Дед
Гайчев Александр Петрович (1926-2017)
1-й Белорусский Фронт, 37-я мотострелковая бригада.
С первых дней войны и до взятия Берлина.
P.S. Дед мой, но свершения - его.
Гайчев Александр Петрович (1926-2017)
1-й Белорусский Фронт, 37-я мотострелковая бригада.
С первых дней войны и до взятия Берлина.
P.S. Дед мой, но свершения - его.
День рождения: 12 января 1926 года. Город: Томск. Редко увидишь такую дату рождения на страницах пользователей социальных сетей. Принадлежат эти данные ветерану Великой Отечественной войны томичу Федору Тимофеевичу Бондаренко. В начале апреля он зарегистрировался в VK, чтобы рассказывать о подвигах своего поколения, своей жизни и мероприятиях, в которых участвует. А вчера, 13 апреля, в День освобождения Вены — в котором участвовал Федор Тимофеевич — мы опубликовали на портале редакции беседу корреспондента Tomsk.ru с ветераном. А сегодня делимся с вами, дорогие Пикабушники. Поговорили о юности, войне, любви к своему делу и решению выйти в сеть в 97 лет.
— «Кто эту кашу заварил?» — «Бондаренко»: долгий путь до высшего образования
Томск, 1946 год, утро. Молодой солдат, недавно вернувшийся с фронта с Победой, сидит на длинном крыльце Томского технологического института (Томский политехнический университет). Только что ему отказали в поступлении — не хватает одного класса образования. Уговоры и попытки договориться с проректором не помогли. Он конечно понимал, что молодой человек справится, но все же был лицом подконтрольным, и если для поступления нужны десять классов средней школы, а у тебя их девять, то будь добр иди и доучивайся.
«Я часто проезжаю мимо ТТИ [сейчас это Томский политехнический университет] и у меня слезы наворачиваются, когда смотрю на это крыльцо длинное. Я вышел тогда, сел, а у меня за плечами рюкзак солдатский, там корка хлеба да два чебака вяленых. Сижу, идет солдат. Привет, говорит, что нос повесил? Я ему все рассказал. Он говорит, пойдем к нам учиться, примут тебя сразу на второй курс в техникум», — вспоминает ветеран.
Так Федор Тимофеевич Бондаренко оказался в Томском машиностроительном техникуме (Томский экономико-промышленный колледж).
«Все экзамены я сдал на пятерки, и посадили меня на второй курс. Я до того был «голодный» к учебе, я мог перерыв сидеть в аудитории и учить».
После окончания техникума ему предложили остаться работать преподавателем.
«Закончили мы техникум, послушали дипломные работы, а потом приезжает покупатель [работодатель] с Урала, Норильска и так далее. И обычно приглашают сначала отличников, а потом уже троечников, а тут наоборот — меня последнего приглашают. Говорят, что решили оставить преподавателем в техникуме. Я аж взвизгнул! Какой же я преподаватель? Я что, буду учить своих друзей? А мы воспитаны так — если Родина требует, значит надо, значит остаемся. И я стал преподавателем», — рассказывает Федор Тимофеевич и будто бы заново проживает этот момент, в котором чувствуется и радость и смятение.
В Томский политехнический Федор Тимофеевич все же поступил, и даже стал организатором открытия первого в университете вечернего отделения.
«Когда я закончил техникум, подумал, что надо учиться дальше. Моя цель — быть инженером и все. Куда пойти? Я подал заявление в Москву и диплом красный послал. Меня приняли на заочное отделение. Нужно было два раза в год ездить в столицу, только для того, чтобы лабораторные работы сдать и так далее», — рассказывает ветеран.
Такой расклад томичу не понравился, учиться он хотел именно в Томске. Но получать высшее образование в дневное время возможности не было — работа. Вечернего отделения в ТПУ тогда не существовало, и Бондаренко принялся этот вопрос решать.
Федор Тимофеевич написал в центральную газету письмо с таким содержанием: «Имейте совесть. Мы отвоевали, страну отстояли, у нас есть институты — политехнический, педагогический — университет есть, откройте вечернее отделение, чтобы работяги могли учиться».
И дней через пятнадцать в дирекцию института пришел ответ: открыть вечернее отделение.
Так Федор Тимофеевич Бондаренко поступил в Томский политех на специальность «Обработка металлов резанием». Он рассказывает, что на вечернем отделении учились одни отличники, ведь раньше продолжить образование у многих возможности не было, они были заняты работой, а теперь — приходи вечером и учись. Люди начали активно пользоваться возможностью повысить уровень образования. Поступали в институт и действующие директора заводов, и главные инженеры предприятий.
Сейчас в Политехе висит доска почета, а на ней портрет Федора Тимофеевича — организатора открытия вечернего отделения.
Мы не просто так начали с рассказа о поступлении и старте преподавательской карьеры Федора Тимофеевича. Для него преподавание — настоящая страсть. На вопрос о самом ярком случае из студенческой жизни, Федор Тимофеевич рассказал захватывающую историю о создании им на базе техникума лаборатории линейно-угловых измерений. Даже в институте не было таких измерительных инструментов, которые удалось отыскать Федору Тимофеевичу, и студенты Политехнического приходили в техникум выполнять часть лабораторных работ.
«Вот представьте себе — обработка металлов резанием. Нужно рассказывать, чем резать и чем измерять — линейкой, микрометром, штангенциркулем, микроскопом. Все это надо посмотреть и потрогать. И я поехал по городам Союза, собирать эти приборы. Добрался и до Москвы, до Палаты мер и весов. Захожу туда, мне говорят: «Стоп-стоп, а ты кто и куда? Тут заходят, раздеваются, чтобы пылинки не было». Я рассказал, что преподаватель и мне, чтобы рассказывать студентам о приборах, нужно самому их хотя бы увидеть. О микроскопах и говорить нечего, а там еще и интерферометры. Убедил их пустить меня, походил, посмотрел. Потом начал собирать, ездил по заводам и привозил оттуда приборы. Создали мы лабораторию и открыли специальность «Линейно-угловые измерения».
До момента открытия лаборатории в Томском техникуме единственная такая в стране была в Одессе.
«Ну шло время, я навез этих приборов, и вот мы решили поспорить, кто лучше знает предмет: одесситы или томичи. Вот где-то в Алма-Ате собрались на соревнования, мы отправили одного товарища. Он оттуда вернулся с победой! Говорит: «Федор Тимофеевич, вы очень строгий преподаватель, требовательный, но вот приехал Одесский техникум, первый по Союзу, и какой-то неизвестный из Томска, а мы взяли и заняли первое место». Представьте», – делится радостью Федор Тимофеевич.
Женитьба
«Такая активная трудовая жизнь у вас была: и работа, и учеба, и общественная работа, и все это параллельно. А на семью, на любовь хватило времени?», — поинтересовались мы у Федора Тимофеевича.
На что получили незамедлительный ответ: «А ночь для чего? Конечно, хватило».
Будущая жена Федора Тимофеевича Екатерина Петровна училась на третьем курсе техникума, в который он поступил. Когда она закончила учебу, ее отправили на Урал. Молодые люди переписывались, а потом решили создать семью.
«Я закончил техникум и даже на банкет не остался, сразу сел на поезд и уехал на Урал. Встретила она меня, на второй день пошли и зарегистрировались. А было такое положение, если муж и жена одно и тоже заведение заканчивали, то превалирует муж (где он трудоустроен, туда и уезжает семья), а если, допустим, жена закончила институт, а ты техникум, то ты не имеешь права снять ее с работы. Екатерина Петровна закончила техникум, но нас хотели оставить на Урале. Я говорю: нет, я имею право ее забрать. Уехали мы в Томск, через какое-то время она стала заведующей лабораторией по измерениям у нас в техникуме. Помогали друг другу, если она что-то не понимала, я рассказывал», — с любовью в голосе делится своей историей Федор Тимофеевич.
О любви к Томской области, отбытии на фронт, Вене
«Это самое лучшее место у нас в России», — так Федор Тимофеевич начинает отвечать на вопрос о том, почему он решил остаться жить и работать в Томской области.
«Я еще как рассуждал: отсюда можно по железной дороге уехать, можно на автомобиле, можно водным транспортом — пароходы ходили до Ледовитого океана, можно на самолете улететь. Здесь середина находится. Поскольку я еще и побывал на фронте, для меня очень важно, как быстро будут долетать ракеты. Потому что без конца жизнь мирной не будет, все кому-то мало, охото быть самым главным на земле. Вот из таких соображений я выбрал Томск и живу здесь».
Когда началась Великая Отечественная война, Федору Тимофеевичу было 15 лет. Его семья жила в поселке Большой Подъельник Васюганского района.
«Мы с отцом поехали на рыбалку. Он говорит: «Сын, война началась, опять чертов германец. Это надолго». Вот война только началась, а он уже знает, что это надолго», — со слезами на глазах вспоминает Федор Тимофеевич.
