Друзья, совершенно неожиданно меня, как писателя, пригласили на шоу Наданы - Утро добрым не бывает. И, несмотря на то, что опыт публичных выступлений есть, однако было это давно и неправда. Степень ажитации была довольно высокой, но прошло всё отлично.
Поговорили о литературе в целом, о тенденциях развития, поспорили о загадках русской души и о применении нейросетей в литературе.
В общем, охренеть, не встать...
upd: таймкод не отработался, начало с 1:40:00
Книга целиком - https://www.litres.ru/book/daniil-azarov/predvaritelnyy-diag...
Предыдущие части
______________________________________________________________________________________________________
Я стою посреди огромной комнаты. На потолке мерцают неровным светом плоские плафоны ламп. Под ногами серый бетонный пол.
Вместо стен – высокие зеркала. Все они отражают меня, но по-разному. Сразу в нескольких я вижу паукообразного Аркадия Степановича. Он скалится, перебирает тонкими угловатыми ногами. С торчащих из щёк жвал капает бурый зелёный гной.
Страх. Но чего может бояться тот, кто всё потерял? Даже грядущая неизвестность больше не пугает, скорее притягивает своей неопределённостью.
Изображения монстра гаснут. Зеркала становятся матово-чёрными.
Чуть дальше – молодой улыбающийся Сергей. Выше – Борис. Справа от меня – Артём, за ним – Кристина и брат.
Боль. Виноват ли я в том, что с ними произошло? Да. И нет. Каждый из нас выбирает свою судьбу. Становится жертвой обстоятельств или сам создаёт эти обстоятельства для других. Таков закон природы. Но так или иначе мои друзья и близкие остаются со мной. Потому что я их помню. И память о них будет согревать меня всегда.
Отражения меркнут.
Теперь меня окружает множество Константинов. В одном зеркале он что-то объясняет, протирая очки краем рубашки. В другом – помогает мне встать в коридоре своей квартиры. Вот вытаскивает из погреба маленькую девочку, свою будущую приёмную дочь. Но больше всего изображений, где профессор держит за горло Семёна, выкачивая из него энергию.
Гнев. Безнадёжно больной нашёл способ обмануть смерть. Поставил на карту всё ради жизни. Выиграл, но потерял единственного человека, ради которого стоило жить. Понял ли он это, ослеплённый злобой и яростью? Скорее всего, нет. А когда поймёт, горечь такой победы выжжет несчастного дотла. Мне жаль его. Искренне жаль.
Разом гаснет весь свет. В темноте раздаётся удар могучего колокола. Я падаю на колени, закрываю уши руками. Чувствую, как меня осыпает осколками лопающихся зеркал. Второй удар. Третий.
Звук резко обрывается. Посреди комнаты вспыхивает три лампы. В светлом круге под ними стоит массивный чёрный кристалл. Он весь испещрён трещинами. Вокруг него безжизненно лежат какие-то тёмно-серые верёвки.
Нет. Я знаю, что это. Ветви. Ветви умирающего Древа.
Поднимаюсь, подхожу ближе. Под ногами скрипит битое стекло. Верхушка кристалла надламывается, падает на пол, разбиваясь вдребезги. Стенки одна за одной вываливаются наружу, делая его похожим на широкую чашу с острыми неровными краями. И в её центре лежит на спине младенец. Девочка. Она недовольно хнычет, тянет ко мне пухлые маленькие кулачки.
Я изумлённо беру её на руки.
Чувствую её тепло. Прижимаю к груди.
Ребёнок успокаивается, засыпает и превращается в серебристый туман. Дымка впитывается в чёрную кожу. В этот момент я обретаю Знание. Оно обрушивается на меня бесконечной лавиной.
У Древа всегда была душа. Сефирот и Клипот. Мальчик и девочка. Двуединство противоположностей, которые не могут существовать друг без друга. Ключевой фрагмент системы мироздания. Теперь я понимаю, что надломило брата. Разрушив Древо Жизни, Семён увидел внутри убитого им младенца. Это потрясло его. Вряд ли кому-то захочется рассказывать, что он убил дитя. Даже собственному брату. Попытки спасти других людей были своеобразным искуплением. Но Семён не стал преемником, всего лишь сосудом с обрывками информации и бурлящей силой, которую не мог толком контролировать. По сути – бомбой с часовым механизмом. Со сломанным часовым механизмом. Двуединство нарушилось, Древо Клипот умирало. Цикл перерождения жизни на планете оказался под угрозой. А без него...
Я вижу время – странное ощущение. Сотни тысяч, миллионы лет проносятся перед глазами. Я проживаю каждую секунду. Вижу огромные белые корабли, рассекающие бирюзовые волны. Людей, что могли летать, ибо у них были крылья. Странных человекоподобных насекомых с большими выпуклыми глазами. Высоких гордых птиц в скафандрах. Но всегда всё заканчивается одинаково. Синие воюют с красными, четырёхрукие истребляют безголовых, летающие не могут поделить землю с ходящими.
И серый жирный пепел знаменует конец их глупости. И всё начинается заново.
Два миллиарда.
Семь миллиардов.
Четыре миллиарда.
Двенадцать.
Восемь.
Три.
Девять.
Шесть.
Пять.
Одиннадцать.
Восемь...
Настоящий хоровод смертей и взаимного уничтожения.
Я вскидываю голову, кричу, не в силах вынести такой груз.
25
– Он здесь! Нашёл! Сюда!
Слова прозвучали будто издалека. Голос мужской. За ним раздался женский, смутно знакомый.
– Он жив?
– Я не знаю, госпожа, – мужчина ответил немного растерянно. – Изначальная броня должна была его защитить.
Я понял, что лежу на каменном полу. Открыл глаза, но ничего не изменилось, вокруг по-прежнему царил непроглядный мрак. Вытянул руку над собой и упёрся во что-то холодное и скользкое. Это лёд. Я толкнул накрывающий меня купол. Он развалился на две части, я прищурился от света фонаря, неприятно резанувшего по глазам. Меня тут же подхватили под мышки, помогая встать. Вокруг столпились с полдюжины знакомых охранников в костюмах. С ними был священник и женщина. На ней спортивный синий пиджак, чёрная водолазка под горло, джинсы и белые кроссовки. Нижняя часть лица скрыта длинной свисающей тряпочной маской.
– Здравствуй, провидица. – я коротко кивнул ей.
– Приветствую, рождённый в двух мирах. Мне жаль, что мы не успели.
– Мне тоже.
– Но нам нужно торопиться, Древо...
– Мертво, – перебил я. – Страж Порога поднял Завесу Парокет. Король умер, да здравствует король.
Она вздрогнула.
– Значит, око чёрного алмаза скоро откроется. Таумиэль ждёт, мой господин.
– Нет.
– Но старый мертвец не удержит силу Сефирот. Он гораздо слабее твоего брата. Пророчество...
– Управляет вами, но не мной.
Я вижу в отдалении обезглавленное тело Сергея. Рядом безобразные останки моей любви. Кристина. Грудь сдавило чем-то тяжёлым.
- Давай поднимемся наверх, мне душно в этой темноте.
Вся местность у подножия горы была оцеплена гончими. Вместо палаток теперь стояли два военных грузовых вертолёта. Вдалеке виднелись железные монстры наших проводников. Солнце клонилось к закату. Значит, прошло не так много времени. Это хорошо.
– Зачем вы преследовали нас? – спросил я, когда мы вышли из церкви. – Из-за профессора?
– Не совсем. Когда стало известно, что Древо Сефирот погибло, адепты разделились на два лагеря. Одни пытались понять, как восстановить цикл, но большинство... – женщина замялась.
– Решили, что так даже лучше?
– Прости, но... Да. Они посчитали, что обладают достаточным могуществом, чтобы держать человечество в необходимых рамках существования.
– И успеть сбежать куда-нибудь повыше, если всё выйдет из-под контроля.
– Да.
– Предсказуемо. Потом появилась моя книга. И вы поняли, что часть Сефирот ещё жива.
– Да. Твой брат стал лишь сосудом. Благодаря своей силе у него получалось какое-то время сдерживать эту энергию, но долго так продолжаться не могло. Я подготовила всё необходимое для возрождения Древа, нужно было только найти вас.
– Ты могла прийти тогда сама и всё объяснить, а не посылать ко мне домой своих зверёнышей.
– Гончие, они... – женщина вздохнула, маска приподнялась, чуть приоткрыв второе лицо, – бывают слишком грубы и прямолинейны. Это моя ошибка.
– Потом остальные узнали про нас и открыли на брата охоту. Смерть носителя уничтожила бы остатки Сефирот.
– Разумеется. И вы связались с Константином, что напугало всех ещё больше.
– Кстати, кто он?
– Другая ошибка. Голем, которого мы вырастили сами. Профессор был одержим так называемой параллельной историей. Пятнадцать лет назад в Саратове он появился в одном из филиалов нашей подконтрольной компании, размахивая распечатками с неоспоримыми доказательствами существования культа, по его словам.
– Прям неоспоримыми?
– Там не было ничего такого, но мы оценили его упорство и въедливость в работе с информацией. Совет решил определить Константина в архив: на нас трудится много обычных людей. А в то время мы активно занимались каталогизацией и оцифровкой документальной базы.
– И профессор получил доступ к древним рукописям. Вы открыли лисе курятник.
– Считалось, что у нас достаточный уровень службы безопасности.
– Как он вышел из-под контроля?
– Когда у него обнаружили неоперабельную опухоль мозга, Константин подал прошение на перевод в статус инициированного посвящённого, чтобы энергия Клипот излечила болезнь.
– Ему отказали, и он исчез.
– Да.
– И вы даже не пытались искать?
– У нас больше пяти тысяч сотрудников в сотне различных фирм. В начале Константин привлёк к себе внимание, но потом затерялся в рутине. А когда следственная группа прибыла на место вашей инициации в его квартире, стало понятно, с кем вы связались, и Совет переполошился.
– А ведь я ему не доверял в самом начале. Знаешь, почему это изменилось?
– Я пыталась заставить Совет отступить, но...
– Слишком много ошибок, провидица. Но ты смогла использовать мою связь с Древом и проникла в сон, чтобы рассказать о Страже Порога. Единственное твоё верное решение, которое, возможно, спасёт мир.
– Я готова к любому наказанию, – женщина опустила голову.
– Позже. Сначала мне нужно закончить с профессором.
– Он опасен, мой господин. Армия Клипот в твоём распоряжении.
– Я должен сделать это сам. А ты пока возвращайся обратно. Совет встал на путь ложной мудрости, их время закончилось.
– Но как...
– Преклони колено, двуликая.
Женщина опустилась передо мной, я положил чёрные ладони ей на плечи.
– Я наделяю тебя сигилой Ход, – мой голос трубным эхом прокатился по всей долине. – Я видел духов лжи, прыгающих, как лягушки по земле, и по воде, и по мерзостному металлу, который всё разъедает и сам не сохраняется. В них я видел Тебя. Ама! Я видел воронов смерти, парящих с хриплыми криками над развратной землёй. В них я видел Тебя. Эйн! Я видел Убийц Мудрости, как чёрные обезьяны, они бормотали порочные глупости. В них я видел Тебя. Тиферет! Будь судьёй, прорицательница, но страшись моего суда. Ибо я спрошу за всё!
Женщина подняла голову. Порыв ветра сорвал тряпичную маску со второго лица. Бельма глаз старухи вспыхнули голубым огнём.
– В тебе я вижу себя, – ответили сразу два голоса.
Руки обожгло ледяным огнём, когда я передал часть своей силы. Женщина застонала, стиснув зубы. Пиджак под ладонями начал тлеть. Я позволил ей вдоволь насладиться болью, которую она заслужила. После сделал шаг назад.
– Вставай, у нас не так много времени. Я не хочу, чтобы Совет увидел ещё один рассвет.
Она медленно поднялась.
– Я выполню твоё поручение, но мы не в курсе, куда и как сбежал Константин. Он может быть где угодно.
– Ты снова ошибаешься, двуликая, – усмехнулся я. – Я знаю, где он. А как сбежал... Смотри.
Присел, положил руки на землю и потянулся вниз.
26
Моршанки действительно оказываются совсем небольшим селом. И время его не пощадило. Часть домов заколочена, а там, где ещё видны следы человеческой деятельности, царит грязь и уныние. Однако издалека можно подумать, что жители решили отпраздновать летом рождество. Иначе для чего развешивать по всей деревне цветные весёлые огоньки?
Только это паутина, которой профессор опутал всю деревню. Вблизи она уже больше напоминает плесень. Зачем ему это? Тоже решил обзавестись такой же уродливой паствой, как и покойный главврач?
Я прохожу первые дома. Вокруг полная тишина. Не слышно даже ночных сверчков. Большая круглая луна наблюдает за мной. Выхожу на перекрёсток и вижу первого обитателя. Все познают силу жизни. Кажется, так сказал Константин? Выглядит эта жизнь довольно неприятно. Одутловатое тело стоит, покачиваясь, посреди дороги. Всё лицо покрывают маленькие шевелящиеся отростки. Из глаз сочится бурая слизь вперемешку с кровью. Пальцы на руках срослись в две клешни с толстыми ногтями. Существо что-то тихо бормочет и без остановки чешет грудь. Из-под разодранной грязной рубахи свисают лоскуты белой кожи. Оно видит меня, наклоняет голову вбок.
– Дай! Хочу! – голос хлюпает, как сапог, застрявший в болотной трясине. – Хочу! Дай! Дай! Хочу!
Делает несколько шаркающих шагов и внезапно бросается вперёд, сбивая меня с ног. Наваливается всем весом, тянется широко разинутым ртом к лицу. Распухший фиолетовый язык мечется между редкими обломками гнилых зубов.
Я слышу звон разбитого окна. Чуть дальше – ещё одного. Новые гости на подходе. Профессор подготовил мне тёплую встречу. Пусть будет так. Упираюсь твари в подбородок, скидываю с себя и вскакиваю на ноги. Из домов вылезают бывшие жители деревни. Ломают заборы, спотыкаются в канавах вдоль улицы, но упрямо направляются ко мне.
– Константин Анатольевич! Вы же читали мою книгу! Неужели думаете, что этот сброд может меня остановить?
Они набрасываются разом, всей гурьбой. В какой-то момент я оказываюсь буквально погребён под живой хрипящей массой. Но их зубы и ногти бессильны против чёрной упругой кожи. Я разбиваю головы, отрываю руки, ломаю распухшие ноги. А доморощенные упыри лезут и лезут, даже лишившись конечностей.
И тут в спину бьёт удар страшной силы. Тело воет от боли, словно в меня плеснули кислотой. Я падаю, перекатываюсь и встаю. По дороге, неторопливо разматывая знакомые плети, идёт Семён. Фигура ярко светится, лицо – безучастная маска. На крышу дома позади него взбирается профессор. Он сильно изменился. Торчащий позвоночник оброс костяными шипами, четыре ноги вокруг туловища выгнуты в обратную сторону и заканчиваются широкими плоскими пластинами. Он вбивает их между брёвен, пока лезет наверх, помогая себе ещё одной парой рук, растущих внизу живота. Оказавшись на крыше, Константин довольно скалится. Поглаживает тонкими пальцами сверкающий в груди камень.
