joss007

Мотивы

Я закончил вуз, в армии отслужил и решил пойти работать в органах наркоконтроля.

Когда я еще был студентом, у меня один товарищ от героина погиб, скажем так. Повесился. Он немножко творческий был и со временем понял, что жизнь не туда летит. Это я мотивы объясняю, почему я пришел.

Вера была серьезная в то, что я смогу помочь людям. Я пришел с высшим юридическим. Прошел определенную проверку — ее кадры проводят, служба собственной безопасности. Ну, решили, что я подхожу.

Госнаркоконтроль

На службу я поступил более десяти лет назад. В наркоконтроль приходили из милиции, из УФСИН приходили ребята. Потому что зарплата побольше была. Многим в те времена очень тяжело было, а тут — тысячи на две-три побольше. Потом ребята смотрели, что там сутками работаешь, плевали на это дело и уходили обратно в милицию. Денег поменьше получали, но там хотя бы не такой график. Это уже такое, личное: и с семьями проблемы, и бессонница одолевала.

Служить непросто, не все выдерживают. Буквально несколько лет назад следователь первого отдела по городу Уфе, лейтенант юстиции МВД написал видеообращение, выложил в сеть и застрелился. Это в новостях показали. Слюнтяй. Надо было уходить, если тяжело. Что он доказал и кому? Дочку оставил, кому она теперь нужна? Начальница его унижала, говорил, что она на него насела — у всех бывает. Когда что-то не получается, естественно, начальник требовать будет. Это все-таки система правоохранительная: если ты надел погоны, ты должен понимать, что от тебя будут требовать больше, чем от менеджера, который сидит в офисе и задницей стул протирает.

Иногда ребята приходили и сразу уходили, потому что ты все-таки людей отправляешь на нары на большой срок. Кому-то это претило: месяца три-четыре смотрят на это и уходят.

Оперативная работа

Особо наркоманами мы не интересовались, нам нужны были сбытчики. Работа оперативника наркоконтроля происходила в соответствии с законом «Об оперативно-розыскной деятельности»: мы имеем право подбирать лиц, которые нам оказывают помощь — это конфиденциальное сотрудничество. Кто-то их называет стукачами. Они много помогают, информацию получаем мы. Потом начинаем проводить оперативно-розыскные мероприятия.

В наркоконтроле часто применялся оперативный эксперимент «проверочная закупка», «контролируемая поставка», «оперативное внедрение» — это серьезно, когда сотрудники внедряются во всякие организованные преступные группы.

У нас город маленький, стоит между Питером и Москвой, но обороты всё равно страшные.

Занимались сбытом, крупными изъятиями: то есть 100 грамм героина, к примеру, 150, 200. Это для нашего города очень большая партия.

Вся дрянь летит через Питер сюда, в том числе даже синтетика из Прибалтики. Что касается героина афганского, Санкт-Петербург считался героиновой столицей России. Весь героин сначала туда шел, оттуда — к нам.

Карты, палки...?

Палочная система никуда не делась. Норма в ГНК регламентировалась на усмотрение руководства. Нужно было сделать не менее, чем в прошлом году, а лучше — на одну палку больше!

Есть такое понятие — АППГ, аналогичный период прошлого года. Это может быть месяц, два или полугодие. Аналогичный период сравнивается в процентном соотношении, и за плохие результаты получали наказания дисциплинарные: выговор, например, запись в личное дело. Строгий выговор — это лишение денег, премии; это где-то пятая часть зарплаты за один месяц у тебя улетает.

Есть определенный показатель. Например, нужно поймать организованную преступную группу. Говорили: зачем ты мне тут наркомана на кармане притащил? Да, на уголовное дело хватает, но это ***** (ерунда). Ты давай, организованную преступную группу ищи или крупные изъятия. Порошки различные — это от 100 грамм: героин, амфетамин. Таблетки — определенное количество. Если растительные, например, маковая солома, марихуана, мак — то более килограмма. Вот за это дрючили, что нет крупных изъятий. Поэтому на них бывали махинации. Вместо порошка можно насыпать муки, были и такие факты. Нет, я себя не запятнал, я спокойно сплю в этом плане. Я столько людей посадил, но они точно знают, что все было по-честному.

