Ответ Ost3n в «Когда спросил у жены, где деньги, которые были на карте»
яна пример вобще жити жиу
яна пример вобще жити жиу
Тут недавно (да, да я слоупок) вышел обзор Баженова со стебом над очередным русским фильмом. Что-то вроде про Чернобыль. Но не суть. Там главную роль Козловский играл. И Бэд его обстебал во всех ракурсах. Что интересно по делу, обстебал. Все эти несуразицы. Минутные тупые паузы в диалогах и прочее, прочее. Но! Я что хочу сказать. Козловский. Козловский прекрасный актер. Прекраснейший! Талант! Я фанат сериала "Викинги". Если кто не знает Козловский играет в последних сезонах этого сериала русского князя. Играет прекрасно. Ему веришь. Игрой наслаждаешься. Никакого тупого молчания. Дебильной мимики. Козловский как прекрасно смазанный и настроенный механизм выполняет задачу поставленную западным режиссёром. Западным Режиссером. Вот тут остановимся и подумаем. Дано: прекрасный актер Козловский, прекрасно играет в зарубежных фильмах под прекрасным началом, прекрасных зарубежных режиссеров. Так же прекрасный актер Козловский, прекрасно порет хуйню в русских фильмах под началом русских режиссеров.
Вывод: все беды русского кино от тупого русского режиссерства. Актеры, то у нас классные. По крайне мере точно не хуже западных.
Наверное причина в том что школа русской режиссуры умерла вместе с Тарковским, Гайдаем, и прочими великими людьми. На смену ей пришла школа кумовства и коррупции. Так и живем.
Предлагаю интересное чтиво про детство Юрия Гагарина когда в его деревню вошли немцы, человека который по мнению козловского обоссался.
Юрий Гагарин родился 9 марта 1934 года в селе Клушино Смоленской области[1], в 160 километрах к западу от Москвы. Его родители работали в местном колхозе: отец, Алексей Иванович, — плотником, мать, Анна Тимофеевна, — на молочной ферме. У Юрия были старшая сестра Зоя и два брата: Валентин, на десять лет старше, и Борис, на два года младше. Несмотря на все тяготы, семья существовала более-менее благополучно, при всей неумолимой жестокости сталинской коллективизации и притом что вокруг то и дело пугающе и необъяснимо исчезали друзья и соседи.
Заботиться о детях, пока Анна работала в колхозе, приходилось ее единственной дочери Зое. Позже она рассказывала, что ей было всего семь лет, когда родился Юра, но в семь в деревне уже умеешь нянчить малышей, так что она быстро привыкла. Зоя присматривала за маленькими, а Валентин помогал ухаживать за колхозной скотиной.
В официальных советских рассказах о «крестьянской» семье Гагарина опускается тот факт, что в Петербурге отец Анны Тимофеевны работал буровым мастером, пока революция 1917 года не заставила его переправить семью в деревню; не учитывается и то, что Анна была весьма образованна и никогда не ложилась спать, не почитав детям вслух; иногда она помогала им читать самим1. Что касается Алексея, то он, судя по всему, был верным мужем, строгим, но обожаемым отцом, а кроме того, опытным плотником и искусным ремесленником, хотя тогда, в начале 30-х, лучше было не афишировать свои таланты. Сталин с маниакальной подозрительностью относился к крестьянам-«кулакам». Когда началась коллективизация, Алексею поручили поддерживать в должном состоянии колхозные постройки.
А в это время маленький Юра учился отличать сосну от дуба, клен от березы лишь на ощупь и по запаху древесины. Он умел делать это даже в темноте. Первые впечатления Юрия о материалах и механизмах были неразрывно связаны с древесной стружкой и особой гладкостью хорошей плотницкой заготовки, а рано выработавшийся в нем вкус к точности — с отцовскими стамесками, рубанками и пилами.
Все изменилось летом 1941 года, когда немецкие дивизии вторглись в Советский Союз, стремительно тесня Красную армию по линии фронта длиной три тысячи километров. После нескольких дней растерянности и бездействия Сталин приказал своим войскам отступать при каждом столкновении, заманивая немцев в глубь советской территории, чтобы их (как прежде Наполеона) застала врасплох первая же русская зима. За кратким летом нацистского успеха последовали, по существу, два года отступления русских, сопровождавшиеся чудовищными потерями с обеих сторон. Смоленская область лежала как раз на пути продвижения фашистских войск. Гжатск и окружающие его деревни и села, в том числе Клушино, были оккупированы гитлеровцами.
