Хозяйка Врат (главы IV-V)⁠⁠

(Окончание. Читать сначала: глава I, глава II, глава III)

IV

Шагнул — и рухнул с высоты.

— Ох! — сказал Иван, поднимая лицо из грязи.

Падая, он зашиб локоть, да ещё что-то неприятно отдалось болью в боку, но кости были вроде бы целы. Он перевернулся на спину.

Над ним нависала чёрная стена избы, залитая бледно-розовым светом. Открытая дверка одиноко висела на петлях, проём за ней был похож на разверстую пасть чудища.

Послышались торопливые шаги. Приподнявшись на локтях, Иван увидел, как из-за избушки выбегает, припадая на хромую ногу, Фроська, а за нею — Волк.

— Цел? — с тревогой спросила девчушка. — Что ж ты сигаешь, не глядя! Голову-то не зашиб?.. — и тут же, приняв суровый вид, холодно добавила: — Хотя что тебе сделается, дурнее уж верно не станешь.

В руку Ивана ткнулся влажный волчий нос.

— Иван в порядке, — констатировал Волк. — Только царапина на щеке.

Иван принялся обтирать лицо от грязи рукавом.

— А я чуть не померла, — сердито сказала Фроська. — С перепугу-то.

За её спиной раздался скрипучий смех. Фроська вздрогнула и отскочила в сторону.

— Ну как, — осведомилась Хозяйка. — Ужо на том свете, али ишшо на этом?

Иван сердито засопел.

— На этом, — признал он. — А только ты меня всё равно не удержишь. Не пропустишь в ворота — так я на дереве повешусь или в реке утоплюсь! Тогда уж и не захочешь, а проведёшь.

— Вот тогда и поговорим, — злобно отозвалась старуха. — Может ещё и не проведу. Мне условия никто не ставит. Я тут покамест Хозяйка Врат, а не ты.

Развернувшись, она тяжёлой поступью заковыляла обратно к лестнице в избу. Фроська протянула руку, чтобы помочь Ивану подняться, но тот отмахнулся.

— Чай, не калека, — угрюмо сказал он, и тут же пожалел о сказанном, увидев, как Фроська прихрамывает при ходьбе. — Прости. Не подумавши сказал.

— Ты о чём? — не поняла та. — Ах, это. Пустяки.

Идти в избу Ивану не хотелось, и он присел на нижнюю ступеньку. В воздухе тонко зудели комары. Где-то вдалеке цвиркала малиновка. По мёртвому лесу гулял ветер, сухие ветки потрескивали и гремели, словно подвешенные на бечевках старые кости.

Фроське, видно, тоже не хотелось возвращаться в мрачную избушку, и она уселась рядом с Иваном.

— Всё хорошо?

Иван пожал плечами.

— Не очень, — признался он.

— А ты смелый, — сказала Фроська. — Не всякий так вот бросится, очертя голову…

— Не надо, — попросил Иван.

Локоть всё ещё болел, но он почти не замечал этого. Хотелось расплакаться, но слёз не было, только снова подступила к сердцу тупая и тянущая боль, от которой, он знал, никакие травы и заговоры не спасут.

Фроська умолкла. Когда молчание затянулось, Иван, чтобы сказать хоть что-нибудь, спросил:

— Что у тебя с ногой-то?

— А, — отмахнулась Фроська. — Ничего.

Приподняла подол платья, выпростала из-под него левую ногу, скинула лапоть. Пальцев у неё не было, а с ними и еще трети ступни — лишь бугрились белые шрамы на обрубке.

— Уродка я, — с горькой усмешкой пояснила Фроська. — Вишь, как.

Иван помолчал. Девчушка сунула культю в лапоть.

— Не уродка, — сказал Иван. — Вовсе ты не уродка. Не мели чепухи.

— Ай, — снова махнула рукой Фроська. — Может и не уродка, только хожу, словно утка, да плясать не могу.