Руководители разные мне попадались. Палочная система: от них требовали, а они — от нас. Как ты это сделаешь, неважно. Но не нужно подставляться, все это прекрасно понимали. Выбивать признательные показания — зачем? Чтобы потом человек на суде отказался? Или хуже, если ты его избил, а он в прокуратуру пошел и снял побои? Ты же за это сядешь.

Прямой умысел

Все, кто работал в наркоконтроле, приходя на суд, слышали в свой адрес: «Он мне подбросил». Сидит и из клетки жалуется. Процентов 90 таких товарищей было. Всем подкинули, что ли? Этого не может быть.

В суд нас вызывали как свидетелей по делу. Грубо говоря, я разрабатывал этого человека, я его вел. Когда я провожу оперативно-розыскные мероприятия, вся эта подноготная человека мне видна, что гниль он, что он творит. Но это в суде не озвучишь, потому что это — голые слова. Говоришь только факты, которым нашел подтверждение.

У меня до сих пор к тем, кто сбывал, очень плохое отношение. Это мерзость и мрази. У них у самих дети, а они детям продают это. Я видел, во что превращаются люди. Крокодил — известно такое? Когда люди гниют? Это уже самый низ наркомании, когда даже на героин не хватает денег. А начиналось все с простого «покурили за углом с пацанами». Когда барыгу берешь, он сразу увиливает, это же просто марихуана или гашиш. Дружок, а во что это потом превращается? В соответствии с законом, это наркотическое средство «марихуана». Уже сколько лет не работаю, отношение все равно поганое. Мрази.

По глупости, случайно, деньги нужны были — так все говорят. Что значит оступился? Я понимаю: превысил скорость случайно. А тут человек сознательно идет и продает наркотики. Таких случайностей не бывает. Продажа наркотиков — это всегда прямой умысел.

МВД

Со временем решил сменить обстановку и ушел в МВД. Взяли меня следователем, с наркотиками перестал работать. Стало спокойнее. Система МВД создавалась десятилетиями, а наркоконтроль в 2003-м возник, и в 2016-м его не стало.

ФСКН — молодая была контора, а МВД — это все-таки стабильность, с двадцатых годов начала развиваться. Система весь Советский Союз и девяностые года выдержала.

Спокойнее, конечно, стало, хотя где-то при осуществлении ОРМ (оперативно-розыскных мероприятий) есть проблемы. Не хватает транспорта, сами ездим на своих машинах, на своем бензине. Очень много сотрудников так работают. Это все экономия бюджетных средств — последние несколько лет проблема тяжелее стала, экономят буквально на всем. Канцелярию, бумагу за свой счет покупаем, принтеры заправляем. Часть выдают, но этого вообще не хватает.

Колка

Бывает так, что человек сознается после так называемой «колки», когда «колешь» человека. Большинство обывателей это представляют так: сидит человек, бедный, ни к чему не причастный, и его там дубасят. На самом деле нужен всего лишь разговор по душам. Ты должен психологом быть, уметь к человеку в душу залезть — это, пожалуй, самое главное.

Некоторым достаточно сказать, что признание будет смягчающим обстоятельством. Кому-то надо, к примеру, пригрозить: «Ты все равно сядешь, дружок, но ты представь, как будет твоим жене и детям. Ты представь, вот как? Сколько им тебя ждать? Тебе восемь лет сидеть, а расскажешь — тебе четыре дадут».

Некоторым достаточно сказать, что признание будет смягчающим обстоятельством. Кому-то надо, к примеру, пригрозить: «Ты все равно сядешь, дружок, но ты представь, как будет твоим жене и детям. Ты представь, вот как? Сколько им тебя ждать? Тебе восемь лет сидеть, а расскажешь — тебе четыре дадут».

По поводу избиений: видел я такие факты. Чтобы руки ломали — не было такого. Так, пару затрещин, чтобы человек не расслаблялся и понимал, куда попал. Издевательств тоже особо не было.

Журналистов мы всегда очень не любили, потому что они любители преувеличить, сенсацию преподнести людям. Когда сотрудников привлекают за пару оплеух, в СМИ это выносят как издевательства, пытки. Высшее руководство не может так сказать, потому что в силу своего статуса им с прессой надо общаться. Они, естественно, будут докладывать, что рады с общественностью поделиться информацией, статистикой. На самом деле обществу [информацию] порционно надо выдавать. Если все узнают о состоянии действительном то, что мы знаем, большинство скажет: «Это вы, менты, до такого довели».

