Жду новый пост

Серия «Неволшебные сказки»

В среде волшебников - все иллюзия и кругом обман зрения. Даже привычный нам всем с детства образ могущественного колдуна и доброй феи они умудрились превратить в могучее средство запудривания мозгов и искажения реальности. А всего-то им и надо было - каждому колдуну взять в руки посох, а каждой фее - волшебную палочку. И еще время от времени потрясать ими грозно, взмахивать в воздухе и чертить псевдомагические фигуры. Вот все и поверили, что волшебство таится в этих, по правде сказать, совершенно обычных предметах. А на самом деле — это просто куски дерева. Тщательно обтесанные ветки, оправленные в серебро и украшенные ониксами ли хрусталем. Ничего не значащие в деле волшебства.
Когда я поняла эту нехитрую истину, я тут же задумалась о практическом назначении посоха и волшебной палочки. С посохом все очень просто - престарелый колдун использует его как опору, к тому же при случае им можно огреть зазнавшегося наглеца. А вот палочка? Она такая тоненькая, такая хрупкая... Если бы феи были музыкантшами, я бы решила, что они пользуются ею, как дирижеры. Но феи, в большинстве своем, плохо разбираются в гармонии, да и вообще, туговаты на ухо. И так я мучилась и переживала, и почти совсем было уверилась, что палочка вообще не имеет никакого практического применения, пока не обратила внимания на внешность фей.
А вы вообще знаете, как выглядит настоящая фея? Обычно это женщина средних лет, в пышном кринолине и с высокой, крайне сложной напудренной прической. Изредка феи носят и распущенные волосы, но при этом так сильно взлохмаченные, что совершенно не возможно разобраться, не взгромоздила ли волшебница на голову грачиное гнездо вместо шляпки с утра пораньше. В общем, феи не любят расчесываться. И оно понятно - их волосы пропитаны магией и при соприкосновении с гребнем, сделан ли он из черепахового панциря, из сердцевины ясеня, моржовой кости или из заурядной пластмассы, магия эта вырывается наружу и творится черт знает что. Вот как-то глубоко уважаемая в своем сообществе фея Сиреневого Куста решила причесаться, а в результате произошло подводное извержение вулкана, и остров, позднее ставший известным, как Атлантида, ушел под воду целиком вместе с храмами, дворцами, лачугами, домашними животными и всеми жителями.
Памятуя об этом прискорбном случае, феи навсегда позабыли о расческах. Понятное дело, в их пышных волосах со временем завелась масса неприятных насекомых, от которых кожа ужасно зудит. Но нежные пальчики фей не в состоянии добраться к ним сквозь ту паклю, которая покрывает их головы. Милые волшебницы очень страдали, но одна из них, самая догадливая, приспособила палочку для того, чтобы почесывать страдающие места. Со временем эта удачная придумка широко распространилась, а палочки, которые, естественно, искрили при соприкосновении с волосами, в народе получили славу волшебных.
Кстати, и тут не обходится без происшествий. Взаимодействие палочек и волос нередко приводит к незапланированным чудесам. Но такие мелочи, как превращение принца в чудовище или погружение красавицы в сон уже давно не смущают многоопытных фей. У них всегда есть наготове младшая дочь купца или королевский отпрыск, готовые исправить их оплошку поцелуем истинной любви.

Патрон пролежал в земле семьдесят пять лет. Патрон был стар, никуда не годен и несчастен. Он не исполнил своего предназначения. Он был рожден для убийства, но каким-то образом оказался в этой глинистой луже посреди брянского леса, где и пропадал уже целую человеческую жизнь. Кто знает, может именно столько лет и прожил тот мужчина (патрону представлялся именно мужчина, здоровый, крепкий деревенский парень), сердце которого так и не удалось остановить патрону.
Патрон лежал на косогоре, вымытый наружу недавними дождями, и страдал.
- Страдаешь? - спросил дрозд, приземлившись рядом с патроном.
- Чего пристаешь? - угрюмо ответил патрон, - летел себе куда-то, ну и лети.
