормальному прошу, сгоняй. Участковый всю ночь работал, людей оформлял… Давай, водила уже наш самолет прогревает.

Не став накалять обстановку, Разков быстро сбегал к себе за папкой с чистой бумагой и, уже на выходе, на всякий случай поинтересовался:

- А чего там хоть случилось?

- Пес его знает. Позвонили соседи, вроде по Озерной 27 кто-то кричит. С их слов, живет там одинокая баба. Глянь, чего такое приключилось. Может, от счастья под мужиком орет. Может, пьянствуют или еще что… По месту отзвонишься с мобильного.

Последнюю фразу опер воспринял с большим сомнением. Телефон у него с собой действительно был, но он не видел ни одной причины за свой счет звонить этому козлу – дежурному и докладываться, а деньги на служебные переговоры давать ему тоже никто не собирался. Теоретически, можно было набрать 02 как бесплатный номер, долго уламывать управленческого дежурного соединить по внутренней связи с родным отделением, выслушать лекцию о наличии радиостанции в автомобиле и долго доказывать, что этой рацией образца одна тысяча девятьсот лохматого года выпуска, хорошо лишь гвозди забивать и что она только шипит, а на ремонт ее брать никто не хочет по старости, и так далее…

Потрепанный уазик канареечного цвета громко рычал у входа прогоревшим глушителем. За рулем, позевывая, сидел мордастый водитель сержант Колюня. Его только что разбудили и он еще толком не проснулся, но материться был уже в состоянии. Прослушав по дороге щедрую порцию шоферского неудовольствия вперемешку с жалобами на перерасход топлива (сливать для себя нечего ж будет), наконец прибыли на место.

Дом по указанному адресу оказался частным имением послевоенной постройки, но еще вполне приличный с виду, разве что слегка запущенный. Было тихо, лишь в одном из окон горел свет.

- Хозяева! Але, отзовитесь! Есть тут кто живой? Родная милиция приехала!

Соваться во двор Масик не стал. Без особого рвения постучал, не найдя кнопки звонка, ногой в запертую калитку. Подождал. Никто не обозвался, из подворотни не вылетел местный Шарик ростом с теленка, готовый попробовать на зуб не званных гостей.

Покричав еще немного, опер с чувством выполненного долга вернулся к автомобилю и бесцеремонно растолкал уже спящего на заднем сидении водителя. Тот довольно быстро вскочил со своего лежбища, сунул под сидение бронежилет, который использовал вместо подушки, завел двигатель. Можно было ехать обратно, досыпать. И тут, по закону подлости, делая рев старого ''бобика'' детским шепотом, в утренней тишине благополучного частного сектора прозвучали вопли:

- Люди!!! Спасите. Он меня сейчас убьет!

Затем послышался не разборчивый мат, слегка приглушенный расстоянием звук пощечины. Переглянувшись, менты не сговариваясь двинули обратно. Причем маленький Разков впереди, а Колюня, натягивающий по ходу засаленное средство индивидуальной защиты и вооружившийся дубинкой, сзади. Второго броника не было. Его кто-то спер больше года назад из-за ценных титаносодержащих пластин внутри. Теперь он значился только в отчетах при проверках. Но об этом Масик не думал. Вело вперед еще не до конца атрофировавшееся за время службы чувство долга, желание помочь. Перемахнув через не высокий забор, он открыл калитку и смело прошел к входной двери. Оказалось заперто. Не растерявшись, старлей пошел вдоль стены, всматриваясь в приоткрытые по летнему окна. Откуда – то из глубины снова донеслись мощные шлепки и женский сдавленный плач.

- Коля, подсади. Я в окно. – подоконник был высоковато. – Да не менжуйся, давай.

Сержант неуклюже стал подставлять руки, чтобы тот оперся ногой и мухой влетел в помещение. Самому лезть внутрь не хотелось. В голове крутилось что-то учебное, вроде ''в соответствии с Конституцией, жилище является неприкосновенным и работник милиции имеет право попасть туда только в случаях, предусмотренных статьями…''. Тем временем опер, прошептав: ''Иди ко входу'', уже забрался, стараясь не производить шума, внутрь. Через десять секунд, показавшихся водителю вечностью, дверь в дом, щелкнув замком, открылась, и пришлось, зажав дубинку в потной ладони, топать следом за этим мелким чудиком из уголовки.