Она шмыгнула носом.

— Любила плясать раньше, — сказала она. — Так уж любила.

Иван не знал, что ей ответить, и умолк. В запястье ему впился комар, но он не спешил его прихлопнуть, а только смотрел, как набухает у того брюшко.

— Час поздний, — сказала Фроська. — Тут делать-то вечерами нечего, ни прясть, ни ткать, ни шить. Спать только разве, да за день не устанешь, и спать не тянет.

Комар напился и улетел, растворился в ночи.

— А как ты к Хозяйке попала? — спросил Иван.

— Вот так и попала, — Фроська снова выпятила вперёд покалеченную ногу. — В лесу меня оставили, а она нашла.

— В лесу?..

— Ага, — кивнула Фроська. — Прошлой зимой, на Карачуна.

— Так ты…

— Живая я. Не мёртвая.

— Я хотел сказать — ты Карачунова невеста?..

— Как видишь, уже нет, — хмыкнула Фроська. — Ногу взял, а меня не взял.

— Волк не понимает, — признался Волк.

— Зимой, на Карачуна, день к прибыли поворачивает, — объяснил Иван. — А следом самые лютые морозы приходят.

— Волк всё ещё не понял, — покачал головой Волк.

— Меня ему отдали, — отстранённо сказала Фроська. — Чтоб зима тёплая была. Отвели в лес и привязали к дереву. Обычай такой…

Иван поёжился.

— А Хозяйка нашла и с собой забрала, — добавила девчушка. — Нога только вот почернела. Отрезать пришлось. Жаль. Плясать не могу больше. Остальное-то ладно…

— Может, наловчишься со временем, — попробовал подбодрить её Иван, и сам сразу понял, что сказал глупость.

— Да какая разница, — отозвалась Фроська, обкусывая ноготь. — Здесь, в лесу, никому до этого дела нет. Какие уж тут пляски. Не то место.

Иван кивнул.

— Может ещё отпустит? — сказал он. — Вернёшься.

— Волк поможет, — с готовностью сказал Волк. — Фрося может сесть на Волка, и Волк увезёт.

— Увезёт? — удивилась Фроська. — Вы что, думаете, это она меня держит?

— А разве нет?..

— Конечно, нет! — фыркнула Фроська. — Я сама при ней нахожусь. По дому помогаю. Двор и избу мету, воду ношу, печь вот топлю да хлеб готовлю. Тут дел-то немного.

— Дел, может, и немного, — сказал Иван. — Да уж больно место жуткое.

— Место как место.

— А родные как же?..

— Родные меня замерзать бросили, — отрезала Фроська.

Иван прикусил губу.

Ветер утих, и в лесу воцарилась тишина. Над чёрными ветками взошла почти полная луна, выбелила черепа, насаженные на частокол. Иван посмотрел на Фроську. Та тоже посмотрела на него, но тотчас отвернулась. В уголках её глаз серебром блестели слезинки.

«Морозко». Автор: © Игорь Ожиганов

— Сам-то расскажешь? — спросила Фроська.

— О чём?

Вопрос был ненужным; Иван отлично понял, о чём она спрашивала, просто хотел хоть ненадолго оттянуть момент, когда придётся ответить. Промолчать или соврать ему казалось стыдно — всё ж беспокоилась о нём девчонка, помочь пыталась. Да и перед ним открылась, искалеченную ногу не постеснялась показать.

— Про твою Любаву, — сказала Фроська. — И ещё как вы двое встретились. Не каждый день, знаешь, человек с волком дружбу заводят.

— А, это, — улыбнулся Иван. — Ну, ничего особенного. Так, знаешь, повстречались однажды…

— Волк съел коня, — сказал Волк. — Это был конь Ивана. Волк сожалеет. Волк предложил свою помощь, чтобы вернуть долг.

— За такого провожатого не жаль и коня отдать, — с чувством сказал Иван. — С ним не пропадёшь. Нипочём бы я сюда не добрался, кабы не он…

— А Любава?

