Жду новый пост

Серия «Похождения Геракла»

Спустя много лет, уже во взрослом возрасте, сын Зевса узнал, что у его позорного недуга есть решение: надетые на нос два куска стекла, которые изготавливались по особому заказу в Микенах. Не тратя ни минуты, Геракл тут же направился туда, чтобы узнать подробнее о данном модном изделии. И первой новостью для него стало то, что авторскими правами этот шедевр обладает не кто иной, как царь Микен. Личность это была специфическая, мнительная и весьма падкая на развлечения. Кроме того, царь очень завидовал герою, поскольку Эврисфею достались всего лишь сильнейшее царство Пелопоннеса, презрительно огромные земли и одна из главных красавиц Древней Греции, Антимаха, в царицы, а зараза Геракл, видите ли, был объявлен сыном Зевса всего лишь за то, что в детстве каких-то змеек узлом завязал.

Первый подвиг

Приехав в Микены, Геракл решил не тратить время попусту и поинтересовался, где живёт царь. Микенцы прослыли вежливыми древними греками, поэтому никто из них даже не крутил пальцем у виска, когда показывал подслеповато щурящемуся герою в сторону огромного дворца, прекрасно видимого из любой точки города. Пройдя через несколько рынков и проложив при этом новые проходы как через торговые ряды, так и через стены, сын Зевса остановился перед главным входом дворцового комплекса. А поскольку в огромном древнегреческом мегаполисе наподобие Микен слухи распространяются быстро, то царь узнал о дорогом госте ещё до того, как тот случайно снёс ворота, когда попытался осторожно постучать.

— Ба, да это же герой всея Греции, — развеселился правитель, когда пыль улеглась. — Чем обязаны столь высокому визиту?

— Я к тебе, царь, и вот по какому делу, — начал Геракл.

— Для начала, я не люблю весь этот формализм, — тут же прервал его Эврисфей. — Так что давай обходиться без «царя» и всего ему подобного. У нас тут все равны. Почти.

— А как же мне тогда к тебе обращаться? — удивился Геракл и поглядел на прислугу, которая после дополнения правителя приуныла обратно.

— Можешь шефом, — заулыбался правитель Микен. — Ты же ко мне на службу пришёл, как и предписано?

— Какую службу? — не понял будущий легендарный победитель чудовищ.

— Как это какую? — в свою очередь растерялся царь. — Ты же герой?

— Ну да, — неуверенно кивнул Геракл.

— Вот. Зевсом предписано, чтобы герои мне служили. Слышал об этом?

— Слышал, но я не хочу, — заупрямилась будущая легенда. — Мне и так хорошо, в рамках хобби подвиги совершать.

— Так, Геракла вычёркивай, — повернулся к секретарю Эврисфей, а знаками показал этого не делать. — И зачем ты тогда сюда явился?

— Говорят, что у тебя стёкла волшебные есть, чтобы видеть хорошо.

— Ах, так ты за очками, — рассмеялся правитель Микен. — Их есть у нас, но заплатить надо.

— Сколько? — коротко спросил Геракл.

Царь щёлкнул пальцами, и самому героическому герою Эллады подали рекламную амфору с расценками. Сын Зевса совсем не по-героически прищурился в попытке понять, что за число, написанное мелкими-мелкими знаками, занимает всю нижнюю часть поверхности сосуда.

— СКОЛЬКО???

Раскат грома, прозвучавший в тронном зале и оказавшийся возгласом крайнего удивления, превратил амфору в пыль, впечатал свиту в стены, а царя вместе с троном опрокинул назад. От более длительного полёта монарха спас балласт в виде золотых украшений.

— Меньше никак, — развёл руками Эврисфей, пока оставшиеся в живых слуги ставили трон на место.

— У такого числа название вообще есть?

— Я опросил шесть философов, — признался монарх. — Пятеро сказали, что нет. Шестой сказал, что найдёт, но спился от стресса.

— Да это ж грабёж, царь! — Возмутился Геракл, и стража от греха подальше побросала оружие и на всякий случай стала подписывать акт капитуляции.

— Ну что ты хочешь от меня? — развёл руками Эврисфей. — Устройство дорогое, серийное производство не освоено. Я тебе ещё скидку сделал, как известной личности.

— Я же такие деньги за всю жизнь не заработаю, — расстроился Геракл и стал от волнения отщипывать пальцами кусочки мрамора от колонны.

— Ну, это не беда, — успокоил героя Эврисфей, пока тот не расщипал все опоры у дворца. — Как насчёт рассрочки?

— Это как? — заинтересовался сын верховного бога.

— Это ты очки получаешь сейчас, а платишь потом, — разъяснил ему царь, обрадованный, что снос дворца откладывается

— Так я и потом таких денег не наберу, — приуныл Геракл, потянувшись пальцами к колонне.

— Оплатишь работой! – нашёлся Эврисфей. — Мне как раз нужны такие как ты.

— Какие?

— Именно такие! — принялся рассказывать микенский правитель. — Вот ты зачем подвиги совершаешь?

— Как зачем? — не понял герой. — Потому что могу.

— Мда. Логично. А ещё?

— Ещё природу дикую спасаю.

— Понятно, — вздохнул царь и знаком велел принести прибор для спасения героического зрения нуждающемуся богатырю. — У нас ты ещё и зарплату получать за это будешь. И ею можешь расплатиться за очки.

Слуги медленно и торжественно внесли на подушке конструкцию из двух бронзовых цилиндров и зажимов, с помощью которых чудо-машина должна была держаться на голове. Трясясь и косясь на своих предшественников, всё ещё впечатанных в стены зала, они подошли к Гераклу и протянули ему царский «подарок», за который ещё предстояло расплатиться. Герой предельно осторожно взял устройство пальцами и водрузил на античный нос, ахнув от удивления, когда мир вокруг него обрёл чёткость.

— Ты животных любишь? — поинтересовался царь.

— Обожаю! – заулыбался Геракл. — Они у меня прямо с рук едят! А что делать надо?

— Сейчас расскажу, — ответил коронованный диспетчер героев, продолжая улыбаться, пока герой примерял очки. — Ты слышал, какое горе постигло Немею?

Геракл, к счастью для царя, не знал, поэтому тот продолжил.

— Беспощадная зверюга ежедневно сокращает поголовье скота и местных жителей, — поведал герою Эврисфей, картинно обхватив голову руками и качая ею.

— Поголовье скота местных жителей? — осторожно уточнил Геракл.

— Нет-нет, — отозвался царь, которому понравилось изображать вселенское горе. — И поголовье скота, и поголовье местных жителей. А я, будучи добрым и заботливым правителем, не могу это так оставить!

— А может быть просто покормить его? — поинтересовался Геракл. — Может ему в дикой природе недокладывают мяса.

— Докладывают, — скривился Эврисфей. — Он сожрал целое стадо коров, а потом закусил пастухами.

— Да, это не дело, — согласился Геракл. — И что от меня требуется?

— Ты должен с ним поговорить и объяснить, что в микенских землях так вести себя не принято, — важным и торжественным тоном сказал царь. — Пойдёшь один. Стражи в Немее не осталось.

— Как это не осталось? — не понял будущий воспитатель. — А где она?

— Кто-то внутри льва. Три, нет, четыре отряда, — стал загибать пальцы Эврисфей. — А ещё два отряда, которые первыми к нему отправились, наверное, уже вышли и где-то в лесу лежат.

— Подожди, царь, — остановил будущего начальника Геракл. — Они что, не смогли его убить?

— Не смогли, — ответил входящий в роль главного над главным героем. — Стрелы от него отлетают, копья гнутся. Один солдат выжил, сумел рассказать.

— Могу я с ним поговорить?

— Можешь попробовать, — криво ухмыльнулся Эврисфей. — Только он в запое третий месяц. Один советник решил уточнить, насколько были успешны те, кто с дубинами пошёл.

— Насколько? — осторожно поинтересовался Геракл, которому были важны любые детали задания.

— Лев их отобрал, — начал Эврисфей. — А потом поймал их бывших обладателей и…

Царь остановился и безнадёжно махнул рукой.

— В общем, ты дубину с собой лучше не бери, когда пойдёшь, — добавил он после некоторой паузы. — Дружеский совет.

— Когда? Не «если»? — уточнил Геракл. — А где остальные герои?

— Они очень заняты, — отозвался Эврисфей, явно разволновавшись.

— Чем? — продолжил настаивать на более детальном ответе Геракл.

— Важными заданиями, — вновь уклонился царь. — Ты отправляешься или нет? Гривастый сам с собой не побеседует.

— Ладно, поговорю с этой кисой, — согласился Геракл, который уже привык к замечательному зрению в очках.

— И ещё, — добавил Эврисфей. — У нас тут введена система КПГ.

— Чего? — не понял представитель античных богатырей.

— Кэ Пэ Гэ, — по буквам повторил Эврисфей.

— А что это? — всё равно не понял стажёр.

— Ключевые показатели героизма, — растолковал царь. — У подвига должно быть доказательство. Принеси мне… Скажем… Его шкуру.

— Это мне что, с него шкуру сдирать? — поразился Геракл. — Я же не…

— Почему сразу сдирать, — поморщился Эврисфей. — Ты же с ним поговоришь?

— Нуу… Да, — неуверенно кивнул сын Зевса.

— Убедишь не нападать на крестьян?

— Постараюсь.

— Не постараешься, а убедишь, — твёрдо настоял на своём царь.

— Хорошо, убедю… убежу… убе… — запутался Геракл.

— Внушишь необходимость, — закатив глаза к потолку, подсказал Эврисфей.

— Да, внушу необходимость не нападать, — подтвердил обрадованный воитель.

— А заодно внуши ему необходимость снять шкуру, — приказал микенский правитель. — И принеси её мне. Понял? Мне нужна его шкура.

***

Несколько дней спустя Геракл, гордо поблескивая новыми очками, подходил к логову Немейского Льва. Герой навёл отдавившие нос цилиндры на тёмное пятно в скале и увидел, что это огромная пещера. Всё вело к тому, что со львом предстояло драться в темноте и тесноте. В таких условиях дорогое устройство вполне могло разбиться о стенку. Поэтому герой воткнул копьё в землю и набрал в грудь побольше воздуха.

— Эй, киса немейская! — заорал Геракл во всю полубожественную мощь своих лёгких. — Выходи по-хорошему!

Вызов на дуэль, эхом разлетевшийся по долине, вызвал сразу несколько неожиданных эффектов. Во-первых, урожай оливок в этом регионе Древней Греции собрался сам собой, причём сразу в корзины. Во-вторых, чудесным образом исцелились от несколько десятков нищих, сидевших возле ближайших храмов. Как только мраморные колонны над ними зашатались, слепые, расталкивая шустро вскочивших хромых, бросились к выходу. В-третьих, на ближайших фермах стали нестись даже петухи. Но самый неожиданный эффект случился возле пещеры: Геракл услышал позади себя мягкие приближающиеся шаги и, обернувшись, понял, что льва не было дома. Хищник как раз вернулся, привлечённый криками и очень заинтригованный, кто же тут так орёт.

Оказавшись прямо возле сына Зевса, Немейский Лев решил, что не принять участие в шоу «Голос» вместе с таким титулованным соперником будет невежливо. Поэтому, раскрыв пасть пошире, повелитель саванн с удовольствием продемонстрировал герою всей Древней Греции ширину своей пасти, остроту своих зубов, а заодно мощь голосовых связок. Однако в процессе демонстрации, когда даже Геракл впечатлился недюжинными талантами своего визави, произошло непредвиденное: страшно дорогой прибор соскользнул с геройского носа. Последнее, что успел заметить Геракл – блеск бесценного устройства где-то между львиных челюстей.

— Ой! — воскликнул сын Зевса, схватил льва за морду, раскрыл ему пасть пошире и начал шарить рукой в глотке. — Нет-нет-нет. Где же они?

Очков не было. Геракл удивился и стал шарить рукой глубже. Лев удивился ещё больше и попытался вырваться.

— Сидеть! Плохая киса! — прикрикнул на него герой, залезая в пасть хищнику по плечо.

Лев выпучил глаза и ещё раз попробовал освободиться, после чего, осознав бесполезность своих попыток, обмяк и попытался получить удовольствие.

Очки так и не нашлись. Удовольствие тоже.

— Ой, беда какая, — причитал Геракл, прощупав все кишки представителя кошачьих до прямой включительно. — Они же такие дорогие. Что же делать-то?

Здраво рассудив, что его мнение никому не интересно, лев не ответил.

— Ладно, киса, — решил Геракл. — Мне надо было принести от тебя только шкуру с гривой, но раз так получилось – понесу тебя целиком. А по дороге найдём очки.

Хищник попытался опротестовать принятое решение, однако оно оказалось принято единогласно, потому что кота опять спросить забыли. Перекинув связанного льва через плечо, Геракл отправился в обратный путь, при каждом удобном случае пытаясь разыскать проглоченные очки.

На второй день лев вспомнил весь свой словарный запас древнегреческого и попытался объяснить, что очки вообще-то упали рядом с ним на землю, а не в пасть. К несчастью для гривастого Геракл был так взволнован из-за потери, что не внял клятвенным заверениям хищника и продолжил поиск бесценного творения микенских мастеров.

— Киса, не волнуйся, — успокаивал он льва в процессе. — Мы обязательно их найдём. Я обещаю.

Если немейского хищника и волновало что-то в такие моменты, то точно не судьба очков.

На пятый день пути в Микены Геракл с удивлением обнаружил, что лев перепилил языком верёвки на лапах, сбросил шкуру и сбежал. Как стало известно много позже, бывший немейский царь зверей стал веганом, принял буддизм и ушёл в паломничество в Тибет, где основал собственный монастырь, став признанным мастером стиля Лысого Тигра. А Геракл отправился в Микены, с грустью осознавая, что кредиты – зло, потому что очков у него теперь нет, а платить за них всё равно придётся.

***

Геракл прибыл в город, неся свёрнутую львиную шкуру на плече. При входе стража, оценив размеры добычи, предпочла открыть ворота настежь и укрыться за створками, впервые в истории продемонстрировав построение «Испуганная черепаха». Беспрепятственно, сопровождаемый толпой зевак, двигающихся на очень почтительном расстоянии, герой всея Эллады прибыл во дворец. Эврисфей, завидев подчинённого, сначала приподнялся на троне, а затем, увидев, что тот несёт, взвыл в ужасе. Пока Геракл протискивался в двери тронного зала, царь подпрыгнул и забился в щель под троном, потеряв по пути корону. Победитель Немейского Льва сделал несколько шагов к трону и остановился, повернувшись к нише между колонн.

— Шеф, я принёс добычу, которую ты просил, — объявил Геракл, подслеповато щурясь и протягивая шкуру статуе Эврисфея.

— Ты что, всего льва притащил? — донеслось в ответ откуда-то со стороны трона.

— Что? — повернулся к источнику звука Геракл, зацепив статую шкурой, отчего мраморное изваяние лишилось руки. — Нет. Это только шкурка, как ты и просил.

— Тогда это замечательно! — воскликнул царь Микен, превращая собственное замешательство в триумф, тут же выбрался из-под трона и направился к герою. — Значит я наконец смогу показать всем соседям, кто тут настоящий царь, явившись на ежеквартальный сбор монархов в мантии из львиной шкуры.

— Эээ, шеф, — смутился Геракл, только сейчас узнавший о судьбе, ожидающей трофей. — Есть проблема.

— Что не так?

— Она не обрабатывается.

— То есть как? — не понял Эврисфей.

— Её ножом не разрезать, топором не разрубить, — признался герой. — Я её даже порвать пытался. Не рвётся, скотина.

— Хм, — фыркнул царь Микен. — Тогда она для меня бесполезна. Кстати, где твои очки?

— Шеф, — совсем унылым голосом произнёс стажёр. — Тут такое дело...

