Трагичный автодром в Имоле открывает европейский сезон «Формулы-1». Вступление к Гран-При Эмилии-Романьи
«Автодром имени Энцо и Дино Феррари»...Сколько образов возникает в голове любителя автогонок, когда эти слова преобразуются в воспоминания о легендарной трассе в городе Имола. Давайте вспомним, как появилась эта необычная трасса, что с ней связывает «Формулу-1» и чего ждать от Гран-При Эмилии-Романьи в ближайшие выходные.
Причинами появления гоночного полигона в Имоле стали две независящие друг от друга вещи. Первая - в окрестностях Болоньи располагались заводы почти всех итальянских марок: Ferrari, Lamborghini, Maserati. Автодром Монцы был далеко, и местные энтузиасты решили помочь отечественному производителю и проложили кольцо, связав дороги общего пользования на окрестных холмах. Вторая - Италия нуждалась во втором крупном автодроме на случай каких-либо проблем в Монце. Все-таки безумные скорости трека в Милане не раз приводили к трагическим событиям, а гонки нередко покидали автодромы, не соответствующие уровню безопасности.
Схема "Автодрома имени Энцо и Дино Феррари" в наши дни
Трасса в Имоле впервые улыбнулась итальянскому солнцу в 1953 году. Получился суперскоростной трек, который то поднимался вверх, то опускался вниз. Привычных ныне шикан не было совсем - от стартовой прямой шел крутой Tamburello, разгон после которого венчался нырком к медленной Tosa. По холму через Piratella асфальт нырял вниз к Acque Minerali, а оттуда виднелся длинный разгон до двойной Rivazza. 4 километра были прямыми с плавными изгибами, которые позволяли прочувствовать скорость. Если пилоты успевали бы насладиться пейзажами, то заприметили за первым виражом речку Сантерно, а с высот финальных участков виднелся тысячелетний город. Название трек получил простое - Autodromo di Imola.
Ребрендинг не заставил себя долго ждать. В 1956 году умер любимый сын Энцо Феррари, Дино, и владельцы трассы в память о молодом конструкторе переименовали трассу в его честь. Комендаторе не оставил жест незамеченным и вложился в обновление автодрома в Имоле. «Автодром имени Дино Феррари» стал для легендарной марки даже более домашним, чем Монца, с которой обычно ассоциируют алые болиды. Во-первых, фамилия навсегда украшала название, во-вторых, до Болоньи было в 3 раза ближе, чем до Милана.
Первые годы трасса работала для тестов и местных любителей погоняться. Но даже неспешные поездки по «Автодрому имени Дино Феррари » выдавали жесткий и опасный характер трека. В 1973 году в схему были добавлены 4 шиканы - лишь стартовые дуги до Tosa остались нетронутыми. В таком виде Имола дождалась своего часа - в 1980 году Монца обновлялась после страшной аварии с гибелью Ронни Петерсона, и итальянцы предложили провести этап в Болонье.
Эксперимент прошел успешно - автодром понравился и гонщикам, и зрителям, но Гран-При Италии вернулся в Монцу. Владельцы трассы пораскинули мозгами и обратились к близлежащему карлику Сан-Марино - флаг ваш, асфальт наш, все будут довольны. Те согласились, и в 1981 году в календаре «Формулы-1» появился Гран-При Сан-Марино.
Проблем в первые годы не было. Имола принимала всех желающих погоняться, стала свидетелем разрушенной дружбы между Вильневым и Пирони, когда Дидье ослушался мостика и обогнал Жиля на последнем круге. Но беды начали опускаться на «Автодром имени Дино Феррари». В 1988-м в его названии появилось дополнение. Умер Комендаторе, главный поклонник автодрома в Болонье, и его имя добавили к сыну в наименовании трассы.