«А солдат хочет есть, давай мы будем рыбачить. Организовал артель рыболовецкую и на эту артель наложили бронь — не брать. Надо же рыбу добывать, а кто может это сделать, только труд мужской. В селе, где мы жили был засольный пункт, туда рыбу сдавали, ее засаливали, а потом отправляли в Томск, а дальше уже на фронт», — продолжил рассказывать ветеран.
Когда в январе 1944 года Федору Тимофеевичу исполнилось 18 лет, он с командой призывников Каргаска отбыл по Оби в Томск, а из Томска — на фронт.
«Когда я ехал на фронт меня взяли адъютантом начальника эшелона. И мы ехали в вагоне — я, начальник, замполит и врач-полковник. Ему под 70 лет, а домой его не пускают. Потому что, пока мы едем на фронт, вагон могут разбомбить, вот врач и поможет», – вспоминает свое отбытие на фронт Федор Тимофеевич.
«Еду я с ними и без конца болтаю, анекдоты им рассказываю. Полковник этот мне и говорит: «Слушай, сибиряк, я на тебя смотрю, ты такой парень веселый, шутки травишь, ты хоть знаешь, куда ты едешь?» Я говорю — знаю, воевать. Тогда он продолжил: «Да какая это война, это мясорубка! Когда стреляют, режут, вешают, закапывают». А я ему объясняю, что если не я, то кто еще. Собирают уже последних мужиков, последних молодых ребят. Он меня похвалил, а потом дал несколько советов».
1. Не пейте. Вы и трезвые-то дураки, а выпьете — вы дураки в квадрате.
2. Нигде ничего не бери, особенно на территории врага, да и на своей территории не бери лучше.
3. Пока ты воюешь, забудь о женщинах. Приедешь живой, выбирай любую. Если будет закон, что десятерых можно в жены брать — бери десятерых. А пока забудь.
Подробнее с этими советами вы можете ознакомиться в книге Федора Тимофеевича Бондаренко «Мы сражались за ваше будущее».
На этом моменте Федор Тимофеевич перешел к воспоминаниям об Австрии, освобождении Вены и рассказал, как к нему приезжала австрийская журналистка Карола Шнайдер.
«Узнала она, что в Томске есть живой участник войны, который Вену брал. Приехала, сидим за столом, она спрашивает: «Скажите, вы Вену брали?». Я говорю: «Ну, с собой нету». Журналистка продолжила: «Расскажите подробно, потому что я сама живу в Австрии, говорят одно — это насильники, убивали, грабили и так далее. Перехожу границу, в России совсем по-другому говорят об этих людях — замечательные люди, отстояли Родину». Я ей все в красках рассказал, на все вопросы ответил, и уехала она довольная», — так Федор Тимофеевич описал эту встречу.
Дома у Федора Тимофеевича на стене висит фотография, а на фотографии красивый молодой солдат с серьезным, и наверное даже грустным, выражением лица.
«У меня вот фотография осталась из Вены, 15 апреля фотографировались. И она, если переводить на рубли или денежные знаки Вены, эта фотография стоила 40 тысяч пенго. Либо — война же, всех перерезали коров — буханка хлеба», — рассказывает ветеран о фотографии, сделанной на третий день после взятия Вены.
Решение зарегистрироваться в социальных сетях
4 апреля 2023 года Федор Тимофеевич Бондаренко зарегистрировался в социальной сети VK. Томичи встретили ветерана обилием приветственных комментариев под постом. Ведет Федор Тимофеевич страницу с помощником, автором нескольких книг о томских ветеранах Александром Панычем.
«У нас ветеранов войны в Томске осталось 35 человек. Их поколение уходит. 13 апреля будет День взятия Вены, а участников события сегодня 3-4 человека на весь город осталось, в том числе Федор Тимофеевич. И вот, чтобы о них продолжали вспоминать, читать их, смотреть, обсуждать, как- то возвращаться в то время героическое, чтобы не забывали просто, мы с ним вышли в социальные сети», — рассказал писатель.
Пару месяцев назад, я в одном из комментариев я заикнулся о том, что напишу пост о своём деде (а точнее родном брате моего деда), и с тех пор закрутился, подзабил и ничего не написал. Камрад @GeraFlint, мне напомнил, что мол сказал "А", говори и "Б".
Сев писать, подумал, а не написать ли мне о всех своих дедах-фронтовиках? Конечно, родных дедушек у меня двое, но их родных братьев и моего прадеда я буду просто называть дедами.
Вкратце, чтобы немного внести ясность, распишу кто есть кто. Вся моя родня из татарского села Пица, Нижегородской области. У моего родного дедушки Мубина (отец моего отца), было трое братьев. По старшинству: Абдулла 1912г.р., Абдулкадер 1915 г.р., Мубин 1921 г.р., Касян 1924г.р.
Про Абдуллу я с детства от отца и деда слышал истории, что он попал в плен, был в концлагере, был освобожден, а потом получив десятку лагерей, находился на Сахалине. Это была вся информация, ну и еще то, что мой дед Мубин с ним не общался до самой смерти, из-за факта плена.
Когда появились ресурсы с документами, начал я искать про него всё что возможно. И нашел вот что.
Судя по месту и времени, это была Барвенково-Лозовская операция. При каких обстоятельствах попал в плен, в документах нигде информации нет.
С 16.02.1942 по 1944г. в Германии.
А вот тут уже интереснее. С 16.02.1942 (дата плена, не мог же он телепортироваться) во Франции в городе Доле (Доль?) на земляных работах. Затем читаем, что 02.02.1945 прибыл в лагерь военнопленных №307 в Египте. Это для меня стало просто шоком. Советские спецлагеря в Египте?? Начал рыть. Да действительно были, № 190, 305, 307, 379, 380. Кому интересно, можно почитать тут и тут. 12.03.1945 прибыл в г.Баку . Разобрать, что за спецлагерь НКВД не смог. 28 ЗЕП 12 ЗЕД Станция Аннино? Может кто подскажет? 21.06.45 убыл в 3 рабочий батальон. Дальше только со слов родни и по памяти. Ему дали "десятку" поселения на Сахалине. Там у него появилась новая семья и ребенок. После положенного срока он вернулся к своей старой семье в деревню, но всю оставшуюся жизнь ездил на Сахалин к той женщине и ребенку.
Про него отец говорил, что он был офицером, имел "звёздочку" и погиб под Москвой. Оказалось, что почти так, а точнее много что не так.
Обобщенные данные. Тимербаев (Абдул)Кадыр Османович. Младший лейтенант (в других документах лейтенант). Командир взвода ПТР 545 стр.полка. Призван Сокольническим РВК г. Москвы 06.1941. Убит 07.02.1945 селение Бродейвице Силезской области, Германия. Место проживания: Московская область, Первая Балашиха, ул. Каменная д. 10 кв. 42. Ни одного упоминания про Каменную улицу в Балашихе я не нашел. Ни переименованные, ни устаревшие, ни бывшие, никакие улицы не назывались Каменной. Загадка.
Чтобы не ломать глаза кратко: В РККА с 1936 по 1940 (видимо срочка) и с 1941г. Участие в боях. Центральный фронт с 12.1941 и 1-й Украинский с 04.1944г. Тяжелое ранение 12.1941г. с. Крюково, Москва. (по всей видимости это Станция Крюково, Ленинградское направление).
По всей видимости был на излечении до 1944 г.
04.10.1944 награжден орденом "Отечественная война 2-й степени". 27.01.1945 награжден орденом "Красная Звезда"
Далее по тексту: " в боях за гор. Кельце 15.01.1945 года тов. Тимербаев в числе первых танковым десантом ворвался в город и с хода развернув свой взвод штурмом овладел двумя домами на центральной улице, чем перерезал пути отхода противнику. В ночь с 6.02 на 7.02.1945 тов. Тимербаев проявляя личную инициативу добровольно ушел в разведку и принял бой с превосходящим по силе противником пал смертью храбрых. Достоин посмертного награждения орденом "Отечественная война 1 степени".
Мой родной дедушка, отец моего отца. Призван в 1940 году в ряды РККА. Старший сержант. 20 танковый полк. Служил где-то на западной Украине, точнее не могу сказать. С его слов, проходя срочную службу, весной 1941 года задержал диверсанта. Отступал до 1942 года, тогда же был тяжело ранен в руку. Всё по памяти и с его слов: "руку отрезать не дал, пригрозил пистолетом. Куда я без руки пойду, мне еще жениться надо". Комиссован в 1943 году по инвалидности. С тех пор проживал в Москве, где встретил мою бабушку, ну и завертелось. Четверо дочек и младший мой отец. Всю жизнь был скромным, работал в кинотеатре, на складах, на легких работах. Помню его сухую и почти безжизненную правую руку с отставленным пальцем. В 1985 году как многие (или как все, не знаю) был награжден орденом "Отечественная война 2 степени". Ни орден, ни юбилейные медали никогда не носил. Единственное, что носил на пиджаке, это Знак «25 лет победы в Великой Отечественной войне».