— Антимаха, моя супруга, хочет на день рожденья сумочку из крокодиловой кожи, — сказал царь.

— А, крокодила принести? — догадался Геракл.

— Можно и крокодила, — согласился Эфрисфей. — Только не живого.

Несколько дней спустя Геракл отправился в поход за чешуёй. С собой он взял своего любимого племянника Иолая, чтобы тот показывал дорогу и читал вслух то, что написано на указателях. Слабой стороной спутника было то, что он слишком много думал наперёд. Он даже читал вывеску над дверью прежде, чем войти. Немыслимое дело для древнего грека!

Несколько дней спустя воители спустились в болотистую низину, заросшую тонкими деревцами и густой травой по колено. Поднялся густой туман, и видимость ухудшилась до пары десятков шагов. Настроение у обоих было столь же пасмурным.

— Слушай, дядя Гер, — в очередной раз начал занудствовать Иолай. — А нельзя поймать простого крокодила?

— Нет, Иол, нельзя, — строгим голосом сказал сын Зевса, кутаясь в шкуру Немейского Льва. — Нельзя убивать бедных животных ради их шкуры.

— Где мы тогда добудем эту чешую?

— Есть такая тварь, Иол, — начал рассказывать Геракл. — Зовётся она Лернейской Гидрой. Говорят, что чешуя у неё больно красивая. А ещё она бессмертная. Или что-то вроде того.

— То есть убивать нельзя, — начал строить логические выводы Иолай. — А с живой шкуру содрать, значит, можно?

— Так она же бессмертная! — стал спорить герой легенд. — Что ей будет? Заживёт как... Как на гидре!

Иолай хотел что-то сказать, но так и застыл с разинутым ртом и широко распахнутыми глазами, глядя куда-то за плечо Гераклу. Обернувшись и подслеповато прищурившись, тот увидел, как из-за невысоких деревьев поднялась голова на длиннющей шее.

— Д-д-дяд-дя Г-гер... — запинаясь, попытался соединить звуки в связную фразу Иолай. — Эт-т-то...

— Жирафик! — обрадованно воскликнул Геракл.

— К-какой жирафик? — поражённо спросил племянник, от удивления ставший меньше заикаться.

— Шея длинная, морда глупая! Значит жираф! — заключил Геракл. — Что я, жирафов не видел?

«Жирафик» тем временем заметил пререкающуюся парочку и недобро зашипел, сверкая зелёными глазами и капая ядовитой слюной с длинных и многочисленных зубов. Привлечённые звуками, над деревьями появились ещё две головы.

— Да их тут целое семейство! — обрадовался Геракл, бросаясь вперёд. — Не бойся, они травоядные.

— Кто? — тупо хлопая глазами, уточнил племянник.

— Жирафы! — отозвался Геракл, бросил копьё, лук и стрелы и подбежал к разинувшим клыкастые пасти жирафам. — Они кушают травку! Сейчас мы их приручим.

Первая увидевшая добычу голова, облизнувшись, рванулась вперёд, но в следующее мгновение оказалась в стальной хватке полубога, схватившего её за шею. Остальные головы бросились в атаку, но Геракл, перехватив первую под мышку, так же легко поймал и остальные, реагируя на движения силуэтов и не обращая внимания на детали.

— Иолай, ты посмотри, какие они голодные! — позвал он племянника, который тем временем пытался вспомнить, есть ли в Древней Греции валерьянка. — Собери нам листиков, мы их покормим!

«Жирафики», не поняв, к кому они попали, и какой заботой собирается окружить их любитель дикой природы, злобно зашипели стали плеваться ядовитой слюной. К несчастью для них, Геракл плотно укутался в шкуру Немейского Льва, которой оказался нипочем даже яд Гидры. Клацая зубами и дёргаясь, головы упёрлись всеми четырьмя имеющимися у них на троих лапами и попытались вырваться из захвата.

— Сейчас-сейчас, дядя Гер вас покормит, — ласково обратился к ним сын Зевса, выдрав здоровый пучок травы и вместе с землёй запихивая в ближайшую раскрытую пасть.

«Жирафик», не оценив угощения, перестал шипеть и попытался выплюнуть гостинец, но не тут-то было. Геракл схватил голову за челюсти и с силой сжал, заставив их сомкнуть. С огромным трудом и мукой в глазах, «жирафик» проглотил первую порцию новой диеты и, закатив глаза, выключился.

— Вкусно ведь? — заулыбался Геракл, выдёргивая новый пучок травы. — Вкусно.

Одна из голов, увидев приближающееся к ней средство гастрономических пыток, дёрнулась изо всех сил, стараясь вырваться из плена.

— Да не ёрзай ты! — заворчал Геракл и попытался подтащить голову поближе, но через мгновение понял, что та отделилась от шеи. — Ой. А это как?

— Г... Гер, сзади! — донёсся вопль Иолая, и живая легенда мгновенно отреагировала, схватив голову ещё одного жирафика.

А затем, через секунду, Геракл поймал ещё одного.

— Так вас тут пятеро! — обрадовался он ещё больше. — Какая у вас большая компания! Ничего, всех накормим! Иолай! Тащи дерево! Жирафы же листву едят!

Головы, услышав обещание, взвыли в ужасе и стали вырываться в попытке выскользнуть из железной хватки. Безуспешно. Геракл не мог допустить, чтобы хоть одно из животных осталось голодным. Герой слишком сильно любил природу, поэтому шансов спастись у «жирафиков» не было.

— Да не ёрзайте вы, — вновь выругался герой и слегка сжал все четыре шеи под мышкой, от чего те захрипели, раскрыв пасти, куда тут же была загружена трава с землёй. — Всем достанется. Ой, да что ж я вас травой-то кормлю. Вы же с деревьев кушаете.

Не дождавшись, когда Иолай принесёт, наконец, дерево, Геракл выдрал свободной рукой ближайший молодняк и, держа его за ствол, стал запихивать в пасть одной из голов. Та попыталась вырываться, но непреклонность искателя чешуи сделала своё дело, и дерево было съедено. Секунду спустя ещё одна вырывающаяся голова была накормлена. А ещё через пару секунд Иолай доволок ещё пару стволов, которыми Геракл тут же принялся кормить остальных жирафиков.

— Видишь, Иол, они уже почти не вырываются! — сказал он бледному другу, который в ужасе смотрел то на Геракла, то на «жирафиков», то куда-то за деревья. — А куда ты смотришь?

Иолай не успел ответить, как за деревьями раздался грохот, и «жирафики» тут же обмякли.

— Ой! — забеспокоился Геракл. — Что это с ними?

— Переели, кажется, — осторожно заметил Иолай, уворачиваясь от ошмётков, летящих из-за рощи. — И спят.

Среди прилетевших кусков туши один оказался был достаточно крупным. Чешуя на нём переливалась всеми цветами радуги. Иолай отлепил кусок от дерева и подошёл к дяде. Тот тем временем теребил обмякшие головы «жирафиков» и явно очень волновался по поводу их состояния.

— Слушай, дядя, а это не чешуя Гидры? — как бы невзначай поинтересовался Иолай у Геракла, который уже собрался делать головам искусственное дыхание.

— Что? — рассеянно спросил сын Зевса, повернувшись к племяннику. — Ой! Правда! Она! А ты где её нашёл?

— Да вон там висела, — показал Иолай на дерево. — Прилетела после того взрыва.

— Странно, — задумчиво произнёс Геракл. — Что же такое с Гидрой могло случиться, что чешую закинуло сюда?

— Не знаю, — пожал плечами лучший племянник сильнейшего древнего грека. — Лопнула, наверное.

— От чего? — не понял Геракл.

— От переедания. Голов много, а желудок один. Пошли домой.

— А жирафики?

— Поспят и придут в себя, не волнуйся.

Пожав плечами, Геракл принялся собирать чешую с деревьев, а Иолай, улучив момент, сцедил с пастей «жирафиков» яд Гидры в кувшинчик.

— Ты что это там делаешь? — послышался за спиной строгий голос дяди.

— А я... Это, — отозвался Иолай, спешно придумывая оправдание, чтобы не получить по афедрону. — Смазку для стрел собирал.

— Чего? — не понял Геракл.

— От слюны жирафа, говорят, стрела летит лучше, — выкрутился Иолай. — Какая-то там аура динамики.

— Так, дал сюда, — приказал Геракл и забрал кувшинчик у племянника. — Не мешай им спать. Возвращаемся.

Иолай понуро отошёл от останков Гидры, вручил кувшинчик дяде и, подхватив мешки с пожитками, направился в сторону Микен. Геракл же, проводив его взглядом, с секунду смотрел на кувшинчик, а затем подхватил свой колчан.

— Ничего в аэродинамике не смыслит, а умничает, — поворчал он на племянника, смазывая стрелы почти что наощупь, а затем направился следом за Иолаем.

— Дядя, а для чего мы вообще за шкурой этой пошли? — подал голос верный племянник на обратном пути.

— Царице Антимахе понадобилась чешуя на какую-то сумку, — отозвался Геракл.

— Ничего себе, — удивлённо сказал Иолай. — Так и сказала, на сумку?

— Вроде да, — почесал затылок Геракл, безуспешно пытаясь вспомнить детали.

— А давай им сюрприз сделаем и сами её сошьём, — подал идею племянник. — Вот она обрадуется!

— Сумка, наверное, нужна особенная. Постараемся! — твёрдо заявил дядя, найдя удобное для работы место. — И материала у нас многовато, кажется, набралось.

— Значит ещё что-нибудь придумаем, — обрадовался Иолай. — Больше – не меньше.

— И то верно, — согласился Геракл, силясь вспомнить, не упустил ли он какой-то важный нюанс.

Вспомнить не получилось. Сумка, сумочка. Какая разница.

Прибыв в Микены, дядя с племянником первым делом направились к Эврисфею. Царь в это время пытался вспомнить, есть ли в древнегреческом пантеоне бог глухоты, как его зовут и как ему помолиться, чтобы на время избавиться от ворчания супруги, изнемогающей без новой сумочки. Когда правитель был готов начать молиться Медузе Горгоне, чтобы она превратила его в красивую статую, в зал торжественным шагом вошли Геракл и Иолай. Племянник тащил волоком большой сундук, царапая дорогущую мраморную мозаику, выложенную на полу тронного зала.

— О, вы вернулись! — воскликнул обрадованный Эврисфей, вспомнив, наконец, куда он отправил эту пару. — Ну как? Всё получилось?

— Шеф, всё вышло даже лучше, чем планировалось! — с пафосом заявил Геракл и покосился на племянника, который как раз доволок до царя и царицы сундук. — Мы не только добыли всё, что потребовалось. Мы и сумку сделали! И ещё хватило на...

— Дорогой, ты не забыл, — промурлыкала царица, нетерпеливо барабаня пальцами по подлокотникам своего трона.

В этот момент Эврисфея срочно отозвали министры, и герои остались наедине с царицей.

— Показывайте скорее! — приказала Антимаха. — Я хочу увидеть её прямо сейчас.

— Но... — попытался возразить Геракл.

— Да ладно, я никому не расскажу, что увидела подарок до вручения, — заулыбалась царица.

Торопливо раскрыв замок на сундуке, искатели приключений выудили из сундука шедевр последнего хрипа моды и продемонстрировали будущей имениннице.

— Это... Это... что? — медленно, старательно подбирая приличные слова, сказала царица, глядя на бесформенный чешуйчатый мешок, переливающийся всеми цветами радуги.

— Это – заплечная сумка! — гордо заявил Геракл, демонстрируя, как надеть мешок за лямки на одно плечо или сразу на два. — Очень удобная!

— В... Вы, — попыталась связать фразу поражённая правительница Микен, но Геракл слишком увлёкся, чтобы реагировать на такие мелочи, как реакция заказчика.

— Сюда можно положить принадлежности для разведения костра! Вот тут привязывается спальник, а вот сюда можно сложить пойманную рыб...

— Вы долбанулись что ли?! — заорала разъярённая царица. — Я правлю Микенами вместе с мужем! Я встречаюсь с высшим светом древнегреческого общества! А вы мне рыбу таскать в мешке предлагаете?!

Осознав, что без технического задания они зашли в модных экспериментах куда-то далеко не туда, путешественники поспешно спрятали мешок в сундук и принялись вытягивать оттуда что-то ещё.

— Я хотела изящную сумочку! Сумочку! — продолжала неистовствовать царица, способная напугать своим видом даже видавшего виды Ареса. — А не мешок, к которому можно привязать спальник!

— Вашличество, мы исправимся! — поспешно крикнул Иолай, вытащив, наконец, вторую часть общего подарка.

— Вы исправитесь?! — ответила белая от злости Антимаха. — Вас столько лет природа исправить не может, думаете, что сами исправитесь?!

— Да вы сначала взгляните на это! — воскликнул Геракл, показывая на переливающийся купальник из чешуи Гидры. — Посмотрите, как переливается!

— Купальник из чешуи?! — спросила поражённая наповал царица.

— Это самая нежная чешуя! — возразил Иолай прежде, чем Геракл успел его остановить. — Снятая из-под хвоста!

— Вы совсем больные? — упавшим голосом поинтересовалась Антимаха, лишь изредка хлопая широко распахнутыми глазами.

— Почему больные? — не понял Геракл, решив зайти с козырей. — Вы посмотрите. Он же вам так к лицу!

В тронном зале воцарилась гробовая тишина. Антимаха медленно встала с трона, меняя цвет лица с белого на багровый.

— К лицу? — тихо прорычала царица, что, однако услышала половина дворца. — Чешуя с задницы Гидры мне к лицу?!

— Эээ... Вашличество, дядя не так выразился, — попытался спасти положение Иолай.

— Пошли вон отсюда! — заорала Антимаха так, что приказ приняла на свой счёт вторая половина дворца и часть центральных городских районов.

Вылетевшие двумя стрелами из дворца искатели приключений на свои афедроны уныло переглянулись.

— И что делать теперь будем? — мрачно спросил Иолай.

— У меня есть идея, — сказал Геракл. — Шеф любит рыбачить, а его любимое клёвое место, по слухам, захватили какие-то птицы и не дают никому там отдыхать.

— А царица нас за это точно простит?

— Нам сейчас главное, чтобы шеф не рассердился.

— Верно. Так что, в путь? — спросил воодушевлённый племянник.

— В путь, — кивнул дядя.

— А! Вот вы где! — подошёл к ним царь. — Надеюсь, царица не заставила вас показать подарок, и я смогу показать его лично?

— Шеф, — ответил Геракл, старательно не глядя в глаза Эврисфею. — Тут такое дело...

— А что, служивые, — бодро начал знакомство Иолай. — Герои в вашем городе есть?

— Кому и Геракл – герой, — бросил в ответ самый здоровый из солдат и тут же исполнил шестерное боковое сальто, получив в ухо от упомянутого сына Зевса, стоявшего рядом.

— Теперь у вас есть герои, — торжественно сообщил забившимся в угол после такого вступления Геракл. — Рассказывайте, что тут у вас случилось. Будем наводить порядок. Кто у вас главный?

Девять указательных пальцев, появившихся из-за импровизированного укрепления за опрокинутым столом, указали на громилу, растянувшегося на полу в позе звезды. Для выяснения, что тут собственно творится, пришлось его отпаивать и возвращать из страны сладких снов. Описанная картина оказалась ещё более унылой, чем городская архитектура. Как оказалось, налетающие на город птицы ни в грош не ставят ни имя царя Эврисфея, ни доблесть местной стражи.

— Нам надо срочно что-то предпринять, — заявил Геракл, когда они оказались на пустынной улице, а за их спинами громко захлопнулась дверь гостеприимных казарм, и стражники, судя по звукам, подпёрли её всем передвигаемым и отрываемым, чтобы гости, не дай боги, не вернулись.

— Предлагаю их прогнать, — тут же начал планировать племянник. — Поставим пугала и...

