swordmed

Если русский солдат образца 1914 года в военное время получал возможность приобрести 700г. мяса, например, а рядовой РККА образца 1935 года 175г., но тем не менее, во многих исторических работах мы имеем “нищую, голодающую русскую армию” и просто РККА, к которой вообще никаких оценочных суждений в большинстве работ не приводится.

Cегодня, я бы хотел поговорить о нормах продовольственного снабжения личного состава чинов Российской императорской армии образца начала века(с 1898 по 1917гг., соответственно) и военнослужащих РККА образца 1934 года.

Документы говорят сами за себя.Нас будет интересовать нормативные приказы, в которых устанавливались нормы продснабжения для Императорской Армии, и РККА, соответственно.

РУССКАЯ АРМИЯ.

Корректные данные:"Нормы снабжения армии были определены еще в Своде военных постановлений и составляли в сутки на каждого человека: муки ржаной — 2 фунта 25 золотников (всего приблизительно 2,5 фунта) и крупы — 32 золотника (2/3 фунта). По законам военного времени норма продовольствия на 1 чел. в день составляла: провиантское довольствие — сухари ржаные 1 3/4 ф. (716,625 г), для которых необходимо было 2 ф. 25 зол. муки, или хлеб ржаной — 2 ф. (1023,75 г.), для которого необходимо 1 ф. 75 зол. муки; крупа — 24 зол. (102,24 г.); приварочное довольствие: мясо свежее — 1 ф. (409,5 г.) или мясные консервы — 3/4 ф. (без оболочки) (307,125 г.); соли — 11 зол. (46,86 г.); овощей свежих — 60 зол. (255,6 г.) или сушеных — 4 зол. (17,04 г.); масла или сала — 5 зол. (21,3 г.); подболточной муки — 4 зол. (17,04 г.); чаю — 0,48 зол. (2,0448 г.); сахара — 6 зол. (25,56 г.); перцу — 1/6 зол. (0,791 г.). По отношению к этим нормам были рассчитаны и нормы, их заменяющие. При некотором недостатке растительных жиров все это в общей сложности складывалось в 4400 ккал, что было несколько ниже, чем в английской армии, но выше, чем в американской и французской армиях[1].

Власти серьезно подходили к делу довольствия во время войны. Заготовка, доставка продовольствия являлись важным делом в современной войне, были предметом изучения в соответствующих курсах по интендантскому делу. Организовывался подвоз, увязывавшийся с планом, действующим в оперативной и административной частях. Предусматривалось и снабжение во время боя — со своей спецификой. По данным Военного министерства, продукты на фронт назначались к высылке в тех размерах, в которых они требовались армией, а некоторых продуктов назначалось даже больше, чем требовалось; но фактически часть их не могла быть своевременно отправлена в армию из-за неподачи необходимого числа вагонов и вследствие недостаточной заготовки продуктов Министерством земледелия[2].

Во время войны, по подсчетам Н.Д. Кондратьева, власти постоянно увеличивали продовольственные заготовки для армии с 231,5 млн пудов до 720 млн, то есть с 100 до 311%. По подсчетам Головина, потребление продовольствия армией также постоянно повышалось. В сущности, для армии было предназначено то количество продовольствия, которое вывозилось на внешний рынок, то есть около 700 млн тонн, из общего производимого до войны объема в 4,5 миллиардов пудов. Так, в 1914 г. армия потребляла муки 23,6 млн пудов, крупы 3,4, овса и ячменя 52,6 млн пудов. В 1915 г. эти поставки продуктов составляли соответственно 118,3, 15,3 и 153,6 млн пудов. В 1916 году — соответственно 212; 35 и 295 млн пудов и в 1917 г. — соответственно 225, 30 и 175 млн пудов. Росли и поставки мяса армии. В 1914 — 13,5 млн пудов, в 1915 — 51, в 1916 — 82, и в 1917 — 78 млн пудов. Это позволило обеспечить высокие нормы выдачи продовольствия. Так, с начала войны вплоть до 1916 г. солдаты получали в сутки хлеба 2 ф. 48 зол., муки 1 ф. 85 зол. (или 1 ф. 72 сухарей) и крупы 24 зол. Это было выше, чем суточная норма провианта, полагавшаяся на человека в русской армии по Своду военных постановлений: ежедневно муки ржаной 2 фунта и 25 зол. (или 3 фунта хлеба или 2 фунта сухарей) и крупы — 32 золотника и 1 фунт свежего мяса или 3/4 фунта мясных консервов. С апреля 1916 г. эти нормы выдачи в армии были даже увеличены и составляли: хлеба 3 фунта, муки — 2 ф. 25,55 зол. или сухарей 2 ф., а также рису, макарон, гороха, фасоли, чечевицы и других приварочных заменителей продуктов 20 зол. Правда, 28 декабря 1916 г. нормы понизились и составили: хлеба 2 ф. 48 зол., муки 1 ф. 85 зол. или сухарей 1 ф. 72 зол. И только с 20 марта 1917 г. началось существенное снижение норм[3]."

Примечания

[1] Бонч-Бруевич М. Интендантское довольствие действующих войск. Корпус СПб., 1913. С. 80-82; Биншток В.И., Каминский Л.С. Народное питание и народное здравие. М., Л. 1929. С. 37, 42-43; Аранович А.В. Система продовольственного довольствия войск накануне и в годы Первой мировой войны // Вестник молодых ученых. 2005. № 1. Серия: Исторические науки. 2005. № 1. С. 18.

[2] Всеподданнейший доклад по Военному министерству за 1916 г. // РГВИА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 1210. Л. 27об.; Бонч-Бруевич М. Указ. соч. С. 162-175.

[3] Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991. С. 160, 291-292; Головин Н.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 71-74; Аранович А.В. Указ. соч. 18, 20.

Цит. по А.Б.Асташов "Русский фронт в 1914 - начале 1917 года: военный опыт и современность" — М: Новый хронограф, 2014. (Серия «Российское общество. Современные исследования»). сс. 278-280.

РККА.

Итак, какие же были так называемые нормы суточного довольствия по основному красноармейскому пайку для солдат и сержантов РККА?

Утверждены Постановлением СТО № К-29сс от 06.03.1934 г. Введены - с 01.04.1934 г.

НОРМА № 1

СУТОЧНОГО ДОВОЛЬСТВИЯ ПО ОСНОВНОМУ КРАСНОАРМЕЙСКОМ ПАЙКУ

№ п/п  Наименование продуктов    Вес в граммах

1  Хлеб ржаной  600

2  Хлеб пшеничный 96%  400

3  Мука пшеничная 85% (подболточн.)  20

4  Крупа разная  150

5  Макароны, вермишель  10

6  Мясо  175

7  Рыба-сельди  75

8  Сало  20

9  Масло растительное  30

Овощи свежие

10  Картофель  400

11  Капуста квашенная и свежая  170

12  Свекла  60

13  Морковь  35

14  Лук  30

15  Коренья, зелень (огурцы)  40

16  Томат-пюре  15

Итого овощей  750

17  Перец  0,5

18  Лавровый лист  0,3

19  Сахар  35

20  Чай в месяц  50

21  Соль  30

22  Мыло в месяц  200

23  Горчица  0,3

24  Уксус  3

НОРМА

ОСНОВНОГО СУТОЧНОГО ДОВОЛЬСТВИЯ ПО ФРОНТОВОМУ ПАЙКУ(НОРМЫ ПИТАНИЯ НА ВОЕННОЕ ВРЕМЯ от 04.07.1935)

Наименование продуктов    Вес в граммах

Хлеб (печеный)  1000

Крупа разная  150

Мука подболточная 85%  20

Мясо  175

Рыба  75

Жиры животные  20

Жиры растительные  30

Овощи свежие  735

Томат-пюре  15

Макароны-вермишель  10

Горчица  0,3

Лавровый лист  0,3

Перец  0,5

Соль для пригот. пищи  30

Соль для хлебопечения  11,25

Сахар  35

Чай натуральный (в месяц)  50

Табак-махорка  20

Итого, можно заметить, что питались солдаты Русской Армии явно не хуже, и даже, на мой взгляд, по некоторым позициям лучше, исходя из норм, чем спустя 35 лет в РККА.