Показуха

Проблема всей России — это показушная работа. Каждый держится за свое место, каждый хочет доработать до пенсии, каждый свою работу показывает.

В МВД есть отдел кадров — Управление по работе с личным составом. УРЛС тоже должны оправдать, зачем они сидят, и много всего придумывают. В частности, идиотизм с конспектами. Ты должен своей рукой писать конспекты различных приказов. Это оценивают. Тетрадку каждый год заводишь заново. Это как бы показатель твоей работы. Такое ощущение, что раскрытие преступлений управлению по работе с личным составом не интересно. Вот у тебя конспект есть — ты молодец, сотрудник розыска. А конспекта у тебя нет — ты плохой, ты не работаешь.

В прокуратуре ребятам тоже надо показывать свою деятельность. Не много, конечно, фактов. Но из-за ерунды ребята идут под суд, опера именно. Сейчас времена изменились, у нас все законники стали, а опера, получается, крайние.

Случай был несколько лет назад. В одном из районов сотрудник вел кражу из машины. Там что-то похитили. И вот хозяин начинает перечислять сотруднику розыска, что у него из машины украли. В том числе украли магнитолу. Этот заявитель сам говорит, мол, не пишите ее, она рублей двести стоила, она еще кассетная была. Машина сама была «шестерка», старая. Опер магнитолу не стал вписывать. Прокуратура начала проверку по данному факту, вызвали этого дедка и опросили его. Выяснили, что факт кражи магнитолы был известен сотруднику. Дед-то без задней мысли объяснил, он не думал, что последствия будут. Сотрудника вызвали на ковер, возбудили уголовное дело — превышение должностных полномочий. Прокуратура отправила дело в суд, суд дал сотруднику штраф, не административный, а уголовный. То есть сотрудник судимый теперь, он уже в органы не устроится. А парень на хорошем счету был, жизнь немножко ему поломали. Вот зачем они это сделали?

Реформы

Надо понимать, зачем была нужна служба Госнаркоконтроля — для Всемирной торговой организации. Одно из условий для вступления в эту организацию: необходимо иметь отдельный орган, который занимается незаконным оборотом наркотиков. Поэтому в 2003 создали Федеральную службу по контролю за оборотом наркотиков, ФСКН.

В консульствах, представительствах Российской Федерации в других странах, была должность сотрудника наркоконтроля, аттестованная. То есть с погонами сотрудник. Это, кстати, не все сотрудники наркоконтроля знали.

Осенью позапрошлого года я по телевизору смотрел речь Путина. Он сказал, что мы выполняем все условия для ВТО, а они нас так и не принимают, может быть, все-таки, ***** (по всенародно известному адресу) их? Грубо говоря, речь длинная была. Я тогда сразу сказал, что ГНК, видимо, скоро не станет. Хотя сам уже в то время в МВД был. И вот в марте-начале апреля объявляют, что такой службы нет. И Федеральную миграционную службу тоже убрали сейчас в систему МВД. Это правильно, чтобы много служб не плодить и расходы оптимизировать. Федеральным ведь президентская доплата была положена.

«Закон Яровой»

Закон Яровой реально поможет. Это и оперативникам, и следователям поможет. Скандалы — это все ерунда. Когда человека лично коснется, он из либерала превратится в того, кто скажет: «Идите их расстреливайте».

Проблема ИГИЛ сейчас не надумана. Во всех городах России очень много сотрудников ФСБ возвращают девчонок молодых. Их вербуют постоянно. Это не частный случай, это система. Девчонок возвращают в семьи, перехватывают в аэропортах. Сотрудники МВД, ФСБ над этим работают, это действительно большая проблема.

Одно из ОРМ — прослушивание телефонных переговоров. Оно нарушает право на частную жизнь? Да, но прослушивание происходит только по постановлению суда. Я сам не могу ничего сделать. Если я это сделаю, я буду отвечать по закону об уголовной ответственности. В суде могут посмотреть на мои доводы и развернуть, мол, идите отсюда. А если я приведу конкретные факты — то да.

Это всех не коснется. Если ты нормальный гражданин, любовные записочки в мессенджере шлешь, кого это интересует? Это никому не надо. А вот другие вещи, посерьезнее: наркотики, терроризм, похищение людей, оружие, работорговля… Закон для этого создан.