– Эти увальни? Нет конечно! – голос резкий, высокий, как скрежет металла по стеклу. – Но твой собственный брат, посмею предположить, мой юный друг, способен на гораздо большее!
Сука. Чёртов алатырь полностью подчинил себе сознание Семёна. Старая мёртвая сука. Во мне начинает закипать ненужная злость. Уворачиваюсь от летящей наискосок плети, вторая протягивает оранжевую полосу по груди. Я отлетаю в забор, ломая спиной трухлявые доски. Константин пронзительно смеётся. Снова вскакиваю, пригибаюсь от следующего удара, ухожу в сторону. Брат рубит без остановки, крушит ветхую преграду, пытаясь добраться до меня.
– Эйн Мол Каэст!
Между нами вырастает высокая стена чёрного льда. Семён не останавливается, хлещет по ней, как робот. Я толкаю её, и массивная глыба валится вперёд, погребая брата под собой. Запрыгиваю сверху. Вижу светящийся силуэт. Заношу сжатый кулак и... бессильно опускаю. Не могу. Я убью его. Нет. Это слишком даже для того, кем я стал теперь.
– Давай же! – профессор на крыше злобно веселится и пританцовывает. – Чего ты ждёшь?!
А вот его – могу.
Навожу ладонь на дом.
– Сар-тх Эйн Морт!
Ледяной луч ударяет в тёмные от времени брёвна, превращая их в хрупкое стекло. Внешние стены осыпаются белой крупой. Изба валится набок. Константин что-то верещит, соскальзывает вниз. Крыша проваливается внутрь, заваливает профессора обломками.
Я иду к развалинам, попутно раздавая пинки шевелящимся останкам предыдущих противников. Вряд ли такое ерундовое падение могло сильно навредить профессору. Отовсюду торчат поломанные доски. Пыль от разрушения ещё не осела, она танцует в лунном свете затейливый серебристый вальс. Возможно, мне повезло, и Константин получил по голове какой-нибудь балкой. Надо заканчивать. Я принесу ему покой и мир.
– Аламэн Так-кра...
В этот момент горло обхватывает горячая удавка. Сдавливает так, что каждый вдох становится настоящим подвигом. Чёрная кожа шипит и трескается. Я чувствую стремительно покидающие меня силы. Припадаю на одно колено, с трудом поворачиваю голову. Позади стоит Семён. Размахивается, и вторая убийственная плеть обвивает грудь. Обеими руками берусь за петлю на шее. Она тускнеет, давление чуть ослабевает. Пальцы немилосердно жжёт, но теперь я могу говорить.
– Не надо, брат. Ост-тановись. Т-ты сильнее...
– Он не слышит тебя, – голос профессора полон самодовольного торжества и безумия.
Руины дома шевелятся. Из грязи и мусора поднимается костяной шипастый хребет. Каждая щель под обломками начинает ярко светиться. Оттуда тянутся ко мне извивающиеся оранжевые щупальца. Присасываются, как пиявки, и пьют силу. Константин выбирается наружу. Он похож на осьминога. Алатырь полыхает, впитывая мою энергию. И я вижу на нём два чёрных излома.
– Вот и всё, друг мой! Вот и всё! Хотел бы сказать, что мне жаль, но... – каркающий смех прерывает его тираду.
Перед глазами плывёт, но я улыбаюсь ему и сдавленно отвечаю:
– Вы плохо учили теорию, профессор.
– Вот как? Почему же?
– Потому что у каждого аккумулятора есть предельная ёмкость.
– Что за бред? У какого ещё аккумулятора?
Я перестаю сопротивляться и отдаю почти всё. Разом.
Янтарь протестующе трещит. Прожигает покрытую татуировками грудь, падает на землю. Рёв оранжевого пламени перекрывает вопль Константина. Поверхность камня звонко лопается маленькими кусочками. Оттуда вырываются тугие струи огня. Они кромсают тело профессора, разваливая его на части. Тот что-то визжит, а через мгновение алатырь, переполненный энергией сразу двух Древ, взрывается. Меня отшвыривает на добрый десяток метров. Я опираюсь на руки, с трудом поднимаюсь и вижу самое прекрасное и смертельное в мире зрелище.
Там, где только что был разрушенный дом, расцветает огромный алый тюльпан. Лепестки высотой в несколько этажей медленно раскрываются. Земля под ним начинает чернеть. Тёмное пятно расползается в стороны, увеличиваясь с каждой секундой. Поднимается ураганный ветер. Крыши домов срывает с давно насиженных мест. Из середины цветка в небо поднимаются мириады тонких оранжевых ростков.
– Останови это, пока не поздно! – брат кричит изо всех сил, пытаясь перекричать бушующую стихию.
Пригибаясь, он подходит ко мне.
– Но тогда ты погибнешь! Око поглотит всё вокруг!
– Ты хочешь пожертвовать человечеством ради бывшего пьяницы?! Перестань, братишка, мы оба понимаем, что это глупо!
Горло сдавливает спазм. Он прав. Я вспоминаю слова двуликой: «И двое станут одним». Сатурн, пожирающий своё дитя. Только я пожру брата.
– Я не хочу! Нет! Надо придумать что-то ещё! Должен быть другой вариант!
Семён обнимает меня за плечи. И несмотря на безумный свист ветра, я слышу его шёпот:
– Всё хорошо, старший. Так надо. Я всегда буду рядом, ты же это знаешь. Всё хорошо. Главное – помни.
Он проходит сквозь, я чувствую растекающееся по телу живое тепло. Запрокидываю голову, глаза широко распахиваются. В них блестят слёзы и чёрный алмаз.
Прости, младший.
Эпилог
Я стою на мёртвой земле. Там, куда успело дотянуться пятно цветка Сефирот, деревья напоминают обожжённые спички. Я очень устал. Но всё получилось. Двое стали одним. Два брата. Два Древа. Два начала. По-другому быть не могло.
Провидица истребит Совет. В одном Константин был прав: никто не вправе управлять людьми или указывать, как им жить. Человечество должно само пройти свой путь.
Я присел, положил на землю оранжевую ладонь, накрыл сверху чёрной и потянулся туда, где всё началось. Можно сказать, домой.
Пещера под пансионатом почти не изменилась. Разве что полностью обвалился вход, надёжно запечатав её от чужих глаз. Абсолютный мрак мне не помеха. Я спускаюсь по ступенькам амфитеатра вниз, под ногами хрустят кости убитых нами тогда спящих. Как давно это было. Но словно вчера. Когда начался мой путь? С момента рождения? Или когда Семён попал в лапы Аркадия Степановича? Как бы всё закончилось, если бы я не выпустил свою книгу? Или мать забила бы Кристину до смерти в пьяном угаре? Множество таких разных событий, сплетающихся в одну большую картину.
Я устал. И очень хочу спать.
Я забираюсь в широкую чашу, где раньше возвышался кристалл Сефирот. Сворачиваюсь калачиком и засыпаю. Мои родные и друзья снова со мной. Я не забуду их никогда. Улыбчивая мама, высокий и сильный отец. Младший брат, восторженно рассказывающий о том, что благодаря водке он смог наконец-то выспаться. Застенчивый Сергей, Борис, костерящий свою сучку-дочку, бесшабашный Артём. И Кристина, которой я не смог сдержать своё обещание. Она чуть укоризненно смотрит, но затем смеётся и обнимает, пряча лицо у меня на груди. Я глажу её по волосам.
– Я рада, что ты вернулся.
– Я тоже.
– Мы теперь всегда будем вместе?
Брат стоит чуть поодаль, одними губами произносит: «Кобель». Я корчу ему рожу и показываю язык. Затем отстраняюсь от девушки, беру за подбородок, поднимаю лицо к себе. Я целую её в уголок губ.
– Конечно, солнышко. Больше нам ничто не помешает. Никогда.
– Знаешь, прозвучит банально, я ещё никому этого не говорила...
– Чего?
– Я люблю тебя...
Я подхватываю Кристину на руки. Мы кружимся в танце, не в силах оторвать друг от друга глаз. В комнату заглядывает мама.
– Так, влюблённые, вы чай пить будете? Папа торт принёс, между прочим, шоколадный. А я помню, что кое-кто за шоколад готов был в детстве душу продать!
– Да чё их звать-то! – с кухни слышен голос Бориса. – Не хотят – не будут!
– Нам больше достанется! – добавляет Артём.
Все вместе мы смеёмся, я опускаю девушку на пол, и мы идём пить чай.
И я очень вас прошу.
Не надо. Меня. БУДИТЬ.
_____________________________________________________________________________________________________
Предыдущие части
Утро выдалось тёплым и солнечным. Умываться в ледяной воде озера оказалось не очень приятно, зато освежило и помогло проснуться окончательно. Задремать мне удалось только к рассвету. Ни один психотренинг не поможет, когда в голове скачет пресловутый «эскадрон моих мыслей шальных». Оказывается, всё это время брат мучительно переживал, обвиняя себя в том, что произошло в пансионате. Потом начались приступы и появились новые жертвы. И он стал их сжигать, только чтобы я не узнал. Я представил, как он обхватывает своими плетьми тела, превращая мумии в пепел. И смотрит на это. Вчерашний инфантильный пьяница стал, по сути, серийным убийцей.
Жесть. Выдержать такое сможет не каждый.
Но спасал людей Семён не поэтому. Тогда почему? Что такого могло произойти и когда? Где там любимая папка «Хер его знает»?
На завтрак была пшённая каша с остатками пирожков тёти Кати. Кристина удивилась моему мрачному виду, но я как-то отшутился, сославшись на нелюбовь к походному образу жизни. После наши проводники свернули лагерь, и мы отправились дальше. Я поменялся с Артёмом местами. Станислав любил поболтать в дороге, а мне сейчас было не до этого.
К подножию Белухи добрались в районе полудня. Место оказалось довольно людным. На зелёных склонах, поделённых вдоль узкой лентой горной речки, были разбросаны полтора десятка разномастных палаток. От простеньких маленьких куполов до настоящих брезентовых домов высотой в полтора человеческих роста. В синее небо поднимались белые ленточки дыма от костров. Чуть в стороне паслись несколько осёдланных лошадей. Настоящая идиллия единения человека с природой. Даже не верилось, что мы наконец-то умудрились добраться. Немного дальше возвышался холм, на краю которого стояла небольшая деревянная церковь с маковкой и крестом. Удивительно, кому в голову пришло её тут построить?
Мы не стали подъезжать слишком близко к остальным туристам. Станислав сказал, что далеко не всем нравится присутствие их железных монстров на фоне окружающей красоты. Выгрузили вещи и под чутким руководством проводников на этот раз начали сами ставить палатки. Оказалось, мы не безнадёжны, управились меньше чем за час. Валера спросил о планах на несколько следующих дней, не надумали ли мы подняться на гору? Я ответил, что подумаем, но пока хотелось бы отдохнуть. Когда он занялся костром, ко мне подошёл Константин. Его волнение было видно невооружённым взглядом.
– Алексей, – начал он торопливо. – Я понимаю, все устали, но предлагаю не откладывать дело в долгий ящик. Нам нужно найти место силы. Не хотел говорить при дочери, но вчера ночью я выходил из палатки. Ну... понимаете, в туалет. И снова потерял сознание. Слава богу, ненадолго. Но я не знаю, сколько мне осталось, нам лучше поторопиться.
Такая самоотверженность меня поразила. Что значит настоящий учёный: сам стоит на пороге смерти, но думает совсем о другом. Или о других. Всё-таки Тёма ошибается: нормальный мужик.
– Да, конечно, – сказал я и решил его немного приободрить: – Вообще я намереваюсь написать книгу о нашем приключении и думал, что вы станете первым её читателем.
– Человек предполагает, друг мой, – усмехнулся профессор, – а рак располагает. Но ваши слова да богу в уши, как говорится. Будем надеяться, всё так и выйдет. Ну так что, идёмте?
Я подошёл к Артёму, который помогал Валере, многозначительно посмотрел и кивнул в сторону реки. Тот сразу всё понял. Извинившись перед проводником, оставил его одного. Нырнул в наше временное походное жилище, спустя пару секунд появился с сумкой и планшетом в руках. Константин с дочерью ждали нас уже на полпути.
– Скажите, Алексей, – спросил профессор, – Семён же сейчас с нами?
– Должен быть, – ответил я, повернулся к Артёму. – Тём, дай планшет, ты с ним возился последний раз.
Он достал из сумки единственное нормальное средство связи с моим братом, включил и отдал мне. Дойдя до берега речки, мы остановились. Я положил планшет на камни, сверху на экран – стилус.
– Сём, ты тут?
Ничего не происходило. Устройство по-прежнему спокойно лежало на земле, мерцая пустым белым полем ввода текста.
– Семён? – уже громче повторил я.
Тот же результат. Артём крутил головой по сторонам, будто мог его увидеть. Мы втроём с нарастающим напряжением следили за стилусом, но тот не двигался. Я ничего не понимал. Брат передумал? Решил тянуть лямку сверхмогущества и спасать случайных людей до конца времён? Хотя если он не сможет обуздать свои приступы, то этот конец может наступить гораздо раньше, чем хотелось. Твою мать, ну мог бы предупредить тогда!
Позади раздался громкий всплеск воды. Все разом обернулись на звук. Ничего. Когда снова посмотрели на планшет, тот висел в воздухе.
– Саечка за испуг!
– Ох, дорогой мой, – облегчённо выдохнул Константин. – А вы умеете эффектно появляться.
– Благодарю.
– Итак, – продолжил профессор, – вы видите какое-нибудь свечение или сияние? Признаться, я очень рассчитываю, что место силы будет где-то здесь поблизости. Очень не хотелось бы подниматься в горы.
– Да. На том холме, где церковь. Но оно слабое, еле заметное. Такое ощущение, что идёт из-под земли. Такое возможно?
– Хм, очень вероятно. Очень! Скорее всего, там может быть какая-то пещера. Давайте обойдём со всех сторон, поищем вход.
Мы разделились на две части, обогнули холм с двух сторон, но поиски не увенчались успехом.
– А что, если вход в церкви? – предположил Артём, разглядывая сложенную из брёвен постройку. – Может, погреб?
– Вряд ли погреб. Свечение едва видно, место должно находиться гораздо глубже. Однако не исключаю вашей правоты, молодой человек. Давайте поднимемся и проверим.