Оставалась на трассе заноза, которая стала причиной всех будущих несчастий. Убийственно быстрый Tamburello, кроме скорости, отличал паршивый асфальт и видневшаяся за стеной река. Наличие водной глади заставило организаторов поставить плотный бетонный забор, который даже издалека выглядел страшно, не то, что на движении в 300 километров в час. В 1987 году вираж первый раз подмигнул черным глазом - Нельсон Пике проколол покрышку на прямой, машина потеряла управление и кормой влетела в бетон. Пике вывихнул лодыжку, но на утро сбежал из больницы, и лишь по решению главного врача серии избежал участия в гонке.
В 1989 годы дыхание смерти в Tamburello ощутил Герхард Бергер. Ferrari австрийца поехала по прямой в бетон на скорости 290 километров в час и вспыхнула. Герхард сидел в горящем болиде, но его спасли маршалы - всего 26 секунд понадобилось бригаде, чтобы ликвидировать огонь и вытащить пилота. Спасибо уже к тому моменту высоким нормам безопасности - Бергер сломал ключицу и получил небольшие ожоги.
Остатки Ferrari Герхарда Бергера
Следующие 4 года прошли относительно спокойно - автодром ждала трагическая буря. Уик-энд 1994 года стал поворотным для автоспорта, но, к сожалению, не с позитивной стороны. Страшная авария Рубенса Баррикелло, травмы зрителей после стартового столкновения, смерти Роланда Ратценбергера и Айртона Сенны изменили не только облик «Автодрома имени Энцо и Дино Феррари», но и всей «Формулы». Трек в Имоле перестроили, лишив его последних черт шарма ранней поры - излом до Tosa замедлили двумя шиканами. После этапа восстановили профсоюз пилотов, главной целью которого стало обеспечение безопасности на треке. А через 10 лет «Формула-1» узаконила использование поддержки головы и шеи HANS, разработка которого велась совместно с пилотами и инженерами «Королевских гонок».
В 1995 году «Формула-1» вернулась в совсем другую Имолу. Прежняя романтика скорости была убита бесконечными торможениями. Из обгонной пилотажной трассы автодром превратился в поле для неспешных покатушек, на котором борьба была сродни лучу солнца в хмурый день. Гонка потеряла популярность. В 2007 году место этапа в Болонье занял возвращавшийся в календарь Спа-Франкоршам, после чего об Имоле 13 лет вспоминали лишь как о месте смерти Айртона Сенны.
Мемориал Айртона Сенны возле трассы
Помощь пришла, откуда точно не ждали. Эпидемия COVID так встряхнула автоспорт, что организаторы в спешном порядке искали, где бы вообще провести гонки при пустых трибунах. В далекой Имоле тут же вызвались помочь, и благодаря этому привели Италию к историческому достижению - 3 Гран-При в одной стране в течение года. К этапу 2020 года срыли финальную шикану, создав рывок от Rivazza до Tamburello. Это добавило остринки гонке, а в сумме с 13-летней паузой сделало Гран-При Эмилии-Романьи ярким пятном в том сезоне. Контракт с автодромом продлили сразу на 4 года.
Но даже столь короткий срок не прошел безупречно. В прошлом году капризы природы устроили в Болонье настоящий потоп, затопив почти весь регион. На автодром попасть было невозможно, и, хотя сама трасса не пострадала, этап пришлось отменить. Но Имоле пошли навстречу - теперь договор с автодромом кончается не в 2024, а в 2025 году.
Этап-2024. Главные интриги
«Автодром им. Энцо и Дино Феррари» в последний раз принимал «Формулу-1» в самом начале нового регламента - в апреле 2022 года. С тех пор изменились машина, а главное, чуть изменилась трасса. В Имоле решили не надеяться на технологии по определению границ трека и засыпали асфальтовые ловушки старым добрым гравием. Теперь каждая ошибка пилота будет лично накладывать ему штраф в зависимости от масштаба промаха в поворот.