- Чудак ты! - Воскликнул дрозд. - Жизнь прекрасна, солнышко светит, впереди еще столько дней лета, а ты страдаешь. Вон, незабудки вокруг тебя цветут и гоноболь завязывается, а ты страдаешь.
- Легкомысленное ты создание! - вздохнул патрон. - Тебе не понять, как это, когда не выполнено самое главное. Вот у тебя что самое главное?
Дрозд подумал, наклонивши голову вбок, и сказал:
- Свить гнездо и кормить самочку, пока она сидит на яйцах. А еще - тут у дрозда перехватило дыхание, и он всхлипнул - петь и летать.
- И я тоже должен был петь и летать,  а вместо этого валяюсь тут в грязи.
- Бедолага ты, - вздохнул дрозд, - но, пожалуй, я могу тебе помочь.
Взял патрон в клювик, поднялся в небо и полетел. Вместе с ним, естественно, летел и патрон. Но это был совсем не тот полет, которого жаждало его сердце. А дрозд был счастлив: он помог неведомому ему грустному существу обрести радость. От удовольствия дрозд приготовился запеть, вдохнул полной грудью... Подавился и умер.
Безжизненное тело свалилось на землю, а в горле его успокоился наконец исполнивший свое предназначение патрон.
И оба они попали в рай. И птица, и патрон. Почему дрозд? Потому что пожертвовал собой ради ближнего своего. Почему патрон? Вот не знаю. Видимо, тоже было за что.

Одна девочка - мне всегда претила обязанность автора придумывать имена своим героя, даже если это герой совсем маленькой сказки - так вот, одна девочка очень хотела быть принцессой.
Но, конечно, она не родилась ни дочерью короля, ни хотя бы крон-принца. Когда девочка чуть-чуть подросла, она принялась выспрашивать всех, как можно стать принцессой. Люди смеялись над ней и давали дурацкие советы, которые казались им очень остроумными, типа, пойти в полночь на кладбище и, повернувшись на закат лицом, сорвать незабудку с могилы старой тетушки Лизелотты, или искупаться в ослином молоке, или убить родителей, потому что всем известно, что сироты - дети короля, и тому подобную чушь.
Но однажды в их город приехал бродячий цирк, и девочка вынула из своего тощего кошелька пару медяков и пошла к цыганке Зулейке - известной на весь мир гадалке. Гадалка посмотрела на девочку долгим взглядом и сказала: "Нет ничего проще, дитя, чем стать принцессой. Нужно только, чтобы тебя похитил дракон. Все знают, что красавицы, похищенные драконом, становятся принцессами".
Время шло, девочка росла и выросла прехорошенькой девушкой. Вот только драконы в их местности не появлялись. Ни один зубастый змей не проносился алой стрелой над ее городом, чтобы увидеть девушкины синие глаза, алый ротик, золотые волосы, ладную фигуру и прельстится всем этим.
Девушка совсем было отчаялась, но однажды, когда она пошла к роднику за водой, на нее вдруг накинули покрывало, скрутили и утащили куда-то. В этом где-то покрывало сняли, и девушка с удивлением обнаружила себя в лесной сторожке, довольно мило обставленной. А рядом с ней стоял ладный парень и довольно улыбался.
- Что ты наделал! - воскликнула возмущенная девушка, - Меня же должен был похитить дракон! А теперь я кому нужна?
- Ну, допустим, мне нужна, - нахально ответил парень. - А кроме того, все знают, что мужчина, похитивший красавицу, становится драконом.

Рыцарь остановил ретивого коня перед старинным замком и с вожделением взглянул на окно - самое верхнее окно в высокой белой башне, надежно спрятанной за каменной защитной стеной. "Пусть, - думал рыцарь, - пусть битва будет страшной! Пусть грозный великан, коварная колдунья, свирепый тролль, пусть! Но один взгляд ее нежных глаз будет наградой за все!"
Рыцарь задрал голову и закричал изо всех сил:
- Прекрасная принцесса!
В дубовых воротах что-то щелкнуло, скрипнула и открылось отверстие в два пальца шириной. В отверстии показался хитрый карий глаз и тут же исчез.