Иван вздохнул.

— Жена моя. Она умерла.

— Это я поняла, — покачала головой Фроська. — Что случилось-то?

Иван облизнул пересохшие губы.

— Разбойные люди напали, — ответил он. — Ехали мы как-то небольшим отрядом лесной дорогой, а тут они…

— О-о…

— С лошадки её сбили, да саблей… Вот так. Отбиться-то мы отбились, да только её уже не спасли.

Фроська накрыла его ладонь своей.

— Жаль её. Красивая она была?

Иван кивнул. К горлу подкатил отвратительный ком, и он с большим трудом заставил его опуститься обратно.

— Беременна она была, — добавил он. — Так обоих и схоронили.

Из избы донеслись раскатистые звуки, словно кто волочил борону по деревянному полу.

— Храпит уж, — определила Фроська. — Теперь хоть пушкой стреляй, до рассвета не пробудится.

Они помолчали. Потом Фроська спросила:

— А разбойников тех поймали?

Иван кивнул.

— И что?..

— Отец приказал сечь, — безразлично отозвался Иван. — А потом лошадьми порвали.

Фроська вздрогнула. Словно только теперь заметив, что уже глубокая ночь, и на небе светит луна, сказала:

— Спать уж пора. Идём, что ли, в избу? Я лавки вдоль печи переставлю, одну себе, другую тебе. И Волку место найдётся.

— Волк предпочитает спать на улице, — отозвался Волк. — Волк не любит замкнутые пространства.

— Это пожалуйста, — сказала Фроська и обернулась к Ивану. — Так что, идём?

Тот поразмыслил и решил, что подниматься в избу ему всё ещё не хочется.

— Мы тут немного посидим, — ответил он. — На небо посмотрим.

Фроська поднялась по ступенькам. Скрипнула дверь. Старуха всхрапнула во сне. Над лесом пронеслась с уханьем сова.

— Дружба, — сказал вдруг Волк.

— Что?

— Она сказала — у нас дружба. Ты тоже так считаешь?

— Конечно, — кивнул Иван.

Волк легонько махнул хвостом.

— Волк это ценит, — сказал он. — У Волка никогда не было друзей.

— У княжеских сыновей зато их много, — с горечью ответил Иван. — Только все фальшивые. Ты вот первый настоящий. Да Любава ещё была… Но это другое.

— Волк ценит дружбу, — повторил Волк. И, чуть помолчав, добавил: — У Волка тоже была подруга. Волчица.

— Была?

— Капкан, — коротко ответил Волк. — Волк уже справился с потерей. Иван тоже справится.

Иван криво улыбнулся.

— Иван в порядке?

— В порядке, — кивнул Иван. — Больно только. А так ничего. Даже хорошо.

— Волк воет, когда чувствует боль внутри, — сказал Волк.

Иван поднял глаза к небу и увидел, как на фоне бледной луны мелькнула на мгновение тень совы.

— В такую ночь, наверное, только и выть, — сказал он.

— Волк так и собирался, — признался Волк.

— А Хозяйку не разбудишь?

— Волк тихонько. И Иван пусть присоединяется.

— Давай, — согласился Иван.

Волк поднял седую морду и вслушался в ночь, словно дожидаясь подходящего момента. А потом завыл. Вой его, чистый и густой, поднимался вверх, раскалывая небо на тысячи мерцающих осколков. В сердце Ивана вскипели, вспенились вдруг тоска и боль одиночества, скопленные им за долгие месяцы. Подступивший было опять к горлу комок вдруг распался, растаял, и стало ему легко.

Задрав голову, он набрал воздуха в лёгкие и завыл вместе с Волком, выпуская прочь всё дурное, всё болезненное и недужное, выплёвывая из себя всю отраву мира. Мёртвый лес слушал их, и черепа на частоколе внимали их вою, и даже далёкая сова опустилась на ветку и перестала ухать, прислушиваясь.