Про него почти ничего не знал, до того как начал искать документы. Когда призван тоже пока не выяснил. Старший сержант. Награжден орденом "Красная Звезда", медалями "За взятие Кенигсберга" и "За победу над Германией". Прошел войну, вернулся домой. Со слов отца, был очень веселым балагуром, шутником.
Это мой прадед по материнской линии, отец моей бабушки. 1905 г.р.
До войны комендант Наркомата Юстиции РСФСР, ул. Воровского д. 13. Сейчас там приемная Верховсного суда РФ. Призван 25.06.1941г., рядовой.
Погиб в ходе Рибшевской наступательной операции 13.08.1943г.
Похоронен в братской могиле на высоте 231.1, деревня Рибшево, Смоленской области. Летом 2022 года мы, его внуки, съездили туда и почтили его память.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
«Я к наградам так отношусь… Не придаю значения. Самое главное, чтобы ты сам был чист. Чтобы ты сам был достоин себя», — говорит Николай Лашук, один из последних в Червенском районе живых ветеранов мировой войны. В свои 96 он много часов рассказывает о вызовах, с которыми пришлось столкнуться в жизни. Вызовов было немало. Onlíner провел полдня с участником событий, которые до сих пор влияют на историю.
Вызов первый. Победа и восстановление
Утром 9 мая 96-летний Николай Лашук сидит близко-близко к экрану. В телевизоре — парад в Москве. Звук — на полную мощь.
Слух плохой — «это после контузии», да и «глаза уже подводят».
Окликов не слышит, нужно коснуться плеча. Обнаруживает наш приход, выключает телевизор.
— Ну что, парадный костюм, что ли, надо надеть?
Тяжелой поступью идет в спальню, достает рубашку, пиджак с наградами, галстук не берет.
— Ельцин же ввел систему без галстуков ходить, — объясняет. — А что? Галстук, галстук… Это уже сильно официально.
Уже при пиджаке, рассказывает:
— Сегодня ж придут друзья поздравлять — всю ночь не спал. Ну казалось бы, что такое? А уже нервы сдают. Вот, жизнь… — разводит руками.
На груди ветерана Лашука переливается прошлое. Друзья потом глянут наметанным глазом и спросят:— Ты и медали почистил, Александрович?
На вопрос, какая награда самая дорогая, отвечает так:
— По-настоящему самая дорогая — это медаль «За победу над Германией». Но я ее потерял. Где? А кто его знает… Во-первых, это было давно. Во-вторых, мы тогда не считались с этим. Мы довольны были, что победили! Довольны! Никто не думал о наградах, никто не думал о подарках. Все думали: победили — теперь надо восстанавливать. Все. И восстанавливали. Я демобилизовался в 45-м или 46-м году из Москвы — я уже забыл… Приехал в Беларусь — а дома нету. Отец и четверо моих — сестра и три брата — в землянке жили. А землянка — погреб довоенный, с половину такой комнаты. Вот так и жили. И мы дома строили: стены ставили, крышу натягивали — и все.Наше дело было отстроить, восстановить Беларусь. И мы это делали.
Вспоминает Патоличева (с 1950-го по 1956-й — первый секретарь ЦК Компартии БССР), собирается перечислить других руководителей, которые «восстановили такую Беларусь, что она стала лучше, чем была до войны», но раздается звонок.
Поздравляет племянник Юра. Ветеран кричит в трубку в ответ:
— А! Добрый день! Спасибо, Юра, дорогой! Этот праздник для вас не настолько, может быть, дорогой, как для меня, но, я думаю, дорог он для всех. Юра, слышишь, ты внуков своих свози на место, куда тебя самого дедушка приводил к нам на обед, на Замковую гору! Пусть и они знают!
Родился Николай Александрович в деревне Каменка Смолевичского района, где во многих хатах жили Лашуки, как он. Замковая гора — это там.
Объясняет, что на эту возвышенность сам с компанией друзей долго ездил отмечать 9 Мая, да и по другим поводам.
— Расстилали на Замковой горе покрывало метров на 200! И за него садились. Там обедали, варили уху.
Звонки с поздравлениями раздаются несколько раз за полдня. Каждый из них ветеран встречает с волнением.
Вызов второй. Беды с детства и судьба отца
В паспорте у Николая Лашука дата рождения — 24 июля 1925 года. Он не знает, точно ли родился в этот день.
— Это дата восстановленная. Мама говорила, что я родился, «як жыта жалі».
Родители — Александр Николаевич и Ольга Дмитриевна.
За полдня общения мысли о прошлом несколько раз приводят Александровича к истории его отца.
— Я помню отца лет с пяти, а в 37-м его арестовали. 10 лет без права переписки, а 5 лет мы о нем ничего не знали вообще… Он участвовал в революции, был на стороне советской власти… Но долго был в единоличном хозяйстве. Сначала ж колхозов не было. Он скот держал, все делал своими руками. Имел три гектара земли! Пятеро детей, надо ж как-то жить. Столярничал, валенки катал, делал своими руками. Рядом тоже жили Лашуки, отцов брат. Тот считался кулак! А что такое кулак? — Николай Лашук показывает кулак своей большой руки, раскрывает ладонь и загибает пальцы.— Ну да, он жил зажиточно, но у этого кулака было пять или шесть душ семьи, которые работали. День и ночь зарабатывали.
Помню как сейчас: осень, убирают капусту, верхние листья себе шинкуют, а кочаны — на базар! Ну и, соответственно, началась коллективизация, его выслали в Сибирь.
Николай Александрович — коммунист. Владелец партбилета с высоты своих 96 лет делает выводы.
— Собственно говоря, теперешним разумом я считаю, что есть ошибка советского руководства… Ведь что такое кулак? Крестьянин женился, старались больше детей сделать, работали — и вырастал в крепкого крестьянина. А мы этого крепкого крестьянина уничтожили. Вот это наша ошибка.
Когда отца отправили в лагеря, хозяином в семье стал юный подросток Николай Лашук.
Семья Лашуков. В центре — Александр Лашук, справа от него — сын Николай Александрович
— Надо было жить. Но перед самой войной нас уже врагами не считали, хотя всегда говорили: это сын заключенного.
Ветеран рассказывает, что отцу «сняли пять лет» благодаря подписям уважаемых людей. Сразу после лагеря ушел на фронт. Выжил, вернулся домой с войны раньше сына, умер в 1973-м.
Вызов третий. Начало войны
Дом Николая Лашука стоит рядом с центральной площадью, где с утра вовсю готовятся к концерту в честь 9 Мая. Это первый год, когда Николай Александрович туда не идет.
— Что-то я захандрил. Здоровье шалит.У меня был приступ. Помню, что залез на койку, а дальше не помню ничего. И потом болела грудь, ребра.
Зато сегодня, чего много лет не было, Николай Лашук позвал друзей на застолье — в 14:00. Ждет этого момента Александрович с волнением, а все заботы на себя взяла соседка, которая режет на кухне салаты.
Ветерана не забывают: официальные лица из исполкома и других организаций поздравили заранее.
Утром 9 мая в квартиру к Лашуку заходит с цветами друг, бывший коллега и председатель местного совета ветеранов Николай Ладутько — он и сам пожилой. Желает товарищу дожить до 100 лет и отправляется на праздник.
На площади в Червене начинается памятный концерт, а ветеран Николай Лашук вспоминает, как начиналась война.
— Жили мы в Каменке, а школа находилась в деревне Емельяново. Мы, школьники старшего класса (седьмого. — Прим. Onlíner), по графику приходили в школу дежурить. Нас обязывали смотреть с вышки в сторону Минска. Смотреть, вдруг будет Минск гореть. В нашем возрасте мы не понимали почему. Думали, боятся просто пожара, мало ли.
22 июня, в воскресенье, школьники возвращались с учебы по большаку.
— В Каменке мы встретили немцев на мотоциклах. Это был первый десант, разведка. Смотрим: «Что такое?» Скоро вернулись крестьяне из Смолевич и говорят: война началась. А в понедельник, 23 июня, вереница людей из Минска шла к нам в Каменку…Кругом — леса, там искали убежище.
Николай Лашук помнит советских солдат, сдавшихся в плен в первые дни. По свидетельству ветерана, в их деревне немцы солдат оставили в живых и разрешили уйти.
— Отбирали винтовку, доставали из нее затвор, выбрасывали в сторону и отпускали: иди домой!Но куда солдатам деваться? И они шли «самабродам»: находили себе какой-то угол в Каменке.
Наших мужиков многих мобилизовали, и они ушли в сторону Москвы. Деревня осталась: подростки, женщины да девчата. Мне в 41-м было 16 лет. Жили я, мама, три брата и сестра. Нам дали надел, и мы занимались сельским хозяйством: сеяли картошку, зерно… — продолжает ветеран. — Так жили 1,5 года, боялись. Немцы ввели новый порядок, притом очень жесткий. Однажды новый председатель общины, Ясь, поехал на хорошем коне в Смолевичи. У него того коня отняли, но заплатили марки. Потом оказалось, что он эти марки в кассу деревни не сдал, присвоил. Приехали немцы: снимай штаны, и — 25 палок, отлупили. Ясь после этого с полгода еще пожил и помер.