Гравийная насыпь на выходе из поворота Piratella
Гран-При Майами спутал все карты перед европейской частью. Фантастический McLaren теперь воспринимается как основная угроза Red Bull, ставки на Норриса впервые обитают так близко к Ферстаппену. Сам Ландо обожает трек в Имоле - из трех гонок новой эры он был дважды на подиуме. «Оранжевые» пока выглядят даже предпочтительнее Ferrari, но команда из Маранелло приберегла сюрпризы на домашнюю гонку. По заявлениям Фреда Вассёра, на бумаге обновления должны снять с круга почти 0,3 - неприлично много для плотной борьбы в авангарде. Если новинки дадут даже половину заявленного, то «жеребцы» всерьез могут рассчитывать на победу.
Но разъяренный оранжевой тряпкой бык может быть опаснее обычного. Red Bull не любит проигрывать, и обычно за поражением шел идеальный уик-энд в исполнении Ферстаппена и Ко. Имола - очередная трасса из стихии австрийской команды. Ожидать, что «быки» за 3 тренировки не подберут настройки, не приходится, так что действующий чемпион мира с мексиканским оруженосцем захотят вернуться на трон.
В Имоле по-прежнему сложно обгонять, так что многое решит квалификация. Макс в этом году приближается к очередным вечным рекордам по «поулам» подряд, но продлевать серию все сложнее. Соперники еще ближе, а «Автодром имени Энцо и Дино Феррари» ошибок не прощает, и любая из них может похоронить планы на хороший уик-энд.
Постер от Мерседес к предстоящему Гран-При Ф1 Эмилии-Романьи2024
Высокое разрешение в телеграм-канале: https://t.me/Motorsportfoto/5397
Топ лучших вопросов за майские: про траты на свадьбу, мужскую красоту и инвестиции в 2024 году
— На что лучше потратить деньги: свадьбу или отпуск на месяц?
— Помогите придумать шутки про лысых (для дела)
— Самокатчик сбил человека и скрылся. Чем грозит?
— Вопрос женщинам: самые привлекательные части тела мужчины?
— Куда вложить деньги в 2024 году, чтобы получить прибыль?
— Помогите решить задачку по математике за 5 класс
Ответы на эти и другие вопросы в ленте Эксперты >>>
Постер от команды Ф1 Мерседес к предстоящему Гран-При Эмилии-Романьи в эти выходные
Высокое разрешение в телеграм-канале: https://t.me/Motorsportfoto/5375
Новый фильм режиссера Джозефа Косински с Брэдом Питтом прошел через масштабные пересъемки
Из-за чего бюджет ленты «Апогей» про «Формулу-1» вырос до 300 млн долларов.
Как сообщил инсайдер Даниель Рихтман, пришлось перенисмать все, что связано с болидами «Формулы-1», потому что в 2024 году они сменили дизайн и спонсоров. В результате куча отснятого материала была просто выброшена. Это хотя бы мало-мальски объясняет, почему бюджет картины, не принадлежащий ни к одной крупной франшизе, разросся до такой суммы.
Некоторые журналисты предполагают, что производственный бюджет вполне может добраться до 400 млн долларов, а это, скорее всего, отпугнет потенциальных дистрибьюторов. Также новой картине Косински не повезло попасть под прошлогодние забастовки, из-за чего съемки перенесли на 2024.
На данный момент «Апогей» до сих пор не имеет ни даты выхода, ни дистрибьютора, хотя компания Apple уже обратилась к IMAX с предложением забронировать экраны. Известно, что фильм хотят приобрести Sony и Warner Bros, а сам релиз, возможно, состоится только в 2025 году, но это все на стадии переговоров.
«Апогей» расскажет о гонщике (Питт), который выходит на пенсию, чтобы наставлять молодое дарование (Демсон Идрис) и сделать последнюю попытку добиться славы на трассе в качестве его товарища по команде.
Источник: World of Reel
Подписывайтесь на мой блог, чтобы быть в курсе интересных новостей из мира кино, игр, аниме и сериалов, а также не пропускать обзоры, статьи и другой авторский материал. Мне будет приятно и вам контент.
«Он был готов умереть за титул чемпиона мира». Легенда Айртона Сенны будет жить вечно
Спустя 30 лет после гибели Айртона Сенны Дэвид Тримейн вспоминает мрачные события Гран-при Сан-Марино 1994 года и объясняет, почему легендарный статус бразильца будет жить вечно.