В конце октября 1942 года немецкая артиллерия начала обстреливать Клушино. «Фронт был всего в шести километрах от нас, каждый день к нам в село залетали снаряды, — вспоминает Валентин. — Похоже, немцы думали, что мельница — опасный ориентир, поэтому они ее взорвали, и церковь тоже взорвали. Через час наши ответили им артобстрелом. Все это было бессмысленно, у всех наверняка на картах были отмечены одни и те же ориентиры».
Вскоре после этой перестрелки через село прошли четыре колонны немецких войск. В близлежащих лесах произошло кровопролитное сражение, обе стороны понесли огромные потери, общее число убитых и раненых составило не меньше 250 человек. Через два дня после того, как бой затих, старшие сыновья Гагариных, Валентин и Юрий, пробрались в лес, чтобы посмотреть, что произошло. «Мы нашли там нашего полковника, он был тяжело ранен, но еще дышал: он упал и пролежал на одном и том же месте, в кустах, два дня и две ночи, — вспоминал Валентин. — К нему подошли немецкие офицеры, а он притворился, что ослеп. Какие-то большие чины пытались его о чем-то спросить, а он ответил, что плохо слышит, и попросил наклониться поближе. Они склонились над ним, и тут он взорвал гранату, которую прятал за спиной. Никто не выжил».
После этого случая Юра быстро превратился из улыбчивого постреленка в серьезного парня, который то и дело спускался в подвал за хлебом, картошкой, молоком и овощами, а потом раздавал их беженцам из других районов, пробирающимся через село, пытаясь скрыться от фашистов. «В те годы он улыбался реже, хотя по натуре был очень жизнерадостный. Помню, он редко плакал от боли или из-за всех тех ужасов, которые нас окружали. Мне кажется, он плакал только тогда, когда задевали его самолюбие… Многие из этих черт характера помогли ему в дальнейшей жизни, когда он стал летчиком и космонавтом, а сложились они в то самое время, в войну».
А потом трагедия пришла и в Клушино: немцы, мрачные, хмурые, в желто-бурой форме, срывали двери с петель, вламывались в дома, выволакивали местных жителей и безжалостно расстреливали. Если же требовалось экономить патроны, людей протыкали штыками или сгоняли в сараи, где сжигали заживо.
Один особенно мерзкий тип, рыжий баварец по имени Альберт, собирал севшие аккумуляторы немецких автомобилей, чтобы снова заполнить их кислотой и дистиллированной водой из своих запасов; кроме того, он чинил рации и другое оборудование, установленное на больших танках. Альберт сразу невзлюбил младших Гагариных — из-за битого стекла. Деревенские мальчишки делали что могли, разбивая бутылки и усеивая блестящими осколками асфальтовые и грунтовые дороги, а потом, прячась в кустах, с восторгом наблюдали, как у немецких грузовиков с боеприпасами и снаряжением лопаются покрышки и машины, вильнув, теряют управление. Альберт решил, что один из юных диверсантов — Борис. Как-то раз Борис играл с Юрием, и немец уселся на скамейку, чтобы за ними понаблюдать. Спустя некоторое время он предложил Борису кусочек сахара; положил его на землю, а когда Боря протянул руку, чтобы взять его, наступил мальчику на пальцы. «У него содрало кожу, так что Борька, понятно, завопил, — вспоминает Валентин. — А потом Черт, мы его так прозвали, схватил Борьку и повесил на шарфе на ветке яблони. Мама пришла и увидела, как Черт его фотографирует. Трудно об этом говорить…» Анна Тимофеевна бросилась на немца, и тогда он взялся за винтовку. В какой-то ужасный момент показалось, что он вот-вот выстрелит, но произошло чудо: командир окликнул его, и он ушел. К счастью, Черт сработал плохо, из шерстяного детского шарфа не получилось хорошей петли. Когда немец убрался подальше, Анна и Алексей сняли сына с дерева.
К тому времени Альберт и другие солдаты занимали весь их дом, так что Гагарины выкопали себе примитивную землянку. Сюда-то они и принесли обмякшее тело Бориса. Лишь силой воли, своей любовью они сумели вернуть ребенка к жизни. «Борис целую неделю провел в землянке, боялся выйти», — рассказывает Валентин. Он вспоминает, как Альберт нашел одну из немногих семейных драгоценностей Гагариных, граммофон, который надо было заводить ручкой, и как немец снова и снова крутил одну и ту же пластинку, надеясь выманить семью, скорчившуюся в своем грубом убежище. «Он открывал окно в нашем доме и на всю мощь запускал красноармейский марш. Видно, не знал, что это такое».
