Барсик лежал на диване и мылся. После чего решил поразмышлять о смысле жизни. Не то, чтобы его слишком занимал этот вопрос, но когда ты сыт и помылся, а спать пока не хочешь, чем ещё заниматься.
— Очень наглое животное, — Маша — Николаевская жена — злословила о нём, — ест и спит. Крайне бессмысленное существование.
Барсик и усом не повёл. Он знал, что Маша осознаёт свою ничтожность в сравнении с ним и потому в бессильной злобе пытается обесценить его персону.
У него имелся философский постулат «Смысл жизни кота — придавать смысл жизни человеков». В данном конкретном случае жизни его Николаева. Машиной бы тоже, но та не понимала своего счастья и не умела увидеть масштаб Барсиковой личности.
К своему Николаеву Барсик относился со снисходительно-покровительственной добротой-равнодушием. Иной раз в секунды нежности, что настигали его котовью сущность после особенно вкусного корма из взбитой в безе перепёлочки под соусом сливочный бешамель, он думал о своём человеке: «Дурашка, сдохнешь ведь, работая в таком режиме. Кто тогда будет меня кормить?».
Относительно Маши он не обольщался. «Стерва и дрянь», — говорил откровенно, правда, та не понимала иностранных языков животных.
Барсик помнил, как первое время бесцеремонная женщина со всей напористостью невоспитанного человека нахально пыталась подмять его под себя, то есть показать, кто в доме хозяин. Но она и не подозревала, что из всех живущих здесь под одной крышей существ именно у кота душа властелина. А что делает властелин, когда его пытаются подчинить? Не подчиняется. Барсик тогда вскочил на двухметровый шкаф и, встав задом на его край, оросил Машу и окружающее пространство своей благословенной струёй. Маша визжала, как мокрая женщина, прыгала, пытаясь достать властелина карающей рукой, швыряла в него различные неблагородные предметы, такие, как свои трусы и тапки. Но тщетно, небеса были на стороне своего наместника. Маша пошла отмываться в душ, а Барсик засел на шкафу и категорически отказался спускаться, даже, когда вернулся формальный глава семьи.
— Маша, признавайся честно, что ты ему сделала?! — Николаев бегал по комнате, как таракан, заламывая руки и стеная, — Он боится слезать! Ты испугала его! Маша, как ты могла быть такой жестокой?! Ты же знаешь, какой Барсик ранимый! А может… — он остановился внезапно, — ты… ударила его?! — произнёс он со священным ужасом в глазах.
Маша стояла, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди, и смотрела с гигантским скепсисом.
— Не истери, Николаев, ты не девочка. — ответила она, дождавшись паузы в драматическом монологе мужа, — Эта скотина… Молчать! — крикнула она, увидев, что Николаев собирается возражать на «скотину», — Так вот, эта наглая скотина обписала меня! Прямо со шкафа! Прямо мне на волосы! А я, представь себе, даже не убила его! Не допрыгнула!
- Маша, ты очень жестокая! — Николаев, опустив руки, сел на диван, подавленный и печальный, — Ты нечеловечески жестокая! Как ты могла так поступить с Барсиком? Ты же знаешь, как он мне дорог.
— Николаев, очнись, как так я поступила с твоим драгоценным Барсиком?! Я его даже не ударила! Даже пальчиком не тронула! Хотя, знаешь, как руки чесались задушить этого мерзавца! Но я, к сожалению, не допрыгнула до него.
Николаев со скорбным лицом и поджатыми губами сходил в кладовку за стремянкой, залез на шкаф, посидел с котом, потом прижал его к груди и спустился с ним вниз.
— Я отвезу Барсика на приём к ветеринару-психотерапевту, — сообщил Николаев, одевшись и одев кота, — уверен, у него нервный срыв.
— Пипец, за какого придурка я вышла замуж, — прошептала Маша с усмешкой, воззрившись на горькую складку у губ мужа.
Однако же Николаев не услышал её, занятый тем, что обувал кота в валенки, отороченные мехом. Но Барсик всё слышал и даже наябедничал своему человеку, но тот полиглотом не являлся и котовский язык не понимал.
Конечно же, никакого нервного срыва у кота не было и быть не могло, потому что тот отличался редким цинизмом и равнодушием ко всему, кроме своей персоны, и клал на всех и вся. Но удовлетворительным последствием этой историей стало то, что Маша теперь соблюдала нейтралитет по отношению к коту, так как выяснила эмпирическим способом, что путь к сердцу Николаева лежит через Барсика, и ничего с этим не поделаешь, придётся считаться с животным, если хочешь себе новые шубки, сумочки, туфельки и украшения. От благополучия кота зависит жизнь и довольство её мужа, а довольный муж — щедрый муж.
Таким образом, Барсик сумел поставить Машу на место. И теперь его бытие являлось относительно безоблачным. Относительно потому, что у его Николаева случались завихрения на любовной почве, как тогда, например, когда он увлёкся Катей. Она Барсику понравилась больше Маши. Сначала нравилась, пока не стала топить за веганские принципы и требовать их соблюдения от кота.
— Какой халёсенький! Какой миленький! Такая пуся! Боже, Серёжа, это ведь прелесть прелестная! — засюсюкала Катя при виде Барсика при первом знакомстве.
У него был когнитивный диссонанс. С одной стороны, приятно, что тебя называют прелестью, а не скотиной. С другой — он смутился, что его, взрослого кота-мужчину, переименовали в пусю и тискали.
Потом Катя исчезла. Впрочем, Барсика это не огорчило, Катя тоже не была идеальной. Корм начала покупать ему строго веганский, из патиссона и рукколы. Барсик морально страдал без перепелов и филе ягнёнка.
А теперь Николаев, когда обижался на Машу и уезжал с котом в другую квартиру, принимался разговаривать по телефону с неким Матвеем. Вот Барсик и думал, что из себя представляет этот тип, уважает ли он котов, готов ли он склонить голову перед величием Барсика. А то мало ли, вдруг его Николаев снюхается с этим Матвеем и приведёт его жить к ним в дом.