Николай Лашук говорит: сдавшиеся в плен, но оставшиеся в живых солдаты подпольно стали организовывать сопротивление.
— Мы этих бывших солдат, оставленных у нас в деревне, называли приписники, потому что они были к нам приписаны. Они в лесу прятали затворы, винтовки. Собирали оружие для себя. А мы, дети, — для себя. Мне уже на 17 лет пошло, кое-что можно было соображать.
Теперешний ветеран вспоминает, когда случился перелом.
— В 43-м году нашу деревню окружили немцы. Дождались утра, собрали всех людей в свинарник, сарай обнесли соломой — и ждали своего руководства. И я в том сарае был, все были. Приехал их какой-то комиссар, долго что-то говорил, но факт в том, что отпустил людей. Но мы уже готовы были. Мы, пятеро ребят 25-го года рождения, прямо оттуда, не заходя домой, ушли в партизаны.
Вызов четвертый. В партизанах
— Я там был ездовой стрелок. Когда при подпольном райкоме организовался боевой отряд «Коммунар», я попросил, чтобы меня отпустили туда.
— Почему? — Там дела делали, там воевали.
Не сразу, но со временем Николай Лашук в «Коммунар» попал, а потом и в легендарную бригаду «Дяди Коли».
Бывший партизан описывает лесной быт.
— Зимой в деревне где-то переночуешь. Но, по существу, — землянки, шалаши.
Вспоминает, как однажды уничтожили немецкий гарнизон, из которого забрали запасы продуктов.
— У нас-то довольствия как такового не было. А у них продукция была — конфисковали, отвезли в тыл. Но самое главное: где прятать? Особенно мучные изделия. Помог опыт стариков. Мешки с мукой бросали в воду: в озеро Палик, в речки Гайну, Дисну. Нет, не промокает: мука вот на столько за мешковину зацепится, — показывает пальцами отрезок в несколько сантиметров. — А внутри остается сухая. А так… Стреляли в лесу дичь, коптили.Растет высокая трава в болоте — там такой белый корень. Вырываешь и ешь, сладковатый.
Сейчас Николаю Лашуку непросто отмерять шаги по комнате и по двору, а тогда вся жизнь была — в походе.
— День спишь, если не на задании, а ночью — в разведку пошел. С Палика по тропкам до Смолевич — где-то 60 километров. Мы их проходили примерно за ночь.
Окруженное болотами озеро Палик в Борисовском районе — известное партизанское место.— Вы там бывали? Видели эти болота? Вот в том болоте я концы и отдавал, — говорит Лашук.
Отметка с той поры — на правой руке нет большого пальца. Тогда же партизана сильно ранило в плечо. Попали в окружение на острове среди трясины. За пару дней до этого контузило.
— Вы были так молоды. Кто вас учил воевать?
— Мы сами всему научились, — смеется. — Бери винтовку, стреляй. Если ты не убьешь немца — немец тебя убьет. Расчет один.
После ранений на озере Палик партизан Николай Лашук надолго попал в госпиталь.
— Потом уже был не строевой. Меня записали в вольнонаемные и отправили в Московскую область охранять артиллерийские склады.
— Как встретили День Победы?На День Победы пришлась большая пьянка, — смеется. — Радовались!
В ожидании друзей, которые должны прийти к 14:00, ветеран Николай Лашук показывает нам свое подворье.
Жена ветерана умерла 13 лет назад, детей у пары не случилось.
— Вера Васильевна у меня была очень хорошая. Сравнять с кем-то нельзя. Жена много меня на место ставила. Скажем, при своих больших должностях, при своей работе я не спился. По поведению могла что-то подсказать. Конечно, горе со мной она имела, но умная была, уравновешенная.
В хозяйстве у ветерана — небольшой огород, пара теплиц. Есть курочки и петух. По весне вскапывать огород «приходили местные комсомольцы». С живностью помогает управиться соседка.
На вопрос про увлечения Николай Лашук вспоминает, что в молодости ему нравилась охота.
— И вы понимаете, что со мной сейчас? Уже то ли сознание, то ли нервы сдают… Жалко любой организм уничтожать. Сейчас даже если вижу, что курицу надо уничтожить, — я не могу… Это ж живое существо.А что значило на войне убить человека? Не дай бог, не дай бог…
Вызов пятый. Работа и характер
Вернувшись домой после войны, партизан Лашук сначала работал всем кем можно. Его родительский дом, как мы писали выше, все-таки сожгли.
— Работал плотником, каменщиком, землекопом. Пришел на торфозавод на Усяж, прошусь землекопом. Мне говорят: «Зачем тебе землекопом? У тебя ж образование семь классов, а это не у каждого есть!» А потому что за земляные работы давалась карточка на 800 граммов хлеба ежедневно. 200 из них оставляешь себе, остальное — семье несешь.
Николай Лашук после войны параллельно с тяжелой работой окончил вечернюю школу, потом Институт механизации сельского хозяйства.— И пошла губерния плясать, — смеется.
Немало был руководителем. Даже возглавлял колхоз «Звезда» в деревне Рудня Смолевичского района.
— Когда меня избрали председателем колхоза, я собрал 4—5 мужиков в возрасте — у кого красивый дом, двор ухоженный, то есть хозяев. Советовался. Вдруг пленум. Хрущев приходит к власти: «Запахать клевера!» А наш колхоз как раз на клевере жил: и на корма еще использовали, и на удобрение. И вот приезжаю с пленума, собираю мужиков, говорю: «Надо клевер запахать…» Ну, не запахал, — улыбается.
За «тяжелый характер» и «упрямство» Николая Лашука не раз снимали с работы. Это как будто его не расстраивает.— Да, несколько раз снимали. Но не бросали. Подержат в стороне, подержат, а потом опять руководящую должность дадут.
В Червене Николай Лашук долгие годы был начальником ПМК-21. Эта организация строила многие здания и вообще создавала городскую инфраструктуру: «после войны ж тут не было ни канализации, ничего».
Среди книжек к боевым наградам и юбилейным медалям лежит документ к бронзовой медали ВДНХ СССР. Перебирая все это, Николай Лашук в который раз повторяет:
— Наградам я не придаю значения.Самое главное, чтобы ты сам был чист. Чтобы ты сам был достоин себя.
Эпилог. Тост в 96 лет
Николай Александрович поглядывает на часы. Снова надевает парадное. Соседка все-таки уговаривает надеть галстук — так приличнее.
Поджидая друзей, ветеран привычно для своего поколения не раз сожалеет, что «развалили большую страну».
— Я родился при советской власти, воспитывался при советской власти… Ну а помирать — не получится, очень жаль, — говорит.
Смотрит на часы: 14:01.
— Не понял… И что они не идут? Должен быть Ладутько, который утром заходил. Отставной полковник Ведерко. Пенсионер Кириенко. Военком еще обещал, — перечисляет.
14:05. Тревожится.
Но гости начинают собираться.
Наконец довольный ветеран дрожащей рукой поднимает бокал:
— Дорогие товарищи! Наш светлый день, как мы могли, так и завоевывали. Мы завоевали спокойной жизни уже 77 лет. Пусть не повторится больше такого горя, такого несчастья. За наш белорусский советский народ!
Шикин Николай Иванович 1943 год:
Шикин Николай Иванович 1945 год:
На первой фотографии изображен мой прадед 2 мая 1943 года в городе Великие Луки, на ней ему всего 18 лет.
Вторая же фотография была сделана 23 апреля 1945 года в городе Познань, Польша, на ней Николаю 20 лет.
П.с: Шикин Николай Иванович прошел 2 мировую войну следующим маршрутом: Латвия-Литва-Кенигсберг-Польша-Германия-Берлин-Япония.
В строю Советской армии с 0.1.1943 года.
Боевой путь:
0.1.1943-0.2.1943 г.г.(ВОВ)-Первый Краснознаменный полк, должность-связист, звание-рядовой.
0.2.1943-0.5.1945 г.г.(ВОВ) 451 Отдельный дивизион связи, должность-шофер, звание-рядовой.
0.5.1945-0.2.09.1945 г.г.(Война с Японией) 842 Отделение автороты, должность-связист, звание- рядовой.
Демобилизован из рядов Советской армии 0.4.1948 года.
За войну получил следующие награды:
-За победу над Германией
-За победу над Японией
-За взятие Берлина
-За взятие Кенигсберга
-За доблестный труд во время ВОВ
-Орден Отечественной войны 2 степени
Умер в 2008 году. Я им очень горжусь, и храню о нем память!