Вскоре после жуткой истории с яблоней Юрий стал упорно следить за Альбертом, ожидая, когда тот выйдет из дома. При каждом удобном случае мальчик пробирался к бесценному штабелю немецких танковых аккумуляторов и горстями сыпал в них землю или наливал реактивы для их заправки не в те отделения. Когда Альберт и его приятели возвращались, аккумуляторы выглядели вполне нормально, а утром водители патрульных танков заезжали, чтобы их забрать. Они обменивались с Альбертом рукопожатием, вскидывали руку в нацистском приветствии и уезжали, но к вечеру возвращались в бешенстве. Альберт подсунул им севшие батареи, кричали они. Большинство танковых командиров были офицерами СС, так что их неудовольствие было чревато весьма серьезными последствиями для всех — и для немцев, и для русских. «Их тяжело было утихомирить», — сухо замечает Валентин.
Однажды разъяренный Альберт после стычки с эсэсовцами решил отомстить мальчишке. Он разыскивал Юрия по всей деревне. Охоту пришлось вести пешком, поскольку проклятый ребенок запихнул картофелины в выхлопную трубу его армейской машины и та не заводилась. Черт промчался по всем землянкам, грозясь, что пристрелит Юрия, как только увидит. Видно, немецкому командованию надоели неработающие аккумуляторы Альберта — его перевели на другое место, а потому он так и не смог разделаться с мальчиком раз и навсегда.
Валентину вместе с восемью другими местными парнями, чтобы выжить, пришлось работать на немцев. «Правила были простые. В восемь утра начинаешь работу и либо помрешь, либо работаешь до тех пор, пока тебе не прикажут остановиться. Даже если ты наполовину срубил дерево и оно вот-вот свалится тебе на голову, изволь прекратить работу в ту секунду, как они тебе велели, а не то получишь палкой или прикладом». Потом немцы начали окапываться на зиму: им просто хотелось уцелеть, как, впрочем, и жителям деревни. То и дело возникала путаница: непонятно было, где враги, а где свои. Так, имелась одна особенно большая общая землянка, на триста-четыреста человек, но, кто ее соорудил, немцы или русские, неизвестно: ее одновременно использовали и те и другие. Валентин говорит: «Однажды утром прилетел чей-то самолет и сбросил на нее несколько бомб, по полторы тонны каждая, так считали немцы. Никто не знает, сколько при этом народу погибло».
Весной 1943 года Валентина и Зою вместе с другими местными жителями немцы загнали в «детский поезд», чтобы депортировать в Германию. Сначала их отвезли в польский Гданьск, где они работали в соседних лагерях. «Мне приходилось каждую неделю обстирывать сотни немцев, — рассказывает Зоя. — Мы кое-как перебивались, но они были хозяева, а мы — рабы. Они всё могли с нами сделать — могли убить, а могли оставить жить. Нас все время мучил страх, а выглядели мы как оборванные золушки, кожа да кости, одни локти торчат. Обуви у нас не было, иногда мы находили солдатские сапоги, но они были для нас слишком большими… Немцы селили нас в разрушенных домах, после того как выгоняли оттуда тех, кто там жил». Зоя не любит вспоминать о том, что она тогда пережила — пятнадцатилетняя девочка, угнанная врагами.
Когда немцы стали отступать, командование регулярных фашистских частей посчитало, что эсэсовское обыкновение перевозить пленных на поезде — непозволительная роскошь. «Детские поезда», шедшие через Польшу, меняли свой маршрут, по приказу или без него. Валентин с Зоей сбежали из лагерей и две недели скрывались в лесу, ожидая появления советских войск. «Когда они наконец пришли, мы надеялись, что нам дадут вернуться домой, — вспоминает Зоя, — но нам сказали, что мы должны остаться при нашей армии добровольцами». Зою послали работать на конюшне кавалерийской бригады, и по горькой иронии судьбы она вместе с советскими солдатами отправилась в глубь Германии, как раз в те места, куда должен был ее доставить «детский поезд». К тому времени Валентина сочли достаточно взрослым для службы на передовой. Он быстро научился обращаться с противотанковым гранатометом и другим тяжелым вооружением.