Смерть Айртона Сенны стала таким же сильным ударом для гонок, как и смерть Джима Кларка в 1968 году. Оба были яркими представителями своего поколения, хотя Айртон, возможно, был склонен к безрассудной агрессии, подвергая себя большему риску. Оба обладали артистическим чутьем и таким врожденным талантом, данным Богом, что всегда верилось, что в конечном итоге он станет их защитным талисманом.
Они были слишком хороши, чтобы погибнуть в гоночных машинах.
Тридцать лет назад в этом месяце смерть Айртона была столь ошеломляющей и жестокой, что к 1994 году мы все думали, что гонки продвинулись так далеко в плане безопасности, что многие из старых призраков – даже огонь, самый большой страх гонщиков, – были успешно изгнаны. «Формула-1» достигла той стадии, когда люди почти позволили себе поверить, что смерть больше не является гостем гонок.
Как же мы ошибались. И как ужасно это было доказано, когда на кадрах, которые преследуют спорт и по сей день, она стала, возможно, первым смертельным случаем в «Формуле-1», показанным в прямом эфире.
Я любил Имолу и маленький отель в Фонтанеличе – La Pergola, – которым управляла щебечущая итальянка по имени Роза, чей муж Лео смотрел на нас с кухни, наблюдая, как она обнимает нас по прибытии.
Мы все с нетерпением ждали, какую аэродинамическую магию сотворил Эдриан Ньюи, чтобы вернуть «Уильямс» на один уровень с «Бенеттоном», и чего сможет сделать Айртон в 20-очковом отставании от набравшего ход Михаэля Шумахера, который образовался за первые два этапа после того, как великий чемпион не смог закончить Гран-при Бразилии и Тихого океана.
Плохие вещи начали происходить уже через 16 минут после начала пятничной квалификации, когда Рубенс Баррикелло попал в масштабную аварию, потеряв контроль над своим «Джорданом» 194 в Variante Bassa после того, как наехал колесом на бордюр. Машину на скорости около 225 километров в час жестоко швырнуло в ограждение из шин, и она почти сразу же остановилась в одном из тех ужасных поворотов, когда энергия поглощается так резко. Мы посчитали чудесным спасением то, что симпатичный маленький бразилец отделался лишь разбитым носом.
Следующим днем я смотрел квалификацию по телевизору вместе с моим другом-журналистом Джо Савардом, когда Роланд Ратценбергер разбился на спуске к Тосе, на 20-й минуте сессии. Роланд был моим другом, с которым мы не виделись несколько лет, со времен нашей совместной «Формулы-3» в 1987 году. Нам не удалось встретиться в Аиде, и когда я шел через паддок в Имоле в четверг днем, он схватил меня за руку, и вот мы уже обнимались и смеялись, оба такие счастливые, что он наконец-то осуществил свою мечту и сел за руль болида «Формулы-1». Он был милым, дружелюбным, счастливым парнем, и мы договорились поужинать с общими друзьями в субботу вечером.
Но когда мы с Джо наблюдали за тем, как аметистовый «Симтек» затормозил после явно очень сильного удара, и Джо очень тихо сказал: «Посмотрите на его голову», мы поняли, что произошло самое худшее. Четырьмя годами ранее, став свидетелем ужасной аварии Мартина Доннелли прямо у меня на глазах в Хересе, я считал, что только что видел, как мой первый товарищ погиб в гоночном автомобиле. К счастью, Мартин выжил. К сожалению, Роланд не выжил.