А в избе, слушала их, лёжа на лавке, Фроська. Одну руку она подложила под голову, и слёзы, стекая по щеке, капали в сгиб её локтя. Потом она тихонько поднялась с лавки, ощупью прошла вдоль печи и осторожно, чтоб не скрипнуть, толкнула дверь. Босиком вышла на ступеньки, села на верхнюю, вытянув перед собою ноги, вдохнула полной грудью.

И тоненько присоединилась к ночному хору.

V

Спать ушли не скоро. Долго ещё все трое сидели, глядя на луну и широкий пояс Млечного пути. Волк, умолкнув, положил морду на лапы и уставился в одну точку. Фроська спустилась вниз, угнездилась на нижней ступеньке, подобрав под себя ноги, и привалилась к плечу Ивана. Он сидел, задумавшись о чём-то, и едва ли даже заметил её. Потом, вздрогнув, очнулся от мыслей и сказал:

— Не простыть бы тебе. Идём в дом.

Он пожелал Волку спокойной ночи, но, не дождавшись ответа, так и не смог решить — то ли тот уже спит, то ли не счёл нужным отвечать, и поднялся следом за Фроськой.

Едва опустив голову на лавку, он провалился в сон.

Ему приснилось, как он верхом на Волке скачет куда-то сквозь ночной лес, а позади сидит, обнимая его за плечи, Фроська — почему-то сидела она босиком и растопырив ноги в разные стороны. Хозяйку видно не было, но во сне он знал, что она гонится за ними следом, гулко топая по влажной земле, и вот-вот нагонит. Он подгонял Волка: «Скорей, скорей!» Сухие дубы и колючие кустарники неслись им навстречу, но Волк так искусно находил меж ними проходы и лазейки, что ни разу его наездники даже не оцарапались. Лишь одно дерево острой веткой зацепило его воротник и принялось дёргать, пытаясь сорвать с волчьей спины…

Он проснулся. Что-то и правда дёргало его за одежду. Иван приоткрыл один глаз, и тут же, отпрянув, ударился головой о печь.

В.М. Васнецов. «Баба Яга».

Старуха стояла над ним, запустив скрюченный палец под его воротник, и пыталась его расшевелить.

— Ну, наконец-то, — заскрипела она, когда он, вскрикнув, скатился с лавки на пол.

— Пробудился? — окликнула Ивана Фроська. — Утро на дворе.

Она уже деловито орудовала у стола, вытаскивая на него горшок со вчерашней кашей, подогретой в печи.

— Пойдёшь на двор, Волка позови, — сказала она. — Завтрак поспел.

Волк от завтрака отказался, но в избу всё же зашёл, усевшись у самой двери. Единственная ложка опять досталась Ивану. Наскоро поковыряв в горшке с кашей, он отдал ложку Фроське. Хозяйка молча и недвижно сидела на полатях, взирая на гостей зрячим глазом, отчего у Ивана то и дело пробегали по спине мурашки. Наконец он поднялся из-за стола и сказал, поклонившись Хозяйке:

— Спасибо за хлеб-соль.

Чуть замявшись, спросил:

— Может, всё же пропустишь меня?

Не дождавшись ответа, повернулся к Фроське.

— Пора нам идти, — сказал он. — Раз такое дело… Ты прости, если что не так. И прощай.

Фроська поднялась с лавки.

— Прощай, Иван.

И порывисто обняла его. Он тоже приобнял её за плечи, погладил по голове. Они постояли так, а потом Фроська отпустила его.

— Прощай, — и, шагнув назад, отвела глаза в сторону. Он кивнул.

Тут старуха наконец зашевелилась, сползла с печи. Проковыляла через комнатку и ткнула Фроську под рёбра пальцем.

— И ты уходи, — проскрипела она. — Иди с этим вон, живым-тем.