Особенно удивительно насколько сильно отличались нормы по выдаче мясных порций( заменяемых снетками и грибами в постные дни)

С мясом вообще в РККА была беда, 175г по фронтовым нормам от 1934 года, 150г по фронтовым нормам от 1941 года, супротив 409г.(норма военного времени) и даже 615 г.(в первые несколько месяцев ПМВ) Императорской Армии.

"Реальная выдача мяса за Великую войну менялась следующим образом:

с 25 августа 1914г.- суточная дача мяса увеличена до 1 ½ фунта (615г)

март 1915г – 410г.

январь 1916г. – 307г

апрель 1916 – 1917г.г. – 204г."

Цит. по Родин И.В. Служба и быт нижних чинов русской армии перед Великой войной. Киев, 2002. Опубликовано: http://1914.borda.ru/?1-20-0-00001971-000-0-0=

Проднормы РККА выгоднее смотрятся лишь в одном пункте: овощах. 750г супротив 255г. в Императорской армии. Но все же помимо этих 255г овощей солдат РИА мог себе позволить и хлеб, и мясо в крайне солидных количествах.

Такие вот штрихи , какие я привел выше, дают взглянуть на проблему чуть глубже, сделать картину жизни более неоднозначной и самое главное немного поколебать эти безаппеляционные формулировки современных мэйнстримовых учебников истории относительно Империи.

Автор известных в советское время воспоминаний граф Игнатьев в 1898 году в составе сводного гвардейского полка был отправлен в Москву, на открытие памятника Александру II. Первое дежурство по казарме, где разместились представители от всех 12 полков русской гвардии, выпало ему. Ровно в полдень, в час обеда, ему сообщили, что люди отказываются, есть обед, настолько он плох.

«Войдя в помещение полка, - пишет Игнатьев, - я, прежде всего, увидел своих вскочивших с кроватей кавалергардов. Перед ними стояли чашки с нетронутым обедом. Попробовав из первой попавшейся чашки, я убедился, что суп – это безвкусная жиденькая бурда, а каша нестерпимо пропахла дымом. Люди молчали. Рядом, за колоннами арки, так же молча вытянувшись, стояли великаны-брюнеты, все как один с бородками, - конногвардейцы. Далее были гатчинские кирасиры-брюнеты с тонкими усами, рядом с ними – грубоватые и светлые блондины, царскосельские кирасиры. И у гвардейских казаков, чубатых бородачей, до еды никто не дотронулся. Старшина их первой сотни, украшенный Георгием и медалями еще за турецкую войну, с достоинством мне заявил, что «пища казакам не пригожа».

Что было делать? Местного начальства в полку не было, а людей надо было кормить. Игнатьев раскрыл бумажник и достал сторублёвку, припасенную для дорогой московской жизни. Через полчаса люди его взвода несли в казарму мешки с колбасой и ветчиной.

Надо сказать, что гвардия была балованным ребёнком русских императоров. Даже нормы питания для гвардии и других частей Санкт-Петербургского гарнизона были усиленные, как на флоте, что служило предметом зависти со стороны армейцев, ревниво относившихся к привилегиям флота и гвардии. Оттого, попав к котлу простого армейского полка, гвардейцы и забузили. И аристократ Игнатьев мог позволить себе достать из кармана сотенную; большинству офицеров такое было просто не по карману, русские офицеры и тогда служили не за деньги.

Что касается норм царского солдатского пайка, то достаточно сказать, что советского солдата все годы советской власти кормили как минимум ничуть не лучше. Паёк советского солдата достиг калорийности пайка царского образца 1914 года только в 1982 году. Это по нормам мирного времени. В военное время паёк царского солдата увеличивался, ибо царские сатрапы считали, что в поле солдат должен усиленно питаться. И закон этот выдерживался практически до конца царского режима. Как написал автору один знакомый со слов своего деда «до конца 1916 года кормили как на убой; все посыпалось с Февральской революцией».

Паёк советского солдата в военное время уменьшался. Кому интересно, вот несколько цифр: калорийность суточного пайка 1914 года для мирного времени 4185 ккал, для военного 4606, паёк 1939 года 4128, в войну 1941-1945 в зимнее время для боевых частей 3545, для тыловых 3038 ккал; хлеба в 1914 году царский солдат получал 1025 г. хлеба в день, что в мирное, что в военное время, советский в 1939 году 600 в мирное, 900 или 800 г. в военное, чая в сутки 3 грамма для царского и 1,7 г. для советского солдата в мирное и 1 г. в военное. И так далее. Интересующихся отсылаем к Военной энциклопедии издания 2002 года и к прочей специальной литературе.

31 августа (13 сентября) празднуется Собор новомучеников Ясеновацких, прославленных Архиерейским Собором Сербской Православной Церкви в 2012 году, их имена также включены в месяцеслов Русской Православной Церкви.

В августе 1941 года на территории Независимого государства Хорватия (НГХ) была создана самая большая в регионе система концентрационных лагерей - Ясеновац. За несколько лет в этих местах погибло 700 000 человек, из которых 500000 -- православные сербы, 40000 − цыгане, 33000 − евреи и 127000 − антифашисты, и в том числе − 20000 дети младше 12 лет. Многие сербы приняли здесь мученическую кончину, пострадав за верность православию.

Ясеновац

НГХ было сформировано при поддержке фашистских режимов Германии и Италии, под покровительством Ватикана. В состав нового государства также была включена территория Боснии и Герцеговины, где исторически проживало много сербов. Геноцид сербского населения начался сразу после провозглашения нового государства. По всей территории страны была создана сеть концентрационных лагерей (Паг, Госпич, Саймиште, Ядовно, Даница, Лоборград, Врбовско, Лепоглава, Ястребарско и.т.д.), сербы были обречены на изгнание и ликвидацию, их можно было безнаказанно убивать, пытать, изгонять из домов, отбирать имущество. НГХ стало единственным государством в истории человечества, где были созданы концентрационные лагеря для детей. Истребление сербов происходило под руководством главы хорватских усташей Анте Павелича, который в своем письме папе Пию ХII говорил, что именно понтифику «принадлежит честь создания НГХ». Духовным вдохновителем истребления сербов стал глава Католической Церкви в Хорватии Алоиз Степинц, которого впоследствии папа Иоанн Павел II причислит к святым, а папа Бенедикт XVI назовет «образцом христианской любви».