— Ни в коем случае! — воспротивился сын Зевса. — Они прилетают потому что голодные и хотят кушать. Представь, как они будут переживать, если мы их выгоним! А если они певчие?! Ты представляешь, какой мы ущерб природе нанесём, если они из-за стресса петь перестанут?!

— Дядя, — серьёзным голосом сказал Иолай. — Ты солдат слышал? Как ты думаешь? То, что эти певчие птички вытворяют, для природы менее вредно?

— Что ты такое говоришь, Иол? — поразился Геракл. — Они же природой созданные...

— Повреждённые они природой, а не созданные! — выругался племянник. — Не должны птицы на виду у всего города устраивать...

— Помогите! — вмешался в дискуссию искателей приключений третий голос.

Принадлежал он крестьянину почтенных лет, с роскошной бородой, которая развевалась подобно серебристому плюмажу, пока её обладатель с неожиданной прытью нёсся по пустой улице, поднимая облака пыли. Не рассчитав тормозной путь, искатель помощи слишком поздно стал замедляться и, врезавшись, едва не опрокинул своих потенциальных защитников.

— Помогите! — вновь заорал он уже вблизи, вызывав у дяди с племянником звон в ушах. — Птицы мою тёлку крадут!

Путешественники замерли, тупо глядя на умоляющего о помощи простолюдина. К такому повороту в поведении пернатых они готовы не были.

— Кого крадут? — осторожно уточнил Иолай.

— Тёлку мою! — едва не зарыдал крестьянин. — Помогите, умоляю, я не справлюсь с ними!

Геракл и Иолай переглянулись.

— Тёлка – это святое, — твёрдо сказал сын Зевса.

Племянник молча кивнул, и они двинулись за стариком, который вновь взял такой темп, что герои едва за ним поспевали.

— Быстрее, быстрее! — поторапливал их крестьянин, обдавая облаками пыли из-под сандалий.

— Кто этот мощный старик? — на бегу поинтересовался у дяди Иолай, едва поспевая.

— Понятия не имею, — ответил Геракл, сам едва выдерживая темп бега. — Дед, а ты уверен, что её ещё не уволокли?

— Вы её не знаете! — сказал им крестьянин, не снижая скорости. — Она ещё отбивалась, когда я побежал за помощью,

— А не староват ли ты для тёлки? — поинтересовался у него Иолай, чувствуя, что сбивается с дыхания. — Тебе лет-то сколько?

— Какая разница?! — ответил вопросом на вопрос старик. — Тёлка молодая, это важно! Ну быстрее же! Я без неё помру!

Вылетев на торговую площадь, троица застала похитителей на месте преступления. Несколько птиц неизвестного вида, взмыленных и покрытых пылью с хохолка до лап, упорно пытались взлететь в воздух. Все их попытки проваливались по двум причинам. Первая заключалась в том, что они успели вываляться в грязи и пыли, растеряв полётные свойства. Второй же причиной было то, что с собой они пытались прихватить корову. Животное явно было не радо подобному обществу, а посему активно отбивалось, раз за разом отправляло пернатых злодеев в грязь и вызывая всё более злобный клёкот.

— Вот она! — радостно заорал старик и с голыми руками бросился в атаку. Амфибрахия, я привёл помощь! А вы проваливайте!

Птицы, обернувшись и увидев, что на этот раз воевать им придётся с тремя противниками, поспешили ретироваться. Бегом, по земле. Геракл и Иолай, в свою очередь, привалились к стене ближайшего дома, пытаясь отдышаться.

— Дед. А дед, — тяжело дыша, обратился к крестьянину Иолай. — Сделай милость, скажи, что это не та тёлка, о которой ты говорил.

— Как не та? — поразился старик. — Именно та! Моя Амфибрахочка!

— От души, дед, — благодарно выдохнул Иолай и повалился на землю, потеряв сознание от усталости.

Геракл же, отдышавшись, закинул отключившегося племянника на плечо, направился к пристани.

К моменту прибытия к месту предполагаемой схватки Иолай успел прийти в себя, но не стал подавать виду, наслаждаясь парой минут отдыха. Дядя, правда, вскоре заметил, как племянник косит глазом, разглядывая окрестности, и бесцеремонно скинул его с плеча в ближайшую канаву, откуда тот выбрался, ругаясь на чём Ойкумена стоит.

Берег с роскошными виллами представлял собой не просто жалкое, но и крайне загаженное зрелище. Птицам понравилось кружить над местом, где чаще всего располагались заполненные рыбой рыбацкие лодки. Не меньше пернатым понравились места, наиболее оптимистичные представители знати пытались организовать пышные обеды. Заканчивалось это моральным и материальным ущербом, нередко и древнегреческими жертвами. Во время первой же попытки отогнать наглых захватчиков жители с ужасом поняли, что стрелы попросту отскакивают от их оперения. Более того, после попаданий птицы стали ронять перья, которые неслись вниз как брошенные с большой высоты бронзовые короткие мечи. Результат их встречи с чем-то кроме доспеха или щита тоже был немного предсказуем. Потеряв несколько десятков солдат и стражников, власти издали указ не стрелять по птицам и попытаться разделаться с ними на земле, когда те устанут летать. Эти попытки также провалились, поскольку оперение птиц обеспечивало им прекрасную защиту от любого оружия, имевшегося в наличии у гордых древних греков. Птицы же, поняв, что им на земле тоже ничего не грозит, облюбовали крыши роскошных вилл, терпеливо наблюдая за прибытием очередной рыбацкой лодки. Особенно насиженным местом стала царская резиденция, по периметру которой расселась огромная стая, не оставив на крыше свободного места.

— Может кто-то объяснить, что это? — поинтересовался Геракл, указывая на птиц, переливающихся на солнце всевозможными бронзовыми оттенками.

— Стимфалийские птицы, — вздохнув ответил стражник, не решаясь выглянуть из-за каменного козырька. — Они уже несколько недель сидят над виллой царя и ждут лодки.

— Почему вы их не прогнали? — поинтересовался Иолай, глядя на то, как одна из бестий безуспешно пытается пробиться клювом через бронзовую перьевую броню, чтобы почесаться.

— Да их попробуй прогони! — возмутился в ответ стимфалийский житель, сидя рядом со стражником. — Они же как взлетают, так перья во все стороны летят. Прибьют и не заметят. А если от перьев увернулся, так они...

— Они что? — нетерпеливо спросил у запнувшегося жителя Иолай, но тот лишь показал на старую лодку.

Судёнышко лежало на берегу, давно не спускаясь на воду, и единственным, что предохраняло его от полного распада, было просто неимоверное количество характерных птичьих следов, которыми они так любят отмечать любой памятник.

— То они вот это... — сказал житель, почему-то показав на царскую резиденцию. — А вон там они вообще перьями давно крышу пробили и внутрь...

— Что внутрь? — не понял Геракл, но житель снова замолчал, уводя взгляд.

— Ладно, дядя Гер, давай думать, что делать с птицами, — попытался отвлечь его Иолай, догадавшийся о том, что и в каких количествах скопилось творится внутри здания виллы за несколько месяцев столь пристального птичьего интереса.

— Нет, подожди, племянник, — заупрямился Геракл. — Надо проверить царскую резиденцию внутри.

Иолай похолодел, глядя, как живая легенда всей Древней Греции направляется к дверям виллы, рискуя потерять статус живой. Из-за своего зрения Геракл совершенно не обращал внимания на слюдяные окна, выгибающиеся под давлением содержимого наружу. Зато на это очень внимательно смотрели все жители и стражники, находящиеся возле резиденции.

— Если он откроет дверь, нам всем тут... — тихо начал прячущийся под козырьком стражник, и все остальные, не дослушав, бросились на Геракла, стараясь оттащить от дверей.

Общий энтузиазм, помноженный на панику, и увещевания присоединившегося к жителям Иолая совершили невозможное: Геракл передумал.

— Ладно, — сказал он. — Насколько там всё внутри плохо?

— Там до краёв, — лаконично прокомментировал ситуацию один из стражников. — Каждый молится, чтобы окна лопнули не в его смену.

— Но если эти птички посидят там ещё немного, — добавил второй, указывая на крышу, где расселись бронзовые гады, с интересом рассматривая двуногих сверху вниз. — То об окнах можно будет не волноваться.

— Почему? — на автомате спросил Иолай, уже догадывающийся, каким будет ответ.

— Потому что тогда выдавит двери, — невесело усмехнулся первый стражник.

— Не будем тянуть время, — заявил Геракл, накинув на плечи ставшую уже привычным плащом львиную шкуру и направившись к ближайшей лодке у воды. — Накормим их до отвала, а потом осторожно перенесём в новое место и там покормим ещё. Они там и поселятся.

— Дядя Гер, я не уверен... — попытался возразить Иолай, но тут стена одной из обжитых птицами вилл решила, что с неё хватит роли насеста, и с грохотом рухнула.

Огромная бронзовая стая загалдела и взмыла в воздух, разбрасывая вокруг себя перья и кое-что похуже.

— В укрытие! — заорали стражники, закрывая щитами себя и гражданских и спешно уводя последних под навесы.

Через пару мгновений в деревянную защиту воткнулись первые бронзовые снаряды. Кого-то отбрасывало от попаданий, кого-то ранило. Кому-то повезло ещё меньше, потому что в них прилетели не перья.

Иолай бросился к дяде, уворачиваясь и от снарядов, и от солдат, старающихся защитить его посредством перемещения в укрытие посредством пинков. Геракл тем временем, щурясь, старался рассмотреть шевелящееся орущее облако, которое изливалось на площадь бронзовым дождём.

— Дядя Гер, планы поменялись! — закричал герою на ухо племянник, привычно уклоняясь от рефлекторно дёрнувшегося в его сторону кулака. — Надо их ловить. На еду они не купятся.

— Да я уже понял, — проворчал Геракл. — Тащи рыболовные сети.

— Рыболовные? — не понял Иолай. — Зачем?

— Рыбку ловить будем! — рявкнул на него дядя. — Летучую! Живо!

Племянник бросился к валяющимся на просушке сетям, скоростью подобный Гермесу, спешащему за дерево. Схватив ближайшие, он ломанулся обратно, умудряясь уклоняться от летящих перьев и при этом находя время, чтобы понаблюдать, как стрелы рикошетят от львиной шкуры на плечах сына Зевса.

— Дядя, а ты когда-нибудь неводом птиц ловил? — поинтересовался у него Иолай, протягивая сеть. — Знаешь, как бросать?

— Да чего там знать! — ответил Геракл, размахиваясь полученным ловчим инструментом. — Упреждение взял и...

Первая сеть пролетела мимо стаи и упала где-то на противоположном берегу озера.

— Я попал? — уточнил Геракл, щурясь.

— Не совсем, — осторожно сообщил Иолай, протягивая дяде следующую.

— Ты как кидаешь? — заорали на Геракла жители и стражники, морально поддерживающие спасителя из-под навеса и не желающие оттуда вылезать. — Выше надо! И замах шире!

— Кто это орёт? — уточнил у Иолая потенциальный снайпер, удивлённый и смущённый неожиданным вниманием к своей персоне.

— Болельщики. Не обращай внимания.

Размахнувшись во второй раз, Геракл метнул вторую сеть в зависшую в небе стаю. Завертевшись в воздухе, рыболовная снасть едва разминулась с птицами, которые с криками с криками понеслись в сторону.

— Птички, не бойтесь! — прокричал им Геракл снизу. — Я вас вкусно накормлю!

Ответные крики сверху звучали неразборчиво, но в интонациях ясно читалось, что воздушные массы предложение не оценили. Вздохнув, Иолай зигзагами побежал за новым снарядом.

— Геракл, ты что, косой?! — послышалось с закрытой трибуны.

— Косой! Косой! — внезапно послышалось гарканье сверху, отчего даже прячущиеся фанаты неуверенно выглянули из-под каменных козырьков. Некоторые поплатились за это здоровьем, другие – гордостью.

— Ой, Йол, так это ж попугайчики! — Закричал ловец птиц. — Тащи ещё сеть!

— Нет, я ей-Зевсу утоплюсь, — проворчал Иолай, разыскивая подходящие для ловли птиц сетки. — Какую?

— Вон ту, — указал вошедший в азарт Геракл.

— Вот эту? — переспросил шокированный племянник. — Но она же...

— Отойди! — отпихнул его дядя и, схватившись за край сети, стал раскручивать её, словно молот.

Иолай повалился на землю и закрыл голову руками, стараясь не думать, на чистое место ли он упал. Потому что то, что сейчас раскручивалось над ним, было куда опаснее. Сверху снова донеслось “Косой!”, и Геракл, внеся поправку, запустил свой ловчий снаряд ввысь. Огромная рыболовная сеть расправилась за счёт балласта и двух лодок, ранее привязанных к ней, а сейчас вместе с ней поднявшихся в небо. Быстро вращаясь, квадрат влетел в самый центр стаи. За пару мгновений, остававшихся птицам на осознание происходящего, края сети понеслись вперёд, превращая всю сеть в огромный плетёный шар с бьющейся пернатой начинкой внутри. Углы сети сблизились друг с другом и сцепились в мёртвой хватке, навсегда соединив два балласта, крепившиеся к нижним углам, и две рыбацкие лодки, к которым сеть и была привязана. Крики пернатых перешли в безудержный панический галдёж, когда шар, захвативший большую часть стаи, рухнул в воду и камнем пошёл ко дну.

— Попал! Попааал! — заорали восторженные фанаты, спешно подбирая из имеющейся одежды комбинацию цветов, соответствующую одеянию Геракла. — Гаси! Гаси их!

— Псих! Псих! — послышалось с неба эхом, удаляющимся куда-то вдаль вместе с жалкими остатками стаи.

Жители высыпали на берег, восторженно крича и воздавая хвалы герою, который в это время , взволнованно заламывая руки, смотрел на водную гладь и отрешился от суеты смертного мира, поглощённый столь волнующим его вопросом..

— Дядя Гер, ну ты даёшь, — сказал Иолай когда наконец растолкал толпу восторженных фанаток.

— Почему они не всплывают? — спросил Геракл. — Они уже давно должны были выбраться.

— Видишь ли, дядя, — замялся Иолай, подбирая слова и вертя в руке тяжёлое бронзовое перо. — Я не очень понимаю, как они летать-то могли с такими перьями. А в воде у них точно шансов нет.

— Получается, что я их утопил? — спросил сын Зевса, взглянув на племянника глазами, спешно перебирающимися на самое мокрое место в Ойкумене.

— Нет-нет, дядя Гер, — тут же принялся успокаивать его Иолай. — Ты просто сетку бросил. Утонули они сами.

Геракл неуверенно кивнул, но так и не сдвинулся с берега, внимательно глядя на водную гладь. Поразмыслив, жители решили организовать пиршественный стол прямо на берегу, чтобы виновник торжества был хотя бы виден из-за стола, если не присоединился к празднику.

Эврисфей, к тому времени умудрившийся найти подарок для царственной супруги, невероятно обрадовался новостям об освобождении Стимфала от напасти. Радость его была столь велика, что он лично подарил Гераклу новые очки, прямо перед объявлением о срочном сборе отряда для наведения порядка в избавленном от чудовищ городе. Сообщив удивлённым и восторженным горожанам, что он лично возглавит отряд, царь отправился в личные покои готовить доспехи. Надолго задержавшись у ящика с рыболовными принадлежностями. И так и не дойдя до оружейной.

Наведение порядка в Стимфале началось триумфально. Радостные жители приветствовали своего освободителя, исступлённо крича Эврисфею что-то воодушевляющее. Обрадованный столь тёплым приёмом, правитель Микен решил первым же делом проверить, как идут дела в сердце города, на пристани. А лучше всего, конечно, это можно было сделать из царской резиденции. Предусмотрительно разогнавшие зевак и бестолковую местную стражу, элитные микенские воины выстроились в два ряда вдоль прохода к вилле, приветствуя своего повелителя. Под боевые песни Эврисфей в полном парадном облачении приблизился ко входу, желая первым обозреть свои владения после длительного отсутствия. В итоге последним, что он запомнил, был непонятный звук и что-то странное, вырвавшееся из открываемых высшими советниками дверей резиденции.