Иван Чупрынов: ну как так-то, я такой путь прошел, и штурм Берлина без меня… – раненый сбежал из госпиталя прямо в одном белье госпитальном
О том, как добровольцем ушел на фронт, воевал в пекле Сталинграда, сбежал из госпиталя проситься на штурм Берлина. О встрече с власовцами в мирной жизни и многом другом – 97-летний ветеран ВОВ Иван Дмитриевич Чупрынов рассказал для федерального сетевого издания «Время МСК».
-- Родился я 1 мая 1924 года в рабочей семье в пограничном городке Джаркенте Алма-Атинской области (Казахстан). В 1941 году окончил 10 классов. Через день после выпускного, 22 июня, сообщили по радио, что началась война – гитлеровские войска напали на Советский Союз. Мне тогда было семнадцать. Как оказалось, для войны я был молод, брали только с 18 лет. Военкомат упорно не хотел давать повестку, и отправлять меня на фронт. Но я был настойчив и все же добился своего – меня записали в Красную Армию добровольцем.
Направили меня в военно-пехотное училище города Семипалатинска (ныне Семей, Казахстан – Ред.). Я там не доучился. Как-то ночью всех курсантов подняли по тревоге и отправили в Сталинград, и я оказался в морской пехоте. Сталинград – это ад, вокруг все горело. Горели и хваленые немецкие танки, и наши, конечно, тоже. И ни шагу назад – такая была задача.
В первую очередь принимай на автомат. Кончились патроны? У тебя есть кортик или финка. Нет? Есть приклад, есть гранаты. Все закончилось? Ничего нет? Грызи зубами землю, окапывайся, закрепляйся, но без приказа не отходи. Вот в чем соль была. В этом мы и победили. Умирай, но не отходи, оставайся на позиции.
И вот однажды налетела туча самолетов и засыпало всех, в том числе, и меня. Много нас тогда засыпало, рядом со мной человек 50 остались засыпаны землей в траншеях. Вылезти никакой возможности не было. Это – смерть. Кто-то кое-как вылез сам – беги и выручай товарищей. Вот эти люди, кто сам откопался, то один, то второй, то третий помогали нам, кто глубже оказался под завалами земли. Откопали, и таким образом я оказался на воле. Сижу, голова кружится, все болит, ничего не шевелится, не понятно, где я нахожусь.
И опять самолеты загудели. Смотрю – батюшки, опять летят, и их столько… Я подумал, что эти самолеты сейчас летят через Волгу в наши тылы, будут там бомбить. А потом посмотрел, первый самолет разворачивается, и еще раз это же место бомбит, где нас только что откопали.
Я побежал к воде. Знал, что между мной и водой примерно метров сто. А близко к воде был построен штаб нашей бригады – три наката бревен. Я забежал туда в эту землянку. Оказалось, что там не только сидеть, но и стоять места не было, все было уже занято моряками. И вдруг заскрипели бревна, на головы посыпалась земля. Я увидел, что в противоположном углу вылезла наружу бомба, такая огромная двухметровая длинная бомба, в эту землянку нашу упала и зашипела. Она стабилизаторами зацепилась за края бревен, остановилась и зашипела. Ну что, каждый из нас подумал: «Все… Братская могила». Я в тот момент маму вспомнил, когда документы подавал на фронт она мне сказала: «Сынок, там ведь не просто воюют, там убивают» ... Но бомба не взорвалась. Не знаю, почему она не взорвалась. Выбежали мы из-под завалов, ее саперы потом подорвали. Так мы все живы остались.
Бомбежки каждый день были, да не по одному разу. Как-то раз и меня зацепило – ранило в голову и шею. Направили меня в медсанбат, но до туда не доехал, потому что нас отправляли на катерах по воде, а их постоянно обстреливали немцы. Я в воду упал, уж не помню, кто меня спас. Помню, санинструктор пинцетом доставала из меня осколки и перевязывала.
После победы над немцами в Сталинградской битве, мою бригаду морской пехоты перебросили под Белгород на Курскую дугу. Там я попал в разведку 283-го гвардейского стрелкового полка 94-й гвардейской дивизии Украинского фронта.
Что интересно, я вместе со своим полком до Кишинева (Молдавия) дошел. И произошла ошибка, командование маме похоронку отправило, что я пал смертью храбрых, и был похоронен с почестями в братской могиле у деревни Самоедово Белгородской области. А следом второе извещение направили, что я без вести пропал. Такая вот оказия. Мама, бедная, плакала горько, пока мое письмо не получила. А уже после войны, спустя 30 лет – в 1975 году, я добился, чтобы меня исключили из списков погибших и пропавших без вести, так там все это время и числился.
Освободили мы Молдавию, и нашу дивизию направили в Варшаву (Польша) на сандомирский плацдарм.
В ноябре 1944-го меня ранило при бомбежке в правую ногу, переломаны кости были. В гипс закатали и оставили в госпитале в Бресте. Но к тому времени по всем границам наши уже переходили в другие страны. Ну как так-то, я такой путь прошел, и штурм Берлина без меня, не я буду осуществлять, а кто-то. Решил попроситься обратно на фронт и пошел к командованию, чтобы меня из госпиталя взяли в армию. Сбежал самовольно из госпиталя, прямо в одном белье госпитальном.
Тогда доформировывалась 855-го артиллерийского полка 311-я стрелковая дивизия, которая изначально формировалась вот здесь в Кирове. И я пришел к ним проситься: «Возьмите меня». Не помню, как фамилия командира была, звали Николай, а его заместитель – замполит Журавлев. Ну я так и эдак просился, командир все слушал и говорит: «Покажи свою ногу». А мы вдвоем из госпиталя проситься пришли, я с ногой, друг – с рукой. Посмотрел командир дивизии на меня, как я с ногой управляюсь и говорит: «Тебе еще четыре месяца лечиться надо. Ты не долечился. Ты не способен воевать», и отказал мне категорично. А моего друга взял, сказал старшине вести его в дивизию и прилично одеть. Я тогда даже сплясать хотел, но ничего не получилось. Так обидно. Смотрел на все это замполит Журавлев, встал со своего места и говорит: «Слушай, Николай, мы едем с формировки, у нас много необстрелянных, тяжело нам будет. А этот парнишка – морячок, он боевой, он выдержит. Видишь, как он держится и просится». «Ну только под твою ответственность», – сказал командир. Так меня и взяли на фронт обратно.
И надо же меньше, чем через 16 дней Одер форсировали, это уже апрель 1945 года был. А нам как дали, мы вернулись обратно. Я ведь из морской бригады. Подплывал к нашему берегу, рядом разорвался снаряд, старший лейтенант и сержант в лодке плыли, от взрыва она опрокинулась. Кричат: «Помогите!». Я прыгнул с другой лодки. Вытащил первого, второго и на берег положил. И еще через 16 дней в этой дивизии меня наградили орденом «Славы 3й степени» за двоих спасенных. Мы вперед дальше пошли наступать.
Штурмовали Берлин много раз. Он был сильно укреплен. Помню, бежали несколько человек нас в атаку, и под землей загудело. А я родился-то в Алма-Ате, там такое бывало – земля загудит, потрясется и остановится. И тут вдруг что-то такое же. Я думаю, как вдруг провалится, это все – народ весь тогда погибнет. Пули летят, самолеты летят. Пробежал я немного, а там спуск под землю, залит водой, и в воде плавают женщины с детьми, детей много было, лицами вверх и все мертвые. И я упал, ноги перестали идти, жалко детей, ну мужики между собой дерутся, воюют, чем дети то виноваты, зачем они погибают и страдают… Вспомнил, как мы освобождали город Кременчуг на Украине в 43-м. Там прихвостни немцев – полицаи, отбирали у матерей детей из роддомов и детской больницы, бросали их живыми в колодец… Мы, когда деток доставали, плакали все. И в тот раз, в Берлине, я увидел мертвых детей, ноги словно отказали…
2 мая взяли мы Берлин, я к тому времени уже был командиром отделения разведки. Всего я был четыре раза ранен на фронте, но остался жив, мне повезло. Скольких товарищей потерял… Когда объявили о Победе 9 мая 45-го, что было, все стреляли из всего оружия, кричали, улыбались, обнимались, танцевали, пели – радость была, разгромили мы фашистов, освободили Европу.
Демобилизовался после войны, вернулся домой. Окончил юридический институт, и меня направили в Кировскую область – служить Родине дальше. Я ведь власовцев на войне в плен брал. Воевал против власовцев, и опять судьба свела... Они жили и работали у нас на севере Кировской области в Кайском районе, отбывали срок за военные преступления. Они там убили детей – утопили их в реке, чтобы скрыть следы. А их трупы уплыли в Пермь, там их из воды и подняли. Стал я расследовать это трудное дело. Я тогда уже был старшим следователем прокуратуры.
Вызываю одного на допрос, а приходит – другой... чинили мне препятствия. Сложно расследование шло, но я всех выявил, к тому же в этой истории оказался замешан местный участковый, он тоже был арестован. Всех виновных в конечном итоге осудили. А все почему? Да потому, что я всегда старался ставить себя на место преступника. Если бы я был на его месте, как бы поступил, эта логика и аналитика мне очень помогала всегда.