Издалека домик казался маленьким и сильно больше вблизи не стал. Я первый ступил на крыльцо, взялся за потёртую деревянную ручку и потянул дверь на себя. Петли протяжно взвизгнули. Внутри единственной комнаты царил полумрак. Света из крохотных окошек явно не хватало. На полу лежало шерстяное покрытие с изображением раскидистой кроны дерева. Вдоль стен стояли широкие лавки с висящими над ними ликами святых. В дальнем углу расположился канун с оплывшими свечами, а по центру виднелся алтарь с подсвечниками и лежащей на нём закрытой толстой книгой. По всей комнате витал запах горячего свечного воска. На противоположной стороне была ещё одна дверца, очевидно, ведущая в жилую часть храма. Она отворилась, и оттуда вышел на удивление молодой сухопарый священник в чёрной рясе. Его скуластое лицо уже начало обрастать жидкой бородкой, но та пока вызывала скорее улыбку, нежели придавала ему важности.
– А я уж думал, ослышался, – сказал он, прикрывая за собой дверь. – Тихо так стоите, что...
В этот момент его тело вздёрнулось вверх, служитель церкви засипел, вытаращив глаза, задёргал ногами и резко обмяк, рухнув на пол.
Отлично, к угону поезда добавилась смерть священнослужителя. Как всё расхлёбывать после обряда возвращения Семёна, я пока себе не особо представлял. На алтарь лёг планшет.
– Это не человек. Какая-то ящерица с крыльями. Но я его не убил, так, придушил немного. Давайте искать вход.
Все засуетились, а меня осенила идея. Вообще странно, как не допёр сразу.
– Сём, а ведь мы с тобой два дебила, – сказал я.
– Чё?
– Ничё, ты же сквозь стены ходишь.
– Ну и?
– А сквозь пол?
– Ёпт, реально два дебила. Ща, погоди.
Через несколько минут томительного ожидания стоящий в углу канун вздрогнул и подпрыгнул, как от удара снизу. Мы с Артёмом метнулись туда, оттащили его в сторону и увидели очертания люка. Новый удар распахнул нам навстречу тёмный зёв с уходящей вниз лестницей.
– Кто-нибудь захватил с собой фонари? – спросил Артём, озадаченно глядя в непроглядный мрак.
– Я об этом как-то не подумал, – Константин растерянно посмотрел на меня.
– Честно говоря, я тоже. Так, ладно, давайте поищем тут. Если этот урод охранял вход, то по идее мог хранить что-то на случай, если придётся спускаться. И свечи! Их тоже надо собрать, пригодятся.
Я как в воду глядел. В жилой комнате в шкафчике с инструментами нашлись два фонаря. В ящике небольшого письменного стола Артём обнаружил охапку длинных церковных свечей, сигареты и зажигалку. Я едва не поддался искушению пойти на поводу старой привычки, но взял себя в руки и оставил сигареты на месте. Мы вернулись к люку.
– Значит, план такой. Артём, ты запираешь церковь изнутри и остаёшься здесь сторожить святошу. Начнёт приходить в себя, дашь ему по башке. Только не убей, нам лишний геморрой ни к чему. Профессор, хотя бы примерно, сколько будет длиться обряд?
– Я же говорил, не знаю, – Константин пожал плечами. – На подготовку много времени не надо, а вот как быстро будет перетекать энергия... Простите, Алексей, не знаю. Может быть, час, а может быть, сутки. Вы же понимаете, до этого...
– Понимаю, – перебил я. – Хорошо, тогда возьмём один час. Тём, один фонарик у тебя, через час спустись, проверь нас.
– Понял, – ответил он и полез в сумку.
Достал костюм, заготовленный для будущего тела Семёна, и два пистолета. Одежду отдал Кристине. Проверил обоймы у оружия, щёлкнул предохранителем, протянул мне.
– Это зачем?
– А если там ещё какая-нибудь охрана? Я того паука в дурке на всю жизнь запомнил. Так что бери – не дай бог, пригодится.
Аргумент железный, возражать было глупо. Поэтому я просто кивнул, запихнув их под ремень джинсов.
– Я спускаюсь первый, Константин, вы за мной. Кристина замыкает. Сём, внизу будешь указывать планшетом, куда идти. Все готовы?
Каждый молча кивнул, и я встал на первую ступеньку новой жизни для своего брата.
Спускались мы долго. Семён стоял в самом низу, подсвечивая казавшимся совсем крохотным экраном планшета конечную точку спуска. Наконец я почувствовал под ногами твёрдую землю и вздохнул с облегчением. Руки слегка онемели, ноги начали гудеть. Каково профессору и Кристине, даже думать не хотелось. Я включил фонарь, отошёл от лестницы и посветил по сторонам. Прямо и налево уходили два коридора, достаточно широких и высоких, чтобы идти не пригибаясь.
– Куда идём?
– Слева свечение ярче.
С лестницы, отдуваясь, спустился Константин. Он привалился к стене, согнулся, облокотившись на колени.
– Знал бы... что... придётся столько лезть... не пропускал бы... физкультуру в школе...
Он говорил с сильной одышкой, делая паузы между словами, чтобы глотнуть воздуха.
Почти сразу за ним появилась Кристина.
– Пап, ты как? – спросила она, едва ступила на землю.
– Нормально, милая... всё хорошо. Куда нам теперь?
Я повёл лучом света в левый коридор.
– Семён говорит, оттуда свечение ярче.
Профессор выпрямился, сделал шаг и покачнулся. Девушка тут же подхватила отца, не давая упасть. Я подошёл с другой стороны, перекинул его руку себе через плечо. Фонарь отдал Кристине.
– Давай вперёд и свети под ноги.
Она молча кивнула, и мы пошли вслед за светящимся экраном планшета. Слава богу, идти пришлось совсем немного. Через два коротких поворота Семён остановился и написал:
– Здесь.
Девушка обвела вокруг фонарём, луч света с трудом доставал до стен. Высоких сводов потолка и вовсе не было видно. По размерам это место хоть и уступало пещере под пансионатом, но не сказать, чтобы сильно. И это было невозможно. Спустились глубоко, да, но не настолько. Создавалось ощущение, что мы забрались в самые недра какой-то горы, но никак не пологого холма. Профессор словно почувствовал моё удивление.
– Впечатляет, да? Там, где концентрация силы особенно велика, искривление пространства – обычное дело. Думаю, вы не зря захватили свечи.
Он скинул руку с плеча, подошёл к дочери.
– Милая, помоги Алексею. – затем повернулся к экрану планшета. – Семён, покажите пожалуйста, откуда свечение исходит особенно сильно.
Следующие минут десять мы ходили с Кристиной по кругу от того места, на которое указал брат, и ставили свечки. Когда я зажёг последнюю, их тёплого неровного света едва хватало, что рассеять окружающий плотный мрак. Девушка внезапно обняла меня и крепко прижалась.
– Как думаешь, получится?
– Конечно, – я постарался придать голосу весёлой бодрости, – не зря же твой отец стаю собак на этом съел. Всё будет нормально, я уверен. Ты чего вдруг?
– Да так, ничего, – она поцеловала меня в уголок губ. – Спасибо тебе, ты... хороший.
– Это вам двоим спасибо, Крис. Вы столько из-за нас натерпелись, что с тобой?
– Ну да... да, – Кристина смахнула слезинку и улыбнулась. – Прости, я не должна была...
– Алексей! – громким эхом прервал её профессор. – Можно вас?
– Иду! – я отстранился от девушки. – Не переживай, закончим тут, и весь мир в нашем распоряжении. Я же ведь известный писатель, ты забыла? Была когда-нибудь в Италии?
Она помотала головой.
– Вот и я не был. Говорят, там красивое море, а шмотки! Закачаешься! Обновим тебе весь гардероб, хорошо?
Кристина отступила, отдала одежду для Семёна и, не глядя на меня, ответила:
– Хорошо. Тебя папа ждёт.
Константин стоял возле небольшого углубления в каменном полу. Там уже тускло отсвечивало светло-жёлтое яйцо янтаря. Он взял висящий в воздухе планшет, положил примерно в полуметре справа.
– Семён, вам нужно стоять примерно здесь. Алексей, – профессор вытащил из кармана джинсовой разгрузки короткий перочинный нож, подцепил ногтем лезвие. – Я сделаю вам на ладони разрез. Необходимо будет начертить три кровавые полосы от янтаря до вашего брата, помните, как на картинке? Важно, чтобы они не пересекались, и обязательно капните на янтарь.
– И ещё три к вещам, из которых будет создано тело?
– Да-да, именно так.
– Ладно, главное, чтобы крови хватило, – я усмехнулся. – Подождите минуту.
Положил на пол джинсы, пристроил к ним ботинки, сверху – рубашку. Огляделся по сторонам, взял камень, размером чуть больше кулака, и водрузил его на место головы.
– Так подойдёт?
– Вполне, – кивнул Константин.
– Хорошо, тогда... – я шумно выдохнул, протягивая ему левую руку. – Режьте, доктор!
Он прислонил лезвие к ладони, надавил, резко дёрнул вниз. Я зашипел от боли, но сдержался, чтобы не выругаться. Сжал пальцы и поднёс кровоточащий кулак к жёлтому камню, накапал сверху и сделал три прерывистые черты в сторону планшета. Профессор шёл за мной, соединяя капли в линии. То же самое повторилось ещё раз, уже к одежде. После Константин разрезал ладонь себе и повторил процедуру к месту, где собирался встать сам. Достал из разгрузки сначала платок, обмотал его вокруг раны. Следом за ним вытащил дневник, сверился с записями, кивнул.
– Всё правильно, теперь отойдите, пожалуйста, подальше, ближе ко входу.
Я последовал его совету. Кристина встала рядом, неотрывно следя за действиями отца. Тот вернулся к камню, ещё раз пробежался глазами по страницам из дневника.
– Семён, вы на месте?
Планшет поднялся в воздух.
– Да.
– Отлично, ну... – профессор глубоко вздохнул. – Начинаем.
Он полностью выпрямился, раскинул руки в стороны и что-то забормотал. Какое-то время ничего не происходило. Только подрагивающее пламя свечей освещало его смешную неказистую фигуру, похожую на распятие. Затем камень в углублении неожиданно сверкнул. Воздух над ним задрожал, через мгновение вспыхнул оранжевым маревом. Кровавые дорожки, идущие к Семёну, засветились, как посадочные полосы на аэродроме, и проявился мерцающий силуэт. Брат вытянулся струной, запрокинув голову. Его рот был широко раскрыт, совсем как в моём сне. Туманная дымка от камня потянулась к нему. Обволокла всего, и по пещере разнёсся то ли вздох, то ли стон. Тело занялось призрачным оранжевым огнём. Три черты, идущие к камню, загорелись неровными всполохами. Пламя пробежалось по ним и перекинулось на янтарь. Теперь он напоминал яркий факел.
Константин заговорил громче нараспев:
– Аха Ной Тутсун Айн Мо! Эйн Соф Эйнэ Молан Такк-ра!
Три линии крови, ведущие к нему, задымились и одновременно резко воспламенились.
– Санма Ра Катой Эйн Ло!
Огонь перекинулся на профессора. Охватил щиколотки, взлетел по ногам и начал расползаться по груди.
– Эйн Мо Катт-ра Нала Микк-та! Ста Да Соф Тутсун Айн Мо!
Языки пламени поднялись выше, заползали ему в рот, вылезая через глаза. Он уже кричал. Протяжное эхо гуляло под сводами пещеры, повторяя древние слова. Его тело поднялось в воздух, зависнув в полуметре от земли. Я смотрел на это, не в силах оторваться. Силуэт Семёна заметно потускнел. Энергия перетекала в камень и переходила к Константину. Его одежда начала тлеть.
– Крис! – пришлось наклониться к ней, чтобы она меня услышала. – Ты уверена, что это нормально?!
Девушка молча кивнула, не отводя взгляда от отца. Его джинсовая жилетка разошлась по швам и сползла на каменный пол. Фигура Константина полыхала. Клетчатая рубашка покрылась таким же горящим узором. Под ней показалась белая майка. Внезапно он рухнул вниз, припав на одно колено, чтобы через секунду снова взлететь, только гораздо выше. Остатки одежды на нём рвались в клочья. Я увидел тщедушную впалую грудь, всю исписанную странными чёрными татуировками. Сверху вниз её пересекал длинный уродливый шрам, зашитый грубыми неровными стежками. Я встряхнул Кристину за плечи.
– Какого чёрта! Что происходит?
Откуда-то издалека послышался крик. Я обернулся.
– Стойте! Нельзя этого делать! Стоямба, мать вашу!!
В тёмном провале коридора. откуда мы пришли, заплясал приближающийся луч фонаря. Оттуда пулей вылетел Артём с дробовиком наперевес.
– Этот старый пидор нас кинул! Он всё-таки сдох полтора года назад! – он замер на месте, увидев происходящее с Константином.
– В смысле? – я отпустил девушку, уставившись на друга.
– В прямом! – Артём посмотрел на меня. – Шёл по улице и скопытился, прохожие вызвали скорую, та констатировала смерть. Его даже вскрыть в морге успели, но ночью тело исчезло! И кто-то очень постарался всё это скрыть! Мои парни надавили на главврача больницы, он признался, что ему нехило тогда забашляли, чтобы замять дело! И угадай, кто к нему приходил?!
Я повернулся к девушке.
– Крис?!
На меня смотрели два чёрных пистолетных зрачка. Так вот зачем она полезла обниматься, а я даже ничего не почувствовал. Не опуская оружия, Кристина сделала шаг назад.
– Прости, Лёш! Прости, но я не могла по-другому! Это мой отец! Он только заберёт немного энергии у Семёна, и всё! Клянусь!
– Значит, вы кормили нас ложью с самого начала?
– Что ты хочешь от меня услышать? Всё, что я говорила тебе про своё детство, правда! У меня нет никого дороже его, а руны не способны долго обманывать смерть!
Артём двинулся к ней, она тут же перевела второй ствол на него.
– Тём, прошу, не надо, – буквально взмолилась девушка.
– Да брось, – усмехнулся он, – ты даже с предохранителя их не сняла.
Кристина на мгновение отвлеклась, но этого было достаточно. Я прыгнул вперёд, сбивая её с ног. Оружие улетело куда-то в сторону. Над головой грохнул выстрел.
– Нет! Нет! Нет! – она извивалась подо мной, как дикая кошка.
Дробовик рявкнул ещё раз, сразу за этим Артём от души выругался. Я посмотрел на Константина. Стальные шарики дроби зависли в полуметре от него и плавились, капая на пол серебряными ртутными шариками. Силуэт брата уже слабо мерцал, подрагивая тонкими контурами.
– Ну, сука! Ла-адно, – Артём перевёл ружье на полыхающий янтарь, от которого к профессору тянулся жирный оранжевый шлейф.
– Как же. Ты. Мне. Надоел.
Мощный глубокий голос Константина заполнил всю пещеру. Он вытянул объятую пламенем руку в его сторону. Сгусток огня метнулся тонкой горящей струной.
Я вижу это, как в замедленной съёмке.