Откопали его через пять минут, за которые он успел проведать Аида и прабабушку. У последней Эврисфей поинтересовался, за что ему это наказание.

— Потому что ты болван, — ответила прабабушка голосом Геракла, и царь с воплем проснулся в своей кровати, окружённый толпой лекарей.

Геракл в это время как раз отчитывал одного из них, державшего в руках большой кожаный бурдюк с очень подозрительно выглядящим наконечником.

— Как вы смеете так со мной... — начал было врач, но Геракл махнул рукой, затыкая оппонента.

— Если я сказал, что ты – болван, то так оно и есть. Шеф не нажрался ничего, пока лежал там под слоем... Этого. Так что никакую кальзму я ему делать не дам.

— Клизму, — тихо поправил доктор.

— Всё равно не дам! — отрезал сын Зевса.

— Вы что тут делаете? — слабым голосом спросил Эврисфей. — Что случилось?

— Ты... Эээ... — замялся герой освобождения Стимфала. — Ты под волну критики попал.

— Какую волну? — не понял царь.

— Шеф, — поглядев на тут же притихших врачей, начал Геракл. — Тут такое дело…

— Её величество отправилась в Афины на распродаж... — начал доклад помощник и через мгновение оказался с ног до головы в лечебном растворе.

— Где Геракл?! — рявкнул Эврисфей.

— Ожидает приказаний, — тут же доложил перепуганный помощник, медленно оседая и теряя силы от собственного нового запаха.

— Слушай мою команду!..

Геракл не терял времени даром и, в отсутствие царского семейства, помогал садовникам в уходе за садом, разбитым царицей во дворце. Редчайшие цветы и плодоносящие деревья со всех уголков Ойкумены бережно поливались и подрезались полусотней лучших работников со всего царства Эврисфея. Скромный Геракл вызвался помочь в наименее почётной, но нужной работе – борьбе с угрожающими саду вредителями. Очки, полученные им за освобождение Стимфала, оказались весьма кстати, позволяя заметить самого маленького гада на самом дальнем листке. Собирая жуков и гусениц каждый день, по ночам он выносил мешок с пойманной живностью за пределы города и выпускал в лесу. Садовники не задавали вопросов, потому что это был Геракл. Живность тоже не задавала вопросов, потому что опасалась смены политики. За сбором очередного мешка Геракла и нашёл советник. Слишком увлечённый спасением фауны, великий садовод и не обратил бы внимания на кого-то из царских помощников. Но он ощутил странный запах, от которого ближайшие деревья стали отклоняться назад и даже как будто попытались выкопать собственные корпи из грунта и удрать. Обернувшись, Геракл с величайшим удивлением посмотрел на советника. Одной рукой тот без остановки обтирал себя тряпкой, а второй обливался ароматическими маслами из крошечного кувшинчика.

— Геракл? — коротко поинтересовался советник.

— Я, — столь же лаконично ответил искомый.

— Царский указ, — торжественно объявил сыщик, приняв более торжественную позу, от чего ближайший к нему редчайший саженец краснолистого бегоцвета выкопался и стал оправдывать своё название, улепётывая от двух погнавшихся за ним садовников. — Его величество заказал... Дичь!

— Какую ещё дичь? — не понял Геракл.

— Дикую! — не выдержал советник, всплеснув руками и распространяя вокруг себя непередаваемые ароматы. — С охоты. Или с рыбалки.

— Что это за распоряжения такие? — спросил удивлённый Геракл. — Мне что, рыбаком или охотником для царя заделаться?

— Оракул сказал, что нести царю дичь должен именно ты, — соврал советник, не моргнув глазом. — Тогда он быстро пойдёт на поправку. Или ты не хочешь этого?

Геракл хотел, чтобы царь выздоровел. Откровенно говоря, он хотел побыстрее закончить все его распоряжения и, выплатив долг, сбежать из мегаполиса куда подальше, послав его в созвучном направлении. Но для этого требовалось набрать КПГ. А без царских распоряжений эта задача становилась трудновыполнимой.

— И какую дичь мне надо нести? — поинтересовался Геракл, выразительно глядя на советника.

Тот завис на несколько секунд, сопоставляя суть вопроса и отданные распоряжения.

— Царь требует лютую дичь! Самую лютую.

— Лютую дичь нести? Это я могу — заулыбался сын Зевса.

— И да, дичь должна быть свежайшая. То есть живая, — заулыбался в ответ советник. Так что убивать тебе не придётся.

— Не понял, — покачал головой Геракл, поглядывая наверх над советником. — Мне что, её ловить, вязать и сюда нести?

— Именно, — кивнул советник. — На что ты смотришь?

— Тебе птичку жалко? — поинтересовался у него Геракл. — Мне вот жалко.

Советник хотел в ответ заявить, что он тоже заботится о живой природе и питается исключительно мясом из оливковой пасты в сети трактиров “Куколдос”. Но не успел, потому что ему на голову грохнулась ворона, весь разговор сидевшая на ветке над собеседниками. Надышавшись миазмов, птица решила, что хватит это терпеть, и отпустила ветку, пернатым снарядом приземлившись на голову их распространителя. Геракл хотел задать советнику ещё пару вопросов, но тот в результате близкого общения с фауной оказался в выключенном состоянии, поэтому герою ничего не осталось, как отправиться на охоту.

Два дня спустя Геракл, измотанный бесконечными попытками убедить фауну побыть его дичью, добрался до поляны в лесах Аркадии, где рухнул на траву. Провалившись в сон, он не заметил, как очки соскользнули с носа и сползли по склону вниз на пару метров. Ему было не до этого. Во сне его дипломатических талантов оказалось достаточно, чтобы убедить стать дичью целое стадо оленей, которые радостно выстроились в колонну по одному и маршевым шагом направились с ним в Микены. Прибыв к городу, Геракл принял горделивую позу и осторожно постучал в ворота. Те отозвались странным хрустящим звуком. Пару мгновений сын Зевса не мог понять, почему тяжёлые металлические створки издают звук ломающегося стекла. А затем он проснулся.

В паре метров от него стояла лань с бронзовыми копытами и золотыми рогами, невозмутимо пощипывая травку и нагло игнорируя присутствие столь великого героя. А под одним из копыт герой заметил поблёскивающие искорки. Искорки солнечного света, пробивавшегося через листву и отражавшегося в осколках линз его очков.

В этот момент сильнейший герой Древней Греции понял, что любит животных. Но хорошо видеть он любит больше. Громкий вдох во всю грудь привлёк внимание не только лани, но и всей живой природы в пределах дня езды галопом. Удивлённое бронзокопытное повернуло морду к герою и посмотрело ему в глаза. И тут же поняло, что сейчас предстоит бегать. Много бегать.

— АХ ТЫ КОЗА!!! — заорал Геракл, в одно мгновение оказался на ногах и бросился к лани, забыв о том, что для приемлемого зрения без очков ему надо щуриться.

Силуэт лани чуть изменил очертания, и в следующее мгновение в героя прилетели два задних копыта, даровав ему две секунды полёта и недельную контузию на всю башку. Животное, пробуксовывая на полном приводе, рванулось прочь из леса на север; а Геракл, почесав затылок, схватил свой лук со стрелами и бросился следом.

Щурясь и от ветра, и от необходимости разглядеть стремительно удаляющуюся точку, легендарный охотник стал медленно нагонять улепётывающую во всю прыть рогатую заразу, лишившую его главного счастья в жизни. Орущая в ужасе от картины последствий нежелания смотреть под копыта при прогулках, лань за пару мгновений вылетела за пределы греческих царств и понеслась к Дунаю. Столь же громко орущий от ярости Геракл нёсся следом, вращая над головой найденным по дороге пнём, из которого вышла очень удобная дубина размером с владельца. Обернувшись и увидев пополнение арсенала преследователя, лань мгновенно приобрела серебристый оттенок шерстяного покрова на голове и весь дальнейший путь до Дуная даже орала, заикаясь. Геракл же успел сделать остановку, чтобы сорвать небольшую оливковую веточку с дерева, растущего так далеко на север от привычного ареала обитания. Лань тем временем добралась до берегу Дуная, находясь на пределе видимости и слышимости героя.

— Да стой ты, курица! — заорал ей вслед Геракл. — Я просто поговорить хочу!

Лань, разумеется, не поверила и в один прыжок перемахнула через полноводную реку. Геракл метнул свою дубинку в преследуемую, но без очков его точность хромала на обе ноги, руки и даже пятой точкой неровно перемещалась. Пень, вращаясь, пролетел в стороне от цели, вызвав следом поток ругательств, недостойных сына Верховного Божества, а посему тут не приводимых. На противоположном берегу стояла уже куда более прохладная погода, но лань твёрдо понеслась на север, в Гиперборею. Крайне везучий охотник перепрыгнул реку следом, безостановочно ругаясь и заодно раздумывая над дальнейшими вариантами плана охоты.

В отличие от солнечных и плодородных земель Древней Греции, в Гиперборее уже началась зима. Лань, забывшая переобуться на зимние копыта, перестала вписываться в повороты и поняла, что бежать с прежней скоростью она здесь не сможет. Стремительно приближающийся Геракл издал победный клич и попытался схватить добычу, как только понял, что та лишилась преимущества в скорости. Попытка завершилась очередной встречей с бронзовыми копытами и коротким полётом, который закончился в сугробе. Выбравшись из горы снега, Геракл подслеповато прищурился и разглядел на горизонте стремительно уменьшающуюся точку лани.

— Я тебя всё равно поймаю, овца! — разнеслось гневное обещание над усыпанными снегом долинами.

Потратив пару секунд, чтобы перевести дух, Геракл вновь пустился в погоню и через некоторое время сообразил, что лань побежала по своим следам обратно на юг. При повторном пересечении Дуная сын Зевса наконец-то вспомнил про свой лук со стрелами, который он захватил с собой и который мешал ему всю погоню. Выбросить столь ценный груз было жалко, поэтому Геракл решил продолжить превозмогать все трудности преследования вместе с ним. О стрельбе по живому существу не могло быть и речи. Тем более, что царю была нужна живая дичь. Живая и очень лютая.

За время погони по застуженным землям Гипербореи Геракл сумел приблизиться к лани настолько, что той стали слышны ругательства героя каждый раз, когда тот поскальзывался. Лань тоже скользила, но перевод её ругательств сын Зевса не знал да и не придавал им особого значения. Зато он обратил внимание на то, что погоня вернулась в Аркадию, а на горизонте вновь замаячили знакомые верхушки деревьев того самого леса, где и начался забег.

Геракл влетел под кроны деревьев мускулистым тараном и оказался буквально в нескольких шагах позади своей добычи. Та, обернулась и проорала что-то на оленьем, широко раскрыв глаза от ужаса. А затем лань понеслась через поляну, но совершила страшную ошибку. Рогатая повторно наступила на остатки очков Геракла, так и лежащие там.

Мир вокруг сына Зевса внезапно стал красным, и он, остановившись, схватился за лук.

— Ну всё, коза, тебе песец! — прорычал он, пуская стрелу.

Смазанный ядом гидры снаряд полетел вперёд, но просвистел почти в метре от лани. Лук Геракла не знал промаха лишь при правильном прицеливании. А затем случилось непоправимое. Из-за дерева прямо на пути стрелы вышла молодая древнегреческая девушка в белоснежном платье и с луком за плечом.

— Шо тут за ор? — спросила охотница, в следующую секунду получила ядовитую стрелу в грудь.

Снаряд зазвенел так, будто врезался в бронзовый щит, и отлетел в сторону, попав лани под ноги. Животное споткнулось о древко и, потеряв равновесие, сошло с траектории, влетело лбом в дерево и тут же перешло в режим “Выключено”. А девушка, удивлённо осмотрев сначала стрелу, а затем и лань, медленно перевела тяжёлый взгляд на Геракла. И герою почему-то сразу же вспомнилось, что точно так же на него смотрела царица Антимаха при показе купальника.

— Я не пОняла! — громко оповестила она всех имеющих глупость оказаться рядом с разгневанной богиней. — Ты шо тут устроил, червь безродный?!

— Я... Я, — замялся Геракл, срочно вспоминая, кто из богов любит оленей. — Смилуйся, великая Артемида! Не хотел я стрелять по твоей священной лани.

— Мне плевать, шо ты в неё стрелял! — вскричала в ответ богиня, распугивая птиц, белок и медведя. — Как ты посмел её козой назвать?! Ты шо, не видишь, шо это храциозная лань?!

— А раз такая грациозная, то чего она мои очки раздавила? — обиженно спросил Геракл, посчитав, что оскорбление козой в адрес оленя какое-то уж слишком мелкое для смертной казни.

— А шо ты их раскидываешь, хде ни попадя? — парировала Артемида, размахивая руками для повышения скорости донесения своей точки зрения. — Такие, как ты, как ткань на пятки начнёте натяхивать, так тоже повсюду бросать будете! Бедной лани даже травку покушать нехде!

— Так я...

— Молчать! — рявкнула на него богиня, и Геракл решил не перечить женщине. — Ты с чьехо разрешения тут охотиться удумал?!

— Шеф помирает, — поведал Геракл жалостливую историю. — Ухи просит.

Артемида остолбенела, складывая в уме, как можно из оленя приготовить уху.

— И ты из-за этохо хотел убить МОЮ лань?!

— А я знал, что она твоя?

— А ты видел мнохо ланей с золотыми рохами и бронзовыми копытами?

Спор прервала не вовремя пришедшая в себя лань, которая решила воспользоваться моментом и дать дёру. К её несчастью, после древесно-оленьего происшествия у животного к нервному потрясению добавилось сильное двоение в глазах. В итоге при попытке пробежать мимо спорящих лань на полном ходу врезалась в Артемиду, не сдвинув богиню ни на волосок, но зато повторно отключившись.

— Ты шо творишь, коза?! — заорала ошеломлённая богиня на бедное животное, лежащее перед ней без чувств.

— Смилуйся над ней, о великая Артемида, — взмолился Геракл. — Она же после аварии не видела, куда бежит.

— Я не пОняла, — нахмурилась девушка. — Ты тока шо хотел её убить, а теперь защищаешь?

— Я не хотел убить, — обиделся Геракл. — Я просто в неё выстрелил.

Запнувшись, богиня долго смотрела на сына Зевса, беззвучно шевеля губами и пародируя рыбу. Так продолжалось почти минуту, прежде чем она произнесла хоть слово.

— Идиот, — сказала Артемида, махнула рукой и пропала за деревьями.

Пожав плечами, Геракл связал добычу и направился в Микены.

Оставив пойманную лань связанной в саду возле дворца, великий охотник направился в тронный зал проведать царя. Коронованный пациент как раз заканчивал очередную процедуру лечения и собирался перебираться из ванны с серовородом и мускусом в ванну с мускусом и сероводородом. При виде Геракла Эврисфей попытался изобразить улыбку, не сразу вспомнив, что за слоновьим хоботом его эмоции не особо и заметны.

— Наловил? — коротко спросил он у подчинённого.

— Ещё бы, шеф, — широко улыбнулся Геракл. — Вам понравится. Там...

Подробный рассказ о достоинствах пойманной дичи был прерван истошным нечеловеческим криком. Кричали в древности часто, поскольку причин повопить было предостаточно и без чудовищ. Но в этот раз все всполошились, потому что голос явно принадлежал царице Антимахе, как раз возвращавшейся из Афин с обновками. Не говоря ни слова, Геракл бросился в окно, смягчил приземление кувырком и кинулся в сторону криков. Почему-то его не удивило, что бежать пришлось в сторону сада, где в суматохе и сутолоке паникующих работников сын Зевса имел счастье наблюдать не предвещающее для него ничего хорошего зрелище. Лань пришла в себя, перегрызла верёвки, а затем устроила в саду пир. Златорогая скотина при виде царицы сожрала всю коллекцию редчайших цветов и, что самое страшное, догнала бегоцвет, навсегда лишив Ойкумену этого столь необычного вида растений. Затем зверюга нагло оскалилась в сторону зрителей, в один присест перемахнула через высокую дворцовую стену и засверкала копытами в сторону леса.