В коридоре было темно, лишь в конце не ярко пробивался свет. Осторожно ступая, Разков по ходу дела извлек из кобуры табельный пистолет, снял с предохранителя и плавно дослал патрон в патронник. За спиной пыхтел, как охотящийся еж, чуть не икающий от страха сержант, большой приверженец спокойной жизни. В глубине души зародилось презрение к этому крокодилу в мятой форме. Оставив выяснение причин такого животного страха у ''коллеги'' на потом, он осмотрел нужную дверь, убедился, что она открывается от себя и не заперта, выдохнул и ударом ноги открыл путь дальше.

Картина, увиденная в довольно большой, квадратов двадцать, не богато обставленной под гостиную комнате, поразила. В углу, возле запертого окна, покрытая местами уже подзапекшейся кровью и пробивающимися в не слишком измазанных местах огромными синяками, без движений лежала женщина. Возраст определить было трудно. Ночная рубашка из некогда цветной, веселенькой ткани, кое - как прикрывавшая наготу, была изорвана и держалась на одной тесемке через плечо, а из прорех проглядывала слегка обвисшая, с черными следами грубых мужских пальцев, грудь. Оба глаза оплыли и уже, фактически, ничего не видели. Только изо рта с торчащими осколками зубов доносились стоны. В другом, дальнем от входа углу, развалившись в старом, продавленном кресле, сидел крепкий мужик лет сорока и смотрел телевизор. Синяя фланелевая рубашка была расстегнута до пупка, обнажая расписанную тусклыми наколками грудную клетку да шарообразное брюхо. Черные, не глаженные брюки почему-то оказались подкатаны на рыбацкий манер, до колен. На голых ступнях виднелись так же какие-то рукотворные узоры. Судя по беглому осмотру татуировок, этот дядька всю свою сознательную жизнь провел за решеткой, особо по воле не гуляя.

Справа от него стоял, прислонившись рукоятью к подлокотнику, топор, а чуть поодаль, поближе к стене, маячили пустая литровая бутылка из под водки и половина баклажки ''Фанты''. Слева, прямо на полу, среди хлопьев пепла, лежала на боку переполненная окурками майонезная банка. Такая вот идиллия… Лицо сидящего было словно вылеплено из теста, неживое. Только маленькие, поросячьи глазки буравили вошедшего и безобразно торчала во все стороны редкая, трех или четырехдневная щетина. Сильно пахло перегаром пополам с дешевым табаком.

- Ну че, курва, мусоров вызвала?! Опять меня в лагерь упечь хочешь? Мало я тебя воспитывал, блядина?

Женщина не отреагировала, продолжая подвывать на одной низкой ноте. Судя по всему, она находилась в шоке. Только сейчас старлей заметил, что посреди комнаты стоит здоровенный, покрытый красной грунтовкой, баллон для природного газа, так любимый не богатыми дачниками. Принюхался. Специфического запаха в воздухе не было, и он вздохнул с облегчением.

- Слышь, мужик. Давай, плавно, ручки за голову и мордой в пол. Кухню знаешь. Рыпнешься – завалю к чертовой матери.

Масик говорил словно в пустоту. Толстопузый дядька даже не повернулся в его сторону. Не было обычной в таких случаях брани про ушатых лягашей, сопровождаемой размахиванием рук и пеной у рта. Плавно, стараясь не дышать, опер немного отошел вправо, освобождая проход, но стоявший за спиной Колюня и не подумал воспользоваться ситуацией. Так и остался стоять в глубине коридора, громко посапывая. Приходилось действовать самому, без подстраховки.

- Ты что, уважаемый, плохо слышишь? Не доводи до греха, делай, чего говорю.

Ответ был почти стандартный.

- Пошел на х…й, заморыш! Замочу!!!