Дослужился я до заместителя прокурора Ленинского района города Кирова, с этой должности в 1985 году ушел на пенсию. И все это время я не сижу без дела, я передаю свой опыт молодым следователям, рассказываю в школах о войне.
Не забывают Ивана Дмитриевича Чупрынова и сотрудники Следственного управления Следственного комитета России по Кировской области. Они навещают его и помогают, как и другим ветеранам Великой Отечественной войны.
Если бы не участие помощника руководителя управления по информационному взаимодействию с общественностью и СМИ, капитана юстиции Марии Меркуловой, наши читатели не узнали бы историю ветерана ВОВ Ивана Дмитриевича Чупрынова. Именно она договорилась о встрече с героем войны и сделала запись для нашего издания.
Дорогие читатели, если у Вас есть родные, знакомые, родные знакомых, прошедшие Великую Отечественную войну, пережившие блокаду Ленинграда, которые еще среди нас. Они каждый день уходят. Присылайте контакты, помогите записать как можно больше их историй.
Источник "Время МСК" - http://mskvremya.ru/article/2021/0710-vov-interview-veteran-...Ветерану Великой Отечественной войны Александру Филипповичу Тимофееву 94 года. Он живет в подмосковном Фрязино со своей женой Евгенией Николаевной. О том, как попал на фронт, о встрече с маршалом Рокоссовским, и как, благодаря местным чиновникам и риелтору в мирное время, ему пришлось залезть в долги для покупки квартиры – ветеран рассказал главному редактору федерального сетевого издания «Время МСК» Екатерине Карачевой.
-- Александр Филиппович, в каком возрасте Вы попали на фронт?
Родился я 24 августа 1926 года в городе Павловском Посаде Московской области. Когда началась война в 1941 году, мы 14-летние школьники вступили в комсомол. Такая была ответственность, долг перед страной, особенно когда получил комсомольский билет. И с этой ответственностью я прошел всю войну, послевоенное время, и сейчас живу с ней.
В 1943-м, когда мне исполнилось 17 лет, я учился в 10-м классе. К нам пришли работники военкомата и сказали: «Ребята, кому исполнилось 17 лет, будьте добры на приписку в военкомат (встать на учет – Ред.)». Мы пришли на приписку, нас начали распределять кого куда, в какой род войск. Так как у меня уже было почти десятилетнее образование, мне сказали, что меня направят в авиацию. Прихожу домой через три дня, а мать говорит: «Тебе повестка». В повестке сказано явиться 3 ноября 1943-го к восьми часам утра на сборный пункт.
Прибыл я как было указано. Там формировались разные подразделения новобранцев, которые должны направляться в различные рода войск. Нас семь человек в авиацию отобрали, выделили офицера из военкомата, и он повез нас в авиационную школу в город Переславль-Залеский Ярославской области.
Через два дня нас переодели в военную форму, но пока мы не приняли присягу, нас считали вольнонаемными. Нас учили по ускоренной программе, потому что нужно было быстрее выпустить специалистов и направить в действующую часть громить фашистов. Самое значимое за это время было – это присяга. Было торжественно. Мы сразу как-то взрослыми стали, полностью отвечающими за все свои действия, на нас была большая ответственность, мы стали военнообязанными.
Через три месяца обучения нас всех отправили в действующую часть, мы прибыли в 657-й штурмовой авиационный полк, который базировался под Брянском в городе Карачев. Пришли новые самолеты, летный состав пополнился нами, и уже после отработки тренировочных полетов, полк в конце мая 1944-го прибыл ближе к фронтовой полосе. Тут уже чувствовалась серьезная подготовка к будущим операциям, мы видели, как по ночам завозились разные боеприпасы, шла техника. И вот 23 июня 1944-го началась операция «Багратион» по освобождению Белоруссии. Это было что-то страшное для немцев. Фашисты буквально бежали в панике, им было страшно.
Я был воздушным стрелком на бомбардировщике ИЛ-2. Задача пилота – сбросить бомбы в нужную точку, а моей задачей было – прикрывать зад самолета, чтобы никто не мог внезапно подкрасться к нему и сбить. Правда стрелял не столько по самолетам фашистов, сколько по вражеским наземным оборонительным сооружениям, технике, прибывавшим войскам в качестве подкрепления. Пилот пикировал для сброса бомб, а я стрелял по уцелевшим нацистам во время выхода из пике.
В день мы делали по четыре-пять боевых вылетов по ликвидации немецких укреплений. В результате действий, в том числе и нашего авиационного полка, и наземных войск были ликвидированы все немецкие оборонительные сооружения на границе, и наши войска пошли вперед по Белоруссии довольно быстро. Мы не успевали порой даже менять точки аэродромов. Вылетали с аэродрома, делали несколько вылетов, и оказывалось, что фронт ушел вперед, нужно опять перебазироваться. Белоруссию быстро прошли.
-- Было страшно, пусть и из кабины такой надежной боевой машины?
Когда говорят, что кто-то не боялся, я не верю. Я не скажу, что я был бесстрашным. Нет. Страшно было всегда. Почему-то страх накатывал каждый раз при взлете. Ведь если при взлете у самолета вдруг откажет двигатель, он упадет, и тогда смерть. Посадка с задания – легче уже.
А в воздухе было уже не до страха. К тому же мы на боевые задания всегда вылетали под прикрытием наших истребителей. У нас же как было. Мы летим на ИЛ-2, пролетаем над аэродромом, где базируются истребители, они, обычно 8 самолетов, взлетают и сопровождают нас во время выполнения боевого задания. Они оберегали нас от немецких истребителей, а мы работали по наземным мишеням врага. Чтобы нас немецкие истребители задолбали – таких случаев не было. Спасибо истребителям нашим за это.
-- Куда ваш полк перебросили после освобождения Белоруссии?
Потом мы пошли в Польшу, наши войска стали продвигаться на Запад в сторону Германии. В одном месте, на реке Нарев, были очень сильные укрепления противника для наземных войск. Мы делали по 3-4 вылета и уничтожали эти наземные укрепления и живую силу противника.
У немцев там очень хорошая противовоздушная оборона была в виде зенитных комплексов – «Эрликон» (20-миллиметровая малокалиберная пушка – Ред.). Если его снаряд попадал в самолет, все – насмерть. Там от этих зениток мы потеряли три экипажа…
Катюша, помнишь фильм «В бой идут одни старики»?
-- Конечно.
Так вот, у нас почти как в этом фильме было. На смену погибшим трем летчикам нам прислали молодых лейтенантиков необстрелянных, только окончившим летную школу. Им дали по новому самолету каждому. Один из них хорошо рисовал. Он себе на фюзеляже нарисовал картину – сидят четыре черта и играют в карты. А на фюзеляже своего приятеля нарисовал витязя, который душит тигра. Ну, нарисовали и нарисовали. Все остальные посмотрели – красиво. А когда они полетели в первый боевой вылет, наших истребителей-защитников мало как-то оказалось, зато прилетела восьмерка немецких истребителей. Немцы увидели, два разрисованных картинами самолета. А у немцев разрисовывали самолеты только если летчик – ас. И они подумали, что на наших разрисованных тоже летят какие-то очень знаменитые асы, а на самом деле были молодые сопливые мальчишки в своем первом боевом вылете. И немцы стали рваться, чтобы сбить наших «асов», ведь если немец сбил аса – ему сразу уважение, почет и крест на грудь.
Началась заварушка в небе между нашими и немецкими истребителями, которых было больше. Наши истребители сбили двух немцев, не дали им до наших «летчиков-асов» добраться. Потом, когда все это кувыркание кончилось, командир истребительного полка спрашивает – а что случилось-то, почему немцы к нашей молодежи на ИЛ-2 так рвались? Потом догадались в чем дело. Вызвали этих ребят-художников, они говорят – сотрем рисунки с самолетов. Им говорят – нет, коль вызвались под «асов» работать, так и продолжайте. Так они до конца войны и летали на своих разукрашенных самолетах.
-- Куда вас дальше занесло?
Дальше была битва за Кенигсберг (Калининград – Ред.). Нас тогда перевели в состав второго Белорусского фронта под командованием Константина Рокоссовского (маршал Советского Союза – Ред). Рядом шел третий Белорусский фронт, которым командовал генерал Иван Черняховский (генерал армии – Ред.), но он трагически погиб от случайного попадания снаряда, его даже не успели до самолета донести.
Так вот третий Белорусский фронт шел на Кенигсберг, у них были большие потери. И нам сказали, что мы должны помочь этому фронту во взятии Кенигсберга. И наш полк из Польши перебросили чуть ли не на берега Балтийского моря, аэродромы оборудовали. И мы начали обрабатывать оборону противника перед Кенигсбергом. Там были очень мощные укрепления. И мы делали по пять-шесть вылетов в день, еле специалисты успевали подвязывать бомбы, заряжать пушки-пулеметы. Это было такое горячее время. После выполнения задач всем наливали по сто грамм боевых, а потом мы валились спать.
