leopoldMichkov

- Девушка, девушка, можно с вами поговорить?

Я еле догнал её, стремительно несущуюся по улице на своих длинных ногах. Полы её лёгкого плаща закручивались ей в след, в турбулентной струе, попутно, как торнадо, засасывающей взгляды оказавшихся поблизости мужиков.

- Да... что вам надо? - Она явно спешила.

- Подождите, ради Бога! Дайте отдышаться... я пока вас догнал, запыхался

даже. Нельзя так быстро ходить по улицам. Это законодательно надо

запретить.

- Что запретить? - Не поняла она.

- Красивым девушкам запретить носиться по городу с такой скоростью! У вас машина есть?

- Есть...

- Кошмар, представляю, как вы на ней ездите...

- Вы что-то хотели? - Её уже стало явно раздражать моё словоизлияние. Или может она не любила критику от незнакомых людей?

- Да... хотел... вас...

- Что, простите? В каком смысле?

- Нет! Не в том... я это, как его, не то, что вы подумали... Хотя конечно

то, что подумали, льстит... всё-таки видите, что я запыхался и вроде

как не в форме, а вы даёте, так сказать, шанс...

- Что? Вы, что говорите? Я не понимаю ни слова! Вы пьяный?

Я наконец, отдышался и мог уже более связно выражать мысли, но теперь,

когда оказался с ней лицом к лицу добавилась новая напасть. Слишком она

была красивая, чтобы не спутать слова, да и сам я толком не понимал,

зачем понёсся за ней сломя голову. Как будто кто-то сверху дал мне пинка

и сказал - беги!

- Девушка, вы простите, конечно, я не то чтобы больной на голову... Знаете, есть такие люди, которые пристают среди бела дня... муди свои показывают...

По мере того как я говорил, её глаза всё больше и больше расширялись от изумления. Для неё сомнений не было - перед ней невменяемый человек, и возможно до озвученного показа мудей осталось совсем не долго.

Я тем временем продолжал сбивчиво доводить до неё мысль о своей адекватности. Мысль эта, правда, стремительно обесценивалась, как африканская валюта в эпоху смены одного жирного диктатора, на другого.

- Я шёл мимо, в киоске купил газету, вот - "Вестник района", тут про всякие мероприятия. Пенсионерам помогают, вот, разбили новый сквер, а хотели гостиницу построить, но народ вышел и отстоял. Назвали именем известного композитора.

Я торопливо насвистел какую-то мелодию из детства, чтобы ей легче было сориентироваться. Кстати, получилось очень похоже.

- Вы больной? - Девушка тем временем с тревогой вглядывалась в моё лицо.

- Нет, нет! Я здоровый. Вы не подумайте ни чего такого! Здоровый

совершенно! По крайней мере, все врачи это подтверждают. Только вот дыхалка подводит. Пока за вами бежал, аж запыхался.

- А зачем вы бежали за мной?

- Вот и я всё пытаюсь объяснить, да ни как не получается. - Посетовал я, меняя выражение лица на сочувственное. - Не подобрать слов.

Она беспомощно оглянулась по сторонам, явно не зная, что же ей, горемычной, со мной делать дальше.

- Так вот, - Я продолжал своё сбивчивое объяснение, - Я как вас увидел, то решил, что обязательно догоню и скажу, что...

Тут у неё зазвонил телефон. Она быстро достала из своей сумочки модный

девайс и заговорила с кем-то, полностью игнорируя меня, как будто бы я и

вовсе не существовал на белом свете.

- Да. Привет. Хорошо. Бегу уже. Опоздаю минут на десять.

Тут её блуждающий взгляд коснулся меня.

- Слушай, у меня тут такой фрик! Да нет... стою с ним разговариваю на улице. Да не знаю я его! Нет, не учились! Не помню! Хватит уже!

Она засмеялась, потому что собеседник на том конце сказал что-то очень смешное.

- Всё, бегу. Скоро буду. Целую...

Она повесила трубку и вернулась ко мне с лёгкой улыбкой - эхом закончившегося разговора.

- Муж? - Поинтересовался я.

- Нет. - Она улыбнулась, потом подумала немного. - Уже нет.

- Бывший?

- Да.

И тут она вдруг вернулась в реальность.

- Господи! С кем я это обсуждаю! Вам то что?