Он стал первым человеком, погибшим в болиде «Формулы-1» со времен Элио де Анджелиса в той скандальной аварии на тестах в Поль Рикар в 1986 году, и его смерть очень сильно ударила по больному. Утром в воскресенье все были по понятным причинам подавлены, и ходили слухи, что Айртон был особенно расстроен и профессор Сид Уоткинс даже советовал ему не участвовать в гонках. Но он, конечно же, участвовал, потому что так уж он устроен, и выяснилось, что у него был австрийский флаг, которым он собирался размахивать в знак победы. При всей его внешней агрессивности за рулем, я думаю, это как ничто другое говорит о внутреннем Айртоне, так же как и его решимость посетить место аварии Донелли. Он сделал это, потому что, должен был знать, что делать в таких обстоятельствах. А как гонщик он должен был знать, каково это – заглянуть в черную яму, когда все пошло не так, а не только каково на вкус победное шампанское.
Перед стартом обстановка была необычайно напряженной, и не только из-за событий пятницы и субботы. Новые опасения возникли, когда Джей Джей Лехто заглох на своем «Бенеттоне», занимая пятое место в левой части решетки. Он проводил свою первую гонку после травмы шеи, полученной в начале года, и это был его большой шанс. Я помню, как молился, чтобы в него никто не врезался, но Педро Лами не заметил, и его Lotus 107C сильно врезался в заднюю часть пострадавшего B194, разбросав повсюду обломки. Как будто Джей-Джею и так было несладко, он и Эван Демулас приехали из Монако вместе с Роландом. Теперь мы с ужасом наблюдали, как колесо пролетело прямо над трибуной слева от решетки, хотя прошло немало времени, прежде чем выяснилось, что оно ударило полицейского.
Затем последовала длительная задержка, когда решетка была очищена, и поле проехало на очень низкой скорости за позорно медленным автомобилем безопасности Opel Vectra. Давление в шинах упало... Затем человек в конце пит-лейна непостижимым образом позволил Эрику Комасу вернуться на «Ляррусс», который был отремонтирован после повреждений, полученных в той стычке на старте. Он влетел в Тамбурелло и был вынужден резко затормозить, столкнувшись с последствиями аварии Айртона. Эрик остановился практически рядом с распростертым телом единственного человека, который остановился, чтобы помочь ему, когда он разбился в Спа в 1992 году, и это уничтожило его.
Всем сразу стало ясно, что положение Айртона очень серьезное, и это поразило спорт, как удар грома.
Когда несчастная гонка была перезапущена и тянулась круг за кругом, мы с Найджелом Робаком облокотились на подоконник в комнате для прессы и смотрели на пит-лейн. «Это обречено, как и чертова Инди 500 в 1973 году», – сказал я ему, и мы вспомнили, как питмен Армандо Теран был убит пожарной машиной, ехавшей по «неправильному» пути на пит-роуд к аварии Шведа Сэвиджа в четвертом повороте. «Мы сделали 75%, почему бы им просто не прекратить эту ужасную гонку? Все, что нам сейчас нужно, – это заезд на пит-лейн». И через несколько мгновений, на 49-м круге, это произошло: «Минарди» Микеле Альборето потерял колесо при повторном прохождении поворота, в результате чего пострадали механики Клаудио Бизи, Даниэле Вольпи, Маурицио Барбьери и Нил Болдри. И все равно гонка затянулась до своего горького конца.
Около 17.30 мы узнали, что Айртон умер. Некоторые журналисты с Флит-стрит, мало что знавшие о гонках, ходили в оцепенении, и не один из них сказал: «Никто не говорил нам, что такое может случиться!» Закаленные профессионалы, знающие кровавую историю своего спорта, вырвали страницу из блокнота Тайлера Александера о выживании и принялись за работу, приберегая свои эмоции до тех пор, пока их не закроют в укромном месте. Это была долгая ночь
Когда мы с Найджелом выезжали из отеля в понедельник утром, Роза как будто почувствовала, что ей нужно извиниться от имени Италии за наши ужасные выходные. Она расплакалась, вручив каждому из нас по бутылке красного вина в очень трогательном жесте. Она была не единственной.
