Верни стену!
Когда-то наши предки – большие охотники – оставили наскальную живопись в память о том, как на мамонта ходили и охотились на саблезубого тигра.
А после нас тоже кое-что останется: потому что мы не лыком шитые, мы тоже наскальную живопись умеем. А даже если и не живопись, то кое-что интересное о себе донесём – это однозначно.
Дверь моего подъезда – никакая не железная, а самая деревянная. Она со страшной силой скрипит – и закреплена пружиной, оттого при входе, если не придержать её, хлопает. А если она хлопает, баба Аня с первого этажа выбегает: «Я тебе сейчас, мерзавец такой, по голове так же хлопну!».
И хорошо, что никакого домофона нет: потому что подъезд мой – настоящий музей. В искусстве ж оно что важно? Чтобы доступно.
А на стенах – «Ленка я тебя люблю». Зачёркнуто. Рядом: «Ленка шлюха». И это не просто оскорбление какое. Тут, если глубже копнуть, боль от первого разочарования в любви. Сначала: мечты, радость первого подъездного поцелуя, бабочки в животе. А потом черным-черно, как маркер этот – чёрный. Ленку видели с Серёгой с третьего этажа, и он ей шапку срывал с головы, а она смеялась.
Дальше – целая стена памяти. Там, на стене этой, живее всех живых: Цой, Хой, Горшок и Летов. «Пластмассовый мир победил», «Мама, мы все тяжело больны» - цитаты нетленных хитов, выведенные твёрдой подростковой рукой.
Хаотично вокруг гениталиями всё разрисовано. У каких-то даже заботливо название подписано, чтобы зрителя не путать.
А вот там в углу притулилось стихотворение: «- Любишь? - Люблю! - Докажи! -Докажу! - А достанешь звезду? - Да, достану, смогу!». Отчего-то девчонки любили такими стихотворениями стены изводить – в каждой букве вырисовывали любовь безответную.
А парней поэзий наскальная совсем иная: «Если любишь самогон – нарисуй ещё вагон!». «Если ты не но голубой нарисуй вагон другой». «Не пей вино, не ешь говно, живи в лесу, люби осу».
А только у потомков проблемы с расшифровкой будут всё одно. Тут поди да разберись, что кроется за аббревиатурами «ЛОХ», «ЧМО», «4ever».
Но то отголоски. Маркерным этим надписям добрых десять лет каждой – и это минимум. Сейчас надписи на стенах совсем другие пошли: в них сплошь и рядом философия, в них глубина мысли пуще глубина Марианской впадины. В них знание жизни. Не пишут уже «Сеня лох» с лёгким сердцем, не окрестят рукой твёрдой Ленку Макарову из четвёртого дома «шмарой тупой». И вагон в последний раз какой-то творческий любитель самогона подрисовывал в 2008 году, когда шёл, цепляясь за стены, домой – а надеялся, что мамка не учует.
На стенах выведет кто-то «Ты родился оригиналом. Не умри копией».
Одним росчерком чёрного фломастера зачеркнёт целую эпоху Ленок Шлюх, живого Цоя, признаний в любви и ненависти. Потому что не положено так.
Пройдёшь мимо: «Ишь ты! Глубоко! Философски!». И, чуть подумав: «А всё ж без шарма».
Достанешь маркер – вандал чёртов.
Снимешь крышечку.
И вагон подрисуешь, хоть самогон пил один раз – и чуть не умер наутро.
Читать автора в телеграм: @ponaehalee
Автор: vk.com/ponaehalee1
На заборе недалеко от моего дома, на бетонном заборе, калиграфически: Аня, я тебя люблю. Руслан. Черным. Зачеркнуто крест-накрест красным: Руслан дебил, Анька шлюха. Шекспир утонул в сонете.
Виден технический прогресс. Последний вагон уже в 3D.
Сначала, конечно, радость - чистенько, красота. Этаже на третьем начало накрывать, там, где уже лет десять как было сердечко с моим именем, нарисованное первым парнем. А мой, пятый, весь в цитатах, записках "Зайди ко мне. Лена." и датами, с героически сделанными с перил спичечными подпалинами на потолке... превратился в царство бело-голубого гламура. И вот не поверите - разревелась.
Отвоевали красные у белых цистерну спирта. Василий Иванович думал-думал как сделать так, чтобы солдаты не узнали, что в цистерне. Придумал:
— Написал на ней С2Н5ОН, знал, что его солдаты в химии не сильны, спать лег. На утро все бойцы в стельку пьяные. Василий Иванович спрашивает у Петьки:
— Как вы догадались, что там спирт? А тот ему отвечает:
— Смотрим там написано ОН.
— Попробовали, точно ОН.