Алоиз Степинац

Сеть концлагерей Ясеновац находилась в 100 километрах от Загреба и простиралась на 60 километров вдоль рек Савва и Уна, занимала площадь порядка 240 квадратных километров и состояла из нескольких связанных между собой лагерей: Крупье, Брочице, Циглана, Кожара и Стара Градишка. Эта сеть была частью архипелага гитлеровских лагерей, третьим по величине концентрационным лагерем в Европе в период с 1941 по 1945 год, хотя немцы не имели к нему никакого отношения. Он был основан и находился под управлением усташей, которые отличались своим экстремистским римо-католическим направлением, смешанным с нацизмом. Это место было страшнее любого немецкого лагеря, здесь практически не расстреливали и не применяли казни в газовых камерах, узников подвергали самым страшным мучениям.

Сеть концентрационных лагерей Ясеновац

Выбор места для массовых убийств был не случайным. Ясеновац находится в центре сербских земель и потому был выбран центральным пунктом для уничтожения сербов. Территория Ясеновца была окружена несколькими реками среди болотистых полей, что делало бегство из лагеря практически невозможным.

Было объявлено, что Ясеновац может принять неограниченное количество заключенных, главное, чтобы в нем побольше убивали, для этого туда были направлены более 10000 самых «лучших хорватских сынов», среди которых, по оценкам исследователей, было более тысячи римо-католических служителей. Комендантом одного из лагерей был католический священнослужитель Мирослав Майстрович (Филиппович), получивший прозвище «брат-сатана» за свои злодеяния. Священник Франьо Матица говорил сербам: «Бог на небе, усташи на земле, Ясеновац посередине -- выбирайте!».

Зверства, с которыми хорватские усташи убивали мужчин, женщин и детей, не имеют аналогов в мировой истории. Узников уничтожали с особой жестокостью, причиняя им тяжкие муки и страдания, используя самые изощренные методы. Людей убивали кувалдами, молотками, болванками, дубинами, ножами, кинжалами, саблями, лезвиями, пилами, топорами, затаптывали сапогами. Заключенных вымаривали голодом, жаждой и инфекционными болезнями. Выкалывали глаза, отрезали нос, уши, язык, выдирали ногти металлическими инструментами, надрезали кожу и посыпали солью, прижигали горячим железом. Насиловали. Мучили и убивали детей на глазах у родителей. Закапывали измученных и еще живых заключенных. Живых толпами сжигали в печах на территории бывшего кирпичного завода в лагере Циглана, которые усташский полковник Ханко Пичилли переделал в крематорий.

Железная дорога по которой заключённых привозили в лагерь

Одним из самых распространенных орудий убийств были острые клинки на кожаной рукавице -- «сербосеки». Усташами был проведен конкурс с целью выяснить, какой нож следует изготовить, чтобы палачи могли убивать людей как можно быстрее и при этом как можно меньше уставали. По специальному заказу фабрикой в германском городе Золинген была изготовлена специальная серия «сербосеков», которая использовалась в том числе и в Ясеноваце. В лагере происходили соревнования по скорости убийства «сербосеками». Перо Брзица, выпускник Францисканского колледжа, член католического общества «крижари» стал «рекордсменом», перебив за ночь 1350 сербов, за что удостоился звания «Король Сербоубийства».

Существует свидетельство палача Жиле Фригановича, записанное доктором Недо Зецем, заключенным лагеря, который был членом комиссии, проводившей ежемесячное психиатрическое обследование палачей.

Дети и матери в лагере Стара Градинка

«…Усташ, рассказывающий мне эту историю, вновь замолчал; затем, допив рюмку ракии, продолжил:

– Помнишь, тогда, в августе, в лагере было большое поступление пленных? Тогда Йере Маричич послал на истребление около трех тысяч заключенных, а мы – Перо Брзица, Зринушич, Шипка и я – поспорили, кто за ночь больше перебьет. Началась бойня, уже через час по количеству убитых я заметно оторвался от других. В ту ночь я был на подъеме, мне казалось, что я словно отрываюсь от земли, что я на девятом небе: никогда в жизни не ощущал я такого блаженства. За несколько часов я уничтожил больше тысячи человек, в то время как мои соперники закололи не больше 300–400.

И вот тогда, в момент высшего упоения, мой взгляд упал на пожилого крестьянина, он с каким-то необъяснимым спокойствием стоял и молча смотрел, как я убиваю жертву за жертвой и как те умирают в самых страшных мучениях. Его взгляд словно парализовал меня, я будто окаменел, несколько секунд я не мог шевельнуться. Потом, я подошел к этому крестьянину и узнал, что его зовут Вукашин, родом из села Клепац, что всех его родных убили, а его самого отправили в Ясеновац. Он говорил об этом все с тем же непроницаемым спокойствием, которое потрясало меня намного сильнее, чем страшные крики и стоны умирающих вокруг нас людей. Когда я слушал старика, во мне вдруг вспыхнуло неукротимое желание самыми жестокими, адскими пытками разрушить этот непостижимый мне внутренний покой, чтобы его страданием, стонами и мукой вернуть свое блаженство и прежнее упоение болью.

Я вывел его из строя, сначала посадил на пень и приказал ему крикнуть: «Да здравствует Павелич!», пригрозив отрезать ему ухо в случае неповиновения. Вукашин молчал. Я отрезал ему ухо. Он не проронил ни слова. Я снова приказал ему кричать: «Да здравствует Павелич!», пригрозив отрезать второе ухо. Он молчал. Я отсек ему другое ухо. «Кричи: «Да здравствует Павелич!», или лишишься носа!». Старик молчал. Тогда я отрезал ему нос. В четвертый раз я приказал ему кричать те же слова под угрозой вырезать из его груди живое сердце. Он посмотрел на меня и, устремив свой взгляд как бы сквозь меня, в какую-то бесконечность, тихо и отчетливо прошептал: «Дитя, делай свое дело!». От этих слов я обезумел окончательно, бросился на него, выколол глаза, вырезал сердце, перерезал горло от уха до уха и ногами спихнул в яму. И тогда во мне будто что-то оборвалось. Я больше не мог убивать. Перо Брзица выиграл спор, перебив 1350 заключенных, я молча заплатил ему проигрыш.

С тех пор нет мне покоя. Всякий раз, мучая и убивая, пытаясь снова пережить тот подъем и блаженство, я всегда вспоминал тот спокойный взгляд Вукашина, тогда я бросал нож и больше не мог убивать. Я стал пить, все больше и больше, но алкоголь дает забвение ненадолго, и даже в опьянении я слышу этот голос: «Дитя, делай свое дело!». И тогда я, обезумев, вынужден бродить и скитаться по улицам, затыкать себе уши, бить себя по голове, кричать, крушить все вокруг себя, яростно кидаться на кого попало. Даже ночью мне нет покоя, чуть только засну, я снова вижу пронзительный взгляд старика и слышу это невыносимое: «Дитя, делай свое дело!». Я превратился в комок ужаса и боли, я бессилен перед этим кошмаром. День и ночь преследует меня светлый безмятежный лик Вукашина из Клепца».

Христос предупреждает: «наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ин. 16:2). Свидетельств о страданиях и мученических кончинах заключенных Ясеноваца – множество. Сербы считают всех православных, пострадавших от рук уставшей в Ясеноваце, новомученниками. Мученик Вукашин был прославлен Сербской Церковью в 2000 году, канонизация состоялась 22 мая в храме Св.Саввы на Врачаре в Белграде.