- Я так... просто видно, что очень для вас близкий человек. Возможно, даже чувства какие-то ещё есть.

- Вам то что, ещё раз спрашиваю?

- Да мне ни чего, я просто говорю, что вижу, как вы реагируете, и просто говорю...

Она устало посмотрела на меня:

- Говорите, что вам от меня нужно. Я тороплюсь.

- Опаздываете?

- Нет! - Она всплеснула руками. - Наверное ведь, если я тороплюсь, то значит куда-то опаздываю.

- Это не всегда... - Тихо сказал я.

- То есть как это так?

- Не всегда, когда люди торопятся, они опаздывают. - Пояснил я. – В основном торопятся, потому что как раз ни чего важного в жизни и нет вовсе.

- А зачем тогда торопятся? - Она первый раз спросила меня серьёзно.

- Чтобы была иллюзия, что жизнь важна и не бессмысленна.

Она достала из сумки тонкую сигаретку и закурила. Потом спросила, выпуская дым:

- Вы это мне и хотели сказать?

- Выходит, что да…

Я развернулся и пошёл по своим делам, а она, уже не спеша, пошла на свою встречу, надеюсь теперь уже не такую важную.

© Свешников А.Н.

Вечер подкрался незаметно. Нанося тонкие, едва заметные мазки краски на холст, Марк так увлекся, что едва не забыл поужинать. Листва получалась просто волшебной. Густого темно-зеленого оттенка внизу, где она не была освещена лучами солнца, и ослепительно белой на вершине. Марку даже удалось передать дуновение легкого ветерка вдоль улицы. Старые клены и вязы словно дышали под солнечным светом.

Беседка на перекрестке тоже определенно получилась на славу. Деревянные столбики были оплетены вьюнками, а внутри, в полутьме, угадывался силуэт женщины в синем.

Что она делала там, в беседке? Марк и сам не смог бы сказать. Должно быть, читала книгу. Последнее лето было хорошим временем, чтобы читать.

Он добавил еще несколько мазков к кроне вяза, поправил траву у его корней, выпирающих из земли: она была точно такого же оттенка, как листва в тени. Теперь бы добавить малую толику теплой желтой краски на ветки, что склонились над дорогой…

Музыка в динамиках вдруг закончилась. Запищал зуммер: пиип! пиип! пиип!

Марк машинально стал считать вслух:

— Один, два, три, четыре…

Девять часов вечера. Он заработался и пропустил ужин.

— Сегодня двадцать второе августа, и мы приветствуем вас на волнах нашей радиостанции…

Промывая кисточку в прозрачном пакетике с водой, Марк смотрел на картину. Именно так он все и запомнил. Зеленая улица, залитая солнечным сиянием, и пронзительное синее небо, исчерченное инверсионными следами самолетов и ракетопланов. Потемневшая от дождей деревянная крыша беседки, серая растрескавшаяся полоска асфальта, витрина продуктового магазина вдалеке, а на самом горизонте, подернутые легкой дымкой, высятся белые склоны гор.

Диктор читал из динамика прогноз погоды — Марк не разобрал, для какого города, да и имело ли это значение?.. Закрепив вымытые кисти в специальных кармашках на мольберте, он оттолкнулся ногами и перелетел к противоположной стене, ухватился за скобу, легко подтянул невесомое тело и нырнул в открытый люк. Четвертый отсек — жилой. За ним третий, жизнеобеспечение, где ровно гудели приборы и тихо шипел регенератор атмосферы. Быстрый взгляд на датчики: кислород в норме, температура +19 — пожалуй, чуть ниже, чем полагается, но это ничего. Перед сном он добавит пару градусов.

Collapse

Второй отсек — кухня. Марк отодвинул дверцу шкафа, вынул наугад пару тюбиков, открутил крышечки. В первом оказалось картофельное пюре с грибами и сыром.

Радио в кухне ловило другую волну. Легкая музыка, приятный девичий голосок напевает что-то беззаботное. Это французский?.. Да, пожалуй. Марк никогда не был силен в языках.