Латентная преступность

Статистика — очень коварная вещь. Важно, как ее вывернешь, как доклад составишь. Мы, конечно, поругиваем руководство, но это люди с головой, они прекрасно понимают, что докладывают. Кто станет докладывать, что в отделе все плохо? Ты же сам по шапке получишь, еще и с должности снимут.

Есть такое понятие — латентная преступность. Она скрыта. То есть если было убийство, то вот труп. Это очевидно. А латентное — это неочевидно. Раньше это касалось изнасилований. Не каждая девушка пойдет и расскажет. Сейчас не такая уже ситуация, а раньше это очень латентной преступностью считалось, в девяностые особенно, да и в двухтысячные. Потому что большинство девушек не верили, что насильника посадят. Часто бывало, что и не сажали. Латентные преступления — это, опять же, вербовка террористов в ИГИЛ. Да даже кражи бытовые — не все идут заявления подавать.

Каждому свое

Я столько лет служу своей стране. Не то чтобы я патриотом себя считаю, но я люблю свою страну. Страна — это же не только государство, это мои родители, мои близкие. Не все в органах работают, я в каком-то смысле их защищаю.

Как бы пафосно не звучало, но эта работа для мужчин: лоху делать нечего среди нас

Профессия интересная, веселая, хорошие ребята вокруг. Адреналин, опять же, на задержании, когда поджилки трясутся, хорошее очень ощущение.

На задержания на самом деле все боятся идти. Только кто-то ходит, чтобы свой страх побороть, а кто-то боится так, что сдвинуться с места не может.

Я бы не смог сидеть в офисе, писать. Я бы не смог парикмахером работать. Как на Бухенвальде написано было? Jedem das Seine, что значит — каждому свое.

Выбор профессии

Я хирург-ортопед. Тот самый, который в классическом восприятии ассоциируется исключительно с ногами. Однако это не совсем так. На самом деле «общие» хирурги занимаются исключительно брюшной областью. Хирурги-ортопеды занимаются всевозможными костно-скелетными травмами.

На хирургию я шел осознанно — со школы увлекался биологией и химией. Отучился шесть лет на общем отделении, затем еще пять на специализации, итого — 11 лет. У хирургов специализация самая долгая. Правда, я не жалею, работа классная.

Еще в детстве мне хотелось помочь всем, кому плохо и больно.

У меня работа зависит от дежурства: либо дежуришь в травмпункте, либо в больнице. Смены длятся либо 12, либо 24 часа, и за это время мы успеваем вымотаться как собаки. Пациентов очень много, у всех свои жалобы и травмы, и всем нужно уделить внимание и время.

Один случай ярко повлиял на мой выбор профессии. Нам вроде было тогда по 15-16 лет, точно не помню. Когда мы гуляли с друзьями, мой друг сильно повредил ногу — открытый перелом. Ну, знаете, кость наружу, кровь, все ребята в стороны разбежались, даже не знаю, чего боялись все в тот момент. То ли крови, то ли ответственности.
Я быстро принял решение, раздал всем указания, сам ни на минуту не отходил от друга, и уже буквально через 15 минут мой друг благополучно находился в медпункте с правильно наложенной шиной. С другом все стало хорошо, и как сказала мне врач медпункта, что если бы раньше не привели товарища, всё могло бы быть намного хуже. После этого момента друзья могли положиться на меня, особенно мой товарищ, которому я спас ногу и не бросил в трудный момент. Я до сих пор вспоминаю те глаза, как они повлияли на меня, а точнее на мой выбор. Я смотрел в них и совершенно ничего не хотел, кроме как помочь. И если до этого случая я хоть чуть-чуть сомневался в выборе профессии, то после него я твердо решил, что буду хирургом, чтобы никогда не видеть подобного взгляда.

Самые тяжелые периоды — это выходные дни и всевозможные праздники. На нас обрушивается просто шквал людей — у всех же есть руки и ноги, которые можно и сломать, и ушибить, и обжечь. Хит гололеда — перелом лучезапястного сустава. Он так и называется: перелом лучевой кости в типичном месте.

Дурдом

Дежурство в травмпункте — это дурдом. Не в плане организации работы — тут как раз проблем нет, и бригады работают профессиональные. Бардак в количестве пациентов — на полумиллионный город работают всего два серьезных травмпункта. Люди часами сидят в очередях. И проблема не в какой-то бюрократии, когда врачам якобы приходится заполнять кучу формуляров. Дело в том, что вся амбулаторная система была когда-то развалена и с тех пор функционирует кое-как. Поэтому к нам обращается очень много так называемых нецелевых пациентов, которые могли бы спокойно пойти к семейному врачу, а затем к специалисту. Но когда ожидание растягивается на месяцы, они рвутся к нам в надежде поскорее узнать диагноз и получить лечение.