Позже её видели в лесах и на замёрзших озёрах Гипербореи, где лань отрабатывала до совершенства приёмы экстремального хождения. Как стало известно в более поздних свитках, она стала наставницей экипажа какого-то загадочного деда в красном полушубке, который не расставался с большим мешком.

— Кто-нибудь может сказать, что тут произошло? — задыхаясь, крикнул запыхавшийся Эврисфей, которому, как ни странно, стало намного лучше.

— Эээ... Шеф, — медленно начал Геракл. — Тут такое дело…

Понимая, что Эврисфей, скорее всего, ничего гонцу не сообщил, Геракл пожал плечами, стряхнул с колен прилипшую землю и направился во дворец. После недавних событий с ланью сильнейший древний грек подолгу оставался в саду, восстанавливая разрушения, а царь Микен предпочитал заставлять его побегать к себе лично, не раскрывая подробностей своих распоряжений.

— Гераклуша! Дорогой мой! — вскричал Эврисфей, как только Геракл появился в дверях.

Царь спрыгнул с трона, в два прыжка оказался возле своего подчинённого и бросился обнимать его настолько энергично, что даже у полубога перехватило дыхание.

После учинённого Керинейской Ланью погрома в саду недуг царя удивительно быстро сошёл на нет. Недоумевающие лекари никак не могли понять причину внезапного исцеления, пока к Эврисфею не поднесли оставшийся недоеденным последний листок бегоцвета. Едва вдохнув воздух рядом с зелёной заразой, царь осел на пол и стал очень реалистично притворяться трупом. Последующее расследование выявило, что Эврисфей страдал аллергией на половину сада царицы, но это долгое время оставалось незаметным из-за нежелания царя прогуливаться в саду. Когда же лекари прописали ему лечебные ванны, то советники не придумали ничего лучше, как вывести шланг именно в сторону сада. Таким образом разгромившая источники хвори в саду лань, принесённая Гераклом, и стала лекарством, исцелившим царя, как и предсказал оракул. С этого момента царь души не чаял в Геракле и не желал надолго никуда его отпускать.

В отличие от царицы.

Антимаха, сняв траур по бегоцвету, устроила герою квест “Собери сотню и один цветок, чтобы эта ненормальная перестала орать”.

— Как же я рад тебя видеть, ты не представляешь! — продолжил восклицать царь, светясь доброжелательностью так, что Гелиос начал подумывать сдать колесницу в трейд-ин. — А у нас такое горе приключилось! Такое горе!

— Какое горе, шеф? — поинтересовался Геракл, пытаясь и вдохнуть, и отлепить от себя настойчивого фаната, и заодно обтереться после лобызаний.

Что может быть хуже ненависти начальства? Любовь до слюней.

— Страшное горе, Гераклуша, — запричитал царь, ставший чрезмерно сентиментальным. — Эриманф в опасности!

Несмотря на полное исцеление от недуга, лекари настояли, чтобы царь полностью прошёл курс лечебных ванн. Во время одной из процедур он едва не задохнулся, когда на вдохе затянул в шланг птицу. Осознавая, какой запах сейчас стоит в зале, Эврисфей предпочёл умереть от удушья, но не снять шланг. Врачи, разумеется, не позволили этому произойти, и царь, уже отсчитывающий мелочь для Харона, внезапно вернулся в тело за счёт ароматического удара в нос. Все последующие процедуры правителю Микен приходилось дышать всеми ароматами, исторгаемыми “лечебным раствором”, что, по мнению придворных, подорвало его душевное здоровье.

— Что там случилось? — перешёл к делу Геракл, пока Эврисфей не разрыдался.

— Вепрь! — завыл царь, размахивая руками. — Древних греков убивает, скот губит, урожай уже который раз попортил! Сделай с ним что-нибудь, а?

Античный богатырь понял, что иного способа хоть на какое-то время избавиться от чрезмерного внимания монаршего семейства нет. Поэтому он наскоро собрался в поход и отправился разъяснять вепрю его неправоту самым популярным в Древней Греции способом.

Добравшись, благодаря новым очкам, до Эриманфа быстро и без приключений, Геракл застал местные земли в диком запустении, с заброшенными деревнями и одичавшими полями.

— Кого ищешь тут, Геракл? — окликнули героя со спины.

Сын Зевса подпрыгнул от неожиданности и резко развернулся, замахиваясь дубиной. Но тут же опустил её вниз, потому что увидел перед собой старого друга, кентавра Фола.

— Фол, твою ж в копыто! — ругнулся Геракл, заключая приятеля в объятия. — Ты меня напугал!

— Это я умею, — усмехнулся в ответ кентавр, переступая передними ногами. — Ты за вепрем что ли?

— Как догадался?

— Расскажу тебе за чашкой-другой. Пошли.

— Не-не-не, — тут же замахал руками Геракл. — Мне прошлого раза хватило.

— Ой, да ладно тебе, — заржал Фол. — Ну оказались на ипподроме, что такого-то?

— Нет, Фол, я с тобой пить не буду, — твёрдо заявил античный поборник трезвости.

— Даже за информацию о вепре?

— Зараза ты, — вздохнул Геракл и отправился вслед за приятелем.

— Так как ты догадался, что я вепря ищу? — спросил герой, сидя за столом дома у друга, пока Фол разливал вино по кубкам размером с половинки арбуза.

— А кого ж ещё могут отправить за говорящим вепрем, — усмехнулся кентавр, протягивая приятелю его порцию.

— Говорящим? — не понял сын Зевса.

— А ты не знаешь? — удивился Фол, располагаясь на лежаке у стола. — Вепрь этот говорить умеет.

— Вепрь? — переспросил удивлённый Геракл. — Говорить?

— Ага. Ты учти, трезвый этого не поймёт, — заявил Фол и тут же залпом осушил кубок и проследил, что Геракл следует его примеру. — Приходит он с Эриманфской горы и заявляет, что это он её насыпал. И что он моря откопал.

— Моря? — ошалело уточнил сын Зевса, с трудом складывая в голове картину и ощущая, что ремень очков сильно давит на распухший от напряжения мозг. — Какие моря?

— Понт Эвксинский (Чёрное море, – прим.), например, — сказал кентавр, снова наполняя кубки. — С тех, кто верит, дань требует. Трюфелями какими-то.

— А тех, кто не верит? — уточнил Геракл на всякий случай.

— Убвает всех, — ответил окосевший Фол таким голосом, как будто рассказал о недавно прошедшем дожде.

— А чго ты спкойный? — удивился захмелевший Геракл и спокойствию друга, и его раздвоению.

— А чго бояться? Он это… ик!… в Тавриду ушёл.

— Как в Тав… Тав… Тавриду? — удивился Геракл.

— А узнал, что там над ним ржут, — поведал Фол. — Слуш, пошму у древнх грекв вино такое кислое?

— Эй! — обиделся Геракл. — Это луший сорт, между прочим! Афинское оливковое!

— Это... — начал было кентавр, но знаменитая длинная тирада прервалась икотой. — Это - лушее? Я тебе... Ик! Шас покажу лушее!

Фол с трудом поднялся, пошатываясь, проковылял к погребу и извлёк оттуда огромную запечатанную амфору.

— Эт шо за амфоры? — спросил Геракл, стараясь свести двух Фолов в глазах в одного.

— Это – Кентавре… Совиньон! — громко и с трудно скрываемой гордостью объявил кентавр, громко поставил сосуд на стол и сорвал восковые печати.

Вдохнув аромат, разлившийся по комнате будто лёгкий туман, Геракл почувствовал, что ноги сегодня вряд ли будут его держать. Фол отбросил кубки из-под вина, достав два чистых, и протянул Гераклу тарелку сыра и винограда.

— Этот вкус дожн быть чистым. Ешь, чтобы ту кслятну отбить!

Пока Геракл очищал вкусовые рецепторы, Фол наполнил два бокала напитком, аромат которого сын Зевса запомнит на всю жизнь в Ойкумене и подолгу до сих пор вспоминает на Олимпе.

— Ну! За Диониса! — предложил тост Фол, и приятели залпом осушили кубки, хором икнув.

— Неповторимо, — признался Геракл, никогда раньше не пробовавший подобного. — Что это за вино?

— Кнтавре Свиньон, — повторил Фол, расставив копыта пошире, чтобы не шататься. — Тайное вино, которое дов... Дозв... Могут пить только кнтавры!

— Погоди-погоди, — поводил пальцем Геракл. — Я ж не кнтавр.

— После иппо.. Ип... Идро... ты для меня — кнтавр! — заключил Фол. — И я тбя... Уважаю!

— Слуш, — сказал сын Зевса, которому сейчас явно завидовал Дионис. — А из чего его... Это... Ну это... Делают?

— Ты правда хошь знать? — улыбнулся, дыхнув перегаром кентавр. — Ди сюда, ди! На ухо рскажу!

Появившиеся в окне три кентаврские морды застали Фола, который что-то шёпотом рассказывал на ухо Гераклу и при этом указывал в сторону амфоры. И по всё сильнее округляющимся глазам слушателя те поняли, что именно сейчас узнал древний грек.

— Ах ты болтливый предатель! — заорали разведчики и попытались в праведном гневе пролезть внутрь через окно сразу втроём, закономерно застряв.

— Слуш, Фол, — повернулся к другу Геракл. — А шо они так орут?

— Кажца, ты для них не кнтавр, — сделал вывод приятель, продолжив икать.

— Я??? — тут же рассвирепел Геракл. — Не кнтавр??? Да я шас покажу, какой я кнтавр!

Переглянувшись, настоящие кентавры решили не испытывать судьбу и, уперевшись всеми двенадцатью копытами, ретировались вместе с окном и куском стены. Сделавший пару шагов в их сторону Геракл споткнулся о валяющийся на полу кубок и, рухнув, тут же уснул.

Проснувшись наутро, приятели, придерживая головы, гудящие как ещё не изобретённые колокола, тупо уставились на огромную дыру в стене.

— Вчера тут было окно, — сделал вывод Геракл.

— Позавчера тоже, — дополнил научное открытие его четвероногий коллега. — Ты не помнишь, что мы делали?

— Не помню. Вообще ничего не помню, — признался Геракл. Помню, что я за вепрем шёл и тебя встретил.

— А, это я тоже помню, — кивнул Фол, тут же об этом пожалев. — Он в Тавриде.

— Точно! — сказал герой, тут же направившись к своему походному мешку. — Ну мне пора в дорогу.

Распрощавшись с кентавром, Геракл решил двигаться по суше в надежде, что он сможет нагнать чудище до того, как оно натворит дел. Вскоре, наткнувшись на следы, охотник на крупную дичь прибавил ходу и нагнал свою цель на перешейке, ведущем в славные земли Тавриды. Полуостров огородился от угрозы мощной стеной, ощетинившейся копьями, кольями и стрелами, летящими в грозно хрюкающую тушу. Стоящие на стене плечом к плечу греки твёрдо решили не пропустить Вепря на свои земли. Заброшенная жителями полуразобранная деревня перед стеной явно намекала, откуда столь быстро были набраны стройматериалы.

— Это я вам море выкопал! — прохрюкала туша. — Я вам этот полуостров забабахал! Признайте это или познаете мой гнев!

— А ну проваливай отсюда, окорок ходячий! — прогремел со стены мускулистый громила в одних меховых трусах, грозя Вепрю длинным мечом. — Мне позорно о тебя меч марать, но если я спущусь, то ты пойдёшь на шашлыки!

Удивлённый Геракл узнал в говорившем одного из киммерийских правителей. Начисто забыв, как того зовут, он отметил поразительное сходство варвара с собой не только в мускулатуре, но и в остальной внешности. Вепрь тем временем издал боевой хрюк и в очередной раз пошёл на таран стены, завершив попытку столь же безрезультатно, как и все предыдущие. Жители Тавриды хорошо подготовились к встрече.

— Вы пожалеете! — продолжил буйствовать живой таран, косясь на наблюдающих за приближающимся Гераклом обороняющимся. — Воспевайте мне славу, а не то...

— Кхм-кхм, — прокашлялся Геракл, заставив Вепря мгновенно повернуться к нему.

— А ты ещё кто такой? — с угрозой произнёс Вепрь.

— Я – Геракл, сын Зевса-Громовержца, — вежливо представился наёмный микенский богатырь. — А ты?

— Что я? — не понял Вепрь.

— Что ты такое? — произнёс Геракл, внимательно глядя на кабана.

— Я - Эриманфский Вепрь!

— А вепрь – это животное? — поинтересовался герой.

— Нет! — донёсся возмущённый хрюк.

— Ну на нет и пощады нет, — с улыбкой заключил Геракл, скинул заплечную сумку и начал разминать кулаки.

Только в эту секунду Вепрь вдруг осознал, что всю жизнь он не испытывал боли ни от одного оружия, ни от одного удара. Но прямо сейчас это будет исправлено. Поэтому он резво развернулся на месте и с испуганным визгом рванул в сторону деревни.

— А ну стой! — крикнул Геракл и бросился следом, стремительно нагоняя восхрютителя спокойствия.

В панике непарнокопытный беглец влетел в старый сарай и едва не напоролся рылом на старые вилы с тремя зубцами. Поняв, что выхода из сарая нет, он развернулся и побежал навстречу преследователю с боевым хрюком.

— Я есмь Древн... — начал Вепрь, но в следующее мгновение получил с ноги в пятак от не успевшего затормозить Геракла и улетел внутрь. Ещё через мгновение тишину мёртвого посёлка разорвал истошный визг. Вепрь вынес заднюю стенку сарая кормой, на лету развернулся и припустил на северо-запад, размахивая на бегу воткнувшимися в необъятный тыл трезубыми вилами, как флагштоком.

Не снижая скорости, Вепрь в один прыжок практически одолел реку Борисфен. Его приземление вышло бы мягким и рассчитанным, если бы не крякающая стайка серых птиц с чёрными головами, почти добравшаяся до середины реки. Вепрь сбил мелкие низколетящие цели, но потерял при этом равновесие и в момент касания поверхности завалился на бок, пропахав несколько метров. Вилы при этом воткнулись в землю и застряли в ямке, оставшись торчать там воздетыми к небу с небольшим куском филейной части своего носителя. Визг, сопровождавший расстыковку, сотряс Олимп, напугал его обитателей и разбудил начальствующего. Вепрь захромал дальше, но угловым зрением заметил, что Геракл отсекает его от пути на север, и кинулся в южную сторону, к утру добравшись до Микен.

Царь Эврисфей как раз завершал утренние процедуры, стоя у борта большого бронзового таза и журчал с довольной улыбкой, когда дворец взорвался криками, визгами и хрюканьем. Пару секунд спустя двери тронного зала вынесло серо-розовым ураганом, который заметался по всему помещению, постепенно замедляясь и обретая форму огромного кабана. Приняв единственно верное, на его взгляд, решение в данной ситуации, Эврисфей рыбкой нырнул в таз и скрылся внутри. Эхо визгов, отражавшееся в тазу, привело мгновенно вспотевшего царя в смертельный ужас, но затем истошные крики прервались звуком, похожим на удар кулака в пятачок. Мгновением спустя пол содрогнулся от рухнувшей оземь туши, и по залу разнёсся голос Геракла.

— Всё в порядке, шеф. Шеф? Ты здесь?

Чуть успокоившись от голоса подчинённого, Эврисфей тихо выглянул из-за борта таза. Сын Зевса тем временем шустро связывал Вепрю ноги якорным канатом от галеры.