День прессы в Motoring News пришелся на вторник той праздничной недели, и я помню, как в обычно оживленном офисе было тихо, как в морге. Наша маленькая группа энтузиастов работала великолепно, и много лет спустя автор ралли Пол Фернли сказал мне: «Мы знали, что вам придется писать обо всех гонках Формулы-1 и что мы ничем не сможем помочь, поэтому мы просто следили за тем, чтобы все мы делали свою работу настолько эффективно, насколько могли». Я знал это подсознательно и никогда не испытывал большей гордости за то, что газета стояла за тот злосчастный день и как мы освещали трагедию, которая так глубоко затронула всех нас и миллионы людей по всему миру. Если мы и делали что-то, что действительно имело значение, то, я считаю, это было именно так.
В последующие годы я неизбежно часто думал об Айртоне. Печально, что в гонках, как и в жизни, все неизбежно уходит в прошлое. Именно это всегда так возмущало меня как молодого болельщика, когда кто-то, кто был тебе дорог и за чьей карьерой ты внимательно следил – Джимми, Педро Родригес, Джо Зифферт, Роджер Уильямсон, Тони Бриз, Том Прайс – вдруг оставался позади, его история была закончена.
Каким я его помню?
Я по-прежнему считаю его самым умным, глубокомысленным и харизматичным гонщиком, которого я когда-либо встречал, и что под его порой хрупкой, но непроницаемой внешней оболочкой скрывался чрезвычайно добрый, чувствительный и щедрый характер, который совершенно не соответствовал тому монстру, каким он мог быть на трассе, когда на него находило мрачное настроение.
Если его задевало что-то критическое, что вы написали, – как меня, когда он задирал кого-то вне трассы, – его глаза могли заморозить ваше сердце. Но у него было очень доброе лицо и улыбка. Я тоже помню этот певучий голос и беседы за круглым столом возле дома на колесах «Макларена». Иногда мы заводили его на что-то действительно хорошее, и он начинал глубоко копать, чтобы дать нам тщательно продуманные идеи, а потом обычно один очаровательный парень постарше ненароком все портил благонамеренным, но грубым прерыванием, например, «Я говорю, старина, ты действительно думаешь, что сможешь победить Алена завтра?», и Айртон вздыхал и замолкал, как бы говоря: «Ладно, это твой удел». Я навсегда запомнил его один день в гостиничном номере в Аделаиде. Сам факт того, что гонщик так развлекал нескольких рептилий в своих личных покоях, был замечателен сам по себе, а это интервью было самым завораживающим из всех, в которых я когда-либо принимал участие.
Это случилось через две недели после «Той аварии» в Сузуке в 1990 году, когда он намеренно снес Алена, уступив ему на старте.
Это было задолго до того, как можно было делать фотографии, но когда ему показали фотодоказательства, он наотрез отказался признать, что въехал в «Феррари» и оторвал заднее крыло, утверждая, что оно отвалилось само по себе.
Он был непримирим, но год спустя на разгневанной пресс-конференции в Сузуке после того, как отдал победу напарнику по команде Герхарду Бергеру, он честно признался, что сделал это специально. После того, как страшный Балестр обманом отобрал поул на чистой стороне решетки, он решил: «Если этот парень войдет в первый поворот впереди, он не сможет его пройти». Это был захватывающий взгляд на веру в себя, которая была необходима ему на каждом шагу, даже когда он знал, что это противоречит истине.
Это была темная сторона человека, о котором Ален сказал в Португалии в 1988 году после того, как его машина свернула на пит-стрит: «Если он хочет этого так сильно, что готов умереть за это», имея в виду чемпионат мира, «тогда он может это сделать». Но в тот день в Поднебесной были и другие комментарии.
Я всегда верил, что в тот день в Хересе после аварии Донелли он сознательно отправился в черную яму и смело встретился с посланиями, которые она передала ему, когда его напарник по гонке был близок к смерти. И когда там возобновилась квалификация, и он завоевал 50-й поул в своей карьере, он просто вышел на трассу, полный решимости показать, что асфальт и гравий никогда не смогут подавить дух гонщика.
Я помню, как на послегоночной конференции он использовал сильное ругательство, чтобы описать то, что делали Нельсон Пике и Оливье Груйяр, когда он настиг их во время гонки на максимальной скорости, так скоро после такой аварии. Его гнев и полное презрение.