Струна бьёт Артёму в горло. Пройдя насквозь, оборачивается вокруг шеи, кольцо сжимается. Мой друг роняет ружьё, хрипит, пытается ухватить огненную удавку. Она режет плоть, словно масло. Горелые обрубки пальцев летят вниз. Раздаётся отвратительный хруст, как будто режут арбуз. Артём недоуменно смотрит на меня, пытается что-то сказать. Но вместо слов изо рта льётся тёмная кровь. Его голова отделяется и с глухим стуком падает на серый каменный пол.
Я ненависть. Я первобытная ярость дикого зверя. На глаза опускается бордовая пелена. Ледяная смерть внутри распускает свои чёрные лепестки.
Вскакиваю одним рывком. Ещё одна горящая плеть ударяет в плечо, отшвыривая меня назад. Кристина поднимается, в ужасе смотрит на тело Артёма. Оборачивается к отцу.
– Стой, папа! Остановись! Не надо, пожалуйста!
Я лежу на холодной угловатой земле. Ко мне летят три полыхающих оранжевых щупальца. Вскидываю правую руку. Древние слова приходят ниоткуда.
– Сар-тх Эйн Морт!
Навстречу атакующим жалам бьёт яркий луч холода. Они резко меняют траекторию, расходясь в стороны. Одно из них проходит сквозь девушку. Я слышу пронзительный, полный боли, крик. Кристина поворачивается. Я вижу, как блестят её слёзы. Она шепчет: «Прости». Верхняя часть туловища съезжает по диагонали вниз. Ноги несколько секунд продолжают стоять, затем подгибаются и падают вперёд, выплёскивая из разрубленного тела внутренности.
Я боль. Жгучая, яростная безысходность непоправимой ошибки.
– Не-е-ет! Моя девочка! Кри-и-и-ис! – протяжный рёв профессора заставляет вибрировать воздух.
Он стремительно подлетает к изуродованному трупу, опускается вниз.
– Я всё исправлю! Я смогу! Я теперь всё могу! Я жизнь!
Он падает на колени, начинает лихорадочно собирать руками скользкие от крови органы. Я встаю, подхожу к нему. Сжимаю чёрные кулаки, в которых пульсирует голубой свет. Говорю глухо, скорее сам себе, чем ему:
– Зато я теперь смерть.
И бью со всей силы Константину в затылок.
Осколки черепа брызгают во все стороны. Очки летят на землю. Он падает на дочь, пачкаясь в её крови. Из спины профессора выстреливают сразу несколько щупалец, протыкая упругую чёрную кожу насквозь. Я чувствую не боль, нет. Страшную усталость. Его позвоночник выгибается дугой, разрывает старческую плоть, вздымаясь красно-белым костяным хребтом. Я вижу блестящие влажные рёбра, за ними два сморщенных мешка лёгких. Он с хрустом поворачивает голову на сто восемьдесят градусов. Руки удлиняются, трещат, выворачиваясь назад. Константин хватает меня за плечи, притягивает к себе.
– Это ты во всём виноват! Ты её убил! Проклятый чёрный ублюдок! Посмотри, что ты с ней сделал!
Я отклоняюсь и бью лбом в переносицу. Нос проваливается внутрь. Профессор визжит, брызжет алой слюной. Сразу десяток новых оранжевых игл вонзается в грудь, в шею, в руки, лишая сил.
– Я буду жрать твоего брата до конца времён! А ты будешь на это смотреть!
Он швыряет меня в стену. Встаёт, возвращает голове прежнее положение. Переваливаясь, идёт ко мне, похожий на уродливого старого горбуна. Длинные руки упираются костяшками пальцев в пол. Я пытаюсь подняться, перед глазами всё плывёт. Как же хочется спать! Что-то обвивается вокруг горла. Я слышу его торжествующий вопль:
– Скоро все познают силу жизни!
Закрываю глаза. И вижу маму. И повторяю за ней:
– Айн Соф Кхарн.
продолжение следует
Предыдущие части
_____________________________________________________________________________________________
Яичница с беконом в исполнении тёти Кати оказалась выше всяких похвал. Хотя кто бы сомневался. Едва я успел допить кофе (к слову, тоже великолепный, с кардамоном и корицей), как с улицы послышался утробный рычащий звук. Мы вышли на крыльцо и остолбенели от увиденного. За открытыми воротами стояли два настоящих железных монстра. Когда-то они являлись гордостью советского внедорожного автопрома, в народе именуемые просто уазик. Но сейчас угадать родство с легендарной машиной было практически невозможно. Огромные широкие колёса, величиной в половину человеческого роста, выдавались в стороны, грозно ощерившись глубокими бороздами толстых протекторов. Над матово-чёрной крышей возвышалась труба пластикового шноркеля. Рядом с ней расположился двухъярусный ряд квадратных фонарей. На капоте одного из франкенштейнов красовался рисунок оскаленной собачьей морды. Очевидно, это и был «лохматый», повредивший в последней поездке «задние лапы», если можно так сказать. Массивный кенгурятник с катушкой лебёдки довершал образ грозных чудовищ.
Возле ворот стоял Валера, на этот раз полностью одетый в пятнистую военку. Он явно наслаждался нашим молчаливым восхищением. Держу пари, даже ворота открыл специально, чтобы мы сполна оценили красоту его «малышек». Потому что я очень сомневаюсь, что хотя бы одна из них смогла бы поместиться во дворе.
– Вот это да, – выдохнула Кристина, – я такие только в кино видела.
Наш гид довольно улыбнулся, видя нашу реакцию. В машине с мордой собаки открылась дверь, на землю спрыгнул второй молодой человек, чуть постарше, в такой же зелёнке. Он подошёл к нам, кивнул, здороваясь.
– Утро доброе! Я Станислав, ваш второй проводник. Как вам у нас?
– Алексей, – ответил я, протягивая руку. – У вас просто великолепно! Меня так не кормили со времён, как я жил с родителями.
– Не сомневаюсь, – мужчина рассмеялся, пожимая мою ладонь. – Мама может.
– Конечно могу, – раздался позади нас голос тёти Кати. – Привет, Стасик. Пирожки возьмёшь в дорогу?
– Ма, ну когда я отказывался?
Крис с отцом сели к Валере, а мы с Артёмом – в «лохматого». Путешествие на таких прокачанных внедорожниках можно было отнести к отдельному аттракциону. Несмотря на изрядную болтанку, я с замиранием сердца следил за тем, как железный монстр, подминая под себя кусты и молодые деревца, забирался на очередной холм. Чёрт меня дёрнул выбрать место рядом с водителем. Потому что душа натурально уходила в пятки, когда машина ныряла мордой вниз, спускаясь в особенно глубокий овраг. Какое-то время мы ехали даже по руслу небольшой речушки, петлявшей между крутых скалистых берегов.
К полудню наша группа добралась до стоянки на трёх берёзах, где решили сделать небольшой привал. Проводники захватили с собой термосы с чаем, и мы отдали должное пирожкам тёти Кати.
– Ну, как вам поездка? Никого не укачало? – спросил Валера, разливая горячий ароматный напиток по небольшим складным стаканчикам.
– Да даже если я блевану, я потребую ехать дальше, – ответил Артём, откусывая добрую половину пирожка. – Мужики, вы охренеть крутые, клянусь. Так водить – это... ну... у меня слов нет. Кстати, долго вы своих динозавров собирали?
– Год примерно, – сказал Станислав. – Большая часть запчастей под заказ из Японии шла.
– Ого, а что, тут все на таких рассекают?
– Усиляют джипы многие, но вот именно такие – только у нас. Мы с Валеркой в детстве фильм один посмотрели, «Няньки»...
– А я его знаю! – воскликнула Крис. – Точно! Там два брата, здоровенных таких, ездили на огромной машине!
– Да, на бигфуте, – улыбнулся Станислав. – Вот мы и загорелись что-то похожее сделать. Вроде получилось.
– Получилось, – фыркнул Артём. – Я хоть кино не смотрел, но, парни, вы их точно на две головы переплюнули. Даже не сомневайтесь!
– Уговорили, не будем, – Валера сплюнул несколько чаинок, посмотрел в стаканчик и вылил остатки чая на землю. – Ну что, по коням?
Несмотря на то, что водил Стас действительно отменно, один раз нам всё же пришлось остановиться. Артёма таки укачало, и он исполнил свою угрозу-обещание. Вернулся из кустов не такой зелёный, как уходил, и расстроенно произнёс, вытирая рот пучком травы:
– Эх, пирожки жалко...
На Аккемское озеро приехали около пяти часов вечера. Я увидел, что Валера нисколько не приукрасил красоту этого места. Идеально гладкое зеркало воды отражало пронзительное синее небо так, словно было его частью, неведомо как упавшей на землю. По белому каменистому берегу тут и там чернели пятна от старых костров. На другой стороне виднелся неказистый домик с сарайчиком и несколько палаток поодаль, очевидно, таких же туристов. Мы оставили машины ближе к густому хвойному подлеску, забрали рюкзаки и отправились на берег разбивать лагерь возле одного из костровищ. Пока Стас возился с палатками, Валера разжёг костёр и сходил на озеро за водой.
– А что, эту воду можно пить? – осторожно удивился Константин.
– Конечно! – проводник вскрыл коробку с продуктами, достал пачку гречки. – Вы не смотрите, что она мутноватая, это из-за горных ледников.
– Искупаться бы, – мечтательно проговорила Кристина.
– Не советую, вода очень холодная, только если после бани забежать, да и то на пару секунд. Ноги сводит моментом.
После ужина заметно похолодало, и мы уселись вокруг костра, поближе к уютному теплу. Несмотря на недовольные взгляды отца, Кристина прижалась ко мне, положив голову на плечо. Валера что-то тихо бренчал на гитаре, Артём со стилусом в руках полностью погрузился в планшет, очевидно, общаясь с Семёном.
– Скажите, Станислав, – спросил я. – А зверей тут нет диких? Я понимаю, что место туристическое, но всё же.
– В лесу есть, само собой. Но к озеру только всякая мелочь выходит. Сурки, бурундуки, да пищухи иногда.
– Пищухи?
– Ну это что-то типа хомяков. Можете не переживать, в этом плане здесь безопасно.
– Защитишь меня от бурундука? – хихикнула шёпотом Кристина.
– Не знаю, – я посмотрел на неё и улыбнулся. – Но от пищухи точно спасу.
– Ты мой герой.
– Зря смеёшься, не стоит недооценивать бурундуков. «Чип и Дейл» смотрела?
– О да! Я всё думала, кого ты мне напоминаешь? Ты же вылитый Вжик!
– Если бы ваш отец не буравил меня взглядом, – сказал я вполголоса, – я бы вам устроил, мадам, такой вжик...
– Мадмуазель, я бы попросила!
– Да? А по вам заметно.
– Вы, сударь, хам, вы в курсе?
– Согласен, зато какой!
– Какой, какой – мой! – девушка прижалась сильней. – Мой невыносимый хам.
– У ваших ног согласен вечность быть, на мимолётный взор лелеять лишь надежду...
– Ого! Ты даже так можешь?
– Ну вообще в последнюю нашу ночь я вроде неплохо доказал, что могу по-всякому.
– И всё-таки хам, – вздохнула Крис.
Когда совсем стемнело, все разошлись спать. Какое-то время из палатки профессора и Кристины доносилось его ворчливое бормотание.
– Ты внёс разлад в семейную идиллию, – с усмешкой сказал Артём, забираясь в спальник.
– Ничего, привыкнет профессор.
– Может не успеть.
– В смысле?
– Ну ты говорил, ему недолго осталось.
– Тёма, – нахмурился я. – Вот иногда как ляпнешь! Знал бы ты, из какого дерьма он её вытащил, я бы на его месте так же переживал.
– Да ради бога, может, он и отец года, я не спорю. Мне вчера вечером парни мои звонили, там история совсем мутная какая-то. Но вроде что-то нащупали. Завтра обещали перезвонить.
– Ладно, держи в курсе, – я погасил висящий над нами небольшой ночник. – Давай спать. Утро вечера, сам знаешь.
Я проснулся как от резкого толчка. Полежал немного, прислушиваясь к происходящему вокруг. Слева посапывал Артём, где-то вдалеке шумела вода, а совсем тихо, почти на грани слышимости, раздавался странный гул. Очень знакомый гул.
Сделал глубокий вдох, расслабился и выскользнул из тела. Я вышел из палатки в серую ночную тьму. Огляделся: вроде бы всё спокойно. Обернулся назад, в сторону леса... Твою мать!
Сквозь плотный хвойный полог пробивалось пульсирующее оранжевое сияние! Я рванул туда, по привычке отсчитывая про себя расстояние. Метров через восемьдесят выскочил на небольшую полянку. Семён висел в воздухе, почти в центре, широко раскинув руки. Голова была опущена на грудь. Из его тела тянулись к деревьям переливающиеся цветные нити. Ещё одна выстрелила прямо из груди ко мне, но на полпути резко свернула и обвилась о ствол сосны. Кора дерева хрустнула, осыпаясь на землю. Ветви поникли, безжизненно согнувшись вниз. Брат напоминал паука, создающего светящуюся паутину. Я остановился, вытянул перед собой чёрную ладонь с бледно-голубым огоньком. В прошлый раз у меня получилось его успокоить, наверняка получится и в этот. Как объяснять внезапное появление довеска в виде куба из необычного льда, буду думать после. А если повезёт, то к утру Семён уже придёт в себя. Сделал несколько шагов вперёд. Брат зашевелился, с видимым трудом поднял голову. Увидел меня и заговорил. Голос был сиплый и чужой.
– Не надо, стой. Под... подожди. Я п-почти справился. Стой.
Он закрыл глаза, словно пытался сосредоточиться. Рот приоткрылся, по всей поляне растёкся хриплый стон, смешанный со странным клокотанием. Чудовищный в своей красоте перформанс конца света. Я напряжённо стоял и наблюдал. Спустя несколько минут этого жуткого представления паутина начала тускнеть. Она провисала, рвалась на части и опадала. Когда всё закончилось, брат медленно опустился вниз. Покачиваясь, встал, хватая руками воздух, затем тяжело осел прямо на землю.
– Я пытался успеть отойти подальше, – сказал он. – Но иногда это происходит слишком внезапно.
– Как тогда? В квартире?
– Да.
Я подошёл, опустился перед ним.
– Давно это началось?
– Чуть больше года. Раньше было редко, но последнее время...
Семён не договорил, но и так всё понятно. Второй приступ за четыре дня. Плохо дело.
– Почему ты ничего не говорил?
– Зачем? Да и что бы это изменило? Я должен был научиться справляться с этим сам.
– Слушай, ну вместе-то проще. Со Степанычем разобрались и...