Это было уже что-то. Неторопливо, как в замедленной съемке, рука сама подняла пистолет на прицельную линию, а ноги сделали еще один, мелкий шажок, но теперь уже вперед. Первый шаг к задержанию. От разыгравшегося волнения, смешанного с охотничьим азартом в висках густо запульсировала кровь, звонко прилила к ушам. Звуки стали доноситься словно сквозь вату. Начиналась классическая схема ''один на один''. На сержанта особой надежды не оставалось.

В милицейской голове табунами проносились мысли, но ни одной ухватить за хвост не удавалось. Как дальше вести себя с этим невменяемым уродом? Отправлять ли Колюню за подмогой, или оставить при себе, на всякий случай? Догадался ли он захватить из машины хоть какие-нибудь наручники?

Ответы Разков найти не успел, хотя тупоумием не страдал. Неожиданно развалившийся по барски, пьяный мужик, оказался на ногах, с занесенным над головой топором. Из затуманенных глаз явно проглядывало хмельное, необузданное бешенство. С диким ревом, словно раненый медведь-шатун, он довольно резво, при его размерах, бросился через всю гостиную на опера.

Ни какого страха не было. Не пронеслась перед глазами вся жизнь, не зазвенела в голове ни одна из бесчисленных инструкций о применении и использовании огнестрельного оружия. Не произошло ни каких душевных колебаний, как у слабака Раскольникова. Ничего. Как в тире. Палец сам нажал на спусковой крючок. Раз. Потом второй. ПМ – штука мощная. Убойная дальность полета пули не велика, но с близкого расстояния эта маленькая, издали похожая на застывшую каплю железка может натворить больших дел.

Оба попадания пришлись в живот. Назад дядьку, как в кино, не отбросило, но скрутило в своеобразный штопор мгновенно. Топор с музыкальным звоном упал на деревянный пол, картинно застряв меж досок. Раздался удивленный, нутряной хрип. Между ними оставалось метра два…

- Колюня! Держи трубу и вызывай сюда наших и скорую!

Водитель, лицо которого от увиденного приняло цвет чистой портянки, дрожащими руками взял протянутый ему мобильник. Не удержал, уронил. Снова взял и сбивчиво, невнятно прокричал в трубку кому-то о случившемся.

- Скоро будут. Скоро… Масик, а с ним что делать?

- Ничего. Станция скорой помощи тут рядом, вызовут... Не сдохнет. Да не смотри на меня так! Ни я, ни ты помощь при огнестрелах в пузо толком оказывать не умеем, а за медкурсы оба только расписывались у замполита в кабинете! Мол, прошли и все такое. Лучше женщину осмотри, сердобольный ты наш.

Стараясь не приближаться к подстреленному, извивающемуся как червь и в придачу активно сучившему ногами, оба вдоль стены, бочком, не спуская с него цепких взглядов, двинулись к потерпевшей. Но осмотреть ее не удалось. Из руки раненого, порядком вымазанной сгустками собственной крови, замерцал огонек. На пухлом, искаженном болью лице образовалась противная, животная улыбка. Толчок ногой был практически не заметен. Разков все понял лишь когда баллон стал неуклюже падать прямо на мужика, а заскорузлая рука потянулась к вентилю...

- П…ц!!!

Не дожидаясь приглашения или команд, ведомый исключительно инстинктом самосохранения, Колюня словно молодая серна махнул в окно. Ни веса бронежилета, ни даже рамы он не заметил. Оперу пришлось хуже. Женщина сама встать не могла и безвольно повисла на его руках при попытке поднять. Похоже, все еще ничего не соображала. Выдохнув, он, не отпуская обмякшее тело, с дрожью в коленях встал и с трудом вытолкал ее в образовавшийся после водилы проем, а затем прыгнул сам. Газом воняло все сильнее. Неловко упав, старлей сразу же вскочил на ноги и поволок, прямо по земле, не обращая внимания на комфорт транспортировки, потерпевшую к забору. Прочь от дома.

Взрыв все - таки прогремел. Из всех окон почти одновременно брызнули осколки стекла, нагло полезли языки пламени и клубы дыма. Крыша подпрыгнула на месте, словно спортсмен на батуте, а стена у входа предательски затрещала, лопнула пополам и отошла, роняя куски кирпича на деревянный порог. Сразу же вокруг залаяли собаки, захлопали двери, заверещали чуткие ко всему, кроме воров, автосигнализации.