Мученик Вукашин Ясеновацкий

На территории лагерей находится множество могильных полей и массовых захоронений, большинство из которых не исследованы до сих пор. Самым крупным является Доня Градина с девятью могильными полями и 127 массовыми захоронениями, общей емкостью более 30000 кубических метров, только здесь пострадали более 360000 человек. Крупным захоронением стала река Савва, в которую бросали тела убитых, на некоторых вешали табличку «Направление -- Белград». В 1945 году захоронения подверглись чистке, извлекались крупные кости и разваривались в котлах на специально разведенных кострах, затем выбрасывались в реку. Это делалось с целью уничтожения следов преступлений.

Место сбора мертвых

Епископ Славонско-Пакрацкой епархии Иоанн (Чулибрк), хиротония которого состоялась 13 сентября, в день, когда Сербская Церковь прославляет Ясеновацких новомучеников, в беседе со Светланой Луганской рассказывает интересные подробности про Ясеновац, расположенный на территории именно этой епархии. «Важным событием для Ясеноваца стало освящение восстановленной церкви в честь Рождества Иоанна Предтечи, которая имеет особое значение, потому что она стала первой жертвой Ясеноваца, поскольку первых узников лагеря заставляли рушить церковь, а из ее материалов строить первые здания лагеря. В 1997 году было откопано небольшое количество костей, при перевозке останков машина наполнилась благоуханием, у человека, который держал их в руках, горели руки − настолько нагревались мощи, завернутые в обычное полотно. В 2000 году новоизбранный епископ Славонский Савва дал Ясеновацу статус монастыря, что очень важно, так как весь Ясеновац -- это огромная голгофа, где на каждом шагу вы ступаете по мощам мучеников. Здесь необъятное поле мощей, которые мы вскоре начнем открывать и выносить для поклонения. Когда вы попадаете в Ясеновац или в Доню Градину, а это две части лагеря по берегам реки Саввы, вами овладевает то же чувство, что и в Великую Субботу, когда поется «Да молчит всяка плоть…». Все творение молчит, ибо Христос тогда находится во гробе и сходит во ад, освобождает тех, кто был заточен в аду. И нигде больше в мире Великая Суббота не переживается так, как она переживается там, в Ясеноваце и в Доне Градине. Таким образом, Ясеновац просто бурлит предвосхищением Воскресения, когда мы в любой момент ожидаем, что эти мученики появятся перед нашими глазами».

Преподобномученик диакон Авакум

Сербский преподобномученик диакон Аввакум, пострадавший от турок в 1814 в Белграде, был родом из этих мест. Он принял монашеский постриг в монастыре Моштаница, что близ города Козарска-Дубица, расположенного всего в 15 километрах от Ясеноваца вверх по течению реки Ура, на территории нынешней Республики Сербской. Достигнув 18 лет, он был рукоположен в сан диакона митрополитом Пакрацким Иосифом. Когда двадцатилетнего дьякона вели на казнь, он весело и громко пел: «Серб -- Христов, он радуется смерти». На фресках и иконах святого изображают со словами: «Воскресенье не бывает без смерти». Преподобный Иустин (Попович) сказал, что этими словами святой дьякон выразил смысл всей сербской мученической истории.

Сегодня сербка Анна из Ясеноваца вторит святому преподобномученику: «Сербия на кресте. До воскресенья надо дожить, пройдя через пятницу и субботу».

Владыко Николай (Велемирович) говорил о том, что две трети сербской истории это страдание и терпение, он оставил сербам завет славить своих новомучеников и свидетельствовать о них миру. После жуткого геноцида над сербами во время второй мировой войны отец Николай во многих своих работах прямо обвинял Ватикан в этом чудовищном злодеянии. Сразу после войны он составил поминальную поэму-службу всем новомученикам, пострадавшим во время Второй мировой, особенно тем, которые пострадали на территории НГХ. В этой поэме-службе явно и иносказательно обличаются виновники геноцида, которые с «мечом, укрытым под крестом, продолжили резню», католическая вера называется «инославной» и «христианством ложным». В 1937 году в журнале «Миссионер» были опубликованы его слова: «Славяне не имеют никакого смысла жизни и никакой миссии в мире вне Православия. Рим был, есть и будет кровным врагом славян, которых почитал за варваров, чье бытие оправдывается необходимостью снабжать Вечный Город необходимым для жизнедеятельности: начиная от денег, заканчивая паствой. Благо тому, кто способен отворить очи, чтобы увидеть, и уши, чтобы услышать, – где ложь, а где истина».

Патриарх Сербский Гавриил (Дожич) в своих мемуарах рассказывает, как во время пребывания в Риме в 1945 году он был приглашен через посредника на встречу с папой Пием XII. Вот что ответил на приглашение патриарх: «Вы сами знаете, что случилось в нашей стране, совершена резня невинных людей, женщин и детей, которая по своей жестокости стала самым позорным периодом за двадцать веков истории христианства. Епископов подковывали железом как скотину, их бороды вырывали щипцами, у живых отсекали уши и носы, выкалывали глаза. Насиловали женщин, вырезали нерожденных детей из утроб матерей. При этом глава католической церкви и пальцем не пошевелил, чтобы осудить эти преступления. Причем не только молчал, но и главного руководителя этих злодеяний Анте Павелича принимал в Ватикане и благословлял его».

Визит Анте Павелича к Гитлеру

28 октября 2010 года в Санкт-Петербурге состоялась международная историко-богословская конференция «Православно-католический диалог после Ясеноваца», организатором которой выступил исторический факультет Санкт-Петербургского государственного университета. «Русская народная линия» обеспечила информационную поддержку этого события, на сайте информационно-аналитической службы можно ознакомиться с выступлениями всех участников конференции, ученых из Сербии, Боснии и Герцеговины, Великобритании, Украины и России.

Академический профессор Оксфорда, доктор Срболюб Живанович, председатель международной комиссии «Истина о Ясеноваце» в своем докладе говорил о том, что папа и римо-католики при помощи стран Западной Европы веками вели борьбу против Восточной Европы, в первую очередь − против Православия. «Сербская держава, как сильное православное государство, стояла на пути притязания Рима и Запада расширить свою власть на Восток. Сербская Православная Церковь была и остается твердыней, которую Риму и Западу необходимо разрушить, дабы полностью открыть этот путь. Целью римо-католиков было истребление православия, пусть даже и силой, убийствами, мучениями, изгнаниями, насилием и другими грубейшими методами. В этой вековой борьбе против сербов, которые упорно сохраняли Православие и никогда, даже под сильнейшим давлением, не соглашались признать папу в качестве главы церкви, римо-католики решили совершить системный геноцид над сербами. «Сербов необходимо было стереть с лица земли», -- отметил профессор. Католические священнослужители на проповедях подстрекали хорватов на погромы, насилие и резню сербов и евреев. В НГХ совершалось массовое насильственное окатоличивание православных сербов. Для хорватских католиков живодерство являлось самоценностью. По словам профессора, они получали удовольствие, подвергая мучениям сербов, евреев и цыган. Он рассказал, что, согласно американским источникам, около 1400 католических священников Хорватии, Боснии и Герцеговины в течение второй мировой войны принимали личное участие в издевательствах, убийствах сербов, евреев, цыган. Международная комиссия по Ясеновацу имеет данные по 1171 такому католическому священнику.