— Это что?

—Эриманфский Вепрь. Живьём взял.

— Отлично. А теперь убери его отсюда живо!

— Ладно, шеф. А ты чего в тазу делаешь?

— Я? Я это... Новую лечебную методику разрабатываю, не мешай, — огрызнулся царь, только сейчас поняв, что мокрый он не от пота. — И вообще возвращайся в сад!

Пожав плечами, Геракл взвалил тушу себе на плечо и отправился с нею в сторону кухни. Встретившийся ему по дороге мастер-винодел напомнил о чём-то недавнем, но очень важном. В результате Геракл прошёл мимо кухни с бледным от ужаса Вепрем на плече, который понял, как близко он был к статусу окорока. Воитель отнёс побеждённого в лес, где попрощался с ним полубожественным пинком под остатки крупа, запретив приближаться к древнегреческим поселениям. После этого сын Зевса вернулся к мастеру и завёл с ним долгую беседу, по мере которой глаза винодела становились всё больше и круглее. Распрощавшись с царским вышибалой, специалист по вину долго блуждал по дворцу, пока ноги сами не принесли его к конюшне, где как раз отдыхала любимая кобыла царя. Так человечество открыло кумыс.

Тем временем на Олимпе Зевс, принявший на себя венок мученика и от похмелья, и визгов Вепря, направил Гермеса выяснить, что случилось в мире древних греков. Вернувшись, бог-гонец очень вернулся на Олимп очень задумчивым, никому ничего не говоря.

— Ну? — поторопил подчинённого Громовержец. — Что там случилось?

— Сало уронили, — задумчиво поведал Гермес.

— Чего?! — переспросил Зевс, едва не уронив челюсть с Олимпа.

— Шеф, — осторожно начал бог-гонец, подбирая слова. — Тут такое дело…

Царя, впрочем, данное блюдо порадовать не могло. Вот уже третий час из тронного зала доносились звуки пилы: Эврисфей в очередной раз принимал настоятельное прошение царицы о необходимости скорейшего восстановления коллекции растений. Особенно Антимаху волновало состояние бегоцвета, чудесным образом сумевшего восстановиться из единственного листочка. Тяжесть полученных им повреждений не оставляла надежды исцелиться иначе, чем божественным творением. А поскольку цветам нужны удобрения, то они-то и должны были иметь божественную природу. Эврисфей, придерживающий корону, чтобы не слетела во время безостановочного кивания, мысленно уже составлял план, кто и куда должен отправиться за волшебным навозом. Одновременно с этим царь отгонял мысль, почему, когда он отмокал в ванне, царица переживала куда слабее, чем из-за этого растения. И почему ей так дорога именно эта гипераллергенная бегающая флора. Всё ещё терзая себя этим вопросом, Эврисфей вызвал к себе Геракла. Тот поспешно явился в зал с мешком на плече.

— Вызывали, шеф? — поинтересовался наёмный герой.

— В-вызывал, — отозвался правитель Микен, с опаской косясь на шевелящийся и странно шипящий мешок. — Это у тебя что?

— В саду халтурю в свободное время, не обращайте внимания.

— Л-ладно, — сказал Эврисфей, нервно сглотнув, и покосился на амфору с картой. — У меня к тебе задание на уровень подвига.

— Какое? — тут же заинтересовался Геракл, которому как раз нужно было подтянуть КПГ.

— Для спасения царского сада срочно требуется найти волшебное г...

— Вашвеличество, нашли! Нашли, Вашвеличество! — заорал начальник разведки, влетев через двери в тронный зал.

— Что нашли? — сквозь зубы спросил Эврисфей, считая, на сколько частей перед обезглавливанием следует порубить прервавшего царскую речь.

— По соседству есть волшебные конюшни, которые загажены по крышу! — радостным голосом доложил начальник разведки, не зная, что докладом только что спас себе голову и многое другое. — А раз они загажены, то мы можем бесплатно получить волшебное г...

— Что ж ты молчал-то! — перебил его Эврисфей, внутренне обрадовавшись возможной экономии. — Докладывай!

Подходящим источником подобного удобрения оказался Авгий, царь Элиды. Не он сам, разумеется, а подаренные ему папашей Гелиосом представители крупного рогатого скота. Ярко-красные, белоснежные и сияющие словно звёзды, они имели самые невероятный окрас и расцветку. Ели при этом эти животные за четверых, а выпускали отработанный материал за семерых, и никто так и не смог понять, откуда его столько берётся. Авгию, правда, было не до загадок, потому что жители уже устали возводить здания из самана и топить очаги волшебным кизяком, а материала меньше не становилось. Вскоре желающие импортировать столь ценный и важный для экономики материал вассалы и слабые соседи закончились, а остальные оказались слишком сильны, чтобы убедить их закупать подобное. Работа с великолепными животными постепенно превратилась из престижной и привилегированной в тяжкую и неблагодарную. Вскоре на эту должность стали ссылать вместо смертной казни, и приговорённые умоляли расчленить их тупыми топорами и заживо выпотрошить, но не обращаться с ними столь жестоко. Царь задумался, куда девать столь ценных дарёных не-коней, которым стоило сначала посмотреть не в зубы, а в другое место. И пока Авгий был занят столь важными мыслями, в стойла стало невозможно попасть из-за завалов на входе. По совету первого министра, который успел прославиться своим прогрессивным видением, царь переименовал стойла в конюшни. Проблему это, конечно, не решило, но звучать стало красивее.

Тем не менее, требовалось предпринять хоть что-нибудь. И срочного, поскольку коричневые терриконы уже отбрасывали тень на дворец, заглушая его роскошь и великолепие самым возмутительным образом. Попытки изготавливать из материала снаряды для катапульт закончились провалом, поскольку все бывшие, настоящие и потенциальные противники хором пообещали написать коллективную жалобу жрецам Зевса, Ареса, Афины и какого-то нового бога по имени Спортлотос. Примерно представляющий, как задобрить только первых троих, Авгий не решился продолжать разработку новых типов вооружений и предпочёл потратить освободившуюся сумму на награду желающему поработать клининг-менеджером. Когда же выяснилось, что выделенную в бюджете на вознаграждение сумму давно пустили на корм коровам, правитель Элиды от отчаяния согласился поделиться частью стада с тем, кто правится с очисткой, внутренне сомневаясь в наличии такого количества ненормальных в Древней Греции. Правитель Элиды как раз ухватился за идею подключения к уборке подданных, живущих в определённых залах с мягкими колоннами, когда в ворота кто-то постучал так вежливо и аккуратно, что обе створки сорвало с петель. Как только пыль улеглась, кашляющий от навозной пыли царь увидел в дверном проходе двоих путешественников. По первому он просто скользнул взглядом: таких половина Греции ходит. Зато второй... В нём Авгий сразу почуял угрозу своему правлению, царству и...

— Мира тебе и процветания, великий Авгий, сын Гелиоса, — произнёс первый путешественник, вновь привлекая внимание царя к себе. — Мы прибыли из Микен, чтобы оказать тебе помощь в твоём нелёгком труде вычёрпывания г...

— Стоп-стоп-стоп, — тут же замахал руками царь. — С чего вы вообще взяли, что мне нужна помощь в подобном деле?

— Слухи расходятся далеко, — заметил второй, более опасный. — А запах разлетелся ещё дальше.

— Кто вы такие? — спросил Авгий, с явным подозрением оглядывая парочку.

— Я – Геракл, сын Зевса-Громовержца, — представился первый, после чего указал на более опасного. — А это – мой племянник Иолай.

— Понятно, — протянул невезучий фермер в короне, оглядывая легендарного грека, который читает надписи на зданиях перед тем, как войти. — И что вы тут забыли?

— Мы готовы решить вашу проблему с пылью! — включился в разговор Иолай. — И вам очень повезло, потому что...

— С пылью у меня никаких проблем нет, — отмахнулся Авгий.

— А ещё с аллергенами! — не унимался Иолай.

— Я не знаю, что это, но с этим у меня тоже нет проблем.

— И навоза!

— И с навозом всё в порядке, — заявил Авгий.

— Тогда что это за гора? — ехидно поинтересовался Геракл, указав в окно.

В тронном зале наступило затишье, прерываемое лишь поскрипыванием зубов правителя Элиды. Сыграв в “гляделки” с наглой парочкой, Авгий понял, что проигрывает и это соревнование, как ранее профукал дискуссию.

— Ай, да Танат с вами обоими, — махнул он рукой. — Но у меня условие.

— Какое? — спросили искатели приключений на свои афедроны.

— По квартальному плану мои конюшни должны быть вычищены, — заявил царь. — Квартал заканчивается сегодня, так что на работу у вас будет день. Или никакой оплаты, ясно?

— День? — переспросил шокированный Иолай, на которого как раз стала падать тень от горы.

— По рукам! — поспешно согласился Геракл, пока племянник всё не испортил.

— Дядя, ты че... — попытался воззвать к голосу разума напарник, но сына Зевса было не остановить.

— Но за день срочность мы потребуем доплату в виде навоза, — добавил воитель.

По комнате разнёсся звон от упавших челюстей придворных.

— Годится, — медленно кивнул Авгий, не веря своему счастью, что идиоты согласились и вычистить конюшни, и забрать столь долго копившийся тут продукт. — Мой второй советник отведёт вас к конюшням.

— А где первый? — для проформы поинтересовался Иолай.

— Первый советник остался под завалами. Печать осталась вместе с ним, — монотонным голосом произнёс лысый древний грек среднего возраста, славный идеальной фигурой в виде шара. — По этой причине мы не можем назначить нового первого советника. Пожалуйста, следуйте за мной.

Шагая вслед за вторым советником, который перемещался столь же однообразно и ровно, как и говорил, Геракл и Иолай обозревали прелестные виды дворца и придворцовой территории. Величественные тёмно-коричневые холмы контрастировали со светло-коричневыми равнинами, лишёнными всякой флоры и фауны. Небольшое количество самой отчаянной прислуги перемещалось по ландшафту исключительно по деревянным тропинкам, проброшенным поверх субстанции, покорившей сердце Элиды количеством.

— Их ландшафтного дизайнера нужно повесить, — тихо шепнул Иолай дяде.

— Позволю себе заметить, что это невозможно, — отозвался скучной интонацией бесталанного лектора второй советник. — Причина в том, что ландшафтный дизайнер утонул три месяца назад. Правее места, где мы сейчас идём, была дорожка.

— И что с ней стало? — поинтересовался Иолай, которого передёрнула мысль о смерти в этом.

— Пропала, — ответил второй советник. — Паводок размыл. Почему-то дизайнер решил, что его эта проблема не касается. Попробовал перебраться через гиблое место и пропал.

— Племянник, — тихо обратился к Иолаю Геракл. — Почему он все предложения начинает с буквы “П”?

— Почём мне знать? — отозвался Иолай и, подумав, добавил. — По-моему, это заразно.

— Поглядим, — сказал Геракл, затем вздрогнул от осознания и, собрав волю в кулак, обратился к советнику. — Прост… Кхм! Уважаемый! Долго ли ещё идти?

— Почти пришли, — ровным, как поверхность озера, голосом, ответил советник.

Миновав пару тёмно-коричневых холмов, группа вышла к просторной площади, со всех сторон окружённой роскошными зданиями великолепной архитектуры. По крайней мере именно так описывалось это место на туристических амфорах. Сейчас же это был огромный коричневый пустырь, запертый среди коричневых стен с небольшими оконцами.

— Прибыли, — произнёс второй советник, жестом руки поводя вокруг себя. — Прекрасные Авгиевы конюшни ожидают вас.

«Прекрасные» конюшни представляли собой жалкое зрелище. В первую очередь из-за коричневой баррикады, наваленной перед входом. Кое-где из неё торчали остатки лопат и прочего инструмента, брошенного ввиду бесполезности.

— Раз это конюшни, то надо проведать их обитателей, — решил Иолай и направился к наименее заваленному входу.

— Иол, погоди-ка, — позвал Геракл, зажимая нос, но было поздно.

— Привет, лошадки! — громко и радостно воскликнул племянник, зажав нос и заглянув внутрь.

— Мууу, — недобро ответили “лошадки”, система наведения которых точно нацелила рога на вошедшего.

Медленно кивнув, Иолай вытащил голову из проёма.

— Дядя, — тихо позвал он Геракла, отдышавшись.

— Да? — глухо отозвался тот, занимаясь полевыми испытаниями первого в истории респиратора.

— Это какие-то неправильные лошадки, — тихо сказал ему Иолай. — Они мычат и с рогами.

— Если они мычат и с рогами, значит это коровы, а не лошадки, — заметил Геракл тоже заглядывая внутрь. — Значит это стойла. А почему их называют конюшнями?

— Потому что коровы хоть и великолепны, но им не по статусу царю жить рядом со стойлами, — отозвался второй советник. — Переименование – это формальность, важная для царского образа.

— Ясно, — медленно кивнул Иолай, которого всё ещё пошатывало от знатного ароматического апперкота. — Дядя Гер, тут работы на пару лет. Мы просто так не справимся, надо импровизировать.

— У меня уже есть идея, племянник, — отозвался Геракл, глядя куда-то в сторону реки. — Где ближайший лес?

— Поблизости располагаются царские охотничьи угодья, в той стороне, — сообщил советник. — Правда, я не очень понимаю, зачем вам...

Не дожидаясь окончания его ответа, Геракл направился в указанном направлении. Тем временем Иолай собрал себе маску с длинным носом, куда набил ароматические травы, и стал чем-то похож на птицу. В таком виде он принялся искать кого-нибудь из местных. Найти удалось только верещащего от ужаса местного работника, которого чистильщик сумел догнать и схватить на вершине холма. Вопящий древний грек постоянно перебивал пытавшегося задать вопросов Иолая своими мольбами к «чудо-птице» не есть его. Пришлось для начала снизить громкость умоляющего парой подзатыльников

— Не буду я тебя жрать, уймись, — кое-как успокоил его Иолай. — Просто расскажи, почему второй советник постоянно говорит все фразы, начиная их с буквы «П»?

— Ааа, так это у него давно, — заговорил работник с явным облегчением, что есть его пока никто не собирается. — Пока он был третьим советником, его так переклинило на жажде повышения, что все свои фразы он начинал с буквы «В». А как стал вторым – перешёл на «П».

Рассказанное столь сильно удивило Иолая, что он разжал пальцы, и работник не преминул этим воспользоваться. Запрыгнув на одну из досок, пленник съехал на ней по склону холма и был таков. Удивлённый необычным видом спорта чудо-птиц какое-то время постоял наверху, а затем вернулся к конюшням, где Геракл уже заканчивал возводить собранную из местных материалов и палок деревянный коридор, ведущий от реки к одному из входов в конюшни. Поражённый Иолай заметил, что дядя где-то раздобыл для себя какую-то красно-синюю одежду и нелепо выглядящую шапку.

— Дядя, что ты строишь? — поинтересовался Иолай, высматривая, куда ведёт дорога. — И что это за одежда?

— Водовод сооружаю, — ответил Геракл. — А одежда в лесу валялась у какой-то трубы. Не пропадать же добру. Да и шкура чище останется. Я и тебе захватил. И не отлынивай, помогай. Быстрее начнём – быстрее вернёмся

Иолай тупо уставился на одежду аналогичного покроя, но вышитую из белой и зелёной ткани, а затем снял маску и, плюнув с досады, стал переодеваться. Закончив переоблачение, он кинулся помогать дяде выводить из конюшен коров и быков, которые явно запомнили его с первого же взгляда и не стремились покидать уютные апартаменты. Пару часов спустя мини-дамба у реки была проломлена, и поток воды устремился к конюшням. На глазах у царя, стоявшего на своей любимой террасе, поток воды стал наполнять здание конюшен, заодно смывая лишние слои с прилегающей территории.

— Что ж, ты справился, — признал Авгий, кивая второму советнику. — И поэтому даже без печати я назначаю тебя своим первым советником!