Кенигсберг наши войска взяли буквально за три дня.
Потом нас бросили дальше в Данциг, Гдыня – все по берегу Балтийского моря. Там мы уничтожали базы немецких самолетов на аэродромах. У них были базы стратегического назначения, где формировались и отрабатывались конструкции ракет «Фау-2» (первая баллистическая ракета дальнего действия, была принята на вооружение в 1944 году – Ред.). Эти базы мы сначала бомбили, а затем на них же сами базировались.
Наши войска ушли за Одер (река в Германии – Ред.) , и нашему полку сказали, что скоро будет готовиться операция по взятию Берлина. Ближе к 9-10 апреля 1945-го нам был отдан приказ идти на помощь войскам, которые должны были брать Берлин. И мы с боями, по несколько вылетов в день, пробивались в направлении Берлина. Задача нашего полка была – не подпускать подкреплений врага в Берлин. Немцы ведь как говорили, пусть идут американцы, а Берлин они за собой хотели оставить. Когда я был в Берлине уже после его взятия, там были такие плакаты, если перевести: «Берлин останется немецким», что вроде русским он не достанется. Поэтому немцы старались стянуть все войска в Берлин. Задача нашего полка заключалась в том, чтобы не допустить подкрепления к войскам противника.
Седьмая танковая гвардейская армия прошла западнее, а другие наши войска должны были подтянуться и замкнуть кольцо вокруг Берлина. Когда наши войска шли на соединение с другими частями, то немцы очень хорошо укрепились. У них появилось новое оружие – реактивные гранатометы «Фаустпатрон» (одноразовый ручной гранатомет – Ред.), мы их прозвали «фуст кулак». Если в танк попадал этот гранатомет, машина вставала.
За немцев воевали там почти дети, по 14-15 лет, устраивали засады, не пропускали наши танки. Они постоянно подбивали наши танки, те останавливались, и дальше идти не получалось. И здесь уже наш полк привлекли – прочистить эти места-засады с «фаустниками». Несколько самолетов у нас там подбили, садились на вынужденную, но все возвращались в полк. Погода была очень хорошей, прямо помогала нам двигаться к Победе. Наш авиационный полк не проводил боевых операций в самом Берлине, только около него. Берлин взяли 2 мая 45-го. А мы базировались под Берлином в городишке Миров. Так и кончилась война.
-- Были ранены?
Нет, как-то пронесло меня, за два года войны ни одной царапинки, можно сказать. Когда мы шли вперед, побеждали, немцы нас боялись – мы их допекали по полной. А вот живого немца вблизи так ни разу и не довелось увидеть, все с высоты только. Но даже с высоты было видно, насколько они боялись, особенно на подступах к Берлину.
-- После Победы Вас демобилизовали?
Нет, после войны я еще шесть лет срочной службы отслужил в Польше. Некоторые части после войны отправили на Дальний восток. А наш полк оставили в Польше, там до конца службы я и прослужил. Мы назывались Северной группой войск, которой командовал Рокоссовский. В то время после войны срок службы был три года. Прошло почти пять лет после войны, к нам приехал Рокоссовский. Я спрашиваю: «Товарищ маршал, не пора ли нам домой?». А он отвечает: «Ребята, вы выполняете такие задачи, которые даже не сравнимы с боевыми действиями во время войны. Это очень важно. Так что – потерпите». Ну мы потерпели еще два года. Во время срочной службы осваивали новую технику. Без конца учения различные были, испытания, приближенные к боевым.
-- А как население Польши к русским солдатам относилось?
Скажу так. Когда мы вошли в Польшу, там у них были партизаны, отряды такие специально создавались, чтобы русских солдат уничтожать. После войны столько национальных банд было в Польше... Однажды нас даже подняли по тревоге, вооружили, направили ликвидировать одну из банд. Вошли в лес, там выкопана большая землянка, а на дереве висит туша коровы. А до этого одна жительница говорила, что у нее корова-кормилица пропала. В тот раз не было никого из состава банды. Потом мы еще не раз участвовали в ликвидации националистических банд.
Мы, когда в Германии стояли до перевода в Польшу, не было ни одного случая, чтобы немцы кого-то убили. Было даже так, наши ребята в увольнительной чуть поддадут, так их немцы под руки в часть приводили. А в Польше – убивали наших солдат, при мне были такие случаи.
-- Как относитесь к попыткам переписать историю Великой Отечественной войны некоторыми странами, той же Польшей, к примеру?
Еще когда-то Ленин говорил, что Польша – это международная проститутка, вот она такая и осталась – мое мнение. Все ей не так. Нас, когда в Польшу перевели – в 1946-м году в СССР была страшная засуха, неурожай. Тогда была карточная система, хоть война и закончилась, но карточная система продолжалась и люди жили очень плохо. Так вот в Польшу из СССР гнали эшелоны с хлебом, колбасой… Зайдешь в Польше в магазин, покупай, что хочешь. Мы под закуску-то в увольнительной всегда покупали, чего только не было. Хоть бы вообще поляки спасибо сказали, что в послевоенное время им так помогали.
-- В каком звании вернулись на гражданку? Где работали?
С войны я вернулся в звании старшего сержанта. В общей сложности я в армии прослужил восемь лет. Два года во время войны, и после войны еще шесть.
Вернулся в родной Павловский Посад, не имея среднего образования и гражданской специальности. Ну, что – пошел учиться в вечернюю школу, хотел десятый класс отучиться. Учиться взяли снова только в девятый класс, потому что восемь лет пропустил. Отучился я снова в девятом и десятом классах. Потом поступил в Щелковский техникум. Пока учился – женился. Со своей женой познакомились в Павловском Посаде на новогоднем балу в клубе.
-- С первого взгляда любовь?
Да, да.
-- Евгения Николаевна, что улыбаетесь?
Катенька, доченька, это можно с ума сойти, сколько я с ним «мучаюсь» – 65 лет уже (смеется – Ред.).
-- И что потом, Александр Филиппович?
Окончил техникум в 1954 году по специальности электронные приборы, пошел на завод «Исток» в Щелковском районе, во Фрязино. Он тогда назывался «Почтовый ящик 17». В 1964-м заочно окончил Политехнический институт по этой же специальности, только стал инженером. И 64 года я на «Истоке» и отработал. Меня иногда приглашают на предприятие – помочь советом.
-- Александр Филиппович, какая самая памятная награда для Вас?
Самые памятные – медаль «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», и еще орден «Отечественной войны».
-- А почему у Вас квартира на 16-м этаже, как Вы так поселились?
Катенька, все хорошо, пенсии хватает на жизнь, здоровье пошаливает, конечно, недавно вот из больницы только выписался. Президент вот к 75-летию Победы подарок сделал – ждем выплату единовременную. Но тут дело такое, в 2016 году нас с женой можно сказать обманули. Местные чиновники никак жилплощадь не хотели выделить мне, как ветерану. Пришлось в суд обращаться. Выиграли мы суд, но комитет по управлению имуществом и жилищным вопросам Фрязино вместо муниципальной квартиры придумали нам выдать сертификат на жилплощадь в размере около 2 млн. рублей. Причем в глаза его я так и не видел.
Там подключилась риелтор, как мы поняли, они часто работают вместе – риелтор и чиновники. Нам было сказано, что сертификат на квартиру действует всего три дня и вот как раз есть квартира на 16-м этаже без отделки и техники. Но еще попросили доплатить один миллион рублей, который они обещали нам потом вернуть. При этом сказали – если сейчас не найдем деньги, то сертификат сгорит. Пришлось занять по знакомым, поверили мы местной администрации на слово. Во время сделки оказалось, что квартира будет не муниципальная, а у нас в собственности. Причем не вся сумма прописана в договоре купли-продажи, 600 тысяч рублей мы передали риелтору под расписку.
В администрацию писал. Администрация отказывается компенсировать мне займ, ответили, «бюджетное финансирование не предусмотрено действующим законодательством». Не понимаю, почему со мной так поступили. Мне обидно, что нас просто обманули, и все это тянется четыре года уже. Куда обращаться, не знаю, мы ведь уже старенькие. Я внес свою долю в достижении Великой Победы над фашизмом. И хотелось бы встретить этот величественный праздник с большим патриотизмом, радостно и без грусти за долги.
Источник "Время МСК" http://mskvremya.ru/article/2020/060-vov-interviy-timofeev-v...
Интервью с героем ВОВ, Иваном Кирилловичем Попенко, расписавшемся на стенах Рейхстага
Ветерану Великой Отечественной войны Ивану Кирилловичу Попенко недавно исполнилось 95 лет. Родился он в 1925 году в селе Белая Глина Краснодарского края. Ему было три года, когда из жизни ушла его мама. А в 1939-м они с отцом перебрались в станицу Ново-Александровская Ставропольского края, где герой войны живет до сих пор в окружении любящих детей, внуков и правнуков.