- Открывай! - гаркнул рыцарь и нанес молодецкий удар по воротам. - Ворота не дрогнули, а обладатель глаза ругнулся, сплюнул и сказал:
- Не велено принимать. Хозяйка занята.
- Прекрасная принцесса! - заорал снова рыцарь, - это я, принц Вениамин! Я прибыл спасти тебя из лап...
Тут раздался страшный грохот, и принц приготовился ко встрече с огнедышащим драконом. В стене отворилась маленькая обитая железом дверь, из которой выкатился паж, а вслед за пажом - шайка. В проеме была видна лестница, круто уводящая вверх, по которой, видимо, озорник только что скатился верхом на шайке. Паж подхватил сосуд и кинулся к почерневшей от времени сторожке. Рыцарь почесал в затылке: из окна сторожки вырывались клубы пара, густо пахнувшие розовым маслом и луковой шелухой. Паж меж тем промчался из сторожки обратно к двери, неся шайку, наполненную чем-то перламутрово-золотистым.
Рыцарь спешился, подошел к сторожке и заглянул в окно. Посреди таинственной комнаты с закопченным потолком и стенами был разведен огонь. Над огнем кипел котел, издававший разнообразные ароматы, а прескверная карга с бородавкой на самом носе бросала в котел всякую всячину и бормотала что-то вроде:
...Блеском солнце затмевали
И напастей чтоб не знали...
Тут карга подняла голову, зыркнула на принца недобрым взглядом и забормотала еще быстрее и тише. Юноша разобрал только слово "перхоть". "Перхоть? - подумал он. - Кажется, у меня галлюцинации от колдовского варева", - и отошел прочь от окна, потому что боялся, что его превратят в лягушку или паука.
Белый конь в стороне мирно ощипывал лужайку. Принц почесал в затылке и еще раз крикнул:
- Прекрасная принцесса!
Вожделенное окно отворилось, у принца захватило дух, и из окна на землю хлынул поток горячей пенной воды. Затем через подоконник перегнулась дородная бабища с красными полными руками и сказала сварливо:
- Ну, чего разорался? Сказано тебе - хозяйка никого не принимает.
- Я принц Вениамин, я прибыл спасти Рапунцель от лап...
- Погоди спасать! Рапунцель занята - она волосы моет. - и бабища решительно захлопнула окно.

Давид - да славится его имя в веках! - был великим царем Израиля. Под его рукой народ его расцвел. Скот множился, виноград плодоносил обильно, пшеницей были полны амбары, оливкового масла было так много, что казалось, сама земля под кедрами пропитана им насквозь. Народ, изведав сытость телесную, обратил свои взоры на духовное, и великий голод овладел им. Стали нарождаться поэты, пророки и ученые. Стало модно отдавать мальчиков в школы, где они изучали закон Божий, и не только его. И вот один мальчик, назовем его Абессаломом, воспылал необыкновенной тягой к знаниям. Пока было светло он сидел, уставившись в свитки, и поглощал мудрость израилеву, и мудрость других народов так жадно, будто это был лучший пшеничный хлеб, намазанный лучшим душистым медом. А по ночам он выбирался на крышу и долго лежал на ней, созерцая небесную бездну.
И так он вырос, а внутри его выросло великое знание. И однажды он сказал своему отцу:
- Отец! Я узнал великую истину: земля наша — это шар, и если выйти из дома и идти все время на запад, то в конце концов обогнешь все страны и вернешься к себе, в родное жилище, но только уже с востока.
Отец его был честный недалекий купец и послал он сына к священнику посоветоваться. Тот же в ужасе воздел руки и воскликнул:
- Великое святотатство говоришь ты! Ибо если бы было так, об этом было бы сказано в великой Книге, а там нет ни слова о таком!
Но юноша продолжал настаивать и, приходя на базар, рассказывал всем о своем открытии, так что через недолгое время весть о полоумном купеческом сыне достигла ушей Давида. Давид - да славится его имя в веках! - был уже стар, и потому суров и негибок. Он призвал к себе юношу, выслушал его, а затем повелел:
- Что ж! Завтра утром ты выйдешь из дома своего и пойдешь на запад, и если когда-нибудь вернешься с востока, я поверю тебе. - А сам разослал гонцов во все известные ему царства с просьбой не давать юноше покою и гнать его на запад без отдыха.