Кит, конечно же, сразу поняла бы, о чем поет девушка. Французский был ее любимым языком. Кит специализировалась на средневековой европейской литературе. Студенты боготворили ее. Комнатку рядом со спальней, с окошком, открывавшимся в сад, она превратила в свой маленький кабинет. От пола до потолка тянулись книжные полки, которые Марк собрал своими руками. Полки ломились под тяжестью разношерстных томов на английском, немецком, испанском, французском…

И сад, и все книги в ее кабинете сгорели еще при первых налетах. Им самим удалось уйти, укрыться сначала в бомбоубежище, а потом, когда и там стало небезопасно, перебраться в лесной лагерь…

Нет, нет, все это будет позже. Сегодня ведь еще только двадцать второе августа. Кит еще сидит на веранде их пригородного дома в своем синем платье, с томиком Мольера в руках, и листва на старых вязах тихо шелестит под ветром. Челка у Кит растрепалась, и она убирает с лица прядь. А из радиоприемника доносится легкая беззаботная песня.

Во втором тюбике был паштет. Марк не смог разобрать его вкус — курица?.. индейка?.. Хорошо было бы намазать его на кусок хлеба, но хлеба у него не было.

Песня оборвалась внезапно.

— Срочное сообщение, — нервный голос ворвался в эфир. — Только что стало известно о ядерных ударах, нанесенных…

Марк протянул руку и выключил радио.

Последнее лето снова закончилось. Не глядя, он затолкнул пустые тюбики в мусороприемник. Уцепившись за скобу в стене, подтянулся, забрасывая свое тело в люк.

Отсек номер один, управление.

— Медведица, прием.

Медведица проснулась, вспыхнули огоньки над приборной панелью.

— Медведица на связи, Марк.

— Проложи маршрут к следующей точке. И запускай гиперпрыжок. Пора нам в путь.

— Принято.

Последовали несколько секунд тишины. Потом Медведица произнесла механическим голосом:

— Точка выхода из гиперпространства — 0,25 световых года, вектор 7-11-202. Требуется подтверждение старта.

— Подтверждаю старт, — сказал Марк.

Медведица начала обратный отсчет от двадцати. Как раз хватит времени, чтобы добраться до жилого отсека и пристегнуться ремнями к койке.

Из лагеря беженцев они с Кит ушли после очередного авианалета, и как раз вовремя — чтобы увидеть далеко за своими спинами вздымающийся в небо ядерный гриб. Они пробирались по выгоревшему лесу к горам, подальше от укрытых пеплом городов, в самую глушь. Это был трудный переход, и Кит не перенесла его.

А всего через месяц, скитаясь вдоль неизвестной речушки и едва ли понимая, куда и зачем он идет, Марк набрел на «Малую Медведицу». Какой-то юнец пытался увести ракетоплан с космодрома, но то ли не рассчитал своих сил, то ли просто не справился с управлением. Марк нашел его в первом отсеке: паренек разбил голову о панель при аварийной посадке. Кораблю повезло больше, повреждения были минимальны.

Одноместный маленький кораблик, его билет в один конец.

Утром он проснется, почистит зубы, выпьет искусственного кофе. Вернется к мольберту и включит радио.

Корабль уже пройдет весь путь в гиперпространстве, отдалившись от уничтоженной ядерной войной планеты еще на четверть светового года. На расстояние еще одного лета.

Марк повернет ручку и поймает волну, летящую прочь от мертвой Земли. Услышит мелодии, услышит голоса, обладатели которых умерли давным-давно. Услышит языки, которых больше нет. Солнце будет проливать свет на зеленую траву, и небо будет синим, и вьюнок будет тянуться вверх по бурым столбикам беседки. Теплый ветер будет трепать молодую листву на вязах и кленах, и Кит улыбнется ему, оторвавшись на минуту от книги.

И у него будет еще одно последнее лето.

http://alex-aka-jj.livejournal.com/268731.html

Снимал на Redmi Not 3. Для земляков могу дать координаты. Ближе к ночи их вылезло очень много

Не реклама!

Жил однажды на свете гражданин по фамилии Цезарейников. Не то, чтобы выдающийся или там знаменитый, а так, простой средненький гражданин. Занимал он на некотором предприятии ответственный пост, не самый высокий, но и не так, чтобы на зарплату жаловаться. Жена у гражданина Цезарейникова была, тоже простенькая такая гражданочка, без особых запросов, не то Надя, не то Нина — ну, не суть важно. Жена как жена.