— Царю великому слава, — мотононным голосом отозвался первый советник. — Церемонию награждения очистивших конюшни я организую, ваше величество.

Быстро всё сообразивший Авгий немедленно приказал отрубить первому советнику голову и вернулся к просмотру очищающих процедур.

— Дядя, а ты всё точно рассчитал? — спросил Иолай, наблюдая, как стремительный поток воды вымывает коричневую пробку из зданий.

— Конечно, — гордо ответил Геракл, задрав нос. — Я предусмотрел всё.

— А вода потом куда уходит?

Нос медленно опустился.

— Дядя, — встревоженно сказал Иолай, глядя на происходящее. — Ты же не забыл сделать водоотвод?

— Забыл, — признался Геракл, тоже наблюдая на проплывающий мимо дворец Авгия. — Похоже, навоза нам не видать.

— Мы уже в нём по шею, дядя Гер, — мрачно произнёс Иолай. — Если мы не доставим навоз Эврисфею, то...

— Не волнуйся, у меня есть идея! — перебил его дядя. — Сейчас мы эту неудачу в подвиг превратим и доставим навоз прямо к царскому дворцу.

— Дядя, а ты уверен, что мы в навозе по уши не окажемся после этого? — осторожно поинтересовался племянник, которого уже начала бить дрожь от новых идей, оккупирующих голову дядюшки. — Потому что если...

— На этот раз всё будет в лучшем виде, не волнуйся, — заверил его бросившийся к сложенным брёвнам Геракл. — Главное, чтобы его по течению в море не снесло.

— В каком смысле “по течению”? — не понял Иолай, но затем потерял дар речи от вида конструкции, которую стал возводить достойный наследник лучших архитекторов Древней Греции.

— Спокойно, племянник! — провозгласил сын Зевса-Громовержца, спешно собирая систему античных шлюзов. — Сейчас мы будем реку вспять поворачивать! В конце концов древние греки мы или кто?

Ранним утром Эврисфей, запретивший будить себя по любому поводу, услышал странный звук. Царь зевнул, лениво потянулся, а затем слез с мягкой кровати и направился на балкон, крайне заинтересованный, что это может так шуметь. И только выйдя на балкон он понял, что иногда счастье в неведении. Взору правителя предстала огромная коричневая волна, на вершине которой нёсся огромный дворец с символом Элиды во весь фасад. Где-то рядом, усиленно работая вёслами, неслась небольшая лодочка. Она старалась не отстать от лидера гонки, который на полном ходу нёсся по реке как раз к изгибу русла, где расположился дворец Эврисфея. Увидев приближающееся зрелище, царь завопил, вызвав стражу, и потребовал от них немедленно сделать что-нибудь. В ответ начальник стражи молча достал меч и вручил своему помощнику, чтобы тот обезглавил его за неспособность исполнить волю царя и остановить плывущий на них дворец. Остолбеневший офицер, держа в руках меч начальника, молча смотрел очень большими и очень круглыми глазами то на командира, то на главнокомандующего, которые в этот момент в панике носились по спальне, периодически врезаясь то в статуи, то в вазы, то друг в друга. Плавно замедляясь из-за впитывающейся в землю воды, огромный транспортный блок остановился террасой прямо возле царского балкона. Бледный Эврисфей, закончив отбирать меч у пытающегося сделать харакирос офицера, осторожно выглянул из-за колонны и увидел царя Авгия, который сидел в кресле и обозревал окрестности в самом неприятном расположении духа.

— Ну привет, сосед, — мрачно поздоровался бывший обладатель самого загаженного в Ойкумене коровника, протягивая руку в знак приветствия, поскольку балконы уже состыковались перилами.

— И т-тебе п-привет, — запинаясь, ответил Эврисфей и ответил на рукопожатие. — ГЕРАКЛ!!!

— Мы тут, шеф, — послышался до зубовного скрежета знакомый голос со стороны реки, царь налитыми кровью глазами увидел лодку с наглой парочкой. — Всё доставили в лучшем виде. Почти.

— ПОЧТИ?! — заорал Эврисфей. — Это, значит, «почти»?!

— Ну может чуть-чуть не по плану...

— Это, значит, не по плану?! — продолжал орать царь Микен, тыча пальцем в сторону душистого и ровного коричневого поля, где пару минут назад и на несколько метров ниже располагался царский сад. — А вот этот тип на своём дворце – это по плану?!

— Видишь ли, шеф, — начал Геракл. — Мы планировали побыстрее доставить...

— А теперь побыстрее уберите это отсюда!

— Шеф, — замялся Геракл. — Тут такое дело…

Безуспешно.

Зато он приметил, что на самом высоком холме странные жуки собирают из шариков некое подобие храма, явно собираясь основать тут культ. На соседнем же возвышении он увидел две фигуры явно царской осанки. Мужская фигура смотрела вертикально вниз, изучая, можно ли ещё очистить сандалии. Женская, в свою очередь, активно жестикулировала, указывая то на равнины, то на соседний холм, то на дворец, вплотную к которому теперь возвышалось ещё одно здание. При этом, судя по не очень изящным коричневым сегментам на платье, активная жестикуляция на скользком покрытии уже не раз ей аукнулась.

— Скарабеи, значит, помогут, да?! — громко возмущалась Антимаха, указывая на копошащихся с шариками жучков. — Кучу денег отдал этим египтянам, а что взамен?! Что?! Вот это?! Кому они там храм строят?!

— Я не разбираюсь в сортах скарабейских конфессий, дорогая, — тихо ответил Эврисфей, внимательно изучая сандалии и старательно игнорируя назойливый звук пилы. — К тому же ты же сама говорила, что твои цветы волшебные, и их не выходить как обычные. Вот Геракл и привёз побольше волшебного навоза.

— Геракл! — разъярённо завопила царица, едва не потеряв равновесие в очередной раз. — Не упоминай при мне это имя! Он мне уже несколько раз угробил мой любимый сад!

Эврисфей в ответ лишь согласно кивал на каждое предложение супруги, втайне мечтая о болезни, отключающей восприятие запаха. И сейчас он был готов на любые её последствия.

— Ты хоть представляешь, как сложно было достать тот же бегоцвет?! — продолжала Антимаха. — Представляешь?! Хотя куда тебе, у тебя одна война да бабы на уме!

Здесь царица была неправа: именно в этот момент царя очень интересовало, почему супруга так настойчиво пыталась добыть редчайший цветок, на который у монарха проявилась сильнейшая аллергия. И почему она настояла, чтобы дыхательный шланг был выведен именно в сторону сада.

— Сначала этот твой Геракл меня оскорбил, сравнив с этой богомерзкой Гидрой, — в очередной раз принялась перечислять Антимаха. — Потом он приволок сюда эту козу, которая сожрала половину моего прекрасного сада! И как будто всего этого было мало! Теперь он утопил его под несколькими метрами этого волшебного г...

— Дорогая, он же из лучших побуждений, — попытался заступиться за подчинённого Эврисфей.

— Из лучших побуждений?! — взорвалась супруга, всплеснув руками. — Он всю Древнюю Грецию угробит своими побуждениями! А что он завтра учудит?!

— Не думаю, что он может сделать ещё хуже, — философски заметил царь, наблюдая, как Антимаха, вновь потеряв равновесие, съехала на афедроне со склона в коричневую лужу в низине.

Гелиос, бледный от ужаса, подстегнул коней, опасаясь услышать ответ царицы, и вечер в Ойкумене в этот раз наступил на полтора часа раньше.

С первыми комарами царица стала куда-то наряжаться.

— Дорогая, а ты куда? — поинтересовался Эврисфей, безусловно заинтригованный нарядом супруги.

— К Авгию, — бросила в ответ Антимаха. — У него сегодня винная вечеринка.

— Какая? — переспросил супруг.

— Винная! Это последний писк древнегреческой моды, — растолковала недалёкому деревенщине царица, приказавшая рабыням затянуть платье потуже. — Авгий прекрасно разбирается в современных трендах, не то, что некоторые.

— Ах вот что, — отозвался коронованный микенский деревенщина, знаками велев слугам немедленно найти Геракла. — И много народу собирается на этих вечеринках?

— Вся просвещённая часть Микен, — заявила в ответ Антимаха, которую в этот момент прихорашивали перед зеркалом.

— И что, все помещаются? — ехидным тоном поинтересовался Эврисфей.

— Конечно! — столь же ехидно ответила царица. — У Авгия большой дворец. И, кстати, не только дворец.

— А что ещё? — донеслось от супруга сквозь скрип зубов.

— Ещё? — переспросила Антимаха, догадавшись, что сказала лишнего, и взяла пару секунд на обдумывание ответа. — Ещё терраса.

— А, понятно, — сказал царь, знаками велев привести сюда зевсову заразу быстрее, чем это смог бы сделать Гермес.

Геракл явился к царю в крайней задумчивости. Пару дней назад он отправил почтового альбатроса к своему дяде Гефесту с просьбой прислать лопату, которой можно будет за день разгрести все завалы, образовавшиеся в результате переезда Авгия. Сейчас сын Зевса задумчиво теребил в руках амфору с ответом и думал, может ли лопата быть в таком необычном месте, куда его послал дядя.

— Вызывал, шеф? — спросил Геракл.

— Ещё как вызывал! — рявкнул Эврисфей, тыча пальцем в сторону соседнего дворца, откуда слышалась музыка, песни и обильные восхваления Диониса. — Твоя работа?

— Конечно нет, — возмутился Геракл. — Я таким срамом не занимаюсь.

— Зато из-за тебя этот срам у меня под окнами стоит! — продолжил возмущаться начальник, топая ногами. — И ты уже который день утверждаешь, что вверх по течению его никто не может утащить!

— Так не получается ведь, Шеф, — признался Геракл. — У меня не вышло. У Вепря тоже. Сами помните, что случилось.

Эврисфей молча смотрел на подчинённого, не моргая. Последствия попытки использовать силу Эриманфского Вепря до сих пор бросали тень на царский дворец. Буквально. Какая-то зараза ещё воткнула на вершине кучи, ставшей не только самой душистой, но и самой высокой, табличку с выбитым названием “Эвехрюст”. И, хотя для уничтожения таблички был сформирован отдельный сводный отряд стражи с напрочь отбитым нюхом, какая-то зараза каждую ночь восстанавливала надпись.

— А я говорил, что не надо заставлять его перенапрягаться, — подлил масла в огонь Геракл.

— Я помню, — огрызнулся царь.

Вечные советы наёмного богатыря настолько опостылели Эврисфею, что он уже жалел о своём предназначении править всеми героями Древней Греции. Груз сопутствующих проблем давил на царские плечи всё сильнее, угрожая сломать его внутренний стержень. Правителю Микен хотелось бросить всё и сбежать куда-нибудь подальше, вроде Крита. Чтобы хоть немного побыть подальше от Геракла и его идиотских инициатив с не менее дурными советами.

Крита...

— Геракл, ты отправляешься на Крит! — важным голосом объявил Эврисфей.

— Э... А... Почему? — потерялся герой.

— Не почему, а когда! — вновь разозлился царь. — Немедленно! Моему другу Миносу нужна помощь, вот ты и будешь этой помощью. И этого Долболая с собой прихвати!

— Иолая, — поправил Геракл, слегка обидевшись.

— Какая разница, — отмахнулся правитель. — И не возвращайся, пока не придумаешь, как убрать отсюда проклятый дворец Авгия и всё это волшебное г...

— Царь! Царь!!! — заорал влетевший в тронный зал начальник сводного отряда, прервав распоряжения для Геракла. — Табличка “Эвехрюст” пропала!

— Первая отличная новость за день! — заулыбался было Эврисфей, быстро, впрочем, прекратив от кислого выражения командира. — Что не так?

— Там теперь стоит гранитная стела, — доложил служивый. — И записка от Гермеса с угрозами, чтобы больше никто её не трогал.

— Так это… — ахнул Эврисфей.

— Так точно, — кивнул военный. — И надпись на ней новая.

— Какая? — насторожился правитель.

— Это… — Начальник отряда взглядом попросил у Геракла поддержки, но герой ничего не понял. Какое-то время начальник отряда взвешивал на внутренних весах, какая из казней страшнее: за неисполнение царского приказа или за исполнение. Наконец он решился. — “Пик хрюканизма”.

— Пошли вон отсюда! — заорал царь, швырнув в Геракла и начальника стражи первое, что попалось под руку. — Закопать эту стелу! Закопать, но не трогать! А ты не возвращайся, пока не сможешь убрать этот дворец!

Увернувшись от пролетевшего царского жезла, подчинённые спешно отдали честь и припустили выполнять полученные указания.

У царя Миноса была действительно большая проблема. Выглядела она как роскошный бык весом почти в тонну, с тяжёлыми копытами и длинными рогами. До того, как стать проблемой, бык был подарен царю Миносу лично морским владыкой Посейдоном. Пару месяцев назад прямо перед троном Миноса забил фонтан морской воды, откуда вышла величавая фигура с трезубцем.

— Внимай же владыке морскому! — торжественным голосом произнёс Посейдон, отмахиваясь от кружащей вокруг золотой рыбки. — Сам Я одарил тебя своим вниманием!

— О, великий морской владыка! — воскликнул предусмотрительно рухнувший на колени Минос. — Я — твой верный фанат с рожденья!

В следующее мгновение перед впавшим в экстаз Миносом возник колоссальный рогатый силуэт, пару мгновений спустя оказавшийся роскошным быком.

— Я видел храм, который ты возвёл мне. Видел ту роскошную статую с золотым трезубцем. За это… И за то, что ты всегда приходишь ко мне и просишь с уважением, — заявил морской повелитель, ковыряя трезубцем под ногтями. — Я дарю тебе этого быка.

— О, благодарю тебя, о великий владыка морей, — благоговейно отозвался Минос на такую щедрость, как только увидел подарок.

— Взамен ты принесёшь его мне в жертву, — добавил морской царь.

— Как это? — поразился Минос. — Ты же только что подарил его мне.

— А теперь ты подаришь его мне обратно, — заявил Посейдон, гордый своей задумкой. — Жду ответный подарок завтра!

Царю было жалко расставаться с таким красавцем. Ещё больше ему стало жалко это делать, когда коровы его стада стали строить новичку глазки, игнорируя нынешнего рогатого мачо. Решение оказалось очевидным и было немедленно реализовано. Вместо подаренного быка в жертву Посейдону был принесён нынешний осеменитель. И не успела туша рухнуть на жертвенник, как из-под земли забил очередной фонтан, откуда выпрыгнул спешно натягивающий тунику бог морей.

— Это что ещё такое было? — тут же завопил Посейдон. — Я какого быка просил?!

— Этот бык был ничуть не хуже, — попытался оправдаться Минос. — А от твоего подарка как осеменителя мы заведём ещё роскошных быков и будем приносить их тебе в же...

— Ах ты медуза сухопутная! — зарычал Владыка Морей. — Я в твою честь остров назову! И таких же, как ты, туда соберу, понял?!

— Не понял, — покачал головой Минос.

— И не важно! — огрызнулся Посейдон. — А бык этот не покроет ни одной коровы!

Позже, во время многолетнего мордобоя, устроенного под Троей, Посейдон сдержал своё слово насчёт острова. А на быка он наслал страшный недуг, названный апатией. В итоге коровы, ранее строившие новичку глазки, очень быстро приуныли, поняв всю суть пословицы о низкой сохранности имеющегося и горе в результате потери. Бык же проводил всё своё время, валяясь на лугу и уныло жуя траву. При этом рогатого окружала столь сильная аура апатии и отсутствия какого-либо потенциала во всех делах, включая любовные, что к нему опасались приближаться пастухи, а затем и прочие жители острова. В довершение наказания скотина выбрала ту часть луга, которая была лучше всего видна с царского балкона. Поэтому желавший подышать свежим воздухом Минос в любое время дня и ночи имел печальную возможность полюбоваться на плоды своих селекционерских усилий.