Об очередях

Что творится в приемной травмпункта — отдельная история. Вызовы полицейского патруля регулярны: кто-то обязательно с криком, матом и скандалом, а то и дракой, рвется на прием.

Очень часто приходится сдерживаться изо всех сил, особенно когда знаешь закономерность: громче всех орут те, у кого реальных проблем нет.

Вот случай совсем недавно был. В очереди больше десяти человек. Мы зашиваемся. Мужчина привозит свою престарелую маму, которая пару недель назад упала и ушибла грудную клетку. К семейному врачу они не ходили — зачем? Не прождав и десяти минут, мужчина в момент, когда мы ставим пациенту гипс, распахивает двери операционной и начинает на всех орать. И что врачи сволочи, и что о людях не думают, и что мама умирает. В общем, чтобы не набить ему морду, я пошел за заведующим. А тот не нашел ничего лучшего, как принять скандалиста вне очереди.
С одной стороны, а что еще оставалось делать? С другой — мы все были как оплеванные. Но хуже всего то, что мужчина понял, что ором и хамством можно получить услугу вне очереди.

А ведь в травмпункте пациент до приема у врача попадает к триажной сестре, которая определяет состояние больного и решает, к какому специалисту его направить, а заодно ставит и приоритетность состояния. У той «ушибленной» дамы был «зеленый цвет» — ничего критичного. Она, по правилам, могла ждать в очереди до трех часов.

Те, кому действительно плохо, сидят тихо.

Ждать пациентам приходится еще и тогда, когда нас экстренно вызывают на какой-то сложный случай — у пациента, например, большая рана, или с аварии привезли пострадавших. Наверное, тут не нужно объяснять приоритетность. Но, конечно, стараемся как можно быстрее всех принять.

О простом, но сложном

Иногда бывает так, что случай, казавшийся на первый взгляд простым, куда сложнее.

Один раз ко мне на прием в травмпункт пришла бабушка — упала две недели назад, теперь что-то ноге больно. Естественно, первый вопрос: «Что ж вы, бабушка, две недели делали? И с чего вдруг решили поздно вечером явиться к нам? У нас работы по горло, шли бы к семейному.» Тем не менее, отправляю на рентген и обалдеваю. У старушки перелом бедра. Такое бывает — иногда люди с переломом шейки бедра могут ходить и в инвалидное кресло усаживаются не всегда. Все зависит от самого перелома и грамотных действий врача. В тот раз нам повезло.

Первое время особенно трудно было стоять возле операционного стола и осознавать, что именно в моих руках находится жизнь человека. Хотелось позвать своего наставника, чтобы он стоял рядом и контролировал все мои действия. Каждый раз при входе в операционную я всматриваюсь в лицо своему пациенту, лежащему на столе, и вроде бы я всё знаю до мелочей по той или иной операции, но всё равно какой-то непонятный страх присутствует в операционной всегда. Страх потерять больного, может быть даже и не по врачебной ошибке, но одно слово «потерять», звучит для меня всегда очень страшно.

Как-то я сказал наставнику о своем страхе, на что в ответ получил грозный взгляд. После этого стараюсь все свои эмоции оставлять за дверью операционной, но не скажу, что всегда получается...

Врач должен быть готов к самопожертвованию. По первому зову, он должен прийти на помощь людям днем или ночью, в пургу или в дождь, будь то на улице стихийное бедствие. Пациенты и их здоровье для меня всегда на первом месте.

Эта профессия требует мужества, необходимости принятия единственно правильного решения, от которого зависит человеческая жизнь.

Пережить потерю на операционном столе может не каждый врач, некоторые мои знакомые ушли из медицины именно по этой причине.

О стрессе и конвейере

Дежурство в больнице начинается с собрания. Смотрю рентгеновские снимки, разговариваю с заведующими отделениями — сколько больных, что с предыдущих дежурств. Затем получаю на руки лист со списком неоперированных больных: и по отделениям, и тех, кого нужно вызвать из дома. Потом составляется план.