Схема расположения построек лагеря III Циглана

Симо Брдар, который посвятил более тридцати лет изучению геноцида в Ясеноваце, снял 10 документальных фильмов и написал 2 книги по этой теме, глубоко уверен, что проект Ясеновац перед второй мировой войной основал и покрывал Ватикан. Этот проект подразумевал выбор места концентрационного лагеря и тренировку будущих злодеев. По его словам, всю свою историю сербам приходилось бороться против двух страшных сил – католицизма и ислама, защищая свою культуру, родину и веру. Одним из самых страшных периодов сербской истории, считает он, была вторая мировая война, когда сербы оказались на грани существования.

Обстоятельным был доклад кандидата исторических наук, научного сотрудника Института славяноведения РАН Анны Филимоновой, которая сообщила, что перед появлением усташской организации Ватикан провел громадную организационную и идеологическую работу, которая началась еще в конце XIX века. В сентябре 1900 года в Хорватии был проведен Общехорватский Загребский Католический Конгресс, который положил начало «организационному католицизму». Конгресс, на котором присутствовало боле 5000 католических иерархов, стал точкой отсчета клерикализма на хорватских землях и клерикальной программы на XX век. Хорватское католическое движение, отметила эксперт, всегда следовало стратегической линии Ватикана и выполняло его тактические задачи. Судьба хорватского народа идеологами католической церкви была тесно увязана с выполнением хорватами особой миссии хранителей рубежей латинской цивилизации. В рамках этого направления создавались массовые католические общества, политические партии, распространялось влияние на СМИ, систему образования и искусство с целью расширение влияния католической церкви на все слои населения, консолидации общества на основе католицизма, формирование хорватского национального сознания по католическому образцу. Особое внимание уделялось работе с молодежью. К середине 30-х годов католическая церковь приняла на себя функции по объединению хорватов в единое целое. К тому времени в Хорватии не осталось ни одного человека в возрасте от 7 до 70 лет, не вовлеченного в католические организации. В НГХ идеология усташей и клерикализма соединились. С первых дней своего существования хорватское усташское движение носило прокатолический характер. В 1941 году НГХ установило тесный контакт между католической иерархией и усташским руководством, которое подчеркивало преемственность военных целей НГХ и крестовых походов католической церкви.

Участники конференции выразили недоумение по поводу экуменического диалога православных с католиками, в котором проблема Ясеноваца не поднималась ни разу.

Святые сербские Новомученики Ясиновацкие. Икона из монастыря рождества Иоанна Предтечи. Ясеновац

Во времена Югославии память о концлагере «Ясеновац» была уничтожена практически полностью, все постройки были разрушены, была выровнена земля на местах массовых захоронений, из-за чего теперь их крайне сложно установить;, были сделаны насыпи на реке Савва, после чего большая часть гробниц оказалась под землей. В 1960-е годы на месте одного из лагерей был установлен памятник в виде большого каменного цветка, лепестки которого образуют букву «Y», что воспринимается сербами как напоминание об «усташах» и издевательством над памятью погибших. Сегодня на территории мемориального комплекса находится музей, экспозиция которого многократно занижает число пострадавших здесь.

Каменный цветок

Патриарх Сербский Павел скажет про Ясеновац: «Как христиане − должны простить, но как люди -- забывать не смеем».

Монастырь Рождества Иоанна Предтечи. Ясеновац

На таких паровозах заключенных доставляли в лагеря Ясеновац

Река Савва. Левый берег - лагерь Циглана, правый - Доня Градина

Каждый поляк знает, что всё зло от русских.

Каждый русский знает, что каждый поляк знает, что всё зло от русских.

И так было всегда, уверены и поляк, и русский. Просто поляки ведут летосчисление от Первого раздела Польши, забывая, как много зла принесли русским задолго до первого появления первого русского солдата в Польше. А русские вообще живут исключительно сегодня и сейчас, от прошлого своего отрекшись.

О том, что умение прощать есть, чуть ли не первая заповедь Божия, католическая вроде бы Польша не вспоминает совсем. А атеистическая вроде бы Россия, на протяжении всего ХХ века от Бога отрекавшаяся, так и живёт по этой заповеди, никогда не попрекая прошлым соседей. Ну, может только автор ваш такой злопамятный, а так в жизни русские, попрекающие поляков сожжением Москвы 1612 года, кажется, не встречаются.

История на первый взгляд подтверждает, что все годы в империи полякам было худо. Во всяком случае, борьбу за свободу (а за что же ещё) они вроде бы никогда не прекращали, - постоянные мятежи, бунты не прекращались. И это вроде бы само по себе подтверждает, что прогрессивные и свободолюбивые поляки всегда боролись за свободу, демократию и эти… как их… права человека, а отсталая тираническая Россия им в этом всячески мешала.

Но, как известно, в России всё не то, что кажется. А Польша была частью именно России. Да и сами поляки – славяне, братья, как не крути, и во многом на нас похожие. Присмотримся к польским бунтам поближе, это занимательно.

На февраль 1846 года руководящий центр польской эмиграции запланировал всеобщее польское восстание. Замысел был грандиозный; не грандиозные планы польские революционеры, просто не строили. Планировалась одновременное восстание в границах Речи Посполитой 1794 года, то есть в трёх империях сразу: в Польше Прусской, в Польше Австрийской и Польше Русской, а ещё в Малороссии и в Литве. Силёнок, правда, не хватало: мало было людей, а оружия ещё меньше. Но организаторов это не смущало. Лёгкость мысли, как известно, преодолевает любые затруднения. Предполагались начать выступления одновременными и внезапными нападениями на небольшие воинские команды, учреждения, жандармов, казачьи разъезды. Эти нападения, как мыслили организаторы, привлекут широкие народные массы, которые не замедлят явиться под знамёна патриотов, и дадут трофейное оружие, для вооружения этих самых новобранцев. А когда будет оружие и будут люди, составится армия, которая дальше будет воевать за свободу одновременно с тремя империями – Русской, Прусской и Австрийской. На кухнях, в каких-то темных каморках на ученических картах чертили планы грандиозные, собирали и двигали армии и корпуса, назначали Диктаторов и Начальников воеводств и губерний вплоть до Полтавы и Черного моря. Раздача чинов была любимым занятием заговорщиков.

Мирослав Домбровский, сын известного наполеоновского генерала, богатый познаньский помещик (это Пруссия) вёл ленивую праздную жизнь, далёкую от политики. Женщины, охота и лошади были единственными его увлечениями. Но весной 1845 года угораздило его познакомится с неким Мирославским, агентом эмигрантских кругов, присланным из Парижа специально для вербовки сторонников. Революционный угар захватил, помещика понесло. В январе 1846 его назначили начальником самого важного участка мятежа – в Варшавскую губернию. Сам Домбровский правда пробовал отнекиваться, говоря, что это папа у него был генерал, а сам он совсем не военный, но начальники не слушали. Для них важнее было, что у Домбровского по жене в русской Польше было обширное имение.

- Оно даст Вам всё нужное на первый момент восстания, - уверяли начальники.

Еще Домбровский посетовал, что решительно не знает, как приобретать восстанию людей, и это его чрезвычайно тревожит.

- Приобретать вам никого не нужно, - успокоили вожди, - люди есть; вам остается только принять над ними начальство.

И чтобы Домбровский не так сильно волновался, присвоили ему титул Начальник правого берега Вислы.