Алексей и Анна Гагарины, оставшиеся в своей деревне, были уверены, что их старшие дети погибли. Алексея, никогда не отличавшегося богатырским здоровьем, подкосили горе и голод, к тому же он получил серьезные травмы — немцы жестоко избили его, когда он отказался на них работать. Остаток войны Алексей провел в полевом госпитале, сначала в качестве пациента, затем — как санитар. Анна тоже пробыла там какое-то время — после того как немецкий сержант Бруно полоснул ее косой, оставив глубокую рану на левой ноге; Юрий яростно защищал мать — отгонял Бруно, бросая немцу в глаза комья грязи.
В конце концов немцев выбили из Клушина. Это произошло 9 марта 1944 года. Алексей, хромой, но непокорный, показывал наступающим русским войскам, где фашисты, в спешке отступая, заложили мины на асфальтовых и проселочных дорогах. Анна оправилась от ранения и изо всех сил заботилась о Борисе и Юрии, хотя под рукой не было практически никакой еды. Лишь ближе к концу сорок пятого она узнала, что Валентин и Зоя живы. Наконец ее повзрослевшие дети вернулись домой.
Лидия Обухова, писательница, хорошо знавшая Гагариных в 60-е годы, в 1978 году вспоминала: «Война, оккупация, страшный немецкий постой в гагаринской избе, казалось, способны были исковеркать, навеки принизить детские души. Но отец и мать и тут не сфальшивили ни в чем. Они переносили несчастье стойко. Ни одной черты приспособленчества, угодливости перед врагом не проявилось в них. А следовательно, не было этого и в детях… Когда оккупанты угнали на работы в Германию деревенскую молодежь, в том числе Валентина и Зою, девушку совсем юную, пятнадцатилетнюю, полную привлекательности — такую трагически беззащитную перед превратностями, которые могли постигнуть ее на чужбине! — мать почернела от горя. Она плакала так безудержно, что муж взмолился: „У нас осталось еще двое маленьких сыновей. Ты им нужна!“»2
После войны Гагарины переехали в близлежащий город Гжатск и выстроили там новый дом, используя балки и кровлю своего старого домика. Получилось весьма скромное жилище — кухня да две комнаты. Конечно, после войны жизнь была тяжелая. От Бреста до Москвы немцы всё разрушили, весь скот угнали, дома все были в развалинах. Зоя вспоминала, что в их селе всего два дома осталось. Жители Гжатска построили школу; директором и учительницей вызвалась быть молодая женщина по имени Елена Александровна, старавшаяся сделать для своих учеников все что могла — без мела, без нормальной доски, без учебников. Юрий и Борис учились читать по старому руководству для бойцов Красной армии, оставшемуся после отступающих частей. А на уроках географии они изучали военные карты, извлеченные из полусгоревших кабин армейских грузовиков и танков.
Елена Александровна недолго работала в школе одна. В 1946 году к ней присоединился Лев Михайлович Беспалов: он преподавал математику и физику. Так в жизни Юрия появился, в сущности, второй отец. В беседе с австралийским журналистом в 1961 году Юрий отзывается о Беспалове так: «Он был настоящий волшебник. К примеру, он наполнял бутылку водой, закрывал ее, выносил на мороз, и вода превращалась в лед, расширялась и взрывала бутылку, раздавался громкий хлопок, нам это очень нравилось. А еще Беспалов умел заставлять булавки плавать по воде и получал электричество, расчесывая волосы»3. Возможно, самым привлекательным в учителе была выцветшая летчицкая гимнастерка. Дело в том, что среди хаоса и ужаса военных лет Юрий однажды увидел нечто удивительное, волшебное. Потом это нечто разобрали и увезли, но воспоминание о чуде осталось. Этим чудом был самолет.
Как-то в небе над Клушином разгорелся воздушный бой между двумя советскими истребителями Як и ЛаГГ и двумя немецкими «мессершмиттами». Перевес оказался на стороне фашистов. Подбитый Як упал на болотистый луг в полукилометре от деревни. При ударе одна из стоек шасси погнулась, а винт совершенно искорежило. Земля оказалась мягкой, что скомпенсировало неудачную посадку. Пилот уцелел, но сильно поранил ногу. Тут же к нему подбежала целая толпа местных жителей. Ногу перевязали, а потом дали летчику попить молока и покормили солониной.