Первыми оперируются те, кто лежат в стационаре, и те, кто дольше всех ждет.

Еще есть другой приоритет: если с одинаковой проблемой лежат бабушка и молодой человек, то первой прооперируем бабушку.

Затем обход по отделениям — визуальный контакт с больными очень важен. Нужно оценить состояние, понять, что из себя больной представляет, а иногда даже отказаться от операции — часто переломы можно лечить и без этого.

Срастется не так красиво, но, скажем, если передо мной пациент со сломанной рукой и диагнозом «шизофрения», то мы его, скорее всего, оперировать не будем.

В идеале по отделениям должен пройти и анестезиолог, ему тоже важно оценить состояние пациента. Но так бывает не всегда. Иногда из-за нехватки времени он появляется лишь непосредственно перед операцией. Мне это не нравится — стиль работы столичных больниц перегружает хирургов, работа становится конвейерной, личный подход почти стерт.

Нагрузка у наших врачей колоссальная.

Сплошной стресс: ты приходишь на работу, а тебя в списке с предыдущего дежурства еще с десяток неоперированных ждут. У нас на каждого хирурга в день приходится по 3-4 операции, причем довольно долгих, в среднем по полтора часа.

Об идиотизме

Почти все случаи в травмпункте — результат глупости. Многое связано с алкоголем.

Лампочки в рот на моей практике не засовывали, зато всевозможные находки в заднем проходе — типичная вещь. И ведь отмазки... То один в душе на зубную щетку упал, то второго в секс-шопе фаллоимитатором зацепило.

Один раз пациент три часа сидел в приемном покое с вибратором в прямой кишке. Стеснялся. Зашел, когда терпеть уже стало невозможно — говорит: «Вытащите, а то вибрирует».

О коллегах и друзьях

Медики в своем кругу ужасно любят поговорить о медицине. У многих супруги тоже медики, так что обсудить дома какие-то интересные случаи, а то и поспорить до ссоры — запросто. А вот в компаниях, когда узнают, что есть медик, туши свет. Обязательно кто-то подойдет и начнет выпытывать — мол, а вот у мамы тут болит, там колет, какой может быть диагноз?

О зарплате и заработке

Если пахать в одну смену, получится примерно полторы тысячи евро. Но с учетом нагрузки и ответственности — это совсем немного. Поэтому многие ищут возможность подработать. Кстати, конверты от пациентов — вовсе не миф. Я поначалу категорически не хотел их брать, пока старший коллега не изрек простую вещь: пациенты так хотят сказать спасибо. И, отказываясь, мы их обижаем.

У меня есть два правила: я никогда не беру денег перед операцией, только после окончательного выздоровления, если пациент действительно хочет выразить так благодарность. И второе — никогда в жизни не возьму денег у пенсионеров. Это табу.

О жалобах и благодарностях

Пациенты — народ капризный. Жаловаться любят на все подряд. И на боли после операции, и на солнце неяркое, и на швы кривые...

Был такой случай: пациенту откусили ухо, причем откушенный кусок оказался съеденным. Сделал, что мог, зашил красиво и аккуратно. А пациент страдает — куска уха-то нет. Предложил ему в качестве компенсации отрезать симметричный кусок у второго уха. Так отказался ведь.

Но, правда, и благодарят часто. Это очень приятно, когда после операции и реабилитации пациенты приходят и говорят: «Доктор, спасибо!» Пожалуй, это самое главное в нашей работе.

Напутствие

Я хочу сказать, что настоящий врач — это человек, который полностью отдаётся своей работе и своим пациентам. Поэтому перед тем, как выбирать столь важную профессию в мире, задайте себе вопрос, что для вас важнее — карьера или семья? Я себе этот вопрос задал, и определенного ответа не последовало.

Я постоянно разрываюсь между семьей и карьерой. Хочу сказать спасибо за понимание, что моей семье не надоедают вечные ночные дежурства. Они всё это понимают, лишь при двух моих словах: «Пациенты ждут». Поэтому я хочу предупредить всех поступающих в медицинские ВУЗы: либо вы полностью отдадитесь карьере, либо будете жить как на двух стульях. Поверьте, это очень тяжело.

Я люблю одинаково и свою профессию и свою семью, и выбрать так и не смогу. Таких жертв как профессия врача, не требует никто.

Совмещать семью и работу могут только поистине сильные и выносливые люди.