– Вот именно! – Семён внезапно вскочил, качнулся, но устоял на ногах. – Сколько ещё ты будешь разгребать за мной дерьмо!? Знаешь, о чём я всё время думаю? Если бы в тот Новый год я не пережрал сраной палёнки и не поймал белку, этого всего вообще бы не было! Понимаешь?! Ладно я свою жизнь сломал, так ты седой, сука, из-за меня! А ты знаешь, что кричишь до сих пор во сне?! А я сижу рядом, слушаю, и мне орать хочется от ненависти к самому себе! Потому что я во всём виноват! И поэтому я сам должен был с этим разобраться. Понимаешь? Сам!
– Погоди, Сём...
Но брат не слышал, его несло дальше.
– Да и как вообще ты себе представляешь наш разговор? Привет, Лёх, как дела? Кстати, меня тут чё-то штырить начало так, что я стольк...
Он осёкся на полуслове, закусив губу. Меня пронзила страшная догадка. Так вот почему он спасал людей, вот что пытался исправить: загладить таким образом жгучее чувство вины. Я поднялся, спросил, глядя ему в глаза:
– Сколько ты уже убил?
Семён разом как-то сник, сгорбился и тихо ответил:
– Восемнадцать человек. Каждый раз, приходя в себя, я молился, чтобы рядом никого не оказалось. Но иногда... не везло. И знаешь, что самое дикое? Я великолепно себя чувствовал после, как будто энергетика жахнул.
– Ты в этом не виноват.
– А кто? Дядя Фёдор из Простоквашино?! А ещё, уж коли у нас вечер откровений, скажу тебе больше. Я очень боялся, что ты прочтёшь в новостях о странных высохших трупах и всё поймёшь. Поэтому я их сжигал. Как тогда, в пещере во время обряда. Ты ещё спросил, почему из ложа пошёл дым. И я ответил: «Кости дымятся». До сих пор помню, как ты переменился в лице. Как передёрнулся от отвращения. Теперь этим занимается твой брат!
Фигура Семёна вспыхнула ярче, заставив меня невольно отступить назад. Он расценил это по-своему.
– Что, думаешь, не стоило меня тогда спасать? – краем глаза я заметил, что стволы деревьев вокруг нас начали дымиться. – Может, ты и прав, – продолжал Семён. – Уж лучше бы Степаныч скармливал никому не нужных алкашей Древу, чем ходячая бомба в моём лице. Уж лучше...
– Ты достал, младший! – с неожиданной для самого себя злостью рявкнул я. – Оглянись вокруг! Из-за твоей истерики тут сейчас всё полыхнёт к чертям! Ты должен был рассказать, потому что мы семья! Потому что две головы лучше, чем одна твоя тупая башка! Ты мог поселиться подальше от людей, пока не научишься справляться с собой, но нет! Вместо этого решил спасать других взамен тех, кого убил! И как, полегчало? Твоё грёбаное чувство вины загнало тебя в тупик! Неужели ты не видишь?!
– Я делал это не поэтому! Ты не знаешь!
– Так расскажи! Сука, просто расскажи! Хватит секретов, брат. Я люблю тебя, но не смогу помочь, пока ты сам этого не захочешь. Пока не примешь себя таким, какой ты есть.
Мы стояли и смотрели друг на друга. В какой-то момент мне показалось, что он сможет вырвать из себя ту боль, что пожирала его изнутри. Но я ошибся.
– Завтра всё закончится, – глухо проговорил Семён. – Я стану обычным человеком и постараюсь всё забыть. Завтра.
Отвернулся и побрёл прочь сквозь сизую дымку тлеющих деревьев.
Книга на Литрес - https://www.litres.ru/book/daniil-azarov/predvaritelnyy-diag...
Предыдущие части
_______________________________________________________________________________________________
21
Надо признаться, готовила тётя Катя отменно. Казалось бы, простая тушёная картошка с мясом, но это было так вкусно, словно приготовила её моя мама. А мы все знаем, что лучше мамы никто готовить не умеет. Хозяйка стояла у плиты, с улыбкой наблюдая, как мы дружно уплетаем её стряпню.
– Ну вы даёте, – сказала она. – Как будто с голодного края вернулись. Серёжка ведь должен был вам завтрак на полянке накрыть по дороге.
– Да это просто так вкусно, тёть Кать, – ответил Артём с набитым ртом. – Вам шеф-поваром в ресторане надо быть.
– Так я им и работала, – она отвернулась к плите, что-то помешала в большой красной кастрюле. – У олигарха одного, личным поваром. Хороший был мужик, хоть и занудный до жути. Ювелиркой занимался. Денег предлагал кучу, только бы не уезжала. А я, как один раз тут побывала, так не смогла больше в городе жить. Поняла, что не моё это. Он мне на прощание даже кольцо подарил, с бриллиантом. Вот на это колечко тут всё и построено, кстати.
– Бывает же, – хмыкнул я, отставляя пустую тарелку. – Не скучно вам здесь?
– Ну ты скажешь, – Екатерина закрыла кастрюлю крышкой и выключила плиту. – Когда скучать-то? То огород, то скотина, сейчас вон туристов сезон, дом пустой не стоит почти. Скоро ещё Игорь Саныч мой из Бийска вернётся, новых людей привезёт. А ты говоришь, скучно!
– А Валера – это ваш сын?
– Крестник, сын у меня Станислав, они вас как раз повезут к Белухе.
– У вас тут прям семейный бизнес, – усмехнулся Артём.
– А как же, хочешь жить – крутись-вертись. Иначе быть не может.
– Тоже верно. А можно добавки попросить?
– Можно, почему нельзя. Ешьте, успеете ещё от гречки с консервами осатанеть.
После обеда заехал Валера, извинился, что сегодня выехать никак не получится, но завтра к утру машина точно будет готова. Не могу сказать, что мы сильно расстроились. Всем хотелось отдохнуть от непрерывной дороги. Да и ужин от такой хозяйки обещал быть отменным. Константин ушёл к себе подремать, Артём с Семёном отправились изучать посёлок, мы с Кристиной решили, что теперь наша очередь любоваться природой. От гостевого дома до реки было минут десять неспешным шагом.
Что скрывать, пейзаж вокруг действительно очаровывал своей первозданной красотой. Величественные горные пики скрывались под одеялом из белоснежных облаков. Зелёные террасы, уходящие плавными холмами до горизонта, могли бы дать неплохую фору своим собратьям из Новой Зеландии. А такого чистого кристально-синего неба я не видел вообще никогда в жизни. Тем более в Москве или Челябинске. Дойдя до каменистого берега реки, пересекли мост на другую сторону. И как-то совершенно незаметно оказалось, что мы идём, уже держась за руки.
– А как вы с профессором познакомились? – спросил я. – В смысле как так вообще получилось, что он тебя удочерил? А нет, выкупил! Точно, ты говорила, он тебя выкупил!
– Да, – Кристина грустно усмехнулась. – Так и есть. За ящик водки.
– Это же дичь какая-то.
– Ну как есть. Я жила в небольшой деревне под Тамбовом, Моршанки. Домов на двадцать всего. Когда была маленькой, мой дар проявлялся особенно сильно. Это сейчас я лишь иногда могу видеть следы смерти, а в четыре года заявила соседке, что скоро она умрёт. Дети ведь не понимают, что можно сказать, а о чём лучше промолчать. Мать меня тогда крепко отругала, но, само собой, никто всерьёз не воспринял. А когда через неделю на тётю Галю в лесу упало гнилое дерево, по деревне поползли слухи. Наш дом начали обходить стороной. В пять лет на колодце так же перепугала мамину подругу. И её вскоре зарубил топором пьяный муж. Можешь себе представить, каково жить с клеймом проклятой ведьмы в таком маленьком посёлке? Нам плевали вслед, рисовали по ночам кресты на заборе, но уезжать было некуда.
– Такое себе житие. Слушай, ну в город же могли переехать, продать дом, в конце концов.
– Отец работал на лесозаготовках, на местной лесопилке, говорил, что в Тамбове ему делать нечего, – девушка пожала плечами. – Не знаю, в общем. Не уехали, и всё. На свой седьмой день рождения я узнала, что он тоже скоро... уйдёт. И просто не смогла это скрывать. Досталось мне по первое число. Отец бил ремнём, мать – чем под руку попадётся. Два дня лежала потом, встать не могла.
– Сбылось?
– Конечно. Через две недели он, пьяный, свалился на лесопилке под какой-то пресс. Так я стала жить с матерью, которая меня ненавидит. А скоро и она начала пить. И бить.
– Жесть какая.
– Ну да. Жесть.
Кристина остановилась, посмотрела на небо и как-то судорожно вздохнула. Мне показалась, что мою ладонь сжали чуть крепче. Я встал перед ней, опустил её лицо к себе и нежно поцеловал. Девушка уткнулась мне в шею. Я почувствовал на коже горячие слёзы.
– Я даже из дома не могла выйти. Меня все ненавидели! Понимаешь, все! Бросались камнями, кричали, чтобы я убиралась обратно в ад. Однажды ночью мать спьяну попыталась меня задушить. А я не понимала, за что?!
Она плакала почти беззвучно. Наверное, как и привыкла за все эти годы. Я стоял и не знал, что делать. Нужно было что-то сказать, как-то поддержать её. Но все слова казались такими глупыми и бессмысленными. Пережить в детстве столько ужаса и страха... Просто потому, что она была не такая, как все.
И зверя нет страшней, чем человек.
Поэтому я просто обнял и крепко прижал к себе.
Наверняка со стороны это выглядело очень романтично. Двое обнимаются у берега реки, на фоне гор и бескрайних зелёных холмов. Если только не знать причину. Возможно, именно в этот момент я понял, что она значит для меня гораздо больше, чем простая любовница. Влюбился из жалости, скажет кто-то. Идите на хер. Вам не понять, как это – расти другим. Пытаться осознать, за что тебе досталось такое горькое «счастье». Да, наше с братом детство было золотым по сравнению с тем кошмаром, который она пережила. И, возможно, именно поэтому я ощутил нелепое, но очень едкое чувство вины.
– Никто больше, – прошептал я, зарываясь в её волосы, – никогда не посмеет причинить тебе боль.
Кристина отстранилась, подняла заплаканное лицо и едва улыбнулась.
– Обещаешь?
– Клянусь своей чёрной рукой. Чтоб она отсохла, если я вру.
Она засмеялась негромко, но я понял, что буря миновала. Отошла ещё на шаг, вытирая слезы рукавом джинсовой куртки.
– Прости, что так вывалила на тебя это всё. Просто до этого никому не рассказывала, кроме Кости... папы. Я правда считаю его своим вторым отцом. Настоящим отцом.
– Я понимаю, не переживай. Честно говоря, вообще удивлён, как ты смогла после такого вырасти нормальной, а не психопаткой какой-нибудь.
– Ну это не моя заслуга, – Кристина уже заметно успокоилась и присела на большой серый валун. – В то лето к нам в деревню приехала группа историков с археологами. Недалеко от нас были развалины старого монастыря. Они собирались его изучать, вести раскопки. Я начала убегать к ним. Проводила там все дни напролёт. Лишь бы только не дома. Их руководитель сначала был недоволен: я же всё-таки мешала работе. Но потом смягчился, стал рассказывать мне всякие истории про этот монастырь. Было не очень интересно, но я слушала и просила ещё. Потому что боялась, что иначе он меня прогонит. В итоге он разрешил им помогать. Иногда я даже оставалась ночевать у них в лагере, мы вместе готовили всем ужин на костре. Врала, что отпросилась у родителей. Кто-то даже в шутку называл меня его дочкой, потому что я не отходила от него ни на шаг.
– Их руководитель был Константин? – я подошёл и сел напротив неё, прямо на землю.
– Да. Когда я увидела, что они сворачиваются... Это было как... не знаю... конец всего хорошего, понимаешь? Единственного хорошего, что я знала. И у меня случилась истерика. Я рыдала у него на руках, просила не уезжать или забрать с собой, – Кристина усмехнулась. – До сих пор помню его вытянутое от удивления лицо. Он вообще не понимал, что происходит. Тогда я рассказала ему всё. Про своё проклятье, про семью, как к нам относятся в деревне, что мать меня однажды уже чуть не убила.
– Взрослый мужик так сразу поверил ребёнку?
– Нет конечно. Но мой дар очень его заинтересовал. Он пообещал вернуться.
– Профессор уже тогда знал о всей этой чертовщине с Древами?
Кристина кивнула.
– И хотя теперь я в это не верила, но он вернулся. Прошёлся по деревне, пообщался с нашими соседями. Могу представить, что они наговорили. Только его это убедило в том, что я действительно не вру. Потом он зашёл к нам. Я помню тот день, как сейчас. Было воскресенье. Мать накануне сильно напилась, избила меня и бросила в погреб. Сидя в холодной темноте, я услышала знакомый голос. Сначала думала, что послышалось. Я очень замёрзла и соображала уже с трудом. Но голос не исчезал. Единственное, что смогла, – кое-как забраться на лестницу, но открыть крышку не получилось. Мать что-то на неё поставила сверху, наверное, уже не собиралась меня выпускать. Не было сил даже плакать, и я просто начала скрестись. Знаешь, как собака в закрытую дверь. Царапала ногтями доски и скулила.
Не знаю, каким чудом, но Костя услышал. Сверху раздался шум, мамина ругань, а затем хлынул поток света и тепла. И меня потащили наверх. Как он её не убил, не знаю, но таких выражений от него я не слышала больше никогда в жизни. В общем, Костя меня забрал, дал матери денег на ящик водки. Запугал вдобавок судом и полицией. Она написала отказ от претензий на ребёнка. Бумажка – ерунда, конечно, но для пьющей деревенской бабы хватило. Вот так я и переехала в Москву.
Какое-то время мы сидели молча. Кристина встала, отряхнула джинсы. Я тоже поднялся.
– Лёш, давай ещё пройдёмся, хочу голову проветрить.
Я лихорадочно соображал, как можно разрядить обстановку, заставить её отвлечься от мрачных воспоминаний. И ляпнул первое, что пришло в голову:
– Знаешь, Крис, из твоей истории получился бы отличный сериал. И назывался бы он «Не родись нормальной».
Она удивлённо посмотрела на меня и, слава богу, сдавленно хихикнула.
– Теперь я точно уверена, о чём должна быть твоя следующая книга.
– Ну-ка?
– «Как пороть чушь с невозмутимым видом».
– Кстати, может стать бестселлером!
– Ну да, в Неверландии. О, я придумала сериал про вас с братом!
– Жги!
– «Двое: я и моя тень»!
Я расхохотался. Кристина смеялась, согнувшись в три погибели. Да, шутки были так себе, спорить не буду. Но мы веселились не над ними. Мы смеялись, чтобы прогнать безысходную жуть, что жила в памяти маленькой семилетней девочки, до сих пор сидящей в тёмном холодном подвале. У той, в которую я всё-таки влюбился. Окончательно и бесповоротно.
Мы вернулись в гостевой дом, когда начало уже смеркаться. На крыльце нас встретил изрядно взволнованный профессор.
– Кристина! Ну как так можно! Ушла, телефон оставила! Уже темнеет, а тебя всё нет!