— Как же это? — опешила Фроська.

Она едва не задохнулась от неожиданности, растерянно заморгала, переводя взгляд с Хозяйки на Ивана, словно ища у того поддержки.

— Как это мне уходить? Почему это?..

Старуха молчала, не сводя чёрного немигающего глаза с Фроськи.

— Уходи, — повторила она.

У Фроськи подкосились ноги, и она обессиленно села на скамью.

— Что я сделала? — пролепетала она. — Что я сделала? Разве я тебе не помогала?.. Как ты без помощницы-то?.. Кто тебе печь будет топить? А в избе мести?..

Хозяйка не двинулась с места, только все её черты словно бы сильнее заострились и живой глаз ещё почернел.

— Я ведь всё для тебя… Что ты говорила, всё делала, — в глазах у девушки заблестели слёзы. — А ты меня гонишь вон со двора? Разве я не старалась?.. Разве не угождала тебе, не помогала, чем могла?.. Не гони меня…

Тут Хозяйка блеснула чёрным глазом и лязгнула зубами.

— Глупая девчонка! — зарычала она, гулко притопнув ногой. — Нешто я без тебя опрежь не справлялась?.. Ступай вон, говорю! Кончена твоя служба.

Фроська разревелась в голос и бросилась к двери — Волк едва успел отскочить с её пути. Толкнула дверь, выскочила наружу.

— Волк присмотрит, — быстро сказал Волк и юркнул в дверь следом за нею.

— Что ж ты! — в сердцах брякнул Иван. — Разве можно так?..

Старуха зыркнула на него злобно.

— Как?..

— Да вот так! — Иван почувствовал, как поднимается в нём гнев. — Зачем её обидела? Она к тебе всей душой, а ты!.. Сердца у тебя нет!

Хозяйка не отвечала.

— Ладно ещё, надо мной посмеялась, — Ивана понесло. — Кто я тебе?.. Никто. И Любава моя тебе никто. Но Фроська-то!.. Нельзя, что ль, по-человечески?..

— По-человечески? — зашипела старуха. — По-человечески с ней люди обошлись. А я ей лучше делаю.

— Да куда ж ей идти? — выкрикнул Иван. — Ведь у неё нет никого. Ты не подумала об этом? Что же ей, на улице с голоду подыхать, как собаке?..

Тут Хозяйка повела длинным носом, засопела, задышала громко, словно принюхиваясь; сощурила живой глаз и обратила к Ивану мёртвый, налитый белым туманом. Лицо её потемнело, губы изогнулись дохлыми змеями. Выпрямилась во весь рост — и оказалась на голову выше Ивана. Голос её загремел в ушах, словно небесный гром.

— А моя ли в том вина? — рявкнула она. — Мне до живых заботы нету. Это вы вечно гонитесь за теми, кого не догнать. Всё пытаетесь мёртвым угодить, а мимо живых проходите, да ещё толкнуть в грязь норовите. Думаешь, я не знаю, что живые-те творят? Я всех мёртвых встречаю и провожаю, да только ни одного жизни не лишила. А вы, живые — не вы ли других живых мёртвыми делаете?..

Она подняла руку и толкнула оглушённого Ивана в грудь, отшвырнула от себя. Он упал, и она нависла над ним, склонилась мёртвым глазом к самому его лицу.

— Мне хватает забот, — сказала она уже обычным своим противным и скрипучим голосом. — Каждого я отвожу в его срок. И Любаву твою я отвела. И тех, кто в её смерти повинен. И тебя отведу — когда твоё время будет. Все придёте ко мне — тут уж я и позабочусь о вас. А покуда не пришло время — заботьтесь вы друг о друге. О живых пусть живые думают.

Хозяйка отодвинулась от него, и Иван понял, что росту она снова обыкновенного, маленького, а сгорблена будто бы даже сильнее, чем раньше. Он сел на полу, растерянно глядя на неё.