Прибывшие на остров Геракл и Иолай застали царя как раз за очередным обозрением картины “Безмятежность”.

— Вы кто такие, и чего вам надо? — поинтересовался правитель острова усталым голосом.

— Мы, царь, от Эврисфея, в помощь тебе посланы, — ответил Иолай. — Это Геракл, сын Зевса, величайший герой всей Древней Греции и страстный любитель животных. А я – Иолай, его племянник.

— Отлично. Вот любитель животных, вероятно, сможет помочь, — отозвался Минос, глядя на быка, продолжающего равнодушно жевать травку. — И страсть тут тоже пригодится.

— А что случилось? — спросил Геракл, выходя на балкон и проследив за взглядом царя.

Пастухи-добровольцы, вытянувшие короткую палочку, тем временем водили вокруг быка хоровод из лучших царских коров, приодев их в лучшие ткани в надежде хоть как-то заинтересовать рогатого импотента. Зрелище, как и выражения морд девиц на выданье, было крайне тоскливым, что не смогло оставить героя равнодушным.

— Это что же такое делается? — поразился Геракл. — Бедная животинка природный зов слышать перестала? Не бойся, царь, мы всё исправим!

— Дядя Гер, а может... — начал было Иолай.

— Иол, посмотри, как они страдают! — перебил его Геракл, потащив из тронного зала. — Одни не могут, другие не хотят! Это недопустимо, мы должны вмешаться!

Иолай только печально вздохнул. Дядя увидел, что природа страдает, и загорелся идеей её спасти. Означало это только одно: они все обречены.

— Дядя, а ты знаешь, как заставить быка снова стать мужиком? — поинтересовался племянник.

— Нет, но мы сейчас что-нибудь придумаем, — уверенно ответил дядя, косясь на ближайшие с лугу заросли. — Тащи ветки. И переоденься во что-нибудь более удобное.

— А это зачем? — насторожился Иолай.

— Потом, всё потом. Делай.

Пару часов спустя к быку подъехала деревянная корова, шокировав лежащего настолько, что тот перестал жевать траву и, выпучив глаза, стал разглядывать странную фигуру.

— Работает, — гордо кивнул Геракл, подкатив корову задом поближе к рогатому. — Ты там как?

— Как-как, — ответил Иолай из пасти коровы. — Радуюсь, что управляю передними копытами, а сзади ты согласился приделать колёса.

— Не переживай, племянник, нам надо его только поднять, а потом он за тех коров примется. Покачай крупом. Привлеки его внимание.

Иолай честно попытался покачать деревянной коровой, но в результате едва не опрокинул конструкцию, хотя заинтриговал быка. Впрочем, тот уже через минуту отщипнул ещё травы и принялся флегматично её жевать, игнорируя подошедшего к нему Геракла. Сын Зевса упёрся в бок скотины и попытался сдвинуть тушу с места. Попытка провалилась, но Геракл отказался сдаваться.

— Ну давай. Поднимайся, — кряхтя, просипел он, наваливаясь на тушу и пытаясь сдвинуть с места. — Тебя природа зовёт вовсю, вставай!

Бык, глядя на деревянную корову, упёрся всеми четырьмя копытами и отказался не то что встать и приблизиться к ней, но и позволить перекатить себя поближе.

— Дядя, кажется, он принципиально не хочет подходить к коровам, — донеслось из механизма.

— Точно! — догадался Геракл. — Наверное он, пока не поднимется, не захочет. А встать не хочет, пока видит корову. Сделаем, чтобы он её не видел.

— Что сделаем? — спросил Иолай.

Геракл не ответил, поскольку унёсся куда-то и через несколько минут вернулся с деревянной бочкой, которую торжественно надел на голову быку, и вновь попытался его поднять. Ошеломлённый выключением света бык тем более отказался подчиняться в подобной обстановке, всё больше раздражая Геракла своим упрямством. И тут великий воитель совершил страшную ошибку. Он решил, что бык, упёртый, как осёл, отреагирует на командный голос.

— ДА ПОДНИМАЙСЯ ТЫ! — заорал сын Зевса в бочку.

Божественное заклятье, конечно, неважно влияет на психику и сбивает с пути слабых духом. Ещё сильнее на здравомыслие может повлиять бочка на голове, что не под силу вынести обычному существу. Когда в бочку ещё и кричат, разум проходит тяжкое испытание, которое по силу немногим. Но если в бочку орёт Геракл, то шансов сохранить крышу на месте нет ни у кого.

Громогласно замычав, бык вскочил, мотнул головой и смахнул бочку для восстановления обзора.

— Сработало! — радостно заорал Геракл.

В следующую секунду герой получил копытом в челюсть и отправился в ближайший лес беспосадочным рейсом.

— Ага, — вполголоса сказал Иолай, видя в прибор заднего вида, как бык озирается, высматривая разбежавшихся в панике коров и пастухов, а затем останавливает взгляд на деревянной даме. — И что теперь?

— Мууу!!! — разнеслось над лугом громогласное оповещение.

Пару мгновений спустя Иолай, не успев выбраться из коровы, улепётывал от четвероногого кавалера, выломав передние копыта, задавая моду бегу на длинные дистанции на максимально возможной скорости и громко говоря слова, которые совершенно случайно стёрлись и не сохранились. Маячившая перед глазами картина последствий оказалась вполне достаточным стимулом для поддержания высокой скорости в течение долгого времени. Времени, которого должно было хватить, чтобы дядя Гер пришёл в себя и пришёл на помощь.

Радости Миноса, лично наблюдавшего пробуждение своего любимца, не было предела. О том, что у царских стад теперь новый любимый муж, и так услышал весь остров. Когда же Иолай добежал до ближайших домов и стал петлять по улочкам, до жителей быстро дошло, что царский любимец любит прямые линии. Бык, посчитав повороты ниже своего достоинства, понёсся за убегающей деревянной спутницей всей жизни по прямой, прокладывая новый проспект прямо через дома. И чем ближе пара приближалась к дворцу, тем яснее виделся Миносу предел его радости. Обернувшийся кошмаром, когда не вписавшийся в поворот любимец вынес дворцовую стену и пробежал всё здание насквозь.

Иолай как раз остановился на главной площади, чтобы перевести дух; когда фасад дворца рухнул со страшным грохотом, и в облаке пыли появилась рогатая фигура.

— Мууу!!! — многообещающе сказал бык.

То, что сказал в этот момент Иолай, к сожалению, в хрониках не сохранилось.

Бык сделал шаг в сторону непокорной деревянной невесты, и в следующее мгновение ему на шею приземлился Геракл, одной рукой схватившийся за рог, а второй придерживающий очки.

— Беги, Иол, беги! — завопил Геракл с шеи озверевшего рогатого, подгоняя племянника.

Племяннику, впрочем, особая мотивация не потребовалась. Когда на тебя бежит тонна бешеного мяса с рогами длиной с древнегреческую руку, ноги сами задают достаточное ускорение, несмотря ни на какую усталость.

— К пристани, к пристани беги! — проорал сзади дядя, стараясь закрыть глаза быку первой попавшей под руку тряпкой, чтобы ошеломить, успокоить или хотя бы замедлить.

Тряпка оказалась красного цвета, и эффект вышел обратный.

— Почему к пристани? — прокричал Иолай. — Он же посейдоновский! Думаешь, его вода остановит?

— Нет! — ответил Геракл. — У меня есть идея получше!

Иолай вновь сделал резкий поворот перед толстой стеной, и бык, опять не вписавшись, вломился в здание, сбросив Геракла по пути. Тот, вскочив, тут же кинулся к пристани короткой дорогой, чтобы подготовить лодку. Племянник тем временем слелал крюк по пока ещё целой части района, чтобы выиграть дяде время. А из противоположной стены здания с фигурой Посейдона на крыше вылетела рогатая и грозно мычащая туша, на пару секунд потерявшись из-за торчащего в боку золотого трезубца. Последнего более-менее целого куска статуи.

— Можно считать, что в жертву мы его принесли, — на бегу заметил Иолай, успевший выбраться из коровы.

Геракл тем временем спешно написал на амфоре указания, вытащил из клетки с надписью «для экспресс-отправлений» почтового альбатроса и с размаху запустил его в сторону Микен. Птица, обалдев от первоначального ускорения, быстрее обычного поймала ветер и понеслась с перевыполнением плана, внутренне надеясь впредь оказываться подальше от нынешнего клиента.

Рыбкой нырнув в лодку, Иолай тут же налёг на вёсла вместе с дядей, обогнав удивлённых дельфинов, решивших поиграть с судёнышком в догонялки. Удивлялись любители пускать фонтанчики недолго, поскольку их почти сразу распугал несущийся следом рогатый мачо, впервые ощутивший животную страсть и недоумевающий, куда это делась его пассия. Впрочем, это не помешало ему сделать вывод, что раз эта парочка от него убегает, то они явно что-то знают.

— И как долго нам грести? — поинтересовался уже выбивающийся из сил Иолай.

— Пока не угребём, — ответил дядя. — Либо пока не огребём.

— Перспективы замечательные, — съязвил племянник.

— Греби! — рявкнул на него Геракл.

— Куда?

— В Микены!

— Таков план? — уточнил Иолай.

— Таков путь, — загадочно ответил сын Зевса.

Лодка, не снижая скорости, врубилась в берег, и пассажиры кубарем вылетели из ставшего бесполезным транспорта, тут же перейдя на рысь и не оглядываясь.

— Мууу!!! — донеслось с берега несколько секунд спустя.

— Бежим! — подал очевидный совет племяннику Геракл, подавая пример необходимой скорости. — Прямо в Микены! Надеюсь, что там всё готово!

— Что готово? — не понял Иолай, но постарался не отставать.

Во дворце Авгия полным ходом шла подготовка к конкурсу «Мокрая туника». Раскрывались кувшины с маслом, рабыни украшали участниц, а сосуды с вином заранее вытаскивались из погребов для того, чтобы восхваление Диониса не прерывалось ни на минуту. И в страшной суматохе никому, разумеется, не было дела до каких-то странно пахнущих личностей, которые спешно укладывали толстые цепи вокруг всех зданий, составляющих резиденцию правителя Элиды. Работая чётко и слаженно, неизвестные под шум репетирующих оркестров вбили крюки в стены, надёжно соединив строения друг с другом. Затем, вытянув цепи и соединив их с большим кольцом в строго указанном месте, фигуры удалились в сторону микенских казарм, чтобы принять долгожданную ванну.

А со стороны моря тем временем, поднимая два небольших облачка пыли, неслись, едва не задыхаясь от бешеной гонки, двое протомарафонцев. За ними в огромной пылевой туче виднелся огромный силуэт с длинными рогами и красными глазами.

— Мууу!!! — разнеслось над Микенами, и беглецы нашли и открыли в себе семнадцатое дыхание.

— Дядя, я больше не могу! — признался Иолай, спотыкаясь через шаг.

— Терпи, Иол! Терпи! — попытался подбодрить племянника Геракл, а затем закинул на плечо, когда тот едва не повалился на землю без сил.

Рассвирепевший от долгих водных процедур бык стал постепенно нагонять их, радостно мыча в честь изменившихся обстоятельств гонки. Геракл же, напрягая все силы, припустил вперёд. Забирая в сторону от дворца Эврисфея, он на полном ходу пролетел мимо резиденции Авгия. Там он поддел ногой обвитое цепями толстое кольцо и подбросил его в воздух, точно рассчитав момент прибытия в точку рогатого преследователя. Металлический обруч звякнул о рога и скользнул по ним, оказавшись на шее. И в следующее мгновение во дворце элидского правителя музыканты разом сбились с нот, когда пол и стены тронного зала сдвинулись с места. Вместе со всеми остальными зданиями элидской архитектурной школы. А ещё через мгновение дворец Авгия вместе со всем пристройками двинулся вслед за быком, обвитый толстыми цепями. С диким визгом участницы конкурса попрыгали с большой террасы в коричневые лужи и стали разбегаться, а критский эмигрант лишь немного замедлился, словно не заметив значительно возросшую нагрузку.

— Что?! — завопил выбежавший на балкон Авгий. — Что происходит?!

— Переезд! — проорал ему в ответ Геракл, огибая холм, увенчанный стелой “Пик хрюканизма”.

— Что? Опять?! — возмутился царь Элиды. — Я только тут обустроился!

— Теперь пора домой! — отозвался Геракл, оглядываясь и видя, что бык последовал старой привычке идти напрямик.

— Я не со... — начал было Авгий, но тут рогатый локомотив поддел рогами огромную кучу в несколько раз выше него и окатил состав коричневыми осадками.

Истошный вопль правителя Элиды возвестил все микенские земли, что гранитная стела разнесла в пыль величественную статую Авгия, возвышающуюся на крыше дворца, и заменила её собой. Рассвирепевший бык разносил все коричневые холмы, встреченные им на пути, забрасывая ведомый дворцовый комплекс по самую крышу. А здания своим фундаментом собирали верхний коричневый слой, утаскивая его с микенских земель.

Стараясь сохранять дыхание, Геракл пронёс Иолая до самой Элиды, периодически оглядываясь, чтобы убедиться в точной реализации своего плана. Всё шло почти как по маслу, если бы его делали из... Бык тем временем дышал всё тяжелее, постепенно выдыхаясь от огромной нагрузки, висящей на шее. И к моменту прибытия на место он уже оказался настолько измотан, что лишь несильно боднул старую плотину, возведённую Гераклом несколько месяцев назад. Та не поддалась, и рогатый опустился на землю, переводя дыхание. Кольцо на шее лопнуло пару секунд назад, и дальше он мог пойти налегке, но беглецы как сквозь землю провалились. Шумно вдохнув ноздрями воздух, бык попытался учуять запах деревянной донны Муанны, но всё было тщетно. Вместо этого он учуял другой аромат. Заинтересованно принюхиваясь, бык развернулся и двинулся в сторону притихшего и решившего не отсвечивать и не отзвучивать дворца, покрытого несколькими метрами материала. Интересный запах шёл из большого здания с табличкой “Конюшня”.

— Мууу!!! — игриво произнёс бык, заходя внутрь.

— Пронесло, — тихо сказал Геракл, выглядывая из канавы, когда огромная туша пролезла в здание конюшни, и оттуда донеслось удивлённое мычание.

— Вы что натворили, гады! — послышалось с террасы дворца. — Я ваши Микены в порошок сотру, сволочи! Я вас всех так отделаю, что в Аиде заикаться будут от вашей истории! Война! Войнааа!!!

— С возвращением домой, царь Авгий! — отозвался Геракл, пропустивший всю тираду ввиду прочистки ушей. — Не стоит благодарности!

Природа в Микенах очистилась настолько, что муравьи, изучившие построение фалангой, наконец смогли отбросить египетских культистов-скарабеев. В тяжёлом сражении, невзирая на огромные потери, местные жители одолели мощных врагов и прогнали их назад в родные пески. Впрочем, радость муравейника была недолгой, поскольку его тут же разворошили садовники, вернувшиеся на работу и пытающиеся реанимировать царский сад. Попытки по большей части были безуспешны, что не могло не порадовать освободившегося от кошмарных ароматов царя Эврисфея. Но что особенно радовало владыку Микен, так это внезапный и скорый отъезд нового соседа, организованный Гераклом. Ну а Антимаха, блуждавшая по дворцу и выглядевшая мрачнее тучи, добавляла к морю радости каплю злорадства.

— А вот и наши герои, — поприветствовал Эврисфей возвратившихся мастеров логистики. — Всё прошло замечательно, надеюсь?

В отличие от дяди, Иолай услышал все угрозы правителя Элиды и рассказал о них на обратном пути. Родственники нервно переглянулись, и Геракл несильно толкнул Иолая, который накануне вытянул короткую палочку.

— Видите ли, шеф, — осторожно начал племянник. — Тут такое дело…