Отец сделал для сына все, что смог: снабдил его осликом, дал кувшин вина и связку лепешек, да насыпал в карманы денег. И так наш юноша начал свое путешествие. Ехал он все время на запад, и ночью никто, памятуя приказ царя, не давал ему приюта, так что ночевал он с краю дороги, прижимаясь к теплому боку осла. Но в сердце его горел чистый пламень и так он пересек множество стран, и даже великую пустыню пересек он, и оказался на берегу огромного океана. Ни один из корабельщиков не соглашался плыть строго на запад, ибо в те поры мореходы ходили лишь вблизи от берега, где можно было найти воду и пропитание. Те же немногие безумцы, что решались уйти в открытый океан, пропали навек и никогда не вернулись, чтобы рассказать, что там, на западе.
Тогда юноша упал на колени и взмолился единому Богу. Горяча была его молитва, и я не могла бы повторить тех слов, что обратил он к Господу. Но так велика была его вера, что Господь ответил. Он послал своего серафима, блистающего, как заря, и серафим возгласил:
- Ступай на пристань, найди корабль, которым правит одноглазый и одноногий мореход. Он пойдет туда, куда ты укажешь.
- Так значит я прав, и на самом деле все реки впадают в один океан, и все дороги смыкаются в круг, и все ветры веют спиралью?
Но серафим не ответил ни да ни нет, лишь улыбнулся.
И юноша нашел одноглазого и одноногого морехода, сговорился с ним, дождался попутного ветра и отплыл от берегов Африки. Это была последняя весть о нем, достигшая дома его отца, и дале долгие годы никто ничего о нем не слышал. Умер его отец, умерла его мать, умер - да славится его имя в веках! - великий царь Давид, и о юноше все забыли. Уже много дней правил в Израиле  - да славится его имя в веках! - премудрый царь Соломон, уже возвел он храм единого Бога... В общем, прошло так много лет, что когда с востока к городу Иерусалиму подошел длинный караван, и люди высыпали на базарную площадь подивиться чудесам, которые он привез: душистым плодам, и диковинным напиткам, и тонким тканям, и шкурам неведомых зверей, и фигуркам странных богов, - некому было узнать стареющего мужчину, который ехал во главе на скакуне потрясающих статей.
- Вот я и вернулся, - сказал мужчина, спешился, нанял проводника и пошел по новым улицам, не узнавая свой скромный город. Мужчина постучался в ворота и из дверей вышел хозяин, похожий на него, как похожи две горошины, вылущенные из одного стручка.
- Обними же меня! - воскликнул мужчина, - ибо это я, брат твой, Абессалом, вернулся с востока, как и обещал много лет назад. Я привез с собой великие богатства, и множество удивительных товаров, каких не найти больше ни у одного купца, и золото, и слоновую кость, и драгоценности привез я. Зови же своих сыновей и дочерей, зови жену свою. Я щедро одарю вас!
И тут начался шум и гам, и подарки сыпались на родственников, словно пыль дорог на обувь странника, и все радовались, обнимались и устроили великий пир.
Правда, ни брат, ни жена и дети его, ни обитатели базара, ни соседи, ни сам премудрый царь Соломон - да славится его имя в веках! - не поверили Абессалому. Они кивали и улыбались, слушая его рассказы о долгом плавании, и земле, лежащей далеко за океаном, и обычаях других народов, но сами думали, что Абессалом просто очень хитер и сделала большой круг, пройдя по диким землям (может, даже побывал в странной и страшной Гиперборее), где торговал и пускал деньги в рост, и добыл великие богатства, а потом вернулся домой с востока, как и обещал.
Да и сам Абессалом за годы своих странствий охладел, поумнел, и не настаивал на своей правоте. Только где-то далеко в старом, потертом кофре хранил он пергамент с нарисованной на нем картой земель человеческих, на которой все дороги смыкались в круг, и все реки впадали в один океан, и все ветры дули по спирали. Но ведь нарисовать всякий волен, что хочет, не так ли?