Всеобщее выступление было намечено на 21 февраля. Числа 8-го, снабжённый явками и паролями, Домбровский выехал в Россию. 9-го он был в Варшаве, где через пару дней собралось собрание Варшавской организации. Присутствовали: студент из Пруссии, один архитектор, некий обыватель и человек 10 мелких чиновников, почему-то в большинстве судейские. Все они, подчиняясь присланным инструкциям Центра, приняли Домбровского, как начальника, сказали ему много прекрасных вещей, представив заговор в самом блестящем состоянии. Но когда Домбровский попросил список соучастников, все стали как-то странно поглядывать друг на друга, и никакого списка не появилось.

Домбровский начал смутно догадываться, что предводители ещё кое-какие есть, но предводительствовать, кажется некем.

Пару дней он посвятил осмотру крепости Ивангород. Осматривал, конечно, снаружи. Крепость еще строилась, но вообще-то, это была одна из важнейших крепостей Российской империи, предназначенная отразить любой натиск с запада – пруссаков, австрийцев, французов, - согласись читатель, не самые слабые армии на этой планете. Тем не менее, бравые заговорщики сошлись во мнении, что располагая массой повстанцев, можно будет решительным натиском взять её врасплох и обезоружить гарнизон. Только Домбровский полагал, что нужны будут пушки, а архитектор говорил, что обойдется и без них.

Осмотрели оружие: как привезенное с собой из Пруссии, так и нашедшееся в имении жены. Оказалось всего три двустволки, восемь ружей одноствольных, несколько пистолетов, два палаша и один кортик.

На следующий день в имение явился молодой помещик Панталеон Потоцкий; человек пылкий и преданный восстанию всей душой, он безоговорочно верил в успех; потенциальных повстанцев, по его мнению, кругом было десятки тысяч, одна Варшава даст 30 тысяч, надо только начать. Воодушевленный Домбровский сообщил ему, что согласно составленному стратегами Центра плану, первоначально надо взять крепость Ивангород и город Седлец. Потоцкий горячо предложил для нападения на последний себя - его имение лежит всего в 10 километрах, он и людей там наберет, его в тех краях знают как честного патриота.

На том и сошлись.

С 19-го числа в имение стали съезжаться участники заговора – человек пять мелких чиновников и судейских. Вечер, при помощи наёмного охотника и повара, провели, отливая пули. Всего отлили штук двести. Даже сам Домбровский отлил несколько штук, но потом у него разболелась голова, и он лёг в постель, спал, однако плохо.

20-го Домбровский велел собирать на завтра крестьян, будто на охоту. Что это будет за «охота», он решил открыть в самую последнюю минуту. А пока думал, чем вооружить крестьян. Вилы с деревянными ручками непрочны, а косы тонки… Ничего не удумав, решил предоставить это дело случаю и судьбе.

Так наступил роковой день 21 февраля, когда, по расчётам организаторов, должна была подняться вся Польша в границах 1794 года. В имении не торопясь позавтракали, потом стали разговаривать о предстоящем нападении. Двое попросили оседлать лошадей, что бы попрактиковаться, но оказались плохими кавалеристами. Вдруг вошёл нежданный Потоцкий. Расстроенный, сообщил, что не ожидал такого равнодушия со стороны земляков: все обещавшие содействие – все изменили, он остался один, потому просит ему помочь и идти на Седльцы вместе.

Домбровский отвечал, что план изменять поздно, что он идет на Ивангород, относительно чего уже отдал приказания, кому нужно.

- Ну, дайте мне хоть офицеров, которые тут сидят? – попросил Потоцкий.

Домбровский дал ему троих «офицеров»: апликанта мирового суда 4-го Варшавского округа Литынского, апликанта прокурорской канцелярии при Варшавском уголовном суде Коцишевского и Жарского, тоже апликанта при каком-то другом суде.

Вместо «спасибо», садясь в сани, Потоцкий заметил хозяину:

- Советую служить нашему делу верой и правдой; иначе знаешь, конечно, что ожидает трусов и изменников.

После этих слов, Домбровский вдруг заметил, что его соратники как-то переменились: теперь они больше походили на сторожей, чем на подчинённых, а «Panjeneral» в их устах звучит как-то саркастически. Настроение ему это понятно не прибавило.

К обеду в имение приехали ещё двое из заговорщиков, а к пяти часам пришло с нарочным письмо от жены Домбровского, в котором она извещала, что «только что приехала в Варшаву, что заговор в Познани открыт полицией, что главные заговорщики арестованы со всеми планами и бумагами», и умоляла мужа бросить всё и бежать в Пруссию, «паспорт – будет».

Домбровский впал в отчаяние. Собрав гостей, он огласил новости и попытался объяснить им всю бессмыслицу намечавшегося восстания, обреченного без помощи из-за границы. Двое колебались, но двое, Рупрехт и Грушецкий, и слышать ничего не хотели; требовали с угрозами, что бы он вел их в бой с москалями; говорили, что другого выхода нет, все уже скомпрометированы и должны погибнуть; «лучше же погибнуть в битве с врагом, нежели на виселице или в каземате».

Выхода не было. Домбровский сел писать жене письмо, дескать, возврат уже невозможен, и просил её думать только о своем спасении. Письмо было отправлено с посыльным; вместо ответа явилась сама жена. Бросив всё, она отправилась спасать мужа и, встретив посыльного на полдороге, к вечеру была в имении. Похоже, она действительно любила: выйдя с мужем к гостям, она обратилась к ним с речью, умоляя оставить предприятие, ведущее всех к гибели. Грушецкий схватил пистолет и грозил положить Домбровского на месте, если он им изменит. Но храбрая женщина встала между ним и мужем. Колебавшиеся в итоге встали на её сторону, а непримиримым, Рупрехту и Грушецкому предложили лошадей и денег на дорогу.

В общем, произнеся многих героических слов, все попрыгали в сани и разбежались кто куда. Домбровские на другой день уехали за границу.

В суматохе и волнениях о Потоцком все забыли. Позже, на следствии, валили друг на друга: Рупрехт говорил, что Домбровский сначала хотел дать знать Потоцкому, но после отдумал на том основании, что будто бы уже поздно; Домбровский в свою очередь обвинил Рупрехта и Грушецкого, что не дали знать Потоцкому, хотя это им было поручено. В общем, всё как всегда в этих революциях: главари спасаются и потом склочничают, а наивные провинциалы платят за всё. Предупредить Потоцкого труда не составляло, между имениями всего 24 версты; Потоцкий в тот день проехал их за три часа с небольшим. Не зная о том, что его уже бросили, он начал с того, что приказал собрать своих мужиков; так же как и Домбровский под надуманным предлогом. Мужики однако были смекалистые, сообразили что к чему, когда паны принялись наливать дармовую водку и совать в руки деньги, говоря невнятно что-то «о пользе отечества, и о их собственной пользе тоже…».

Те, кто были потрезвей, отказали господам наотрез, говоря, что «бунтовать не пойдут», а из подвыпивших человек с десять, поплакав, вызвались «в огонь и воду со своим паном, мы тоже поляки». К этим Потоцкий обратился с речью, заверив, что «сегодня встанет вся Польша, нам ли отставать от братьев?». Еще им зачитали прокламацию, от заграничного центра, но никто ничего не понял, ибо были уже пьяны.

Потом зарядили ружья и, сев в сани, тронулись. Мужиков при отправлении оказалось только девять человек. За ними наблюдали, но только вошли в лес, еще двое тихонько свалились в кусты. В итоге в ночь к заставе города Седльцы прибыли Потоцкий, трое «офицеров» и семь мужиков.