– Прости, пап, – она смущённо потупилась, совсем как подросток. – Мы просто загулялись.
Тут Константин увидел, что мы держимся за руки, метнул на меня гневный взгляд. Поджал губы и молча скрылся в доме.
– Мне скоро тридцать, но для него я по-прежнему ребёнок, – сокрушённо вздохнула девушка.
– Потому что отец тебя любит и переживает. Это нормально.
– Я понимаю. Но иногда он просто невыносим. Ладно, пойду задобрю старого ворчуна.
– Давай, я пока Тёму поищу.
Мы зашли в дом, Кристина поднялась наверх, а я нашёл своего друга на диване в гостиной первого этажа.
– Что, получили трындулей? – усмехнулся Артём. – А я вот даже не сомневался, что ты её охомутаешь. Но девчонка хорошая, красивая. Зачёт.
На лежащем около него планшете появилась надпись:
– Кобель, я всегда это говорил.
– Ну-к, тихо, оба два. А то я сейчас кому-то припомню, как он от Ирки тайком по стриптиз-клубам шляется.
– Если я на диете, это ещё не значит, что мне нельзя посмотреть меню!
– Про меню ты будешь потом на следствии доказывать. Но я думаю, у твоего прокурора такой аргумент не прокатит.
– Всё, всё. Молчу! Куда ходили-то?
– Да так, за реку. Просто гуляли, трепались о том о сём.
– По-оня-ятно, значит, сегодня она у тебя ночует?
– Ну хорошо. Видит бог, я не хотел, но безумству храбрых поём мы песню. Сём, ты Иркин телефон помнишь? Надо срочно позвонить.
– Говно ты, – философски изрёк Артём. – Эх, угораздило вляпаться.
Он достал из кармана смартфон.
– Окей, «Гугл», как спрятать труп лучшего друга в горах?
– Кстати! «Гугл»! – я вспомнил про свой сон. – Тут интернет есть? Вайфай?
– Есть, но слабенький. Кино не посмотреть, так, по сайтам полазить.
– Отлично. Дай телефон, надо кое-что посмотреть.
– Ну, не зна-аю, – протянул Тёма, крутя его перед собой. – Вы так убедительно мне угрожали, молодой человек...
– Ой, да хорош уже! – я выхватил трубку и плюхнулся рядом с ним на диван.
– Что искать-то будешь? – спросил Артём, включая телевизор.
– Ты слышал о завесе Парокет и Страже Порога?
– Не-а, но сочетание Страж Порога мне не нравится. Опять какая-нибудь здоровая дура с якорем. Или кувалдой.
Планшет подвинулся по столику ближе к нам, стилус начал писать:
– Не с кувалдой, с трезубцем.
– Ну или с трезубцем, – сказал я, дожидаясь, пока прогрузится в телефоне страница поисковика. Дошло до меня только пару секунд спустя. – Погоди, Сём, ты знаешь, что это?
– Да.
– Та-ак, затейно. Просвети убогих.
– Страж Порога с трезубцем охраняет завесу Парокет. Это часть учения Каббалы.
– А почему с трезубцем? – вставил Артём.
– Он символизирует триединство отрицания самого себя.
– Чего?
– Страх, боль и гнев. Когда познаешь свой страх, усмиришь боль и отречёшься от гнева, тогда ты сможешь познать себя. Страж поднимет завесу и позволит пройти через порог вечности, который символизирует преграду перед тем, кто ты на самом деле и кем только хочешь казаться. Завеса Парокет скрывает последнюю стадию самопознания человека, для чего он на самом деле пришёл в этот мир.
– Ни хрена себе, – восхищённо выдавил Артём. – Ты где этого нахватался?
– Библиотека Степаныча в пещере? – догадался я.
– Да. Я же год там пролежал, а книг у него было навалом. Особенно по эзотерике и мистике. Делать особо было нечего, вот и читал всё подряд.
– И где найти этого Стража Порога?
– Нигде, считается, что это просто метафора. Когда исполнишь три условия, то сможешь заглянуть внутрь себя и стать тем, кем должен стать.
– А если не исполнишь?
– То будешь всю жизнь торчать в офисе с девяти до шести, платить за ипотеку и кататься на кредитной «Мазде», – хохотнул Артём.
– Тём, уймись, а?
– На самом деле он прав, грубо говоря, так и есть. Адепты Каббалы считали, что человек обречён на муки самопознания. Он либо плывёт по течению, управляемый чужой волей, живёт в мире навязанных ему ценностей, обладая лишь иллюзией свободы. Либо становится по-настоящему свободным, и сам управляет своей судьбой и остальными людьми. Примерно так.
– Чёт я не особо понимаю, о чём речь, – уже более серьёзно сказал мой друг. – Ну допустим, познал ты это вот всё, и? Сидишь такой просветлённый собственной значимостью, хорошо. Дальше-то что? Как этим пользоваться?
– Никак. Ты не пользуешься, просто живёшь, но совсем по-другому.
– Да в смысле?!
– Ну смотри, платные парковки в центре города. Тебе навязали их ценность, как правило. Ты едешь на машине, подсознательно испытываешь страх не найти места, боль от мысли, что придётся ездить кругами, искать, а потом ещё платить, и гнев на всю эту систему. А человек, познавший себя, просто едет, просто ставит и идёт по своим делам. Он не испытывает твоих чувств, и система на него не действует.
– Конечно, будь у меня тачка с люстрой и номерами... – Артём осёкся. – А... а-а-а... вот оно что?!
– Ага. Не подчиняешься чужим правилам. Ты создаёшь свои.
– Слушай, а мне нравится эта... как её, Каббала? Прям пошаговое руководство «Как стать Нео и чпокнуть "Матрицу"»!
Артём продолжал расспрашивать брата, а я снова погрузился в размышления. Выходит, Семён не просто читал, а изучал. Пытался осознать и понять. Настолько, что смог привести простой пример с парковками. Я вспомнил его слова, тогда, в пещере: «А что, если мы вообще для этого родились?»
Но в тот раз он думал, что речь об уничтожении кровожадного Древа. Оказалось, это не так. Судьба пошла на новый виток, разворачивая перед нами совершенно невероятную цепочку событий. Неужели всё происходящее – действительно часть какого-то плана? А мы лишь фигурки, пешки, которые, повинуясь чужой воле, двигаются по гладкой лакированной доске. Клетка белая, клетка чёрная. Мат. Конец игры. От такой мысли стало не по себе. С самого детства я не выносил, когда мной пытались управлять. Нечто внутри дыбилось непримиримой силой, выворачивая почти наизнанку от странной злости. Помню, однажды одна подруга затащила меня на лекцию модного, как сейчас говорят, коуча по саморазвитию. Щеголевато одетый блондин с холёным лоснящимся лицом рассказывал со сцены, что нужно делать, чтобы оставаться «в ресурсе». Ох как же меня выбесила эта фраза.
«Чтобы стать счастливым и богатым, вы должны просто себе это разрешить! Работайте, и вы заработаете!»
А все вокруг сидели и восторженно внимали советам из серии: «Дышите, если не хотите задохнуться!»
Скрипя зубами, я кое-как выдержал полчаса. Когда это полудурок начал втюхивать со сцены свои курсы и «Марафон счастья», в котором он подробно объяснит, как нужно жить, чтобы добиться всего желаемого, молча встал и вышел.
Я привык считать себя хозяином собственной судьбы и решений. Но что, если это всё не так? Что на самом деле я лишь кукла, стоящая сейчас на чёрном квадратике?
Хотел ли я когда-то уезжать из родного города? Да не особо, но отсутствие вменяемых перспектив и желание нормальной жизни выдавили меня, как прыщ, в сторону Москвы.
Хотел ли я возвращаться? Тоже нет, но, гонимый чувством вины в смерти младшего брата, приехал и встрял в дикую, невероятную историю с древними культами.
Даже сейчас припёрся к чёрту на рога только потому, что так сказал малознакомый странноватый профессор.
Вроде бы всегда решал сам, но, с другой стороны, обстоятельства вокруг создавали нужную мотивацию. Нужную кому? Мне? Или невидимому кукловоду?
Познать свой страх, усмирить боль и отречься от гнева. Пф, ерунда. Куплю паука, выпью «Нурофен» и перестану психовать. Делов-то. М-да.
– Нет, ну ладно мой племянник, балбес-школьник, со своим компьютером разговаривает, но чтобы взрослый мужик с планшетом!
Тётя Катя прошла мимо нас на кухню, неся в одной руке банку молока.
– Вот поэтому я из города и сбежала, пока совсем мозги набекрень не съехали.
Артём спешно подхватил висящий в воздухе стилус и широко улыбнулся.
– Это что, тёть Кать! Вы бы слышали, как я на свой ноутбук ору!
– Да уж верю, – усмехнулась хозяйка. – Ужинать будете? Я только пюре натолку, котлеты со вчера ещё остались. Домашние.
Мой друг выключил планшет, встал и напыщенно произнёс:
– Уважаемая Екатерина, вы делаете предложение, от которого решительно невозможно отказаться!
После ужина приехал Валера. Мы сидели в гостиной первого этажа и пили терпкий травяной чай с домашним печеньем. Крестник хозяйки сообщил, что с машиной всё в порядке и завтра утром мы можем выезжать. До Белухи было чуть больше пятидесяти километров, но через горы.
– Обычно, – сказал он, – все доезжают на шишигах до стоянки на трёх берёзах. А оттуда на лошадях или пешком. Это занимает не меньше трёх-четырёх дней. На наших малышках будем гораздо раньше. Сделаем только остановку на Аккемском озере. Невероятной красоты место, уверен, вам понравится. Там заночуем и к Белухе доберёмся в районе полудня.
– На шишигах? – спросил Константин. – Какое странное название. Какое-то вьючное животное?
– Нет! – Валера рассмеялся. – Это шестиколёсный грузовик с тентом. Модифицированный ГАЗ-66, специально для езды по бездорожью. Но дальше трёх берёз они не ездят: слишком большой риск застрять, а вытаскивать такую махину – дело хлопотное.
– Ого! – удивлённо присвистнул Артём. – На чём же тогда поедем мы? Боюсь себе представить.
– На чуде инженерной мысли, – наш гид снова улыбнулся. – Завтра увидите. Ладно, – он встал с дивана, – я отчаливаю, в десять утра жду всех во дворе.
На выходе увидел так и не распечатанную коробку с продуктами, обернулся к хозяйке, которая, по обыкновению, что-то хлопотала на кухне.
– Тёть Кать, ну ты как всегда! Зачем я только каждый раз припасы оставляю?
– Ой, вот сдалась мне твоя тушёнка! Жир с костями. На моей кухне этой гадости не будет!
Он сокрушённо покачал головой, забрал коробку и вышел.
Может, из-за чая, или свежего воздуха, или сытного ужина, а может, и всего вместе нас потянуло в сон, едва часы перевалили за десять вечера. Пожелав хозяйке спокойной ночи, мы поднялись к себе на этаж. Семён написал, что ещё пойдёт прогуляется, Кристина, Артём и профессор разошлись по комнатам, а я отправился в душ. По-быстрому ополоснулся, умылся и, надеясь, что девушка не успела уснуть, тихонько постучал в дверь с номером 3.
– Кто там? – почти сразу спросили меня шёпотом.
– Обслуживание номеров, – так же шёпотом ответил я.
С той стороны раздалось сдавленное хихиканье, щёлкнул замок. Я скользнул в тёмную комнату и тут же оказался в объятиях обнажённой тигрицы.
Предыдущие части
_____________________________________________________________________________________________
19
Я снова стою на бескрайней мёртвой равнине. Вдалеке виднеется одинокая фигура. Делаю всего один шаг и оказываюсь рядом с ней. Это женщина. На ней красивое чёрное платье. На голове маленькая вуалетка с бордовым бантом. Пышная юбка испачкана мазками серого пепла. Она поворачивается ко мне. Она красива и вместе с этим невероятно омерзительна. Изящные брови похожи на крылья птицы, что вот-вот – и сорвётся ввысь. Глаза мягкого изумрудного цвета смотрят со странной грустью. Чуть вздёрнутый курносый нос, тонкая линия почти бескровных губ. Но под ними... нет подбородка. Лицо продолжает тянуться вниз уродливой перевёрнутой маской. Кожа на ней дряблая, как у столетней старухи. Широкий нос пялится чёрными провалами ноздрей. Густые седые брови висят бахромой, падая на лоб беспорядочной паклей. Но самое жуткое – это глаза. Два огромных мутных бельма без век, покрытых странной сероватой коркой. Два застывших соляных озера.
Она открывает рот, я вижу ровные ряды одинаковых, похожих на иглы, зубов.
– Древо умирает, рождённый в двух мирах. Равновесие нарушено. – Её голос, неожиданно сильный и глубокий, заполняет собой всё пространство вокруг. – Ты должен торопиться.
– Второе Древо? Клипот? – спрашиваю я. – Куда торопиться? Вы о чём? Вы кто?
Торопливая дробь вопросов остаётся без ответа. Она вздрагивает, морщится, как от боли, закрывает глаза. Я слышу тихий хруст, непонятная корка на бельмах в нижней части лица трескается, опадает призрачной шелухой.
– Важно, кто ты! – перевёрнутая маска старухи каркает, словно больная ворона. – Ты идёшь по дороге, но не видишь путь! Гнев не излечит скорбь! Сила не победит страх!
Она гладит меня по щеке сухими жёлтыми пальцами без ногтей. Начинает шептать нежно и ласково:
– Склонись перед Стражем Порога, и завеса Парокет поднимется. Двое станут одним. Пророчество исполнится. И мир будет жить дальше, иначе вечная пустота.
Я отшатываюсь от неё, хочу убежать, но не могу. Я словно врос в эту проклятую мёрзлую землю. Вскидываю руки, чтобы оттолкнуть, только рук уже нет... это...
Я кричу, и наступает тьма.
20
Первое, что я увидел, было нечто маленькое и скомканное. Оно перекатывалось по ворсистому полу вперёд и назад совсем рядом со мной. Я протянул руку и достал его. Оказалось, это фантик из-под конфеты. Чёрно-красная обёртка с потускневшим глянцем. «Маска». Мои любимые конфеты в детстве. Зажал находку в кулаке и сел, стряхнув со щеки налипшую с пола мелкую грязь. В салоне микроавтобуса было темно, но за окнами угадывался сереющий рассвет.
– Простите, Алексей, с вами всё в порядке? – послышался негромкий голос.
Я поднял голову. Сверху вниз на меня смотрел Константин. Он сидел ближе всех, и, наверное, я задел его, когда свалился с сиденья. Всё внимание водителя было приковано к дороге, он даже не обратил на это внимания. Профессор явно только проснулся, вид у него был донельзя сонный.
– Да, да. Всё нормально, вы меня простите, – я улыбнулся. – Не привык спать сидя, вот и съехал. Спите, всё хорошо.