Вот в один прекрасный день приходит этот Цезарейников к себе в офис. Пришел, в кресло сел, думает — чем бы таким заняться?.. Стал бумажки на столе перекладывать, сначала справа налево, потом слева направо. Бумажки все, как одна, неинтересные — приказы, циркуляры, директивы там разные — скука смертная! Взял Цезарейников другую пачку — а там заявления от сотрудников. Одному подай отпуск, другому больничный, третьему материальную помощь — ох, и мелочный народ! Каждый только о себе, только под себя гребет! Надоели, хуже некуда!

Устал Цезарейников работать, вызвал секретаршу, чтобы кофе ему принесла.

Секретарша с подносом пришла, глянула на Цезарейникова и ахнула, руками всплеснула — поднос на пол, кофейник вдребезги, кофе весь на ковре.

Хотел Цезарейников на секретаршу рявкнуть, да не успел. Секретарша в обморок упала.

Удивился Цезарейников — раньше секретарша такого безобразия себе не позволяла. Надо бы, думает Цезарейников, ей выговор объявить. Или лучше премии лишить?..

Задумался Цезарейников, макушку почесал — а это еще что? Появились на голове у Цезарейникова какие-то твердые наросты.

Свернуть

Кинулся Цезарейников к зеркалу, взглянул — так и есть: рога.

Маленькие совсем, сантиметра по два всего, но вполне отчетливые рога.

Цезарейников поскорее шапку надел и бегом домой, к жене.

— Ты это что, — говорит, — натворила? Я ответственный работник, а ты мне — рога наставлять?..

Жена в слезы.

— Не виноватая я, — плачет, — не изменяла я тебе, Ваня! А про рога ничего я не знаю!

— Врешь! — кричит Цезарейников. — Сей момент подаю на развод!

И правда, подал на развод. Развелись, имущество поделили, в отдельные квартиры разъехались. Даже диван пополам распилили.

Цезарейников после развода первым делом к зеркалу — не исчезли ли рога?

Нет, не исчезли! Еще даже больше выросли, каждый уже сантиметров по пять!

— Ах, так! — возмутился Цезарейников. — Это у меня, наверное, стресс на работе так сказывается! Это меня сотрудники своими заявлениями и начальники своими директивами изводят!

Шапку нахлобучил и кинулся на работу. На всех заявлениях надписал: «Отказать», все директивы в охапку собрал и секретарше вручил — разбирайся сама! И в отпуск по личным обстоятельствам ушел.

Вернулся домой, а сам снова — к зеркалу. Глядь — рога и не думают уменьшаться! Уже сантиметров по пятнадцать вымахали!

У Цезарейникова сердце защемило.

— Уж не болезнь ли какая, — говорит Цезарейников сам себе. — Может, это кальция в организме слишком много? Пойду-ка к врачу!

Пошел в больницу. Собрались вокруг Цезарейникова все врачи, медсестры и даже нянечки — шумят, спорят, обсуждают. Пятнадцать медицинских справочников перерыли, двадцать семь энциклопедий пролистали — нет нигде даже упоминания о такой болезни! Водили Цезарейникова и на рентген, и на другие разные обследования, прописали кучу таблеток, микстур, припарок, горчичники даже; не помогает ничего! Вызывали из Москвы медицинское научное светило, какого-то профессора; профессор посмотрел, по рогам ногтем постучал, хмыкнул, пожал плечами и изрек: «Козлиные рога-с. Неизвестное науке явление!» И сказавши так, уехал обратно в Москву, диссертацию писать.

— Да что вы за врачи такие! — визжит от ярости Цезарейников. — Простые рога вылечить не можете! Да я на вас в суд подам!

И впрямь, пошел и подал в суд на всех врачей сразу. Судился-судился, да и выиграл процесс.

Только и это не помогло. Рога все растут и растут. Шапку Цезарейников уже более не носит — не имеет физической возможности. По ночам рога спать мешают. Днем Цезарейников на улицу не показывается — стыдно. А ночью ежели выйдет подышать свежим воздухом, так люди от него шарахаются, да еще кричат вдогонку: «Сгинь, нечистая сила!»

Обидно Цезарейникову, горько. Никак не может Цезарейников понять, чем же он такое несчастье заслужил. И ладно бы еще какие-нибудь там бычьи рога, так нет же — козлиные!

А я так думаю: какой человек, такие и рога.

Автор: Алексей Березин