План нападения был сочинен Потоцким: «Прежде всего, ударить на гауптвахту, перебить там солдат и ружья их раздать местной организации, которая, без сомнения, не замедлит явиться на выстрелы. Потом захватить в местном казначействе и Провиантской комиссии деньги - миллион минимум. Потом идти на собрание, где должен быть бал, перебить там всех русских, а начальника гарнизона генерала Ладыженского арестовать и вынудить у него нужные приказания войскам. В собрании, вероятно, пристанет несколько народа, тогда освободить арестованных, снабдить их оружием гарнизона, а далее действовать по усмотрению».

У гауптвахты бродил одинокий часовой. Подойдя, Потоцкий приставил ему к груди ружье: «Кричи пардон». Часовой вместо ответа взял ружье на руку, тогда Коцишевский ударил его в бок кинжалом. Часовой упал, застонав. На шум открылась дверь гауптвахты, несколько сонных лиц выглянули наружу. Потоцкий закричал: «Клади ружья, клади ружья!», хотя никаких ружей не было видно, и выстрелом ранил солдата. Его команда пустила в окна два или три выстрела, после чего… все пустились бежать к казначейству. Там повторилась та же история: ранен часовой у здания, и выстрелом один из солдат, выглянувший в окно.

Устраивая весь этот шум, заговорщики ждали появления сторонников, но ни один человек не явился. Ночной город был тих. Пришел только, лениво звякая шпорами одинокий жандарм, посланный уездным начальником из собрания узнать, где и кто стреляет. Едва появившись из темноты, в него пустили несколько выстрелов, один сбил жандарма с ног. Крестьяне кстати не стреляли, боязливо держались поодаль. Заговорщики поспешили к собранию.

Бал был в полном разгаре; местное общество, поляки и русские, веселились. Вдруг раздались выстрелы. Был ранен жандармский унтер-офицер и служитель при шинелях. Потоцкий кричал: «Кто поляк – к оружию и соединяйся с нами!». Дамы бежали в задние комнаты, некоторым сделалось дурно; поляки мужчины поспешили к ним, успокаивая: «Не бойтесь, это наши!». Но к Потоцкому никто не шел. На крыльцо вышел только уездный начальник, посмотреть, что делается. Потоцкий приставил к его груди пистолет, нажал курок, произошла осечка. В дверях стали показываться военные… При виде мундиров заговорщики бежали. При этом два мужика воспользовались случаем сдаться тому самому уездному начальнику, которому повезло с пистолетом.

Весь следующий день господа заговорщики, голодные и замерзшие блуждали по лесам, а ночью оказались в деревне Пирог, принадлежавшей матери Потоцкого. Мельник узнал барина, - слух о его похождениях уже разнесся по округе, - и дал знать старосте, тот явился с мужиками и арестовал своего помещика. Жарский и Коцишевский были связаны мужиками в этой же деревне, только немного позже – была масленица, и мужикам надо было проспаться; остальные разысканы после – кто в Седльцах, кто в Варшаве.

Менее чем через месяц вынесли приговор: «Потоцкого, Коцишевского и Жарского повесить, первого – в Седльцах, а двух остальных в Варшаве. Рупрехту и Добричу, исполнив над ними весь обряд повешения, даровать жизнь и потом сослать их в каторжную работу, в рудниках без срока; а Латынского прогнав сквозь строй через 500 человек один раз, тоже сослать в каторжную работу в рудниках без срока». Грушецкий сослан в Сибирь, в каторжную работу в крепостях на 10 лет. Участники помельче отделались ссылкой на поселение, либо отдачей в солдаты.

Тем и закончилась эта комедия в Русской Польше.

Любопытно сравнить, чем обернулось восстание у соседей. Грамотней всего сработали, конечно, немцы: все главные заговорщики были арестованы за считанные дни до выступления, что сорвало вооруженное выступление до его начала. Единственное место, где заговорщики достигли чего-то реального, оказалась Австрия. Да и то заслуга тут не поляков, а растерявшегося австрийского генерала, который отступил и отдал заговорщиком Краков. Причем никто – ни сами австрийцы, ни заговорщики, ни жители Кракова, - так и не поняли, почему он так поступил и чего генерал испугался. Как бы то ни было, несколько дней Краков находился под управлением Народного правительства, смененного неким революционным диктатором. Перепуганное австрийское начальство Галиции обратилось за помощью… к холопам. Австрийские чиновники прямо объявили крестьянам, что «за живого предводителя восстания платит 5 гульденов, за мертвого - 10». Началась резня. Помещиков били, увечили, естественно не разбирая, кто причастен к заговору, кто нет. Одного, некого Карла Котарского, перепилили пилой. Считался счастливчиком тот, кого, избив до полусмерти, отправляли связанными в город. Вырезано было до 800 семей. Например, в Тарновском округе было убито 180 человек, из которых только 16 можно было узнать в лицо. Как видим, зверства бандеровцев родились не на пустом месте: гены не пропадают.

Кончилось тем, что наместник Царства Польского ввел на территорию Австрии небольшой миротворческий контингент. В Краков отправили прокламацию:

«Жители города Кракова!

Сильное русское войско идёт для восстановления нарушенного спокойствия в вашем городе. Спешите принять его в ваши стены, дабы оно могло защитить невинных. Всякий, кто положит оружие, будет пощажен. Смерть ожидает тех, кто будет взят с оружием в руках; а сверх того и город, если в нём станут защищаться, будет предан без пощады огню и мечу. Объявлено вам это по повелению его светлости наместника Царства Польского, фельдмаршала князя Варшавского».

Революционное правительство собрало срочное заседание. Кто-то предложил сдаться русским войскам. Диктатор отвечал решительным тоном, что сдаваться никому не намерен, а будет донельзя действовать вооруженной рукой; после этого революционное войско выступило в поход. Шли форсированным маршем, днем и ночью, и, выйдя на прусскую границу, сдались пруссакам без единого выстрела. Диктатор при сдаче скромно представился простым офицером.

Так завершилась затея 1846 года.

Стоит ли после подобного удивляться, что с некоторых пор любая попытка заезжих панов поднять мужиков на борьбу за свободу, встречалась вопросом: «А не получится как обычно: мы поднимемся, а вы потом нас бросите и убежите в Париж, а отвечать нам?». Вопрос отчасти риторический, ибо понятно, кто же ответит утвердительно. Паны клялись, что в этот раз всё будет по другому, потом доверчивые мужики шли с ними к ближайшему русскому … ну, там уряднику местному, и делали революцию, в смысле убивали несчастного. После революционеры оккупировали ближайший шинок, и праздновали победу. Потом появлялась казачья сотня, после чего паны бежали за границу (от которой они благоразумно не отдалялись), а мужики попадали под раздачу.

Мы Вам отписали типичную схему польского бунта, так, как над ними смеялись русские газеты того времени. Вообще современники отмечали, что из всех польских восстаний по-настоящему значимыми были только три, и из них уважения заслуживает только 1794 год, когда польский народ действительно сражался за Родину, униженную и оскорбленную разделом. В 1831 году было предопределённое выступление кадровой наполеоновской польской армии, которую добрые и незлопамятные русские непонятно для чего оставили побеждённым. Но апофеозом стало выступление 1863 года.