Константин ещё несколько секунд разглядывал меня, после кивнул и откинулся в кресле, закрыв глаза. Стараясь больше никого не потревожить, я встал, вернулся к себе на место. Из кармашка сиденья впереди всплыл в воздух планшет. Экран вспыхнул неприятным ярким белым светом. Я сощурился, прикрывая лицо ладонью. Невидимая рука уменьшила яркость, стилус начал писать:
– Опять лунатишь, братан?
Положил планшет на колени, написал в ответ:
– А что я делал?
– Сначала ничего, спал спокойно, как все. Потом бормотать что-то начал, дёргаться. Ну и грохнулся.
– Тётка жуткая приснилась. Сказала, что второе Древо умирает. И я должен торопиться.
– Куда?
– Понятия не имею. А у тебя не было больше видений?
– Да нет, я ж не сплю. Забыл?
– Ну, может, как-то по-другому. Галлюцинации? Нет?
– Нет.
Планшет внезапно потух и вернулся обратно в карман. Странная реакция. Брат не хочет об этом говорить? Почему? Значит, что-то есть? Зачем ему это скрывать, тем более от меня? Я откинулся на спинку, прислонил лоб к прохладному стеклу. За окном темнели вдалеке силуэты могучих гор. Густой подлесок у дороги сменялся полями, которые переходили в обширные лесные моря. Кажется, это называлось тайгой? Или нет? Надо будет спросить, когда приедем. Понемногу я задремал, всё ещё сжимая фантик из-под конфеты в кулаке.
Первую остановку мы сделали в десять утра. Машина съехала с грунтовой дороги в сторону небольшой утоптанной поляны, с одной стороны окружённой высокими соснами. С другой – открывался совершенно потрясающий вид на горы в обрамлении кристально-белых облаков. Пока разминались, водитель достал из багажника складной столик со стульями. Три термоса с горячим кофе и прозрачные пластиковые боксы с сэндвичами. Бутерброды оказались не очень, но с таким видом на горизонте всем было наплевать.
– А чувствуете, какой воздух? – спросила Кристина, не отрывая заворожённого взгляда от панорамы гор. – Такой прям... вкусный!
– У некоторых с непривычки даже голова иногда кружится, – вставил наш провожатый.
Девушка с лёгкой тревогой посмотрела на отца.
– Пап, ты как себя чувствуешь?
– Замечательно, милая! Просто замечательно! – с воодушевлением ответил тот. – Ты знаешь, я как будто помолодел лет на десять!
– И такое бывает, – усмехнулся водитель. – Многие даже лечиться приезжают. Алтай наш издревле славится местами силы, а уж Белуха-то и подавно. Вы, кстати, на гору пойдёте?
– Не знаю, посмотрим, – я допил кофе и встал. – Ну, что, по коням?
К половине первого наш микроавтобус проехал белую, изрядно побитую ржавчиной, прямоугольную табличку с надписью: «ТЮНГУР». Посёлок расположился прямо на берегу реки, вдоль которой мы ехали последний час. И это была деревня в полном смысле слова. Низкие бревенчатые дома соседствовали с постройками поновее, обшитыми досками или цветным обшарпанным сайдингом. Особенно аляповато на них смотрелись широкие круглые спутниковые тарелки. Такой привет из двадцать первого века застрявшим в восемнадцатом. Где-то участки были огорожены, а чуть дальше виднелись дома, стоящие, что называется, просто в чистом поле. Там же рядом паслись животные. Где коровы, где козы, а у самой горы, к которой с одной стороны прилепился посёлок, виднелись лошади. Мы проехали вдоль заборов по узкой улочке, разгоняя по дороге стайки недовольных кур. Возле синего дома с надписью: «Почта» притормозили. С деревянных ступенек поднялся светловолосый молодой человек в джинсах, чёрной футболке и ветровке цвета хаки. Он улыбнулся, приветственно махнул рукой и пошёл к нам. Забрался на сиденье рядом с водителем.
– Здорово, Серёг! Чё, как доехали?
– Нормально, как обычно.
– Ну и отлично. – парнишка повернулся к нам, сев вполоборота. – Всем привет! Меня зовут Валера! Я буду вашим гидом, проводником, поваром, шофёром, аниматором – в общем, всё, что захотите, в пределах уголовного кодекса, конечно. Мой напарник подойдёт чуть позже, он сейчас возится с лохматым.
– С лохматым? – переспросила Кристина. – С нами ещё собака поедет?
– Да нет, – Валера рассмеялся. – Мы так вторую машину зовём, увидите, сами поймёте. В последней поездке мост задний заклинило. Может быть, придётся отъезд до утра отложить, вы же не торопитесь?
– Да нет в принципе, – сказал я. – А где ночевать будем, если что?
– Да где хотите! Можете у реки палатки поставить, так многие делают. А можете в гостевом доме, номера всё равно до завтра проплачены.
– Давайте лучше в доме. Успеем ещё в палатках комаров накормить.
– Сказано – сделано! – он повернулся к водителю. – Поехали к тёте Кате, – затем снова ко мне. – А про комаров вы эт зря. У нас их нет почти. Погода вон какая стоит, жарища!
Мы неспешно проехали почти через весь посёлок до большого двухэтажного красного дома с остроконечной зелёной крышей. Валера выскочил из машины, открыл такие же красные, как и сам дом, ворота, и микроавтобус подъехал к массивному крыльцу. Там нас уже ждала пышнотелая дама лет пятидесяти, в голубом застиранном сарафане.
– Привет, тёть Кать! Принимай жильцов!
Пока мы вылезали наружу, наш гид обошёл машину, открыл задние двери.
Женщина спустилась со ступенек, приветливо улыбнулась.
– Добро пожаловать, дорогие гости! Первый раз на Алтае?
– Да, – ответил Артём, оглядываясь вокруг. – И, честно вам скажу, я, например, уже пожалел, что раньше не был. Красота у вас необыкновенная!
– Что есть, то есть, – довольно ответила тётя Катя. – Я сама сюда лет двадцать назад приехала, да так и осталась. Пойдёмте, я вам комнаты покажу.
– Погоди, тёть Кать, – из-за открытых дверей багажника микроавтобуса появился Валера с коробкой в руках. Подошёл ко мне, поставил её под ноги. – Значит смотрите... эм-м... – он чуть замялся, не зная моего имени.
– Алексей.
– Алексей, вот тут продукты вам: обед, ужин, завтрак, ну и по мелочи. Рюкзаки со всем остальным Сергей сейчас отвезёт на базу, а я к вам чуть позже ещё заеду.
– Хорошо, спасибо.
Мы пожали друг другу руки.
– Да, и если что, магазин вон там, – он махнул куда-то влево, откуда мы только что приехали. – Выбор небогатый, но всё, что нужно, есть. Только коньяк брать не советую, а водка нормальная. И там же аптека. Всё, я погнал! До скорой встречи!
– Валер, – окликнула его хозяйка дома, – Стасик заходил, просил тебя в гараж заглянуть. Чёт там у него не получается.
– Понял, спасибо, ща заскочим.
Тётя Катя повернулась к нам.
– Ну что, идём заселяться?
Изнутри дом мне показался даже больше, чем снаружи. На первом этаже была просторная гостиная с телевизором и парой диванов. За ней сразу кухня и длинный обеденный стол. Справа поднималась на второй этаж деревянная лестница с красивыми резными балясинами. На обитых бежевой вагонкой стенах висели рога всех видов и размеров. Левее уходил коридор с несколькими комнатами. Там, по словам хозяйки, жила она с мужем. Наши комнаты были наверху.
На втором этаже нас встретила такая же гостиная, только чуть поменьше, и шесть дверей с номерами. Тётя Катя раздала ключи от четырёх номеров, если их можно так назвать, и удалилась готовить обед. Сами комнаты оказались почти идентичны друг другу. Двуспальная кровать, небольшой журнальный столик с креслом и коричневый платяной шкаф. Различие состояло только в маленьких картинках, висящих над кроватями. Туалет с ванной были общие, но зато их два. Один на втором этаже и один на первом.
В целом жить можно, а для разовой ночёвки – более чем подходящее место.
Кристина сразу ушла в душ. Артём собрался на берег реки, полюбоваться красотами. Профессор и Семён вызвались составить ему компанию. А я решил остаться у себя, поразмышлять. Согласитесь, поводов к этому было хоть отбавляй. Я разделся, мельком глянул на себя в зеркало шкафа. Чёрная ребристая кожа целиком покрыла правую руку, плечо и всю грудь. Тёмная извилистая паутина от ранения гончей на боку протянулась почти на весь живот и спускалась вниз, на ногу. Выглядел я в самый раз для съёмок в каком-нибудь попкорновом боевике про супергероев. Даже грима не надо, на роль злодея взяли бы без всякого кастинга. М-да. Тяжело вздохнул своему отражению и улёгся на кровать.
Итак, открываем нашу любимую папку: «Хер его знает».
Во-первых, эти странные сны-видения. Последнее вообще выглядело как попытка связаться со мной, чтобы донести какую-то информацию. Возможно, как и с мамой, мозг пытался преобразовать полученные во время инициации знания в удобоваримые образы. Я вспомнил женщину с перевёрнутым лицом и внутренне содрогнулся. Ну нет, такой больной фантазии не могло быть даже у меня в подсознании. Значит, кто-то действительно хотел что-то рассказать. Пусть это будет факт.
Для чего?
Для того, чтобы я поторопился, так как второе Древо умирает. Поторопился куда? Мы и так уже практически прибыли в точку назначения. Да и преследователи, слава богу, пока отстали. Может быть, необходимо что-то сделать. Или доделать.
Например, поклониться какому-то Стражу Порога, и тогда он поднимет некую завесу Парокет. И двое станут одним, и расцветут ромашки, бла-бла-бла. Твою мать. Я ощущал себя первоклассником, который пытается решить задачку по тригонометрии. Надо спросить у профессора, он у нас кладезь странной информации обо всей этой чертовщине. Хотя, признаюсь, его менторский стиль общения начинал немного раздражать. Ещё эти паузы, когда он в своих размышлениях уходил в себя. Если тут есть интернет, возьму у Артёма смартфон и погуглю сначала сам. Принимается. Едем дальше.
Мой родной брат. Только сейчас я понял: ведь мне почти ничего не известно о том, что произошло в пещере под психушкой после нашего бегства. Как он уничтожил первое Древо? Разумеется, когда Семён только появился, я засыпал его вопросами, но... Отвечал брат всегда неохотно, словно эта тема была ему неприятна.
«Ударил раз, ударил два, потом всё вспыхнуло, и я отключился. Пришёл в себя уже на развалинах, вокруг куча полиции, а меня никто не замечает».
И всё. Коротко и сухо. Странно? Да, странно. Но мне не хотелось тогда бередить старые раны. К тому же, радость от его «второго пришествия», скажем так, затмила собой такое поведение. Ну не хочет говорить, и не надо. Но теперь, в свете последних событий... Вот так просто раздолбать, по сути, кусок мироздания? Хм.
Потом эти путешествия по просторам родной страны. Семён всегда увлечённо рассказывал о них, но почему-то умалчивал о том, как спасал совершенно незнакомых ему людей от неминуемой гибели. А я абсолютно уверен: это был он. Бывший алкоголик стыдился своих благородных поступков? Такое бывает? А то, как отреагировал на недавние расспросы про галлюцинации? Семён явно что-то скрывал. Почему? Когда так произошло, что мой брат перестал мне доверять? Или не хотел впутывать в нечто такое, чего не понимал до конца сам? Этот вариант, безусловно, приятней, но не даёт ответов. А может быть, та вспышка в квартире подопечных Машкиных девочек была уже не первой? Тогда оставались бы жертвы. Где-то в новостях в интернете обязательно промелькнули бы статьи о загадочных массовых смертях и высохших трупах. Такую трешатину только дай, сразу разнесут везде, где возможно.
Хм.
Мои безрадостные размышления прервал негромкий стук. Гулёны вернулись?
– Да, кто там?
Дверь приоткрылась, и в проёме показалась голова Кристины с мокрыми волосами.
– Лёш, а где все?
– На речке, восторгаются местной природой.
– И Семён?
– И Семён.
Девушка зашла в комнату, прикрыв за собой дверь. И на этот раз уже на ней было только одно полотенце.
– А ты чего не пошёл? – она совершенно по-хулигански улыбнулась. – Меня решил подождать?
Сначала я хотел сказать правду, но, когда полотенце упало на пол, понял, что в таком случае совершу непоправимую глупость. И ответил просто:
– Да.
Книга на Литрес - https://www.litres.ru/book/daniil-azarov/predvaritelnyy-diag...
Предыдущие части
____________________________________________________________________________________________
К семи часам утра следующего дня потрёпанные остатки поезда Москва – Новосибирск медленно вкатились на пустой вокзал Барабинска, небольшого городка примерно в трёхстах километрах от Новосибирска. Решение покинуть поезд раньше было общим. Нарываться на ещё одну вероятную засаду не хотелось никому. Мы прибыли на станцию с опережением графика на полдня, а то и больше. Машинисты гнали локомотив без остановок и на максимально возможной скорости. В какой-то момент мне надоело их караулить, угрожая оружием, поэтому я решил показать обоим реальное обличие наших преследователей. Благо нарубил Семён гончих во второй кабине с избытком. Тот же фокус, что помог мне тогда в психушке с Артёмом и Сергеем, безотказно сработал и на этот раз. Разумеется, у них появилась куча вопросов, но суровый вид Артёма с его липовой ксивой майора ФСБ красиво завершил своеобразную вербовку.
Как смогли, прибрались в вагоне, выкидывая разлагающиеся трупы в ошмётках одежды прямо в разбитые окна. Три купе остались нетронутыми, куда я и отправил всех отдыхать. Константин под неусыпным вниманием дочери постепенно приходил в себя, что не могло не радовать. Несмотря на смертельную заразу, пожирающую его изнутри, снаружи он оказался гораздо крепче. Только жаловался на лёгкую тошноту и солидных размеров шишку на затылке.
Мы сошли на пустой перрон навстречу бегущему от здания вокзала дежурному по станции. Он остановился на полпути, ошеломлённо переводя взгляд с вагона, в котором почти не осталось целых окон, на заляпанный кровью гончих локомотив. Артём помахал ему рукой, доставая удостоверение. Отдал мне сумку и быстро пошёл к мужчине. Привычным уже движением развернул перед лицом дежурного красную книжечку, что-то начал объяснять, кивнув в сторону вылезающих из локомотива машинистов.
– Валим быстрее, – негромко проговорил Артём, догоняя нас возле стеклянных дверей. – Я ему наплёл там с три короба, велел пока машинистов разместить. Обещал сейчас вернуться.
Нам снова чуть-чуть повезло. На пустой парковке у вокзала стоял небольшой белый микроавтобус с дремавшим в нём водителем. Я постучал в приоткрытое окно, он вскинулся от неожиданности. Надвинутая на глаза синяя бейсболка с надписью USA свалилась в ноги. Ему было около пятидесяти, в широко расстёгнутой цветастой рубахе, и массивным распятием на груди. Всем своим видом он словно застыл где-то в конце девяностых. Мужик недовольно сощурился, посмотрел на бейсболку, на меня.