Спустя какое-то время рядом с селом на клеверное поле с более твердой поверхностью благополучно опустился другой русский самолет — поликарповский По-2. Летчики прозвали эти аппараты «кукурузниками», потому что их легкая фанерная конструкция позволяла садиться на неровных полях. На сей раз самолет выполнял не только спасательную операцию: члену экипажа По-2 следовало узнать о здоровье пилота сбитого Яка и удостовериться, что сам истребитель не попал в руки врага, и при необходимости — уничтожить упавший самолет.
Юрий наблюдал за самолетом как завороженный. Валентин рассказывает: «Некоторых мальчишек постарше отправили на клеверное поле с остатками керосина, какие только удавалось нацедить, чтобы заправить По-2. У пилота была плитка шоколада, он дал ее Юре, а тот разделил ее между остальными мальчишками, и получилось так, что себе он ничего не оставил. Похоже, его куда больше интересовали самолеты».
Тоже хотел запилить пост про отношение людей к упоминанию Гагарина главным героем в фильме "Чернобыль". Добавлю и свои 2 копейки.
Главный герой, как отмечено в предыдущем посте, пытается мотивировать своего товарища, который сильно напуган в экстремальной ситуации, словами, что Гагарину тоже было страшно. Гагарин для той эпохи (возможно и для нашей) является 100% героем, так сказать аксиомой геройства и мужества. Лично мне понятно поведение главного героя в этом моменте, он ставит на одну ступень своего товарища и Гагарина, показывая тем самым, что они обычные люди из одного теста, а их подвиги одинаково важны.
Стоит заметить, что авторы не претендуют на дословное копирование поведения ликвидаторов. Вот совсем. Они в первую очередь (я надеюсь) хотят показать их геройство (да, получилось так себе, но тем не менее). Не надо искать каких-то доказательств поведения ликвидаторов, говорили ли они это или нет. Это вымысел. Художественный фильм. Я сильно сомневаюсь, что преследовалась цель принизить заслугу Гагарина.
Никто не говорил из числа авторов фильма, до релиза и после, что Гагарин 100% обассался в скафандре. Бред.
Стоит заметить, что Женя тоже любитель сильно утрировать в своих обзорах. Например: в обзоре на фильм "викинги" он разыгрывает скетч, где показывает в своем лице Гагарина, который при старте ракеты в космос ширяет в руку героин и говорит поехали. В викингах вообще про Гагарина слова нет.
Никто не сказал: "Жень ну херня какая-то, зачем тут Гагарин с героином, это перебор". Всем весело и забавно.
Многие в комментариях пишут, что упоминания Гагарина в плохом ключе уже не допустимо, он ничего плохого не сделал. Я отчасти согласен. Но разница между обассался и героин в руку, слишком велика, но никто об этом не говорит. Странно.
Прикладываю этот скетч.
В постах, связанных с обзором Бэдкомедиана на фильм "Чернобыль" много раз натыкался на яркую негативную реакцию пользователей на момент с Гагариным.
Для тех кто не в курсе: Главный герой говорит испугавшемуся напарнику о том, что Гагарин тоже боялся лететь в космос и даже обоссался, про нам этого не сказали.
Такая бурная реакция на это показалась мне неожиданной и непонятной. Вот мое мнение по этому вопросу:
Мы имеем в качестве места и времени событий Украину в 1986 году. Кто был самым знаменитым героем в это время? Гагарин кажется самым очевидным ответом.
У нас есть два персонажа, один из которых пытается добавить уверенности и победить страх второго персонажа. Оба персонажа занимаются героической работой по исправлению последствий взрыва АЭС.
Мне кажется реалистичной идея, пришедшая в голову персонажу-мотиватору о том, чтобы выдумать на ходу подобную байку о Гагарине, это ведь действительно могло вразумить испугавшегося персонажа, поселив в него идею "Раз даже сам Гагарин так сильно боялся своего героического поступка, то чем я хуже?"
Я в каком то смысле могу понять негодование о том, что в фильме сказали, что Гагарин обоссался. Но ведь это не то, что говорили сами авторы фильма, вряд ли это их мнение. Сценарист создал эту реплику, вероятно, исходя из воображаемых им мыслей персонажа-мотиватора.
Отношение бэдкомедиана к этому моменту показалось мне закономерным и справедливым, он сыронизировал над этим моментом, как обычно. Это было забавно, и вполне в его стиле. Прошу рассказать о своём видении ситуации в комментариях. Неужели для кого-то Гагарин - это нечто святое и такое про него нельзя говорить безусловно, вне зависимоти от обстоятельств?
Когда обзор на фильм собрал больше зрителей, чем сам фильм