Ничего этого Масик не слышал. Он блаженно сидел рядом со стонущей и улыбался тому, что жив. Теперь признать в нем милиционера было практически невозможно. Измазанный сажей мундир, растрепанные волосы с застрявшей в них травинкой – вылитый бомж из угольного склада. Вдобавок по мочкам ушей, прямо на полусорванные погоны, тягуче скатывались огромные капли крови. Лопнули обе перепонки. Руки оказались тоже не в лучшем состоянии. При падении на землю он вогнал себе в ладони кучу мелких стекольных осколков…

Потом, когда все съехались, провели разбирательство по факту применения оружия, написали огромную кипу протоколов, допросов, рапортов и признали, что старший лейтенант Разков действовал в соответствии с законом, обстоятельства прояснились. Оказалось, что бывший сожитель потерпевшей, просидев на зоне десять или одиннадцать лет за вооруженное разбойное нападение и страдавший психическими расстройствами, по выходу на волю решил, так сказать, вернуть былые чувства. А, может, просто жить негде было. Теперь уже это установить было сложно. В общем, приехал он к ней и, наверное, ждал объятий, с поцелуями и всего, чего положено после долгой разлуки. Но женщина, будучи в здравом уме, дала от ворот поворот по всей форме. Это очень огорчило дядю и он в первый раз безропотно удалился. Дошел, поникнув головой, до ближайшей забегаловки, где повстречал своих старых корешей по свободе. Выпил с ними, поделился горем. А те ему насоветовали вернуться да показать, кто хозяин положения. Заодно и поучить не сговорчивую бабу житейским премудростям древним кулачным способом. Судя по всему, после ударной дозы внутрь С2Н5ОН пополам с сырой водой, в его мозгу произошли некие необратимые процессы, которые так любят обсуждать на симпозиумах высоколобые психиатры. По дороге обратно свежеоткинувшийся купил еще сорокоградусной, зачем-то украл в одном из дворов газовый баллон, взвалил его на плечо и пришел снова к ней. Умная женщина заперла все двери, поэтому в дом он проник через окно с задней стороны, затащил свою ношу, а потом долго, с остервенением, избивал несчастную. Топор обнаружился в кухне, где до того времени работал исключительно по специальности – колол при необходимости дрова. Озверевший, потерявший жизненные ориентиры мужик принес его в комнату и периодически пугал им свою жертву, прикладывая лезвие к ее горлу. Продолжался этот ад более трех часов. Крики были слышны на соседней улице, но соседи почти до рассвета упорно ''не замечали'' ничего. Что поделать, такой у нас народ. Все всего боятся. А потом приехала милиция…

… Две недели Масик пролежал в больнице, еще две – дома, где, наконец, отоспался. Помимо покалеченных ушей были сломаны два ребра, ну а когда дежурный врач закончил удалять из его ладоней осколки стекла и перебинтовал их, глупо подшучивая '' Теперь, парень, пару недель без онанизма придется помучаться'', он даже обрадовался. Можно столько времени не отписываться от всей этой макулатуры, идущей из дежурки нескончаемым потоком! Отказной, так мучавший опера в то злополучное утро ''фекальным'' вопросом, видно, дописал кто-то другой, потому что в последствии за него никто не вспоминал. Как решился вопрос с выбором правильного обозначения действий гражданина Смирнова – осталось загадкой.

Как ни крути, а на работу выходить все же пришлось. Родное отделение встретило обычным дурдомом, от которого старлей немного отвык. Начались трудовые будни – выезды, оперативки, заслушивания в УВД по не раскрытым делам и бесконечная писанина. Примерно через неделю, когда уже произошло окончательное вливание в обычную милицейскую колею да попритихли шутки сослуживцев, вроде ''Масик - зоркий глаз'' или ''Гроза бывших мужей'', его в коридоре остановил зам начальника розыска, взял за пуговицу старенькой куртки и веско, не громко проговорил:

- Разков. Ты это… Сегодня, часикам к трем, подойди к прокурору… На тебя якобы жалоба пришла… Потом доложишь…