19 февраля 1861 года в России отменили крепостное право. При этом была проведена большая земельная реформа: помещики отдали половину своей земли крестьянам; Россия единственная страна в Европе, в которой крестьяне получили свободу и землю; в передовой Европе крестьян отпускали на волю голыми. А так как польские крестьяне в своё время получили свободу от Наполеона по евролекалам, то есть без земли, то сложилась пикантная ситуация. Польские магнаты озаботились и послали в Петербург делегацию, с просьбой ничего не менять в Царстве Польском: пусть у них останется по-прежнему, помещики с землей, а мужики свободные, но без штанов, - в смысле вынужденные эту землю арендовать на условиях панов. Александр II отказал, заявив, что у него в Царстве не может быть такой несправедливости. Итогом стал очередной польский бунт, самый большой из всех, особенно по числу участвующего в нём простого, черного народа. Естественно, поднимая мужиков, паны не сообщили им, что сражаться они будут не только за свободу Польши, но и за то, что бы паны и дальше могли единолично владеет польской землёй. Само собой долго обманывать мужиков не получилось; разобравшись в ситуации, простой народ разошёлся по домам: с не особо многочисленными отрядами шляхты и городской буржуазии, погоняв их по лесам, разделались довольно скоро. Покончив с мятежом, имперское правительство провело земельную реформу: крестьяне за счет своих прежних помещиков были сделаны собственниками дома и участка земли, которыми они прежде пользовались на правах временных держателей: денежные повинности и барщина были с них сняты.

Результат закономерен – русская администрация вдруг стала популярна в польском народе (современному человеку, как поляку, так и русскому, в это сложно поверить; о подобных деталях с удивительным единодушием и в России и в Польше молчали в советское время, так молчат и в свободной Польше).

Как результат, в 1914 году польские крестьяне были всецело на стороне русских, паны в основном симпатизировали немцам и австрийцам.

Закончись Первая мировая по другому - победой России, власть в послевоенной Польше оказалась бы в руках прорусских поляков, а не легионеров Пилсудского. Отношения наших народов сегодня были бы совсем другими. Увы, сослагательного наклонения история не знает.

И завершая польскую тему

О польской конституции

Во время Крымской войны, союзники устроили в Турции лагерь для русских военнопленных. До ХХ века ещё было далеко, поэтому отношение к нашим пленным в оном было вполне гуманным, в духе того времени. Но одну бяку благородные союзники всё же устроили. Начальником лагеря они назначили поляка, капитана французской армии из алжирских войск. Как наивно решили русские офицеры, французы думали этим доставить пленным удовольствие видеть брата-славянина. Поляк оказался человеком гадким, и всячески вымещал на пленных своё нерасположение. Обычно он ходил с толстой суковатой палкой, и однажды, плохо отзываясь и Николае I, потрясая ею, заметил пленным: «Вот ваша конституция», на что незамедлительно последовал ответ, что «подобная конституция у нас только для поляков».

Источники:

Н .В. Берг «Записки о польских заговорах и восстаниях 1831-1862»

История XIX века, том 6

М. И. Пестржецкий «Воспоминания командира 12-го гренадерского Астраханского императора Александра III полка»

В. И. Колчак «Война и плен»

Крымская война, первая оборона Севастополя, Малахов курган. Июня 1855 года французы пошли на решающий штурм. В критические минуты боя, когда волны атакующих французов ворвались в укрепление, и между орудий завязалась последняя, для русских уже безнадежная отчаянная рукопашная, комендант Малахова кургана Карпенко увидел своего товарища лейтенанта Лазарева. Разговоры разговаривать времени не было: пробегая площадку, раненый в живот Лазарев молча, поклонился коменданту, прощаясь, как подумали оба, навсегда. Карпова ждала рукопашная и минимальные шансы уцелеть, а Лазарев мог с чистой совестью уйти в тыл на перевязку. Вышло по-другому. Через несколько часов оба встретились в плену, делились пережитым.

Карпова в свалке ударили по голове, он даже не понял чем. Потерявшего сознание офицера подхватили три солдата Модлинского полка и отнесли в блиндаж. Двое из них были смертельно ранены, но очнувшийся Карпов застал всех троих стреляющими по неприятелю. Двое, ослабев, вскоре уже не смогли держать оружие, и только один долго посылал французам пулю за пулей. Карпов из блиндажа слышал крики «ура!», которые, то приближались, то удалялись и затихали, то раздавались с новой силой. Вдруг блиндаж загорелся. Карпов выскочил и был схвачен шестью французами. Один замахнулся на него тесаком. Карпов молча опустил голову, встречая смерть. Но что-то закричал французский офицер, и его объявили пленным, повели в тыл. Проходя мимо батареи, он заметил, что убитых французов вокруг лежит больше, чем русских. Только подле орудий рядами покоились русские, а французов почти не было.

Пленных офицеров, морских и сухопутных, в главной квартире французского генерала Боске собралось человек 16. Русские с гордостью отметили, что это всё, что союзники смогли захватить на бастионах Севастополя за 11 месяцев борьбы. Все были ранены, но по-настоящему опасно только Лазарев, которому пуля прошила живот навылет. Лейтенант остался в живых почти чудом. Простившись с Карповым, он отправился в тыл и был уже у самой горжи, когда силы его окончательно оставили. Наши отступали, и французы были уже в нескольких шагах. Лазарев обратился к шедшему со всеми инженер-поручику Орде:

- Проводи меня, пожалуйста, в спокойное место!..

Такового конечно на кургане не было, а самому Орде оставалось сделать пять шагов, чтобы выйдя за курган, он мог считать себя в безопасности, но просьба раненого товарища перевесила все иные соображения. Взяв раненого за руку, Орда отвел его в ближайший блиндаж, уложил на койку и перевязал рану носовым платком. Кроме них в блиндаже оказались один поручик-сапёр и четыре солдата, и ещё столько же тяжелораненых. Здоровые, конечно, хотели уйти, но высунувшись, они увидели, что Малахов курган занят неприятелем: кругом были одни французы, наших не было видно. Притаившись, они просидели несколько часов. Перестрелка гремела не умолкая. Наши пытались контратаковать.

Солдаты стали просить у офицеров разрешения пострелять из блиндажа. Те махнули рукой, что всё равно. Лежавшие против входа арабы были не лучшим соседством; заметь они русских, и пощады бы не было. К счастью, арабы не замечали, откуда стреляют: то один, то другой, хватались за руку, или ногу, или затихали не пикнув. Так русские стреляли более часа.

Всё разрешилось почти случайно. В блиндаж вдруг ввались три зуава, будто их кто втолкнул. Наши солдаты одного насадили на штыки, другого обезоружили и связали, но третий убежал и дал знать своим. Блиндаж окружили, французский офицер спросил, есть ли офицер в блиндаже. Орду вышел наружу.

- Вы сдаётесь? – спросил француз.

И вот тут, читатель, внимание, для автора, признаюсь, не совсем понятный момент.

Орду повернулся к солдатам и спросил, хотят ли они сдаться. Солдаты согласились и положили оружие.

Почему офицер «спрашивает» солдат, почему не приказывает? Почему вообще требуется «согласие» солдат? И сами солдаты, похоже, воспринимают такой стиль отношений с офицером как должное! Признаться, автору, как воспитаннику советского военного училища все эти аспекты взаимоотношений наших военных предков не совсем понятны. Комментировать не берусь.

Французы тотчас позаботились о русских раненых, а здоровых присоединили к остальным пленным, где Лазарев и встретился с Карповым. Правда, в тот же день, Лазарева отвезли в госпиталь, где он провел несколько месяцев, но в итоге оправился.