О том, как зенитчики уничтожали фашистские истребители, питались немецкими трофеями, расписывались штукатуркой на Рейхстаге и освобождали Бухенвальд – Иван Кириллович рассказал главному редактору федерального сетевого издания «Время МСК» Екатерине Карачевой.
Иван Кириллович окончил три класса, и с самого начала войны пошел работать в колхоз. Ему было семнадцать, когда в 1943-м его призвали на службу в Красную Армию. «Нас собрали на призывном пункте, сколько было человек – не знаю. Всех построили и отправили пешем до Краснодара. В Краснодаре стояли разные войска, раненые были. Там всех построили, капитан отобрал несколько человек, в том числе и меня, и направил в 19-ю зенитную артиллерийскую Крымскую орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого дивизию», – вспоминает ветеран.
Новобранцы приехали в часть, 15 дней отсидели на карантине, а дальше всех отправили по артиллерийским батареям. Иван Кириллович помнит, как после принятия воинской присяги каждого солдата «поставили к своей пушке»: «Воевать надо было, людей не хватало. Крепко я воевал, а ведь пацаном был. Сбивали в среднем по 80 немецких самолетов за день, каждая пушка по четыре самолета. Почему меня в артиллеристы поставили – не знаю, наверное, меткий глаз был (улыбается).
Я дальномером был. Самолеты летят, а я их уже посчитал, комбату доложил. Он открывает огонь. Я на пушки снаряды подавать. Каждая минута в бою дорога, нужно было как можно больше немецких истребителей подбить. А бронебойный снаряд тяжелый, только успевай подавать. До того стреляли, что ствол пушки красный становился и дымился. Каждая пушка по очереди из стволов стреляла беспрерывно. Во время боя не до страха, куда девался – не знаю, просто как-то не думалось. Иной раз после боя лежишь отдыхаешь и вспоминаешь – бомбы свистят, пулеметы тарахтят, всякие хлопушки разрываются… Мама дорогая – страшно-то было, как мы это переживали каждый раз, не пойму», – рассказывает артиллерист.
И продолжает после небольшой паузы: «Командиров своих не всех уже помню, память подводить стала. У меня был командир – подполковник Верстаков, полком командовал: четыре батареи, две тяжелые и две артиллерийские – 130 зарядов в минуту. Вот мы с ним каждый день по фашистам и бомбили. Под Новороссийском мы стояли. Немцы все мост пытались разбомбить, а мы его отстояли – уничтожали немецкие самолеты с земли.
Я Покрышкина видел (Александр Иванович Покрышкин – трижды Герой Советского Союза, летчик-ас, маршал авиации – Ред.). Кабина его самолета была бронированная, но немцы-то этого не знали (смеется). Как его немцы боялись. Во время боя мы его можно сказать оберегали, он с воздуха по фашистам, а мы с земли, значит, лупим. У нас рация была, так немцы каждый раз передавали: «Покрыш, это они Покрышкина так звали, нас убивает». Мы смеялись, нас это даже подбадривало, мы еще сильнее по ним лупили. Ох и боялись нас немцы, конечно. Страшно им было.
А еще я дважды видел маршала Жукова (Георгий Константинович Жуков – четырежды Герой Советского Союза – Ред.). Я был в составе 1-го Белорусского фронта, под его командованием. Первый раз Жукова я увидел, когда он ко мне обратился: «Здравствуй, артиллерист», я обомлел, вытянулся по струнке. «Здравствуйте, товарищ маршал», – говорю. Он улыбнулся, ничего больше не сказал и пошел дальше. А второй раз мы уже за Берлин сражались. Жуков как раз командовал операцией по взятию Берлина. Мимо меня прошел. Медалей у него, не то, что у меня, конечно. И форма у него красивая была. Я горжусь, что видел его лично».
Иван Кириллович вздохнул, и продолжил свой рассказ: «Хоть немцев мы гнали, а нам тоже хорошо доставалось из-за погоды и голода. Особенно зимой. В землянке сидишь, топить нельзя, а то фашисты с неба дым увидят и сразу бомбить начнут, все поляжем тогда. Так мы трубу сеткой закрывали, брали тол, поджигали – по землянке такая копоть была, мы все в саже. Зато никто не болел от простуды.
А с едой всегда тяжко было, кушать хотелось постоянно. Давали нам краюшку сухаря и кашу перловую или кукурузную, разве наешься. Летом было хорошо, земляники насобираешь, в кашу насыплешь, перемешаешь – и вкусно, и домом пахло. Лошадь один раз пришлось есть, потому что силы нужны были. Голод-то на войне – не тетка, в бой надо с силами идти, на голодный желудок много не навоюешь.
Мы, когда немцев в Керчи порвали, пошли дальше. Немцы в окопах все побросали, в том числе и еду – драпали страшно. Они в плане еды хорошо жили. Так мы их едой питались – трофеями (смеется). Картошка, крупы, мясо – у них все как порошок сухое было, мы такое отродясь не видали. Это сейчас такое продается, а тогда-то для нас в диковинку было. Так вот мы кипятком заливали их еду и ели, ничего, продержаться можно на таком сухпайке.
Вообще-то нам не разрешали эти съедобные немецкие трофеи брать, говорили, что могут быть специально отравлены, чтобы, значит, солдат так истреблять. А что думать о том, что отравишься, когда есть охота, в животе урчит. У немцев же кроме порошковой еды еще были замороженные свинина и тушенка. Так что мы кушали, и шли дальше немцев уничтожать».
Когда Советские войска освободили Керчь в каменоломнях были люди, которых немцы использовали в качестве рабочей силы. «Местные жители в каменоломнях камень для немцев добывали, мы их всех освободили, а фашистов, кого убили, кого в плен взяли. Под Сапун-горой меня ранило в 44-м, снарядом зацепило. Обстрел был, пуляли кто куда, вот и в меня попало – в ногу и палец на руке. Отлежался в санчасти возле моря, а потом вернулся в строй. Дальше Польшу освободили.
Потом я в Берлине побывал. Ох и сопротивлялись тогда немцы сильно, а все равно бесполезно это было – взяли мы его. Как немцев одолели, поехали расписываться на стенах Рейхстага, там штукатурка была, так мы прямо ей и расписывались. Мы понимали, что победили. Радость такая была – не передать. Конец войне. Кричали «Ура», стреляли в воздух, салют давали.
Знамя на Рейхстаг водружали три человека. Мы стояли где-то в 700-х метрах от них. Я же телескопист был, глядел в бинокль и видел, как трое на Рейхстаг полезли со знаменем, один знамя нес и водружал, а двое с автоматами наготове были – прикрывали его, ну и мы с земли тоже на страже были. Война ведь страшное дело, каждую секунду можно ждать чего угодно».
Но самое страшное, что пришлось увидеть на войне, по словам ветерана, – это концентрационный лагерь Бухенвальд (освобожден 11 апреля 1945-го – Ред.): «В концлагере много людей погибло. В Бухенвальде людей в печах сжигали. Много, много людей сжигали. Заводили в помещение голых людей, там пол проваливался, они все падали в печь и там сгорали заживо. Так страшно. Вокруг Бухенвальда 500 метров где-то был один лес, рядом не было населенных пунктов. По периметру концлагерь был обнесен колючей проволокой. Много там людей полегло... Ой, страшно. Все было в колючей проволоке, кто пытался сбежать, погибали на колючке, под током была. Очень страшно (вздыхает).
Вот моя военная книжка, в ней все мои похождения записаны. Награжден медалями «За отвагу», «За Берлин», «За Варшаву». Все мои награды фронтовые, а их у меня двадцать штук, политые кровью. Все они мне дорогие, каждая. Это все мои заслуги. Каждому на войне медаль или орден доставались кровью. Я участвовал в боях за Кубань, Тамань, Крым, Варшаву и Берлин…».
После Победы над фашистскими захватчиками, дивизию, в которой служил Иван Кириллович, отправили в Веймар, поселив в здании бывшего немецкого госпиталя. Там он прослужил еще до 1949 года, «немного научился говорить по-немецки», и демобилизовался в звании ефрейтора. Вернулся домой, в свою родную станицу Ново-Александровскую. Фронтовика-героя сразу взяли на элеватор рядовым бойцом военизированной охраны, а потом командиром отделения ВОХР.
«В 49-м к нам часто заходила молоденькая 19-летняя почтальонша, почту приносила, ну и влюбились мы друг в друга. Шестерых детей народили. Я сутки отдежурю на работе, двое – дома. Десять лет так отработал, потом в строительство перешел – асфальт клал, крыши ремонтировал, еще 15 лет отработал и потом на пенсию ушел. С женой мы прожили 64 года, ушла она из жизни, я один остался. Вот дети (трое осталось), внуки и правнуки – большая семья у нас, дружная. Десять внуков и четырнадцать правнуков. Так что я – богатый (смеется)».
Источник "Время МСК"
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689