— Ну? — требовательно спросила Хозяйка. — Будешь заботиться-то?

— О Фроське?

— И о ней тож. Хватит ей, молодой, в домовине лежать. Пора и жизнью жить.

— Позабочусь, — тихо пообещал Иван.

— Вот и добро, — кивнула Хозяйка. — А теперича ступай.

Иван поднялся, машинально отряхнул рукой штаны. Взял свою котомку, брошенную у стены, поднял её на плечо. Неловко поклонился.

— Прости, Хозяйка.

Она смолчала. Он направился к выходу, но в самых дверях обернулся и спросил:

— А когда оно?.. Моё время?

Старуха ничего не ответила. Иван понимающе кивнул.

— Я просто… Просто ещё раз хотел с нею увидеться.

— Так увидься, — скрипнула Хозяйка. — Глаза-те, чай, есть?..

— Да как же?.. — не понял Иван. — Ты ведь не пустила меня!

— Пустила, — ответила она. — Пустила. Куда всех, туда и тебя пустила. Ты не больно-то и спрашивался.

Иван моргнул.

— Не понимаю, — признался он. — Разве это не то же место?..

— То же, — кивнула Хозяйка. — Куда всех, туда и тебя…

— Где ж она?.. Как её увидеть?..

— А ты смотри вокруг, и увидишь, — ответила Хозяйка, смягчаясь. — В облаке небесном. В лебеди на пруду. В камышинке над рекой. В полевом цветке да в берёзке. Ты смотри, смотри почаще.

Она шагнула к нему раз, и другой, и с каждым шагом преображалась. Расплылись уродливые морщины, сгладились острые черты, выпрямилась спина, налилась живым теплом кожа, и увидел он образ, который живым обычно не виден. Услышал голос, тёплый и материнский:

— Никуда я её не забирала, не уводила. Жива она. Только иначе жива-то. Ты, главное, смотри, и увидишь.

Горячие слёзы потекли из Ивановых глаз.

— Ступай, — и Хозяйка мягко толкнула его за дверь. — Ступай теперь. Придёшь, когда позову.

Словно во сне, спустился он по ступенькам и прошёл по двору, вытирая лицо рукавом кафтана.

Волк сидел под воротами. Фроська, обняв обеими руками его шею, уткнулась ему в загривок. Она уже не рыдала, а только шмыгала носом — выплакалась. Волк терпеливо сносил это, но, увидев Ивана, спросил:

— Иван в порядке?

Иван молча кивнул. Протянул руку, провёл по Фроськиному плечу.

— Идём, Фрося.

Она поднялась, и Волк сказал:

— Волк повезёт Фросю, если Фрося устанет.

Втроём они вышли за ворота и пошли по дорожке прочь от избы. Старые дубы скрипели ветвями, пели птицы. Дорогу им перебежал торопливый ёж, спешащий после ночной охоты к себе домой. Иван вдруг понял, что лес живёт — хоть и сухой, и старый, но вовсе не мёртвый. Под трухлявым пнём приметил он россыпь боровичков, а рядом, на кусте калины грозди красных ягод.

Он поднял глаза к небу. Сквозь сплетённые ветви увидел он синюю мозаику неба и белые барашки облачков, и показалось ему на минуту, что в одном из облаков угадываются знакомые черты.

— День хороший, тёплый, — сказал он. — Сейчас из самой чащи выйдем, а там уж грибов наберём, ягод на ужин.

— Волк отыщет грибное место, — пообещал Волк. — Волк не ест грибы, но чует.

На низко свисающую ветку уселась малиновка, склонила набок рыжую головку, чирикнула что-то, а потом вспорхнула и улетела прочь. Иван обернулся посмотреть назад, но обнаружил, что не видит ни избушки, ни частокола — то ли скрылись за поворотом, а то ли не было их там.

— Ты не бойся, Фрося, — сказал Иван. — Я тебя не брошу. Я обещание дал.