– Ну чего ломишься-то? Не видишь, спит человек. Кепка вон... упала. – Он водрузил головной убор на место и снова буркнул: – Чего?
– Извините, – я улыбнулся с максимальным дружелюбием, на которое был способен. – Мы только с поезда, и мне показалось, что вы здесь таксуете. А нам как раз очень машина нужна.
– Я-то? Не-ет. Ну в смысле, так-то да, но сейчас нет. Тёщу встречаю, – он мощно зевнул, сверкнув золотыми зубами, посмотрел на часы. – Чёт электричка задерживается, вот и прикемарил. А вам куда надо? – водитель вдруг оживился. – Если тут недалеко, то могу докинуть. Недорого, чё. Всё равно разбудили.
– В Новосибирск.
Он несколько секунд оторопело пялился на нашу потрёпанную компанию, а после раскатисто засмеялся сиплым смехом заядлого курильщика.
– В Новосибирск-то? Конечно, почему нет? Мигом домчим! – затем резко посуровел. – Валите отсюда, шутники хреновы.
Я достал из джинсов бумажник, вынул пятитысячную купюру.
– А я и не шучу, уважаемый. Правда, очень в Новосибирск нужно.
Водитель нахмурился, пригляделся к красной бумажке в руке. Ещё раз оценивающе посмотрел сначала на меня, после на остальных.
– Да не, ну я ж говорю, тёщу встречаю. Подите тут, постойте, скоро Толян подъедет. Он на дальняк гонять не любит, но, можт, и отвезёт.
Я добавил вторую пятитысячную.
– А так?
– Да чё ж ты мне душу-то рвёшь! – искренне и как-то по-детски возмутился водитель. – Ты знаешь, чё со мной эта карга старая сделает, если я её не встречу?
Когда я достал третью купюру, водитель шумно вздохнул, поскрёб красную загорелую грудь, не отрывая глаз от денег.
– А вообще тут идти-то, два раза плюнуть – и пришёл. Ничё с ней не случится. Залазь давай, к полудню будем. Ток деньгу вперёд!
Едва мы погрузились и отъехали, как мужик кому-то позвонил.
– Алло, Толь, здорóво. Проснулся уже? Нет ещё? Ну извини. Ты это, погоди засыпать. Сгоняй на вокзал по шурику, Люськина мать скоро должна из Омска приехать на электричке. А у меня, понимаешь, не получается никак, надо людям одним хорошим помочь. Ага. Да. Так тёща к хорошим людям не относится, сам знаешь!
Мужик хохотнул и продолжил:
– По двойному тарифу, не бзди. И магарыч, да. Я те дам два! Не борзей, сосед. Ага. Всё, давай! Спасибо, выручил!
Он отключил телефон, положил его в карман двери.
– Ну вот и Толян пригодился. Зинаида Пална меньше орать не будет, конечно, но хотя бы без ультразвука. А пятнашка лишней никогда не бывает, пральна говорю?
Я усмехнулся и кивнул.
– Семён, – водитель протянул руку.
– Как брата моего, – слегка удивился я, пожимая крепкую грубую ладонь.
– Да ну? – он озадаченно смотрел на мою чёрную кисть, а я проклинал свою беспечность. – Кхм, выходит, хороший парень должен быть. Ток ты его к синьке не подпускай. Мы, Семёны, знаешь, как на пробку наступим, так неделю на ней стоять можем. Точно тебе говорю. Если б не Люська моя, золотая баба, сгнил бы давно уже в подворотне. Даром, что мать у неё мегера, каких даже в аду нет наверняка. Потому что одна она такая и здесь обитает!
Он расхохотался собственной шутке и продолжил:
– А с рукой-то что у тебя? Смотреть страшно.
– Это? – я с улыбкой покрутил перед собой ладонью. – Татуировка такая. Ошибка молодости, можно сказать.
– Татуиро-овка, – протянул Семён. – Знатно ты ошибся, как я погляжу. Хех, мой мелкий тоже хотел себе татуиро-овку. Я ему так и сказал, где наколку сделаешь, там жить и останешься.
– Жаль мне никто тогда мозги не вправил.
– Эт точно. Понятно, ну всякое бывает. А ты, стало быть?.. – водитель замолчал, явно ожидая, пока я представлюсь.
– Михаил, это Женя, Тимур и Владислав, дядя Тимура, – я кивнул на сидевших позади друзей.
Сам не знаю, почему вдруг решил не называть настоящих имён. Тем более про брата уже ляпнул. Понятно, что, когда органы всерьёз примутся за розыск террористов, угнавших поезд, это не спасёт. Ну и чёрт с ним. Сказал и сказал.
– Семён, – повторил водитель, кивнув всем вполоборота. – А что за спешка у вас такая? Доехали бы спокойно на автобусе или вон, на электричке.
– Да мы торопимся, отстали от группы. У нас турпоход в горы намечается, из Новосиба стартуем. Ребята все там уже, нас только ждут.
– Поход? – Семён быстро глянул в зеркало заднего вида на Артёма в пусть и изрядно помятом, но всё же далеко не туристическом костюме. – Хм, поход так поход. Дело хорошее. Воздух, опять же, в горах замечательный. Я тоже ходил, по молодости. Потом надоело. А куда идёте?
– Эм-м, – промычал я неуверенно. – Не помню, мы в первый раз. У старшего группы там карта, маршрут. Он скидывал, конечно, но в ней пойди разберись, где что.
– А в Новосибирске-то вам куда? Хоть это помните, туристы? – хмыкнул мужик.
– Конечно, – я улыбнулся. – Гостиница «Новосибирск».
Честно говоря, ляпнул наугад, рассчитывая лишь на то, что в каждом крупном городе-миллионнике должен быть отель, гордо носящий его название.
– Вроде была такая. Найдём, не переживайте. Никуда от вас горы не денутся.
Следующие три с лишним часа поездки пролетели почти незаметно. Семён оказался словоохотливым мужиком и без устали травил байки из жизни вперемешку с анекдотами. Разумеется, не обошлось без историй из его горных походов.
«И, значит, заходим мы в эту пещеру, а там, не поверишь, Мих, прям груда костей! По пояс примерно. А сбоку череп лежит. Человеческий! Я те клянусь! Чё ты ухмыляешься! Мы с Толяном только переглянулись и как дёрнули оттуда, не сговариваясь! Не дай бог, с хозяином пришлось бы встретиться. Хрен бы вас кто повёз тогда сегодня».
Около половины одиннадцатого утра мы въехали в город. Семён тормознул у обочины, встал на аварийке. Достал из двери телефон и открыл приложение с картой.
– А ты заметил, кстати, тёща-то и не позвонила ни разу. – проговорил он, не отрываясь от экрана. – К моему возвращению яд копит, к гадалке не ходи. Жаба варикозная. А я ей пятачок под нос суну, от тут она и сомлеет. И Люське веник какой-нибудь, попушистей. Точно, так и сделаю. Значит, вот, гляди, это твоя гостиница? Парк-отель «Новосибирск» на Вокзальной магистрали, дом 1. Оно?
Я повернулся к Артёму.
– Тим, посмотри пожалуйста, тебе Машка вроде адрес скидывала. Вокзальная магистраль, 1.
Он достал из пиджака смартфон, сделал вид, будто что-то ищет и читает, после чего кивнул.
– Да, похоже на правду.
– Вроде скидывала. Похоже на пра-авду. – повторил с усмешкой водитель. – Ну... туристы… – и вырулил обратно на дорогу.
Через полчаса микроавтобус остановился возле узкой белой высотки с массивным выдающимся вперёд крыльцом первого этажа. Оно было выложено красивыми плитами цвета какао под мрамор, и создавалось впечатление, будто гостиница возвышается на эдаком постаменте. Синяя надпись затейливой вязью гласила, что это архитектурное величие называется «Маринс Парк Отель Новосибирск».
– Ну, всё, приехали. Вот ваша гостиница, – сообщил водитель, останавливаясь у главного входа. – Получите, распишитесь. Как и обещал, даже раньше полудня вышло. Идите, ищите своих скалолазов.
– Спасибо вам большое. Вы правда нас очень выручили.
– Да ладно, чего уж там, выручил. Уговаривать умеешь, аргументы у тебя весомые, – он хохотнул. – Музыку себе поставлю новую, давно хотел.
Я кивнул на прощание, вылез из машины, потянулся, разминая затёкшие в поездке суставы. Помог выйти Кристине и Константину. Мы пошли в сторону широких стеклянных дверей, когда Семён меня окликнул:
– Брату привет передавай от тёзки! И смотри, чтоб не бухал, а то намаешься с ним хуже, чем я со своей тёщей!
Он махнул рукой и вырулил обратно на дорогу.
Мы сняли два номера на десятом этаже. Один для профессора с дочерью и второй для нас с Артёмом и Семёном. Я связался с туристическим агентством. Договорились о том, что менеджер с договором приедет в три часа сразу в гостиницу, а в девять вечера прибудет водитель для ночного трансфера в Тюнгур. Также уточнил по необходимому снаряжению, которое нужно купить. Оказалось, всё основное уже входит в стоимость, включая питание в пути. Разумеется, при желании можно что-то взять с собой ещё, но тащить придётся самому, на своём горбу, если планируем восхождение на гору. Когда я закончил разговор, Артём вышел из душа и вывалил на кровать всё содержимое своей сумки. Итого в нашем распоряжении было: помятый спортивный костюм, который он сразу надел, чёрные кроссовки с носками (их постигла та же участь), два дробовика «Бенелли М4», почти полная коробка патронов к ним, два потёртых ПМа, четыре пистолетные обоймы и спутниковый телефон с короткой толстой антенной.
– А ты как думал? – усмехнулся друг на мой удивлённый взгляд. – Сомневаюсь, что мобильники будут работать в горах. Я ещё жду звонка от ребят по поводу твоего профессора, так что без связи мне нельзя оставаться. Да и вообще штука полезная.
Я молча кивнул, ещё раз осмотрел вещи. Чего-то не хватало... Твою мать! Ну конечно! Сумка с манекеном осталась в нашем вагоне! И как теперь быть?! Проклиная дырявую голову, вышел из номера и постучался в соседний. Дверь открыла Кристина.
– У нас проблема, – начал я с ходу.
– О боже, – простонала девушка. – Снова эти проклятые гончие?
– Нет, я забыл в поезде сумку с манекеном Семёна.
– Фух, – она облегчённо выдохнула. – Я уж думала, опять куда-то бежать.
– Что случилось, Крис? – раздался за её спиной голос профессора.
– Лёша говорит, что оставил в поезде манекен для Семёна, – Кристина открыла дверь шире и посторонилась, пропуская меня внутрь.
Константин вышел из ванной, на ходу застёгивая рубашку.
– Это, конечно, не очень хорошо, – он остановился посреди комнаты, задумчиво пожевал губы. – Но, думаю, не смертельно. Когда мы уезжаем?
– В девять вечера за нами приедет водитель.
– Отлично, значит, вы успеете в магазин. Купите там любые брюки, рубашку и ботинки. Разложим их на земле, а вместо головы найдём какой-нибудь камень.
– И это сработает?
– Молодой человек, – наставительно сказал он. – Я до конца не уверен даже в самом обряде. Он должен помочь, да, но... сами понимаете. Такого ещё никто никогда не делал.
– Вообще, Лёш, – добавила девушка, – тебе самому было бы неплохо переодеться, ты джинсы свои видел? Да и мне не помешает новая футболка. Бельё опять же...
Последнее она проговорила очень тихо, так, чтобы услышал только я.
– Ну да, вариантов у нас немного, – согласился я. – Хорошо, давайте чуть позже сходим пообедаем, в три часа здесь будет менеджер из турагентства. У него как раз спросим, где тут ближайший магазин со шмотками.
– Вот и отлично! Люблю ходить за обновками! А теперь, с твоего позволения, я пойду в душ, – Кристина кокетливо улыбнулась. – Зайдёшь попозже?
– Конечно.
Она закрыла за мной дверь, но я успел увидеть недовольный отцовский взгляд.
В целом день прошёл спокойно. Еда в местном ресторане оказалась вполне сносной, приехавший с договором молодой парнишка – дружелюбным и разговорчивым, а цены в торговом центре поблизости – более чем демократичными. Правда, за нами увязался Семён и крайне придирчиво подбирал гардероб, из которого будет состоять его будущее тело. Я сменил джинсы и ветровку, Кристина набрала футболок на нас двоих. Конечно, не обошлось и без новой клетчатой рубашки для профессора. Немного подумав, купил тёплых вещей и всякой мелочи в виде трусов, носков и всё сложил в купленную ещё одну спортивную сумку. Разделить оружие на две части показалось мне хорошей идеей. Чем таскать наш арсенал весь поход по очереди, проще разложить его по сумкам.
Вечером мы выписались из гостиницы и погрузились в приехавший за нами минивэн. Такой же, как привёз нас сюда, только тёмно-синего цвета, с переделанными задними рядами сидений для более комфортного путешествия. Водитель вкратце описал предстоящий маршрут. Днём, около часа, мы должны были приехать в Тюнгур, где нас встретят два проводника на внедорожниках, которые отвезут группу к подножию горы. Дальше по желанию: можем просто встать лагерем на несколько дней или начать восхождение. Большую часть микроавтобуса занимали походные рюкзаки и коробки с продуктами. Голодать не будем, уже хорошо.
Учитывая, какими напряжёнными были последние сутки, едва мы выехали из города, как все начали потихоньку засыпать. Я понятия не имел, что нас ждёт, поэтому тоже решил хорошенько выспаться. Погрузившись в лёгкую дремоту, выскользнул из тела, чтобы проведать перед сном Семёна. Меня ещё тревожил тот его внезапный приступ «оранжевого бешенства», но вроде бы всё было в порядке. Чувствовал он себя отлично, хотя заметно нервничал. К поведению профессора у него претензий не имелось, но вот сомнения в успехе обряда появились.
– Не знаю, Лёх, а вдруг не получится? Чё тогда будем делать? Сам же видишь, этот грёбаный культ по пятам за нами идёт.
– Ты спроси что полегче. Откуда я знаю? Пока план такой, а дальше по обстоятельствам. В горах поселимся, пускай ищут. А если сунутся, такую встречу устроим – кровью срать устанут. Сколько мы уже гончих положили? Даже с этим, как его, Молохом-хуёлохом справились. Хорош паниковать. Из дурки выбрались, здесь тоже как-нибудь выкрутимся. Усёк, Васёк? Не бзди.
– Усёк, старший, – он усмехнулся. – Ладно, спи давай. Посторожу пока.
Я послал ему воздушный поцелуй, получил в ответ поднятый средний палец, вернулся в тело и крепко заснул.