В вызове ничего не обычного не было. Оперов, да и участковых, и прочих ментов с завидной регулярностью тягают в прокуратуру, где им приходится писать, писать и писать. Граждане активно пользуются предоставленным законом правом жаловаться всем на всех, часто совершенно не заботясь о правильности инстанции. Органы надзора были популярней всего. Поэтому, топая по раскаленному от солнца асфальту, Масик не забивал себе голову поводом для визита. Это могло быть как заявление от какого-нибудь наркомана '' мол, в таком то годе был бит милиционером по беспределу, в натуре…'', так и жалоба ''на не найденный декоративный колпак от автомобиля Запорожец, пропавший а 19?? году от р.х.'', да хоть что, а особых, ''посадочных'', грехов вроде пока не было.

Кабинет районного прокурора встретил ласковой прохладой спонсорского кондиционера и легким полумраком итальянских жалюзей. Сам хозяин кабинета сидел за необъятным, очень популярным нынче у крупных чиновников и банкиров, ореховым столом. Был он одет в светло-бежевый, легкий костюм и неизменные, ставшие уже притчей во языцех, малиновые туфли, что наводило на мысль о том, какие ''хорошие'' здесь зарплаты. Не то, что постоянно задерживаемые подачки в ментятнике. Сесть оперу не предложили, и он стоял как провинившийся школьник. Прием простой, но психологически верный – сразу показывает, кто есть кто и подсознательно настраивает на оборону, а не нападение.

- А, Разков. Пришел, наконец. Догадываешься, зачем вызвал?

- Нет. - последовал абсолютно искренний ответ.

- Странно. Тебе что, старлей, даже не интересно, почему с тобой я общаюсь, а не кто-нибудь из помощников? Не наводит на размышления?!

Масик постоял, подумал, глядя в потолок. Ничего путного на ум не приходило, поэтому решил косить под дурачка. Так, на всякий случай.

- Почему, интересно. Я ведь как неделю всего вышел с больничного. Еще ж толком в курс дела не вошел. А тут вызов…

- Вот, вот. По тому самому случаю и вызов. Заявление на тебя. Ты, вообще, знаешь, что у женщины с твоей помощью дом дотла сгорел?

- К- как с моей? – от волнения он стал заикаться, - я ж ее спас… Да быть не может!

- Может, Разков, может. А еще при падении из окна, кстати, не без твоей помощи, она руку сломала. Такие вот пироги… Что ответишь? Кто все это компенсировать будет?

Что отвечать было решительно не ясно. Можно было ожидать все, что угодно, но не этого. Потом, уже в другом, поскромнее, кабинете, была в очередной раз изложена на бумаге, в мельчайших подробностях, эпопея со взрывом. Было выслушано не мало неприятных слов о милицейской тупости и разгильдяйстве. Под вечер его милостиво отпустили в родное отделение, пообещав это так не оставить…

У входа, не доходя дежурной части, Масика перехватил замнач. Он, по сути, был мужик не плохой, дельный, опытный. Но страсть к зеленому змию и отсутствие покровителей надежно закрывали ему дорогу наверх, к длинным кабинетам с личными водителями. И сейчас он был навеселе. Видно, уже остаканился. Выслушав о беседе с прокурором, старый волчара розыска задумчиво закурил, подумал:

- Не бзди. Ни черта они тебе не сделают. Помурыжат, конечно, раз есть сигнал… Работа у них такая. Разборки по твоей стрельбе прошли, все легально. А после драки кулаками размахивать, то дело такое…

- Да я и сам понимаю. Но обидно. Я эту курицу вытаскивал, очком рисковал, а она такое вытворяет, – в глазах появилась предательская, едкая влага.

- А чего ты ждал? Море пива и цистерну водки? Или большой человеческой спасибы?! У бабы дом взорвался, все, что за жизнь нажила, сгинуло. Пойми! Жить ей негде. Денег, на сколько я знаю, тоже нет. Это тогда ты был героем, а теперь ей светит реальный шанс в бездомных оказаться. Вот и пытается содрать хоть что-то. Об этом мне сами прокурорские вчера под пиво рассказали. Но я не думал, что все всерьез так будет.

- Ну почему с меня?!

(продолжение ниже. Не поместилось)