Теперь я хотел узнать, почему он отправился на место аварии, и он снова вошел в эту зону напряжения, и мы все напряглись, чтобы услышать ответ, на формулировку которого – я позже засекал время – у него ушло 37 секунд. Он не плакал, но его глаза были полны эмоций.
Можно было услышать, как движется тень. «Для себя», – прозвучал в конце концов ответ.
И как леденяще звучит этот ответ сегодня в свете того, что в итоге с ним случилось, когда он добавил: «Я сделал это, потому что подобное может случиться с каждым из нас. Я знал, что это что-то плохое, но я хотел убедиться в этом сам. После этого я не знал, как быстро я могу ехать. Или как медленно».
Он сделал еще одну долгую паузу, и я спросил, нужно ли ему быть смелым, чтобы сделать это? Третья пауза. «Как гонщик, ты должен пройти через некоторые вещи, справиться с ними», – мягко ответил он. «Иногда они не похожи на человеческие, но ты проходишь через это и делаешь их просто из-за тех чувств, которые ты получаешь, управляя автомобилем, и которые не получишь в другой профессии. Некоторые вещи не очень приятны, но для того, чтобы иметь некоторые приятные вещи, приходится с ними сталкиваться».
Я всегда больше всего уважал людей в ситуациях, когда, по выражению Найджела Робака, они проявляли ненормальную храбрость. И если меня когда-нибудь спросят, что я больше всего помню об Айртоне, то это то, что он сделал в тот день, честь и мужество, с которыми он вел себя после возобновления сессии. Для меня это был его лучший момент как гонщика и как человека.
Я также помню, что когда он спас Эрика в Спа, он был в восторге, когда Проф сказал ему, что он поступил именно так, как он советовал ему поступить в подобных обстоятельствах.
Но какой парадокс, что человек, который мог выбить соперника Проста с трассы, а не уступить ему поворот, мог так заботиться о своих товарищах в других обстоятельствах.
Все хорошие парни, конечно же, сильно давят. Такова природа игры. Но я до сих пор вижу, как Айртон напрягается на последних кругах квалификации, помню напряжение и волнение, которые всегда предшествовали последней попытке, особенно если кто-то другой ехал быстрее. Вы буквально задерживали дыхание, когда он работал, особенно в таких местах, как Монако, где отсутствие страховочной сетки было так жестоко очевидно. Наблюдать за ним в такие моменты – значит быть потрясенным его самоотдачей.
Я не жалею о многом в своей жизни, но в моменты размышлений я жалею, что не был достаточно зрелым или менее рассудительным, чтобы предложить поужинать вместе, зарыть топор войны и поговорить о таких вещах, как жизнь.
В момент его смерти удар был нанесен потерей такой харизматичной звезды, жестокостью и наглостью, с которой один из его звездных талантов, такой же, как Джимми, должен был остаться позади. Теперь, когда нам неизбежно приходится приспосабливаться, мы думаем об утрате таких возможностей и о том, каких великих свершений он мог бы достичь для своих соотечественников, когда перестал участвовать в гонках.
Из всех чемпионов, которых я знал, он был, пожалуй, самым быстрым, самым мозговитым, бойким и агрессивным, в то время как вне кокпита он мог быть мягким человеком, который очень много думал о других людях.
Он не теряет актуальности и сегодня, потому что многие молодые гонщики, которые сейчас делают себе имя, попали под его влияние или уважение к нему своих родителей-наставников на решающих этапах своей карьеры. А еще есть Фонд Сенны, над которым он работал, когда погиб. Это неправительственная организация, признанная ЮНЕСКО за свою работу в сфере образования, которой теперь управляют его сестра Вивиана и ее дочь Бьянка. На сегодняшний день фонд помог более чем 35 миллионам детей.
СЕННА! Это имя резонирует и вдохновляет, его харизма не иссякает. И это, безусловно, величайшее наследие любой звезды автогонок.
Ставим лайки, подписываемся!
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.